Анастасия Орлова
Всё, что необходимо для смерти
Минуты тянулись бесконечно долго. Порез на скуле всё ещё кровоточил. В маленьком кабинете, посреди которого стояла Скади, жизнь остановилась. Грин ждала. Вот сейчас сработает сигнал открытия люка и спуска планера. Кто-то бросится проверить, что случилось. Найдут тех двоих, лежащих в коридоре нижней палубы без сознания. Не найдут ни Винтерсблада, ни планера. А потом доложат ей.
Стук в дверь раздался пулемётной очередью, заставил её вздрогнуть.
– Войдите!
На пороге – один из тех, что увели полковника. Что-то не так.
– Ваше высокоблагородие, разрешите доложить! – Голос ровный, спокойный.
Что-то не так.
– Докладывайте… – Связки дали петуха, пришлось прочистить горло. – Докладывайте.
– Пленный доставлен в клетку на нижнюю палубу, заперт.
Что? Доставлен… заперт… заперт?!
– Он оказывал сопротивление?
– Никак нет, сэр, вёл себя тихо. Разрешите идти?
Вновь оставшись одна, Скади обессиленно опустилась на стул, где несколькими минутами ранее сидел Винтерсблад. «Вёл себя тихо». Какого чёрта?! Он же знает, что с ним сделают в тайной полиции! Даже если он доживёт до трибунала, его всё равно ждёт расстрел.
***
После тёмной камеры тусклый свет допросной казался нестерпимо ярким. Винтерсблада привязали к стулу, и тело, которому впервые за двое суток позволили сесть, отозвалось обжигающей болью во всех костях и мышцах. Конвоиры покинули допросную, и через минуту в комнату вошёл высокий синеглазый агент тайной полиции, встал напротив пленника, окинул его холодным, оценивающим взглядом.
«Едрён кардан!» – мелькнуло в голове полковника. Он узнал, кто перед ним. Он частенько видел это лицо (обаятельное и улыбчивое, а не такое непроницаемое, как сейчас) в бресийских газетах. Не в военной хронике, в светской. Последнюю, в которой была статья с этой породистой рожей, он разодрал в клочья и выкинул в отхожее место. В ней сообщалось о помолвке капитана дредноута «Слепой кочевник», подполковника Джеймса Аддерли со Скади Грин.
«Знает ли она, на кого ты, сукин сын, работаешь? Как, интересно, ты будешь объяснять ей свои разбитые руки после нашей с тобой «беседы».
– Что ж, полковник Винтерсблад, – начал Аддерли, – зная ваш норов, предположу, что даже после этих двух дней без сна, еды и воды, вежливые разговоры будут бесплодны. Так что предлагаю сразу перейти к невежливым. Я пока начну, а вы дайте знать, как только будете готовы ответить на мои вопросы. Договорились?
– Мне сказать нечего. Председатель государственного совета далекоидущими планами со мной не делится. Не знаю, как вы, Аддерли, но мы получаем задания непосредственно перед вылетом.
Допросный опустил занесённую для удара руку, наклонился к его лицу, упершись ладонями ему в плечи.
– Тогда расскажи, паскуда ОНАРская, что связывает тебя со Скади.
– Ничего.
Удар Аддерли оказался гораздо сильнее, чем Винтерсблад ожидал, а кулак – крепче. Руки допросного, не пилота. Значит, основная его работа – здесь, а не на цеппелине. Знает ли Скади? Знает ли?
– Я могу продолжать очень долго, – сказал Аддерли после нескольких ударов.
– Не сомневаюсь. – Разбитые губы изогнула циничная ухмылка. – Хорошо, когда работа приносит удовольствие, не так ли?
Следующий удар свалил Винтерсблада на пол вместе со стулом, к которому он был привязан. Что-то хрустнуло: либо деревянная спинка, либо заведённые за неё руки. «Спинка. Были бы руки – было бы больнее». Перед глазами, из грязно-розового марева, выступили до блеска начищенные сапоги допросного, остановились на границе расползающейся по полу кровавой лужицы, так, чтобы не замараться.
– Я знаю, что было два года назад над Свуер. Она рассказала мне о вашем временном перемирии и о том, как ты спас ей жизнь. Будешь отрицать?
