Диана Шмелева
Ошибка разбойника
36. Простолюдинка
Уже на пороге губернаторского дворца кабальеро заметил беспокойство. Вышколенные слуги не могли скрыть тревоги, глаза лакея были переполошённые, а поклонившаяся служанка шмыгнула носом. Забеспокоился и дон Стефано, впрочем, догадываясь – до Сегильи дошли слухи об убийствах в Талоссо.
Он не ошибся.
Дон Армандо был так же встревожен, однако его больше заботило, что работа над диадемой не будет завершена в срок.
– Подумать только, надо же было ювелиру купить дом в дурном месте!
– Странно, что сеньор Франсиско не добрался до ведьм в Талоссо.
– Покойный был изрядным болваном.
– Покойный? – удивился гость.
– Да, его застрелили недалеко от столицы. Редкая наглость, дорога в тех краях считалась спокойной.
– Подумать только! – воскликнул разбойник и перекрестился. – Убить инквизитора!
– Жаль, его от нас так не вовремя отозвали. Занимался бы ведьмами и не беспокоил благородных людей.
– Дон Себастьян, надеюсь, приложит старания…
– И займётся, наконец, своими прямыми обязанностями.
Лакей доложил, что пришёл предмет разговора. Молодой инквизитор, одетый в дорожный костюм, появился в приёмной не один, а вместе с доном Бернардо. Пожилой комендант был хмур, а на бесстрастном лице следователя ничего нельзя было прочитать.
Коротко поклонившись, сеньор де Суэда спросил:
– Вы желали меня видеть, ваша светлость? Прошу перейти прямо к делу, я сразу после вас отправляюсь в Талоссо, – по дону Стефано следователь лишь слегка скользнул взглядом.
Посмотрев на малопочтительного молодого человека, герцог сердито сказал:
– Думаю, теперь у вас не останется времени лезть не в свои дела.
– Не имею подобной привычки, – не меняя ни выражения лица, ни голоса, ответил следователь.
– Вот как? Вы намерены по-прежнему заниматься ремонтом?
– Я по-прежнему во всём стану отчитываться перед великим инквизитором.
Герцог взорвался:
– Дон Бернардо, по какому праву вы впутываете в городские дела инквизицию?!
Комендант слегка вздохнул.
– Раз уж дон Себастьян нашёл основания проверить финансирование работ, то я только рад совпадению наших интересов.
Стараясь не привлекать к себе внимания, дон Стефано отметил, что лицо инквизитора потеплело, когда он быстро посмотрел на своего спутника, но к его светлости молодой человек обратился так же бесстрастно:
– В сложившихся обстоятельствах обязанностью городской стражи становится также пресечение самоуправства. Ремонтом ни я, ни комендант сейчас не смогут заниматься так тщательно, как требуется при работах на городских укреплениях, поэтому я запрошу из столицы дополнительных людей, которых, разумеется, введу в курс дела. Прошу прощения, не могу больше задерживаться.
Инквизитор и комендант откланялись, оставив герцога потерявшим дар речи. Первым смог что-то произнести не менее потрясённый дон Стефано:
– Неслыханно!
– От де Суэда одни неприятности! – его светлость очнулся. – Я, грешным делом, думал, меня их общество миновало, и вот пожалуйста – в мои годы мне на голову свалился не просто один из де Суэда, а инквизитор! Адская смесь!
Наблюдательный кабальеро отметил – губернатор не только возмущён, но и побаивается молодого человека. А ещё сеньора дель Соль занимал вопрос, кого ему напоминает суровый взгляд высокородного красавца. Тем временем очнувшийся герцог бросил своему гостю:
– Я постараюсь добиться вашего назначения как можно скорее. Вы, надеюсь, окончательно передумали жениться на Лусии Альмейда?
– Без всяких сомнений! – охотно подтвердил кабальеро.
– Через пару недель я получу предварительный ответ из столицы, а ещё через месяц, если дело сложится быстро, вы получите назначение из рук короля.
– Надеюсь, я получу его раньше, чем в Сегилье появятся вызванные доном Себастьяном сеньоры.
– Их приезд я постараюсь отсрочить, – кивнул герцог.
– Значит, две недели, – дон Стефано замялся.
– У вас были планы? – полюбопытствовал знатный старик.
