Александр Рябинин
Курортная Зона
– Бери, – кивнул начальник на полупустой ящик и, откинувшись в кресле, закрыл глаза.
Не прошло и трех минут после ухода завгара, как в кабинет вошел подполковник Егоров. Своих спутников начмед предусмотрительно оставил в коридоре.
– Я слышал, Павел Сергеевич, что привезли 60 бутылок. Вот думаю, может, мне, от греха подальше, сдать 50 на склад, а в медчасть пока доставить 10. На ближайшие сутки нам на процедуры хватит, а там буду по мере реализации получать со склада. А то, не ровен час, опять какие-нибудь злоумышленники водку стащат.
Уваров пристально посмотрел на начмеда, на ходу соображая, что бы ему ответить. Но ничего толкового так и не придумал, только показал взглядом на ящик и произнес:
– Это все, что осталось. Постарайтесь растянуть на неделю. В следующую пятницу получим еще три ящика.
Егоров взглянул на жалкие остатки водки, открыл толстый портфель, с которым практически не расставался, уложил в него оставшиеся десять бутылок и, не проронив больше ни слова, покинул кабинет. Санитарам и психотерапевту, ожидавшим в коридоре, начмед объявил, что в их помощи больше не нуждается, и велел им отправляться в медчасть. А после ухода помощников подполковник Егоров двумя руками прижал тяжелый кейс к груди и двинул в сторону КПП…
На следующее утро начальнику ЛТП поступил звонок от супруги начмеда. Она сообщила, что муж немного приболел и не может выйти на службу.
Павел Сергеевич, хотя и не имел медицинского образования, тут же заочно поставил Егорову точный диагноз.
Запой у начмеда продолжался ровно пять дней.
Глава 5. «Стрелять так стрелять»
Кому посчастливилось прожить в Заполярье хотя бы один год, тот прекрасно знает, что общепринятый календарь, в котором зима, весна, лето и осень последовательно сменяют друг друга, и каждое время года состоит из трех месяцев, и каждый месяц, как в сказке Маршака, выполняет определенную функцию, – это чистая условность. Да и деление суток на день и ночь – понятие весьма относительное. Когда к концу октября температура воздуха опускается до –20 по Цельсию и сугробы наметает такие, что первые этажи домов оказываются погребены под трехметровым слоем снега, а жители вынуждены копать тоннели, чтобы выбраться на свет божий, и натаптывать тропинки по хрупкому насту на уровне подоконников второго этажа, разве придет кому-то в голову назвать это время осенью. Или когда в июне вдруг поднимется пронизывающий до костей колючий арктический ветер, сорвется пурга-метель и накроет город плотным белым покрывалом, даже у самых неисправимых оптимистов возникнет вполне обоснованное сомнение, что лето уже вступило в свои права.
На Крайнем Севере зимушка-зима полновластно хозяйничает большую часть года. А трем своим «коллегам» она оставляет лишь крохи с барского стола. Если весна еще успевает отметиться таянием снега, бурными паводками и первой зеленью, а осень остается в памяти благодаря ярко окрашенной листве, то лето часто проходит совсем незаметно, как будто его и вовсе не было.
Жители умеренных широт и тем более южане, впервые оказавшиеся на Крайнем Севере, непременно замечают еще одну местную особенность. Привычные для них сутки делятся на утро, день, вечер и ночь. Но только не в Заполярье. Здесь несколько месяцев длится полярный день, когда солнце ни на миг не заходит за горизонт, а только наворачивает круги по небосводу, как велогонщик на треке, – то поднимаясь выше облаков, то скользя по вершинам сопок и касаясь зеркальной глади озер и рек.
Полярный день не требует особой адаптации, а чтобы в ночное время избавиться от света, достаточно задернуть плотные темные шторы, но вот полярная ночь, когда солнце несколько месяцев прячется за горизонтом, часто приводит к депрессиям, мигреням и прочим неприятностям. И чем дольше живешь за Полярным кругом, тем сильнее давит на голову эта непроглядная тьма. Потому с давних времен один из главных праздников северян называется «Встреча солнца».
