Спустя пару дней Роберто сам объявился в особняке герцога, без церемоний потребовал сеньора Флореса и тихо ему сказал:
– Слышь, пьяная шкура, мне не ты, мне Кончита нужна, на два слова будто случайно. Сам придумай, зачем я к тебе приходил, мне скажешь, когда я обратно пойду.
Доверенное лицо губернатора, в этот день трезвый, не повёл даже бровью, крикнул лакея и мрачно буркнул ему:
– Позови Кончиту скорее! Надо же было так с кружевами напутать… – Вошедшей камеристке сеньор пригрозил: – Ты хочешь за кружева герцогини из своего кармана платить? Там один отрез столько стоит, что двадцать таких, как ты, с головы до ног можно одеть! Скажи спасибо сеньору Pоберто, что он любезно согласился записку от мастерицы мне передать, а не госпоже экономке! Она бы тебе путаницы не спустила! Что за грохот? – с этими словами и грозным выражением лица сеньор Флорес выскочил из комнаты.
Кончита заметила, что её любовник сегодня непривычно встревожен, угрюмее обычного, а руки слегка дрожат.
– Устрой разговор с этим Мендесом. Я, он, ты и ещё один человек. Не бойся, не выдам нашему дьяволу ни мытаря, ни тебя.
Еле успев кивнуть, камеристка воззрилась на дверь, из-за которой донёсся недовольный голос сеньора Флореса:
– Я что ей, дуэнья?
В комнату вместе с сеньором вошла экономка и набросилась на Кончиту:
– Что ты себе позволяешь с мужчиной наедине?
– Простите, сеньора, я так волнуюсь за хозяйские кружева… – служанка смиренно опустила глаза.
– Распустёха бесстыжая! – голос почтенной женщины был наверняка слышен в коридоре, а то и дальше.
– Не извольте беспокоиться, спасибо любезности сеньора Роберто, уладили всё с кружевами.
– Таких кружев нет больше в Сегилье!
– У герцогини лучшие кружева, и все в полной сохранности!
Роберто не выдержал:
– Замолчите вы, бабы, не то сделаю вам кляпы из кружев!
– Болван! – накинулась на него экономка и перешла сразу на шёпот. – Хочешь, чтоб в доме гадали, какого рожна ты сюда заявился?
– Ну, бабы… – проворчал мужчина уже под нос и ретировался, а сеньор Флорес обратился к Кончите:
– Что надо?
– Встречу устроить. Я, сеньор Мендес, Роберто и с ним кто-то ещё. Чем скорее, тем лучше.
– Ладно. Устрою. Не проведает ни одна сволочь.
***
Поздней ночью в тайном убежище, подготовленном доверенным лицом герцога де Медина, встретились трое мужчин и переодетая в мужскую одежду Кончита. Все отлично осознавали опасность затеи и крайне смутно – что они могут сделать, дабы избавиться от своего врага.
Разговор начал Роберто:
– Вот этого я вчера вытащил из петли. Он матросом был у капитана Аседо, ну вы поняли. Сейчас в нашей банде. Давай, Пабло, выкладывай, что мне рассказал.
Все посмотрели на бывшего матроса – жилистого, обветренного человека с крючковатым носом и прикрытыми набрякшими веками глазами, на дне которых плескалась отчаянная тоска.
– Капитан наш капером был почтенным. Спуску нам не давал: и плётку в дело пускал, и на рее болтались, кто приказ нарушал. Зато к пленным – со всем уважением, хорошо обращался, вежливым был, с нами добычей щедро делился. Это все знали…
Сеньор Мендес кивнул – он давно слышал, что как капера дона Стефано ставили в пример другим капитанам. Если он и утаивал часть добычи от королевской казны, это было недоказуемо и считалось простительным. Рассказчик тем временем продолжал:
– …После шторма однажды мы напали на эспанское судно, там был дорогой груз.
– «Эспаньола»? Она сапфиры везла с рудников! – с волнением воскликнул сеньор Мендес.
– Она самая. Её вспомнили в Сегилье недавно, какой-то сеньор отправился в Мовританию узнавать, не в плену ли женщины с этого корабля.
