Анастасия Орлова
Всё, что необходимо для смерти
Грин откинула одеяло. Она была в одном белье, под рёбрами белела аккуратная свежая повязка. Попытка встать немедленно отозвалась болью в боку и чудовищной слабостью. Пришлось посидеть, опустив босые ноги в мягкий ворс ковра, подождать, когда будуар перестанет вращаться с бешеной скоростью, а уже потом аккуратно, стараясь не делать резких, болезненных движений, подобраться к пуфу.
Из зеркала туалетного столика на Скади глянул кто-то до синевы бледный, осунувшийся, с черными провалами глаз. Интересно, сколько прошло времени? Она помнила всё лишь до момента, как её подхватил Винтерсблад. Дальше следовал какой-то горячечный бред, разобраться в котором было невозможно. Да и не хотелось. Скади натянула брюки, сапоги, взяла в руки рубашку. Та принадлежала Винтерсбладу, Грин поняла это по знакомому сигаретному запаху. Видимо, её одежда пришла в негодность из-за ранения. Скади накинула рубашку, оказавшуюся ей почти до колен, закатала слишком длинные рукава и вышла из комнаты.
Короткий коридор привёл её в маленькую светлую кухоньку. На табурете, прислонившись голой спиной к стене, дремал Винтерсблад. Руки скрещены на груди, ноги в потёртых сапогах покоятся на втором табурете, подтяжки скинуты с плеч, висят, почти касаясь пола. Щетина отросла до состояния короткой бороды, на лице и теле кровоподтёки, оставленные Сандерсом. На столе – чашка с недопитым чёрным кофе, полупустая бутылка виски и переполненная окурками пепельница.
Скади двигалась почти бесшумно, но Винтерсблад всё равно её услышал, вскочил, едва не уронив табурет. В глазах мелькнуло явное беспокойство, а потом – облегчение. Складочка меж бровей разгладилась, на губах появилась привычная полуулыбка. Бесцеремонно приложив ладонь к её лбу, он удовлетворённо кивнул.
– Болит? – указал взглядом на раненый бок.
– Слегка.
Её голос осип. То ли от длительного молчания, то ли от общей неловкости. Вновь они друг напротив друга, и разделяет их лишь шаг. Непреодолимый шаг. И саднящая боль в груди становилась сильнее рези под бинтами.
– Сколько дней? – уточнила она.
– Сегодня пятый.
Н-да, неутешительно.
– Зря вмешалась. – Винтерсблад смотрел ей в глаза, и Скади не могла оторваться от его пристального, глубокого взгляда.
– Они бы убили тебя.
– И всё стало бы проще. – По его губам скользнула едва заметная ухмылка.
Она не заметила, как преодолела этот клятый, разделяющий их шаг. Пальцы коснулись фиолетового кровоподтёка на груди Винтерсблада, скользнули выше, по его обнажённым плечам, шее, небритой щеке, утонули в пшеничных волосах. Лёгкая дрожь пробежала от кончиков пальцев по всему телу, и невозможно было понять, её это дрожь или его. Он перехватил ладонь Скади и до боли сжал её. Закрыл глаза, и меж бровей вновь появилась напряжённая морщинка. Скади чувствовала его колючую щетину под своей ладонью и тяжёлое дыхание на запястье.
– Грин… – Он наконец отпустил её руку, его разбитые пальцы коснулись её щеки. – Останься со мной. – Он перешёл на шёпот, словно произнести эти слова вслух было физически больно, и чем они были громче, тем сильнее ранили. – Я не могу пообещать, что тебя не лишат звания и позволят летать, – их лица почти соприкасались, и отчаяние, плескавшееся в глазах Винтерсблада, затапливало и Скади, – но я обещаю тебе неприкосновенность и… себя.
Скади прижалась щекой к его ладони и слишком долго не могла выдавить нужные слова. Правильные, чёрт бы их побрал, слова.
– Я не могу предать свою страну.
– У нас одна страна, Скади.
– Я не могу предать императора… – и что-то с треском сломалось внутри, словно корпусы столкнувшихся на полном ходу цеппелинов.
Винтерсблад отстранился.
– Ему нет до тебя никакого дела, Скади Грин.
– Я не могу иначе, Винтерсблад! – Голос взлетел почти до крика.
