Александр Рябинин
Курортная Зона
Глава 1. Заманчивое предложение
Начальник областного управления исполнения наказаний генерал-майор Кравченко оторвал взгляд от мухи, которая барахталась в графине с водой, пытаясь спасти свою никчемную жизнь, и посмотрел на входящего в кабинет майора Уварова.
– Вызывали, товарищ генерал? – спросил вошедший, пытаясь втянуть заметно выступающий живот.
– Проходи, Паша, присаживайся, разговор есть. И расслабься, ты ж не на параде, – широко улыбаясь, обратился к майору хозяин кабинета.
«Мягко стелет – не к добру», – подумал Уваров и присел на стул, указанный начальником.
Павел Сергеевич Уваров служил в областном УИН уже восемнадцать лет и на данный момент занимал должность начальника отдела режима и надзора. Мужская часть коллектива относилась к нему с уважением, а женская – с обожанием. Сотрудницы управления между собой называли Уварова «душкой». Без его активного участия не проходило ни одно коллективное мероприятие, будь то праздничная вечеринка или поездка в лес за грибами.
Павел Сергеевич не отличался броской внешностью. Невысокий рост и очевидная склонность к полноте компенсировались яркой харизматичностью. В любой компании Уваров всегда находился в центре внимания. Он профессионально играл на гитаре и аккордеоне, обладал хорошо поставленным голосом и знал наизусть невероятное количество популярных песен. А еще его феноменальная память хранила множество различных историй и анекдотов на все случаи жизни. И рассказчиком он был отменным. А различные кроссворды и головоломки щелкал как семечки благодаря не столько глубоким знаниям, сколько все той же удивительной памяти…
Паша родился и вырос в Ленинграде. С раннего детства его любимым занятием стало чтение. А складывать буквы в слова он научился в пять лет. И читал все, что попадалось под руку: книги, журналы, газеты самых разных жанров и направлений. Зачастую он совершенно не понимал содержание прочитанного. Но, что удивительно, многое запоминал наизусть. С одинаковым интересом он прочитывал от корки до корки журналы «Наука и жизнь», «Работница» и газету «Известия», на которые из года в год подписывались его родители. А на пятнадцатилетие отец подарил ему Большую советскую энциклопедию. И с этого момента вся прочая литература отошла на второй план. Благодаря редкой природной памяти Паша уже к окончанию школы обладал энциклопедическими знаниями. Окружающие поражались его интеллекту. Только родители да учителя знали, что умственные способности здесь ни при чем. Все дело – в поразительной памяти. К примеру, Паше было достаточно один раз пробежать глазами заданное по литературе стихотворение – и он рассказывал его на уроке без единой запинки. Но это еще что. Он таким же образом заучивал наизусть математические или химические формулы, совершенно не понимая их. Преподаватели точных наук, конечно, знали, что Уваров – типичный «зубрилка», но оценки ниже «четверки» ему не ставили. Парень-то старался, учил, за что ж его наказывать. Только однажды учитель математики Илья Васильевич не сдержался.
А дело было так.
Вызвал он Уварова и дал задание – написать на доске тригонометрические уравнения, заданные на дом.
– А можно, я писать не буду, а так расскажу? – спросил Паша.
Учитель поверх очков удивленно посмотрел на ученика:
– Ну хорошо, рассказывай так.
Павел сосредоточил взгляд на портрете Лобачевского, который висел над доской, и на одном дыхании, без пауз, монотонно произнес:
– Синус квадрат альфа плюс косинус квадрат альфа равно единице синус альфа разделить на косинус альфа равно тангенс альфа косинус квадрат альфа…
Вот тут учитель не сдержался и прервал ученика:
– Аминь, Уваров. С таким талантом тебе надо в священники идти, проповеди читать.
