Дон Стефано в присутствии герцога не позволил себе ни намёка на скепсис, зато, выйдя из дворца, от души ухмыльнулся. Опыт и хитроумие старого вельможи не смогли защитить его голову от ветвистых рогов. Посетить герцогиню кабальеро решил в ближайшее время. Не столько ради удовольствия, сколько желая подлечить задетое самолюбие.
Кончита доложила, что её светлость готова принять любовника следующей ночью. Размявшись и пообедав, кабальеро занялся не отнимающими много сил делами – проверил отчёты управляющего своим поместьем, хотя не слишком пристально. Потом гораздо внимательнее изучил сведения, собранные налоговым ведомством о Хетафе.
В очередной раз дон Стефано убедился – если приобрести поместье дона Хосе и земли мелких владельцев по нынешней их цене, объединить и потратить разумную сумму на восстановление прежнего русла реки, осушение заболоченных пастбищ и, возможно, новую лозу, то красивое селение преумножит богатство хозяина. Брак с Инес, несмотря на бедность девицы, интересен как способ лишить дона Хосе надежды обзавестись благородной и способной подарить ему наследника супругой, что сподвигнет сеньора недорого продать свои земли. Не забывал кабальеро и о доне Фадрике, который может узнать в Мовритании лишнее о похищенных с «Эспаньолы» сапфирах. Едва ли он станет ломать жизнь Инес, обвинив в преступлении её мужа.
Появится возможность надавить на крестьян долговыми расписками, взятыми как приданое.
Здесь дон Стефано, нахмурившись, откинулся на спинку кресла. Идальго не хочет этого брака и может отказаться передать расписки нежеланному зятю. Насколько сильны его подозрения? Что он знает? Быть может, всего лишь рассержен за насилие над крестьянкой? С досадой кабальеро подумал – более знатный, чем сеньор Рамирес, дворянин выбросил бы из головы подобный пустяк, когда подвернулся случай удачно выдать замуж любимую дочь.
Или дон Стефано зря придумал сложные объяснения отказу идальго немедленно дать согласие на брак своей дочери с кабальеро, поначалу пытавшемуся её соблазнить? Отставной лейтенант мог решить, что знатный и богатый сеньор пожалеет о поспешно сделанном предложении, постарается отыграть назад, а после помолвки такой шаг всерьёз повредит доброму имени сеньориты Инес. Будь так, проще всего попросить дона Бернардо стать сватом, заодно и свидетелем серьёзности намерений сеньора дель Соль, но беда в том, что ничего не известно наверняка!
Чтобы отвлечься, кабальеро стал перебирать в памяти позабавивший его рассказ герцога о первой сегильской красавице тех времён, когда война заставляла ценить доблесть и верность долгу выше происхождения и богатства. Дон Стефано не сразу сообразил, что так привлекло его в этом рассказе, а потом чуть не хлопнул себя по лбу.
Застенчивая красавица-простолюдинка, храбрый и остроумный офицер из бедных дворян – очень похоже на то, что кабальеро слышал о супругах Рамирес. Это могло привести к сложностям в местном обществе, если кто-нибудь узнает в сеньоре дель Соль черты её матери. Решив подумать об этом позже, тем более что уверенности у него не было, кабальеро переключился на скорое свидание с герцогиней де Медина.
Увы, сегодня тайная встреча с красивейшей в городе женщиной виделась как очередное дело по списку, а не праздник требовательной здоровой плоти. Как ни хороша телом и искусна в любовных утехах герцогиня, забавы с ней приелись, а предвкушение не возбуждало.
Ночью, как обычно, оба были на высоте, но кабальеро чувствовал то же самое, что при визите к дорогой куртизанке в столице. Траты на модных жриц любви он позволял себе изредка большей частью из интереса и желания набрать опыт. Любовная битва походила на изысканный танец, каждое движение которого отточено и предсказуемо.
Наконец, утомлённые любовники разжали объятия и легли рядом, погрузившись в свои мысли, как будто могли прочитать их на потолке.
