Здоровые солдаты принялись растаскивать пока ещё не буйных товарищей по каютам, Винтерсблад подошёл к Скади и жестом подозвал Медину.
– Майор, ты смотрел дирижабль капитана Грин?
– Да, сэр! Мельком, сэр. Я не смог его запустить. Причина неисправности мне неизвестна.
– А наш?
– Я попытаюсь ещё, сэр. Но боюсь, это будет бесполезно.
– Попытайся, майор. И посмотри попристальней, что там с «Литой». Может быть, удастся запустить хотя бы её.
– Но, сэр, даже если получится, «Лита» не возьмёт на борт больше четырёх-пяти человек…
– Выполняй, майор. И возьми с собой капитана Грин, она может оказаться полезной.
Медина отдал честь и удалился.
– Может быть, нас тут скоро останется как раз не больше четырёх-пяти… – пробормотал Винтерсблад себе под нос.
***
Безумие одновременно накрыло почти всю команду, превратив дредноут в подобие живодёрни: из каждой каюты доносились чудовищные крики, почти звериные завывания, жуткий грохот и треск ломаемой скудной мебели. Семнадцать человек команды патрулировали коридоры. Несколько дверей не выдержали под натиском озверевших солдат, которые целеустремлённо следовали за лишь им слышным зовом. И звал он их неизменно за борт.
Лейтенант ворвался в гондолу управления, едва не сбив Винтерсблада с ног.
– Господин подполковник, сэр! – Лицо лейтенанта было до зелени бледным, словно он страдал от морской болезни, руки дрожали. – Там Гастман и Брэбиш…
– Сбежали? Штепсель в дроссель, эти геркулесы, что, вывернули железные прутья, к которым были привязаны?!
– Никак нет, сэр! Они… – лейтенант заметно скис, не в силах подобрать подходящее слово, – вам лучше самому посмотреть, сэр, – закончил он, трагично изломив брови.
Винтерсблад бросил на него быстрый, но внимательный взгляд. Ни внешний вид лейтенанта, ни тем более исходивший от него тонкий запах рвоты не предвещали ничего хорошего: произошло что-то такое, от чего бывалого офицера вывернуло наизнанку. Подполковник размашистым шагом пошёл к клеткам в малый грузовой отсек. То, что он увидел за прутьями, заставило бы неприятно колыхнуться и его желудок, будь он помоложе.
– Кто это сделал? – тихо спросил Винтерсблад у лейтенанта, старавшегося не смотреть в сторону Гастмана и Брэбиша. Точнее, того, что от них осталось.
Разбитые в кровавое месиво лица и головы. Переломанные, вывернутые из суставов связанные руки. У одного из них, за щиколотку прикованного цепью к решётке, была почти оторвана ступня, а у второго – которого приковали поперёк груди – раздавлены рёбра.
– Кто, чёрт возьми, это сделал?! – гаркнул подполковник, и лейтенант вздрогнул всем телом.
– Они сами, сэр… Они пытались освободиться…
Винтерсблад отвёл взгляд от изуродованных тел.
– Остальные?
– Я не знаю, сэр. Многие затихли у себя в каютах. Мы думали, они успокоились. Пока… пока я не нашёл Гастмана и Брэбиша.
Винтерсблад быстро прошёлся по каютам, отпирая замки, распахивая двери, за которыми стояла подозрительная тишина. В горячем и неподвижном воздухе висела тёплая солоноватая вонь. Отчаяние было почти так же близко, как и безумие: плескалось у самого горла.
– Отпустите тех, кто ещё жив. Никого больше не запирайте. И не связывайте.
За его плечом появилась Грин. Краем глаза выхватила картину в одной из кают и прижала к губам ладонь в белой перчатке, подавляя рвотный позыв.
– Но они же будут прыгать! – удивился лейтенант.
– А так, думаешь, лучше? – Винтерсблад кивнул в открытую каюту. – Пусть прыгают. Меньше боли.
– Думаете, они чувствуют боль? Разве можно сделать с собой такое, если чувствуешь боль?
«Скоро узнаем», – подумал Винтерсблад, но вслух ничего не сказал.
***
Невозможно было определить, сколько прошло времени. Не меньше недели – это точно. Запасы питьевой воды на дредноуте почти иссякли.