– Знаю, дон Фадрике Морено.
– Он может узнает про камни – дон Стефано их продал тогда, но о женщинах ничего не узнает.
– Что с ними? – тихо спросил казначей, догадываясь об ответе.
– Ни мне, ни нашему проклятому капитану ни на земле с ними не встретиться, ни на небе. На земле нет их, а нам с ним в пекло потом, не на небо. Дворянку-то капитан сразу убил, чтоб не мучилась, прикрыл плащом и крест рядом с ней положил, а служанок матросам отдал позабавиться…
Кончита судорожно втянула в себя воздух и стиснула зубы, заставляя себя слушать дальше.
– …Сам-то он добычу считал, к женщинам не притронулся – не до того. Ему нужно было, чтоб мы развлеклись, меньше думали, не обойдёт ли он нас при разделе добычи. И вина нам не пожалел. Они обе были уже еле живые, когда мы спросили его – как с ними дальше? Дать отлежаться, а на берегу отправить в бордель, или, может, себе кто захочет? А он: «Вот ещё, дурни! Они же свидетели! За борт!» Да наши и сами-то понимали, что нельзя их оставлять, но не решались без команды убить. Младшая совсем молоденькая была, плакала «Только не убивайте», в бреду металась уже, а всё просила не убивать. Её за руки за ноги раскачали, а она пальцами за чей-то рукав уцепилась. Уж мы пили в ту ночь… Капитан разведал, кто не трогал их, кто потом ходил дёрганый – их скоро волной смыло, то есть нам так сказали – волной. Я простой матрос был, а в помощниках у него самые головорезы ходили. Время прошло, позабыли. На море ведь всякое: шторм, цинга, собачья работа. Кто мягкий и нежный, долго не проживёт, памятливые – ещё меньше.
– Ты через десять лет вспомнил, когда в Сегилье заговорили об «Эспаньоле»? – севшим голосом спросил подавленный казначей.
– Радовался, как наш капитан бывший выкрутился. Заросло всё давно. А тут… по улице шёл, дети играли, – лицо бывшего матроса перекосилось от боли. – Мальчишки друг дружку пятнали с криками «Ты убит!», «Убью я тебя!» А девчушка маленькая всерьёз приняла, испугалась, заплакала и голосом тоненьким «Только не убивайте!» У меня нутро всё перевернулось, ноги враз подкосились, стоял я, как перед виселицей, где мне и место. Малявку-то успокоили, приласкали, а мне покоя больше не будет… Каждую ночь снится та молоденькая служанка и просит не убивать. Вино пью, настой взял у аптекаря – только хуже. Проснуться не могу, а она всё приходит и просит.
– Поэтому ты пытался повеситься?
– Да. Всё равно душе пропадать.
– К священнику-то ходил?
– И к нему ходил. Исповедался, а он мне – сдавайся властям, иначе тебя грехи не отпустят.
– Почему же не сдался?
– Кто мне поверит? Скажут, что сумасшедший, клевещу на благородного господина. Не казнят, а тихо придушат по приказу сеньора дель Соль. У него и в тюрьме свои люди, и в страже.
Заговорщики сидели, не смея поднять друг на друга глаза. Роберто шепнул:
– Всякое я припомню, и по мне виселица давно обрыдалась, а такого вот не было.
Только сейчас пытавшиеся выбраться из-под власти оскорблявшего их и угрожавшего им человека Кончита и сеньор Мендес осознали, с каким чудовищем они решились померяться силами. Себя они чувствовали брошенными в бурный поток котятами и не представляли, как можно выбраться. Но когда Роберто угрюмо спросил:
– Что, расходимся?
Казначей и служанка одновременно подняли головы и, не сговариваясь, ответили:
– Нет.
Первое возбуждение от собственной решимости скоро прошло. Никто из заговорщиков не представлял, какой путь поможет им избавиться от дона Стефано. Роберто решительно заявил:
– Если думаете, что я или Пабло можем тихо убить его – выбросьте глупость из головы. Осторожен он, да и не только. Такого важного кабальеро запросто не убьёшь, рыть землю стражники будут, заодно и герцог, раз главаря нашего решил на должность назначить. Бумаги найдут, выйдут на нашу банду, а я один на себя всё брать не стану.
