Александр Рябинин
Курортная Зона
Глава 7. Весеннее обострение
Весна приходит в Заполярье с большим опозданием. Если в средней полосе уже в марте можно греться под яркими солнечными лучами и наблюдать, как темнеет снег, насыщаясь талой водой, и весело журчат ручьи, а в апреле радоваться зеленой травке и первым подснежникам, то на Крайнем Севере и март, и апрель только по календарю весенние месяцы, а по факту – это все еще зимушка-зима. О приближении весны говорит лишь быстрое увеличение светового дня. В марте и апреле день отбирает у ночи ежедневно минут по 8 – 10 и только за эти два месяца увеличивается на 9 с лишним часов.
А вот средняя температура воздуха по-прежнему остается ниже нулевой отметки. В редкие дни, когда случаются оттепели, снег немного подтаивает и даже появляются лужи и ручейки. Но это вовсе не говорит о приходе весны. Вскоре зима возвращает свои права, налетает холодный, пронизывающий до костей ветер, усиливается мороз и лужи с ручьями тут же превращаются в ледяные ловушки для незадачливых водителей и пешеходов.
Для жителей и гостей Каменногорска март и апрель – это, прежде всего, самый пик горнолыжного сезона. Многие горожане используют ситуацию с большим наплывом туристов для дополнительного заработка. Кто-то сдает в аренду «лишнюю» квартиру или комнату. А кто-то уступает за хорошую цену единственное жилье, а сам, вместе с домочадцами, уезжает на отдых в более теплые края.
Снять комнату в гостинице «Северное сияние» или в пансионате «Горный» практически невозможно. Номера бронируются задолго до начала сезона.
Во второй половине марта 1989 года все гостиничные места заняли участники международных соревнований. Каменногорск впервые в своей истории принимал один из этапов Кубка Европы по фристайлу. Для небольшого заполярного городка это стало грандиозным событием. Ничего подобного северяне ранее не наблюдали. Улицы Каменногорска заполонили иностранные спортсмены, члены спортивных делегаций и колоритные болельщики из многих европейских стран.
Организатором мероприятия стал московский кооператив под названием «Северный склон».
Первые кооперативы появились в Cтране Советов в мае 1988 года, после опубликования Закона «О кооперативах в СССР».
70 лет Советская власть каленым железом выжигала всякую частную инициативу. А одно упоминание о частной собственности считалось преступлением.
И вдруг, стоило только государству слегка отпустить вожжи и разрешить частное предпринимательство в форме кооперативов, как в мгновение ока откуда ни возьмись появились десятки тысяч кооператоров. Как будто их завезли из-за границы или каким-то неведомым науке способом телепортировали из других звездных систем.
Все гораздо проще, новоявленные кооператоры – это наши старые добрые спекулянты-фарцовщики, легализовавшиеся при первой возможности.
И занимались они в основном тем же, чем и раньше, – фарцовкой. Закупали ходовые товары у иностранцев и спекулировали ими в Союзе. Разница лишь в том, что теперь они не боялись уголовного преследования. А потому масштабы спекуляции превысили всякие ожидания.
Но не все кооператоры были спекулянтами. Появились и производственные кооперативы. Кто-то шил джинсы и прочую одежду и обувь «под фирму», кто-то открыл частные предприятия общественного питания, кто-то занялся бытовыми услугами, а были и такие, кто замахнулся на более сложное производство.
Горнолыжная база в Каменногорске стояла на балансе у горно-обогатительного комбината. Для градообразующего предприятия этот актив был, как чемодан без ручки – и нести тяжело, и бросить жалко. Прибыли база никакой не приносила. Активный горнолыжный сезон длился всего три месяца.