– Хотел съездить в Tагону посмотреть лошадей капитана Морено, пока заводчик не отплыл выяснять судьбу «Эспаньолы».
– Отплыл, – усмехнулся старик. – Впрочем, две недели на личные дела у вас есть. Развлекайтесь.
Дон Стефано откланялся, про себя недобрым словом помянув наблюдательность его светлости.
***
Вскоре кабальеро вновь любовался раскинувшимся между гор селением, землями крестьян и идальго, некогда превосходными пастбищами, и вновь ему захотелось владеть этой красотой и доходами, которые она может принести, если попадёт в одни руки. Крестьяне возвращались с полей, когда сеньор обосновался в знакомой таверне, так и не придумав повод для своего появления здесь. Наскоро перекусив, кабальеро отправился навестить сеньора Рамиреса, который, по расчётам дона Стефано, к этому времени закончил ужин.
Кабальеро заставил себя обратить внимание на убогость почти крестьянского дома, но забыл о простоте обстановки, едва увидел хозяев. Идальго держался так же спокойно, но его что-то заботило. Инес поклонилась и позволила поцеловать её руку . За стол сели втроём. Пригубив вина, хозяин без обиняков спросил, что в Сегилье думают о колдовстве.
– Слухи о жертвоприношении в Талоссо долетели уже до Хетафе.
– Ужасно, но мы надеемся на энергичность нового следователя инквизиции.
– Немыслимо, у нас о таком даже в страшных сказках не слышали, – идальго нахмурился, не глядя на кабальеро. – Колдовство теперь под каждой кроватью будут искать.
– Дон Себастьян де Суэда тоже беспокоится о возможном самоуправстве.
– Надеюсь, он не только беспокоится, но и примет меры. Это входит и в обязанности начальника городской стражи. У дона Бернардо сейчас нелёгкое время. Как он, кстати? Здоровы ли донья Клариса и сеньорита Лусия?
– Думаю, что здоровы. Дамы вернулись уже из имения, где проводили лето, за месяц я видел их раз или два, – учтивым, но равнодушным тоном ответил гость, дав понять, что его ухаживание за дочерью коменданта осталось в прошлом.
Каковы бы ни были ожидания Рамиресов насчёт кабальеро, ни отец, ни дочь не выразили своего отношения к известию, что он свободен. Инес взяла шитьё и села ближе к свече, а идальго спросил, какие ещё новости гость может рассказать.
– Новости… – дон Стефано приосанился. – Я ещё не получил официального письма, но вскорости ожидаю назначения на королевскую службу.
– Вот как? Поздравляю. Позвольте поинтересоваться, на какую должность. Интендант? Вы человек деловой, я уверен, сумеете отлично управлять своей частью провинции.
– Нет, – с довольным видом ответил кабальеро. – Я надеюсь занять пост гораздо выше, – сеньор дель Соль удовлетворённо отметил, что идальго с интересом ждёт, кем станет его знакомый. – Я ожидаю назначение на должность королевского ревизора!
– Вот как… – идальго задумался, а его дочь с удивлением подняла глаза. – Инес, наш гость займёт очень важный пост. Королевский ревизор не подчиняется губернатору, хотя его должность ниже. Доклады чиновник такого ранга обязан оправлять королю.
Инес встала и опять поклонилась:
– Поздравляю вас, кабальеро!
Дон Стефано поклонился в ответ:
– Благодарю, но не стоит спешить, сеньорита. Я поделился своей надеждой с вашим почтенным отцом, хотя формальности пока не улажены.
– Тогда удачи вам! – девушка вежливо наклонила голову и села.
Идальго продолжил беседу задумчиво, но без подобострастия.
– Вы не хуже меня знаете, насколько важна ваша будущая должность, – он поднял чарку. – За успех вашей деятельности на страже закона!
Кабальеро почувствовал себя неуютно. Меньше всего он стремился быть строг в соблюдении законов Эспании. С досадой дон Стефано отметил, что отставной лейтенант принял к сведению, что его гость блестяще начинает карьеру, но не намерен пытаться извлечь какие-либо выгоды из знакомства. Почти против воли, повинуясь не отпускавшей надежде хоть раз поговорить с сеньором Рамиресом как с просителем, дон Стефано сам задал вопрос:
– Может быть, идальго, я смогу что-либо сделать для вас и для вашего Хетафе?
