Александр Рябинин
Курортная Зона
– А когда следующий пресс монтировать будем, опять кровлю и перекрытие ломать? Может, проемы временно досками зашьем да брезентом прикроем? – внес предложение Дымов.
– Никаких временных вариантов. Все надо делать капитально. Эх, учить вас еще и учить, молодежь, – махнул рукой Скибкин и размашистым шагом рванул в сторону штаба – доложить шефу о проделанной работе.
Однако его опередил завскладом Мамедов. Пока Скибкин с Дымовым разглядывали пресс, кладовщик пожаловался заведующему, а тот отправился к начальнику ЛТП и доложил о нанесенном ущербе.
В этот раз Уваров встретил зама по производству, не скрывая раздражения:
– Какого черта ты затащил этот станок в швейный цех? Переломал там все. Мы же эту железяку на два месяца всего арендовали. Поставил бы на улице, устроил временный навес от дождя. Сейчас лето, ничего бы с ним не случилось. А вот когда экономическая эффективность производства пробок подтвердилась бы, вот тогда мы выкупили бы станок и решили – в каком месте его установить на постоянной основе. А теперь что делать будем, если через два месяца этот пресс придется возвращать арендодателю? Опять весь швейный цех разворотим? – с досадой спросил Уваров.
– Никак нет, товарищ подполковник, ничего ломать не придется. Я принял решение временно зашить проемы досками и накрыть брезентом, – бодро доложил Скибкин.
На следующее утро Павел Сергеевич встретил у входа в КПП техника Дымова и выразил ему свое недовольство:
– Олег, ты почему со мной не посоветовался, прежде чем швейный цех крушить начал?
– Павел Сергеевич, я-то тут при чем, вот, посмотрите, распоряжение подполковника Скибкина, – Дымов вытащил из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенную бумагу и передал шефу.
Уваров, даже не взглянув на документ, сунул его в карман кителя и продолжил разговор с техником-строителем на повышенных тонах:
– Что ты мне эти бумажки подсовываешь, думаешь, не понимаю, что ты решил в очередной раз Скибкина дураком выставить? Не знаю, какая между вами кошка пробежала, но своими действиями ты нанес материальный ущерб всему нашему учреждению. Хотя Скибкину ты тоже навредил – новую машину угробил.
– Да вы меня прям каким-то монстром рисуете, Павел Сергеевич. Ничего я такого не помышлял. Я только выполнял распоряжения вышестоящего руководителя, – ответил на обвинение Дымов.
– Ладно, свободен. Только давай на будущее договоримся – подобных авантюр без моего ведома не предпринимать. Даже по письменному распоряжению зама по производству, – подвел черту Уваров.
Следующие несколько дней подполковник Скибкин плотно занимался организацией нового дела. Прежде всего он заключил договоры на поставку пробок с двумя предприятиями, одно из которых производило уксусную кислоту, а другое – различные растворители и прочую бытовую химию. На первое время месячный объем поставки определили в сорок тысяч штук. Параллельно заключили договор на поставку сырья, и через неделю в ЛТП прибыла первая фура с листовым полиэтиленом. Все было готово для запуска производства. Осталось решить один вопрос – кто будет работать на пресс-станке. Скибкин установил сменное задание в тысячу пробок на одного человека, или две тысячи на звено из двух «операторов». По его утверждению, в колонии строгого режима заключенные легко клепали по тысяче двести штук на брата. Еще и на перекуры время оставалось. Зарплату за одну пробку определили в одну копейку. Получалось, что при выполнении нормы «пробочники» могли заработать по десять рублей за смену.
Однако добровольцев, желающих заниматься столь прибыльным делом, не находилось. Посмотреть на станок приходили многие лечащиеся, но энтузиазма никто из них не проявлял.