В остальное время склоны и пансионат «Горный» пустовали, подъемное оборудование требовало постоянного техобслуживания и поддержания в рабочем состоянии. Приходилось содержать немалый персонал. А выхлопа никакого, одни убытки. Чтобы изменить ситуацию в лучшую сторону и увеличить продолжительность сезона, требовались значительные финансовые вложения. Хотя и они не гарантировали успеха – слишком непредсказуема природа Заполярья. Крепкие морозы часто сочетаются с сильным, пронизывающим ветром. В такую погоду подняться в гору рискуют только настоящие экстремалы.
Да никто и не собирался вкладываться в развитие базы. Для комбината это был непрофильный актив. Или, скорее, пассив.
И вот в июне 1988-го в кабинете директора ГОКа нарисовались три молодых человека, представившихся членами правления московского кооператива «Северный склон», и предложили свои услуги по аренде горнолыжной базы вместе с пансионатом «Горный». Директор комбината немного поторговался, чисто для вида, и стороны ударили по рукам.
На базе закипела работа. Арендаторы наняли строителей, которые покрасили подъемники и фасады пансионата «Горный», залатали ямы на подъездной дороге к базе, а еще выполнили работы на склоне и на стадионе у подножия горы, которые непосвященному человеку мало о чем говорили, а вот знатоки горнолыжного спорта сразу поняли, что к чему.
Тут же появилась информация, что арендаторы каким-то неведомым способом добились проведения в Каменногорске международных соревнований по фристайлу. Программа состязаний включала два вида – могул и лыжную акробатику.
Вскоре склон украсился многочисленными рекламными щитами и флагами стран-участниц. Кроме того, возвели временные трибуны для зрителей и разместили многочисленные ларьки с сувенирами и мини-кафешки с горячими и горячительными напитками.
Все было готово к приему многочисленных гостей и началу соревнований.
Но организаторы не учли коварство северной природы. В ночь перед открытием этапа Кубка Европы разразилась настоящая арктическая пурга. Трассы замело метровым слоем снега, рекламные щиты и флаги разлетелись по всему склону, временную трибуну ураганным ветром разнесло в щепки.
Продолжалась непогода пять суток.
Иностранные спортсмены, члены делегаций и болельщики безвылазно сидели в гостинице «Северное сияние» и пансионате «Горный».
И если обычные туристы коротали дни, дегустируя русскую водку под закуски из национальных кухонь малочисленных народов Севера, то спортсмены откровенно заскучали.
Никаких развлечений им организаторы предложить не могли. Ни тебе казино, ни ярких эстрадных шоу. Разве что кинофильм «Холодное лето 53-го», который демонстрировался в кинозале Дворца культуры, да концерт местного самодеятельного хора, состоящего из десятка дородных бабулек и трех мужиков – одного гармониста и двух балалаечников.
Вот и все «развлечения».
Это вам не какой-то там Куршевель.
На третьи сутки сидения в гостиничных номерах под завывание северного ветра и просмотр единственного телевизионного канала, транслировавшего с утра до вечера выступления М.С. Горбачева и сюжеты об успехах перестройки, первые, самые нетерпеливые спортсмены и члены делегаций потянулись на вокзал и отбыли в Москву и Ленинград, откуда улетели в свои теплые и уютные европейские страны.
А на пятые сутки в Каменногорске осталось только десятка два интуристов, которые подсели на Russian vodka и практически не вылезали из ресторанов.
На том и закончился «этап Кубка Европы».
На шестой день несостоявшихся международных состязаний в пансионат «Горный» заселился подполковник Уваров. Номер «люкс», в котором ранее проживал начальник ЛТП, занимали два итальянских туриста, которые не торопились покидать гостеприимный северный город. Дело в том, что местные жители, посещавшие ресторан пансионата, постоянно угощали итальянцев и выпивкой, и закусками. А гостиничный номер был оплачен на две недели вперед. В итоге интуристы из солнечной Сицилии за неделю не потратили ни гроша. Такая, непривычная для европейцев, щедрость северян стала для итальянцев настоящим откровением. И они решили задержаться в Каменногорске еще на неделю. Тем более что погода резко поменялась. Пурга прекратилась, на заснеженных горных склонах заиграли солнечные блики и появилась возможность покататься на лыжах и подняться на подъемнике на обзорную площадку, чтобы окинуть взглядом живописные окрестности, пофоткаться и посетить кафешку, расположенную на самой вершине горы.