– Да пойми, наконец, – взорвался он, – они решают свои проблемы ценой наших жизней! Ты ничего для них не значишь, ни-че-го! Ни для императора, ни для Бресии! А для меня…
– Это мой выбор! – перебила Грин.
– Это не твой выбор! – Винтерсблад с яростью смахнул со стола полупустую чашку, и она разлетелась по кухне осколками фарфора и кофейными брызгами. – Пора перестать жить чужим умом, Скади!
– Ты бы тоже не сделал этого! Не перешёл бы на другую сторону, потеряв всё! Почему именно я должна делать этот выбор, жертвовать офицерской честью, становиться предателем?! – Голос сорвался и подвёл её.
Винтерсблад резко выдохнул, и Скади увидела в его глазах горящие обломки разбившегося дредноута.
– Я, как продажная девка, предлагаю… – с досадой начал он, но не договорил, резко замолчал и отвернулся, отошёл к окну. – Что ж, если император – это действительно ваш выбор… – от ледяной злости, прозвучавшей в его голосе, у Скади по спине побежали мурашки, – не смею задерживать, – с нарочитой вежливостью закончил он.
Сжав челюсти, Скади задержала дыхание, лишь бы не всхлипнуть, не разрыдаться в голос.
– Самовлюблённый приспособленец! – процедила она сквозь зубы.
– Моё почтение, – едко бросил он через плечо.
Скади резко развернулась и вышла из кухни. Схватив свой замаранный кровью китель, отворила входную дверь. Перед ней стояли четверо в штатском, видимо, как раз собирались постучать.
– О, подполковник Грин! – удивился один из них, разворачивая перед носом Скади документы: тайная полиция. – Вас-то мы и ищем!
– Чем обязана? – резко спросила Скади.
– По нашим данным, вас насильно удерживает напавший на вас вражеский офицер.
Она услышала, как за её спиной из кухни вышел Винтерсблад, и кожей почувствовала электрическое напряжение позади себя, его готовность вмешаться. Готовность лезть за неё под кулаки и пули, пусть даже в лапы тайной полиции, несмотря ни на что…
– Как видите, ваши данные ошибочны, – холодно уронила Скади. – Меня никто не удерживает. Наоборот, господин офицер спас мне жизнь.
– Как интересно, – ядовито улыбнулся агент, – мы с удовольствием послушаем вашу историю.
– И я с удовольствием вам её расскажу.
– Что ж, тогда милости просим пройти с нами!
Винтерсблад увидел жест Скади, запрещающий ему вмешиваться. Хотел было наплевать на него, но всё-таки не шелохнулся, когда агенты вместе с Грин покидали дом. Только кулаки сжал так, что побелели костяшки пальцев.
– Перешёл бы, – едва слышно процедил он в захлопнувшуюся перед его лицом дверь, – хоть к чёрту на рога! Но ты не просила.
***
Майор Уиллард Сандерс намазывал свой утренний тост, когда к нему заявились агенты тайной полиции и попросили пройти с ними. Он вновь оказался в том же кабинете, за столом напротив того же высокого допросного.
– Что ж, майор, мы проверили вашу информацию.
– Нашли подполковника Грин, сэр? – Сандерс сидел на самом краешке стула, сложив на коленях вспотевшие ладони, как примерный ученик.
Допросный кивнул, не отрываясь от своих бумаг.
– Она мертва?
Агент прекратил шуршать исписанными листами, поднял на майора пронзительно-синие глаза.
– Она жива. И мои коллеги уже её допросили.
– Ох, – слегка подрагивающая влажная рука Суслика попыталась утереть не менее влажный лоб, но лишь взъерошила негустые волосы, поставив их торчком, – как же хорошо! – Он хотел изобразить облегчение, но вышло скверно.
– Вы не зря так нервничаете, майор. Подполковник Грин рассказала нам истинную версию событий. – Агент встал со своего места, упёрся ладонями в покрытую сукном столешницу и навис над сжавшимся на краешке стула Сандерсом.
– И как же, по её мнению, всё было? – Суслик попытался поднять глаза, но смотреть в лицо агенту было так же больно, как и на яркое солнце. Правда, вместо света оно излучало непоколебимую уверенность в печальной участи майора.