Винтерсблад ввалился в гондолу управления. Всё это время он практически не спал и не ел. Скади иногда казалось, что подполковник выживает исключительно на виски и сигаретах. Его осунувшиеся щёки заросли щетиной, под глазами чернели следы бессонницы, рубашка была застёгнута всего на пару пуговиц, и те попали не в свои петли.
– Ещё четверо. На цеппелине остались только мы, – глухо уронил он.
Медина оторвался от разобранной панели управления, поднял глаза на подполковника. Сидевшая рядом Скади никак не отреагировала. Она была настолько измотана, что даже обычные слова давались ей с трудом: язык отяжелел и не слушался, в ушах звенело, а в голову словно набили отсыревшей ваты.
– Господин подполковник, сэр! – голос Кирка дрогнул. – Я нашёл причину неисправности в «Лите»…
Помутневшие глаза Винтерсблада лихорадочно заблестели.
– …и я могу устранить её.
– Тогда чего ты сидишь?
– Одна деталь требует замены. Я мог бы взять её отсюда, – Медина показал на приборную панель дредноута, – но тогда нам пришлось бы оставить наш цеппелин…
– К чертям цеппелин, майор! Постой… пришлось бы оставить? Так ты… Как давно ты понял, что можешь запустить «Литу»? – тихий голос Винтерсблада задрожал от сдерживаемого гнева.
– …и бросить здесь всех, кто не поместился бы в дирижабль капитана Грин, – Медина закончил свою фразу едва слышно, но твёрдо. Он стоял прямой и несгибаемый, упрямо вскинув подбородок.
«И этот сучёныш молчал, пока здоровых было больше, чем мест на разведчике! Надеялся справиться с дредноутом, когда мы могли бы давно уже выбраться из этого дерьма!»
Винтерсблад стиснул кулак, словно хотел врезать майору в гладко выбритую челюсть, но вдруг его взгляд неуловимо изменился, словно гнев в один момент покинул его, оставив лишь безнадёгу. Он смотрел в черноту неестественно расширенных зрачков Медины и понимал: они уже не успеют.
– Делай быстрей, что ты там придумал, майор. – сипло сказал он.
– Есть, господин подполковник! – Медина с облегчением ринулся к грузовому отсеку, но окрик Винтерсблада остановил его. – Да, господин подполковник?
– Вытащите нас отсюда, майор… Вы молодец.
Кирк улыбнулся и отдал честь.
– Ну что за м-лый мльчк! – хмельно промямлила Скади, развалившаяся в кресле пилота.
Винтерсблад медленно повернулся к ней, уже зная, что увидит. Собирая остатки воли, чтобы не опустить рук, даже заглянув в зрачки Грин, полностью закрывшие аквамариновую радужку. Неразборчиво выругавшись, он за шиворот поднял её с кресла и, перекинув её руку себе через плечо, поволок к выходу.
– Майор, – крикнул, втаскивая Скади в грузовой отсек, – неси верёвки!
Медина выскочил из «Литы», окинул взглядом безвольно болтающуюся на Винтерсбладе Грин и, не проронив ни звука, метнулся за верёвками.
– Что вы хотите делать, сэр? Если её связать… мы же знаем, к чему это приведёт. – Кирк, бледный, как смерть, разматывал канат.
Винтерсблад прижимал Скади, спиной к своей груди, не давая ей осесть на пол.
– Свяжи нас, майор.
– Что? – не понял Медина.
– Свяжи нас. Крепко. Нога к ноге, запястье к запястью. Выполняй! Я попытаюсь удержать её. Она женщина, и не такая сильная, как наши парни, должно получиться. Быстрее, Медина!
Медина крест-накрест привязал Грин к Винтерсбладу, затянул узлы на их лодыжках, замешкался, собравшись связать их руки.
– Сэр, где ваш китель? Вас порежет верёвками, когда она начнёт…
– Быстрее, Медина, быстрее! К чертям китель, времени нет!
Медина едва успел затянуть последний узел, как Скади напряглась и замерла, запрокинув голову. Он медленно сделал шаг назад.
– Она уже слышит, да?
– Чини «Литу», майор! – рявкнул Винтерсблад.
Он обхватил торс и руки Скади, обнимая-стискивая её, как смирительной рубашкой, положил подбородок на её плечо – не хватало ещё, чтобы, начав биться, она сломала ему затылком нос или выбила зубы.
