Диана Шмелева
Ошибка разбойника
28. Предложения о замужестве дочери
Думая, что пора возвращаться, идальго допивал своё вино, закусывая его простой солониной на ломте хлеба с оливковым маслом. Мысли встревоженного отца были невеселы, и он не сразу заметил нового собеседника.
Почтенный алькальд Тагоны, сеньор Энрикес, смотрел на старого знакомого на редкость хмуро.
– Здравствуйте, сеньор Рамирес. Не будем терять времени зря. Прошу вас, забудьте о моём предложении женить моего сына на вашей дочери.
– Вот как? – сдержанно ответил идальго. – Поскольку я это предложение не принимал, то не о чем и говорить.
Про себя пожилой дворянин решил – до алькальда дошли слухи о чересчур назойливом ухаживании за Инес двух кабальеро. Похоже, доброе имя дочери было задето. Считая унизительными рассуждения по этому поводу, идальго, отвечая несостоявшемуся свату, ограничился простым ответом, сопровождая его своим обычным прямым взглядом.
Сеньор Энрикес почувствовал себя неуютно и опустил глаза.
– Простите, может быть, я слишком осторожен и резок. Поверьте, у меня нет сомнений в добропорядочности вашей семьи и добродетели вашей дочери, – бывший торговец заёрзал, пожевал губами и, вздохнув, начал объяснять своё решение. – Я не хочу… прямо скажу, как простой человек – я боюсь перебегать дорогу господину, который последнее время зачастил в ваше Хетафе.
– Вы о доне Стефано Аседо дель Соль?
Алькальд поморщился и предложил:
– Перейдёмте-ка под навес, где нет стен, а значит не будет и ушей…
Недоумевая о подобной предосторожности, идальго молча последовал за собеседником. Усевшись подальше от других посетителей в месте, где шум дороги заглушал слова уже в шаге от разговаривающих людей, сеньор Энрикес продолжил:
– …Дело о тагонском льне нанесло огромный урон нашему городу, куда больше, чем нападения по весне. Я не сумел предотвратить мошенничество, ведь льном занимались инспекторы королевской казны. Но когда обман вскрылся я, разумеется, взялся за него со всей тщательностью.
– Верю.
– Меня озадачило, что одно из нападений пришлось на охраняемые опытные участки, где якобы выращивали тагонский лён. Казалось бы, чем там грабителям поживиться?
– Грабитель, кто бы он ни был, мог заподозрить подлог, а у жуликов звонкая монета найдётся всегда.
– После чего мошенничество приобрело небывалый прежде размах. В ходе расспросов я узнал, что известный вам кабальеро очень интересовался тагонским льном где-то за месяц до налёта. Он мужчина приметный, а у хозяина нашей лучшей таверны прекрасная память.
– Дон Стефано и моё мнение спрашивал задолго до начала продажи бумаг на долю в доходах и до налёта. Ничего подозрительного для расчётливого человека. Вы узнали, как он управляет своим поместьем?
– Отлично, особенно если учесть, в каком состоянии сеньор дель Соль принял дела. Но тут есть небезынтересная подробность. Среди людей, которых дон Стефано принял на службу, нанятые мной соглядатаи опознали мерзавцев, подозреваемых в разбое, но сумевших вывернуться не без помощи своего сеньора.
Идальго подался вперёд:
– Примерно то же говорил дон Фадрике о матросах корабля капитана Аседо, как обычно звали дона Стефано во времена каперства.
– Вот видите! Очень бы я хотел знать, насколько подлинные доходы сеньора превосходят заявленные казне.
– Это непросто.
– И за это я не возьмусь. Недавно я посетил Сегилью и поговорил с почтеннейшим доном Бернардо. Ваш друг сумел выяснить: в месяц налёта на Tагону в окрестностях прекрасной столицы нашей провинции было тихо, не в пример безобразию, творившемуся в последние годы.
– То, что вы рассказали, очень серьёзно и требует тщательного расследования.