В чем же состоял принцип действия этого диво-пресса? Все элементарно. Мощная чугунная станина служила чисто для устойчивости агрегата. А рабочий механизм состоял из литого несъемного цилиндра и расположенного внутри штока, который приводился в движение вручную, с помощью стального ворота с четырьмя ручками, по форме напоминающего корабельный штурвал. Принцип действия – простой, как хозяйственное мыло. Для лучшего скольжения штоку периодически требовалась смазка. С этой целью на цилиндре изготовители предусмотрели отверстие с заглушкой. На нижнем конце штока крепилась специальная металлическая насадка соответствующей формы. Один рабочий держал лист полиэтилена, а второй крутил за ручку ворот и выдавливал штоком пробку. Вот, собственно, и вся «технология».
Когда стало ясно, что добровольцев на производство пробок не найти, подполковник Скибкин дал указание нарядчику Писаренко подобрать пару кандидатур из числа «новобранцев».
Как раз накануне на лечение поступили двенадцать новых пациентов. Нарядчик изучил их личные дела и решил направить на производство пробок административно-осужденных Мухина и Киреева. Почему именно на этих кандидатурах остановил свой выбор Писаренко, объяснялось просто. Мухин и Киреев проходили по одному делу и, если судить по представленным документам, являлись закадычными друзьями-собутыльниками. Одним словом – спаянный дуэт, а точнее – споенный.
Нарядчик, до того, как оказался на лечении в ЛТП, работал в отделе кадров крупного металлургического комбината и по собственному опыту знал, что на самых тяжелых и ответственных производственных участках лучших результатов достигают коллективы единомышленников, связанные не только работой, но и близкими дружескими отношениями.
Муха и Кирюха росли в одном дворе и дружили с раннего детства. Оба воспитывались в неполных семьях. Муха отца совсем не помнил. Ему едва исполнилось три года, когда батя скоропостижно помер, приняв на грудь лишний стакан денатурата.
Дозу не рассчитал.
Мать работала на железной дороге – путевой рабочей. Жили они в ведомственном общежитии и стояли в очереди на квартиру. Вот только перспективы получения отдельного жилья были весьма туманные.
Кирюха обитал в однокомнатной квартире, которую его мамаше предоставили за работу дворником в жилищно-эксплуатационной конторе. Папашу своего Кирюха видел только однажды, когда тот приперся после очередной отсидки стрельнуть у матери деньжат, но был отправлен куда подальше. А через неделю он снова надолго отправился в места не столь отдаленные.
Поскольку матери вкалывали как проклятые, чтобы прокормить своих непутевых отпрысков, воспитанием парней успешно занималась улица. И первой ходкой на зону они отправились вместе. За мелкую кражу. Друзья разбили витрину магазина и вынесли два ящика пива. Дали им, на первый раз, немного – по шесть месяцев на брата. Пока парни чалились на зоне, мать Мухи померла от инсульта, из общаги его выселили, и после освобождения оказался он на улице – влился в нестройные ряды местных бомжей.
Кирюха друга в беде не бросил – поселил у себя в квартире. Его мамаша пыталась воспрепятствовать этому безобразию, пожаловалась участковому, за что получила от единственного сыночка отбивных по ребрам и оказалась на больничной койке. Чтобы, чего доброго, не лишиться жизни от руки своего отпрыска, сразу после выписки из больницы она уволилась из ЖЭКа и уехала жить к сестре, в деревню, затерянную где-то в вологодских лесах.
Общественно полезный труд не входил в планы Мухи и Кирюхи. Парни промышляли сбором пустых бутылок и мелкими кражами. И не миновать бы им второй ходки на зону, но их судьбой озаботился начальник ЖЭКа. Квартирку-то Кирюха занимал служебную. Мама уволилась и право на жилплощадь потеряла. Начальник ЖЭКа обратился за помощью к участковому инспектору, который и без того давно точил зуб на Муху и Кирюху. Инспектор собрал письменные жалобы от соседей, написал собственное ходатайство и передал бумаги в суд. Получили друзья по два года принудительного лечения и отправились на отдых в Каменногорский ЛТП. А квартирку, в которой они незаконно обитали, привели в божеский вид и предоставили для проживания кому-то из работников ЖЭКа.