Все мышцы Скади неестественно напряглись, завибрировали, словно через её тело пропустили разряд тока, и она выгнулась, рванулась с такой силой, что у Винтерсблада захрустели кости.
– Сучий хвост! – прошипел он сквозь зубы, пытаясь удержать выкручивающуюся Грин.
Она не проронила ни звука, но сопротивлялась настолько яростно, что Винтерсблад понял, как связанные солдаты умудрялись ломать себе рёбра и отрывать конечности. Он навалился на неё всем телом, удерживая руки, сгибая Скади пополам. Послышался треск рвущейся ткани – не выдержала его рубаха. Спину и запястья обожгли врезавшиеся в кожу верёвки.
Скади продолжала неистово рваться, пыталась освободиться от пут и от подполковника, кромсая его впивавшимся в тело тонким канатом. По его спине и рукам потекли горячие липкие ручейки.
– Господин подполковник, сэр, вы как? – крикнул из «Литы» Медина.
Его язык уже заплетался.
– В порядке. Давай быстрее, майор!
Скади не успокаивалась ни на миг, всё глубже врезавшиеся верёвки резали плоть Винтерсблада. Спина и запястья горели, стекающая по телу кровь насквозь пропитала брюки.
«Так вот оно, оказывается, как – когда с тебя живьём сдирают кожу! Нет уж, Скади Грин, я всё равно не дам тебе искалечить саму себя. Это теперь дело принципа!»
– Медина, ты там уснул?!
– Н-как нет, гспдин пдполк-вник, осталсь с-всем чть-чть!
Винтерсблад заорал от боли: Скади вывихнула ему плечо. Спина превратилась в кровавый кисель. Мышцы занемели от чрезмерного напряжения, пот заливал глаза, силы иссякали. Грин продолжала демонически сопротивляться. Ещё чуть-чуть, и она переломает себе руки. И ему заодно.
– Медина!!!
– Гт-во, ср! – Майор нетвёрдой походкой выплыл из «Литы», хватаясь за всё подряд, чтобы удержать равновесие: ноги его не слушались. – А чо пол ткой гр-чий, ср?
По дредноуту прокатилась волна крупной дрожи, словно цеппелин был живым существом. Медина резко выпрямился, выгнулся, устремив безумные глаза куда-то в пустоту.
– Майор, отставить!!! – хрипло заорал Винтерсблад, понимая, что это бесполезно.
Мышцы звенели, готовые полопаться от нечеловеческого напряжения. «Всё, это всё», – мелькнуло в голове подполковника, прежде чем Скади сломила его сопротивление, а Медина направился к рычагу ручного открытия люка. И тут дредноут резко взбрыкнул, задрав нос, словно под ним выстрелил сокрушительный фонтан. Винтерсблада швырнуло на пол, и он отключился от сильного удара затылком. Майора Медину, который ещё не успел открыть люк, с размаху приложило о стену, и он стёк по ней, оставляя за собой красный размазанный след. Цеппелин содрогнулся всем корпусом ещё раз и затих, беспомощно болтаясь в клочьях пегого тумана.
***
Скади очнулась от того, что кто-то легонько похлопывал её по щекам.
– Капитан Грин! Капитан Грин! Капитан, вы меня слышите?
Она с трудом разлепила опухшие веки, сфокусировала взгляд на склонившемся над ней окровавленном лице.
– Майор Медина? – Она попыталась пошевелиться, но не смогла двинуть ни рукой, ни ногой.
– Подождите, я отвяжу вас, – заулыбался Медина, – вы живы, это просто отлично! – Он завозился, распутывая узлы.
– Что случилось?
– Я починил «Литу», капитан. Господин подполковник держал вас, когда вы услышали зов… А дальше – я ничего не помню.
Скади только сейчас поняла, что она лежит на распластанном на полу Винтерсбладе, связанная с ним по рукам и ногам.
– И я ничего не помню. – Она сползла с подполковника и замерла перед ним на коленях, прижав пальцы к губам. – Откуда столько крови? Помогите мне перевернуть его, майор! Проклятье!!! Майор, где у вас бинты? Несите, много!
Винтерсблад начал приходить в себя, попытался перевернуться обратно на спину.
– Не шевелись, подполковник, – остановила его Грин.