Дон Стефано спохватился, что забыл выбрать для герцогини подарок, свесился с кровати, дотянулся до штанов, отцепил от пояса дорогой кошелёк, оставил в нём десяток золотых, а остальные монеты переложил в карман.
– Извини, донья Мария, столько дел, как ни искал достойную твоей красоты безделушку, ничего не понравилось. Купи себе что-нибудь на свой вкус, у тебя он великолепный.
– Ты даришь мне деньги? – женщина приподняла голову, а на ней – брови.
– Поручаю тебе приобрести мой для тебя подарок, – вывернулся кабальеро.
– Считаешь меня дешёвой продажной женщиной? – резким движением герцогиня села на кровати, ноздри её раздувались.
– Дорогой, – вырвалось у дона Стефано, именно десять дукатов тратившего на столичных искусниц.
– Негодяй! – крикнула её светлость.
– Таким и нравлюсь тебе! – жалея о промахе, кабальеро лучшей защитой счёл нападение.
Донья Мария ещё сердилась, но успокоилась и легла.
– Герцог сказал, ты вот-вот женишься. Неужели на этой зануде Альмейда?
– Ты за слухами совсем не следишь? – усмехнулся любовник. – Сеньорита Лусия не оказывала мне знаков внимания, достаточных для уверенности в её расположении, и я прекратил ухаживание.
– Темнишь.
– Договорился с парой приятелей о нескольких серенадах в честь сеньориты и затерялся в толпе поклонников, – усмехнувшись, не стал скрывать дон Стефано.
– Нашёл партию интереснее?
– Может быть. А ты вступила в ряды поклонниц нового инквизитора?
Неожиданно герцогиня потянулась, как кошка, а лицо её озарила мечтательная улыбка. Едва остывшая от любовных забав женщина предвкушала новые, с другим мужчиной.
– Я одной из ряда не стану.
Как ни на руку дону Стефано было вспыхнувшее увлечение любовницы, он почувствовал обиду.
– Судя по тому, что я слышал, дон Себастьян от женщин не знал отбоя и был неразборчив, едва ли он такой же мастер утех, как фехтования.
– Научу, – мурлыкнула герцогиня, потом вздохнула. – Никак не получается зачать от дона Армандо, а мне наследник нужен не меньше, чем ему.
– Вдовья доля мала?
– Никакого сравнения с тем, что я могу позволить себе сейчас.
– Помочь? – дон Стефано положил руку на грудь любовницы. – Пусть Кончита заменит тебя в подходящую ночь, да и в другие дни, хоть сегодня, у тебя есть надежда зачать, если я не стану принимать мер предосторожности.
Ради удовольствия сделать рога дона Армандо корнями нового древа герцогов де Медина сеньор дель Соль готов был отложить расставание с герцогиней.
Донья Мария с ответом не медлила:
– Ты непохож.
– На кого? – кабальеро с досадой услышал отказ.
– Ни на кого из предков моего мужа – я изучила портреты.
– Что за вздор?! – буркнул дон Стефано. – Неужели инквизитор похож?
– Была какая-то история с прабабкой моего герцога и тогдашним бароном де Суэда.
– Ты просто дура! – выплеснул кабальеро. – Если дон Себастьян в мать?
Донья Мария слегка пожала плечами. Она едва ли осознавала, почему не хочет позволить нынешнему любовнику сделать ей ребёнка, придумала повод и не желала спорить, что дон Стефано заметил и разозлился. Он едва удержался от прямой грубости, мысленно обзывая герцогиню словами, крепкими даже для уличной гулящей девки.
Её светлость тем временем заложила руку за голову и лениво спросила:
– Кто твоя невеста?
Чуть не огрызнувшись «Не твоё дело», кабальеро ответил сдержанно:
– Помолвка ещё не заключена.
– Уже продумал все входы и выходы, которыми она смогла бы наставить тебе рога?