Бывший матрос заговорил о своём:
– Священник сказал: сдать властям. Пусть казнят его, и меня пусть казнят, а если я его тайно убью – умножу грехи.
– А я не собираюсь на плаху! С грехами и без властей разберусь! – Роберто зло оборвал подельника.
– Со стражей можно заключить сделку, – стал объяснять сеньор Мендес. – Менее важных преступников отпускают, если они помогут поймать главаря.
– С чего мне поверят больше, чем кабальеро? На меня всё и свалят!
– Дон Бернардо…
– Комендант простой, как пареная репа! Что я ему про дона Стефано стану рассказывать, он половины не разберёт, зато увидит – я точно разбойник.
– Не так уж он прост.
– Плавали, знаем. Синица в руках ему будет надёжнее.
– Комендант знает про «Эспаньолу»! Как услышит рассказ Пабло…
– И что? Пабло вот-вот рехнётся совсем! Кто поверит ему? Пока тот сеньор, что в сейчас в Мовритании, не вернётся, за «Эспаньолу» дьявола нашего не притянуть.
– Наш комендант сдружился с новым следователем инквизиции, – стал рассуждать вслух казначей. – А дон Себастьян…
– Нет! – выкрикнул Роберто и хлопнул ладонью по столу. – К инквизиции близко не подойду! От чего чист, так это от колдовства и измены! Пусть следователь занимается делом в Талоссо – подальше от нас!
Обвинения в колдовстве подручный дона Стефано боялся так же, как его сеньор – до дрожи в коленках. Все замолчали, а Кончита с горечью произнесла:
– Простые мы, против благородных никак.
Казначею стало казаться, что он вот-вот ухватит важную мысль.
– Нет ли кого-нибудь из дворян, кто может пойти против дона Стефано? Чтобы это ему не по службе понадобилось? Роберто, вдруг знаешь, у кого с ним могут быть счёты?
Подручный пожал плечами.
– Сеньор недавно мальчишку какого-то на поединке чуть не прирезал. Отец его, наверное, горюет, хотя что от него толку, он от сына, пока живого, не отойдёт.
– На поединке – не то, если всё было честно.
– Ох уж эти дворянские штучки.
– Может быть, из-за женщины? – пытался нащупать что-нибудь сеньор Мендес.
– Кончиту спроси, к кому он повадился в герцогский особняк. Вдруг не только к тебе? – наугад бросил Роберто.
Дон Стефано старался скрыть связь с герцогиней даже от приближённых, но десятки свиданий в особняке губернатора якобы со служанкой не могли не привлечь внимания сначала лакея сеньора, затем и сметливого подручного. Кончита похолодела. Мысль выдать донью Марию ей была отвратительна не только из-за того, что камеристка не осталась бы в стороне и разделила бы наказание со своей госпожой. К золотоволосой бесстыднице её собственная служанка относилась как к неразумной младшей сестрёнке. Кончита видела слёзы красавицы-аристократки, когда к ней по ночам стал приходить предшественник нынешнего доверенного лица герцога – сеньора Флореса, и помнила, как этот человек незадолго до смерти, уже прекратив свидания, тайно сказал Кончите, вручив кошелёк: «Не обижай нашу хозяйку. Она как дитя избалованное и напуганное».
Встряхнув головой, молодая женщина решительно ответила:
– Всё равно у доньи Марии теперь другой предмет на уме – инквизитор.
– Вот бабы, – сплюнул Роберто.
– А ещё донья Мария сказала: скоро женится дон Стефано.
– На дочке коменданта, что ли? – подручный угрюмо смотрел исподлобья. – Тогда точно ничего мы с ним не сделаем.
– Нет… на какой-то провинциалке, на бедной. Герцогиня моя удивлялась.
– Наследница? – сеньор Мендес насторожился. – За такой девицей будет охота, тут есть над чем подумать.
Роберто фыркнул.
– Наш охотник её поскорее помнёт, а то и ребёнка заделает, вот и получится для других пшик.