– Я не стану в этом участвовать! – возвысил голос алькальд, но тут же огляделся по сторонам и стал говорить тихо. – Дон Стефано завсегдатай в доме герцога де Медина, в казначейство Сегильи дверь ногой открывает, был в дружеских отношениях с покойным начальником городской стражи…
– Дон Бернардо…
– Знаю, вы хотите сказать: полковник Альмейда – человек честный и прямодушный. Отвечу – в этом и сила, и слабость коменданта против такого проныры, как дон Стефано, тем более что у вашего друга большой опыт по части артиллерии, а не расследования разбоя. Не удивлюсь, если у сеньора, о котором мы говорим, связи в столице.
– Понимаю, – угрюмо отметил отставной лейтенант.
– Теперь ближе к вашим делам. Я, знаете ли, заранее был наслышан о лошадях капитана Морено, не терпелось их посмотреть. Поэтому на ипподром я пришёл, хотя встал в стороне – не было времени ввязываться в разговоры. Так вот, я видел, как ваша дочь гарцевала на Звёздочке, заметил – у меня ведь к ней свой интерес, восхищение, которое сеньорита вызвала у молодых кабальеро и у того, о ком сегодня мы говорим. Дон Стефано, казалось, готов был испепелить юношей, смотревших на вашу красавицу, а потом приказал что-то лакею.
– Думаете, он устроил, что молодые люди оказались в борделе, а потом и облаву?
– Именно! Я лично поговорил с теми тремя, кто любовался сеньоритой Инес на ипподроме – странное совпадение, вы не находите?
– Теперь не нахожу, – сквозь зубы произнёс идальго.
– Так вот, прапорщик Сальгари – на его голове красовалась огромная шишка – с трудом припомнил, что его вечером позвали на помощь. Дон Хуан де Теноро признался: лучшая девка пообещала, что такого красавца обслужит бесплатно, а третьего юношу попросту подпоили, может быть, подсыпав в вино какую-то дрянь. Сводня ни капли не огорчилась скандалом и хвасталась, как удачно для неё прошла ярмарка…
Идальго стиснул зубы и промолчал, а его собеседник помрачнел ещё больше и продолжал:
– …Болтливую дуру недавно нашли в сточной канаве. По видимости, поскользнулась, ударилась головой и захлебнулась в грязи.
– Мог быть несчастный случай. В конце концов, даже если дон Стефано подкупил сводню, чем ему подобная проделка грозила?
– Так же погиб прохвост, распространявший бумаги на долю в тагонском льне. Ещё – один из охранников опытного участка, который рассказал, что нападением руководил некто высокого роста, сильный и в маске. Главарь банды не лез вперёд. Вошёл к учёному сеньору Бланесу, сразу сел, возможно, чтобы его рост привлекал меньше внимания, говорил вроде как крестьянин из соседней провинции, но не совсем так. Заперся с учёным сеньором и не меньше часа обсуждал с ним дела.
– Ничего себе! – присвистнул идальго. – Прямо во время ограбления предложил расширить мошенничество, да ещё таким дерзким, я бы сказал – изысканным способом? Разрази меня гром, если это крестьянин. А ещё он подкупил кого-то из ваших людей.
– Последнее могли бы не говорить, я и сам догадался, – желчно буркнул алькальд. – Я никому не доверяю теперь! Вы понимаете, почему я не хочу связываться с человеком, привыкшим убирать свидетелей? Тем более – если мы правильно подозреваем одного и того же.
– Не могу вас за это винить.
– Сеньор Рамирес… – алькальд пожевал губами. – Мне очень жаль, я надеялся с вами породниться.
– Не стоит жалеть. При всём уважении, брак семнадцатилетней девушки с мальчиком на два года младше неё не сулил счастья.
– Зато сулил моему сыну дворянство! А со временем, я уверен…
– Сеньор Энрикес, вы знаете, в таком браке мало надежды на уважение между супругами. Ещё меньше, чем на дворянство, которое могла бы передать мужу дочь дворянина, женившегося на простолюдинке.
– Кто помнит о происхождении сеньоры Тересы!
– Вспомнили бы. Ко мне в наших краях не все настроены благожелательно.
– Виной ваш длинный язык!
– Вам лучше надеяться на дворянство за заслуги на должности алькальда Тагоны.
