Ден Истен
Баба Капа. Сборник рассказов
– Я говорю, ты не расширяйся тут! – с вызовом ответил Ушан. – И базаришь много! Здоровья дохера?!
– Евгений! – взмолилась Настя. – Не надо, пожалуйста.
– Ты чё дерзишь тут?! – огромная ручища сгребла толстовку Ушана. Рванула так, что аж нитки затрещали. – Ты кто ваще такой?!
– Яша! – Настя вцепилась в его тулуп. – Прекрати!
Но было поздно. От сильного толчка Ушан упал на пол. Детина подхватил его и швырнул головой в дверь. Ушан вылетел в холодные сени, сбивая собой стеклянные банки и пустые ведра.
– Убью! – взревел Яша. Шагнул к выходу.
Ушан покрутил головой. Нихера себе! Это что было?! Пока он искал ответа на этот вопрос, детина схватил его за шиворот и, пнув входную дверь, выволок на улицу. Замахнулся. Кулак устремился прямо в лоб ненавистному залетному. Ушан отклонил голову и, кулак, просвистев мимо врезался в аккуратно сложенные поленья. Он откатился в сторону, вскочил, чувствуя, как моментально промокли от снега носки.
Яша, рыча, скинул тулуп, расправляя могучие плечи.
– Ты, бычара, на кого прыгать вздумал?! – выкрикнул Ушан. Провел языком по соленым от крови губам. Рука потянулась за спину, откинула толстовку, пальцы легли на рукоятку пистолета. В следующую секунду пальцы разжались. Нет, стрелять он не будет.
– Яша! Прекрати немедленно! – Настя выскочила из дома и встала между ними. Но у Яши, похоже, от ревности забрало совсем упало. Он отодвинул ее словно котенка и набросился на противника. Ушан сжал кулак. Хлесткий хук в черную бороду заставил Яшу отклониться в сторону, а последовавший следом удар в живот – согнуться. Не давая выпрямиться, схватил его за шею и резко выкинул вперед колено. От удара в нос Яша всхлипнул и завалился на спину, разбрызгивая кровь.
– Зачем?! – подбежавшая Настя оттолкнула Ушана. Склонилась над поверженным Отелло. Ушан стоял рядом, раздувая ноздри.
– Настя, – выдохнул он. – Вы же сами видели…
– Зайдите в дом! – она гневно сверкнула глазами.
– Настя!
– Евгений! Я сказала, зайдите в дом!
Ушан махнул рукой и поплелся в дом.
В доме он поднял опрокинутый стул, присел, поглаживая ноющую руку. Наверное, надо искать другое жилье – ему уже здесь не рады.
Нарисовался же этот хрен! Бычара деревенский!
Он решительно натянул ботинки, накинул куртку. Подхватил сумку. С сожалением окинул взглядом уютное жилище и толкнул дверь.
Прошел мимо хрипящего Яши и склонившейся над ним Насти. Вышел за калитку, одновременно доставая ключи. Закинул сумку на заднее сиденье, завел машину. Через минуту лучи фар уже метались по грязной, в ухабах, дороге.
Куда он ехал?
Он этого не знал. Он просто давил на педаль…
***
– Гена, у вас там кто-нибудь хату сдает? – Ушан лежал на холодном капоте, пуская сигаретный дым в звездное небо.
– Да вроде нет, – отозвался Генька. Судя по голосу, он был на кочерге. – А что?
– Надо, – коротко ответил Ушан. – Ладно, отмечай дальше.
– Э-э-э, ты погодь! – остановил его Генька. – Приезжай, что-нибудь придумаем. Есть вариант.
– Лады! Приеду!
Он сбросил звонок, сразу же набрал бабу Капу.
– Добрый вечер, бабулька! Светка звонила?
– Сама ей позвонила. Сказала, чтобы деньги забрала. Ответила, что обойдется.
– Она достала уже! На звонки не отвечает, сообщения игнорит. Может ты с ней поговоришь, а?
– О чем?
– Ну, о нас.
– О вас вы и разговаривайте! Я никогда в чужие личные дела не влезала. Ну, если только в исключительных случаях…
Ушан скатился с капота.