Винтерсблад молчал. Кровь отвратительно хлюпала при каждом вдохе. Аддерли рывком поставил стул на ножки, и вместо его сапог перед глазами Винтерсблада появилось хладнокровное, сосредоточенное лицо. Синие глаза – два бездонных колодца ненависти.
– Тогда вы обо всём и договорились? Потому что я уверен: в её ноябрьском спасении ты тоже поучаствовал. Зачем? Что ты с этого имел?
– Это лишь твои домыслы.
Очередной удар вновь чуть не опрокинул стул и полковника на пол, но Аддерли не позволил им упасть.
– На снегу были следы. Они вели в сторону вашего гарнизона. – Ещё один удар. – Какого хрена у вас с ней происходит, – удар, – какого хрена она тебе нужна, чтобы её спасать? – Удар. – Только попробуй сказать, что из благородства, – снова удар, – его у тебя нет!
– Может, тогда своим поделишься? Куда тебе одному столько.
На этот раз допросный не стал подхватывать стул, и тот, рухнув, разлетелся в щепки. Аддерли крикнул кому-то в коридор, в комнату вошли трое.
– Закрепите его, как в камере.
Запястья Винтерсблада связали над трубой под низким потолком. До пола доставали лишь мыски сапог, приходилось вытягиваться в струнку, балансируя на цыпочках, чтобы дать хоть какой-то отдых и без того уже отёкшим, занемевшим рукам. Аддерли неспеша приблизился к нему, похлопывая по ладони деревянной дубинкой.
– Вы виделись на переговорах. После перемирия ты влез не в своё дело, а с тех пор, как вы провели наедине несколько дней, она сама не своя! – Он врезал дубинкой ему по рёбрам, лишив воздуха, а потом ещё раз и ещё. – Что. Вас. Связывает, – снова и снова чеканил допросный между ударами по ногам и до предела напряжённым связанным рукам Винтерсблада.
Тот зарычал от боли, до скрежета стискивая зубы.
– Вы либо любовники, либо… ты пытался её завербовать.
– Маскелайна, – с хрипом выдохнул Винтерсблад, – я завербовал Маскелайна! Не Грин. Ваша «крыса» – не она. В этих гостеприимных стенах я именно благодаря ей. Вот и вся наша связь!
Аддерли опустил дубинку, отступил на шаг. Если бы Винтерсблад мог его видеть, он бы заметил, как на его лице замешательство сменяется озарением. Но перед глазами Винтерсблада плыла лишь бурая мгла, в которой неспешно кружили чёрные точки.
– Ты специально сделал это, – поражённый своим открытием, сказал допросный, – ты специально попал сюда, чтобы снять с неё подозрения! Ты, проклятый ублюдок! Ты готов сдохнуть ради неё!
Раздался гулкий звук с силой запущенной в стену, отрикошетившей и запрыгавшей по полу дубинки, послышались удаляющиеся шаги Аддерли. После оглушительного хлопка дверью всё стихло.
***
Ужин проходил в полном молчании. Скади вяло ковыряла вилкой жареную рыбу, подавленная, погружённая в свои мысли. Джеймс же, напротив, внимательно за ней наблюдал.
– Что с тобой происходит, Скади? Тебя как будто подменили. С тех пор, как ты вернулась из… миссии, стала совсем чужой.
– Ты хотел сказать, из тайной полиции?
– Но они же не причинили тебе вреда?
– На удивление.
– Значит, дело не в них. Что происходит, Скади? Последние три дня ты вообще со мной не разговариваешь, хотя твои успехи не могут не радовать, в первую очередь, тебя!
– Какие успехи? – Грин оторвала от тарелки непонимающий взгляд.
– Ты взяла самого Винтерсблада! Думаю, император не оставит это без внимания, и тебя ждёт очередная награда.
– Не я, – после долгой паузы бесцветно произнесла Скади, – командир пехоты. Я была за штурвалом.
– Какая разница…
– Никакой, – перебила она Аддерли, – для Винтерсблада – никакой.
Джеймс замолчал, отложил вилку. Глаза его потемнели, как всегда бывало, когда он начинал злиться, челюсти сжались.
– Значит, в нём всё дело. – Голос стал тихим, напряжённым, шелестящим. – И как долго? С перемирия? С мартовских переговоров? Или с ноября, когда ты так резво сбежала на одной ноге, ранив его в руку, а он не смог догнать? А, погоди, я знаю: с той тёмной истории над Свуер, верно?