Правда, если даже повезет и первый день после долгой полярной ночи вдруг окажется ясным и безоблачным, солнышко порадует своим присутствием лишь на несколько минут. Но главное – всепобеждающий свет пробился сквозь непроглядную тьму и появилась надежда, что бесконечная зима вскоре отступит под напором весеннего тепла. Растает снег и лед, пробьются сквозь вечную мерзлоту первые весенние цветы, а на деревьях распустится молодая листва и наступит короткое, но такое долгожданное северное лето.
Лето 1988 года ничем не отличалось от среднестатистического. В начале июня молодую зеленую травку на пару дней укрыл снежный ковер. Юные девушки, которые доверились обманчивой северной погоде и поспешили сменить зимние сапожки на летние туфельки, скакали через снежные навалы, устроенные дворниками и снегоочистительной техникой, словно горные козочки…
Когда снег окончательно растаял, зачастили холодные дожди. Лишь в редкие солнечные дни воздух прогревался чуть выше 20 градусов и самые отчаянные северяне умудрялись открыть пляжный сезон в ледяной воде местных озер и рек.
В средине августа на почве появились первые заморозки, и короткое холодное северное лето ушло в прошлое. Но в начале осени нежданно-негаданно наступило «бабье лето», и первые сентябрьские деньки выдались на удивление солнечными и теплыми. Только по утрам на пожухлой траве и пожелтевших листьях деревьев и кустарников появлялись отчетливые следы ночных заморозков. Пройдет всего две-три недели, и листья разноцветным ковром укроют землю, а деревья и кустарники будут стоять голыми и серыми, пока их не укутает собой мягкое снежное покрывало.
Но пока на несколько дней воцарилась настоящая золотая осень.
Первого сентября из областного управления поступило сразу несколько приказов и распоряжений.
Согласно одному из них майору Сысоеву присваивалось очередное звание. Следующий документ предписывал новоиспеченному подполковнику следовать к новому месту службы – в одну из колоний строгого режима, расположенную в Архангельской области.
Николай Данилович не скрывал расстройства. За семь лет службы в ЛТП он привык к размеренной, спокойной жизни, а на «строгаче» не забалуешь, придется вкалывать, как рабу на галерах. А еще его сильно огорчала предстоящая разлука с лучшим другом – майором Алексеевым. С кем он теперь будет рыбачить в свободное от службы время?
Но приказы вышестоящих инстанций не обсуждаются, а выполняются.
Кто-кто, а Сысоев это знал прекрасно.
Еще один приказ предписывал провести проверку стрелковой подготовки офицеров и прапорщиков, состоящих на службе в ЛТП.
Караульных из числа солдат и сержантов срочной службы это мероприятие не касалось, у них был свой план подготовки.
Для лучших стрелков областное управление установило четыре денежных приза. За первое место – 100 рублей, за второе – 75, за третье – 50, за четвертое – 25.
Место под стрельбище присмотрели в трех километрах от ЛТП, в заброшенном песчано-гравийном карьере.
На обустройство стрелкового полигона Уваров направил строительную бригаду Косинкина.
Илья Антонович в последние дни пребывал в приподнятом настроении. Дело в том, что с первого сентября на работу в ЛТП устроился техник-строитель – Андрей Страхов. С появлением нового специалиста возродилась надежда Косинкина на досрочное освобождение. Уйти по «половинке» ему не удалось. И Илья Антонович мечтал сократить срок лечения хотя бы месяца на три.
Для выполнения работ в карьер завезли необходимые материалы – брус, доску, гвозди и белую краску.
Первым делом плотники сколотили четыре деревянных щита под мишени. Их закопали вдоль высокого земляного вала. Еще один щит установили рядом с огневой позицией. На него прикрепили подробные инструкции по безопасности при проведении стрельб.
Огневую позицию обустроили из деревянных настилов.