Таким образом, после окончания срока принудительного лечения Муху и Кирюху ждала полная свобода выбора места обитания – от незапертых подвалов и чердаков до тепловых камер.
На следующее утро после прибытия на лечение Муха с Кирюхой приступили к производству пробок и за восемь часов ударного труда выдавили целых СОРОК ШЕСТЬ штук. Получается, что за первую рабочую смену друзья заработали аж по двадцать три копейки на брата.
Информация об этом уникальном результате достигла ушей начальника ЛТП, и Павел Сергеевич пожелал увидеть это «чудо-производство» собственными глазами. Естественно, в присутствии подполковника Скибкина. Зам по производству о достижениях пробочников уже был наслышан и не скрывал ярости. Первым под его горячую руку подвернулся нарядчик.
– Ты кого мне подсунул? – орал во все горло Скибкин на перепуганного Писаренко. – Если завтра это безобразие продолжится, сам отправишься пробки давить!
На следующий день у злополучного пресс-станка собрался целый консилиум. Кроме Уварова и Скибкина, присутствовали начальник КЭС Слободян, техник-строитель Дымов и комендант Тарасов. Собравшиеся наблюдали следующую картину.
Лечащийся Киреев удерживал лист полиэтилена, а его напарник Мухин схватился двумя руками за рукоятку, оторвавшись при этом от пола, и дрыгал что было сил ногами, пытаясь провернуть штурвал. Это действо продолжалось до тех пор, пока рукоятка наконец-то не поползла вниз, и тогда появившийся шток выдавил-таки злополучную пробку. Муха тяжело выдохнул, снял рукавицы и вытер ими пот со лба.
Затем напарники поменялись местами. Муха удерживал лист пластика, а Кирюха повис на рукоятке, прижимая колени к животу. Дрыгать ногами он не стал, только заметно поднатужился – даже лицо и уши покраснели от напряжения. Ворот вначале не поддавался, но потом резко провернулся, и Кирюха, оторвавшись от рукоятки, шлепнулся пятой точкой на бетонный пол. При этом все присутствующие услышали неприличный звук и в помещении распространился неприятный запах.
– Все, хана, перекур, – заявил Кирюха, не поднимаясь с пола, и полез в карман за папиросой и спичками.
В полной тишине вдруг разразился дикий хохот. Не смогли удержать эмоций Слободян и Дымов. Тарасов оказался более стойким, он смеялся беззвучно, но при этом слезы катились из его глаз. Как ни старался сдержаться Павел Сергеевич, но и ему это не удалось. Только Скибкин внешне не выказывал никаких эмоций, сохраняя спокойное выражение лица. Но это спокойствие было обманчивым. Он едва удерживался, чтобы не наброситься с кулаками на Муху и Кирюху, которые, казалось, не обращали никакого внимания на происходящее вокруг, а просто сидели на бетонном полу и курили.
Павел Сергеевич, конечно же, узнал в одном из пробочников своего бывшего соседа по подъезду, но не стал этого афишировать, а предложил присутствующим руководителям оставить Мухина и Киреева в покое и разойтись по своим делам. Только подполковнику Скибкину велел проследовать за ним в штаб.
– Ну и как ты это объяснишь? – спросил начальник ЛТП своего зама по производству, как только они вошли в кабинет.
– Это просто какое-то недоразумение, Павел Сергеевич. На зоне двое заключенных без особого напряжения выдавливали до двух с половиной тысяч пробок за смену. Это нарядчик Писаренко виноват – подсунул мне каких-то доходяг, – пытался оправдаться Скибкин.
– А у нас контингент такой – хронические алкоголики да наркоманы, если ты еще не понял. И качков среди них не найти. Я представляю, кто работал на таком станке в колонии строгого режима. Громилы и амбалы. Там такая братва часто встречается. Им подергать ручку, бицепсы подкачать – одно удовольствие, – доходчиво объяснил ситуацию Уваров. – Иди, подумай, что дальше с этим производством делать будем, материал-то закупили, управление в известность поставили, в план твои долбаные пробки включили, надо теперь как-то выкручиваться.