– Вашим долгом станет следить за соблюдением правил по взиманию налогов, за обоснованностью расходов сегильской казны и распределением королевских субсидий согласно воле Его величества. Для нас нельзя представить ничего лучшего, чем безукоризненное исполнение вами своих обязанностей.
Отвечая, идальго смотрел так же прямо, просто и учтиво, как дон Стефано давно привык. Наверное, схожими словами сеньор Рамирес напутствовал бы своего сына, хотя, конечно, взгляд его наполнился бы гордостью и теплотой.
Смирившись с разочарованием, дон Стефано хотел перевести разговор на лошадей дона Фадрике, но замер на полуслове с полуоткрытым ртом.
В комнату вошёл Хумесильо и без церемоний запрыгнул на колени к Инес. Девушка улыбнулась, отложила шитьё и стала гладить серого негодяя. Кот замурлыкал, подобрал лапы, посмотрел на кабальеро с видом полного превосходства, как умеют представители его породы, и зажмурил янтарные глазки. Глядя на нежные пальчики, погружающиеся в густую кошачью шерсть, мужчина чувствовал отчаянное желание оказаться на месте животного. Из остолбенения кабальеро вывел голос идальго:
– Любите кошек?
– А? Я? – дон Стефано не сразу сообразил, что за вопрос ему задан, но спохватился и отвёл взгляд от девушки: – Да, конечно.
На самом деле сеньор дель Соль к этим тварям был равнодушен, а Хумесильо готов придушить, но требовалось вернуться к приличиям. К счастью, хозяин не стал задавать пребывающему в растрёпанных чувствах мужчине новых вопросов, заговорив сам:
– В деревнях кошки такая же рабочая скотина, как лошади, зато в городах дамы делают из них живые игрушки. Моя сеньора Тереса ввела в Хетафе обычай баловать усатых-хвостатых, Инес любовь к кошкам переняла от неё…
Дону Стефано стало обидно, что какой-то четвероногий вызывает у девушки больше интереса, чем сидящий рядом пожирающий её глазами мужчина, сумевший соблазнить первую красавицу Сегильи. С трудом сдерживая желание схватить Инес и покрыть её поцелуями, он подумал: «Я выпил всего ничего! Проклятие! Сеньорита с каждым разом сильнее меня волнует. Она стала ещё красивее! Такая спокойная, невинная, я чувствую в ней огонь, но он заперт, а я с ума схожу от желания разжечь его до небес!»
Дон Стефано был рад, что может слушать, а не говорить, пока идальго вслух вспоминал:
– …Моя жена была из почтенной, образованной, хотя недворянской семьи. Некоторые полковые дамы вздумали кичиться происхождением перед ней, но я им намекнул, что не стоит так явно привлекать внимание мужей к красоте супруги однополчанина. А когда сеньору Тересу взяла под крылышко супруга полковника, угомонились и самые заносчивые. Сеньора де Суэда была и сама очень красивой женщиной, к тому же уверенной в чувствах к ней дона Эстебана.
Ошарашенный известием, что мать Инес была простолюдинкой, кабальеро не мог прийти в себя, а спокойный тон продолжавшего вспоминать идальго не позволял кабальеро собраться с мыслями.
– Помнишь, Инес, мы обсуждали с тобой, как часто подлинно знатные люди держатся учтивее и приветливей выскочек?
– Конечно, папа! – глаза девушки заискрились. – Когда в Хетафе приезжала графиня, родственница доньи Фенисы, она оказалась милой и любезной сеньорой. Мне десяти не было, но я хорошо помню, как перед ней лебезила гордая супруга дона Хосе, не замечая, что её сиятельство устала от заискивания.
– Как же не помнить! – расхохотался идальго. – Её сиятельство была рада, когда твоя мама обратилась к ней попросту, и они вместе сбежали на прогулку по нашим горам.
– Я для доньи Элисы собирала цветы, а потом мы славно посидели втроём на нашей любимой площадке и ели пирожки со сливами.