– О чём ты говоришь?
Аддерли показательно спокойно отложил салфетку, встал из-за стола и вышел. Чеканные шаги поднялись вверх по лестнице, в спальне скрипнула дверь шкафа. Спустя минуту он вернулся, бросил на колени Скади рубашку.
– Это же его, да?
– А я, по-твоему, должна была приехать из другой страны в рваном кителе поверх белья?
– Тогда зачем её хранить? Чтобы вернуть при случае? Скажи мне правду, Грин.
– Ты думаешь, что я была с тобой, приняла твоё предложение, всё это время обманывая тебя?
– Ты обманывала себя, Скади. А это ещё хуже. И до сих пор продолжаешь.
– Ты бредишь, Джеймс!
– Я всё знаю! – повысил голос Аддерли. – Я всё знаю. – Обошёл вокруг стола, сел на своё место; поставив локти по бокам от тарелки, сцепил пальцы в замок. – Я работаю на тайную полицию.
– Что-о-о?!
У Скади словно выдернули из-под ног землю. Пришлось даже схватиться руками за край стола: показалось, что она падает вместе со стулом.
– Давно, Скади, ещё с академии. И завербовал меня твой отец. Перед своей гибелью. А ты думала, всё это просто совпадения? То, что после Свуер тебя не допрашивали. То, что с тобой сейчас были так ласковы. То, что после твоего спасения со сломанной ногой тебя не заподозрили в связях с ОНАР. Я не дал ходу информации о следах на снегу, ведущих обратно к Распаду, которые обнаружил подобравший тебя дозорный. Я догадывался, что этот… опять спас тебя. Но не понимал зачем. Вчера я допрашивал его. И всё встало на свои места.
Скади сидела бледная, почти белоснежная, лишь аквамариновые глаза блестели на строгом лице непролившимися слезами. Она смотрела на разбитые руки Джеймса и не могла оторвать от них взгляд.
«За меня бы, наверное, и в половину так не переживала, как за этого, дрянь!»
– Да, Винтерсблад твой избит до полусмерти, – не без злорадства сказал Аддерли, – и он всё равно ничего нам не сказал. Признался только под препаратами. В том, как помог тебе и почему. – Замолчал, невольно наслаждаясь мучениями, которые причинял Скади. – Ты ему дорога, – поднялся из-за стола, – слово, которое этот ублюдок использовал, я произнести не смогу, но суть ты поняла. Вижу, у вас это взаимно. – Он подошёл к Грин. – Честно, Скади, я бы придушил обоих. Но слишком тебя… – осёкся, помассировал переносицу, будто пытаясь сосредоточиться. – Короче, ты знаешь, что его ждёт. Его перевезут в Глудж через три дня. Вылет в восемь утра, маршрут стандартный. Теперь он слишком близко к линии фронта, это опасно. А у тебя есть выбор: остаться верной императору или попытаться спасти своего полковника. Если выберешь последнее – я тебя не сдам. Но вместе вам всё равно не быть, ты это знаешь. Как и нам. Прощай, Скади. – Джеймс будто случайно коснулся её плеча и вышел из кухни.
Скади так и сидела, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. Медленно считала до десяти. На восьми хлопнула входная дверь.
Псы императора
После очередной бесплодной попытки выяснить причину неисправности «Литы», выхожу из дирижабля и опускаюсь на пол грузового отсека вражеского дредноута. Закрываю глаза, делаю глубоко вдыхаю, привалившись спиной к боку «Литы». Воздух тёплый, влажный и тяжёлый. Чувствую, как он наполняет мои лёгкие, но кислорода всё равно не хватает. Плеча касается что-то гладкое. Открываю глаза – надо мной стоит Винтерсблад, протягивает флягу.
– Виски только усилит жажду, – говорю.
– Это вода. Пей.
Садится рядом со мной, вытягивает ноги, и я краем глаза ловлю на его лице секундное облегчение. Он вымотан. Не знаю, на каком топливе он всё ещё держится: мы с Мединой меняемся и хоть немного, но спим. Винтерсблад же всё время на ногах.
– Как успехи? – кивает на «Литу».
– Их нет.
Мрачно усмехается:
– Не повезло в самом начале остаться именно без механиков.
– Сколько мы уже здесь, как думаешь?
– Дней шесть, не меньше. Куда-то опаздываешь? – закуривает.