– Что-то не так… – Кончита задумалась. – Он ведь хотел на честной жениться, сеньорита Альмейда не так уж богата.
– Хотел да и расхотел, – отрезал Роберто.
– Дон Стефано последнее время зачастил в Тагону, – продолжал размышлять сеньор Мендес.
– Ну да, там был жирный кусок.
– Ограбления и афера со льном давно в прошлом. А у дона Стефано появилась какая-то женщина, которая его будоражит. Он намекал на подставного мужа для любовницы. Как я понял, дворянки. Очень может быть – из Хетафе, дочь тамошнего идальго.
– А, Хетафе! – на лице Роберто появилась занимательная гримаса, ему, должно быть, стало смешно. – Я не слишком-то знаю, только сеньор из тех краёв озадаченный приезжает, не как после кувырканий с горячей штучкой.
– Не даётся девчонка, – неожиданно и злорадно вступил в разговор Пабло. – То есть не девчонка, а сеньорита. Наш сеньор давно поставил туда соглядатаев, на парочку будто бы беглую раскошелился, потом целый отряд скрытно сначала, а неделю назад велел не таиться, но себя прилично вести. Дескать, из почтения к тамошнему дворянину приставил к селению охрану, пока провинция волнуется из-за колдовских дел.
– Ну да… – хмыкнул Роберто. – Нищий идальго, всё равно что крестьянин, а благородная кровь – дону Стефано такой человек почтеннее, чем самый богатый купец или важный чиновник вроде вас, сеньор мытарь.
– Отставной лейтенант Алонсо Рамирес, – отчеканил сеньор Мендес.
– Откуда вы знаете? – с подозрением посмотрели на казначея оба разбойника.
– Он от меня об этом человеке узнал. Прошлой весной говорили мы с ним о налоговых льготах, я и рассказал, что в Хетафе живёт дворянин, сумевший после оспы добиться королевского освобождения от налогов, хотя в Сегилье его прошение затерялось. Дон Стефано очень заинтересовался и скоро поехал в Хетафе. Мой инспектор в селении раньше был, от него я и узнал: дочь идальго – красавица. Пабло, – обратился казначей к бывшему матросу. – Ты к этому делу ближе, рассказывай.
– Уж и не знаю, я особо не лез. Что скажет сеньор, то и делал, – разбойник призадумался. – Сам я не был в Хетафе, только в Тагоне. А от наших парней слышал – спёкся главарь.
– Неужели и вправду женится на бесприданнице? – удивилась Кончита.
– Или не женится, – размышлял казначей. – Что отец её думает, интересно.
– Кто их разберёт, этих благородных, – буркнул Роберто. – Что нам с этого дела?
– Знаю что, – с нежданной решительностью объявил Пабло. – В Тагоне я был, когда туда приезжал комендант из Сегильи, то есть дон Бернардо Альмейда. Ясное дело, дон Стефано к нему прицепился, а потом они обедали вместе с двумя пожилыми сеньорами из тех краёв. Один – морской капитан, я их различаю с полшага. Другой был просто одет – в таких камзолах деревенские идальго и ходят, но весёлый, приветливый, и с доном Бернардо на равных держался. Потом комендант с парой стражников, с этим и с нашим сеньором в Хетафе поехали.
– Он друг дона Бернардо? – подался вперёд казначей.
Впервые в деле забрезжил просвет. Сеньор Мендес, облизав губы и машинально пригладив волосы, лихорадочно заговорил:
– Отец девушки наверняка боится бесчестья дочери, раз возле неё крутится такой кабальеро. С ним можно поговорить, а он – с доном Бернардо. Огласка идальго ни к чему будет.
– Э, нет… – скептично хмыкнул Роберто. – Если наш дьявол впрямь жениться решил? Законным, стало быть, браком? Второго такого жениха в Хетафе сто лет не появится! Папаша девчонки, то есть, как Пабло сказал, сеньориты, на радостях не то что слушать не станет, а всех нас сдаст с потрохами!
– Может, идальго ни к чему такой зять? Вдруг он порядочный человек? – не сдавался казначей.
– Ха! – одним слогом выразил своё отношение Роберто.