Дон Стефано вспомнил, что его мать не могла похвастаться длинной родословной, и ему стало казаться – идальго шутя отбрасывает важность происхождения не своей жены, а супруги покойного сослуживца, дона Алехандро Аседо дель Соль. С удивлением гость осознал: в Хетафе, в Тагоне многие вспоминали сеньору Тересу, но никто ни словом не обмолвился о её простом происхождении. Зачем сеньор Рамирес сам завёл разговор о семье покойной жены? Не будь Инес рядом, дон Стефано, возможно, задумался бы – считать ли девицу, рождённую в неравном браке, простолюдинкой, но теперь одного взгляда на дочь идальго оказалось достаточно – она, без сомнений, принадлежит к благородному сословию. Безупречная осанка, изящество в каждом движении, уверенное спокойствие лица и фигуры – всё свидетельствует о дворянском достоинстве. Инес воистину дочь своего отца, кем бы ни была её мать.
37. Колдовство
На следующее утро идальго собирался обойти поля и вернуться под вечер. Дон Стефано, предоставленный самому себе, завернул в уже знакомый ему храм частично от нечего делать, но хотелось и вновь взглянуть на старое изображение архангела.
В этот раз дон Стефано был готов увидеть непривычную по нынешним временам роспись и гадал, произведёт ли она на него то же впечатление, что и впервые. Как и в день благодарения больше полугода назад, поначалу архангел казался едва ли не детским рисунком, но затем будто ожил, а его глаза вновь приковали к себе внимание посетителя храма.
Вдруг разбойника будто ударили под дых – он понял, кого напомнил ему инквизитор. Невероятно, но бесстрастные, способные вмиг загореться глаза дона Себастьяна де Суэда делали его похожим на древний лик в провинциальном храме. В другой раз разбойник мог счесть совпадение забавным, но сегодня его будто обдало холодом. В душе вспыхнул страх: вдруг упрямый молодой человек догадается, что никакого колдовства при убийстве Гонсалесов не было и в помине? Ноги высокого и сильного мужчины стали ватными, дона Стефано качнуло, он побледнел так, что его состояние заметил старый священник:
– Сеньор, что с вами? Вам нехорошо?
Слова отца Мартина помогли разбойнику взять себя в руки:
– Не беспокойтесь, святой отец, я в прошлый раз был здесь в день поминовения и сейчас вспомнил покойных родителей.
– Вы их, должно быть, очень любили? – наивно улыбнувшись, произнёс старик.
– Я очень любил отца, – в кои-то веки дон Стефано сказал чистую правду.
***
Незадолго до сумерек, дожидаясь слугу, который должен был доложить о возвращении сеньора Рамиреса, кабальеро услышал шум. Поначалу ему показалось – где-то ссорятся, но потом крики стали слишком громкими для мирного наполовину обезлюдевшего Хетафе.
Кабальеро сидел под навесом и смотрел в сторону, откуда до него доносился шум, в котором стали различаться слова: «Ведьма! Сжечь! Инквизиция!» Взволнованный хозяин харчевни боязливо шепнул:
– У нас начался падёж скота, будто мало нам неурожаев!
Внезапно на площадь выбежала женщина, изо всех сил стремившаяся скорее добраться до дома идальго. Должно быть, отчаяние придало ей сил, и она сумела опередить преследовавших её селян, швырявших камни. Дон Стефано, наблюдая за травлей, предпочёл укрыться в тени. Никогда раньше кабальеро не видел подобной расправы и не хотел даже близко подходить к беснующейся толпе. Открывшаяся калитка ворот усадьбы идальго изумила сеньора – неужели Инес хотела впустить в дом преследуемую односельчанами ведьму? Женщине наперерез бросился какой-то детина и загородил спасительный выход, а другой крестьянин оттащил ведьму в центр площади.
«Её сразу сожгут или опомнятся?» – про себя любопытствовал кабальеро.
Подобные случаи в Эспании были нечасты – власти старались пресекать самоуправство и строго наказывать виновных в нём. Однако теперь, когда провинция наполнилась слухами о жертвоприношении дьяволу, перепуганные простолюдины забывали об обязанности передать подозреваемых в руки святого суда. Женщину могли и без огня забить до смерти, что было разумно – подобную гибель легко списать на несчастный случай.
Неожиданно расправу прервал звук ружейного выстрела.