Он с трудом развернул к ней лицо, сквозь сизую пелену перед глазами вгляделся в её зрачки и едва заметно ухмыльнулся.
– А Медина? – беззвучно шевельнул губами.
– Пошёл за бинтами. Он в порядке. Он починил «Литу».
– Знаю, – хриплый выдох.
Серые воспалённые глаза устало закрылись, но едва заметная улыбка облегчения осталась.
– Зачем ты это сделал? – голос Скади дрогнул, потеряв на половине фразы официальный тон.
– Что?
– Спас меня.
Один глаз с видимым усилием открылся, остановился на лице Грин, и тень улыбки стала чуть заметнее.
– Прекрати реветь.
– Что?! Я и не… – Она осеклась, проведя белой перчаткой по мокрым щекам.
– Ты насквозь меня прожжёшь… слезами… – Каждая фраза давалась ему всё сложнее. – Паскудно всё, да?
Скади бросила взгляд на изуродованную спину.
– Ну… шрамы останутся. Но возможность умереть ты, кажется, упустил, так что теперь уж будь добр, выживи.
– Ты собиралась пристрелить меня, Скади Грин, помнишь? Ради этого стоит выжить.
***
– Зачем пришла? – Винтерсблад поднялся с койки траольского госпиталя, завидев в дверях своей палаты Скади.
– Сама не знаю, – усмехнулась она, – думала – попрощаться, но тебе это вряд ли нужно. Я уезжаю.
Уголок его губ приподнялся в игривой полуулыбке. В госпитале подполковника заметно подлатали, но нахальство в самоуверенном взгляде, видимо, не лечится. Как и напускное равнодушие на лице, и вот эти усмешечки с налётом похабщины. А на что она рассчитывала? На дружеские объятия? Смешно! Скади молча развернулась, собравшись уйти.
– Раз уж пришла…
– Да?
– Скажи мне, Скади Грин, на кой чёрт вы сели в Траолии?
– Мы выбирались из непроглядного тумана на ощупь. Компас не работал. Откуда нам было знать, где мы окажемся?
– А если бы знали?
– Тогда, конечно, я посадила бы «Литу» в Бресии и взяла вас с Кирком в плен. – Она вернула ему насмешливую ухмылку. – Ведь вы, господин подполковник, изволили отключиться, а с майором Мединой я бы уж как-нибудь справилась.
– Ну да, ну да, – понимающе покивал головой Винтерсблад. – Такая версия устроит твоё командование. Но у меня для газетчиков Распада будет совсем другая история.
– Даже не сомневаюсь, что ты придумаешь нечто впечатляющее.
– Ошибаешься, Грин. Всё придумают за нас. Они тебя ещё удивят.
– Я расскажу правду… – Скади на мгновение замялась, – быть может, с опущением некоторых деталей, но правду.
Винтерсблад подошёл ближе, глядя ей в глаза. И что-то было в этом взгляде, что заставило её сердце тоскливо сжаться.
– Мы с тобой похожи, Грин. Просто винтики в механизме. На нас всё держится. Но от нас ничего не зависит. И мы будем крутиться так, как задумает мастер.
– Посмотрим. Прощай, Винтерсблад! – и она вышла из палаты.
– Посмотрим, – тихо произнёс подполковник, провожая Скади взглядом.
***
Стоял тёмный и промозглый осенний день. Из окна кабинета полковника Барратта, находившегося на третьем этаже штаба, открывался вид на центр серого Сотлистона с его невысокими домами, похожими друг на дружку, словно близнецы. Вдалеке дымили фабрики братьев Звенских, и высокие металлические конструкции цеппелинных пристаней тянулись к небу, теряясь в сизом мареве.
– Уверены, что не желаете выпить, капитан?
Скади оторвала взгляд от пейзажа за окном.
– Благодарю вас, полковник, воздержусь.
После того, как Барратт внимательно выслушал её рапорт о событиях над грядой Свуер, он позвонил генералу Маскелайну, и тот захотел поговорить со Скади лично. В неуютной тишине кабинета, пропахшего сигарным дымом и старыми бумагами, они уже третий час ждали приезда генерала. Полковник перебирал какие-то записи, Скади сидела в кресле напротив его стола, изучая унылый пейзаж за окном. Где-то в глубине её правого колена зародилось нервное жужжание, как случалось перед выпускными экзаменами в Академии Воздухоплавательных Сил. Как было в день похорон отца, когда она сидела в огромной комнате наедине с пустым гробом, покрытым бресийским флагом, и ждала опаздывавший катафалк с процессией. Только сейчас рядом не было Джеймса Аддерли, лучшего друга ещё с академии и самого близкого человека после смерти отца, и ей так не хватало его руки на своём плече и уверенного, ободряющего взгляда.