– Да блин! – закричал он. – У нас именно такой исключительный случай!
– Не ори – не дома! И дома не ори! – отозвалась старушка. – Слушай, а что это за бред насчет родов? Светка так возмущалась.
Ушан принялся ходить вокруг машины, рассказывая о дневных событиях. Бабулька слушала внимательно, не перебивая. И по этому молчанию невозможно было понять, верит она ему или нет.
– Теперь веришь? – закончил свой рассказ он.
– И что, прямо в твою честь назвали? – уточнила бабулька.
– Ну да! Евгений Геннадьевич Огородников! Звучит, а?
– Звучит! – засмеялась баба Капа. – Ты меня прямо растрогал. Ладно, поговорю с ней. Эх, молодежь!
***
Ушан сжимал микрофон, закрыв глаза. По экрану телевизора бежали слова, но они были не нужны – песню «Город, которого нет» он знал наизусть. Часто пели с братвой в саунах и ресторанах, но тогда он даже представить не мог, что эта песня, рвущая сердце и душу, будет так актуальна для него сегодняшнего: неприкаянного и потерянного, мечущегося по жизни, словно шхуна с рваными парусами среди жестоких волн.
Он пел с таким упоением и так самозабвенно, что сельские мужики сидели тихо, подпевая одними губами.
Музыка постепенно стихала. Ушан опустил микрофон, открыл глаза. На экране под звуки фанфар появилась надпись: «98 баллов! Вы пели великолепно!»
В теплой времянке, где устроил застолье предусмотрительный Генька, чтобы не мешать своим дочерям и теще, повисла тишина.
– Женя, это было прекрасно! – растроганно сказал Акимыч.
Поликарпыч высморкался, вытер полные слез глаза.
– Талант! – сдавленно сказал он. – Хоть и городской, а талант.
– Прямо хоть сейчас на конкурс! – воскликнул Васька.
Ушан сел за алюминиевый складной столик, на котором в тарелках лежала нехитрая, но очень сытная, деревенская закуска. Поднял стакан с прозрачным самогоном.
– Ну, мужики, давайте еще раз за Евгения Геннадьевича!
Стаканы дружно стукнулись над столом.
– За пацана! За сына!
Выпили, дружно закурили.
– Так что, Гена, с моим домашним очагом?! – спросил Ушан. – Хату кто сдает здесь? Или комнату?
Генька хитро улыбнулся. Подмигнул Акимычу. Тот с загадочным видом вытащил из кармана ключ. Со стуком положил на стол. Придвинул к нему.
– Зачем комнату? Целый дом тебе! Живи!
Ушан непонимающе смотрел на ключ.
– Жил у нас тут Илья. Синяк и дебошир. Потом, не без моей помощи, конечно, стал человеком и уехал в поселок к жене. А дом его так и стоит заколоченный, – пояснил Акимыч.
Ушан повертел ключ от навесного замка.
– Что по бабкам?
– Я с ним созвонился, говорит, бесплатно. Пусть, говорит, живет, раз человек хороший.
– Не, не пойдет, – запротестовал Ушан. – Мобилу его дайте, я с ним созвонюсь, договоримся о цене.
– Не переживай! – хлопнул по плечу Генька. – Ты, можно сказать, Илье даже услугу оказываешь. Дом – он же как человек, ухода и заботы требует. Протопишь, отмоешь, и дом тебе только спасибо скажет. Вам, городским, не понять…
Стаканы снова наполнились самогоном. Выпили. Ушану стало совсем хорошо, даже не столько от выпитого, сколько от присутствия этих людей, простых и грубоватых.
На заборе сидел кот. На упитанной мордахе застыло задумчивое выражение. Второй раз он видит здесь этого ушастого и не может никак понять, почему его рожа ему так знакома?
***
– Мне даже представить это трудно – Женя принимает роды! – засмеялась Светка. – И вы ему поверили?
Но баба Капа ее веселья не разделяла. Голубые глаза смотрели серьезно. Светка замолкла, смутившись.
– Ну, не то чтобы я ему не верила… Просто мне трудно представить.