– Я знаю, что ты приставил ко мне одного из солдат. Он плохо прячется.
– Он и не должен.
– Боишься, что я справлюсь с «Литой» и улечу? – поворачиваюсь к нему, встречаюсь взглядом с уставшими, но всё ещё насмешливыми серыми глазами.
– Не скрою, было бы обидно.
– У нас договор. И я держу своё слово. Даже если дала его врагу.
Винтерсблад ухмыляется:
– То есть ты бы не воспользовалась шансом удрать?
– А ты?
Склоняется к моему уху:
– Не-раз-ду-мы-ва-я!
– Я тебе не верю. Вижу, как ты переживаешь за команду. Ты бы их не бросил. Ты не такой, каким хочешь казаться, Винтерсблад.
Смотрит на меня пристально, чуть прищурившись, и я едва сдерживаю ответную улыбку.
– Раскусила тебя?
– У-у, какие фантазии! Но если действительно захочешь укусить меня – я не против, только намекни, – шутливо толкает меня плечом.
– Ты отвратителен!
– А ты нелогична.
Пару минут молчим.
– Кем ты был до войны, Винтерсблад?
– А какая разница?
– Просто любопытно.
– Что ты надеешься там откопать? В моём прошлом? Ты ошибаешься, если думаешь, что война как-то меняет нас. Нет, Скади Грин, она просто открывает другие стороны. Но мы те, кто мы есть. Хоть до, хоть после. Ты – дочь героя, которая верит в свои идеалы, а я – тот, у кого их нет, – поднимается на ноги. – Потому что из всех наших зависимостей эта – самая страшная.
– С чего бы? – я осталась сидеть, и теперь вынуждена смотреть на Винтерсблада, задрав голову.
– Рано или поздно ты в них разочаруешься. А до этого наделаешь из-за них уйму глупостей.
– Не разочаруюсь. То, за что я сражаюсь, проверено поколениями.
– Да неужели?
– Мой отец служил императору. И его отец. И отец его отца. Мы верны своей стране. В этом невозможно разочароваться!
Кивает, вновь ухмыляется:
– Тебе виднее, Скади Грин. Я в своём отце разочаровался ещё в младенчестве. А когда мне было тринадцать, убил его. Что теперь скажешь? По-прежнему думаешь, что я не такой, каким кажусь?
***
Прихожу в себя на кладбище, словно просыпаюсь от хождения во сне. Короткая летняя ночь перетекает в серый рассвет. Стою перед могилой отца и не помню, как сюда попала. Зябко. Лёгкий озноб пробегает по моим плечам: утро влажное и холодное, несмотря на разгар лета. Начинается дождь. На мне китель, под ним неведомым для меня образом оказалась рубашка Винтерсблада, и она всё ещё хранит его запах…
Прикасаюсь пальцами к могильному камню, холодному и шершавому. Ты многому научил меня, отец! Ты много от меня требовал! Но я никогда не стану такой, как ты хотел. Такой, каким был ты. Каким ты казался. Ведь я придумала тебя так же, как меня придумали Барратт и Маскелайн.
А твоя ложь тоже тебя мучила, отец? Мучила ли?
Вот Джеймса, похоже, не мучает…
Мои самые близкие, самые дорогие люди! Мои герои. А не лгал лишь тот, кого я считала врагом…
Поднимаю воротник кителя, пытаясь согреться и унять дрожь, опускаю руки в карманы. Пальцы нащупывают что-то маленькое и гладкое. Неужели? – Сжимаю свою находку в кулаке, достаю из кармана. Медлю, прежде чем разомкнуть пальцы. Дождь превращается в ливень. На моей ладони лежит наградной перстень.
***
Часовщик Отхакс открывал свою мастерскую рано, раньше всех лавок на улице. За свою долгую жизнь он не раз убеждался, что время – единственная штука, которая не станет ждать. Время – большая драгоценность, особенно для тех, у кого его мало, оттого и не стоит тратить его впустую. Ещё издалека он заметил, что у дверей мастерской кто-то поджидает. Высокая молодая женщина в неброском платье, с опущенной вуалью на шляпке.
– Доброе утро, мадам! – Отхакс приподнял свой котелок в знак приветствия. – Чем могу помочь?