Павел Сергеевич приехал в пансионат на такси. С одним чемоданом.
Администратор Виктория предложила ему скромный одноместный номер на первом этаже. Как только Уваров скрылся за дверью комнаты, к стойке администратора подошли уборщица Валентина, которая в это время пылесосила ковровые дорожки в вестибюле, и продавщица сувениров Катерина.
– Вот тебе и на, вытурила, видать, Наташка муженька из дому, – язвительно заявила Валентина.
– А вы, девки, заметили, как Уваров изменился? Похудел, осунулся весь, щеки обвисли, а на лбу проступили морщины. Такое впечатление, что лет на десять постарел, – сочувственно добавила Катерина.
– А нечего было на сиськах жениться. Эх, мне бы этого подполковника, я б с него пылинки сдувала, – мечтательно подытожила Виктория.
В этот момент входная дверь открылась, и в нее бочком протиснулся майор Алексеев. Оглядевшись поверх сдвинутых на нос очков по сторонам, Владимир Игнатьевич приблизился к стойке администратора и спросил у Виктории, в каком номере поселился Павел Сергеевич.
Получив ответ, майор проследовал в указанном направлении.
Минут через десять Алексеев и Уваров вышли из номера и прошествовали через вестибюль, мимо стойки администратора, в зал ресторана.
– Давай рассказывай, Паша, что у тебя стряслось, не держи в себе, побереги мотор, – обратился к товарищу майор Алексеев после того, как они приняли на грудь по 150 граммов коньяка «Белый аист» и закусили лимончиком в сахаре.
– Да что рассказывать, ты и сам, Володя, все понимаешь. Надо ж было влюбиться в бесчувственную стерву. На «фасад» клюнул, а что внутри полная пустота – не разглядел. Даже не пытался разглядеть. Как будто под гипнозом находился. Словно околдовала, ведьма. Все соки вытянула. Все разговоры только о деньгах, шмотках да побрякушках. И все ей мало. А я ни в чем ей отказать не мог. В результате – в долгах, как в шелках. Да ладно долги. Выкрутился бы как-нибудь. Если б с ее стороны хоть какое-то проявление любви ко мне наблюдалось. Пусть не любви, хотя бы немного тепла и нежности. Ничего подобного. Один сплошной холод, как от сказочной Снежной Королевы. Мы уже два месяца спим раздельно. А я ведь мечтал о нормальной семье, о детишках. Но где там, она и слышать о ребенке не желает. Только одно твердит: «Я еще молодая, мне для себя пожить хочется».
А вчера у меня словно глаза открылись. Поругались мы в очередной раз из-за какой-то заморской тряпки, которую ей приспичило купить, я не удержался и предложил развестись. Думал, она образумится и сделает шаг навстречу, но не тут-то было. Посмотрела на меня своим ледяным взглядом и спокойно так говорит: «Да пожалуйста. Только при одном условии – квартира останется мне».
Вот тут я и прозрел. Завтра же на развод подаю и пусть удавится и квартирой, и шмотками, и побрякушками своими.
Тут Уваров сделал паузу, выпил рюмку коньяку, закусил лимоном и продолжил:
– В последнее время постоянно бывшую свою вспоминаю и дочку. Виноват я перед ними безмерно.
Майор Алексеев все время, пока Павел Сергеевич изливал душу, молча смотрел в стол, даже не пытаясь вставить хоть слово в монолог товарища. «Пусть выговорится, легче станет», – думал он. Но судя по тому, что Уваров все больше мрачнел и лицо его наливалось кровью, облегчение не наступало. Даже коньяк не помогал.