– Тренируй воображение, – ответила бабулька. Выложила перед ней пакет с деньгами. – Возьми!
– Я же сказала, мне не надо!
– А вот мое терпение тренировать не надо! – рявкнула баба Капа. – Он просил отдать тебе, значит, надо отдать тебе!
Светка взяла пакет. Вздохнула.
– Все равно у меня есть некоторые сомнения.
– Я тебя понимаю, – легко согласилась баба Капа. – Но мне кажется, он не врет. Роды принять, да еще в таких условиях, – это тебе не шубу в трусы заправить. Тут характер нужен, и человечность. А они у него есть!
***
Ушан скривился от бьющего прямо в глаза солнечного луча. Потянулся, сел на кровати и огляделся. Мда-а-а. Прежний хозяин видно совсем не заморачивался относительно ремонта и хоть какого-то элементарного уюта. Но хоть тепло. Вчера всей пьяной гурьбой натаскали дров, растопили печь, выгнав сырость из этой заброшенной лачужки, а ныне – его временного приюта.
За окном слышались чьи-то громкие голоса.
Прошлепал босыми ногами к окну, всмотрелся в грязное стекло: во дворе стояли трое. Одного он знал – это был Генька, а вот маленькая женщина в очках и парень с фотоаппаратом были ему не знакомы.
Он постучал по стеклу. Гости замолкли, дружно повернулись.
– О-о-о-о! – восторженно закричал Генька. – Проснулся!
Через секунду они появились в доме. Парень направил на него объектив, щелкнув пару раз.
Маленькая женщина смело шагнула вперед. Схватила его за руку, тряхнула.
– Добрый день! Светлова моя фамилия. Я помощник главного редактора районной газеты «Сельский рупор».
– А что, уже день, что ли? – недоумевал Ушан.
– Ха! – засмеялся Генька. – Ну ты и мастак спать! Пока ты харю плющил, я в райцентр звякнул, в редакцию. Пусть знают, что есть такие люди, как ты!
– Так вот, – продолжала женщина. – Мы решили в воскресном выпуске нашей газеты поместить заметку о вас. Подумать только, неподготовленный человек в экстремальных условиях принимает роды, можно даже сказать, спасает жизнь матери и ребенку! Поверьте, мы не можем пройти мимо вашего поступка. Вы согласны?
– Ну-у-у, – растерянно протянул Ушан. – А газета ваша… как сказать… она только для местных, да? В городе ее не читают?
– А вы честолюбивы! – засмеялась Светлова, неверно истолковав его слова. – К сожалению, у нас небольшой тираж, и да – только для местных.
Ушан кивнул. Его это вполне устраивало. Да и Геньку обижать не хотелось – это благодаря ему он не на улице будет жить.
Генька одобрительно хлопнул его по плечу и повернулся к женщине.
– Вы еще не забудьте про того инспектора ДПС, я вам говорил.
Светлова кивнула.
***
Освальд стоял на автовокзале в ожидании автобуса. Нет, ехать он никуда не собирался – он встречал свою бабку. Не сказать, что он был в восторге от ее визита, но все-таки родной человек. Поэтому, когда из подъехавшего автобуса вышла румяная старушка в старомодной шубке, он широко улыбнулся и шагнул навстречу.
– Ой, похудел-то как! – запричитала бабулька, дергая его по весьма упитанным щекам.
– Перестань, бабуля! Ты как, не обижают тебя? – он подхватил ее дорожную сумку. Оба направились к стоящему неподалеку Гелендвагену.
– Что ты! Кто ж меня обидит-то?! Все знают, что у меня внучек крутой!
– Это да! Ты, бабуля, если обижать кто будет, только скажи. Приеду – всю деревню нагну!
– Ой, скажу, внучек, обязательно скажу!
Бабулька, кряхтя залезла в машину, где уже сидела пара братков. Потрепала их по хмурым мордам.
– Ой, а худые-то какие все!
Она расстегнула сумку, вытащила большой газетный сверток. Протянула им, разворачивая.
– Угощайтесь, ребятки. Сама пекла. С капустой, с яйцом. Угощайтесь.
Ручищи потянулись к пирожкам.