– Не станет, – яростно прошипел кабальеро.
– Уверен? – с лёгкой усмешкой спросила любовница, а потом перевернулась на спину и уставилась в потолок. – Хотя, может, ты прав. Мужу нельзя изменять.
Дон Стефано чуть не свалился с кровати, а восстановив равновесие, переспросил:
– Что ты сказала?
– Мужу. Нельзя. Изменять, – герцогиня отчеканила каждое слово. Потом резко села и яростно заговорила: – У тебя такой глупый вид. Спросишь, кто мне дон Армандо? Рогоносец он мне! Купил меня, пересадил из одной клетки в другую, и ладно бы – мне нравится золотая клетка! Но он не сумел ни ребёнка мне сделать, ни защитить от собственного слуги! Какой он мне после этого муж?!
«Здравствуйте, дом умалишённых! Падшая женщина читает мораль…» – дону Стефано захотелось убраться поскорее и навсегда. Он пробормотал:
– Как скажешь… Я тебе точно не муж.
Они помолчали. На улице стояла глубокая ночь. Обычно в это время любовники засыпали, но сегодня обоим не спалось. Повинуясь минутной прихоти, дон Стефано попросил её светлость:
– Пройдись по комнате.
Донья Мария хотя удивилась, но исполнила просьбу. Ей стало любопытно, к чему ведёт мужчина, с которым она скоро расстанется. Сеньор внимательно посмотрел на плавно переступавшую обнажённую женщину и проворчал:
– Немного сутулишься.
– Конечно, я ведь без корсета. – Глаза её вдруг загорелись: – Ты приметил невесту с ровной спиной в простом платье? Кто у нас умеет спину без корсета держать… Монастырские воспитанницы!
Хотя дон Стефано жалел о своей выходке, он скривился, чем выдал себя ещё больше.
– Нет… Кого ещё линейкой бьют по спине. Из деревенских, дворянская беднота! На порядочную одежду нет денег, так девиц своих дрессируют не хуже мартышек! В нашем поместье одна такая живёт – я взяла её в услужение и смеюсь над ней. Корчит из себя сеньориту, перед прислугой нос задирает. Я ей иногда потакаю, а потом ставлю на место! Дура дурой, но осанка – на зависть.
– Хватит тебе, – лениво пробормотал кабальеро, но герцогиню было уже не остановить.
– Зачем такая тебе? Без денег, без связей… Наследница? Вымерла богатая семья, состояние перейдёт забытой родне, а ты разузнал? – женщина снова забралась на кровать, улыбнулась, а лицо её оказалось совсем близко от дона Стефано. – Денег там много? Ты девчонку уже совратил, чтобы наверняка получить их? Ровная спинка помогает постельным забавам?
Оскорбление будущей жены разъярило мужчину, и он залепил любовнице оплеуху. Растерянная, с покрасневшей щекой, донья Мария не могла поверить, что кабальеро поднял на неё руку, и удивление оказалось сильнее обиды.
– Ты… Ты что… Влюбился? Ты? Никогда не подумала бы.
Злой на себя за потерю самообладания, на герцогиню за её длинный язык, дон Стефано так же, как и его любовница, приподнялся на локте. Какое-то время они друг на друга смотрели, не понимая, что делать и как говорить, потом сеньор повалил женщину на кровать и грубо овладел ею, вымещая накопившиеся злость и растерянность.
Спустя полчаса они, как обычно, помогли друг другу одеться. Первой прервала молчание её светлость:
– Кто бы твоя будущая жена ни была, я ей не завидую.
– Разумеется, ваша светлость, – стараясь не выдать, как он задет, ответил бывшей любовнице дон Стефано. – Герцогиня не станет завидовать жене кабальеро.
– Не делай вид, что не понимаешь, – усмехнулась красавица. – Прощай.
– Удачи тебе с инквизитором! – процедил в ответ дон Стефано.