Лицо дамы показалось ему незнакомым, хоть и сложно было узнать наверняка из-за слишком плотной вуали. Но таких пронзительных аквамариновых глаз он не помнил ни у одной из своих клиенток.
– Доброе утро, мастер. Слышала, вы можете сделать гравировку за несколько минут, это так? Мне срочно нужна гравировка, – ответила женщина.
Отхакс уловил в её голосе волнение. Неудивительно: без сопровождения, столь ранним утром, да в таком районе обеспеченная дама будет чувствовать себя несколько… хм… тревожно. Видимо, дело и правда важное.
– Как пожелаете, мадам. – Часовщик пропустил её в мастерскую. – Гравировка нужна на карманных часах?
– Нет, вот здесь, на внутренней стороне, – рука в кружевной перчатке протянула мастеру наградной перстень, – вот эти цифры. – Следом из сумочки появился клочок бумаги, на котором аккуратным почерком были выведены несколько чисел, разделённых тире и точками.
– Памятные даты?
– Да. Да, очень важные. Хотелось бы их увековечить, – женщина неуверенно улыбнулась.
– Понимаю, понимаю, – кивнул мастер. – Присядьте, мадам, сейчас всё сделаю.
Скади вышла от часовщика, сжимая в руке перстень деда Медины с заветными цифрами: датой перевозки Винтерсблада и координатами тюрьмы. Остаётся надеяться, что подполковник Медина разгадает их значение. Для этого нужно оставить ему ещё пару подсказок.
Неловко забравшись в кэб (она совсем отвыкла от этих узких длинных юбок), Грин назвала адрес главпочтамта: посылки в Распад принимались только там. Из-за раннего утра в большом, пропахшем бумагой и сургучом зале было пусто. Все посылки, отправляемые в Распад, проходили строгий досмотр содержимого, но кольцо не вызвало никаких подозрений.
– Как мадам предпочтёт отправить посылку: обычной почтой или с курьером? – спросила у Скади молоденькая девушка в почтовом окошке.
– Как скоро курьер доставит её?
– До указанной вами воинской части доставят завтра к вечеру, мадам. Значит, с курьером?
Скади кивнула.
– Приношу свои извинения, мадам, но, так как посылка идёт в Распад, помимо описи содержимого, я обязана указать адрес и имя отправителя. Таковы правила, мадам.
– Конечно, я понимаю. Безопасность превыше всего. Скарбрайтон, пятнадцать. Моё имя – Шанталь Бладвинтерс.
– О, это же напротив главного здания тайной полиции? Чудесный район! Как, наверное, приятно в нём жить!
– Да, вы правы, прекрасный район. – Грин натянуто улыбнулась.
– Благодарю вас, мадам! Будьте уверены, наш курьер доставит вашу посылку точно в срок!
***
Генеральша отворила дверь и близоруко сощурилась, пытаясь разглядеть позднего гостя. На пороге стоял тот молодой офицер, чья фамилия была на слуху, но постоянно вылетала у неё из головы.
– Простите за поздний визит, мэм, могу ли я видеть генерала? – поинтересовался офицер.
Он запыхался и был явно чем-то взволнован. Генеральша сдержанно кивнула:
– Мы уже легли, подполковник…
– Медина, мэм.
– Подполковник Медина. Подождите в кабинете. – Женщина впустила офицера в дом и, не меняя строгого выражения лица, удалилась вверх по лестнице.
Через пару минут в кабинет спустился генерал.
– Что случилось, подполковник Медина? Ночь на дворе.
– Прошу простить моё вторжение, господин генерал, но дело очень важное, сэр! Я получил весточку от полковника Винтерсблада, сэр, – Медина протянул генералу перстень, – ему как-то удалось отправить мне кольцо моего деда, его подарила Винтерсбладу моя бабушка. Посмотрите внутри, сэр. Видите, гравировка. Её не было, сэр. Я думаю, что первые цифры означают дату – завтра. А вторые – координаты, и это Глудж, сэр. Посылка пришла от Шанталь Бладвинтерс, с адреса Скарбрайтон, пятнадцать. Понимаете?
– Тайная полиция?
– Нет, но совсем рядом. Я думаю, соседний дом. Это намёк, что посылка от полковника, который, как мы можем предположить, на допросах в тайной полиции. И, если верить гравировке, завтра его будут перевозить в Глудж.
– Так, – генерал внимательно изучил кольцо, кивнул, – и что вы хотите от меня?