– Спасибо, бабушка.
Угостив братков, она повернулась к внуку.
– Поешь, внучек.
Освальд положил сверток на колени, развернул и замер. Резким движением сдвинул пирожки. Уставился на улыбающегося с промасленной страницы Ушана.
– Ох..еть!
***
Машины медленно, даже, если можно так сказать относительно бездушной техники, вальяжно ехали по сельским улицам. Селяне смотрели с благоговейным ужасом.
– Ой, бабоньки, шо это такое? Шо, премьер какой пожаловал?
– Говорят, на месте нашего села мусорный полигон хотят сделать. А нас всех заселить под Заячью Сопку. Вот приехали, ща будут с народом беседовать, обещалки обещать. Тьфу, пид..расы!
– Та не! У чинуш машины с мигалками, а эти без оных. Да и морды смотри какие, ну чисто бандитские!
– А у чинуш что, не бандитские?
– Та не! У них они просто тупые.
– Ой, бабоньки! Может участкового крикнуть?
– Не, Сергеич с утра уехал к начальству своему, новый мотоцикл получать.
– Интересно, а что бандитам здесь надо-то?
– Тут у Геньки дружок новый появился. Лысый такой и ушастый. Ну, тот, который Люське разродиться помог. По его душу приехали. Железно!
– Да ты шо?! Так он же вроде порядочный!
– А ты сама посуди, Никитишна, когда его здесь не было – все тихо было. А он появился – так сразу гости пожаловали. Совпадение? Не думаю.
***
Генька летел огородами, утопая в глубоком липком снегу. Наконец, преодолев последнее препятствие в виде покосившегося плетня, он оказался во дворе дома, где жил его новый знакомый Евгений. С разбегу толкнул дверь. Ушан, орудуя шваброй, снимал паутину с углов.
– Женя, тебя крутые какие-то ищут! – запыхавшись, выдохнул он. – Будки – во! Семь на восемь! Газету показали, в фото твое тычут, тебя спрашивают.
– И сколько их?
– На трех машинах! Женя, ты кто?! Ты бандос, что ли?!
Ушан поставил швабру в угол.
– И где они?
– Да уж, наверное, сюда правят! – Генька взял ковшик, зачерпнул из ведра воды. Жадно приложился, роняя капли.
– Гена, чеши домой. Здесь тебе делать нечего, – спокойно ответил Ушан.
– Да кто ты?! – вскрикнул Генька. – Говорил, что спортсмен!
– Иди, Гена, – Ушан подтолкнул его к выходу. – Потом все объясню.
Глядя в окно на убегающего заснеженными огородами Геньку, вздохнул. Газета бл..дь!
Отодвинул старый шкаф, вытащил замотанный в тряпку пистолет. Развернул, ладонь привычно обняла рукоятку. Может оно и к лучшему? Разве это жизнь – бегать, словно загнанный зверь? Пусть уж лучше все закончится сегодня. Сейчас.
Он обулся, накинул куртку и вышел из дома. А за редким забором уже стояли три машины, из которых, хлопая дверями, выскакивали крепкие парни. Из огромного Кадиллака вылез полный мужчина в пальто с норковой подстежкой. Недовольно покрутил головой с одним ухом. Увидев Ушана, сузил круглые, словно у рыбы, глаза.
Ушан приблизился к забору, положил руки на прогнившие доски.
– Здравствуй, Мотя, – буднично поприветствовал он. – Сам, что ли, решил приехать?
– И тебе не хворать, Ушан, – усмехнулся Мотя. – Ну, ты же ко мне уважения не проявляешь, приглашение мое не принимаешь? Вот, приходится самому.
– Мотя, а кто так в гости приглашает? Приезжают люди, волыну человеку в висок, мол, выходи, либо мочим его. Согласись, нехилый такой нежданчик? И ты мне после этого будешь за уважение задвигать?
– Ушан! – крикнул стоящий возле Гелендвагена громила. – Перед тобой не чепушило стоит, ты за гонором своим борзым следи! А вот за то, что ты сел на очко и свалил как последний черт, тебе в бункер прописать мало!