Отставной лейтенант, только что спешившийся у таверны, не выпуская оружия, бросился прямо в толпу. Люди перед ним расступались, однако смотрели угрюмо. Сеньор Рамирес быстрым шагом подошёл к упавшей на колени и закрывшей лицо руками жертве обвинения в колдовстве, заслонил её и обернулся к односельчанам:
– Думаете, криком спасёте свой скот? Мартинес, – отставной лейтенант гневно глянул на самого визгливого мужика. – На той неделе я велел тебе вырыть канаву и отгородить наше пастбище от наползающего болота! Где эта канава? За тобой нужно следить, как за трёхлетним ребёнком? А ты, Лопе, забыл починить плетень, через который коровы шастают к старому пастбищу дона Хосе. Там багульник расползается без всякого колдовства!
– Сеньор, откуда в наших горах багульник? – осмелился спросить какой-то старик.
– Оттуда же, откуда болото! Забыли, сколько лет наша речка перегорожена? Там столько дряни разрослось, а вы вздумали обвинять сеньору Хасинту!
Заговорил староста:
– Прошу прощения, идальго, Хасинту сегодня видели возле пастбища – она травы несла!
– Ну да, собрала сделать настой для своего сына, у нас травы используют и для мытья, и для лекарства!
– Но сейчас…
– Что, даже мыться не будете из-за убийства в Талоссо?
– Там колдовство…
– Где Талоссо, а где Хетафе! От дезертиров, от разбойников, даже от отрядов армии франков мы отбивались, а теперь вздумали бить друг друга по вздорному обвинению?
– Сеньор, мы все очень вас уважаем, только колдовство… Вдруг инквизиция решит, что мы покрываем ведьму?
– Оставьте инквизицию заниматься своими делами и не морочьте её ерундой, если не хотите, чтобы из вас последнее вытрясли!
Идальго говорил громко, голос его перекрывал шум толпы и был слышен на всей площади Хетафе, где когда-то хватало места для ярмарки, при этом сеньор не кричал. Убеждённость в своей правоте, готовность с оружием защищать несчастную женщину заставила изнурённых бедами крестьян очнуться от вызванного страхом морока. Мужчины с удивлением переглядывались, женщины тихонько крестились, не понимая, как они несколько минут назад могли наброситься на соседку, делившую с ними не отпускавшие селение горести. Люди расходились, напоследок отвешивая пожилому дворянину поклоны.
На площадь выбежала Инес и бросилась на шею отцу:
– Папа, я так испугалась!
«Конечно, бедная девочка! Идальго обезумел! Останавливать толпу – нешуточная опасность!»
– Я не успела пустить к нам сеньору Хасинту – калитку перегородили, я боялась, и ты не успеешь!
Дон Стефано закашлялся, подавившись слюной, но на него никто не обращал внимания.
«Сеньорита испугалась за деревенскую ведьму!» – в голове кабальеро никак не укладывалось, что девушка боится не за себя и не за отца, а за то, что он не успеет прийти на помощь посторонней женщине.
Тем временем обвиняемую в колдовстве, поддерживая с двух сторон, привели к таверне. Дон Стефано, не подходя близко, постарался её рассмотреть. По деревенским меркам сеньора Хасинта была недурна, хотя немолода, и жизнь её была явно не лёгкой.
«Не подружка ли идальго? Он вдовеет давно, мужчина для своих лет крепкий и видный», – такое предположение хоть как-то примиряло дона Стефано с немыслимой для него защитой местной ведьмы от распалённой травлей толпы.
Однако от мысли объяснить заступничество за колдунью защитой своей женщины пришлось отказаться. Идальго был хмур, на Xасинту смотрел сочувственно, но ни взгляд, ни движение не указывали на их близость. Над несчастной хлопотала Инес: поила её, вытирала с лица пыль. В деревнях все всё знают, на любовницу единственного здесь дворянина вряд ли бы напали.
Подбежал мальчишка лет пятнадцати, ростом не выше Инес, забормотал благодарности, оправдывался, что загонял скот и не успел защитить мать. Идальго прервал его:
– К лучшему, Марко, что тебя не было там. Наши с перепугу чуть разум не потеряли, тебя отделали бы так, что долго не встал бы. Ты своим нужен здоровым. Веди мать домой.
– Папа, я провожу сеньору Хасинту и посмотрю, как Микито – он наверняка испугался и плачет.
– Хорошо, моя птичка, – озабоченное лицо идальго смягчилось, а во взгляде, которым он проводил дочь, читалась нежность и гордость.
Приказав слуге из таверны проводить сеньориту, отставной лейтенант взял коня под уздцы и повёл его через ворота, а дон Стефано бросился в проулок, где скрылась Инес. Девушка шла под руку с сеньорой Хасинтой, которую с другой стороны поддерживал сын.