Поскольку стрелять предстояло из пистолета Макарова в положении «стоя», настилы сделали шириной всего в один метр.
Линию огня обозначили белой краской.
Расстояние от линии огня до линии мишеней составило 20 метров.
Сами мишени заказали в Каменногорской типографии.
В назначенный день ровно в 10-00 офицеры и прапорщики построились на плацу у КПП.
Перед ними выступил подполковник Уваров:
– Товарищи офицеры и прапорщики! В соответствии с приказом начальника областного управления исполнения наказаний генерал-майора Кравченко сегодня в нашем учреждении проводится проверка огневой подготовки личного состава. Я и мои заместители проедем к стрельбищу на автомобиле. Остальным приказываю выдвинуться к месту проведения стрельб пешим строем. Возглавить колонну поручаю начальнику охраны капитану Павленко.
Павел Сергеевич сам сел за руль «УАЗика», рядом с ним место занял майор Алексеев, а на заднем сиденье расположился подполковник Скибкин.
– А где начмед? – удивленно спросил Уваров.
– Так он опять «приболел». Как новую партию водки для лечения доставили, так Егоров и пропал. Уже третий день на службе не появляется, – доложил шефу майор Алексеев.
Павел Сергеевич в нецензурных выражениях выразил свое неудовольствие начмедом, после чего попросил Скибкина пригласить к ним в машину старшего прапорщика Травкину.
Путь к стрельбищу занял минут двадцать. «УАЗик» медленно полз по глубокой колее, пробитой тяжелыми лесовозами, и подпрыгивал на многочисленных мелких валунах, выступающих из земли. При каждом прыжке автомобиля старший прапорщик Травкина оказывалась в объятиях подполковника Скибкина. И каждый раз Лариса Николаевна вежливо приносила ему свои извинения. Происходило это случайно или нет – трудно сказать. Но Скибкин смущался и краснел, как подросток, замечая ехидные улыбки на лицах Уварова и Алексеева…
Пару раз автомобиль едва не засел в глубоких лужах. Только благодаря полному приводу и отличным ходовым характеристикам «козлик» успешно преодолел все препятствия и добрался к месту проведения стрельб.
У огневой позиции руководящий состав ЛТП встретил Косинкин. Он протянул подполковнику Уварову четыре бумажных листа. Это были мишени, на которых четко обозначились по пять маленьких круглых отверстий, отдаленно напоминающих пулевые. На каждой из мишеней корявым почерком была начертана фамилия. Павел Сергеевич в недоумении рассмотрел все четыре листка. На первом, с надписью «Уваров», все отверстия кучно легли в «десятку», на втором, подписанном «Алексеев», три отверстия пробили «десятку», а два – «девятку». Третья мишень, с фамилией «Скибкин», была продырявлена на сорок пять очков, а последняя, обозначенная как «Егоров», – на сорок три.
– И как это понимать? – строго спросил начальник ЛТП Косинкина.
Илья Антонович испуганно посмотрел на замполита.
Майор Алексеев тут же разъяснил шефу ситуацию:
– Это я распорядился, товарищ подполковник. У нас каждый год стрельбы проводятся. Полковник Мищенко считал, что призовые должны распределяться между первыми руководителями, в соответствии с их должностью, иначе могут возникнуть конфликты среди офицеров и прапорщиков.
Тут в разговор вмешался Скибкин:
– А почему у меня только третий результат? Я и по званию, и по должности выше майора Алексеева. Да и стреляю я гораздо лучше. Извини, Владимир Игнатьевич, но с твоим зрением ты не то что в мишень – в слона с 20 метров не попадешь.
Однако майор Алексеев с доводами зама по производству не согласился:
– У нас в стране со времен гражданской войны вторым лицом после командира всегда считался комиссар, или по-нынешнему – замполит.
– Давайте прекратим этот бесполезный спор, – вмешался в перепалку своих замов Уваров и поинтересовался у Косинкина:
– А чем ты мишени продырявил?
– Так гвоздем, чем же еще? – ответил Илья Антонович.