После полученного нагоняя подполковник Скибкин решил лично заняться подбором кадров для производства пробок. И первое, что пришло ему на ум, – использовать штрафников.
Тех, кто грубо нарушал установленные в ЛТП порядки, отправляли в ШИЗО – штрафной изолятор. Лечащиеся называли его «шизняк». При строительстве профилактория помещение для изолятора предусмотреть забыли, видимо, проектировщики посчитали, что тюремный карцер – не вполне подходящее место для лечения алкоголиков. А может, просто прошляпили этот момент. В любом случае, изолятор пришлось обустраивать собственными силами. Под ШИЗО использовали часть полуподвала в здании штаба. Выложили кирпичные перегородки, установили металлическую дверь, две двухъярусные железные койки, грубо сколоченный стол, два табурета, рукомойник и деревянный постамент с ведром – в качестве параши. Получилась вполне сносная камера площадью восемь квадратных метров. В маленьком окошке под потолком карцера установили решетку. А вот с отоплением вышла незадача. Поскольку рядом с камерой располагался теплоцентр, тащить трубы и устанавливать радиаторы в помещении изолятора не стали, мол, и так будет тепло. Но первые же заморозки показали ошибочность такого решения. В камере стоял собачий холод. Зимой температура воздуха в «шизняке» не поднималась выше десяти градусов по Цельсию. Для полноты картины следует добавить страшную сырость, от которой по стенам и потолку расползалась черная плесень. Постоянные жалобы лечащихся вынудили начальника охраны установить в ШИЗО электрообогреватель. Вот только толку от него было мало. Старая проводка не выдерживала нагрузки, что приводило к коротким замыканиям, а однажды даже случился пожар. Хорошо, что вовремя подоспели охранники с огнетушителем. Но один из сидельцев все же попал в медчасть с отравлением угарным газом. В итоге обогреватель убрали. А вместо него выделили дополнительно на каждого штрафника по стеганому одеялу.
Надолго в карцер не помещали. В основном на сутки. Только самые злостные нарушители дисциплины задерживались до трех суток. Нередко после посещения «шизняка» лечащиеся оказывались на больничной койке с простудой, а иногда и с пневмонией.
И тем не менее изолятор практически никогда не пустовал.
Подполковник Скибкин в тот же день посетил ШИЗО и остался доволен «уловом». В камере отбывали наказание трое административно-осужденных – Перов, Лысов и Матюшенко. Накануне они попались на КПП, когда пытались пронести на зону три литра самогона.
Каждое утро, кроме выходных и праздничных дней, в 7-00 на территорию ЛТП въезжала колонна автобусов «ЛАЗ» и увозила на работу без малого шесть сотен лечащихся. А в 17-00 эта толпа возвращалась обратно в профилакторий и проходила в жилую зону через КПП. Для охранников это был самый сложный и ответственный момент. Шмонать всех подряд не представлялось возможным, иначе этот процесс мог затянуться на несколько часов. А лечащиеся обязаны строго соблюдать распорядок дня. Им еще предстояло помыться, поужинать и пройти лечебные процедуры.
Никаких технических средств охрана не применяла. Все строилось на интуиции. Опытные вертухаи по выражению лица и нетипичному поведению вычисляли в толпе тех, кто вел себя подозрительно, и отводили их в сторону для индивидуального шмона. Трудно сказать, какой процент нарушений оставался незамеченным. Но судя по тому, что на зоне не переводился чифирь, который употребляли практически все административно осужденные, процент пойманных с поличным был относительно невысок.