– Снимите «Крысиное гнездо» с завтрашнего назначения, сэр! Позвольте попытаться выручить полковника, – с надеждой попросил Медина.
– А вы уверены, что информация от него? Каким образом ему удалось отправить перстень? Я склонен предположить, что это ловушка.
– Он отправил кольцо мне, сэр, так как оно принадлежало моей семье. И этого никто знать не мог, сэр.
Генерал задумался, прошёлся по кабинету.
– Нет, подполковник, слишком это всё сомнительно. Я не могу рисковать цеппелином и командой ради одного человека. Даже если этот человек – полковник Винтерсблад. Тем более, мы не знаем, насколько он… э-э-э… жизнеспособен. Агенты тайной полиции умеют допрашивать, знаете ли.
Медина хотел возразить, но генерал отрицательно покачал головой:
– Не спорьте, подполковник. Моё решение окончательно. Завтра важный бой, вы нужны мне там. Доброй ночи.
Едва за Мединой закрылась дверь, из темноты выступила невысокая фигурка с несуразными ушами.
– Ну что?
– Гест, ты-то как здесь?!
– Пошёл за вами, сэр! Вы не велели. Простите, сэр. Но как же я останусь, когда такие дела творятся? Разрешили завтра лететь за полковником?
– Нет, Гест, не разрешили.
– Да как же так?!
– Генерал думает, что это ловушка.
– Мы же с вами всё разгадали! Всё же сходится, сэр! Почему вдруг ловушка-то? – В темноте сложно было разобрать выражение лица Геста, но в его голосе сквозило горькое разочарование. – Я считаю, что нужно лететь!
– Я бы полетел, Гест, рискнул бы, даже если бы не был уверен в своих выводах. Но не могу. Без приказа – не могу. – Медина удручённо вздохнул.
– Тогда… тогда давайте заполучим этот приказ! – Гест воспрял духом, словно ему в голову пришла какая-то идея.
– Генерал однозначно…
– А выше? Выше генерала?
– Гест, ты предлагаешь идти к председателю? Ночью? Он бы и днём нас не принял! Нам даже не позволят приблизиться к его дому.
– Рискнём, господин подполковник, – воодушевился Гест, – а там уж будь что будет!
Разумеется, им отказали ещё у ворот председательской резиденции. «Для срочных сообщений есть люди рангом пониже, к ним и ступайте». Они отошли от ворот на несколько шагов.
– Я же говорил, Гест, нас не пустят.
– А вы, господин подполковник, так просто и сдаётесь, что ли? Господин Винтерсблад бы что-нибудь придумал, я уверен!
– А я не Винтерсблад, – с лёгким раздражением ответил Медина, – и я не буду приставлять дуло к чьему-то виску, чтобы добиться своей цели. Что ты там высматриваешь?
Гест прильнул к кованой решётке и внимательно вглядывался в просвет между кустов.
– Смотрите, сэр! В резиденции на втором этаже горят два окна. Может, одно из них – председателя?
– И что? Предлагаешь кинуть ему в стекло монетку? Она не долетит.
– А я долечу! – Гест оторвал малиновые щёки от прутьев. – Пилот я или кто? Видите, там водосточная труба на углу? А под окнами – карниз.
– Ты с ума сошёл! Хочешь влезть в окно к председателю? Там же решётки, не говоря уже об охране у входа.
– Ну нам же с ним не чай пить, а внимание его привлечь нужно. С этим справлюсь. А охранников вы на себя возьмите.
– Что? Нет, Гест, я не буду нападать на… каррамба!
Медина не успел договорить, как Гест больно пнул его под колени, и повалил наземь, завопив:
– Что с вами, господин подполковник?! – А потом прошипел, смачно лупя Медину по щекам, будто пытаясь привести его в чувства: – Притворитесь беспамятным, сэр! – Эй, помогите, подполковнику плохо!
К ним подбежали двое из троих, что стояли у ворот. Гест мельтешил над Мединой, путаясь у них под ногами.
– Дышит? Вроде дышит. Из госпиталя, что ли? Давай-ка с дороги оттащим. Эй, майор, отойди, не мешай. Сейчас очухается, не дрейфь. Что панику-то развёл?