Генерал, пообещав «немедленно быть», приехал лишь спустя несколько часов. Он выслушал Скади с великим вниманием, делая какие-то пометки в своём блокноте, обменялся многозначительными взглядами с Барраттом.
– Благодарю за службу, капитан Грин! – Он пожал ей руку. – Я буду ходатайствовать пред лицом его императорского величества, чтобы вы были представлены к награде. А пока – идите домой, отдыхайте. Сразу домой и отдыхать! Поняли меня? У вас два выходных, это приказ. – Маскелайн по-отечески похлопал Скади по руке, продолжая трясти её ладонь в крепком пожатии.
После ухода Грин в кабинете повисла долгая пауза. Полковник Барратт выжидательно смотрел на генерала, будто ждал, что тот объявит выигрышные цифры лотерейного билета. Он продолжал стоять по стойке смирно, пока Маскелайн, погрузившись в задумчивость, неспешно ходил туда-сюда по тёмному ковру, неуклюжими пальцами почёсывая седой ёжик жёстких волос.
– Хе! – довольно усмехнулся он своим мыслям. – Ну, что скажете, полковник? – Он обернул к Барратту блёклое, невыспавшееся лицо.
– Я подумал, ваше высокопревосходительство, что, возможно, капитан Грин – как раз та, о ком говорил господин император. Она сможет вдохновить наши войска не меньше, чем подполковник Крайдан. Мы терпим поражение за поражением, и подвига мёртвого героя для поддержания боевого духа уже недостаточно.
– Она же дочь генерал-лейтенанта Грина, верно? И уже успела зарекомендовать себя в разведке. И женщина! А кто может вдохновить бойцов лучше, чем красивая женщина! – Маскелайн расплылся в довольной улыбке.
Полковник Барратт заулыбался в ответ.
– Я доложу о ней императору. Думаю, вы правы, господин полковник, она нам подходит, – заключил Маскелайн.
***
Скади проснулась непривычно поздно, приняла ванну, сварила себе кофе, но не успела его выпить – в дверь постучали. На пороге стоял виновник романтических мечтаний большинства девушек Бресии, майор Джеймс Аддерли. Фотографии этого статного синеглазого брюнета с аристократическим лицом вырезались из газетных статей и вклеивались в девичьи альбомы. Его высокие скулы, мужественный подбородок, лучистая улыбка, бархатистый голос лишили покоя многие сердца, побудив их тосковать о несбыточном: за майором закрепилась слава одинокого благородного героя, пренебрегающего мимолётными романами. Тем не менее, эта же слава давала иллюзорную надежду каждой влюблённой в него девушке на то, что именно она может стать той самой, особенной, единственной. Его избранницей.
– Поздравляю, почти подполковник Скади Грин, ты становишься большой птицей! – Аддерли хлопнул Скади по плечу свежей газетой.
– Чего-о? – не поняла она.
– А ты ещё не читала? – Он вошёл в прихожую и развернул перед ней газетный номер.
«Капитан Скади Грин – новый герой Бресии» – гласил жирный заголовок.
– Ты заслужила, Скади, – Аддерли тепло улыбнулся, – но ты чертовски меня напугала!
Скади взяла газету и уставилась на посвящённую ей статью. Буквы пустились перед глазами в нервный пляс.
«Капитан разведывательного дирижабля класса А… взят в тиски двумя вражескими дредноутами… с командой из двух человек сбила один дредноут, но была взята в плен подполковником Винтерсбладом… дерзкий побег… диверсия на вражеском цеппелине, приведшая к крушению корабля… трагически погибшие штурман и второй пилот… захватила в плен доселе непобедимого Шентэла Винтерсблада и второго пилота дредноута… из-за неполадок дирижабля пришлось совершить аварийную посадку на территории Траолии, что вынудило освободить пленных… награду из рук Его Императорского Величества… звание подполковника… назначена капитаном транспортного цеппелина… награждение состоится послезавтра…»
– Что это за бред?!