***
В день после встречи с любовницей кабальеро не находил себе места. Свидание повлекло нелепые разговоры, расставание с доньей Марией произошло не сказать, чтобы мирно, а жена губернатора способна устроить пакость. Вскоре дон Стефано перестал думать о недавно оставленной женщине, понадеявшись, что она сумеет соблазнить инквизитора, а их связь отвлечёт обоих от других интересов.
Главное, что не давало покоя – как устроить брак с Инес, добиться от её отца приданого в виде обеспеченных землёй долговых расписок и достойно ввести супругу в высший свет Сегильи. Дамам может стать известно происхождение покойной сеньоры Тересы, и они не преминут осыпать насмешками молодую сеньору дель Соль. Беспокойство смягчалось редкостной выдержкой сеньориты Рамирес и унаследованным ею от отца острым язычком, которые дон Стефано успел оценить, проникнувшись убеждением, что Инес и перед королём не стушуется. Здесь можно особенно не волноваться.
Но как разговаривать, убеждать, просто смотреть в глаза идальго – дон Стефано не понимал. За месяцы знакомства отставной лейтенант много раз преподносил знатному сеньору сюрпризы, а то и ставил его в тупик. Кабальеро ничего не мог поделать с благородством, умом, силой духа и способностью деревенского дворянина вызывать к себе доверие и уважение. После последней поездки в Хетафе дон Стефано сумел найти ответ на давно терзавший вопрос: почему он так часто думает о человеке, стоящем на сословной лестнице значительно ниже? С безжалостной ясностью разбойник теперь понимал: он хочет выглядеть в глазах знатных знакомых, офицеров и, стыдно признаться, простолюдинов таким, каким пожилой дворянин из Хетафе был до мозга костей.
Чем дольше кабальеро раздумывал, тем сильнее проникался убеждением – сеньор Рамирес не отдаст за него дочь. Соображения выгоды для идальго ничто по сравнению с честью, а подозрения против дона Стефано слишком сильны.
Пытаясь найти способ обмануть или обойти старания провинциала избежать родства с недостойным человеком, при этом не задев доброго имени его дочери, кабальеро ходил из угла в угол по своему кабинету, перебирал на столе бумаги, доставал и возвращал на полку книги, остановившись на сборнике шахматных задач.
Наконец, дон Стефано расставил фигуры из старинного дорогого набора, пытаясь отвлечься от неудачных планов и ища на доске решение загадок из книги. Долгое время привычные упражнения для ума не помогали. Кабальеро попробовал размяться с рапирой в руке, перекусил, вернулся к шахматам, и тут его пронзила ослепительная в своей красоте и жестокости мысль.
На доске его жизненных планов есть лишняя фигура, от которой он должен избавиться – благородный идальго Алонсо Рамирес.
Мысли вновь обрели ясность. Человек, способный спутать все карты и не позволить разбойнику добиться поставленных целей, после смерти послужит ступенью к новым богатствам и славе семьи дель Соль. Получив расписки и выкупив по разумной цене имение дона Хосе, занимающий высокую должность и имеющий важные связи сеньор не станет слишком сильно давить на крестьян – тем более идальго, – владеющих в Хетафе землёй. Они будут удручены гибелью своего защитника, растеряны, и муж единственной дочери покойного сумеет сыграть роль преемника. Главное – добиться от них вассальной клятвы, с которой земля перейдёт под опеку, затем в собственность кредитора и крупнейшего землевладельца Хетафе. Возвращение на поля воды вернёт тех, кто уехал, бросив на произвол судьбы свою землю. Вассалами смогут стать даже дворяне, хотя спокойнее будет договориться с ними о продаже или обмене их участков. Наверное, для крестьян окажется легче присягнуть не сеньору дель Соль, а его супруге – дочери идальго Алонсо Рамиреса. Такой шаг сделает Инес владетельной сеньорой в своём праве, что формально ограничит власть дона Стефано в Хетафе, зато возвысит статус матери его будущих детей, и уж точно никто не вспомнит о недворянском происхождении их бабушки.