Класс взорвался от смеха, а Илья Васильевич, тем не менее, поставил Уварову очередную «четверку» – за старание…
Кроме чтения, было у Паши еще одно увлечение – музыка. С шести лет он учился в музыкальной школе. У Уварова рано обнаружился абсолютный слух, а благодаря выдающейся памяти он достигал поразительных результатов. Паша с отличием закончил классы аккордеона и вокала, а к окончанию школы факультативно освоил игру на гитаре, что очень помогало ему в общении. Особенно с девушками…
Школу Уваров закончил без «троек». И поступил в консерваторию, что было вполне ожидаемо. Но, проучившись полтора года, Павел, ко всеобщему удивлению, покинул учебное заведение и ушел в армию.
Сказать, что родители были в шоке, – это ничего не сказать. Они были убиты наповал. Еще бы. Мама уже видела своего единственного, ненаглядного сыночка на сценах ведущих оперных театров мира.
А он взял и все перечеркнул…
Причина странного поступка объяснялась очень просто. Павел влюбился. И не просто влюбился, а втюрился, потерял голову. Но девушка его отвергла. Она объяснила ему, что предпочитает настоящих мужчин, а он – типичный маменькин сынок. Могла бы и потактичнее выразиться. Но что сказано, то сказано. На Уварова слова девушки произвели настолько сильное впечатление, что в тот же день он забрал документы из консерватории и направился в районный военкомат. Так Павел Уваров стал рядовым Советской армии и был определен во внутренние войска.
Вначале служба давалась ему очень тяжело – он едва выдерживал физические нагрузки. Но как только прошел курс молодого бойца и принял присягу, его личным делом заинтересовался замполит части. Музыкальное образование – это вам не хухры-мухры. Такие кадры в армии на вес золота. И вскоре рядового Уварова направили для дальнейшего прохождения службы в хор песни и пляски внутренних войск. С этого момента тяготы и лишения армейской службы обрели более мягкую форму. Однако физподготовку даже для солиста хора никто не отменял, и через два года в родной город возвратился стройный, подтянутый красавец сержант.
Родители не могли наглядеться на своего сыночка. Мама была уверена, что Паша восстановится в консерватории и продолжит музыкальную карьеру, но он снова решил по-своему и поступил в Ленинградское высшее политическое училище Министерства внутренних дел…
Нет, теперь это ни у кого не вызвало шока, маменькин сынок превратился в мужчину и имел полное право самостоятельно принимать решения о своем будущем. После окончания училища лейтенант Уваров, благодаря отличной учебе и положительной характеристике, получил назначение в управление исполнения наказаний в один из областных центров на севере России, где за восемнадцать лет дослужился до звания майора и должности начальника отдела. До определенного момента служба его вполне устраивала. И личная жизнь складывалась благополучно. Уваров был женат и воспитывал дочь. Жену Павел любил, хотя частенько позволял себе интрижки на стороне. Но всех любовниц он предупреждал в самом начале отношений, что семья для него – святое и рассчитывать на серьезные отношения им не стоит. Супруга догадывалась, что ее ненаглядный Пашенька – тот еще ходок, но до поры до времени закрывала на его похождения глаза. Тонкая, творческая натура, ничего с этим не поделаешь.
Шли годы, коллеги и однокашники Уварова продвигались по службе, переводились в Москву и Ленинград, где занимали высокие посты. А Павел Сергеевич так и оставался отличным парнем и душой компании. Семья Уваровых ютилась в двухкомнатной «хрущевке» на окраине города, без каких-либо перспектив на улучшение жилищных условий. О таких вещах, как дача и автомобиль, они могли только мечтать. Вроде и жалование у Павла Сергеевича было не меньше других, и премии регулярно перепадали, однако при полном отсутствии «левака» и значительных расходах на любовниц материальное благосостояние находилось где-то между бедностью и нищетой. Терпение супруги в конце концов лопнуло. Мало того, что благоверный оказался неспособен достойно обеспечить семью, так он еще умудрялся последние деньги тратить на баб. Жена подала на развод. Семейная лодка Уваровых напоролась на подводную скалу и разлетелась на мелкие щепки.