Улыбка исчезла с лица Аддерли, во взгляде отразилось замешательство.
– Полковник Барратт решил, что Бресия должна знать о твоём подвиге. А что не так, Скади? Скади?! Куда ты?
– Переоденусь, – бросила Грин, скрывшись за дверью комнаты, – и еду к полковнику!
– Зачем?
В комнате что-то грохнуло: так падает стул, если с его спинки слишком резко сорвать китель.
– Затем, что не было никакого подвига, – Скади стремительно вернулась в коридор, попутно натягивая перчатки, – и полковник прекрасно это знает!
– Что значит – не было? Скади, подожди, объясни всё толком! – Аддерли поймал её за локоть, развернул лицом к себе, но Скади ловко вывернулась из его рук.
– Потом! – бросила она, убегая.
***
Полковник Барратт принял Грин сразу, но, судя по выражению лица, был не очень-то доволен её визитом. А после того, как он её выслушал, его косматые брови почти сомкнулись на переносице, сделав и без того жёсткое лицо ещё суровее.
– Я не понимаю, чем вы, Грин, недовольны? Вы перескакиваете через майора сразу в подполковники, получаете награду, будете командовать транспортным цеппелином. И это ещё не предел, дальнейшее продвижение по службе зависит только от вас! Вон, статьи про вас хорошие пишут. В чём дело? – резко спросил он.
– Ваше высокоблагородие, в этой статье нет ни слова правды, – со всей твёрдостью сказала Скади, но ладони под перчатками вспотели, а правое колено завибрировало.
– То есть вы хотите сказать, что генерал Маскелайн всё это выдумал? – возмущённо повысил голос Барратт.
– Нет, сэр, ни в коем случае! Но репортёры могли…
– Без его распоряжения репортёры ничего не могли! – отрезал полковник. – Без приказа генерала Маскелайна вообще никто ничего не может! И все его распоряжения, безусловно, согласованы с его императорским величеством! – Барратт чеканил слова, будто забивал ими гвозди.
Скади стиснула челюсти, но глаз под тяжёлым взглядом полковника не опустила.
– Я не заслужила ни этой награды, ни повышения. Я не совершила ничего из того, за что меня хотят наградить, – упрямо сказала она.
– Чем вы занимаетесь в королевской армии Бресии, сэр? – Тон Барратта стал на толику мягче.
– Служу своей стране.
– Всё верно, капитан Грин. И вашей – нашей – стране сейчас необходимо, чтобы вы послужили ей именно таким образом. Всё ясно?
Скади стояла, вытянувшись до хруста в позвоночнике, и молчала, не в силах согласиться на эту чудовищную ложь.
– Не заслужила она! – проворчал полковник. – Его императорскому величеству виднее, кто, что и главное – когда – заслужил. А если вам кажется, что мундирчик не по размеру, так что же мешает дорасти до нужного уровня? Считайте это авансом от господина императора. Всё понятно?
Грин продолжала молчать.
– Не слышу! – гаркнул Барратт, оросив её лицо капельками слюны.
– Да, господин полковник.
– Громче!
– Слушаюсь, господин полковник! – Фраза обожгла её горло словно кислота, связки зазвенели, готовые сорваться.
– Исполнять, капитан!
– Есть, господин полковник, сэр!
***
Зал награждений покидала почти бегом. Слепили фотовспышки, скалились улыбки, чьи-то руки хлопали меня по плечам… Я миновала лестничные пролёты, перепрыгивая через несколько ступенек, и, наконец, оказалась на улице. Отойдя за угол, глубоко и жадно вдохнула чуть подгнивающую осень. В этом городе так сыро, что пора отращивать жабры! Свершившаяся только что ложь жгла моё горло и липким тяжёлым комом распирала желудок.
Орден, пришпиленный к моему кителю самим императором, никак не отстёгивался: замёрзшие пальцы дрожали и не могли нащупать булавку сквозь белую ткань перчаток. Потеряв терпение, я дёрнула его, едва не выдрав клок из кителя. Нужно выпить. Впервые мне просто необходимо выпить!
– Скади, Скади! – Догнавший меня Джеймс перехватил мои руки, сжал их в своих ладонях, пытаясь меня успокоить. – Я помогу.