Женитьба богатого кабальеро на провинциалке Инес Рамирес станет неожиданностью для Сегильи, однако в городе осталось немало офицеров, которые помнят отставного лейтенанта и найдут несколько тёплых слов для его дочери и её мужа, а большего от них и не требуется. Разумеется, этот брак сблизит сеньора дель Соль с доном Бернардо Альмейдой лучше родства, которое могло бы вызвать беспокойство герцога де Медина.
Дон Фадрике, что бы ни разузнал в Мовритании, не обнародует ничего, что способно повредить зятю его покойного друга. Нужно будет привечать капитана в поместье Соль, пусть убедится – Инес счастлива в браке, и потому опасный сейчас человек станет дону Стефано полезен хотя бы как превосходный заводчик лошадей и собак.
Представив, как он входит в парадную залу, ведя под руку свою прекрасную донью Инес, кабальеро почувствовал, что по его членам растекается блаженство, а благопристойная фантазия скоро сменилась откровенной картинкой.
«Нет, ваша светлость, – мысленно дон Стефано обратился к многомудрому герцогу, который никогда не узнает, как оказался смешон. – Если супруга в постели – бревно, значит, она из сучков вам соорудила рога». Кабальеро вовсе не собирался пренебрегать плотской стороной брака и удовольствиями, которые принесёт законная близость с добродетельной женщиной. Как никогда ясно сеньор осознал – почти с начала знакомства хотел, чтобы, расставшись в его объятиях с невинностью, Инес сохранила свою непорочность, гордость, прямой взгляд и честь. Пробуждение её чувственности превратится в истинное наслаждение для мужчины, отдаваться которому станет для благочестивой дворянки священной обязанностью.
«В женщинах вы понимаете так же мало, как в слугах», – кабальеро продолжил мысленно бичевать его светлость, а затем вернулся к мечтам.
После утверждения на должность королевского ревизора перед сеньором дель Соль откроются восхитительные перспективы преумножения богатства и влияния, а донья Инес, без сомнения, займёт блестящее положение в свете.
С предвкушением успехов на поприще королевской службы соперничали воображаемые картины близости с красавицей-женой. Дочь идальго не склонна к обману, не подумает искать любовных утех вне брака и тем охотнее станет им предаваться с законным мужем. Рождённые ею дети унаследуют ум и силу духа своего деда. Мать поддержит и воспитает в них лучшие качества, подобающие дворянам, а отец позаботится, чтобы юные кабальеро и сеньориты никогда не узнали, каким способом роду дель Соль обеспечены почёт и богатство.
Вспомнив, что, не родив наследника, герцогиня де Медина останется с небольшой вдовьей долей, бывший любовник её светлости усмехнулся:
«Как знать, донья Мария, быть может, в один прекрасный день ты позавидуешь Инес из Хетафе».
Заставив себя отвлечься от мечтаний, дон Стефано перешёл к насущным планам и вздохнул. Ему не хотелось убивать единственного за много лет человека, сумевшего найти искренние тёплые слова об отце. Кабальеро досадовал, что, узнав о расписках, не оценил сразу возможности, которые они предоставляют, и, занятый делами, не обдумал и не переменил свои планы касаемо женитьбы прежде, чем идальго стал подозревать о двойной жизни своего частого гостя.
«Прояви я больше изобретательности или хотя бы внимания к словам этого чудища дона Хосе, Инес была бы уже сеньорой дель Соль, Хетафе – на полпути к превращению во владение нашей семьи, а тестя я сумел бы оградить от ненужных ему известий».
Увы, придётся прибегнуть к убийству, обставив его таким образом, чтобы убийца предстал в глазах друзей и дочери жертвы спасителем девушки и мстителем за её отца. Напасть на Хетафе или выманить идальго из селения? Детали дон Стефано решил распланировать, когда получит доклад из Хетафе, а пока склонился над шахматной доской. Хотел сбросить белого короля, но передумал и почтительно положил фигурку на стол. Затем бережно взял белую королеву и негромко сказал ей:
– Жаль, тебе придётся оплакать отца, моя птичка, но я осушу твои слёзы.