– Я свалил потому, что мусорская тема поднялась вокруг моей машины! – Ушан поморщился. – Если бы менты меня приняли, начались бы непонятки! А за всякую херню мне отвисать на нарах – тоже резона нет! И вообще, Освальд, я тебе не чмошник из подворотни, чтобы ты со мной так базарил! Иди вату катай!
Рука Освальда дернулась за спину, хватаясь за оружие. Но Ушан уже поднял пистолет, направил на громилу.
– Угомонись!
Мотя покачал головой. Прикрикнул властно:
– Стволы убрали!
Оба нехотя спрятали оружие. Мотя посмотрел на Ушана.
– Давай в дом зайдем, разговор есть.
Он зашел за калитку и направился к полуоткрытой двери. Ушан последовал следом, провожаемый злыми глазами Освальда.
В доме Мотя огляделся. Ушан показал на стул.
– Присаживайся, Мотя. В ногах правды нет.
– И то верно, – авторитет присел на стул, закинул ногу на ногу.
Ушан уселся на подоконник. Выжидающе глянул на него.
– Я тут заметку прочитал про вашего мальчика, – с насмешкой начал Мотя. – Не перестаешь удивлять, Ушан. Может, не ту профессию ты выбрал?
– Может и не ту. Если ты не против, давай ближе к сути.
– А что к сути? – Мотя вперил в него рыбьи глаза. – Суть одна – ты не прав. Когда тебя зовут, надо либо отказываться и обосновать свой отказ, либо сразу приходить. Ты выбрал третий вариант – просто дернул. Это неуважение, за такие дела просто выключают из движения, и ты об этом прекрасно знаешь.
Ушану нечего было ответить. Не о Светке же ему говорить, в конце концов. Личные проблемы там, где он вращался всю сознательную жизнь – никогда не были аргументом.
Не дождавшись ответа, Мотя вздохнул, глядя на свои лакированные туфли.
– Историю тебе хочу одну рассказать. Ты внимательно послушай и не перебивай.
Ушан развел руками: слушаю.
– Случилось это в 73-м году, осенью. Темно уже было… Так получилось, что на дороге сломался мотоцикл с мужем и женой. А жена была беременной. Что делать? Женщину уже крутит, вот-вот разродиться должна, а мотоцикл не заводится. Вокруг никого. И побежал тогда муж через поле в воинскую часть за помощью: может машину какую дадут или врач поможет.
Ушан слез с подоконника, присел на табурет, внимательно слушая.
– Женщина в коляске одна осталась, – продолжал Мотя. Говорил он будто через силу, словно сомневаясь. – Кричит от боли, за живот хватается. В общем, хреново ей. И тут из-за деревьев выскакивает человек в черном арестантском ватнике, беглый зек. К ней подбегает, спрашивает, что случилось? Впрочем, по ее животу он все понял. Помог ей выбраться из коляски, ватник свой расстелил. В общем, там она прям и разродилась на его ватнике. А бегунок этот ей помог грамотно, он на воле доктором был. Ребенка в платок ее закутал, ей отдал. Давай в мотоцикле ковыряться, но видно в делах медицинских он шарил лучше, чем в технике – не завелся мотоцикл. Ему, по-хорошему, бежать надо, а он бросить ее не мог. Так и был рядом с ней, пока Урал военный не подъехал. Выскочили оттуда муж этой женщины и несколько солдат…
Мотя замолчал, глядя в пол. Ушан сидел тихо, не до конца понимая, зачем он ему это рассказывает.
– В общем, солдатики увидели его робу лагерную, скрутили. В кузов кинули. Женщину с ребенком в кабину посадили и на полном газу в больницу отвезли.
Ушан покрутил в воздухе пальцем, догадавшись.
– Мотя, это ты про…
– Именно, – кивнул авторитет. – Так я появился на свет. На дороге. Все это мне мать рассказала, когда я школу окончил.
Ушан в замешательстве потер переносицу.
– А с бегунком что?
– Вернули в лагерь, накинули срок за побег. А через полгода застрелили при попытке сбежать снова. И звали его Матвеем. И меня Матвеем назвали. Совсем, как в твоем случае.
– Дела-а-а, – сказал Ушан.