– Я должна на него посмотреть. На них с дочерью, – задумчиво заговорила Кончита.
– Что ты затеяла, баба? – вскинулся разбойник. – В душу решила к нему заглянуть? Таких дур, что себя считают ведуньями, полные бордели в Сегилье.
– Ему от меня ничего не нужно, – Кончита скорее размышляла, чем спорила.
– Друг нашего коменданта, а уж о доне Бернардо никто не сможет дурного слова сказать, – поддержал казначей.
– Комендант чуть не взял в зятья нашего главаря, – не сдавался Роберто.
– Можешь придумать ещё что-нибудь?
Роберто замолчал с мрачным видом, скрестив руки на груди, а казначей спросил Кончиту:
– Как ты сможешь до Хетафе добраться?
– Хозяйка давно обещала позволить мне родню навестить. Хоть и не в той стороне наша деревня, а крюк сделать можно.
– Вы, сеньоры, – казначей обратился к разбойникам. – Можете так устроить, чтобы Кончита в Хетафе пришла и никто из соглядатаев дона Стефано ни в чём не заподозрил её?
Бывший матрос посмотрел на главного подручного своего главаря, и Роберто мрачно кивнул.
– Я скажу герцогу, что нужно проверить документы в каменоломнях. Инквизитор обратил внимание, что камень для стены идёт по цене мрамора, объяснение лучше подобрать ближе к месту, – спокойным тоном добавил сеньор Мендес, хотя его подташнивало от страха. – Устроюсь в одной из деревень рядом с Хетафе, якобы заболею.
– Боязно, чернильная душа? – страх казначея Роберто заметил. – И всё равно пойдёшь против знатного кабальеро?
– Я завяз уже, лучше не отступать, – таким же обманчиво ровным голосом ответил побледневший казначей.
– Ишь ты… Смотри, теперь уж отступить не позволю.
Ни Пабло, ни даже Роберто поодиночке не смогли бы устроить незаметное появление Кончиты в Хетафе, а сеньора Мендеса – неподалёку. Дон Стефано основательно продумал слежку одних членов банды за другими, не делая исключения для ближайшего подручного, но предотвратить сговор разбойников против главаря оказалось выше его сил.
Пабло был дружен с оставленным в Хетафе соглядатаем, привёз ему вина и отвлёк в тот вечер, когда Кончита появилась возле колодца, где девушки собирались на посиделки. Молодая женщина привязала своего мула возле таверны, попросила приготовить ей перекусить и стала смотреть на девичью стайку.
Опытный глаз служанки знатной сеньоры сразу выхватил сеньориту. От камеристки не укрылась ни осанка Инес, ни почтение к ней подруг, хотя привлёкшую внимание дона Стефано девицу невозможно было назвать надменной. Кончита подошла к девушкам, немедленно прекратившим болтовню и с любопытством уставившимся на незнакомку, спросившую:
– Можно напиться из вашего колодца?
Гостье ответила сеньорита:
– Добрый вечер, сеньора! Пейте на здоровье!
– Я не сеньора, я всего лишь служанка.
– Всё равно пейте и здравствуйте! – рассмеялась дочка идальго.
Кончита старалась смотреть на девушку не слишком пристально. Юность и красота не стали неожиданностью для служанки, догадывавшейся, что если любовник первой красавицы Сегильи увлёкся провинциалкой, то она должна быть очень хороша собой. Поначалу камеристка, ожидавшая, что девушка из Хетафе окажется похожей на античную статую, удивилась, сочтя сеньориту всего лишь облагороженной копией одной из многих девчонок, каких можно встретить на улицах Сегильи. Конечно, сластолюбивый дон Стефано вполне мог в провинции польститься на подвернувшийся лакомый кусочек, но чем сеньорита так увлекла разборчивого кабальеро, что он задумался о браке с ней? Неужели одной неуступчивостью? Потихоньку делая глоток за глотком, Кончита размышляла о девушке, вернувшейся к разговорам с односельчанками.