Троицу штрафников, которую обнаружил в ШИЗО подполковник Скибкин, поймали совершенно случайно. Работали они в одной строительной бригаде уже пятый месяц. Вольные работяги и даже прорабы относились к ним с пониманием и сочувствием. Кто его знает, как сложится судьба. Сегодня ты на воле, а завтра, чего доброго, сам угодишь на лечение. Перо, Лысый и Матюг – на такие погоняла отзывались наши герои – практически ежедневно проносили на зону несколько пачек чая, которым их снабжали сердобольные члены бригады. А однажды бригадир поинтересовался, не желают ли они приобретать у него домашний первач. Гоню, мол, для себя, но излишки готов продавать по сходной цене. В тот же вечер вопрос обсудили в бараке. Участвовал в обсуждении и комендант Тарасов. Было единогласно решено, что дело стоящее, но рискованное. Комендант предложил проносить самогон на зону в резиновых медицинских грелках. Грелки он взялся раздобыть в медчасти.
Конвейер заработал. Деньги брали из общака, который держал Тарасов. Продукт обходился сравнительно дешево – два рубля за пол-литра вполне приличного по качеству самогона. Поллитровка водки с наценкой посредников стоила до шести рублей. Да поди еще достань. В стране ведь продолжается антиалкогольная кампания. А тут – отличный товар, градусов под семьдесят. Почти спирт. И в три раза дешевле водки.
Дело пошло. Два раза в неделю Перо, Лысый и Матюг проносили на зону три грелки самогона, по литрухе в каждой. Грелки закрепляли под одеждой на груди изолентой. Однажды охранник что-то заподозрил и одного из курьеров выдернул из толпы и обшмонал… И ничего не обнаружил. Эффективность грелок подтвердилась.
Но в тот злополучный день, когда троица оказалась в «шизняке», случилось непредвиденное. Один из охранников заметил, что трое лечащихся, которые уже пересекли КПП, о чем-то весело перешептываются. Вертухай вместе с еще двумя коллегами догнали троицу, отвели в сторонку и стали шмонать. У двоих ничего не обнаружили, а вот с третьим случилось несчастье. Когда охранник шлепнул его ладонями по бокам, на землю упала грелка. Слабовато, видать, закрепил. Поленился или изоленту решил сэкономить. Охранник отвернул пробку, и воздух наполнился ароматом сивушных масел. А двое лечащихся, успешно прошедшие осмотр, попытались затеряться в толпе. Но не тут-то было. Вертухаи их настигли, заставили оголиться до пояса и изъяли всю партию товара. Грелки с самогоном передали начальнику охраны капитану Павленко, а незадачливые курьеры отправились в ШИЗО, где и попали в цепкие руки подполковника Скибкина.
На следующее утро Перо, Лысый и Матюг, досрочно освобожденные из ШИЗО, заступили на смену к пресс-станку, а Муха с Кирюхой, пойманные накануне Скибкиным за распитием чифиря на рабочем месте, отправились на сутки в «шизняк».
Новое звено «пробочников» оказалось более эффективным, чем Муха с Кирюхой. На ручке они не повисали, ножками не дрыгали и газы не пускали. Во всяком случае при свидетелях. Пока один поддерживал лист полиэтилена, двое других хватались двумя руками за ручку и по условному сигналу резко проворачивали ворот. На изготовление одной пробки уходило секунд двадцать, не больше. Это был значительный прогресс по сравнению с достижениями Мухи и Кирюхи. Но желаемого результата подполковник Скибкин так и не добился. Работники быстро уставали и часто устраивали перекуры. В итоге за первую смену троица выдавила пятьсот сорок пробок – по сто восемьдесят штук на брата. Зам по производству пытался их подгонять, по нескольку часов не отходил от станка. Но все бесполезно. В последующие дни доблестная троица итог первой смены так и не улучшила.
Эпопея с пробками продолжалась два месяца. За это время Скибкин шесть раз менял состав пробочников, но повышения производительности так и не добился. «Рекорд» в сто восемьдесят пробок на человека за смену остался непревзойденным. Среди лечащихся распространилась шутка, что Перо, Лысый и Матюг добились такого невиданного результата, поскольку задубели в «шизняке» и, чтобы согреться, в первый день дергали ручку, как ужаленные. Но запала хватило только на одну смену.