– Да, халтура, конечно. Но нарушать традиции не будем. А призовые за второе и третье место пусть будут равные – по 62 рубля 50 копеек.
Лицо Скибкина расплылось в довольной улыбке, а майор Алексеев, наоборот, приуныл.
– И еще, вот эту мишень с фамилией начмеда – порви и изобрази такую же с фамилией «Травкина», – распорядился начальник ЛТП, обращаясь к Косинкину.
– Так я же никогда оружия в руках не держала, – подала голос Лариса Николаевна. – Полковник Мищенко меня от стрельб всегда освобождал.
– Какое это сейчас имеет значение – держали вы в руках оружие или нет? Раз попали в командный состав – будьте любезны соответствовать, – заметил Павел Сергеевич.
На этом «стрельбы» руководителей ЛТП закончились. Замполит предложил это дело отметить и достал из своего потертого рыжего портфеля бутылочку «Столичной», четыре стопарика и бутерброды с докторской колбасой. Павел Сергеевич пить не стал, сославшись на то, что он за рулем. Лариса Николаевна чисто символически пригубила хмельной напиток – за компанию. А вот Алексеев и Скибкин быстренько опустошили поллитровку и на радостях обнялись, трижды поцеловались и поклялись друг другу в вечной дружбе.
Время шло, Уваров от скуки решил пострелять по мишеням и, к изумлению Косинкина и членов его бригады, выбил 42 из 50. Слегка захмелевшие замполит и зам по производству присели на торчащий из земли огромный валун и, обнявшись, как закадычные друзья, о чем-то тихо беседовали.
Лариса Николаевна приметила невдалеке от карьера березовую рощицу и отправилась туда по известной только ей одной надобности.
Время шло, а офицеры и прапорщики, которых Уваров отправил пешим строем, как в воду канули.
Прямой путь от ЛТП до стрельбища пролегал через Погорелый лес. Как только капитан Павленко вывел команду за территорию профилактория, относительно ровный строй рассыпался горохом. Женщины откуда-то вытащили сумки и авоськи и занялись сбором грибов. А мужики, дождавшись старлея Слободяна и двух прапорщиков из службы охраны, которые специально задержались в ЛТП, дабы прихватить заранее приготовленные запасы «горючки» и закуски, нашли небольшую полянку, покрытую мягким серебристым мхом, и устроили пикничок. Хотели даже шашлык зажарить из заранее замаринованного мяса и уже стали разводить костер, но капитан Павленко пресек эту инициативу на корню, объяснив свое решение тем, что «отцы-командиры» уже заждались их. И если они не появятся «у барьера» в ближайшее время, могут последовать оргвыводы. Томить начальство долгим ожиданием – себе дороже выйдет. Народ принял аргументы капитана стоически, и, собравшись с духом, толпа офицеров и прапорщиков направилась в сторону стрельбища. К нестройным рядам мужчин присоединились и женщины. Самые проворные прапорщицы за время привала успели набрать по целой сумке волнушек. И делились между собой рецептами засолки. Как известно, соленые волнушки – отличная закуска.
Когда чаша терпения начальника ЛТП переполнилась, из-за ближайшей сопки наконец-то показалась нестройная колонна офицеров и прапорщиков. Капитан Павленко попытался создать хоть какую-то видимость организованного отряда, но, как он ни старался, ничего у него не вышло, и к стрельбищу приблизилась ватага, чем-то напоминающая стадо баранов или отару овец.
Уваров приказал прибывшим построиться в две шеренги и сделал объявление:
– За то весьма продолжительное время, пока вы добирались к стрельбищу, командный состав ЛТП в лице начальника, замполита, зама по производству и главного бухгалтера уже отстрелялся. Докладываю результаты: подполковник Уваров – 50 очков из 50; майор Алексеев – 48 из 50; подполковник Скибкин – 45; старший прапорщик Травкина – 43. Прошу приступить к стрельбе.
Первыми из прибывших стреляли прапорщики из службы охраны и с ними их начальник – капитан Павленко.