Геста отодвинули в тень, и тот, прижавшись к ограде, потрусил к воротам. Третий солдат, оставшийся на посту, с любопытством наблюдал за происшествием и не сразу заметил ловко просочившегося мимо него Геста.
– А ну, стой, стрелять буду! – заорал он в спину нарушителю и побежал следом.
Двое, что были с Мединой, бросились на подмогу, но внезапно оживший подполковник вцепился в их кители, пытаясь задержать:
– Постойте, прошу вас, это важно! Пожалуйста!
Гест был почти у цели, когда наперерез ему от входных дверей резиденции ринулся ещё один солдат. Добежав до угла здания, Гест изо всех сил подпрыгнул, повис на громыхнувшей на всю округу водосточной трубе, но за его сапоги тут же уцепились подоспевшие солдаты.
– Господин председатель! – что есть мочи заголосил он. – Госп-подин председатель!!! – Сделал рывок, подтянулся.
Его сапоги соскользнули с ног, оставшись в руках солдат, а сам он, босоногий, с обезьяньей ловкостью полез вверх по трубе.
– Стреляй в него, стреляй! – закричал один из солдат.
– Сам стреляй по дому председателя, умник! – отозвался второй. – Ищи камни, попытаемся его сбить!
Первый камень застал Геста уже на карнизе, больно ударил в плечо.
– Господин председатель! – вновь закричал он, аккуратно, приставными шажочками продвигаясь к окну. – У меня важное сообщение!
Никто не ответил. Только очередной камень ударился в стену рядом.
– Слезай, идиот! Под трибунал же пойдёшь! – сдавленно крикнули снизу.
Гест сделал ещё шажок, от карниза откололся кусок кирпича, и босые ноги соскользнули с узкого уступа. Он сорвался, но успел ухватиться за оконную решётку и повис, дрыгая ногами в поисках опоры. Солдат внизу придержал руку второго, готового метнуть очередной камень.
– Погоди, – шёпотом сказал он, – окно разобьёшь.
Гест вскарабкался на решётку, перевёл дух. Просунул руку сквозь прутья и забарабанил в стекло:
– Господин председатель! Господин председатель, сэр! У меня сообщение от полковника Винтерсблада!
– Замолчи, чёрт проклятый! – в унисон зашипели солдаты, прикидывая, что их ждёт за учинённое майором безобразие: уж сейчас-то он точно разбудит председателя!
Окно зажглось светом, а через миг раскрылись шторы. Из-за стекла на Геста посмотрело строгое лицо Троя Ортиза.
– Господин председатель, сэр! Здравия желаю! Майор Гест, второй пилот цеппелина КГ-44-72. Разрешите доложить!
…На рассвете не спавшие всю ночь подполковник Медина и майор Гест на «Крысином гнезде» отошли от воздушной пристани с новым назначением. Им предстояло перехватить бресийский полицейский дирижабль-перевозчик и вызволить из плена полковника Винтерсблада.
***
Заключённых перевозили в Глудж на специально оборудованном небольшом дирижабле на двадцать одиночных камер-клеток, внутри которых пленников стоя приковывали к решётке наручниками. Сопровождали преступников тридцать полицейских.
Винтерсблада втащили в одну из клеток.
– Этого-то как пристёгивать? На ногах же не стоит, – поинтересовался один из полицейских.
– Пристегни лёжа, внизу. Что ты, как в первый раз на борту?! – ответил ему второй.
– Так ведь меж поперечных прутьев надо! Внизу ведь цепь соскользнуть может, если вдруг что…
– Что – «вдруг что»? Ты посмотри на него! Если «вдруг что», так он вперёд всех стабилизаторы откинет, не сбежит!
Дирижабль вздрогнул, зашумели винты, завибрировал под ногами пол. Цепи были сняты, анкерные верёвки смотаны, и перевозчик медленно отошёл от высокой металлической пристани, набирая высоту.
– Вот он, – подполковник Медина отнял от глаз подзорную трубу, – попался! Штурман, идём на сближение, – он включил внутреннюю связь, – вижу цель, идём на сближение! Полный вперёд! Штурмовой группе готовность к абордажной атаке! Огонь не открывать!
Дирижабль был ещё очень далеко, на грани видимости в подзорную трубу, но скорость дредноута выше скорости перевозчика, и расстояние между ними стремительно сокращалось.
– Господин подполковник, перехвачен сигнал с перевозчика! – доложил радист. – Они запрашивают помощь у патрульного цеппелина. Он близко, меняет курс, идёт на нас, сэр!