– Дурака не валяйте! – Воздух в кабинете наэлектризовался так, что начали потрескивать стоявшие дыбом волосы Сандерса. – Это вы в пьяном угаре напали на подполковника Грин, а потом, уже протрезвев, и на заступившегося за неё офицера Распада. – Допросный цедил слова, словно ему было тяжело дышать. – Она вмешалась и получила от вас нож под рёбра.
– Ложь! – Голос Сандерса сорвался на визг. – Клевета! Они же в сговоре! Не удивлюсь, если… – договорить он не успел: мощный удар в челюсть снёс его со стула.
– Четверо солдат подтвердили её слова. А вот вас, майор, ждёт трибунал. – Агент приоткрыл дверь. – Заберите!
Двое солдат под руки выволокли поскуливающего Суслика из кабинета, следом вышел и допросный.
– Жалкое зрелище! – с презрением бросил другой агент, встретившийся у кабинета. – А я как раз к вам, ваше высокоблагородие! Что прикажете делать с подполковником Грин, сэр?
– Отпускайте. Её слова подтвердились, квартиру и кабинет обыскали. Никаких подозрений.
– Назначить кого-нибудь?
– Для чего?
– Ну… как обычно в таких случаях. Присмотреть. Всё-таки был продолжительный контакт с вражеским офицером, сэр, – несколько смутился второй агент.
Допросный скользнул по нему холодным взглядом.
– Не нужно. Я сам с этим разберусь.
– Сэр, вы уверены, что удобно…
– Я сам с этим разберусь, – повысил голос допросный, – свободны!
– Есть, сэр!
***
Меня продержали под арестом три дня. Удивительно, но никаких «пристрастных» мер, так любимых тайной полицией, не применялось. Полагаю, за это время они успели не только найти и допросить всех четырёх сандерсят, но и перевернуть вверх дном мою квартиру – в поисках чего-то, что могло бы послужить доказательством моей связи с Винтерсбладом. Разумеется, они ничего не нашли. Видимо, все жёсткие меры достанутся Свирепому Суслику. И поделом!
За эти три дня в тесной тёмной камере я устала больше, чем могла бы устать за три дня боя. Я мечтала оказаться дома и принять ванну, мечтала остаться одна, без сопящего под дверью тюремщика, и смыть с себя впечатления всех этих дней, застывших на коже кровавой коркой. Казалось, стоит только погрузиться в горячую воду, вся тяжесть, сковывающая меня, отстанет, словно старая короста, растворится и забудется.
Не тут-то было. Меня разморило, но стоило лишь закрыть глаза, я вновь оказывалась на той кухне. Кончики моих пальцев скользили по плечам и изувеченной шрамами спине Винтерсблада, я чувствовала его дыхание на своей шее и привкус виски и сигаретного дыма на своих губах, слышала его голос. В груди и горле саднило, глаза щипало.
Выбравшись из ванной, я наткнулась на брошенную у кровати рубашку. Его рубашку. И она, несмотря на то, что я провела в ней последние три дня, всё ещё хранила его запах.
«У нас одна страна, Скади».
Эта война отняла у меня отца, а потом заменила мне не только его, но и весь мир: дала цели и стремления, стала моей жизнью, сделала своей частью, и я не представляю себя вне её. Но сейчас я её ненавижу.
***
Глаза Уилларда Сандерса уже давно привыкли к темноте, как и тело – к жёсткой скамье и неудобной скрюченной позе. Камера, в которой он ожидал трибунала, была слишком мала и не позволяла вытянуться во весь рост даже такому низкорослому человеку, как он. Когда дверь распахнулась, впустив сноп обжигающего глаза света, Суслик скукожился ещё сильнее: сейчас подхватят под руки и поведут бить. Но на сей раз никто его не тронул. В камеру зашёл крупный человек, заняв собою всё свободное пространство. Дверь осталась отворена, но посетитель отослал надзорного. «На пару минут».
Больше самого трибунала Сандерс боялся до этого трибунала не дожить: ждал, что кто-нибудь придёт, вот так вот попросит тюремщика «подождать поодаль», и поминай, как звали! Но он никак не ожидал, что мстить за Грин будет военный столь высокого ранга: слезящиеся от яркого света, заплывшие синяками глаза разобрали на плечах визитёра эполеты со звёздным треугольником. Генерал. Но тот ни за кого мстить не спешил.
– Ну, майор, на что ты готов ради спасения паскудной своей жизни? – спросил он.
– На всё, ваше высокопревосходительство! – словно расстроенный рояль, продребезжал Сандерс.