– Я рассыплюсь от старости, прежде чем наши сеньоры дадут мне рекомендацию. Сами знаете, пока мы не перехватили от Хетафе торговлю, Тагона была скорее местом для развлечений окрестных дворян, чем деловым городом. Не всем нравятся изменения.
– Попробуем. Можете рассчитывать на рекомендацию от меня, дона Фадрике, дона Альберто де Теноро, а может быть, и графа де Перера.
– Его сиятельства? Шутите!
– Матушка графа – разумная женщина.
– Честит вас при каждом удобном случае.
– Пустое, в душе она очень добра.
– Боюсь утонуть в глубинах её души.
Воспоминания о графине отвлекли сеньора Рамиреса от тревоги, вызванной доном Стефано.
В день встречи на ярмарке донья Ана де Перера запиской пригласила идальго в свой особняк, без предисловия высказала ему своё мнение о его шуточках, а затем предостерегла:
– Дон Стефано Аседо дель Соль вздумал соблазнить вашу дочь, пока вы считаете ворон, старый пень!
– Догадываюсь, но как об этом узнали вы, ваше сиятельство? – отставной лейтенант ошалел от напора давней знакомой.
– Он предлагал мне под предлогом пари сотню золотых, чтобы я взяла вашу сеньориту в служанки!
– Инес бы не согласилась.
– Конечно, я даже не успела ей предложить, как она мне надерзила, ваша ведь дочь!
– Тогда…
– Этот субъект просто так не отступится! Он расчётлив, сто золотых станет тратить, только если ему что-нибудь очень нужно. Захотел вашу дочь и крутится возле вас, как рядом с герцогом, хотя у вас с его светлостью общее только одно – красавица в доме!
– Сеньора, благодарю…
– А чтоб вы не решили, что я придумала вздор, обратите внимание, как он пьёт вино.
– В этом может быть что-то особенное? Не похоже, что пьёт слишком много.
– Нет, конечно, он пьёт гораздо меньше, чем делает вид. А притворяется пьянее, чем есть.
– Как вы узнали? – идальго был удивлён, не ожидая от женщины подобной осведомлённости.
– После смерти супруга я увлеклась пробами разных сортов вина. Знаете, когда не пьют, а только рот ополаскивают. К тому времени, как удалённое я стала видеть гораздо лучше, чем возле своего носа, научилась по цвету вина в бокале различать сорта, и если разбавленное. Так вот, не знаю как, скорее всего, через подкуп лакеев, дон Стефано на приёмах всегда пьёт разбавленное, скрывая эту манеру. Подобному человеку никогда и ни в чём нельзя доверять.
– Благодарю, донья Ана, я всегда знал, что вы добрая женщина.
Её сиятельство фыркнула, хотя выглядела польщённой, затем предложила поселить сеньориту Инес в своём доме, разумеется, не как служанку, а назвав её бедной родственницей.
– Дон Стефано в мой дом не будет иметь доступа.
– А ваш сын?
Графиня вскинулась, начала возмущаться, но сама остановила себя и насупилась.
В тот вечер идальго проследил, чтобы его сомнительный знакомый не смог разбавлять вино в своём бокале. Пьяненький дон Стефано выглядел забавным и безобидным, разве что, выпив за красоту, представлял скорее Инес, чем сеньориту Лусию, за которой ухаживал. Кто кого в этот день обманул, осталось неясным.
– Вы вспомнили что-то дельное или просто уснули? – сердитый голос сеньора Энрикеса вывел собеседника из задумчивости.
– Всего лишь последний разговор с графиней де Перера. Надеюсь, она оправдает моё доброе о ней мнение.
– Я тоже надеюсь, – вздохнул алькальд. – И ещё беру назад слова, которые бросил в сердцах, когда вы мне отказали. Если с вашей дочерью случится беда, я радоваться не стану.
– Не сомневаюсь, сеньор Энрикес.
– Будьте здоровы, и храни бог сеньориту Инес.
– И вам всего доброго.