Пришлось Павлу Сергеевичу перебраться с вещичками на съемную квартиру.
– Что-то ты, Паша, выглядишь в последнее время неважно, бледный какой-то, мешки под глазами – часом не заболел? – начал издалека генерал Кравченко.
– Никак нет, товарищ генерал, здоровье в полном порядке, – бодро доложил майор Уваров.
– Значит, недосыпаешь, – сделал вывод генерал, – а все – бабы. Ты бы поосторожнее с ними, не мальчик уже. Слыхал я краем уха, что у тебя серьезные проблемы в семье?
– Проблем нет, Евгений Андреевич, поскольку нет больше семьи, – с тяжелым вздохом ответил Уваров.
– Это никуда не годится, семья – фундамент, опора в жизни. Нашему брату никак нельзя без семьи, деградируем к чертовой матери. Свобода не должна быть абсолютной. Сразу возникают соблазны – пьянство, бабы, – философски заметил Кравченко и продолжил: – надо бы тебе, Паша, маленько встряхнуться от кабинетной пыли. Засиделся ты на бумажной службе. И перспектив у тебя никаких. Так и на пенсию майором выйдешь. Давно пора тебе заняться живым делом.
Генерал взял графин, наполнил водой граненый стакан, в который плюхнулась обессилевшая муха, зацепил насекомое деревянной линейкой и выбросил в открытое окно, после чего одним глотком выпил воду. Снова наполнил стакан и протянул майору. Уваров отпил совсем чуть-чуть, поставил стакан на стол и спросил:
– И в какую колонию, товарищ генерал, вы меня хотите сослать?
– Не сослать, а назначить. И совсем не в колонию, а, можно сказать, в санаторий. Заодно и здоровье поправишь. Там такая природа – горы, озера, сосновый лес… Одним словом, предлагаю тебе отправиться в Каменногорский район, начальником лечебно-трудового профилактория. Сразу получишь звезды подполковника. А через пару-тройку лет вернешься в управление и, если не завалишь дело, сможешь и полковника получить, и на место одного из моих замов претендовать. Ну, как тебе предложение?
– Я могу подумать?
– Думай, конечно, только не долго. Желающих занять такое теплое местечко много. Мне даже из Москвы звонили, предлагали кандидатуры. Но я хотел бы иметь на этом месте своего человека. Так что времени на раздумье даю тебе ровно сутки. Завтра в 15-00 жду у себя. Подумай, Паша, и прими единственно верное решение. А пока – свободен.
Черная «Волга» ГАЗ-3102 медленно ползла по затяжному подъему, пристроившись за самосвалом с песком. Водитель «Волги», молодой парень лет двадцати в форме сержанта внутренних войск, пару раз попытался обогнать грузовик, но на узкой, двухполосной дороге такие маневры были крайне опасны. То и дело из-за очередного поворота появлялись встречные машины.
В салоне «Волги», кроме водителя, находился единственный пассажир, который вальяжно расположился на заднем сиденье и рассматривал окрестные пейзажи.
А посмотреть было на что. Справа возвышалась череда горных вершин, укрытых снежными шапками, которые на солнце отливали слепящим глаза серебром. На склонах снег уже растаял, и яркими пятнами на сером камне проступал изумрудно-серебристый мох. Среди мхов можно было заметить карликовые березки со скрюченными от постоянных холодных ветров стволами и едва распустившимися листочками. Ниже по склону растительность заметно менялась. Мхи уступали место молодой, ярко-зеленой травке, а березки становились выше и стройнее, оставаясь при этом тонкими и ранимыми, словно вытянувшиеся, но не окрепшие подростки. А превратиться в белоствольных красавиц с роскошными кронами они не имели никаких шансов, поскольку суждено им было вырасти в холодной лесотундре.