Маскелайн неспешно кивнул, заложил большие ладони за спину.
– Если адъютантом своим сделаю, будешь полезен? Или тоже нож в спину всадишь?
– Буду, ваше высокопревосходительство, буду! Что угодно делать буду! Кофе носить, двери отворять, сапоги ваши языком вылизывать! Мамой клянусь!
– Хе, мамой! – качнул седой головой Маскелайн. – Верно, что мамой. Чести-то нет у тебя, чтоб честью офицерской клясться.
***
В гости к Медине приехала бабуля – проведать внука в последние дни перемирия. Они собирались чаёвничать, когда в дверь его офицерской квартиры постучали. На пороге стоял Винтерсблад.
– Господин полковник? – удивился Кирк.
– Он самый, – хмыкнул тот. – Завтра в восемь вылет. За полчаса брифинг у генерала.
– Есть, сэр. Пройдёте? – Медина сделал неуверенный приглашающий жест. – Мы с бабушкой как раз хотели чай пить.
– Пейте, – кивнул Винтерсблад, – я по пути, чтоб курьера не гнать. Бабуле моё почтение.
– Благодарю, сэр! Доброй ночи.
– А ну-ка, стой! – Полководческому тону Розы Дельгадо позавидовал бы любой генерал.
Медина замер, так и не затворив до конца дверь, сквозь щель которой помятой рубахой белела спина полковника, не посмевшего удалиться.
– Кирк, дружочек, что ж ты его на чай-то не позвал?
– Позвал, бабуля, но ему нужно идти, у него дела.
– Погоди чуток, – бросила она Винтерсбладу и притворила дверь.
– Да чую я, какие у него дела! – донеслось из квартиры. – И двух слов не сказал, а в коридоре после него – хоть закусывай!
– Бабуля!
– Я знаю, что я бабуля. А человека нельзя так оставлять, не с радости ж он пьёт! Тем более, завтра в бой.
– Бабуля, он всегда пьёт. Но я ни разу не видел его даже хмельным, не то что пьяным, – терпеливо объяснил Медина.
– Ах! – лёгкий хлопок: за дверью всплеснули руками. – Человек всё время пьёт, а тебе и дела нет? Ну, дружочек, огорчил! Помогать людям надо, а не глядеть, как они загибаются. Ну-ка, пусти.
Дверь вновь отворилась. На сей раз в проёме стояла мадам Дельгадо, а Медина со скорбным видом маячил за её спиной.
– Пойдём, полковник, чайку выпьем!
– Мэм, мне действительно нужно идти.
– Куда?
– Бабуля!
– Не встревай! Так куда?
– Домой, мэм.
– И кому ты там нужен?
Винтерсблад вздохнул, не нашёл, что ответить и усмехнулся, признавая своё поражение. Пришлось пройти. Сели за стол, Медина принялся разливать чай.
– Не до полной, не до полной, – старушка замахала руками между чашкой и носиком чайника, – и полковнику тоже!
– Но бабуля, это только заварка!
– Ну и хватит. – Она извлекла из своего ридикюля, занимавшего подле неё отдельный стул, небольшую плоскую фляжку и разбавила доверху заварку себе и Винтерсбладу. – Для аромату, – ответила она на ошалевший взгляд внука. – Ну как? – спросила после первого же глотка.
Напиток оказался – вырвиглаз, крепкий даже для Винтерсблада, и тот едва не поморщился, но сдержался: пара проницательных чёрных глаз напряжённо следили за ним из-за толстых стёкол круглых очков.
– Хорошо! – выдохнул он, и взгляд за очками потеплел. – А нет ли чего-нибудь… к чаю?
– Сама настаивала! – похвасталась Роза. – Кирк, дружочек, достань полковнику закуску! А мне не надо, – из ридикюля появилась старинная курительная трубка и табакерка, – у меня своё! – Через минуту кухня наполнилась клубами забористого дыма. – Давайте-ка ещё по чашечке!
– Ну что, полковник, рассказывай, чего щетиной зарос, как старый тапок под кроватью – пылью? – спросила Роза после третьей чашки.
Винтерсблад закурил.
– А должен быть повод?
– У таких, как ты, ничего без повода не бывает. Ни рюмка, ни щетина.
Винтерсблад усмехнулся.