Крестьянки были испуганы долетевшими до Хетафе слухами о колдовстве, порой перебивали друг друга, рассказывая то о вспорхнувшей вороне, то об увиденной вечером чёрной кошке. Молодая дворянка их успокаивала, отвечая с мягкой улыбкой то одной, то другой:
– Цыплят нужно укрыть от вороны. Мой Хумесильо, серый негодник, тоже вечером кажется чёрным. Настой из трав, Паскуала, не передерживай, а то волосы не только жёсткие станут, но и выпадут.
Ничего особенного девушка не говорила, но Кончита заметила, как быстро менялось выражение её лица. Дочь идальго сопровождала успокаивающие слова беспечной улыбкой, участливо спрашивала о здоровье чьего-то младшего брата, приветливо приглашала в воскресенье на пирожки, а под конец, став серьёзной, одной из крестьянок сказала голосом, не терпящим возражений:
– В Ластрес, Алина, одна не ходи. Когда будет нужно – скажи отцу, он велит Педро тебя проводить.
Только сейчас камеристка заметила, как твёрдо очерчены пухлые губы, как прямо и решительно умеет смотреть эта девушка. Наверное, глаза её, лучистые и живые, способны гневно сверкать. Задумчивость Кончиты была прервана спокойным мужским голосом:
– Нащебеталась уже, моя птичка?
Увлечённая наблюдениями за сеньоритой, камеристка не заметила, как к колодцу подошёл крепкий пожилой человек в старом камзоле. Сеньор оказался выше среднего роста, но заметно ниже, чем дон Стефано. Идальго – это был, без сомнения, он – благодушно поздоровался с девушками, а Кончиту приветствовал:
– Добрый вечер, сеньора.
– Ваша милость, я совсем не сеньора.
Отставной лейтенант широко улыбнулся:
– Не так много в Хетафе гостей, чтобы мы различали сословия. Вы к кому-нибудь из родни или проездом?
– Дальняя родня здесь у мужа, мы ненадолго свернули. Я пройтись решила, а муж сейчас подойдёт.
– На ночь глядя вам лучше не продолжать путь.
– Около часу до темноты, мы успеем добраться до соседней деревни, а там заночуем.
– Смотрите, в провинции неспокойно.
– У мужа ружьё.
– Как знаете, но лучше с утра. Жаль, в Хетафе сейчас вам не найдётся попутчик.
Во время разговора пожилой дворянин держался приветливо и спокойно, что бы его ни тревожило. Он обнял дочь, ставшую в присутствии отца безмятежной, затем оба попрощались и направились к дому. Выдававший себя за мужа Кончиты Pоберто пришёл на площадь и успел только один взгляд бросить на идальго и его дочь, слегка ему поклонившихся. Разбойник, признавая принадлежность Рамиресов к благородному сословию, ответил глубоким поклоном.
***
Вечером заговорщики встретились все вчетвером в полуразвалившемся доме в деревне, где еле теплилась жизнь. До Хетафе им было около получаса ходьбы горной тропинкой. Привезённое Пабло вино избавило разбойников и их соучастников от внимания соглядатаев сеньора дель Соль.
Первым заговорил сеньор Мендес:
– Я всё, что возможно, узнал в Сегилье о сеньоре Рамиресе. Мой предшественник постарался ещё пять лет назад – не каждый, знаете, день освобождение от налогов получают через голову губернатора. Семья идальго по крови, дворяне с незапамятных времён. Кто не оставался в Хетафе, шёл на королевскую службу, в церковь, были уехавшие в колонии. Богачей в этой семье не найти, но некоторым из Рамиресов удавалось дослужиться до полковника, был из них и епископ, правда, давно.
– Ишь ты, предков считают, как знать, дворянские штучки, – хмыкнул Pоберто, не выдавая, что впечатлён.
Казначей невозмутимо продолжил:
– Ближе к нашим делам. Сеньор Алонсо Рамирес считался отважным офицером, подавал большие надежды, но по семейным причинам рано вышел в отставку. К делу о налоговых льготах приложена подробная записка не только об оспе в Хетафе, но и об идальго. Мой предшественник не счёл за труд выяснить у пожилых офицеров, служивших во время войны, помнят ли они отставного лейтенанта Рамиреса. Офицеры очень лестно отзывались о бывшем сослуживце. Срок льготы истекает меньше чем через год. Я отправлял инспектора узнать, как в Хетафе дела сейчас, и этот человек вернулся убеждённым защитником пострадавшего селения.