Казначей сеньор Мендес не оставлял мыслей понять источник богатства оскорбившего его кабальеро. Порой ему думалось: стоит ли простолюдину связываться с богатым и знатным человеком всего лишь из-за того, что тот относится к нему так же, как большинство дворян, и лишь по случаю высказал своё пренебрежение? Здравый смысл подсказывал – старания опасны и тщетны. Тем не менее казначея не оставлял интерес к сеньору, который вскоре займёт высокую должность и, можно не сомневаться, станет прикрывать воровство, стараясь получить большую долю. Казначей вспоминал о пьяном обеде во дворце герцога, когда занимающие высшее положение слуги во хмелю признавались в своих тайнах и ненависти к хозяевам.
Странным казался угрюмый Роберто, нанятый доном Стефано как старший охранник. Разумеется, поместье Соль – заманчивая цель для грабителей, однажды нападение на него было совершено, однако Роберто легче было представить разбойником, чем защитником от разбоя. Само по себе это могло ничего не значить – мало ли кого сеньоры берут в охрану, могут и бывших бандитов, полагаясь на знания таких слуг о подельниках. Да и наружность бывает обманчива. По долгу службы казначей видел разных людей и отлично понимал, как опасен может быть с виду безобидный и вежливый человек.
Кстати подвернулась проверка налоговых льгот. Под этим предлогом сеньор Мендес сумел ещё раз пересмотреть отчёты казначейства и откупщиков по поместью Соль и по принадлежащей сеньору дель Соль недвижимости в Сегилье. Кабальеро, бесспорно, богат, деньги вкладывает осторожно, своей выгоды не упускает, главное – это казначей постарался выяснить аккуратно, боясь соглядатаев в своём ведомстве – сеньор приобрёл доходную недвижимость и в ближайшем к Сегилье другом крупном городе, и в столице. Чем он занимался во времена каперства, кроме законных операций в рамках полномочий по своему патенту? Контрабанда, работорговля? Быть может, пиратство? Здесь казначей постарался одёрнуть себя. Неприязнь к оскорбившему человеку не должна влиять на суждения. Сведений мало, и на ум сеньору Мендесу всё чаще приходила непристойная сцена, в которую превратился обед в людской особняка губернатора.
Подступиться к Роберто казначей, конечно, не мог, да и не знал, где искать его, поэтому решил приглядеться к Кончите. А внимание её сеньор обратил на себя самым простым способом – при визите в особняк ущипнул камеристку за задницу. Молодая женщина обернулась, а мужчина прикидывал, как она ответит на его заигрывание – станет корчить из себя оскорблённую добродетель, влепит пощёчину или, напротив, примет подобное, с позволения сказать, ухаживание. Однако ни одно из предположений не подтвердилась. Камеристка с тихой горечью произнесла:
– И вы туда же, сеньор? Узнали, что я падшая, и решили развлечься?
– Если над тобой надругались, ты не падшая, – мягко ответил казначей.
– Когда это было! Вы не слепой, а спьяну мы все себя выдали.
– Ты о Роберто?
– Да. И не только о нём.
– Дон Стефано? – без обиняков и улыбки спросил казначей.
– Да, – глаза камеристки вспыхнули ненавистью, которую сеньор Мендес, испытывающий то же чувство, отлично заметил.
Не сговариваясь, они огляделись и, не увидев в коридоре никого из слуг, зашли в небольшую кладовку. Решив, что если рассказать самому, а не расспрашивать, то Кончита будет больше ему доверять, казначей откровенно продолжил:
– Этот сеньор узнал, что я незаконнорождённый, и оскорбил мою мать. Ему нужно было посмотреть кое-какие бумаги в моём ведомстве, и он дал понять – разгласит мою тайну. Сильно не повредил бы, но моё имя стали бы трепать все кому не лень, могли и уволить.