Следующими выполнили стрельбу аттестованные медработники. Никому из них приблизиться к результатам руководителей не удалось. Ближе всех оказался начальник охраны, но и он выбил только 36 очков.
Последними к барьеру подошли начальники отрядов – капитаны Сомов, Трусов и Ложечкин – и с ними начальник КЭС старший лейтенант Слободян. Офицеры отстрелялись и пошли к своим мишеням.
Ничто не предвещало сенсации, как вдруг – разорвалась бомба. Старлей Слободян посмотрел на свою мишень и радостно вскрикнул:
– Оп-пачки – 4 «десятки» и «девятка», как с куста!
Первым нервно отреагировал майор Алексеев:
– Не может этого быть. Такого вообще никогда не было.
Но Слободян уже передал подполковнику Уварову свою мишень, и результат начальника КЭС не вызывал никаких сомнений.
Однако замполит решил идти до конца и обратился к начальнику ЛТП:
– Павел Сергеевич, вы обещали, что призовые за второе и третье место будут одинаковые.
Но Слободян никому не собирался уступать ни копейки:
– Ничего не знаю. Есть приказ генерала Кравченко. Там четко прописано, что за второе место положено вознаграждение в 75 рублей.
Пришлось вмешаться Уварову:
– Действительно, согласно приказу начальника областного УИН, второй приз составляет 75 рублей. Благодарю за службу! – Павел Сергеевич пожал руку Слободяну и вручил конверт с призовыми.
– Служу Советскому Союзу! – бодро выкрикнул старлей и шепнул стоящему рядом с ним капитану Сомову:
– Сегодня вечером бухаем…
Но награждением начальника КЭС все не закончилось. Едва Уваров вытащил следующий конверт и хотел вручить его замполиту, раздался возмущенный голос Скибкина:
– Я не признаю результат майора Алексеева. Могу на что угодно спорить, что он с десяти шагов в корову не попадет.
Реплика подполковника вызвала всеобщее веселье, а у отдельных, не вполне сдержанных товарищей – гомерический смех. Чтобы как-то сгладить ситуацию, Павел Сергеевич объявил, что третье и четвертое место разделили подполковник Скибкин и майор Алексеев и им будут вручены призовые в размере 37 рублей 50 копеек каждому.
На этом мероприятие закончилось. Руководители уехали на «УАЗике», а остальные отправились в расположение ЛТП пешком.
За весь обратный путь майор Алексеев не проронил ни слова. Всем своим видом замполит показывал, что сильно обижен на коллег. Прежде всего – на зама по производству.
А на заднем сиденье «козлика» происходило что-то невероятное, чего еще несколько часов назад не мог предвидеть даже самый искушенный экстрасенс.
Подполковник Скибкин обнял правой рукой прапорщика Травкину и прижал ее голову к своей широкой груди. Лариса Николаевна не возражала. Более того, она сделала вид, что задремала, и, как бы во сне, повернулась так, чтобы ладонь зама по производству оказалась на ее груди.
Уваров в зеркало, расположенное в салоне автомобиля, наблюдал эту картину. Но уже без всякого злорадства.
«Похоже, скоро вместо двух однушек придется подыскивать трешку», – прикинул Павел Сергеевич.
В начале сентября произошло еще одно событие, которое вызвало общее возмущение и лечащихся, и сотрудников профилактория.
Состоялся суд над «террористами», захватившими медчасть и требовавшими водки для лечения.
Как и предполагал в свое время майор Сысоев, «пришили» несчастным статью 126.1 УК РСФСР «Захват заложников». Двум горе-преступникам, как организаторам, дали по 5 лет колонии строгого режима. Остальным – по 3 года «строгача». Не помогло даже письменное ходатайство самой «заложницы» с просьбой отпустить бедолаг.
Как говорили древние римляне: «Dura lex, sed lex» – «Закон суров, но это закон».
После успешной проверки стрелковой подготовки личного состава Павел Сергеевич все реже стал появляться в своем кабинете.