Когда истек срок аренды пресс-станка, его тут же отправили владельцу – в Карелию. После такого провала подполковник Скибкин как-то сник, перестал проявлять инициативу и большую часть рабочего времени проводил у себя в кабинете. Чем он там занимался, доподлинно никому не известно. Видимо, предавался воспоминаниям о том прекрасном времени, когда служил в колонии строгого режима, где по первому его требованию заключенные готовы были разбиться в лепёшку.
Пока продолжалась эпопея с пробками, в ЛТП произошли события, о которых нельзя не упомянуть. Вышел на свободу комендант Тарасов. Вроде пустяк, а уже через несколько дней зону было не узнать – в жилых помещениях лечащиеся развели грязь, занавески порвали на ветошь, клеенки на столах прожгли папиросами. Туалетная бумага исчезла, и в дело снова пошли газеты «Правда» и «Известия». И в целом появилось ощущение запустения и бардака.
С гораздо меньшими потерями прошло увольнение техника-строителя Дымова. По сути, оно повлияло на судьбу только одного человека – Косинкина, которому теперь придется тянуть весь срок и даже не мечтать о половинке.
Но наибольший резонанс вызвал демарш энергетика Синицына, который в один прекрасный день объявил начальнику ЛТП, что отбывает в областное управление, чтобы выяснить наконец-то, как продвигается его аттестация. Уваров пытался его отговорить, обещал, что лично займется его делом, но все тщетно – Николай Синицын уехал, оставив все энергетическое хозяйство на попечении двух электриков и сантехника.
Вначале ничто не предвещало беды. Короткое северное лето хоть и приближалось к финишу, но до первых заморозков и отопительного сезона еще оставался небольшой запас времени.
Павел Сергеевич позвонил в областное управление – начальнику кадровой службы – и попросил, чтобы тот убедил Синицына, что положительное решение по его аттестации будет принято в ближайшее время. Казалось, серьезных проблем возникнуть не должно. Но, как на грех, очередную свинью подложил начальнику его зам по производству.
Подполковник Скибкин недолго переживал провал пробочного производства. Как только Николай Синицын уехал, Скибкин решил навести порядок в энергетическом хозяйстве, которое, по мнению зама по производству, находилось в запущенном состоянии. Первым делом он посетил помещение бойлерной, где у подчиненных Синицына была обустроена уютная «кандейка». Поскольку горячая вода требовалась круглый год, бойлерная являлась самым теплым помещением в ЛТП. В «кандейке» зам по производству обнаружил электрика Лаптева и сантехника Чумаченко. Лапоть и Чума гостей никак не ждали, а потому спокойно сидели за столом и играли в карты. А чем еще заниматься электрику и сантехнику в рабочее время, если не в карты играть? Свет везде горит, вода по трубам течет. Все в полном ажуре. Если бы не бутылка водки, которая предательски возвышалась прямо по центру стола, да три граненых стакана, на четверть заполненные хмельной жидкостью.
Накануне выдался удачный день. К Синицыну обратилась главный бухгалтер ЛТП – попросила заменить унитаз и раковину в ее квартире, в Торфяновке. Энергетик отправил на халтурку Лаптя и Чуму, а сам в тот же день уехал в областной центр. Хозяйка предложила мужикам за работу денег, но они наотрез отказались, а вот поллитровку взяли. Тем более что Лариса Николаевна обещала принести водку на следующий день прямо на зону. Отличный вариант – никакого риска. Утром, как и договаривались, поллитровка была доставлена. Лапоть сбегал в столовую и притащил оттуда пару желтых соленых огурцов и полбуханки черного хлеба. И пошел пир горой. А для догонки наши герои еще и чифирь забодяжили.
Тут и нагрянул, откуда ни возьмись, подполковник Скибкин. И загремели Лапоть и Чума на двое суток в «шизняк». А третий их товарищ – электрик Захаров – чудом избежал наказания. В тот момент, когда подполковник Скибкин направлялся в бойлерную, Захаров находился в сортире – живот у него прихватило, видать съел чего-то. Это его и спасло от «шизняка».