– И какой повод может быть у меня? В жизни чего хотел – добился, и умереть не страшно: всё, что необходимо для смерти, у меня есть.
– А для жизни чего-то не хватает.
– Глупости, – флегматично возразил Винтерсблад.
– Тоскуешь ты. Давай-ка добавочки! – Роза обновила содержимое их чашек. – Всего добился, весь герой по самую макушку, все дела знаешь. Но есть что-то, без чего тебе жизнь не мила. Этого-то и боишься.
– Я ничего не боюсь.
– А вот и нет! – За круглыми запотевшими линзами промелькнули искорки азарта. – Боишься,что это твоя слабость. Боишься лишиться власти: над собственной жизнью да над самим собой. Боишься не справиться. Но какая ж тут власть: сидеть, щетиной зарастать? Это, мил друг, трусость. А раз уж ты герой, то действовать нужно!
– А если я ничего не могу сделать? – огрызнулся полковник.
– Ну тогда ты уже помер. – Роза пожала плечами, обдав собеседника облаком слезоточивого табачного дыма.
В кухне на какое-то время воцарилось молчание.
– Я действовал, – сказал Винтерсблад, прикончив очередную чашку крепкого напитка, – и всё стало ещё хуже. Из-за моих действий невинного человека могут подозревать в предательстве, а за это – расстрел. Скверно, что предатель там действительно есть, но не она.
– Она? – одновременно переспросили Медина и бабуля.
– Уж не подполковник ли Грин? – Медина, конечно, знал недавнюю историю, пусть и не во всех подробностях, а если знал он, то знала и Роза. – А я говорила тебе, что тут всё неспроста, – прошептала она внуку, – а ты мне не верил! С тебя десятка.
– Бабуля! – Кирк покраснел как рак, потупил глаза.
– Мы тут поспорили, – как ни в чём не бывало повернулась она к Винтерсбладу, – я была убеждена, что во всей этой истории с бресийским подполковником замешана любовь! И оказалась права.
– Штепсель в дроссель, Медина! Как это мило, что вы принимаете в моей личной жизни столь горячее участие! – процедил Винтерсблад, испепеляя взглядом Кирка, готового провалиться сквозь землю. – Но о какой любви речь, если война…
– К чертям войну! – перебила Роза, огрев Винтерсблада по плечу увесистой деревянной трубкой, горстка пепла высыпалась ему на рубашку. – Не может вся жизнь сводиться к одним лишь боям! Вот в этих книжонках тоже всегда война. – Она извлекла из ридикюля потрёпанный дамский роман недвусмысленного содержания и хлопнула им по столу.
– Бабуля! Срамно такое читать! – воскликнул Медина.
– Это тебе срамно! А мне не грех молодость вспомнить. Так вот, там тоже война, но ни одному герою (если это настоящий герой) она ещё не помешала взять свой нефритовый жезл и спасти возлюбленную!
Повисла напряжённая пауза. А потом Винтерсблад громогласно расхохотался.
– Бабуля! – простонал пунцовый от стыда Кирк, закрывая глаза ладонью. – Бабуля!.. «Нефритовый жезл» – это… это не оружие.
– Ты-то откуда знаешь, Медина, – выдавил Винтерсблад, утирая выступившие от смеха слёзы, – сам, что ли, читал «срамные книжонки»?
***
«Крысиное гнездо» пришвартовался в девятом часу вечера, и Медина сразу получил назначение на завтра: вновь патрулирование, вылет ранним утром. Не было смысла распускать команду по казармам и квартирам, и эту ночь им опять предстояло провести на цеппелине.
По окончании перемирия наступили жаркие деньки: бои велись почти по всей линии фронта, которая неумолимо сдвигалась вглубь Бресии, приближаясь к её столице, Сотлистону. А боевой дредноут «Крысиное гнездо» всё это время болтался где-то в сторонке, в патруле, и это вызывало подозрения у его капитана.
– Хотели меня видеть, подполковник? – Винтерсблад заглянул в каюту Медины, и тот спешно спрятал за спину очередной шарф, только что извлечённый из посылочки от бабули.
– Не хотите поделиться, почему мы который день в патруле, а не в бою? – поинтересовался Медина. – Что-то мне подсказывает, вы в курсе.
Полковник усмехнулся.
– Что-то мне подсказывает, вы тоже. Как минимум, догадываетесь.