Чем целыми днями занимался начальник ЛТП, не имели ни малейшего понятия даже его заместители.
Но в отсутствие Уварова настроенный им механизм работал практически без сбоев.
По договору с районным отделом народного образования подсобное хозяйство ЛТП стабильно получало пищевые отходы со столовых школ и детсадов. Причем не только из поселка Торфяновка, но и из Каменногорска. Свиньи росли как на дрожжах, и никаких сомнений в том, что через год профилакторий сможет полностью обеспечить себя свежим мясом и салом, не было.
Тем более что с приходом нового техника-строителя заметно ускорилось возведение третьего свинарника. И дело не в каких-то особых способностях Страхова. Просто теперь Косинкин был избавлен от рутинной бумажной работы и от выяснения отношений с коллективом по поводу закрытия нарядов. И Илья Антонович сосредоточился на конкретной работе. А новый техник-строитель, без страха и упрека, занимался приписками, натаскивая среднюю зарплату рабочих до 5 рублей в смену. У Косинкина такие номера не прокатывали. Его наряды тщательно проверялись сотрудницами планово-экономического отдела. А Андрей заносил девушкам тортик или пару шоколадок к чаю и легко получал необходимые визы.
С медицинскими процедурами тоже дело наладилось. Хотя начмед периодически уходил в запой, выпить всю поступающую в медчасть водку ему одному было не под силу. А собутыльниками подполковник Егоров своевременно не обзавелся, что катастрофически сказалось на его здоровье.
Как там у Высоцкого:
«Кто водку в одиночку пьет,
тот коллектив не признает.
И страшный вред наносит организму».
После очередного запоя начмеда посетила «белочка» – белая горячка. Пришлось ему в дополнение к привычной капельнице пройти курс реабилитации у психотерапевта. Но ни традиционные методы лечения, ни гипноз не дали желаемого результата. Егоров по-прежнему регулярно уходил в запой.
А вот перебоев с «рыгаловкой» больше не наблюдалось. И волнения лечащихся, вызванные отсутствием водки, на время поутихли.
Между тем начальник ЛТП вовсе не почивал на лаврах, а в поте лица занимался решением неотложных вопросов, связанных с его личной жизнью. Закладывал фундамент будущего семейного счастья.
После того как Уварову, благодаря подарку ценой в трехмесячное жалование, удалось-таки растопить ледяное сердце красавицы Натальи, их отношения развивались по нарастающей. Павел Сергеевич проводил с любимой все вечера напролет. Если девушка работала, он сидел в ресторане пансионата до самого закрытия, а потом провожал ее домой. А когда у Натальи выдавался свободный вечер, они ходили в кино или в ДК «Горняк» на спектакли и концерты с участием известных московских и ленинградских артистов, которые регулярно наведывались с гастролями в Каменногорск.
Но ограничиться расходами только на культурные мероприятия Уварову никак не удавалось. Красотка вытягивала из него деньги, как мощный пылесос.
То она присмотрела «офигенные» финские сапожки, то кто-то, «совсем недорого, всего за 180 рублей», предложил ей итальянские джинсы, а однажды знакомый фарцовщик уговорил ее примерить «скромную» дубленку из натуральной кожи на меху из чернобурки.
Дубленка пришлась как раз впору…
Павел Сергеевич крутился как белка в колесе, чтобы удовлетворить все прихоти любимой, и все больше и больше увязал в долгах, как муха в липкой паутине.
О деньгах, занятых у майора Алексеева, Уваров старался не вспоминать – отдавать все равно было нечем. А срок возврата давно миновал. Замполит однажды вежливо напомнил шефу: «Телевизор совсем плохо стал показывать, жена ругается».
На что Павел Сергеевич ответил: «Так отвези его в ремонтную мастерскую. Можешь мою машину взять».
Кроме Алексеева, под прицел Уварова попали еще несколько сотрудников ЛТП.
Подполковник Скибкин одолжил начальнику 150 рублей со словами: «Больше никак не могу. На свадьбу деньги коплю».