– Да, – тяжело вздохнул Мотя. – Мать с отцом потом бегали по всяким инстанциям, от милиции до прокуратуры, зека защищая, но бесполезно. Кто будет слушать простую доярку и слесаря? Это сейчас есть интернет, общественность привлечь можно или петиции всякие подать, даже жопу отрывать не надо от дивана. А в те годы что можно было сделать? Ничего.
Ушан вытащил сигареты, предложил Моте. Оба молча курили, стряхивая пепел в консервную банку.
– Мотя, а зачем ты мне все это рассказал? – наконец нарушил молчание Ушан.
– Да вот не знаю, – усмехнулся Мотя. – Я как увидел ту газету, так сразу слова матери и вспомнил. А может просто старею. Не знаю.
Он затушил сигарету. Встал. Отряхнул дорогое пальто от пыли.
– Короче так, Ушан. Претензий у меня к тебе нет. С барыгами вопрос тоже закрыт. А с ментами я утрясу. В общем, живи как хочешь и… как сможешь.
Не прощаясь, толкнул дверь и вышел из дома. На улице захлопали автомобильные двери, заурчали двигатели.
Ушан сидел в пустом доме на старом табурете и смотрел в одну точку, задумавшись. Очнулся только, когда истлевшая до фильтра сигарета обожгла пальцы.
***
– Да ты только посмотри! Это же не дом, это сказка!
Илья прохаживался по своему родному двору, размахивая руками и отчаянно пиаря собственную недвижимость.
– Крепкий, как скала! Еще тыщу лет простоит! – воскликнул он, с размаху ударив по оконной ставне. Та, жалобно скрипнув, повисла на рыжих гвоздях и через секунду рухнула на завалинку, от чего та, в свою очередь, осыпалась трухой сгнившего дерева.
– Не, ну требует некоторого ремонта, конечно, – покраснел Илья. – Косметического.
Ушан покачал головой.
– Илья, просто назови цену, – сказал он.
– Женя, а природа здесь какая! Река рядом! Летом здесь просто рай! – продолжал Илья. – Рыбалочка, шашлычок, да и просто позагорать, покупаться!
– Цену, Илья, цену! – Ушан уже стал уставать.
– Ну, лямчика полтора… – неуверенно ответил Илья, косясь на него.
Ушан не был жадным, но и идиотом тоже не являлся.
– Илья, ты давай-ка спустись с небес. Дом твой, если честно, скоро рухнет. Получается, что я покупаю не дом, а землю, на которой он стоит.
– Лям! – решительно сказал Илья. Уставился с надеждой на этого городского. – Женя, ты глянь природа какая!
Ушан засмеялся. Протянул ему руку. Илья, еще не веря в свое счастье, с готовностью ее пожал.
– Ладно, документы все в порядке?
– А то! – засуетился Илья. – Собственник один – я. Обр… Обрам…
– Абрам? – нахмурился Ушан. – Это что за перец?
– Обрамен… Тьфу ты! – замахал руками Илья и выговорил по слогам. – Об-ре-ме-не-ний! Обременений нет. Есть, правда, должок небольшой за свет. Ну и налог земельный. Накопилось.
– В сумме это сколько?
– Тысяч двадцать.
– Ладно, погашу. Документы все в кучу собери, я гляну.
Илья сиял от счастья.
***
Пухлое, обычно добродушное, лицо Евсеева было строгим. Одернул китель с гордо сверкавшими майорскими звездами на погонах. Принялся прохаживаться из угла в угол, заложив руки за спину. Остановился, назидательно поднял палец. Тоном, категоричным и грозным, произнес, свирепо вращая глазами:
– Я что-то не понимаю, вы полиция или погулять вышли?! Я вас спрашиваю!
Ответом ему было гробовое молчание.
– Молчите? Интересно, вы молчите потому, что вам стыдно или просто нечего сказать в свое оправдание? – продолжал он. Снова заходил из угла в угол. – Итак, я повторяю, что работа участкового уполномоченного – нелегка и опасна. Каждый из вас несет службу на подведомственной ему территории, а это, на минуточку, десятки домов. Не перебивать, когда говорит старший по званию и должности офицер!