– Допустим. Но вот о чём не догадываюсь, так это о том, что будем делать, когда найдём, кого ищем. И чего от нас ждёт генерал. Это ведь его назначения. Он вообще знает, зачем вам патруль?
– У генерала есть свои причины. У меня – свои. О последних известно только вам.
Медина замялся.
– Что вы от меня хотите? Найти «Звёздного пастуха», дальше что?
– Абордаж. Я должен попасть к ним на борт. А потом командуйте отступление.
– Вы хотите сказать, что останетесь… там? – понизив голос до шёпота, спросил Медина. Ответа не получил, но всё понял по многозначительному взгляду Винтерсблада. Долго молчал, глядя в сторону, в задумчивости пощипывая гладкий смуглый подбородок. – У вас наверняка есть какой-то план, но… Я не могу потерять командира пехоты.
– Тогда я буду переназначен на другой цеппелин, где смогу сделать задуманное без вас.
Медина тяжко вздохнул, вновь погрузившись в размышления.
– Вы окажетесь в плену. Вас передадут в тайную полицию для допроса. Вы же представляете, что это такое?
– Да. Именно туда мне и нужно. На допрос в тайную полицию. Но лишнего я не скажу, если вы переживаете за председателя.
– Вы сумасшедший!
Винтерсблад равнодушно пожал плечом.
– И каков план? Как будете выбираться?
– Плана нет, – спокойно ответил полковник, – буду импровизировать.
– А если не выйдет?
– Что ж, значит, так тому и быть.
– Это действительно столь важно? – Медина ещё не договорил свой вопрос, но уже понял всю его бессмысленность: ответ читался в глазах Винтерсблада. – Я… я сделаю всё от меня зависящее.
– Благодарю вас… спасибо, Кирк, – полковник пожал ему руку и наконец бросил официальное "выканье".
– Да. Не за что, полковник.
– Блад. Не люблю, когда меня называют по имени, так что – Блад. А что у тебя там такое ядовито-зелёное, полосатое за спиной?
– Где? – попытался изобразить недоумение Медина.
– В левой руке. Покажи-ка!
Медина не успел увернуться, и Винтерсблад ухватил конец шарфа, настойчиво потянул его к себе. Пришлось отдать.
– М-м-м, какой девиз! Узнаю стиль одной знакомой мадам.
«Ты рождён, чтоб побеждать! Покажи врагам их мать!» – гласила неровно вывязанная надпись по краям шарфика.
– С такими аксессуарами нас точно ждёт успех! Медина, есть ещё?
Красный от смущения Кирк замотал головой.
– Да брось ты, я знаю щедрость твоей бабули, должно быть ещё! Показывай! Здесь? – Винтерсблад ткнул пальцем в узкий шкаф у стены.
Медина продолжал отмалчиваться, и полковник отворил дверцу без разрешения. С верхней полки на него обрушился разноцветный вязаный ком.
– Вот это богатство! – захохотал Винтерсблад, а потом как гаркнул в коридор: – Майор Гест, дружище, идите-ка сюда! И штурмана с собой прихватите!
Их каюты находились совсем рядом, поэтому надежды на то, что призыв командира пехоты останется неуслышанным, не было. Когда они ввалились в тесную капитанскую каюту, полковник, опустившись на корточки, увлечённо ковырялся в пёстрой куче шарфиков, зачитывая вывязанные на их краях призывы.
– Господа, налетайте, выбирайте! Завтра в патруль идём нарядными. Так не честно, Медина, тут всё только про тебя. А про меня есть? Я хочу, чтобы про меня тоже было!
– Но это же моя бабушка, – сконфуженно пробормотал Кирк.
– А, нашёл! Это, видимо, что-то из раннего. Как вам, Гест: «Поверни хоть так, хоть сяк, а полковник ваш – мудак!»
Бедный Гест растерялся, не зная, как реагировать, и лишь неоднозначно улыбнулся, а его уши стали малиновей обычного.
– Я возьму его себе, подполковник Медина, можно? Буду носить.
– Что, и правда будете? – недоверчиво переспросил Кирк.
– Ну не сейчас, сейчас не по сезону. А зимой обязательно надену. Поверх шинели, чтобы все видели.
– Не по уставу же, – подал голос штурман.
– С него станется! – с нескрываемым восторгом отозвался Гест. – Нашего полковника уставом не остановишь!