Алькальд ушёл, а идальго, собираясь в дорогу, подумал, какие странные предложения он получал. Когда Инес родилась, селение процветало. В Хетафе жили несколько дворянских семейств, к ним приезжали друзья и родня. Приданое, небольшое, но достаточное для брака с молодым человеком равного с Инес положения, Рамиресы надеялись накопить, когда девочка повзрослеет. Первая беда случилась лет пятнадцать назад: инквизиция Сегильи стала преследовать травниц. Мать Тереситы, во время войны заслужившая уважение за безвозмездную помощь раненым, вынуждена была отдать всё, что у неё было, дабы о её прежнем занятии не вспоминали. Зять для этой же цели вернул скромное приданое любимой супруги и переслал тёще часть собственных сбережений. Всё-таки хотя немало приходилось тратить на обучение и воспитание детей, к началу оспы идальго скопил для Инес около двух тысяч дукатов, но всю сумму отдал в долг односельчанам на уплату налогов. Надежда вернуть свои деньги становилась всё эфемернее. Девушка стала считаться совсем бесприданницей.
Инес не исполнилось шестнадцати лет, когда её руки попросил старый знакомый Рамиресов, годившийся сеньорите не в отцы, а в дедушки. Он без обиняков заявил:
– Мне недолго осталось, хочу порадоваться напоследок. Наследников нет, всё жене отпишу. Не сомневайтесь, в брачном контракте оговорю вдовью долю, комар носа не подточит.
– Простите, дон Гонсало, эту радость я вам не доставлю.
– Вы, Рамирес, всегда говорили, что мнение женщины о супружестве следует принимать во внимание. Не хотите ли спросить свою красавицу, что она думает о новых платьях, серёжках и туфельках?
– Извольте, – идальго позвал дочь и отрывисто ей сказал: – Инес, дон Гонсало предлагает тебе стать его богатой вдовой.
– Вдовой? – девочка растерялась. – Но… Я не хочу, чтобы вы умирали, сеньор, вы всегда были ко мне добры!
Несостоявшийся жених вздохнул, видимо, вспомнив, как катал малютку Инес на плечах и кричал «И-го-го!»
Вскоре дон Гонсало женился на молоденькой дочке соседей, которая овдовела меньше чем через год. Юная сеньора теперь жила в Тагоне и воротила нос от Рамиресов, когда они приезжали в соседний с их селением городок. В первый раз удивлённые отец с дочерью переглянулись, но не стали ничего обсуждать. Обоим стало жаль молодую вдову, несмотря на окружавшую её роскошь и толпу поклонников.
29. Хумесильо
По дороге домой отставной лейтенант размышлял, какие слова он должен сказать дочери, чтобы она уяснила, насколько опасен добивающийся её кабальеро. Главное – идальго отлично понимал, что дон Стефано умеет производить впечатление на женщин, и если до сих пор Инес была к нему, кажется, равнодушна, её мнение о роскошном для деревенской глуши поклоннике в любой миг может перемениться. Предосторожности, которые отец способен предпринять для защиты чести обожаемой дочери, окажутся тщетными, если против них восстанет юное сердце красавицы-сеньориты.
Войдя в дом, сеньор Рамирес ласково поцеловал своё сокровище, а поужинав и отдохнув, завёл с девушкой разговор:
– Инес, нам следует поговорить о доне Стефано.
– О доне Стефано? – девушка изумилась. – Что о нём говорить? Он хочет меня соблазнить, а жениться – на дочери дона Бернардо.
– Рад, что ты понимаешь его намерения, только немало девиц надеялись, что их красота заставит поклонника безоглядно влюбиться и забыть про расчёты.
– Только не дона Стефано! – улыбнулась Инес, потом напряглась. – Папа, почему ты затеял такой разговор? Ты что-то подозреваешь?
«Я уверен, этот человек – отъявленный негодяй!» – подумал отец про себя, вслух же сказал как можно ровнее:
– Главное не то что я о нём думаю, а что думаешь ты.
Инес широко открыла глаза. Давно не видела она отца таким взволнованным, несмотря на показное спокойствие.
– Папа…
– Смотри не на меня, а в окно! Я не могу вложить в твою голову свои мысли, попробуй представить этого человека, каким ты его помнишь, его манеры, как он разговаривает, смотрит на тебя, чего ты от него ожидала, чем он тебя пугал, возмущал, какие слова для тебя свидетельствовали о его нечестных намерениях…
Всё ещё недоумевая, Инес послушно села лицом к окну и попыталась представить дона Стефано, но прежде на ум ей пришли другие воспоминания. Сперва девушка стала думать о матери, слывшей первой в округе красавицей и как будто стеснявшейся своей красоты.