Хлопнул ладонью по столу, затем смахнул со звезд несуществующие пылинки.
– Вас не должны бояться, вас должны уважать! – продолжал он. – Только тот участковый достоин уважения, который сможет найти общий язык и взаимопонимание с гражданами, и тогда, и только тогда он имеет право с гордостью сказать про себя: я – участковый уполномоченный! Всем все ясно?!
Раздался смех. Евсеев недовольно поморщился.
– Капитолина Алексеевна, вам опять весело? – с досадой спросил он.
Баба Капа, Ежевичкин и Кристина сидели на диване. Женщинам было откровенно смешно, лишь только Ежевичкин пытался сохранить подобие серьезного выражения на лице. Из мужской солидарности, наверное.
– Виталя, по-моему, ты немного переигрываешь, – предположила баба Капа. – Слишком серьезный. Попроще будь.
– Что значит попроще? – возмутился Евсеев. – С завтрашнего дня я вступаю в должность старшего участкового уполномоченного. Это вам шутки, что ли?
– Ладно, – согласилась бабулька. – Только завтра не забудь штаны надеть, а то китель с семейными трусами не очень хорошо сочетается.
– Это не трусы, а шорты! – Евсеев глянул на свои цветастые гавайские шорты.
***
Светка вышла из машины, оглядела старый дом. Значит, здесь ее Женя нашел себе убежище? Открыла калитку, заходя во двор.
– Женя?! – неуверенно позвала она.
Ушан выскочил из дома. Обнял ее, прижал к себе.
– Привет, Женя, – улыбнулась Светка.
– Привет, Света. Отлично выглядишь.
– Значит, это и есть тот дом, который ты купил? – она обвела рукой грязный двор.
– Не волнуйся, вот когда отстрою, тогда и будешь делать выводы.
Сидящий на бревнах толстый кот, глядя на беседующую молодую пару, радостно хлопнул лапой по лбу. Наконец-то он вспомнил, кто этот ушастый! Сосед бывший! Понаехали, блин!
***
Это была самая настоящая сельская свадьба под открытым небом, во дворе нового, недавно отстроенного дома из белого кирпича и с красной черепичной крышей.
Длинный стол, сбитый из пахнущих лесом сосновых досок, был накрыт белоснежной скатертью. Чего там только не было, мама дорогая-я-я-я! Да никакие рестораны со своими пафосными, трудно произносимыми названиями блюд и рядом не стояли! Вот вы, дорогие читатели, можете с ходу правильно выговорить, например, название «хрутспунгур»?
То-то! А если еще озадачиться вопросом, что представляет из себя это блюдо, так и вовсе тоскливо станет. Хотя, конечно, все на любителя.
А здесь… Огромные подносы с жареными поросятами окружали глубокие салатницы с закусками всякого вида соления, мочения и квашения. На стеклянных и фарфоровых тарелках томились блины, оладьи, драники, пельмени, холодцы, заливное, пироги и прочие расстегаи! А напитков, алкогольных и без, было хоть упейся: от квасов до самогона! Как говорил лидер воронежских панков Юрий Хой: обоссысь хоть в сапоги!
– Таки всем минуточку внимания! – Соломон Петрович встал и постучал по бокалу. – Шниперсон имеет кое-что сказать!
Радостный шум за столом улегся, гости уставились в его хитрое лицо.
– Я прошу пардона, но у меня есть таки интересное предложение до уважаемого жениха.
Евгений Колосов, в недалеком прошлом авторитетный пацан с погонялом Ушан, восседая во главе стола рядом с невестой, важно кивнул.
– Говорите, Соломон Петрович.
– Премного благодарен, – еврей приложил руку к груди. – Итак, шо я имею сказать… В соседней Дармоедовке одни умные люди собираются строить коттеджный поселок. И шо бы вы думали? Они обратились ко мне, им таки нужен мой пиломатериал. Все знают Шниперсона как делового и, на минуточку, порядочного человека....
– Короче, Соломон Петрович, – нетерпеливо выкрикнул Васька, держа стакан с самогоном. – Мы пить будем или как?