– Он угрожал моему сыну, чтобы я передавала ему все сплетни о сегильской знати, которые услышу в нашей людской или от слуг в других домах. Я стала его шпионкой! И спала с ним, когда он приказывал… – Кончита судорожно вздохнула, вспомнив ночь, когда дон Стефано решил её приласкать, а потом выгнал, как наскучившую собачонку.
– Что за сплетни? – быстро спросил мужчина.
– Я думала, он хочет жену из хорошей семьи взять, то есть решил: если мать невесты честная женщина, доброго нрава и с мужем хорошо ладит, то и дочь будет такая.
– Только? – казначей сразу сообразил, как нелепо угрожать служанке всего лишь ради того, чтобы узнать, какая из почтенных матерей девиц на выданье не наставила мужу рога и не склочница.
– Я слишком была напугана, чтобы рассуждать, – Кончита перевела дыхание. – Он ещё о приданом расспрашивал, что да как в разных домах, а потом лучшие дома, загородные прежде всего, были ограблены.
– Вот как… – протянул казначей и тихо прибавил. – Он гораздо богаче, чем могло ему принести поместье и каперство.
– Неужели? – ахнула камеристка. – Я думала об этом, но боялась, считала себя сумасшедшей.
– Дон Стефано вернулся в Сегилью лет семь назад. Как раз в эти годы грабежи стали более дерзкими и успешными.
– Не может быть! Такой знатный сеньор…
– Кончита, – казначей улыбнулся. – Я занимаюсь деньгами, интересовался разбоем. В военное время и дворяне за него брались.
– Если так… Что мы можем сделать?
– Уже мы? – усмехнулся мужчина. – Я согласен.
– Роберто ведь намекал…
– Я помню. Ты неспроста ведь взяла его в любовники.
– Сама не знаю… Роберто сказал, что сеньор угрожал его матери.
– Ох уж эти наши сеньоры… Думают, человека не только жалованием нужно держать, но и за горло. Роберто прямо сказал: не только ворюга, но не богохульник и не изменник.
– Разбойник?
– Возможно, – сеньор Мендес сам удивился, как легко далось ему обвинение. – Нужно узнать у твоего Роберто. Как ты сказала – сеньор не доверяет ему? Этим можно воспользоваться.
– Я… попробую, – Кончита ещё боялась, но решение было принято.
***
Вырваться к Роберто камеристка постаралась как можно скорее. Позволив ему утолить желание, обняла и шепнула.
– Боюсь, погубит тебя твой сеньор.
– Не лезь не в своё дело, болтливая баба.
– Как не моё? Думаешь, мне всё равно?
– Знаю я вас. Со мной тешишься, а пропаду я – найдёшь другого, чтоб перед ним ноги раздвинуть.
– Не хочу я, чтоб ты пропадал, – не позволяя себя оскорбиться, Кончита теснее прижалась к любовнику.
– Глупая баба. Лучше гуляй, сколько тело захочет. Не один, так другой.
– Роберто, ты говоришь, как отпетый. Не может такого быть, что никак тебе не спастись от твоего сеньора.
– Кто его разберёт… Хитрый он, – грубый и недоверчивый Роберто после утех расслабился, к тому же знал, как любовница ненавидит его сеньора.
– Подумай.
– Что ты затеяла, баба? – подручный главаря разбойников с подозрением посмотрел на обнявшую его и положившую голову на его грудь камеристку.
– То и затеяла, что не хочу, чтобы тебя погубил твой сеньор.
– Служить ему выгодно. Опасно, само собой, а как деньги иначе добыть? Большие деньги, Кончита, ты таких и не видела, хоть и служишь у герцога.
Камеристка почуяла, что разговор начинается нужный.
– Всех денег не получить. Хозяин твой скоро станет важным чиновником, всё равно что вельможей, ему опасные дела ни к чему будут.