– И что с этим делать? – разбойник понял, что казначей настроен на встречу с идальго и хочет рассказать ему всё, что знает о доне Стефано. – Он станет нас слушать?
– Станет! – решительно заявила Кончита.
– Что думаешь, женщина? Зря, что ли, тебя притащили в Хетафе!
Камеристка вздохнула. Она вспомнила, как её отец смотрел на поруганную еле живую дочь. Взгляд изнурённого годами тяжёлой работы крестьянина полон был скорби и безнадёжности, а ведь он любил Кончиту не меньше, чем благородный идальго любит свою красавицу. Ничто не в силах перечеркнуть прошлое, но может быть, сеньор Рамирес, заботясь о дочери, избавит незнакомую ему женщину от её нынешнего кошмара, которым стал дон Стефано? Вслух Кончита сказала:
– Думаю, наш злодей вправду хочет жениться на сеньорите Рамирес, но идальго не отдаст дочь разбойнику.
– Ох уж эти дворянские штучки… – проворчал Роберто, но спорить не стал.
– Я позову его на встречу сюда от своего имени, – продолжал сеньор Мендес.
– Хм… он вас знает в лицо?
– Нет, но у меня с собой его собственноручное прошение, которое якобы затерялось в Сегилье. Неспроста затерялось, герцог считает – льготы мелким владельцем не надо предоставлять, особенно обычным крестьянам, а следует конфисковывать землю и передавать объединённые участки представителям знати. После эпидемии было несколько таких случаев.
– Вот чернильная душа!
– Я хочу сказать, что сеньор Рамирес человек образованный и производит на людей впечатление.
Хотя стемнело уже, заговорщики не стали тянуть, и Пабло отправился в Хетафе вместе с посланием сеньора Мендеса. Часа через полтора нетерпеливо поджидавшая в старом доме троица увидела в свете звёзд фигуру приближавшегося подельника, а за ним уверенной походкой шёл человек, на которого заговорщики возлагали свои надежды. Идальго взял с собой пса и ружьё. Войдя в дом, пожилой дворянин кивнул вскочившим навстречу ему заговорщикам и спросил, не выдавая никаких чувств:
– Вы хотели со мной поговорить, господа. Сеньор Мендес? – догадаться, кто из присутствующих казначей, было несложно.
– Да, – с поклоном ответил чиновник, предложил сесть и начал разговор первым. – Сеньор Рамирес, вы знаете, что дон Стефано Аседо дель Соль вскоре займёт пост королевского ревизора?
– Он мне рассказывал.
– Дон Стефано интересуется вашей дочерью.
– Просил её руки, но был взбудоражен небольшим происшествием в Хетафе, поэтому я не дал согласие на ухаживание, а посоветовал ему немного подумать. Он гораздо знатнее и богаче, чем моя дочь.
Идальго говорил совершенно спокойно, как об обыденном, а заговорщики переглянулись. Понять, одобряет сеньор Рамирес этог брак или нет, по его ответу они не смогли.
– Сеньорита Инес расположена к кабальеро? – вступила в разговор камеристка.
Разумеется, узнав давешнюю гостью Хетафе, пожилой дворянин не счёл нужным упоминать о её визите в селение, а на вопрос ответил бесстрастно:
– Я не стану обсуждать чувства дочери.
Роберто разговоры издалека надоели, и он сказал грубо, но недвусмысленно:
– Вы отдадите её за разбойника с большой дороги?
Переведя взгляд на глядевшего исподлобья мужчину, идальго посмотрел так же прямо и произнёс:
– Рассказывайте, зачем позвали меня, как есть и без обиняков.
– А вот расскажу. Семь лет его знаю. Я и сам разбойник, случайно встретились, и он у нас главарём стал. Ловко выкручивал, а теперь покончить с разбоем решил, должность, значит, занять. Кто ему лишний, он всегда умел на тот свет отправлять, я вот и думаю – мне он при себе место оставит, или я ему буду лишним.