Семен Захаров был по-своему уникальной личностью. Удивительная история его похождений из уст в уста распространялась среди лечащихся и сотрудников администрации профилактория. И погоняло к нему приклеилось подходящее – Сеня Залет. Дело в том, что Семен отбывал в Каменногорском ЛТП уже третий срок. А начиналось его затянувшееся лечение еще при Андропове – в 1983-м. Работал Сеня электромонтажником в родном Свердловске. Был женат и даже воспитывал сына. Ну как воспитывал, порол пацана как сидорову козу. И жену избивал, когда был пьян. А пил он регулярно. Но тут направили Сеню на три месяца в командировку на Каменногорский ГОК. Жена с сыном вздохнули с облегчением.
По прибытии в Каменногорск Семен заселился в общагу. В одну с ним комнату въехали еще двое командировочных. В первый же день парни хорошенько поддали за знакомство и отправились на осмотр достопримечательностей города. Однако гуляли друзья недолго. На выходе из пивнушки, расположенной в соседнем с общагой доме, их подобрал наряд милиции, и вечерний променад закончился ночевкой в медвытрезвителе.
Поскольку деньжата у Сени водились (он перед отъездом получил зарплату и суточные), на следующий день история повторилась. Только теперь Семен забухал с местными алкашами. Соседи по комнате решили держаться от него подальше. Вторую ночь Сеня снова провел в медаке. И третью, и четвертую. А когда наш герой оказался в вытрезвителе в шестой раз, менты составили необходимые бумаги и отправили в местный суд. Судья затягивать дело не стала, и ровно на десятый день с начала командировки, так и не удостоив своим присутствием Каменногорский ГОК, отправился Сеня на два года в ЛТП.
Вначале его отправили работать на строительство обогатительной фабрики. Но в первый же день Залет спер на стройке какой-то электроинструмент и обменял его на водку. Когда дело вскрылось, Сеня получил трое суток карцера, после чего выход за зону ему был навсегда закрыт. Попробовали его использовать на пошиве рукавиц. Но и здесь случился облом. Залет только материал портил. Тогда, учитывая его гражданскую специальность, определили Семена в команду энергетика. И, как ни странно, в новый коллектив Залет вполне вписался. Николай Синицын отзывался о нем как о толковом специалисте. К тому же у Сени были все необходимые допуски по электробезопасности.
Когда первый срок Залета подошел к концу, он не уехал в Свердловск, к жене и сыну, а устроился на работу в жилищно-эксплуатационную контору в поселке Торфяновка – электриком. Помог ему в этом Синицын. Сене предоставили служебную комнату – живи, работай и радуйся. Но остепениться Залет не смог. После первой же зарплаты забухал по-черному. И снова – регулярные ночевки в вытрезвителе, суд и очередные два года в родном ЛТП. Весь второй срок Сеня провел под началом Николая Синицына. В «шизняк» Залет попадал регулярно, но дело свое знал, и энергетик был вполне доволен его работой. Когда наступил второй «дембель», Сеня никуда уходить не хотел. Для него ЛТП стал родным домом. Но закон есть закон.
И оказался Семен на свободе. За два года лечения и упорного труда он заколотил целых триста рублей. В этот раз искать работу Сеня не стал, снял комнату в Каменногорске и крепко забухал. А что еще делать, чтобы вернуться в родной профилакторий? В вытрезвитель Залет стремился умышленно – специально шатался бухой по улицам города и старался попасть на глаза ментам. И меньше чем через месяц Сеня с триумфом вернулся в родные пенаты. Зона встретила его, как героя. Залета окружили таким вниманием, что он даже прослезился. На каждом углу Сеню угощали чифирем, а то и водочкой. Жизнь вернулась в привычное русло.