Медина кивнул, вновь включил внутреннюю связь:
– На нас движется патрульный цеппелин. Орудия, огонь по готовности! Не заденьте перевозчик. Штурмовая группа, времени у вас в обрез.
– Вижу второй дирижабль, сэр, – сказал штурман, – это дредноут, сэр, идёт нам к правому борту, минуты четыре до того, как будем в зоне поражения!
– Попробую уйти от него за перевозчик. – Медина резко крутанул штурвал.
Перевозчик готовился открыть огонь по «Крысиному гнезду» с правого борта, но цеппелин заложил лихую петлю, развернулся вокруг дирижабля и зашёл с другой стороны, прикрывшись им от приближающегося патрульного. Хлопнули взрывы, дредноут содрогнулся.
– Перевозчик открыл по нам огонь! – крикнул штурман. – Незначительные повреждения корпуса, баллоны целы!
– Да что нам их хлопушки, – пробормотал себе под нос Медина. – Открыть бортовой люк, – скомандовал он, – выпустить «когти», три залпа подряд!
Маленький и медленный по сравнению с дредноутом транспортник взять на абордаж было проще простого. «Крысиное гнездо» выплюнул тросы с крючьями на концах, схватив противника, как лягушка муху, и потянул к пасти бортового люка.
– Вражеский дредноут выпустил планеры, сэр. Четыре штуки, – отрапортовал штурман, – идут на нас!
– Орудия, огонь по планерам по готовности.
До гондолы управления донёсся узнаваемый скрежет: пехота вскрыла люк дирижабля и через несколько секунд будет на его борту. Планеры открыли пулемётный огонь по «Крысиному гнезду». Они проносились мимо, пикировали на цеппелин, словно разъярённые птицы, оставляя после себя множество мелких пробоин в обшивке. Сбить их, быстрых и манёвренных, было не так-то просто. В коротких перерывах между орудийными залпами с «Крысиного гнезда» Медина услышал ружейную стрельбу: штурмовая группа проникла на борт перевозчика.
Патрульный дредноут выпустил планеры, а сам вне зоны поражения обходил противника с другого борта, чтобы открыть огонь без риска попасть по своим. Один планер удалось сбить, и он, уже неуправляемый, оставляя за собой хвост чёрного дыма, заложил немыслимый крен и врезался в нос перевозчика. Раздался взрыв.
– Каррамба! – выругался на миг потерявший хладнокровие Медина. – Заключённые в носовой и центральной части…
– Дирижабль цел, сэр, – ответил штурман, – есть шанс! Но их баллоны пробиты. Много. Посмотрите!
– Майор Гест, примите управление.
– Есть, принять управление, сэр!
Медина бросился к дальним окнам гондолы, из которых можно было видеть перевозчик. Подбитый нос дирижабля неумолимо опускался вниз.
– Майор Гест, командуйте отступление! – крикнул подполковник, и воздух разорвал гортанный сигнал для воздушной пехоты. – Рубить «когти», когда пехота вернётся на борт! – Медина почти бегом ринулся к выходу из гондолы управления.
– Сэр, куда вы?!
Накануне Кирк Медина пообещал председателю не рисковать пехотой ради спасения Винтерсблада. Перевозчик падал – это был вопрос лишь нескольких минут. С лишней сотней солдат штурмовой группы на борту он упадёт гораздо быстрее, чем без них. Ещё и вырвет кусок из бока «Крысиного гнезда», если вовремя не обрубить тросы, приведёт в негодность весь его абордажный механизм. Кирк Медина пообещал не рисковать пехотой. Но на свой счёт он никаких обещаний Трою Ортизу не давал.
Он прокладывал себе путь по узкому коридору, среди встречного потока отступающих штурмовиков. К бортовому люку добрался раньше, чем «Крысиное гнездо» принял на борт всех своих солдат. Крен на нос вражеского дирижабля был не менее сорока градусов, и пехотинцы выползали из его коридора на четвереньках, цепляясь руками за стены, чтобы не скатиться вниз.
– Куда вы, господин подполковник? – раздался чей-то изумлённый голос, но Медине некогда было отвечать.
– Винтерсблада нашли? – крикнул он.
– Никак нет, сэр, не успели! Но всех полицейских зачистили.