Владимир Игнатьевич решил вставить свое слово:
– Так напиши письмо бывшей жене. Она тебе многое прощала, может, и сейчас простит, – попробовал утешить друга Алексеев, но вышло у него как-то двусмысленно.
Может, простит, а может, не простит…
К личным проблемам начальника ЛТП, по закону подлости, добавились серьезные осложнения на службе. Первым неприятным сигналом стало увольнение директора торгово-закупочной базы. На Клавдию Петровну и раньше поступало немало жалоб, но начальство ГОКа не придавало им значения. База работала успешно, все плановые показатели выполнялись. К тому же Климова на регулярной основе обеспечивала руководство комбината дефицитными товарами.
Но случилось непредвиденное. Сменился директор ГОКа. Новый босс прибыл из Москвы и первым делом на все ответственные посты стал продвигать своих земляков. А бывшим руководителям предлагалось либо согласиться на понижение в должности, либо уволиться.
С Клавдией Петровной новый директор ГОКа церемониться не стал. Он предъявил ей многочисленные жалобы граждан на работу ТЗБ и предложил написать заявление по собственному желанию, а в случае отказа – привлечь к проверке ее деятельности компетентные органы.
Климова испытывать судьбу не стала, уволилась и уехала в неизвестном направлении.
А ее хлебное место вскоре занял кум нового директора ГОКа.
И буквально через пару недель после ухода Клавдии Петровны снабжение ЛТП захромало. А водка теперь выделялась в строгом соответствии со спущенными сверху разнарядками. То есть практически перестала поступать на нужды лечения.
Уваров попытался наладить контакт с новым руководителем ТЗБ. Но наткнулся на полное непонимание. Новый директор торгово-закупочной базы ни о каких «схемах» и слышать не хотел.
Видимо, у него были продуманы свои «схемы».
В итоге взаимоотношения между ТЗБ и ЛТП вернулись в правовое поле. Отпуск продовольствия для нужд профилактория производился строго по установленным лимитам, а количество лечащихся, занятых на базе, ограничилось договором.
Первыми изменения почувствовали на себе офицеры и прапорщики ЛТП. Сроки выдачи продуктового довольствия задерживались на неопределенное время.
Лечащиеся и раньше не жировали. А в новых условиях их пайки совсем оскудели. Но с этим пациенты профилактория еще как-то могли смириться. А вот прекращение поставок водки для «рыгаловки» вызвало куда более серьезные последствия. В этот раз лечащиеся не стали захватывать «заложников», а объявили сидячую забастовку. То есть они выходили на работу, но ничего не делали, просто сидели на рабочем месте.
В это время волна забастовок охватила практически все лечебно-трудовые профилактории Советского Союза. На местах находились разные поводы для локаута. Где-то, как в Каменногорском ЛТП, первопричиной волнений стало отсутствие водки, которое объяснялось продолжающейся антиалкогольной кампанией и, как следствие, резким снижением производства спиртного в стране. В других профилакториях требовали закрытия штрафных изоляторов, повышения зарплаты и даже свободного выхода за зону.
Сарафанное радио между ЛТП работало исправно. Многих административно-осужденных за время лечения по разным причинам переводили из одного профилактория в другой. Злостных нарушителей режима направляли из обычных ЛТП в так называемые закрытые, где выход лечащихся за зону был строго-настрого запрещен, а основным контингентом являлись уголовники, отправленные на принудительное лечение от алкоголизма и наркомании. Некоторых по состоянию здоровья отправляли в более подходящие по климатическим условиям регионы.
Также практиковались переводы туда, где срочно требовалась дополнительная дешевая рабсила.
Через перемещенных лечащихся поддерживалась связь между различными ЛТП. К тому же никто не запрещал административно-осужденным вести почтовую переписку. Письма, конечно, вскрывали и просматривали, но если не находили ничего криминального, то отправляли их адресатам.
Таким образом, информация о происходящем в одном ЛТП довольно быстро становилась известна в другом.