Женщине удалось нащупать больную мозоль. Роберто и сам размышлял, не решит ли дон Стефано, что при будущей должности ему ни к чему в охранниках осведомлённый о делах сеньора разбойник. Привычка главаря избавляться от знающих слишком много сообщников подручному тоже была известна. Правда, некоторых людей он отпустил с миром, но выбрал для этого туповатых участников простых нападений. Прикидывая, не удрать ли подальше, прихватив с собой деньги, Роберто опасался преследования. Сеньор дель Соль, очевидно, сворачивал разбойничьи операции и мог в отместку выставить бывшего правой рукой подельника главарём банды. Роберто стали бы искать по всей Эспании, где всюду выдадут чужака. Возможно, даже в колониях было бы не укрыться среди тамошнего разношёрстного сброда. Главное – закоренелого бандита совсем не прельщала мысль о жизни в бегах. Смерть матери напомнила, что юность прошла, остаться без единого близкого человека оказалось тоскливо. Как и его сеньор, подручный дона Стефано хотел обзавестись домом, порядочной ладной женой и детьми, которым не придётся ради куска хлеба или иных удовольствий выходить на большую дорогу.
Беспокоило, что дон Стефано не так давно отправился на какое-то дело, вернулся взбудораженный, на вопрос подручного рыкнул «Не лезь!» Из взятых с собой десяти человек половину отпустил сразу, двое вскоре погибли – не исключено, что не без помощи главаря, – а трое выглядели пришибленными. Если бы на то же время не пришлось жертвоприношение в Талоссо, Роберто сумел бы разузнать, где и зачем сеньор устроил нападение, которое скрыл даже от ближайшего помощника. Колдовство спутало карты – всюду можно было нарваться на стражников или осведомителей инквизиции, и подручный предпочёл сидеть тихо, не выясняя, что за дело озадачило главаря. Теперь Роберто гадал, можно ли принимать за чистую монету обещание дона Стефано взять его с собой в почтенную жизнь.
Толстые пальцы разбойника сжали распущенные по плечам волосы любовницы. Роберто приподнял голову камеристки и посмотрел ей в глаза:
– Прямо говори, что затеяла, баба. Чую, неспроста ты обо мне стала заботиться.
– Что мне скрывать? – Кончита сумела подавить страх. – Ты сам знаешь, как я хочу твоего сеньора отправить прямиком в ад, и почему – знаешь.
– Способ нашла? Кто надоумил? Ещё кого приманила своим сладким местом?
– Обошлось и без сладкого, – женщина твёрдо посмотрела в глаза любовника, не думая оскорбляться.
– Ваш доверенный, что ли? – хмыкнул разбойник. – Ему бабы ни к чему, верно, только я с пьяницей дело не стану вести.
– Не он. Оставь ты о сладком. Кому месть нужна, тому не до женщины.
Роберто отпустил волосы камеристки. Он по-своему был очень неглуп и первым делом подумал о приснопамятном пьяном обеде.
– Неужто мытарь?
Поколебавшись, Кончита рискнула.
– Он.
– Ему-то что?
– Оскорбление.
– Брось, дурёха. Чернильная душа обидчивой не бывает.
– Дон Стефано оскорбил его мать.
Роберто хмыкнул, но уже не столь недоверчиво. Вслух сказал:
– Кто с бумагами возится, всегда хитрецы. Мутные они. И трусливые.
– Будь сеньор Мендес трус, он бы спустил оскорбление.
– Бумаги денег принести могут не хуже разбоя… – протянул Роберто.
– Твоего сеньора скоро на высокую должность назначат – не дотянешься, казначей перед ним должен будет прыгать на задних лапках, и… – Кончиту вдруг осенило. – Знатные господа украдут, а свалят на простолюдинов.
Роберто приподнялся на локте.
– Теперь говоришь дело. А то ишь – оскорбление! Не хочет этот писака, чтоб дону Стефано пирог, а ему гроб на галерах. Что ж, он и впрямь затеял до моего сеньора добраться. Ладно, подумаю.