Подъем наконец-то закончился, и «Волга» въехала в широкую долину, с трех сторон обрамленную горными хребтами. Рядом с дорогой, на скальном выступе, высилась гранитная стела с надписью «Каменногорск – город горняков». За стелой «Волга» повернула направо, попетляла по узким улицам, застроенным типовыми панельными пятиэтажками, пока не выехала на широкий пустырь у подножия горы, к вершине которой вели два подъемника – кресельный и гондольный. Еще один кресельный подъемник заканчивался на середине склона и предназначался для тех любителей горных лыж, которые пока не рисковали спускаться с вершины. Горнолыжный сезон уже закончился, и на склонах царили тишина и покой. Но гондольный подъемник работал, доставляя редких туристов на заснеженную вершину, где была обустроена смотровая площадка с небольшим кафе и откуда открывалась живописная панорама окрестностей.
На пустыре, в одноэтажных деревянных домиках, окрашенных в темно-зеленый цвет, располагались административные и хозяйственно-технические помещения горнолыжной базы. А чуть в сторонке возвышалось пятиэтажное кирпичное здание пансионата «Горный», стены которого зачем-то покрасили в такой же цвет, что и деревянные домики. Видимо, хотели подчеркнуть архитектурное единство комплекса. Но если на дереве покрытие держалось хорошо, да и подновить домики не составляло труда, то от кирпичной кладки краска местами отслоилась и здание пансионата выглядело, как военный объект в пятнах маскировки цвета хаки.
«Волга» остановилась у центрального входа в пансионат, и водитель с пассажиром вышли из салона автомобиля, разминая затекшие ноги.
Павел Сергеевич, а пассажиром «Волги» был именно он, застегнул верхнюю пуговицу на гимнастерке, поправил форменный галстук и надел новенький, с иголочки китель с погонами подполковника. Окинув дежурным взглядом территорию горнолыжной базы, Уваров обратился к водителю:
– Андрей, занеси мои вещи в фойе, к стойке администратора, дальше я сам разберусь. А ты на всех парах – обратно, а то шеф волноваться будет, мы и так много времени потеряли.
– Есть, товарищ подполковник, – ответил сержант и пошел открывать багажник.
Павел Сергеевич неспроста подгонял водителя. Накануне отъезда он пригласил коллег по управлению в ресторан «Заполярье», на отвальную. Заодно и повышение по службе, и новые погоны обмыть. Как положено.
Собралось более полусотни человек: заместители начальника УИН, начальники всех отделов и служб, отдел режима и надзора в полном составе. Женскую часть коллектива представляли сотрудницы бухгалтерии и планово-экономического отдела. Посетил мероприятие и генерал Кравченко. Он поднял первый тост, пожелал подполковнику Уварову успехов на новом месте службы, а в заключение сказал:
– Вы тут, товарищи, надолго не засиживайтесь. Виновник торжества завтра рано утром отбывает по месту назначения, да и вам с утра на службу. Павел Сергеевич, – обратился он к Уварову, – завтра в 6-00 за тобой заедет моя «Волга». Смотри, чтоб был как штык. Машина должна возвратиться в управление к 16-00, а путь до Каменногорска не близкий.
– Не волнуйтесь, товарищ генерал, все будет исполнено, – успокоил шефа Уваров.
Генерал принял на грудь соточку «Столичной», закусил маринованным грибочком и отбыл по делам службы.
Вот тут-то и началось настоящее веселье. Официанты едва поспевали обновлять бутылки и закуски. Виновник торжества по просьбе гостей исполнил несколько популярных песен под аккомпанемент ресторанных музыкантов. А танцевать Павлу Сергеевичу пришлось со всеми присутствующими дамами, дабы никого не обидеть.
Закончилась вечеринка глубоко за полночь.
Проснулся Уваров без пятнадцати девять. Да еще и не у себя дома, а у Зиночки Окуловой, которая с недавних пор служила в управлении заместителем главного бухгалтера. Когда Павел Сергеевич еще состоял в законном браке, он принципиально не допускал адюльтера с коллегами по службе, хотя среди сотрудниц УИН было немало весьма привлекательных особ, желающих затащить его в койку. Но в этот раз Паша не устоял. Хотя как он мог устоять, если едва держался на ногах и с трудом ориентировался в пространстве.