И вскоре к чисто практическим требованиям забастовщиков стали добавляться политические. Этому способствовала общая ситуация в стране. Озвученный на XXVII съезде КПСС курс на демократизацию и гласность открыл «ящик Пандоры». Осуждение всего «совкового» и подобострастное преклонение перед западными «демократиями» стали все шире распространяться в советском обществе. Активно способствовали «демократизации» средства массовой информации и различные правозащитные организации, появившиеся как грибы после дождя. Правозащитники развернули в СМИ дискуссию о том, что система принудительного лечения алкоголиков и наркоманов требует срочного реформирования.
Лечащиеся ЛТП тоже читали газеты и слушали радио, а иногда и телевизор смотрели. Новые веяния их вдохновили на «подвиги». Забастовочное движение стало нарастать как снежный ком. На повестку дня встали следующие требования:
– перевод ЛТП в ведение Министерства здравоохранения;
– снятие всех ограничений на свободу передвижения;
– предоставление регулярных краткосрочных отпусков с правом проведения их по месту жительства.
Озвучивались и другие, менее радикальные требования.
Принятие условий бастующих вбивало осиновый кол во всю систему принудительного лечения.
Поэтому до поры до времени администрации ЛТП пытались остановить забастовочное движение некоторыми послаблениями режима. Где-то это имело временный успех, а где-то, наоборот, вызывало новые локауты.
В Каменногорском ЛТП бастующие сначала добивались только водки для «рыгаловки». Никаких других требований они не выдвигали.
Но новые веяния докатились и до них. Среди лечащихся нашлись лидеры, предлагавшие расширить список условий для прекращения сидячей забастовки.
Новые требования включали улучшение качества питания, повышение расценок на швейном производстве, запрет наказания в виде помещения в «шизняк», разрешение на свободный выход за периметр в выходные дни, демонтаж смотровых вышек.
Часть предъявленных требований начальник ЛТП согласился выполнить. Во-первых, своим приказом он запретил наказание лечащихся штрафным изолятором. Во-вторых, убрал караульных со смотровых вышек. Сами вышки ломать пока не стали.
В-третьих, на 15% повысили расценки на продукцию швейного цеха. Это решение приняло областное УИН по ходатайству администрации ЛТП.
В-четвертых, подполковник Уваров пошел на превышение своих полномочий и распорядился увеличить лечащимся нормы отпуска мясопродуктов, благо производство свинины на собственных свинофермах за последние полгода выросло вдвое.
А вот главную проблему – отсутствие водки – Павел Сергеевич решить не смог.
В итоге уступки бастующим не привели к желаемому результату. Локаут продолжился.
В первые дни сидячей забастовки трест «Каменногорскстрой» присылал в ЛТП автобусы и доставлял лечащихся на строительные объекты. Но они не приступали к работе, а только места в вагон-бытовках занимали. Вскоре автобусы приезжать перестали. А руководители треста решили, что особой потребности в лечащихся у них в данный момент нет. Активный строительный сезон еще не начался, третью обогатительную фабрику перед Новым годом ввели в эксплуатацию. Поэтому строители вполне могли обходиться без пациентов ЛТП. Хотя на полный разрыв отношений трест не пошел. Впереди лето и дешевая рабсила еще потребуется.
Подполковник Уваров прекрасно осознавал, что все «шишки» в конечном итоге достанутся ему, и пытался объяснить бастующим, что упрямство только усугубляет их положение.
Но лечащиеся уже сообразили, что никаких репрессивных мер руководство ЛТП применить к ним не может, и тупо забили на работу.
Целыми днями они слонялись, как зомби, по жилой зоне или валялись на грязных шконках в общаге, потягивая чифирь. И, само собой, трижды в день посещали столовую.
Война войной, а обед по расписанию.
По распоряжению начальника ЛТП командиры отрядов Сомов, Трусов и Ложечкин были переведены на круглосуточный режим службы. Капитаны поселились на первом этаже общежития, в караульном помещении.