На сеньору Тересу заглядывались, даже когда она стала матерью троих детей, младшей из которых исполнилось двенадцать лет. Мужчины при ней затихали, искали взгляда её кротких глаз, но никто, кроме мужа, не мог надеяться на внимание дамы. Инес помнила, что мама была тем холоднее со своими поклонниками, чем откровеннее они выражали своё восхищение. Невольно и ярко всплыл в памяти страшный день, когда девочка поняла – у неё больше нет смелого весёлого брата и ласковой мамы, а её сильный и храбрый отец, раздавленный горем, сидит без слов и движения, обхватив голову руками. Папа откликнулся на зов Инес, поцеловал её несколько раз, потом положил руки на худенькие детские плечи, слегка отстранил дочь и сказал, глядя в глаза:
– Маму завтра хоронят, – отец сглотнул, понимая – похоронят лишь пепел, но заставил себя продолжать. – Мы останемся жить так, чтобы она радовалась, глядя на нас с небес. Идём ужинать.
Они ушли в соседнюю комнату, заставляли себя жевать, хотя кусок не лез в горло, потом поговорили об урожае, скотине, припасах и разошлись спать.
Следующие воспоминания пронеслись сплошным вихрем. Внимание мужчин на себе подросшая Инес стала замечать года через три. Сквозь похотливое рассматривание разодетых сеньоров девушка старалась проходить, представляя их лёгким ветром. Соседские парни смотрели на сеньориту взглядом, какой ей нравился у собак. Доводилось сталкиваться и с дерзкими попытками тронуть её, хотя отец избегал отпускать дочь одну, понимая, какой она лакомый кусочек для любителей развлечений. На всякий случай идальго научил дочь пользоваться ножом и стрелять, но серьёзно внушал девушке: лучше избегать случаев, когда навыки ей потребуются.
Самая скверная история приключилась, когда сосед, дон Хосе, решил женить на Инес своего сына – надменного и гордящегося родством с графской семьёй молодчика.
Юноша подъехал к дому Рамиресов, дождался сеньориту, вышедшую вечером за водой, и презрительно бросил:
– Это здесь прослыло красавицей? Позабавлюсь, так уж и быть, всю жизнь будешь помнить о чести, – и хлестнул коня плёткой.
Пару раз молодой сеньор без церемоний распускал руки, подкарауливая Инес, получил сначала царапину от ножа, потом кулаком – от деревенского парня. Не угомонившись, был выпорот, а закончилось всё несчастьем, которого не ожидали ни Рамиресы, ни отец молодого человека.
Девушка решительно тряхнула головой и постаралась отвлечься от старых воспоминаний, переходя к недавним.
Дон Хуан красив и любезен, однако его намерения оказались ничуть не честнее, чем у сына дона Хосе. Правда, после разговора у стены Инес переменила своё мнение о нём в лучшую сторону, но очевидным стало и равнодушие к ней молодого кабальеро.
Наконец, дон Стефано. Похотливый и хищный, видимо, не привыкший себе отказывать в удовольствиях, был, пожалуй, самым эффектным мужчиной, которого Инес видела за свою жизнь. Ночью возле стены, когда разницу в возрасте скрадывала темнота, девушка поразилась, какой страстью пылали тёмные глаза кабальеро. Невинная, но не невежественная в том, что касается отношений мужчины и женщины, Инес давно понимала, что именно хотят заглядывающиеся на неё сеньоры, а дон Стефано скрывал это ещё меньше других. Пожалуй, дон Стефано был по-своему привлекательней, чем его юный приятель – силой, опытом, полыхавшим в глазах огнём. Чем для него стала Инес? Мотыльком, кусочком нежного мяса, как для…
Неожиданно девушка попросила отца:
– Папа, можно мне посмотреть на Хумесильо?
– Хумесильо? – растерянно переспросил отец. – Если хочешь – конечно.