Кивнув, не выказывая ни доверия к рассказу, ни сомнений в словах Роберто, идальго спросил:
– Вы, сеньор Мендес?
– В Сегилье воруют, как не в себя, самые высокопоставленные лица. Губернатор дону Стефано обещал должность, когда финансовыми делами города занялся инквизитор. Я давно научился складывать два и два: его светлость рассчитывает на противодействие королевского ревизора расследованию воровства. Cеньор дель Соль не из тех, кто станет действовать бескорыстно или за одно только жалование. Полезных ему людей герцог старается не выдавать, но для дона Стефано я не его человек, да и своих он…
– Боитесь, что вас объявят главным казнокрадом Сегильи? – сразу уловил суть отставной лейтенант.
– Да.
– Вы, сеньора?
Кончите казалось, что она хорошо себя держит в руках, но когда внимательные глаза идальго обратились к ней, она не выдержала:
– Он негодяй! Угрожал моему сыну, заставил шпионить за знатью и спать с ним! – женщина всхлипнула.
Может быть, ей показалось, что на бесстрастном лице дворянина мелькнуло сочувствие, но камеристка быстро успокоилась, а идальго обратился к последнему – к Пабло.
– Вы похожи на моряка. Знали капитана Аседо во времена каперства?
Ответ был кратким:
– Пиратства…
Бывший матрос заговорил, путаясь в словах и учащённо дыша. Идальго старался не выдавать ни намёка на чувства, но подробности гибели несчастных служанок заставили его лицо потемнеть. Руки напряглись, зубы сжались, и заговорщики поняли – дворянин верит каждому слову. Но рассказ Пабло об играющих детях сеньор Рамирес быстро прервал:
– Вы сможете подробно описать сеньору де Молино?
– Капитаншу-то? Совсем не помню её… А вот служанку…
– Нападение на «Эспаньолу» с ваших слов дону Стефано не вменить. Нужно ждать возвращения капитана Морено…
Затем идальго окинул взглядом притихших за столом людей и сказал:
– Я должен спасти дочь от этого человека, даже брак с ним – бесчестье. Что вы хотите от меня? Постойте… я ведь хорошо знаком с доном Бернардо Альмейдой, вы поэтому решили мне всё рассказать?..
Ответом были кивки, а идальго посмотрел на Роберто:
– Вам грозит виселица, если попадётесь властям.
– Я всё расскажу. Как, что и где грабили, где добычу хранили, как скупщикам краденого передавали. При обысках найдут… как это… вещественные доказательства. А вы коменданту скажите, чтобы забыл обо мне. Не хочу помирать я, тем паче на виселице. Выгорит дело – уеду и больше никогда обо мне не услышите, а ваша дочка будет другого мужа искать.
Впервые за вечер пожилой дворянин усмехнулся.
– Дон Стефано принял меры, чтобы я не мог увезти дочь из Хетафе. Как я понимаю, для вас это не препятствие. Я напишу дону Бернардо, а вы нам устроите встречу.
– Только вы не того этого… – мрачно прибавил Роберто. – Чтоб один комендант был!
– Этого обещать не могу, но обещаю – он вас не тронет.
– То есть я, значит, должен по-вашему, – Роберто заволновался, – прийти как есть, а комендант со своими стражниками? А с чего он меня не арестует? Что ему помешает?
– Моё слово, – идальго говорил так же спокойно, но все почувствовали – перед ними сейчас дворянин, выше жизни ценящий честь.
Подручный разбойничьего главаря всё ещё сопротивлялся:
– Знаю я! Кто распинается, что ему нужно верить, тому ни на грош веры!
Лицо идальго преобразилось. Он посмотрел на разбойника, улыбаясь немного грустно:
– Дельно сказано. Мне жаль, что я ничего, кроме своего слова, не могу вам предложить.
Заговорщики переглянулись. Казначей боялся, но не отступал, Кончита была полна решимости, а бывший матрос смотрел на пожилого сеньора с затаённой надеждой, как на священника. Последним сдался Роберто.
– Будь по-вашему.