– Шо вы кудахчете, молодой человек? – назидательно ответил еврей. – Как будто я могу вам запретить терять свое лицо. Пейте и не обляпайтесь! Ваша следующая остановка – канава. Не прозевайте.
Женя с улыбкой махнул рукой.
– Продолжайте, Соломон Петрович.
– А на чем оборвал мою мысль этот шеримазл? – наморщил лоб Шниперсон. – Ах, да! Есть спрос на пиломатериал, а спрос, как известно, рождает предложение. Я решил таки расширить производство, но мне физически не уследить за всем. А вы, Евгений, человек молодой и хваткий, можете вполне стать управляющим. С таки достойной белой зарплатой, с прелестями в виде отпусков, больничных и прочего набора, называемого соцпакетом. Разумеется, вам все покажут и расскажут. Соглашайтесь, Евгений, все по-честному. Спросите любого моего работника, и он вам ответит, что таки да, Шниперсон не обманывает, Шниперсон платит всё и вовремя.
Шниперсон не врал: он действительно платил полную зарплату и вовремя. Он, как всякий умный предприимчивый человек, придерживался одной простой истины: сытый и довольный работник никогда не будет воровать и возбухать.
– Неожиданно, – признался Женя. – Я могу подумать?
– Никто не запрещает вам думать, – согласился еврей. – Дело важное, кто ж спорит? Пяти минут вам достаточно? Могу дать больше, но время деньги.
– Все прямо по-честному? Ты, Соломон, смотри, нам тут Женьку не порть! – пригрозила баба Капа, облокотившись на плечо Ежевичкина.
– Мадам! – оскорбился еврей. – Мне не понятно ваше беспокойство. Я даже плачу все налоги, не потому, что мне это нравится, а потому, что не хочу в тюрьму – я там никого не знаю.
– Да у нас все нормально с отчетностью! – воскликнула Алена, работавшая у Шниперсона бухгалтером, и поэтому знавшая о финансовых делах еврея. Акимыч торопливо закивал, соглашаясь с женой – будто он в этом что-то смыслил.
– Ну, в принципе, к Соломону Петровичу у меня вопросов никогда не возникало, – задумчиво сказал участковый Леонид Сергеевич. Посмотрел на своего нового знакомого, майора Евсеева. Тот лишь развел руками: твоя вотчина, Сергеич, тебе виднее.
– Женя, и правда! – сказала Кристина, сидевшая рядом с Евсеевым. – Соглашайся, работа денежная.
– Женя, действительно! – вставила Глафира Аркадьевна. – Ты вон на дом как потратился.
– Эх, да если бы мне предложили, я бы даже не раздумывал! – с сожалением сказал Генька. Жена Люся согласно закивала.
– Ушан, а что тут думать? Или можешь ко мне, могилы копать, если хочешь, – шепнул Славка.
– Решай сам, сын, – сказал лопоухий мужчина лет шестидесяти. – Ты всегда был самостоятельным. Даже слишком самостоятельным.
– Хоть жить по-честному начнешь, зятек. И мне спокойнее за дочь, – вздохнула сорокалетняя женщина с красивым лицом.
– А что, тоже вариант, Евген, соглашайся! – басовито пробубнил огромный Яша. – Ты мужик крепкий, дисциплина будет.
Сидевшая рядом с ним Настя засмеялась, прижавшись к его мощному плечу.
Женя переглянулся со Светкой. Увидев ее в глазах одобрение, махнул рукой.
– Я согласен! – решительно сказал он.
Над столом пронесся одобрительный гул, мужики хлопали по плечу улыбающегося Женю, бабы одобрительно охали вокруг смеющейся Светы. Поликарпыч взялся за гитару, пробежался по струнам. Все затихли, присели за стол. Поликарпыч запел песню «Ты у меня одна».
Васька подхватил аккордеон, присоединился к гитаре. Легкий летний ветерок пронесся над головами и улетел, унося в синюю высь голоса этих людей. Обычных людей, городских и сельских, которые, возможно, никогда бы не встретились за одним праздничным столом, если бы не обстоятельства, которые сложились именно таким, самым удачным образом…