Взглянув на часы, Павел Сергеевич вскочил, словно по команде «подъем», за считанные минуты принял освежающий душ, облачился в форму и, окинув грустным взглядом спящую красавицу Зиночку, вылетел на улицу и остановил первую попавшуюся легковушку. Это оказалось совсем не трудно в форме подполковника МВД. К дому, в котором снимал квартиру Уваров, старый «Москвич-412» добрался к девяти тридцати. У подъезда стояла черная «Волга». Водитель дремал, склонив голову на рулевое колесо. Уваров поднялся в квартиру, заглянул в ванную, чтобы почистить зубы и побриться, после чего захватил заранее собранные чемодан и спортивную сумку и, оставив ключи в почтовом ящике, как было условлено с квартирной хозяйкой, спустился к машине. Водитель «Волги» уже оклемался и, приметив подполковника, открыл багажник и помог уложить вещи…
В 9-55 автомобиль покинул место стоянки, на котором в ожидании пассажира провел битых четыре часа.
Как только «Волга» скрылась за ближайшим поворотом, из игрового домика на детской площадке выскочил посиневший от холода местный алкаш Муха и, прижимая к груди литровую банку, заполненную мутной жидкостью, пулей влетел в подъезд. Тяжело дыша, но не сбавляя скорости, он добежал до верхнего, пятого этажа и толкнул ногой грязную фанерную дверь, на которой вместо замка зияла сквозная дыра, а ржавая ручка с трудом держалась на одиноком шурупе. В квартире стояла дикая вонь, которая вполне сочеталась с жутким бардаком. На кухне, куда направился Муха, за обшарпанным столом сидел на грубо сколоченном табурете его кореш Кирюха.
– Тебя только за смертью посылать, без малого пять часов жду, – недовольно проворчал Кирюха, – я уж подумал, грешным делом, что ты самогонку в одну харю приговорил и где-то отдыхаешь. А друга кинул.
– Тебе бы так отдыхать, чуть не закоченел, – с возмущением ответил Муха, поставил на стол банку, присел на прикрытый фанеркой ящик с пустыми пивными бутылками и прислонился спиной к чугунному радиатору отопления.
После того как собутыльники приняли по сто пятьдесят мутного пойла и закусили соленой хамсой, слегка отдающей тухлятиной, Муха поведал свою историю:
– Я ушел за добавкой примерно в полшестого. До «точки» добрался минут за пятнадцать. Матвеевна, правда, помурыжила малость. Дверь открывать не хотела, причитала все: «Носит вас по ночам, спать людям не даете». Но потом вынесла литрушку, и я мухой обратно. К дому подхожу, смотрю – у подъезда черная «Волга» стоит, а за рулем сержант милиции сидит. Ну, думаю, по нашу душу приехали, ведь третьи сутки уже бухаем, соседям спать не даем, вот они, небось, в ментовку и пожаловались. Спрятался я в домике, что напротив подъезда, на детской площадке. Сижу, жду, что дальше будет. В домике тесно, на карачках сидеть приходится, ноги затекают и спину не разогнуть. А холод собачий. Вечером, когда первую ходку на «точку» делал, тепло было, а под утро подморозило, даже трава инеем покрылась. Короче, даю дуба. Время идет, машина стоит, а из подъезда никто не выходит. Решил я, что за тебя крепко взялись. Как могу, руки, ноги разминаю, нос и уши растираю. Так четыре часа и просидел. Хорошо еще, часам к девяти солнышко в окошко засветило и домик маленько прогрелся. А потом к дому подрулил «Москвич». Вышел из него целый подполковник милиции и направился в наш подъезд. Ну, думаю, совсем дела плохи, раз начальство с такими звездами приехало. Но минут через двадцать подполковник вышел с чемоданом и сумкой в руках, загрузился в «Волгу» и уехал. Ну, я из укрытия вылез и бегом сюда… Вот такая история. Чуть кони не двинул, до сих пор колотит.