Подполковник Егоров расщедрился на 300 целковых. Хотел отказать, да Уваров ему намекнул, что у начмеда «вся морда в пуху» и он до сих пор не улетел с насиженного места только потому, что начальник ЛТП его не сдал с потрохами.
По «сотке» стрельнул Павел Сергеевич у Сомова, Трусова и Ложечкина, когда случайно застал их в служебное время за игрой в преферанс в Красном уголке штаба. Капитаны прикинули, что о деньгах, попавших в руки к шефу, можно навсегда забыть.
И решили снова поменять дислокацию.
Уваров понимал, что долго так продолжаться не может, но ни в чем отказать любимой не мог.
Одна мысль утешала подполковника: «Вот распишемся, может, тогда она угомонится».
Так часто бывает – влюбленный мужчина, если и замечает недостатки своей возлюбленной, все равно пытается убедить себя, что со временем она обязательно возьмется за ум. И, как правило, его ожидает глубокое разочарование.
Предложение руки и сердца Павел Сергеевич сделал девушке еще в конце августа. К этому событию подполковник подготовился весьма основательно. Заказал столик на двоих в ресторане «Северное сияние». От варианта с рестораном пансионата «Горный» Уваров отказался, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вдруг Наталья не примет его предложение. В присутствии персонала пансионата это станет настоящим конфузом. Потому Павел Сергеевич и выбрал нейтральную территорию. Купил золотое обручальное кольцо с бриллиантом.
К обручальному колечку приложил кулончик с изумрудом на золотой цепочке, на который Наталья положила глаз, как только увидела его на витрине ювелирного магазина. Кулон просто идеально гармонировал с ее сережками и перстнем, благодаря которым Уваров и добился ее расположения.
Пришлось подполковнику изыскивать новых кредиторов. И, на его счастье, «добыча» сама попалась в сети.
Уваров стрельнул денег у капитана Павленко и старшего лейтенанта Слободяна – последних из офицерского состава ЛТП, которых до сих пор ему никак не удавалось взять на мушку. А тут такая удача. Заглянул как-то Павел Сергеевич в обеденное время в кабинет начальника охраны и застал его с начальником КЭС за трапезой. И все бы ничего, но дело в том, что молодые офицеры под легкую закуску дегустировали тот самый самогон, который был конфискован у лечащихся Перова, Лысова и Матюшенко и до сих пор хранился у начальника охраны в сейфе. Горючее находилось, как и в момент изъятия, в резиновой грелке, а пили Павленко и Слободян из чайных чашек. Более того, с целью маскировки они добавляли в самогон немного чайной заварки. Это могло ввести в заблуждение кого угодно, только не Уварова. К своему счастью, капитан и старлей отделались легким испугом. Начальник вынес им устное порицание и попросил взаймы денег. Пришлось офицерам одолжить шефу четыреста рублей – по две сотни с носа.
Как и остальные кредиторы начальника ЛТП, они не питали особых иллюзий по поводу возврата долгов. Но, в отличие от того же майора Алексеева, Павленко и Слободян нисколько не жалели о потерянных средствах, поскольку за распитие на службе конфискованного самогона могли подвергнуться гораздо более строгому наказанию, вплоть до увольнения из органов.
Невзирая на драгоценные подарки, Павел Сергеевич до последней секунды сомневался, согласится ли любимая выйти за него замуж. А когда сделал предложение и вручил ей колечко и цепочку с кулончиком, с замиранием сердца ожидал окончательного приговора.
Наталья великодушно приняла предложение руки и сердца, как и драгоценности, но поставила жениху одно условие:
– Я пойду с тобой, Пашенька, в загс только после того, как у тебя появится собственная квартира. Не в пансионате же нам жить.
На балансе ЛТП находилось несколько квартир. Но все они располагались в поселке Торфяновка. А это совершенно не устраивало Наталью.