В караулке стояли две двухъярусные кровати, стол, четыре стула, холодильник и тумбочка с маленьким телевизором «Юность». И что немаловажно, для караульных предусмотрели отдельный туалет с умывальником. В общем, вполне сносные условия для проживания. Сутки напролет, с короткими перерывами на сон, Сомов, Трусов и Ложечкин резались в преферанс. Дежурные по столовой приносили им хавчик, а сердобольные коллеги – капитан Павленко и старлей Слободян – периодически потчевали друзей водочкой и самогонкой. И сами иногда зависали в караулке – побухать да «пулю» расписать.
Заботливые капитанские жены, беспокоясь о здоровье своих благоверных, ежедневно таскали им вкусную домашнюю еду.
Так что Сомов, Трусов и Ложечкин ни в чем не нуждались и были вполне довольны службой. Тем более что никакой угрозы от бастующих не исходило. Лечащиеся вели себя тихо, как мыши в присутствии кота. Точнее – трех молодых, здоровых, хорошо упитанных котов.
На восьмой день забастовки начальнику ЛТП позвонил генерал Кравченко:
– Ну что, Паша, плохи твои дела. Из Москвы пришел приказ о министерской проверке вверенного тебе учреждения. Так что принимай столичных гостей. Боюсь, ничего хорошего от этой ревизии ждать не приходится.
В голосе генерала Уваров не услышал упрека. Скорее – сожаление.
– Вы же знаете, Евгений Андреевич, я делал все что мог. Но обстоятельства иногда сильнее нас, – заметил Павел Сергеевич и продолжил: – Я готов принять любое наказание, вплоть до увольнения из органов.
– Ну ты не горячись раньше времени. Посмотрим, что накопает комиссия и какие оргвыводы будут в итоге сделаны. Может, обойдется строгим выговором, – «успокоил» Уварова генерал.
Министерская комиссия работала в ЛТП пять дней. Ревизоры перерыли горы документов, пообщались с заместителями начальника, начальником охраны, начальниками отрядов и главным бухгалтером. Кроме того, инспекторы не побрезговали побеседовать с некоторыми лечащимися из числа «половинщиков», которые не поддержали забастовку или делали вид, что не одобряют локаут, чтобы не потерять право на досрочное освобождение.
Проживали члены комиссии в гостинице «Северное сияние».
Павел Сергеевич в первый же день ревизии попытался «навести мосты» и пригласил инспекторов в ресторан. Они не отказались, но доверительного общения не получилось. А когда Уваров попытался заплатить за ужин, ревизоры попросили раздельные счета и каждый внес плату за себя.
После отъезда проверяющих наступил период тягостного ожидания. Все сотрудники ЛТП понимали, что без организационных выводов не обойдется. Понятно, что первым под раздачу попадет начальник. А если вычистят Уварова, еще неизвестно, кого пришлют на его место. Вероятнее всего, направят какого-нибудь московского гастролера, который не станет церемониться с местными кадрами.
Больше других переживал майор Алексеев. Как заместитель начальника по воспитательной работе, он нес прямую ответственность за происходящее в ЛТП.
На службе Владимир Игнатьевич старался не выказывать беспокойства. А вот дома, за ужином, закинув за воротник граммов 150, он обрушивал всю накопившуюся за день душевную боль на супругу:
– Ты не понимаешь, Зина, как все плохо? Даже не плохо, а отвратительно. Уварову куда проще. Ну снимут его с должности, и что? А ничего. Генерал Кравченко найдет ему теплое местечко в областном управлении. А мне что делать? До пенсии осталось три года. Из органов меня, конечно, не попрут, нет на то достаточных оснований. Но из ЛТП запросто могут уволить. А что предложат взамен? Сошлют, как Колю Сысоева, в колонию строгого режима куда-нибудь на Колыму. Вот ты, Зинаида, хочешь переехать на Колыму? Вижу, что не хочешь. И я не хочу, – доставал Алексеев вконец перепуганную жену.