Он аккуратно отстегнул проклятую награду, протянул её мне на раскрытой ладони, и я застыла, борясь с искушением зашвырнуть орден куда подальше. Аддерли всё понял и убрал его к себе в карман.
Мне не только приказали лгать. Мне приказали быть кем-то другим, тем, кем я не являюсь и вряд ли смогу стать. Я не та подполковник Грин, которая им нужна. Но мне не оставили выбора. Прав был Винтерсблад – я всего лишь винтик в механизме, и мне придётся крутиться, как задумал мастер. Больнее всего то, что я всю свою сознательную жизнь безгранично восхищалась этими людьми и верила им. Маскелайну и императору. Чести и доблести Бресии.
– Но о какой чести речь, когда они так легко идут на заведомый подлог? – этот вопрос задаю уже вслух Джеймсу, сидящему рядом со мной за стойкой в «Сломанной птице».
– Я бы не судил столь однозначно, – откликнулся он, – всё-таки Маскелайн, не говоря об императоре, стоит выше нас и видит дальше. Всю картину целиком, так сказать. И раз они считают, что для Бресии эта ложь необходима, значит, надо солгать. – Он жестом отказался от добавки, предложенной барменом, и тот наполнил только мой стакан.
– А у тебя не возникает вопросов, Джеймс, о чём они ещё нам лгут?
– Нет, – отрезал Аддерли, – эти игры мне не по рангу, и я в них не лезу. Предоставь каждому заниматься своим делом, Скади. Наше – служить Бресии и подчиняться приказам вышестоящих офицеров и императора.
Я киваю. Не потому, что я согласна с ним. Просто мои возражения ничего не значат. Бармен вновь обновил мой напиток.
– Может, хватит? Ты же почти не пьёшь, Скади, тебе подурнеет.
Я бросила на Джеймса злобный взгляд – куда уж дурней? И тут мне пришла в голову мысль, которую я почему-то раньше упустила.
– Аддерли, а меня ведь не вызывали на допрос в тайную полицию! После того, как я неизвестно где пропадала десять дней, а потом обнаружилась в компании вражеских офицеров на нейтральной территории без соответствующего на то разрешения! И потеряла двоих людей.
Джеймс изменился в лице, и его синие глаза потемнели до черноты.
– Вот только не вздумай сама туда соваться, – даже не прошептал – шпрошипел он, – своей правдой только хуже сделаешь! Ты вообще кому служишь – сотрудникам ТП или императору?
– Императору, конечно, – удивилась я такой его реакции.
– Вот и исполняй, что он от тебя ждёт! Ему и Бресии нужно, чтобы ты была героем? Стань им!
Мы надолго замолкаем. Аддерли заметно разнервничался, хоть виду и не показал. Но я его знаю. Возможно, в чём-то он прав. Я погрузилась в невесёлые размышления, потягивая виски.
– Я бы на твоём месте видел в этом плюсы, – майор нарушил наше затянувшееся молчание, – вот обо мне пишут только в светской хронике, что бы я ни делал на линии фронта. Я неплохой офицер, Скади, и, знаешь ли, мне обидно! Обидно, что я посвящаю жизнь своей стране, а ей интересно лишь то, что творится в моей постели. Хотя как раз там ничего занятного и не происходит. Ты единственная женщина среди нас, и тебя заметили, как офицера, зауважали за твои профессиональные качества, а не за причёску!
Я горько вздохнула.
– Какие могут быть качества, если все эти разговоры, вся эта статья – чьи-то выдумки, Джеймс? Разве только причёска на фотопортрете настоящая, да.
Мы просидели в «Сломанной птице» до позднего вечера. С виски я и правда переборщила, и Джеймс повёз меня домой. Мы долго не могли справиться с заклинившим замком и повернуть ключ, а когда наконец ввалились в узкую прихожую, на нас обрушилась колченогая вешалка, попутно сбив подставку с зонтами. Джеймс инстинктивно загородил меня собой, выхватывая револьвер, я расхохоталась, зажатая между стенкой и его спиной.
– Чёрт, Скади, что у тебя тут за бардак! Я думал, в дом забрались воры! – Он изо всех сил старался сохранить остатки серьёзности. – И где переключатель?!
Переключатель был как раз за мной, Аддерли потянулся к нему, его дыхание обожгло мои губы. После щелчка лампочка над нашими головами вспыхнула и погасла.