А как же семья? Часто ли навещали нашего героя жена с сыном и другие родственники? Ни разу не появились. За все пять лет и три месяца. Родители Залета давно покоились на кладбище. Родных братьев и сестер у него не было, а более дальних родственников его судьба совершенно не беспокоила. А что касается супруги Валентины, то первые два с половиной месяца она не могла нарадоваться отсутствию мужа-тирана. К концу срока командировки тревога стала нарастать. И сынок занервничал, глядя на мамку.
Но отец семейства в установленный день на пороге не появился. И на следующий день тоже. Через неделю Валя обратилась в администрацию предприятия, в котором работал Сеня, и с удивлением узнала, что ее благоверный «пропал без вести». По месту командирования он так и не появился и никакой информацией о его местонахождении в организации не располагают. Вполне возможно, что с ее мужем произошел несчастный случай. Сердце молодой женщины затрепетало в надежде, что ее ненавистного супруга черти забрали и она больше никогда в жизни не увидит эту противную пьяную рожу.
Но в милицию Валентина все же обратилась. Соседка посоветовала. Иначе, мол, тебя, как законную супругу, могут заподозрить в организации убийства.
В милиции заявление о пропаже приняли и объявили Сеню в розыск. И первый запрос отправили в Каменногорский отдел внутренних дел. А уж там личность гражданина Захарова установили без промедления. В итоге жена Залета получила из милиции официальный документ о том, что по решению суда ее муженек на два года направлен на принудительное лечение в ЛТП. Адрес и телефоны заведения прилагались. Конечно, Валентина предпочла бы информацию о его безвременной кончине, но и два года отдушины – тоже неплохо. Никаких поездок на свиданку с благоверным она, естественно, не планировала и звонить в ЛТП не собиралась. А когда по истечении первого срока лечения Сене дали еще два года, Валя решила, что беспокоиться больше не о чем – муженек завис надолго, возможно навсегда, и пора позаботиться о личной жизни. В первую очередь она в судебном порядке оформила развод. Залету направили уведомление о разводе, которое он разорвал на «косячок», а присутствующим при этом корешкам Лаптю и Чуме сообщил, что ему совершенно «по барабану».
Вскоре после развода Валентина нашла новую любовь. Но счастье ее длилось недолго. Новый суженый оказался не лучше прежнего. Так же бухал и регулярно поколачивал жену и пасынка. Но, в отличие от Сени, нигде не работал и таскал из дома шмотки на продажу и пропой. Решила Валя, что такова ее карма и от судьбы не уйти. С большим трудом и не без помощи органов внутренних дел она избавилась от второго мужа и задумала наладить отношения с первым, для чего впервые за пять с лишним лет отправилась навестить Семена. Собрала нехитрые гостинцы – сала, тушенки, варенья. Прихватила и пару трехлитровых банок самогона – а вдруг получится угостить Сеню. Глядишь, и простит он ей измену. Сына оставила у своей мамаши, села на поезд и отправилась в дальний путь.
Когда Сеня Залет узнал о том, что Лапоть и Чума чалятся в «шизняке», он решил отомстить ментам за своих дружков. И даже представить не мог, насколько его месть окажется эффективной. Сеня открыл ключами, оставленными ему Синицыным, главный распределительный щит ЛТП и вырубил к чертовой матери электричество во всем профилактории. И сделал он это в самый подходящий момент – в пять часов утра. Отсутствие освещения не нанесло бы значительного ущерба, поскольку в это время уже наступил рассвет. Но проблема в том, что столовая ЛТП была оборудована электроплитами и повара не успели приготовить завтрак. В итоге – лечащиеся в полном составе отказались выходить на работу. Колонна автобусов, прибывшая, как обычно, к 7-00, уехала порожняком. Информация с быстротой молнии долетела до руководства строительного треста, в котором трудились пациенты ЛТП, а оттуда сигнал поступил в областное управление исполнения наказаний. И когда начальник профилактория прибыл на службу, его телефон разрывался от звонков. Первый, с кем пообщался Павел Сергеевич, был генерал Кравченко: