– Музыку любишь? – спокойно, даже дружелюбно, спросил он.
– Какую музыку?! Выпусти меня! – Лера подергала за ручку заблокированной двери.
Парвиз помотал головой и включил радио. Салон заполнил бодрый голос ведущего:
– Дорогие друзья, с вами «Авторадио» и группа «Белый орел»!
Из динамиков полились мелодичные звуки синтезатора. Парвиз закрыл глаза и откинулся на подголовник. Дыхание было ровным, плечи расслаблены, а пальцы постукивали по обтянутому кожей рулю в такт мелодии.
Торопиться уже некуда. Лера права: он приехал.
Он был спокоен, словно к месту аварии не подъехали три машины полка ДПС, не стучали в стекло рукояткой пистолета, не держали на прицеле автоматов и не дергали за ручки заблокированных дверей.
– Выйти из машины с поднятыми руками! – голос женщины-патрульной с трудом перекрывал музыку. Парвиз прибавил громкость, мгновенно отсекая внешние звуки. Губы зашевелились, подпевая солисту.
Осколки стекла оцарапали щеки, а крепкая рука патрульной, схватив за затылок, с силой приложила носом об руль. Его выволокли наружу, где он, получив хлесткий удар в лицо и пинок по ногам, растянулся на земле. Почувствовал, как из-за пояса вытащили пистолет, а через секунду запястья обжег холодный металл браслетов.
Парвиз приподнял голову и посмотрел в темное, покрытое крупными звездами небо. Вдохнув запах чернозема и ночного воздуха, обреченно засмеялся. Прошептал, роняя кровь с разбитых губ.
– Как ох..ительны в России вечера!
***
Мальчишка обнял Леру, прижавшись к ее исцарапанной щеке. Она шмыгнула разбитым носом, стараясь не расплакаться.
– А ты уже вылечилась? – он отстранился от матери и заглянул в ее глаза, воспаленные и усталые. – Папа сказал, что у тебя с головой плохо. И еще сказал, что ты долго будешь лечиться. А почему у тебя такое лицо?
Лера потрогала заклеенную пластырем бровь, борясь с раздражением. Не на сына, нет – на мужа. Это какой надо быть скотиной, чтобы такое сказать ребенку?! Впрочем, другого она от него не ждала…
– Папа ошибся, – сдержанно ответила она. – И скоро будет эти ошибки исправлять.
Мальчик снова порывисто обнял мать.
– Я так рад, что папа ошибся!
Лера ласково поцеловала его в щеку, потрепала непослушные волосы. Копия отец! Будем надеяться, что сходство – только внешнее.
Перевела взгляд на Зинаиду Владимировну, сидевшую рядом. Свекровь как будто постарела лет на десять, хотя они не виделись всего полгода: резче обозначились морщины на лице, глаза за стеклами дорогих очков стали тусклыми, а в безупречно уложенных волосах добавилось несколько седых прядей. Лера догадалась, что все эти изменения – не столько возрастные, сколько результат переживаний.
Вот и сейчас свекровь тяжело вздыхала, а худые пальцы, усеянные кольцами и перстнями, нервно теребили платок.
– Дима, – Лера подмигнула сыну. – Мне нужно с бабушкой поговорить.
– А ты никуда не уедешь? – с подозрением спросил мальчик. – Ты здесь будешь жить? Или мы домой поедем?
Лера не знала что ответить. Положение спасла свекровь.
– Аурика! – она громко позвала домработницу. – Аурика, приготовь, пожалуйста, комнату для Валерии Сергеевны!
Затем погладила внука по голове.
– Дима, мама от тебя никуда не уйдет. Не волнуйся.
Мальчишка повеселел и, на всякий случай взяв с матери клятвенное обещание никуда больше не исчезать, помчался в свою комнату. Женщины подождали, пока утихнет топот детских ног на лестнице, и посмотрели друг на друга.
– Зинаида Владимировна, надеюсь, вы понимаете, что я это так не оставлю? – взгляд Леры был решительным. – Я уже была в полиции, дала показания и написала заявление.
– Догадалась, когда увидела, что тебя привезла сюда полицейская машина. Но, надеюсь, и ты понимаешь, что я найму самых лучших адвокатов? Я тебе не враг, но Павел – мой сын! – свекровь старалась казаться невозмутимой, но в глубине ее глаз плескалось отчаяние.
Лера кивнула: разумеется. Назвать это войной между снохой и свекровью из-за немытой сковородки было нельзя – все намного серьезнее и трагичнее: каждый бился за свои интересы, далекие от банальных кухонных распрей.
– Лера, я узнала, что ты в психиатрической клинике лишь спустя месяц, когда Павел привез ко мне Диму. Поставил перед фактом, что ты сошла с ума и сказал, что внук какое-то время поживет здесь, и чтобы я лишних вопросов не задавала. В твое внезапное сумасшествие я, конечно, не поверила, так как знала о ваших непростых отношениях, но повлиять на ситуацию не могла, – в голосе Зинаиды Владимировны послышались оправдывающиеся нотки.
– Или не захотели? – спросила Лера.
– Лера, пойми… – свекровь сняла очки и потерла переносицу. – Мне бы пришлось посвятить в курс дела много влиятельных людей, они бы докопались до истины, и пострадала бы репутация Павла. Член совета директоров крупного холдинга, решивший избавиться от жены таким образом… Мало того, что это все напоминает какой-то плохой сериал, так это еще натуральная уголовщина!
Зинаида Владимировна отвернулась. Лера молчала, глядя в ее подрагивающий подбородок.
– Теперь я, конечно, понимаю, что лучше бы тогда вмешалась, – вздохнула свекровь. – Сейчас бы всего этого не было. Я… я не знаю, что мне еще сказать в свое оправдание. Прости, пожалуйста.
Лера с жалостью посмотрела на нее. Зинаида Владимировна, всегда собранная и властная, сейчас сидела сгорбившись, готовая заплакать. Лера накрыла израненными ладонями ее руки.
– Как бы там ни было, для Димы вы навсегда останетесь любимой бабушкой. Других у него нет, к сожалению.
Этих простых слов было достаточно: Зинаида Владимировна разрыдалась, уткнувшись в ее плечо. Следом, не в силах больше сдерживаться, расплакалась и Лера.
***
– По какому праву?! Мне вашему руководству позвонить?! – Павел сделал попытку вытащить телефон из кармана брюк.
– Не стоит, Павел Николаевич. Те, кому вы собираетесь звонить, уже давно дают показания Отделу собственной безопасности. Поэтому примерьте вот это, – перед его носом покачали наручниками.
– Произвол! Мне нужно позвонить адвокату! – Павел предпринял очередную попытку вытащить телефон, но его бережно и крепко схватили под руки и застегнули браслеты.
– У вас будет такая возможность. Но в другом месте, – приветливо пообещали ему.
Его вывели из роскошного кабинета со звенящими на руках наручниками, затолкали в лифт, затем провели по просторному офисному помещению на первом этаже. Стало непривычно тихо: замолчала гудящая копировальная техника, захлебнулась жужжащая кофе-машина, перестали щелкать клавиатуры, даже кулеры в недрах системников сбавили обороты.
И взгляды подчиненных, в основном злорадные, – в спину.
***
Главврач все понял, едва в кабинет зашли люди в форме. Мельком взглянув на постановление об аресте, он медленно встал из-за стола. Снял белоснежный халат и одернул пиджак.
– Скажите, а можно без наручников? Не хочу, чтобы персонал видел.
– Не положено! – ответили ему и застегнули браслеты.
Он шел по обшарпанному коридору со склоненной головой, чувствуя на себе взгляды десятков людей: врачей, санитаров и душевнобольных пациентов, беспрепятственно разгуливающих по коридору.
– А я злое солнышко! – навстречу выпрыгнул долговязый парень в пижаме и скорчил страшную рожу. Затем оскалился, и по подбородку потекла слюна. Замычал что-то нечленораздельное.
– Да, ты солнышко, – с грустной улыбкой ответил главврач. Парень вдруг жалобно всхлипнул и протянул к нему руки в попытке обнять, словно догадывался, что больше никогда не увидит этого доктора, который был ко всем так добр.
Парня быстро оттеснили к стене стволами автоматов и подтолкнули доктора к выходу.
***
Май, действительно, был ласковым. Теплый легкий ветерок трепал пробивающуюся траву, шелестел в позеленевших ветвях деревьев и уносил в голубую высь разноцветные шары. По широким аллеям не спеша прогуливались молодые мамочки с колясками, носились дети на самокатах и подростки на скейтах, кое-где на зеленых газонах уже целовались молодые парочки, жаждущие любви и встречи с клещами.
Баба Капа и Лера сидели на скамейке, разговаривали и смотрели на сосредоточенное лицо маленького Димы, внимательно слушавшего Егора Ежевичкина. Моряк держал в руке радиоуправляемую модель корабля и объяснял мальчишке назначение элементов парусной оснастки.
– Адвокат говорит, что в ходе следствия вскрылись некоторые подробности, никак не связанные с моим делом. Какие-то финансовые махинации, шантаж, – продолжала Лера.
– То есть, присядет крепко? – спросила баба Капа. – Не за это, так за другое.
– Не знаю. Но то, что до суда его не удалось вытащить из СИЗО, говорит, что не все так просто. Увидим.
– С доктором что?
– Скорее всего – минимальный срок, возможно даже – условный. Его коллеги целую петицию накатали в защиту, из уважения к былым заслугам в области психиатрии. К тому же, отсутствие судимостей. Хорошим специалистом оказался, просто не устоял перед большими деньгами и давлением людей, умеющих уговаривать. Так бывает.
– Бывает. А этот… как его там? Парвиз?
– Тот сядет однозначно. У Парвиза богатое криминальное прошлое, он и до знакомства с Павлом тоже не бабочек ловил.
Помолчали немного, глядя на миниатюрный парусник, рассекающий темные воды пруда. Дима с восторгом нажимал на кнопки пульта управления, с гордостью поглядывая на посмеивающегося Ежевичкина.
– Свекрови спасибо, конечно, – нарушила молчание Лера. – Квартиру нам с Димой купила. Точнее – Диме.
– Вину чувствует, наверное, – догадалась баба Капа.
– Я ее ни в чем не обвиняю. Даже пытаюсь понять, но мне это трудно… Сначала она предложила жить у нее, но вы сами понимаете, как это со стороны выглядит: сын сидит по моему заявлению, а я живу в ее доме. Сначала делали вид, что все нормально, но в один прекрасный день не выдержали обе – просто сели и поговорили. Откровенно.
– Это и ежу понятно: ты своим присутствием в доме каждый день напоминала о ее вине за сына. Ничем хорошим бы это не закончилось. Тем не менее, повезло тебе, Лера. Вот если бы она полностью встала на сторону сына, да еще задействовала все свои связи – это был бы полный абзац! Дураки с большими деньгами и связями – это всегда грустно.
– Согласна, повезло со свекровью в некотором смысле. Хотя нельзя сказать, что она была рада, когда Паша привел меня к ней и представил в качестве невесты. Вела себя подчеркнуто отстраненно, дистанцию соблюдала. Но когда родился Димка, стала ко мне относиться более приветливо. Внука она любит, тут без разговоров. Но с рождением сына все поменялось и в наших отношениях с Павлом: он ударился в пьяные загулы, уже в открытую стал изменять, пару раз руки распускал… В общем, сын рос, Паша изменял, я терпела. Потом уже чувствую, что всё, предел! Решила подать на развод. О том, что было потом, вы знаете. Теперь надо думать, что дальше делать.
– Жить, – просто ответила баба Капа. – По возможности счастливо.
– Постараюсь, но легко сказать…
– Сказать – всегда легко. Ты постарайся, но без фанатизма. Давно заметила одну простую вещь: когда сильно чего-то хочешь, стараешься так, что аж жилы рвешь, то, как правило, только все портишь. Во всем должна быть мера. Об этом многие знают, но следуют – единицы. А зря, очень многих проблем и разочарований в жизни можно избежать.
– Да, наверное, вы правы, – вздохнула Лера и посмотрела на старушку. Та сидела с закрытыми глазами, подставив лицо теплому ветерку. Спокойная, надежная и какая-то своя. Словно старшая подруга, которая и мозги вправит, и пнет в нужном направлении, и слово доброе найдет.
И нет этого унылого брюзжания, утомительной нудности и лживого ханжества. Нет этого всего! Все у нее четко, просто и понятно. В слове, деле, во всем!
– Не верю! Не ве-рю! – заорал в рупор режиссер. – И зритель не поверит! Соберитесь, мы тут не в бирюльки играем! Мы кино снимаем! Пять минут на перекур! Пошли все вон!
Актеры в расстроенных чувствах разбрелись со съемочной площадки. Десятый дубль: все устали, все хотят есть, а ему опять что-то не нравится! А в буфете, между прочим, пирожки с капустой остывают.
– Алла, подойди сюда!
Актриса, исполняющая главную роль, с обреченным видом подошла к режиссеру.
– Ты пойми, Алла! Ты – бабушка! Ты жизнь повидала, ты прошла огонь и воду! А ты что исполняешь, а?! Что это за вялотекущая сопливая хрень?! Что это вообще было?! Я ни на минуту тебе не поверил! Ни на секунду!
У Аллы задрожал подбородок.
– У меня к тебе один вопрос: когда ты мне дашь? – спросил режиссер. – Сегодня? Завтра? Через год?
– Что?! – возмутилась она. – У меня муж есть!
– Да при чем тут муж?! – взревел он. – Я спрашиваю, когда ты мне дашь характер?! Когда ты мне дашь закаленного под ударами судьбы человека?! Или дальше будешь размазывать манную кашу по белой скатерти?!!!!!!!!!!
– Ну, не могу я! – Алла всхлипнула и отвернулась. – Я не бабушка! Мне тридцать! Не могу я играть возрастные роли!
– Ты – актриса! Ты должна уметь мочь! Ты мочь должна уметь!
– Чего? – седые брови Аллы сложились в недоумении.
Режиссер побагровел и приложил рупор к губам.
– Ничего!!!!!!!!!!!!!!
Мало того, что бедную Аллу слегка контузило, так еще от гневной звуковой волны с нее моментально слетел весь грим: разлетелись седыми птицами приклеенные брови, унесло вместе с пуховым платком парик, даже нарисованные морщины разгладились.
Алла поковыряла в ухе и вырвала из его руки рупор. Приложила к губам и заорала:
– Да пошел ты в жопу, Тарантино недоделанный! И все твое сраное кино – в жопу!
– Вот!!! – восторженно завопил режиссер. – Можешь же! Теперь верю! Верю!
Алла наотмашь, от всей души, врезала ему рупором. Режиссер со стоном упал в услужливо подставленные руки своего ассистента. Она развернулась и, подобрав полы старомодной юбки, пошла прочь со съемочной площадки.
– Почему я, ведущая актриса Мурченбурского драматического театра, должна слушать какого-то неудачника?! – бубнила она, захлебываясь слезами. – Да меня в столицу звали! Да я чуть было Каренину не сыграла! И какой-то неудачник, какой-то режиссеришка на меня тут еще орать будет?!
– Вот и иди! Психопатка! – брызгал возмущенной слюной режиссер. – Вот когда я сниму шедевр, даже не примазывайся к моей славе!
– Все, что ты можешь снять, так это очередную шляпу! – огрызнулась она. – Которую даже смотреть никто не будет!
Режиссер в расстроенных чувствах рухнул на складной стульчик и прикрыл глаза дрожащей рукой. Помощник заботливо протянул ему пластиковый стаканчик с коньяком. Режиссер выпил залпом и занюхал услужливо подставленным рукавом.
– Найди мне типаж! – рука режиссера схватила его за ворот и притянула к себе. – Найди мне фактуру! Чтобы я поверил, чтобы зритель поверил! Найди мне характер!
Помощник с жалостью смотрел на бегущие по заросшим щекам слезы и кивал.
***
В этот вечер у театра «Dolby», что в Лос-Анжелесе, было оживленно. И неудивительно, ведь именно здесь и сейчас произойдет вручение одной из самых престижных кинонаград – «Оскара».
Звезды, выходившие из роскошных лимузинов, тут же тонули в охапках цветов и восторженном реве поклонников, жмурились от вспышек камер и улыбались своими белозубыми улыбками.
– Анджелина! Мы тебя любим! – бесновалась толпа. Эффектная женщина в роскошном красном платье улыбнулась чувственными губами, легким кивком головы и изящным взмахом руки поприветствовала поклонников и, грациозно качнув бедрами, прошла по красной ковровой дорожке.
Скрипнул тормозами черный лимузин, и из него выпрыгнул всклокоченный Брэд Питт. Торопливо поправив смокинг, под восторженные визги поклонниц рванул следом за актрисой, не забыв при этом помахать и обаятельно улыбнуться.
Из подъехавшего следом сверкающего авто вышла маленькая женщина в ярко-желтом платье.
– Эмилия Кларк! Бурерожденная! – прошелестела толпа и, закатив глаза, упала на колени перед Матерью Драконов, сложив руки в молитвенном жесте. Актриса поиграла бровями и послала всем воздушный поцелуй. Попозировала перед камерами, снова поиграла бровями, кокетливо улыбаясь.
Но внимание обывателей уже было приковано к белому лимузину, из которого вышла ОНА. Та самая звезда одного из лучших фильмов на иностранном языке.
– Капитолина! – заголосили поклонники. Невысокая старушка в элегантном белом платье пожала чью-то руку, тянувшуюся к ней из первых рядов. Обладатель этой самой руки, совсем молодой мужчина, глотая слезы счастья, прошептал:
– Она коснулась меня! Меня коснулась сама Капитолина!
Прорвав оцепление и неистово гудя, толпа бросилась к ней, протягивая постеры и блокноты. Легким взмахом руки, жмурясь от счастья, она великодушно раздавала автографы. А желающих было так много, что выстроилась целая очередь – все хотели заполучить автограф звезды Капитолины, с которой мечтали работать величайшие режиссеры, и чье участие в фильме являлось гарантией высоких кассовых сборов в мировом прокате.
А где-то там, на отшибе красной ковровой дорожки, уныло брели голливудские селебрити первого эшелона. Просто проходили мимо. Грустные, невзрачные в тени славы русской актрисы, никем не замеченные.
– Капа! – услышала русская звезда. – Капа!
Это было странно. Неужели здесь, в центре столицы мировой киноиндустрии, кто-то знает ее сокращенное имя?
– Капа, блин!
Она недоуменно посмотрела по сторонам. Такое панибратство мог позволить себе только соотечественник. Скорее всего, кто-то из русских поклонников ее таланта.
– Просыпайся уже!
Баба Капа открыла глаза и увидела озабоченное лицо Ежевичкина.
– Ты чего? – спросила она.
– Что с тобой? – обеспокоенно спросил моряк. – Размахалась тут среди ночи.
Баба Капа села на кровати и огляделась: ее комната, кровать, кошка и Егор. А где красная дорожка, цветы и поклонники?
– Мне сон приснился, – сказала она сиплым голосом.
– Я понял. А что снилось-то?
– Автографы раздавала поклонникам.
– У тебя поклонники есть?
– Даже не один, как выяснилось. И все почему-то на русском говорят.
– Почему «почему-то»?
– Да потому, что это была церемония вручения «Оскара»! – рявкнула она. – Точнее, мне этот «Оскар» не успели вручить благодаря тебе! Разбудил!
Ежевичкин потер сонные глаза.
– Ну и сны у тебя… А почему так уверена, что тебе его вручили бы?
– Ливером чую! Эх ты, Егор, поломал мне такой сон! – баба Капа с досадой стукнула его по ноге.
– Ты мне тоже хороший сон поломала! – обиженно ответил моряк. – Я же не возмущаюсь!
– А что тебе снилось?
– Рында.
Баба Капа окончательно проснулась.
– Чего? Это колокольчик, что ли?
– Не колокольчик, а рында! – Ежевичкин строго сдвинул брови. – Если совсем правильно, то судовой колокол!
– Ну рында! А дальше-то что?
– И я на ней отбивал склянки!
– Какие склянки? – в ужасе прошептала баба Капа. Ее трудно было удивить, тем более – сбить с толку, но Егору это удалось.
– Обычные, женщина! – с удивлением ответил Ежевичкин. – Склянка – это час! Полсклянки – это полчаса!
Баба Капа почесала седую макушку.
– А дальше?
– Что дальше? Всё!
– Это весь сон?!
– Ну да, а что еще?
Она недоуменно посмотрела на него. Шутит, что ли? Нет, моряк как будто был серьезен.
– Егор! – баба Капа положила ладонь на его лоб. – Может, к доктору? Гипноз или там еще чего?
– Зачем? – искренне удивился моряк. – Мне нравится. Я его уже тридцать лет смотрю. Каждую ночь.
Он накрылся одеялом и закрыл глаза. Баба Капа долго и пристально всматривалась в его лицо, освещенное лунным светом, и думала, что, пожалуй, поводов для беспокойства нет, раз ему нравится…
– Егор, как думаешь: может, мой сон – вещий? Вдруг в кино позовут сниматься? Сон в руку.
– В ногу! – отмахнулся моряк.
– Ну и бей дальше свои склянки!
Она легла и закрыла глаза в надежде досмотреть свой голливудский сон, но ей приснился Егор, отбивавший склянки в корабельную рынду.
Проснулась она рано. В голове стоял звон, а в душе затаилось раздражение: она так и не увидела, как ей вручают одну из самых престижных кинопремий в мире…
***
Фильм в производстве уже полгода, а воз так и буксует на одном месте. Устали все: осветители, гримеры, операторы, звукооператоры, реквизиторы, каскадеры – все! Но больше всех ноют актеры, что исполнители главных ролей, что статисты! Хотя, казалось бы, им-то чего плакать?! За съемочный день получают свою деньгу согласно договору и идут дальше лицедействовать по своим театрам, а все равно – капризничают и жалуются! Засветились в рекламных роликах или в массовках у московских режиссеров – всё, звезду поймали! Богема, блин!
Но больше всех достал режиссер, решивший во что бы то ни стало снять шедевр! Одолел своими криками и непонятными, а порой и вовсе невыполнимыми требованиями! И ведь знает же, сука, что нельзя менять лошадь на переправе, нельзя! С Аллой отсняты километры пленки, под нее писали сценарий, подгоняли одежду и съемочный график, и теперь что, все начинать по-новой?! И ладно бы там второстепенная роль, можно было бы что-нибудь придумать, но ведь роль – ведущая!
И где он раздобудет этот сильный характер?! Где они водятся, эти характеры?! Если даже он найдет такую, не факт, что у той будут хоть какие-то актерские задатки… И боязнь камеры никто не отменял, и способность выучить текст за короткое время – тоже.
За что ему это?!
Так думал Игорь, помощник режиссера. Он сидел на скамейке, в раздражении делал пометки в блокноте, пытаясь растянуть бюджет еще хотя бы на несколько месяцев. Деньги, выделенные единственным спонсором на производство картины, бесполезно тают с каждым днем, а других финансовых вливаний не предвидится. Никто больше из местных богатеев не поверил в гений режиссера, в творческом багаже которого – лишь невнятная короткометражка про дружбу десантника и латентного гея, окончившаяся смертью последнего, да реклама майонеза с ММЖК (Мурченбургского масло-жирового комбината).
Да и этот спонсор уже начинает вопросы задавать. Игорь вспомнил недавнюю встречу с ним в кафе…
– Понимаете, были трудности в подборе актерского состава. Не забывайте про поиски нужных локаций, разрешения на съемку, опять же – вопросы с городской администрацией и полицией… И потом, установить декорации, свет, оборудовать гримерные и буфет, построить съемочный павильон – это тоже временные и финансовые затраты.
Спонсор, седой хитрый старик, поднял ладонь, останавливая его.
– Молодой человек, мне таки нет никакого интересу до вашего буфету. Я знаю только одно: вы попросили денег, их у меня было, и я их вам дал. Мне даже неинтересно, о чем будет этот фильм. Главное, чтобы в самом начале было указание, за чей счет банкет. Крупными и жирными буквами на весь экран в течение пяти минут. Вы помните эти буквы, или мне таки освежить вашу память?
Игорь судорожно сглотнул и кивнул:
– Фильм создан при финансовой поддержке центра пет-терапии имени Шниперсона Соломона Петровича.
– А я за что! И вот сегодня вместо того, чтобы сказать, когда я увижу эти волшебные буквы, вы начинаете крутить мне бейцы и своими оправданиями заводить за угол. Вы делаете мне непонятно, молодой человек.
Спонсор перевел взгляд на своего помощника – мускулистого малого с оттопыренными ушами.
– Евгений, мне таки интересно за ваше мнение. Шо вы обо всем этом думаете?
Помощник пожал широкими плечами.
– Я сразу говорил, что это провальная идея – вкладываться в российский кинематограф.
– Вы таки настаиваете, что Шниперсон ошибся, доверив этим поцам десять миллионов рублей? – прищурился старик. – А ведь Шниперсон вкладывал деньги и не в такие авантюры! Он вкладывал деньги, и, на минуточку, большие деньги, и всегда имел в пять раз больше.
– Дело ваше, Соломон Петрович, – развел руками помощник. – И ваши деньги. Но вторую «Бригаду» не снимет никто и никогда.
– Этот фильм – не про братков из 90-х, – робко возразил Игорь. – Это история о двух любящих друг друга людях, которые пронесли свою любовь через всю жизнь! Да, там будут события тех лихих годов, события жестокие, но не о том главная мысль! Фильм – о справедливости и о творившемся тогда произволе, о любви и предательстве… Да что я говорю-то! Я вам в сотый раз предлагаю ознакомиться со сценарием!
Игорь вытащил из портфеля кипу распечаток и бухнул на стол. На лицах пожилого спонсора и его ушастого помощника моментально возникло скучающее выражение.
– Я даю вам шанс, – спонсор отодвинул бумаги. – Шниперсон всегда дает шанс. Но если вдруг его кинут, как последнего шлимазла, вы понимаете, что будет?
– Паяльник? – со страхом спросил Игорь. – Утюг?
– Оставьте свои буйные фантазии, молодой человек, – скривился спонсор. – Вопрос будет решаться исключительно в правовом поле. Шниперсон – не бандит, ему просто будет немного обидно и непонятно.
– Мы постараемся, – уныло ответил Игорь.
– Постарайтесь, – улыбнулся спонсор и встал. Следом поднялся и его помощник. Оба вышли из кафе, оставляя его в растерянности…
Игорь поежился от неприятных воспоминаний и незавидных перспектив. Кровь из носа, а кино надо снять!
Он засунул блокнот в потертый портфель и отправился в драматический кружок при ДК. Говорят, есть там одна непрофессиональная актриса, в далеком прошлом – профессиональная укладчица шпал.
***
Баба Капа шла по улице бодрой походкой, поигрывая тростью. Настроение было приподнятым: лето, солнце и вокруг все зеленое! И пусть это не Лос-Анжелес, но зато свое, родное!
Уперлась тростью в землю, перенесла вес тела на ручку с набалдашником в виде львиной морды, подпрыгнула и звучно стукнула друг о друга остроносыми ботинками.
– Ух!
Засмеялась и свернула к почте – маленькому зданию рядом с местным Дворцом культуры. Но пенсию ей получить сегодня было не суждено.
***
Актриса-шпалоукладчица покрылась густой краской смущения.
– Ой, ну что вы! Я в кино никогда не играла. Да и слава мне ни к чему. И гонорары.
– Все когда-то бывает в первый раз! – воскликнул Игорь. – Ну, какая там слава?! Это авторское кино, максимум – покажут в кинотеатрах города… Ну, области.
– Даже в пределах области… – отрицательно помотала головой она. – Простите.
– Может быть, вы подумаете?
Она обвела широкой ладонью сцену актового зала.
– Это – хобби, для души. Я прихожу сюда каждый вечер и отдыхаю душой, понимаете? И зритель тут благодарный, в основном – одинокие или пенсионеры. Мы играем, а они радуются, сопереживают. Бывает даже, что и цветы подарят. Дешевые ромашки, а все равно – приятно. А кинозритель – он другой, понимаете? Он – злой! Искушенный и злой! Он заплатит деньги за билет, а потом придет домой и напишет в интернете какую-нибудь гадость!
Она говорила, а он молча смотрел в ее простое русское лицо, добродушное, даже по-детски наивное, хотя ей было что-то около пятидесяти и за плечами – тяжелый физический труд. Хотя, с чего он вообще взял, что укладчица шпал обязательно должна обладать стальным как рельсы характером?
Он с тоской представил, как на нее орет в рупор режиссер, а она, не выдержав оскорблений, плачет и бежит прочь. Не, это не характер. Точнее, не тот характер, что ему нужен.
– Да, наверное, вы правы, – улыбнулся он и встал с продавленного кресла. – До свидания.