Кирюха вначале слушал рассказ настороженно, но когда речь зашла о подполковнике, его щербатый рот растянулся в улыбке:
– Забыл тебя предупредить, что в нашем подъезде, на втором этаже, квартиру майор ментовский снимает. Уж пару месяцев. А на днях ему подполковника дали. Он всех соседей, кто подвернулся, угощал. Мне тоже стопарик водочки перепал. Ох и вкусная была водочка, давно такой не пил. А еще от соседей слышал, что подполковника этого назначили начальником ЛТП в Каменногорский район. Вот он, видимо, сегодня и отбыл к месту назначения. Так что замерзал ты напрасно. Наливай еще по одной, для сугреву.
Между тем «Волга» выехала за околицу города, откуда, если верить дорожному указателю, до Каменногорска предстояло преодолеть расстояние в двести сорок километров. И чтобы вернуться в управление к 16-00, как того требовал генерал Кравченко, нужно было держать среднюю скорость восемьдесят километров в час. Это совсем не сложная задача, если мчаться по магистрали с односторонним движением. Но вместо автобана наших путников ждала дорога в две полосы, по одной в каждом направлении, с далеко не идеальным покрытием. А местами шоссе напоминало рокаду после бомбежки. Поэтому Павел Сергеевич, как только сел в салон автомобиля, обсудил с водителем сложившуюся ситуацию. В том случае, если вернуться к установленному времени не удастся, а вероятность такого события была стопроцентной, Андрей доложит шефу, что в дороге машина сломалась, что-то случилось с электрикой. Генерал в этом все равно не разбирается. И пришлось ловить попутку, чтобы дотащить автомобиль до ближайшей станции техобслуживания. А Уваров подтвердит слова водителя. На том и порешили.
Когда «Волга» отъехала от города километров на десять, Павел Сергеевич велел водителю остановиться, достал из своей сумки припасенное заранее «лекарство» – две бутылочки «Жигулевского» и опустошил их залпом.
«Похмелятор» подействовал практически мгновенно. В голове прояснилось и наступила легкая эйфория. Расслабившись, Уваров стал вспоминать события прошлой ночи. Да, с Зиночкой он оплошал. Хотя, может быть, оно и к лучшему. Девушка она неглупая и не станет впустую распространять слухи. Тем более что все, кто присутствовал в ресторане, видели, что к концу вечеринки Уваров находился в состоянии нестояния. И все же жаль, что так получилось, точнее – ничего не получилось.
Павел Сергеевич глубоко вздохнул и, слегка толкнув водителя в плечо, пропел красивым баритоном: «Эх, Андрюха, нам ли жить в печали!»
Водитель улыбнулся и сильнее надавил на педаль газа.
В конечную точку маршрута – к пансионату «Горный» – прибыли в 14-10. И через пять минут «Волга» рванула в обратном направлении, а подполковник направился в пансионат.
Люкс, в который заселился Уваров, находился на верхнем, пятом этаже. Не «Хилтон», конечно, но вполне комфортабельные апартаменты из двух комнат, с раздельным санузлом и просторной лоджией. Югославская мебель, финская сантехника и затертые таджикские ковры на полу подчеркивали особый статус номера. Прежде чем распаковать вещи, Павел Сергеевич вышел на широкую лоджию, откуда открывался панорамный вид на город, окруженный с трех сторон чередой горных хребтов. Уваров стал припоминать, что он слышал или читал о славной истории Каменногорска.
Начиналась эта история в эпоху «Великого перелома», в начале тридцатых годов двадцатого века. Геологи обнаружили в здешних горах богатейшие залежи фосфоритов – ценного сырья для производства минеральных удобрений. Перед созданными в ходе коллективизации колхозами стояла задача значительного увеличения производства сельскохозяйственной продукции на основе самых современных методов ведения хозяйства. И без масштабного применения минеральных удобрений решение этой задачи не представлялось возможным.