И так изо дня в день.
По истечении недели после отъезда министерской комиссии на территорию ЛТП въехала колонна из четырех автобусов «ЛАЗ» в сопровождении автомобиля «УАЗ» с сигнализацией. Из «козлика» вышел майор внутренних войск и направился прямиком в кабинет начальника ЛТП.
Уварова уже предупредили о прибытии гостей, и он прикидывал в уме, что бы это все значило.
Майор вошел в кабинет и доложил:
– Здравия желаю, товарищ подполковник. Майор Ермоленко, прибыл для этапирования административно-осужденных из вверенного вам учреждения в поселок Заозерный. Вот списки этапируемых, – майор протянул Уварову несколько листов с отпечатанными в колонку фамилиями и инициалами и добавил: – прошу вас подписать списки и дать распоряжение о срочных сборах указанных лиц.
Павел Сергеевич просмотрел бумаги и обратил внимание, что первыми на переезд значатся лидеры протеста, да и остальные принимали самое активное участие в локауте. Всего в списках было 96 человек.
«Интересно, кто передал наверх информацию? Вероятно, кто-то активно сотрудничал с министерскими ревизорами», – прикинул Уваров.
В Заозерном находился лечебно-трудовой профилакторий закрытого типа. По сути, колония общего режима. И содержались там в основном уголовники, которым по решению суда в дополнение к основному сроку отсидки в ИТК предписывалось принудительное лечение от алкоголизма или наркомании. Соответственно, режим в этом ЛТП ничем не отличался от режима в колонии.
«Добастовались, голубчики. А ведь я их предупреждал, что ничем хорошим эта забастовка не закончится. Теперь узнают, почем фунт лиха», – подумал Уваров и подписал бумаги, после чего позвонил начальнику охраны капитану Павленко, чтобы тот забрал у него списки и обеспечил срочные сборы лечащихся, подлежащих этапированию.
После отъезда самых активных бунтарей настроение оставшихся заметно изменилось. Никто не хотел оказаться в закрытом ЛТП.
Первыми вышли на работу швейники. За ними – работники ТЗБ.
А за неделю до майских праздников подъехали за лечащимися и автобусы треста «Каменногорскстрой».
Забастовка прекратилась, но осадочек остался.
На Первомай все служащие ЛТП, за исключением дежурных, отправились в Каменногорск на демонстрацию. Для этого заказали в автоколонне два автобуса «ЛАЗ». Собственный «ПАЗик» окончательно встал на прикол. Иван Зимин пытался его реанимировать, но и у него ничего не вышло…
Город встретил торфяновцев повсеместно развешанными яркими плакатами и кумачовыми флагами. А вот погодка подпортила праздничное настроение. С утра поднялся пронизывающий ветер и закрутила пурга-метель.
Коллектив ЛТП, по разнарядке горкома партии, влился в праздничную колонну городского отдела внутренних дел. Формирование колонны происходило на окраине города, прямо у стелы «Каменногорск – город горняков». Оттуда демонстрантам предстояло пройти по главной и самой протяженной улице – проспекту Ленина и пересечь Красную площадь, приветствуя флажками, транспарантами и кричалками типа «Мир! Труд! Май!» местную власть, расположившуюся на временной трибуне у памятника С.М. Кирову.
За площадью, свернув за здание Дворца культуры, колонна рассыпалась на мелкие группки, которые, расположившись в скверах и подворотнях, согревались спиртными напитками с легкими закусками. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что большинство демонстрантов поспешили разбежаться по домам, а уж там, на теплой кухне, отметить праздник по полной.
Работники ЛТП никуда не спешили. Уваров, Алексеев и еще несколько сотрудников профилактория, проживающих в Каменногорске, выпили с коллективом по соточке за «солидарность с трудящимися всего мира» и удалились. А жители Торфяновки загрузились в автобусы и продолжили праздновать. В результате некоторые сотрудники профилактория так «напраздновались», что их пришлось разносить по домам.