Идальго считал, что раздумья дочери затянулись, но не стал её торопить. Конечно, он рисковал, что в воспоминаниях девушки дон Стефано окажется героем романа, но если Инес сумеет сама понять подлость души домогающегося её мужчины, то утвердится в своём мнении гораздо крепче, чем если бы выслушала отца. После разговора с доном Фадрике и сеньором Энрикесом опасность, исходящая от сеньора дель Соль, виделась отставному лейтенанту настолько серьёзной, что идальго стал размышлять о возможном браке дочери по расчёту – лишь бы муж был порядочным человеком и способен защитить супругу от слишком деятельного и не стесняющегося в средствах знатного дворянина. Прежде идальго мечтал: дочь станет женой человека, который полюбит её не меньше, чем он сам любил её мать. Встретив будущую супругу, Алонсо Рамирес не утратил способность видеть красоту других женщин, но смотрел на них с теми же чувствами, с какими оценивал стать породистой лошади, поддавался очарованию кошки, любовался великолепием родных гор или морского пейзажа.
Теперь же, набравшись терпения, пожилой дворянин старался не мешать размышлениям последнего оставшегося в живых ребёнка, надеясь, что разум и здоровая натура не позволят девушке взрастить в сердце чувства к недостойному человеку.
Инес тем временем задумчиво гладила своего любимца. Серый кот выгибался, мурчал, открывал и вновь прикрывал янтарные глазки, перевернулся на спину, поджав одну и вытянув другую лапу. Неожиданно для отца девушка произнесла:
– Папа, тебе не кажется, что дон Стефано похож на нашего Хумесильо?
Сравнение озадачило пожилого сеньора.
– В чём?
– У Хумесильо мягкие лапки с острыми коготками. Он пригрелся сейчас у меня на коленях, но цапнет, если ему что-нибудь не понравится.
Кот отлично справлялся с обязанностями охотника за мышами, попутно придушивая кротов, землероек, зазевавшихся птиц. Хозяин подозревал, что Хумесильо порой наведывается в курятник. Правда, разбойник не наносил существенного урона и ни разу не попадался, зная – за такие проделки расправа будет безжалостной.
Приглядевшись к собственному коту, идальго слегка усмехнулся – наглая усатая морда действительно оказалась похожей на лицо импозантного кабальеро. Повеселев, сеньор Рамирес шутливо спросил:
– Думаешь, большого котяру, который к нам слишком часто наведывается, тоже стоит погладить и почесать за ухом?
Девушка прыснула.
– Папа, ты никогда не изменяешь себе! – Затем посерьёзнела и произнесла: – Я не раз в нашем саду видела, как Хумесильо охотится за неосторожными птицами. Не хотела бы я оказаться птичкой для дона Стефано.
– Для Хумесильо тоже не стоит.
Идальго почувствовал, как гора спала с его плеч, а дочь тихо спросила:
– Ты неспроста затеял наш разговор. Папа… ты думаешь, дон Стефано надругался над Хилой?
– Ничего не знаю наверняка, но уверен – он отпетый мерзавец! – нечасто отец позволял себя подобную категоричность. – Думаю, как укрыть тебя от него.
– Папа, почему мы должны прятаться? Где? Кабальеро богат и влиятелен, вряд ли не сможет найти меня, если захочет.
– Есть другой путь. Попробую сосватать тебе порядочного человека, который дону Стефано не по зубам, но, прости, о любви в таком браке можно мечтать далеко не сразу. Хотя доверие и уважение…
– Папа, – в голосе девушки послышался мягкий упрёк. – Не ты ли учил меня не сдаваться на милость судьбы? Я не мечтаю о принце, но выходить замуж за крепкую стену, искать тихой гавани… Неужели ты настолько отчаялся?
В глаза идальго вернулся задор.
– Ты способная ученица! Посмотрим, получится ли переупрямить наши ухабы. Ты знаешь, Инес, я люблю тебя и буду любить, что бы с тобой ни случилось. Этого недостаточно, чтобы ты стала счастлива, но, надеюсь, поможет.
– Ты лучший в мире отец!
– Без ложной скромности… – оба расхохотались.
Идальго отправил дочь спать и сам решил как следует выспаться, чтобы новый день встретить без уныния и без страха.