Вскоре было создано управление строительством Каменногорского горно-обогатительного комбината и развернулась грандиозная стройка. Возводилась обогатительная фабрика, разрабатывались шахты, строились автомобильные и железные дороги, энергетические объекты. Со всего Советского Союза стали прибывать сюда рабочие и инженеры. Большинство – добровольно, но не обходилось и без принуждения. В числе первых строителей оказались ссыльно-переселенцы из южных регионов страны, преимущественно раскулаченные крестьяне, которые лишились всего нажитого в процессе коллективизации и были сосланы вместе с семьями в далекое Заполярье. По злой иронии судьбы, им предстояло упорно трудиться на благо развития того самого колхозного движения, которое вынудило их покинуть родные края. Никакого особого режима для ссыльных не устанавливали. Они жили и работали в таких же условиях, что и добровольцы. Бежать им все равно было некуда. Большинство так и осели в здешних местах и стали основоположниками трудовых династий горняков, обогатителей, строителей. Первопроходцы жили в возведенных на скорую руку деревянных бараках. Но одновременно с промышленными объектами развернулось строительство города. Место выбрали не случайно. От будущих жилых кварталов было рукой подать до двух первых рудников и строящейся обогатительной фабрики. Ее разместили на берегу живописного горного озера с чистой и прозрачной, как слеза, водой. Впрочем, со временем берега водоема опутала густая сеть трубопроводов и автомобильных дорог, а качество воды изрядно подпортили фабричные стоки. Центральная часть города формировалась вокруг Красной площади. Ту выложили светло-серым булыжником. А почему назвали Красной, можно только догадываться. Видимо, архитекторы хотели подчеркнуть ее красоту или намекали на какое-то отдаленное сходство с главной площадью страны. Фасады сооружений, расположенных вокруг площади, повторяли ее овальную форму, а колоннады и портики, украшенные скульптурными фигурками строителей коммунизма, подчеркивали их принадлежность к архитектурному стилю «социалистический неоклассицизм», или, как неофициально называют этот стиль – «сталинский ампир».
Вокруг площади расположились здания городского комитета КПСС, Дворца культуры «Горняк» и гостиницы «Северное сияние». В центре площади установили памятник С.М. Кирову. Сергей Миронович стоял на постаменте в полный рост, в распахнутой шинели, на голове форменная фуражка, правая рука указывала на вход в ресторан гостиницы «Северное сияние», дабы командированные в город служащие, а также обычные туристы без труда находили место, где можно выпить, закусить и переночевать.
Жилищная застройка Каменногорска осуществлялась довольно хаотично, и старые, оштукатуренные кирпичные дома, построенные в 30—50-е годы, чередовались с серыми панельными «хрущевками» и «брежневками». А переменный рельеф долины, со значительным перепадом высот, создавал иллюзию, как будто дома поставлены друг на друга, словно игрушечные кубики неумелой детской рукой.
Второй, после Красной площади, архитектурной доминантой города стало десятиэтажное кирпичное здание управления Каменногорского горно-обогатительного комбината, построенное в форме правильного пятиугольника, за что получило в народе прозвание «пентагон». Управление возвели в конце 70-х. Прилегающую территорию благоустроили – высадили деревья и кустарники, разбили клумбы, выложили плиткой тротуары и даже выкопали небольшой пруд, в центре которого разместили фонтан в форме земного шара.
Еще одной достопримечательностью города и местом притяжения туристов стала горнолыжная база. Благодаря тому что устойчивый снежный покров в этих краях сохранялся до середины мая, любители горных лыж с приходом весны заполоняли Каменногорск.