***
«Крысиное гнездо» выскочил на «Звёздного пастуха» из плотного влажного тумана неожиданно. Распадский цеппелин не стал открывать огонь, он уверенно пошёл на абордажное сближение, но за «Пастухом» пришлось погоняться: Скади всячески пыталась избежать боя и уйти от преследования. В небе наконец-то встретились два лучших пилота Досманы, и ни один не уступал другому.
Медина понял, что не сможет подвести цеппелин для точной стыковки. Доложили: слухач уловил шум винтов ещё одного приближающегося к ним дирижабля, большого и, скорее всего, вражеского. Нужно было спешить. Рискнуть спустить «когти» не из самой удачной позиции.
– Открыть боковой люк! – Разнёсся голос Медины по внутренней связи, и воздушную пехоту, замершую по обе стороны стыковочного коридора, обдало холодным ветром из открывшегося отверстия.
– Выпустить «когти», первый залп!
Из маленьких бойниц по бокам проёма выстрелили полдюжины тросов с несколькими крючьями на концах. Они вонзились в бок вражеского цеппелина, некоторые прорвали обшивку и соскользнули, каким-то удалось зафиксироваться. Благодаря им «Пастуху» уйти стало не так-то просто, и Медине удалось выровнять свой дредноут так, что их люки оказались друг против друга.
– «Когти», второй залп!
На этот раз крючья зацепились там, где и должны.
– Подтягивай!
Абордажные механизмы находились в соседних от стыковочного коридора отсеках, и пехотинцы спиной ощущали вибрацию стен от скрипа и потрескивания огромных колёс, от натужного дыхания вращавших их людей. Эта вибрация сливалась с их собственной напряжённой, электрической дрожью, которая охватывает солдат в предвкушении боя. Тросы между цеппелинами натянулись, загудели, подтягивая дредноуты люк к люку.
– «Когти», третий залп!
Ещё одна партия вонзилась в уже кренящегося на правый борт «Пастуха».
– Подтягивай!
Сближение кораблей ускорилось.
– Примкнуть штыки! – скомандовал Винтерсблад. – Готовьсь к вскрытию!
К открытому люку подошли четверо солдат, двое из них были вооружены инструментами, подобными огромным консервным ножам. Через мгновение цеппелины стукнулись бортами.
– Вскрыть люк противника!
«Консервные ножи» с натужным скрежетом врезались в «Звёздного пастуха». Один из пары солдат держал инструмент, второй не без усилия вращал массивный ключ, который приводил в движение зубчатые заточенные колёса. Не успели ножи закончить полный круг, как из рваной металлической раны дредноута, словно слепые, потерявшиеся в пространстве пчёлы, полетели пули. Большинство из них рикошетило, высекая искры, от неровных краёв образовавшейся в люке щели.
– К бою! – крикнул полковник, и те, кто вскрывал люк, едва успели отступить в сторону, оставив вырезанный кусок висеть на двух тонких перемычках.
Пехота бросилась вперёд, пробив люк внутрь «Пастуха» своими телами. Одновременно раздался грохот близкого взрыва, и оба цеппелина тряхнуло ударной волной, повалив на пол и защищавшихся, и нападавших солдат. Зазвенели стёкла, выбитые в гондоле управления. Чьей именно, понять было невозможно, как невозможно было угадать, по кому открыл огонь третий подоспевший на помощь одному из них цеппелин.
Сумятица, возникшая в коридоре из-за сильной тряски, оказалась Винтерсбладу только на руку. Он успел пробраться вглубь к противнику, оторвавшись от своих, прежде чем их тряхнуло новым взрывом, а потом его, потерявшего равновесие, огрели прикладом по затылку, со всего маху впечатав лицом в пол.
На какой-то момент полковник отключился, а когда пришёл в себя, на голове был мешок. Его подхватили под руки и куда-то потащили. Судя по отсутствию крена палубы под ногами и звуков боя вокруг, абордаж уже сняли. Значит, он в плену на «Пастухе». Задуманное получилось.
***
– Да! Крысы бегут прочь! – радостно заорал Юманс, показав кулак улепётывающему «Крысиному гнезду».
– Платок, ваше высокоблагородие? – спросил штурман, и Скади прикоснулась к скуле, на которую тот смотрел. На белой перчатке осталась кровь. – Может, в медотсек? Порез глубокий.