Павел Сергеевич красочно описывал невесте все преимущества загородной жизни: чистейший горный воздух; красивейшие озера и речки; лес, изобилующий грибами и ягодами. И дома в поселке все новые, современные. А какая там питьевая вода – голубая и совершенно прозрачная. Ее добывают из артезианских скважин. Не то, что мутная жидкость, которая течет из кранов в Каменногорске. Сидишь в ванне и не видишь собственных ног.
Да и квартиру можно получить сразу трехкомнатную – квадратов на 80.
Но Наталья оставалась непреклонной:
– Сам живи в этой дыре. Пусть лучше будет однушка в «хрущевке», но только в Каменногорске.
Первым делом Уваров отправился на прием к начальнику областного УИН. Генерал Кравченко встретил своего протеже вполне радушно. Даже слегка приобнял за плечи. Но когда Павел Сергеевич обратился к нему с просьбой помочь в решении квартирного вопроса, на честном лице генерала отразилось заметное удивление. Эту тему он обсуждал с Уваровым еще до назначения последнего начальником ЛТП. Павлу Сергеевичу предлагалось заселиться в трехкомнатную квартиру в поселке Торфяновка, которую освободил его предшественник – полковник Мищенко. Но Уваров изъявил желание обосноваться в Каменногорске, объяснив это тем, что по роду службы ему придется часто обращаться в различные инстанции, расположенные в городе. А кроме того, он не намеревался надолго задерживаться в кресле начальника ЛТП, и пускать корни в Торфяновке не имело смысла. Кравченко с пониманием принял его аргументы и предложил поселиться в пансионате «Горный», где и сам неоднократно останавливался. Как сказал генерал:
– Место шикарное – горный воздух, отличная кухня и обслуживание по высшему разряду.
Уваров охотно согласился с этими доводами.
И вот тебе на – вдруг передумал. Генералу давно доложили, что Паша водит шашни с официанткой пансионата, но зачем ему понадобилась квартира, ведь, проживая в «Горном», крутить роман даже удобнее – предмет вожделения всегда под боком.
Пришлось Павлу Сергеевичу открыться и посвятить генерала в свои планы по поводу женитьбы.
Кравченко выдержал паузу, после чего произнес:
– А ты, Паша, все хорошо взвесил? У тебя ведь дочка взрослая – почти ровесница твоей невесте.
– Я влюблен, Евгений Андреевич. Никогда раньше так не влюблялся. Я просто жить без нее не смогу.
– Ну, если ты уже все решил, то мне остается только пожелать тебе счастья. А по поводу квартиры – не вижу проблемы. Насколько мне известно, «трешка», в которой проживал Мищенко, до сих пор свободна. И с детишками не надо затягивать. Квартира просторная – всем места хватит, – весело подмигнул Кравченко.
Но Уваров веселое настроение шефа не разделил:
– Не хочет моя невеста в Торфяновке жить. Ни в какую. Как только я ее не уговаривал. Согласна на однушку, но чтобы непременно в городе.
Кравченко снова на минуту задумался, а потом заметил:
– Ну что ж, ее тоже понять можно. Дело молодое. Каменногорск хоть и небольшой, но все же город. Культур-мультур всякий. Заезжие артисты, кино, рестораны, магазины, наконец. А в поселке что? Один гастроном да пара ларьков. Даже захудалого клуба нет. Там на пенсии хорошо жить – рыбу ловить да грибы собирать. Вот что, Паша, мы сделаем. Получу я в областном УВД ходатайство на выделение тебе квартиры в Каменногорске на льготных условиях. А ты уж с этим документом отправишься прямо в горисполком. Там председатель – Савченко Семен Васильевич, мой земляк. Хороший мужик. Я ему предварительно позвоню. Уверен – он тебе поможет.
На этой обнадеживающей ноте Павел Сергеевич простился с генералом и направился в гостиницу. Уваров еще на пару суток задержался в областном центре, пока не получил в канцелярии УВД заветную бумагу.
По возвращении в Каменногорск Павел Сергеевич тут же записался на прием к председателю горисполкома.