За прошедшие полвека горно-обогатительный комбинат значительно увеличил производственные мощности. Первая фабрика уже не соответствовала ни техническим, ни природоохранным требованиям. В конце 50-х возвели вторую фабрику. Но потребность в фосфоритах постоянно увеличивалась, государственные планы росли как на дрожжах. И в начале 80-х развернулось строительство третьей обогатительной фабрики, которая получила почетный статус «Всесоюзной комсомольской ударной стройки». Площадку для ее возведения выбрали в пятнадцати километрах от города. К строительству, как и в далекие 30-е, привлекли не только комсомольцев-добровольцев, но и подневольных граждан. И если военно-строительные отряды, сформированные из солдат срочной службы, вполне подходили под определение молодежных, то новых подопечных подполковника Уварова – пациентов лечебно-трудового профилактория – отнести к категории комсомольцев можно было с большой натяжкой. Если только к «заполярным комсомольцам», сокращенно – «ЗК». Но для большой стройки требовались многочисленные рабочие руки. А добровольцы были уже не те, что полвека назад, за идею и пайку хлеба работать не желали. Поэтому в порядке трудотерапии, а главное – в качестве дешевой рабсилы находящихся на излечении в ЛТП алкоголиков привлекали к выполнению строительных работ, не требующих опыта и квалификации.
Размышления Павла Сергеевича прервал телефонный звонок. Звонила дежурный администратор с сообщением, что к нему пришел посетитель, который представился как майор Алексеев и просит разрешить подняться в номер. Уваров ответил, что спустится к нему сам. Заодно можно будет и перекусить.
Перед тем как покинуть свои апартаменты, Павел Сергеевич посмотрел в зеркало на стене в коридоре и остался весьма недоволен увиденным: «Запустил ты себя, Паша. Мешки под глазами, кожа дряблая, второй подбородок растет. А пузо отрастил – еще немного, и станешь похож на японского борца сумо. Не зря генерал Кравченко однажды подметил: “Хороший ты, Паша, мужик. Только в последнее время какой-то стал несобранный, как манная каша”.
Помню, подумал тогда, что за глупое сравнение. А теперь вижу, почему “каша” – потому что размазня. Все, с завтрашнего дня начинаю новую жизнь. Сажусь на диету, по утрам – зарядка, по субботам – спортзал, в воскресенье – баня. И никаких романов. Надо дать организму восстановиться. Хорошо, что все подружки остались там, в прошлой жизни».
В холле, у сувенирной лавки, стоял невысокий худощавый мужчина лет сорока с хвостиком, в форме майора МВД. Форма ему совсем не шла, китель висел мешком, как на тремпеле, а брюки были явно длиннее необходимого и гармошкой спускались к полу. Майор смотрел на приближающегося подполковника поверх сдвинутых на нос очков и сильно щурил глаза:
– Алексеев Владимир Игнатьевич, ваш заместитель по политико-воспитательной работе и кадрам, – представился майор и протянул подполковнику руку.
Павел Сергеевич руку пожал, но представляться в ответ не стал, поскольку в этом не нуждался. Замполит еще неделю назад получил приказ о назначении нового руководителя и не только изучил его сам, но и ознакомил с ним всех штатных сотрудников ЛТП. И, естественно, собрал всю информацию о новом начальнике, какую смог раздобыть по своим каналам.
Уваров предложил майору вместе пообедать, и коллеги отправились в ресторан пансионата.
Зал ресторана пустовал, только молоденький бармен скучал за стойкой бара. Обеденное время закончилось, а до ужина оставалось еще часа три. Да и отдыхающих в пансионате было кот наплакал – не сезон.
– Выпить чего-нибудь желаете? – обратился бармен к вошедшим офицерам, едва они присели за столик.
– И выпить желаем, и закусить, – развязно ответил майор и вопросительно посмотрел на подполковника, желая убедиться, что не сболтнул ничего лишнего. Чувствовалось, что Алексеев очень нервничает, и, чтобы разрядить обстановку, Уваров предложил вне службы обращаться друг к другу на «ты». Майор обрадовался, как ребенок, и попросил называть его Володей. Но Павел Сергеевич ответил, что это лишнее. Такая фамильярность возможна только между достаточно близкими людьми.