В общем, День международной солидарности трудящихся коллектив ЛТП отметил достойно.
Со второй половины мая началось активное снеготаяние. Весна входила в свои права. Ручейки сливались в бурные потоки, которые размывали дороги и вызывали подъем воды в реках и озерах. Больше всех от паводка страдали дачники, чьи участки попадали в зону подтопления.
На освобожденных от снега пригорках, прогреваемых ярким весенним солнышком, тут же появилась зеленая травка, а кое-где и первые подснежники.
Многие северяне, радуясь теплым, солнечным денькам, избавлялись от надоевшей зимней одежды и обуви. И хотя ночные заморозки еще никуда не исчезли, да и днем мог сорваться пронизывающий арктический ветерок, люди активно переходили на более легкую форму одежды.
Особенно этим грешили молодые девушки и вполне зрелые дамы, стремившиеся привлечь к себе мужское внимание. Несмотря на прохладную ветреную погоду, они щеголяли в коротких юбках, тонких колготках и туфельках на высоких каблучках…
Понедельник часто называют тяжелым днем. И на то есть свои причины. Втягиваться в работу после выходных всегда непросто. А если к тому же провел эти выходные бурно, то тяжело вдвойне или втройне.
Понедельник 22 мая 1989 года стал для подполковника Уварова по-настоящему тяжелым. Хотя накануне он совсем не принимал алкоголь и довольно рано отошел ко сну.
Все началось с того, что в 9-00 ему позвонил генерал Кравченко и спросил:
– Тебя, Паша, еще не ознакомили с приказом?
– Каким приказом? – уточнил Павел Сергеевич.
– Значит, не ознакомили… Дело в том, что в Главном управлении ИТУ МВД принято решение о расформировании Каменногорского ЛТП, – «обрадовал» генерал.
– И что теперь делать? – растерянно спросил Уваров.
– Все подробности узнаешь из приказа. Лечащихся с завтрашнего дня начнем перераспределять по другим ЛТП. Офицеры, прапорщики и охранники из числа срочников будут переведены на службу в исправительно-трудовые учреждения нашей области и соседних регионов. Гражданских специалистов придется уволить по сокращению штатов. Материальное имущество также будет передано в другие ЛТП и ИТК области.
– А свиней куда денем? – перебил генерала Павел Сергеевич.
– Каких свиней? Ах, да, свиней… Свиней – под нож, – нервно бросил Кравченко и продолжил: – Что касается лично тебя, Паша. До конца месяца передашь дела майору Алексееву, который будет исполнять обязанности начальника ЛТП до полного окончания ликвидационных мероприятий, а 1 июня жду тебя в управлении. Там и решим, как быть с тобой дальше.
Как только генерал положил трубку, в кабинет начальника ЛТП вошел майор Алексеев с какой-то бумагой в руке. Это был тот самый злополучный приказ, о котором предупреждал Кравченко.
Замполит с потерянным видом передал приказ Уварову и с дрожью в голосе спросил:
– Как же так, Паша, чем мы так провинились? Ведь в других ЛТП тоже забастовки были и ничего. А нас сразу в расход.
– Что я могу тебе сказать, Володя. Так решили на самом верху. Процедура ликвидации займет некоторое время, так что тебе пока можно не волноваться, – попытался успокоить товарища Павел Сергеевич.
– А что будет потом? Сошлют куда-нибудь к черту на кулички.
– Почему «на кулички»? Уверен, тебе найдется место в нашей области, – заверил майора Уваров.
– Твоими бы устами да мед пить. Мне б только до пенсии продержаться, а там – гори оно все синим пламенем, – махнул рукой Алексеев и вышел из кабинета.
За неделю, с 22 по 29 мая, всех лечащихся из Каменногорского ЛТП этапировали в другие профилактории. Следом за ними убыли и охранники.