– Нет, не нужно. – Отдав необходимые приказы, она поднялась из рубки в свой кабинет.
Не успела разобраться с порезом, как в дверь постучали. На пороге стоял командир воздушной пехоты. К счастью, уже не Сандерс, а офицер гораздо более надёжный и опытный.
– Подполковник Грин, разрешите доложить, сэр!
– Разрешаю, докладывайте.
– В бою нами взят в плен вражеский офицер! – он кивнул головой двоим солдатам, и те подтащили к порогу пленника с мешком на голове. – Я обыскал его, изъял оружие. Что прикажете с ним делать, сэр?
Скади на долю секунды задержала дыхание, едва заметно побледнев, а потом отступила в кабинет, освобождая проход. Кивнула солдатам на стул у письменного стола.
– Я допрошу его. Пусть конвой подождёт за дверью. Благодарю за службу.
Дверь кабинета затворилась. Грин стояла и смотрела на пленника, страшась снять мешок с его головы и увидеть, кто перед ней. Хотя она и так это знала, и её промедление не могло ничего изменить. Одеревеневшей, словно не своей рукой она потянула за угол мешка, сдёрнула с головы Винтерсблада грязную рогожу. Лицо в крови, нос разбит. Его губы тронула едва заметная, такая знакомая ухмылка, и сердце Грин болезненно сжалось от нахлынувших отчаяния, злости и нежности.
– Как же так? – Не вопрос, скорее, – стон боли. – Как ты попался, неуловимый Винтерсблад? Какого чёрта вы вообще пошли в атаку?!
Он пожал плечами.
– Старею, видимо. Теряю хватку, – ухмыльнулся. – Зато вас, подполковник Грин, можно поздравить. Удачная охота. Крайне удачная!
Из носа по разбитым губам текла кровь, капала ему на рубашку. Винтерсблад попытался утереться запястьями связанных рук. Ничего не вышло, только больше размазал. Скади взяла полотенце, хотела помочь, но он отстранился, отвернулся от неё, не дав к себе прикоснуться. Ухватив его за волосы, Скади запрокинула его голову и вытерла кровь.
– Штепсель вам в дроссель, Скади Грин, хватит пользоваться тем, что руки мои связаны! – глухо пробормотал он в полотенце, пытаясь вывернуться из её хватки.
– Дай помочь, Винтерсблад.
– Хочешь помочь? Возьми кольцо, – указал на блеснувший на пальце наградной перстень, – отошли Медине, если сможешь. Это его деда. Реликвия. А сопли свои я и сам подберу.
Вместо того, чтобы снять перстень, Скади развязала ему руки. Из-под верёвки показались старые рубцы от других пут, связавших их запястья два года назад. На её руках не осталось такого напоминания. Никакого вещественного напоминания о Винтерсбладе у неё не осталось. Даже шов под её рёбрами был столь тонок и аккуратен, что, сомнений нет, исчезнет через несколько месяцев.
На лицо Винтерсблада, почти в самый уголок глаза, упала капля крови, стекла по щеке, словно слеза. Он поднял брошенное полотенце, осторожно промокнул порез на скуле Скади.
– Стоит зашить. Иначе останется шрам, – почти шёпотом произнёс он.
– Я должна сдать тебя тайной полиции, – так же тихо ответила она.
– Знаю. Делай, что должна.
– Я не могу.
Между его ладонью и её щекой было полотенце, но оно не мешало Скади чувствовать тепло его рук. Винтерсблад поднялся со стула (теперь она смотрела на него снизу вверх), бросил полотенце. Сняв перстень, вложил в её руку, сомкнул её кулак и накрыл своей ладонью. Так они стояли несколько секунд, а потом Грин словно очнулась: высвободила руку и сунула перстень, оставивший отпечаток вензеля на её ладони, обратно Винтерсбладу.
– Двое солдат поведут тебя на нижнюю палубу в клетку, – зашептала она, сматывая его запястья поднятой верёвкой. – С двумя ты справишься, это ложный узел. Перед клеткой – ангар с планером. Шестерни в положение два-восемь-пять, сработает аварийное открытие. Только… только не убивай их. – Она в последний раз поймала его взгляд, а потом быстро, словно страшась передумать и сделать то, что должна, распахнула дверь. – Заберите пленного. Заприте в клетке.