Он вышел на ступени ДК и взглянул на часы: надо перекусить и дальше искать таланты. Спустился к ларьку и занял небольшую очередь. Через пять минут, расплатившись, он принял из окошка свой королевский хот-дог и стаканчик кофе. Неловко развернувшись, столкнулся с каким-то мужчиной. Хот-дог оставил на его белой футболке незабываемый след из кетчупа и горчицы, а горячий кофе завершил высокохудожественный мазок.
– Э-э-э! – запрыгал ошпаренный обладатель футболки, размазывая красно-желтые пятна.
– Простите! – Игорь сделал попытку исправить положение и стал салфеткой стирать следы незапланированной диверсии. Но мужчина это не оценил.
– Э! Ты чё меня тут мацаешь?! – возмутился потерпевший. – Капец, развелось тут всяких голубков! Мацают!
– Простите, я просто хотел помочь! – покраснел Игорь.
– Знаем мы вашу помощь! – не унимался мужик. – Сначала тебя мацают, а потом ты повернуться боишься!
– Я вас не мацал… я готов заплатить за ущерб! – пробормотал Игорь.
– Слышь, ты мне сейчас еще и за моральный ущерб заплатишь! За то, что мацал! – мужик схватил его за лацканы пиджака и тряхнул. Затем повалил на землю и замахнулся кулаком.
– Простите, простите, простите! У меня просто неудачный день, столько проблем! Простите! Я заплачу! – запричитал прикрываясь руками Игорь.
– Отпусти его! – раздался голос за их спинами. Оба повернули головы и увидели маленькую старушку с тростью. – Разорался тут! Ты это слово четыре раза употребил за полминуты – я считала! Навевает, знаешь ли! Скрытые желания и все такое! Старик Фрейд со мной бы согласился!
Мужик отпустил Игоря и надвинулся на наглую бабку. Та невозмутимо помахивала тростью и с насмешкой смотрела ему прямо в глаза.
– В смысле?! Я нормальный мужик, а меня тут мацают!
– Вот! Опять! – ухмыльнулась старушка. – Фу, слово-то какое мерзотное. Тебе же предложили деньги за ущерб, взял бы молча – конфликта нет!
Мужик набычился, ловя на себе насмешливые взгляды очевидцев. Махнул рукой.
– Да идите вы оба! – он сплюнул и торопливо пошел прочь.
– Сам иди, противный! – скривилась бабулька. Проводив его взглядом, она подошла к Игорю, все еще сидевшим на земле. Протянула руку и помогла встать. Отряхнула его пиджак, подняла портфель и вручила ему.
– Бывай!
Повернулась и пошла в направлении почты. Игорь прижал портфель к груди и пустился следом.
– Простите, а вас как зовут?
– Капитолина Алексеевна, – не останавливаясь ответила она.
– Спасибо, Капитолина Алексеевна.
– Да не вопрос, – она кинула на него взгляд и остановилась. – Слушай мой совет. Если виноват, то извинись только один раз. Если можешь исправить – исправляй. В данном случае ты предложил деньги – молодец! Но только делай это все спокойно, без этих причитаний, стенаний про неудачный день и проблемы! Виноват – извинись и исправь, но не оправдывайся! Понял?
Игорь кивнул.
– Вот и молодец! Бывай!
Она взялась за ручку двери почтового отделения.
– Капитолина Алексеевна, а вы в кино не хотели бы сняться?
***
Пока баба Капа и Игорь распивали наливочку за знакомство и становление новой звезды мирового кино, Ежевичкин, сидя тут же за кухонным столом, внимательно и вдумчиво знакомился со сценарием – толстой пачкой листов формата А4.
Фильм был, действительно, о любви. Сюжет – так себе, незамысловатый – можно мимо пройти и ничего не потерять. Пожилая женщина получает письмо от своего давнего возлюбленного, которого не видела и не слышала более пятидесяти лет. Письмо трогательное, полное раскаяния за то, что бросил когда-то, не оценил, считай – предал. И все можно было бы свернуть в обычную драму «поплакали и забыли», если бы женщина не решила его найти. Любила, оказывается, всю свою жизнь! После долгих поисков через общих дряхлеющих знакомых, она выясняет, что возлюбленный ее попал в секту, коих в то время, а события происходили в середине 90-х годов, развелось на просторах страны превеликое множество. И вот главная героиня решительно бросается на помощь…