– Да чтоб тебя! – ругнулся Джеймс. – Грин, есть в этом доме хоть что-то, что не требует починки?
Мы стояли вплотную друг к другу, и в темноте прихожей я видела лишь мягкое, постепенно разгорающееся мерцание его глаз. В последний момент я отвернулась, и его губы замерли, коснувшись моей щеки. Даже в этой темноте я почувствовала его неловкость и досаду.
– Джеймс…
– Скади?
Я вновь обидела его, хоть он и не подал виду.
– Я пьяна, Джеймс. Ты тоже.
Он молча кивнул и дружески сжал мои пальцы, отстраняясь.
– Доброй ночи, Скади.
Я закрыла за ним дверь и опустилась на лестницу, прижалась лбом к балясине. Прости меня, Джеймс! Я, правда, очень хотела бы ответить на твои чувства. Но не могу. Пока нет.
***
– Видите ли, майор, ваше самочувствие напрямую зависит от длительности нашей с вами беседы, – ладони агента госбезопасности, сухого, словно прошлогодняя ржаная галета, уперлись в стол, – а продолжительность беседы, в свою очередь, заависит от вашей разговорчивости.
По ту сторону стола, покачиваясь на неустойчивом табурете, словно камыш на ветру, сидел Кирк Медина. Его смуглое лицо приобрело зеленоватый оттенок в тех местах, где ещё не было иссиня-чёрным. С начала допроса шли вторые сутки. За это время Медине не позволяли спать, не давали есть и пить. Запирали в глухой душной камере, больше похожей на вертикальный гроб – в ней невозможно было даже сесть – и раз в несколько часов приводили в подвал на «разговор». В подвале было так душно и жарко, что на серых стенах поблёскивал конденсат. Прозрачные, прохладные капельки благословенной влаги мерцали в тусклом свете жёлтой лампы, и они, несомненно, стоили того, чтобы облизать грязные, шершавые стены. Но Медина сидел посреди подвала, далеко от них, не дотянуться. Перед ним был лишь металлический стол, прикрученный к полу. Совершенно сухой.
– Я вам всё уже рассказал, – просипел майор. Пересохшее горло саднило, на разбитых губах коркой запеклась кровь. – Мне нечего добавить.
– Вы уверены, майор? – Агент уже надел кожаную перчатку и теперь демонстративно взвешивал на ладони небольшой свинцовый цилиндрик – не человек, а чёрный скорпион, чей хвост с жалом всегда в боевой готовности.
– Уверен. – Медина поднял голову и попытался посмотреть на своего мучителя как можно твёрже. Из-за резкого движения пустой желудок скрутило спазмом, а перед глазами поплыли бордовые пятна.
– То есть вы ничего не знаете? Ни об исчезновении второго дредноута, ни о причинах гибели экипажа первого, ни о том, кто отдал приказ лезть в зону над Свуер. Ни даже об обстоятельствах, побудивших подполковника Винтерсблада взять на борт вражеского разведчика в тот момент, когда он утратил доверие команды. Мало того, часть событий вы просто не помните?
Медина слабо кивнул.
– Тогда скажите мне, майор, какого хрена вы посадили вражеский разведывательный дирижабль на нейтральной полосе, упустив столь ценного для нас офицера?
– Дирижабль едва тянул. – Медина старался смотреть в глаза допросному. Это было несложно: тёмный, колючий взгляд агента вцепился в него репьём, не позволяя опустить ресницы. – Приборы не работали. Я летел вслепую. Когда понял, что нахожусь в воздушном пространстве Траолии, было уже поздно. Пришлось срочно садиться, иначе мы бы разбились.
Повисла пауза. Агент, словно о чём-то размышляя, сделал круг по подвалу, всё так же поигрывая свинцовой гирькой.
– Почти тысяча человек, майор. – Рука с зажатым в ней тяжёлым бруском врезалась под дых офицеру, согнув его пополам. – Вы потеряли почти тысячу человек и два дредноута! – Ещё один удар в живот заставил Медину захлебнуться кашлем. – И продолжаете защищать Винтерсблада? – Вновь удар, прилепивший живот майора к хребту. – Хотите разделить с ним последствия? – Кулак в перчатке врезался Медине в челюсть, сбив его с табуретки.