– Сеньорита! – окликнул кабальеро.
Инес с удивлением обернулась:
– Прошу извинить, дон Стефано, я должна позаботиться о сеньоре Хасинте.
– На два слова!
– Марко, – обратилась девушка к мальчику. – Я догоню вас.
Задержался и слуга, которому отец сеньориты велел её сопровождать. Крепкий парень недоверчиво смотрел на блестящего кабальеро, догадывавшегося – провожатый Инес при нужде быстро вытащит нож.
– Слушаю вас, дон Стефано, – чуть поклонившись, без улыбки обратилась Инес к задержавшему её мужчине.
– Ваш отец рискует не только собой, но и вами! Он вмешался в дело о колдовстве и, я уверен, не собирается писать доклад о происшествии!
– Он уверен в невиновности сеньоры Хасинты. Вы ведь всё слышали.
– Сеньорита, какое значение имеет её невиновность?! То есть я хотел сказать, при обвинении в колдовстве лучше допустить самоуправство, чем встать на защиту колдуньи!
– Отец последний оставшийся в Хетафе дворянин, он не может допустить беззаконие и несправедливость!
Глаза сеньориты сверкали, убеждённая в правильности заступничества за односельчанку девушка не поддавалась страху, не собиралась внимать доводам разума и восхищалась отвагой отца. Здравый смысл требовал от кабальеро уйти, оставить этих людей их безумию, но – гордая и отчаянная – Инес его завораживала. Дон Стефано хотел схватить сеньориту за плечи, вытрясти из неё внушённую отцом дурь и не двигался, боясь – едва притронется к девушке, потеряет остатки самообладания и похитит её среди бела дня при всём честном народе. Дочь идальго тем временем наспех поклонилась сеньору, а пока она отворачивалась, потерявший понимание места и времени дон Стефано отвесил ей низкий поклон, не осознавая, насколько нелепа подобная церемония посреди деревенской улицы.
Проводив взглядом удаляющихся людей, кабальеро бросился к дому идальго. В знакомую комнату он ворвался, забыв об учтивости.
– Сеньор Рамирес, неужели вы не понимаете, какую опасность может навлечь на вас и на сеньориту Инес ваше самоуправство?!
– Я предотвратил самоуправство! – отставной лейтенант встал навстречу незваному гостю и впервые в разговоре с доном Стефано повысил голос.
– Вы не можете не понимать, как рискованно идти против толпы бесноватых!
– Куда хуже потакать их бесчинству!
– Вы мужчина, офицер – не боитесь. Но подумайте о своей дочери!
– Благодарю за заботу, сеньор, – идальго вернулся к учтивости, но голос оставался холодным. – Позволить в нашем селении преследовать ни в чём не повинную женщину рискованно для любого.
– Сеньор Рамирес, травили крестьянку, а вы обязаны думать о сеньорите!
– Начнут с простолюдинок, думаете, не доберутся до бедных дворянок? Не ожидал от вас подобной наивности, дон Стефано, – сеньор Рамирес отвечал угрюмо, но оставался бесстрашным. – Как бы то ни было, Хасинта – не ведьма, и пока я жив, в Хетафе нет места расправам над невиновными.
Идальго стоял, в глазах его полыхал огонь правоты. Пожилой дворянин казался заезжему кабальеро нависшей над ним скалой, даром что сеньор Рамирес ростом был ниже тяжело дышавшего сеньора дель Соль. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга в упор, затем гость опустил глаза, а хозяин, вернувшись к правилам гостеприимства, любезно предложил сесть, выпить вина, и обычным своим приветливым тоном сменил предмет разговора.
– Дон Стефано, у меня к вам есть небольшая просьба.
– Что угодно? – угрюмо спросил ещё не овладевший собой кабальеро, предчувствуя – просьба не такова, чтобы будущий королевский ревизор смог считать пожилого дворянина себе обязанным.
– Вы последнее время зачастили в дом, где живёт юная сеньорита.
– Вы беспокоитесь за доброе имя дочери?
– Нет, за ваше.
Провинциальный дворянин спокойно смотрел на впавшего в полное изумление кабальеро, еле выговорившего в ответ:
– Моё?
– Разумеется. О вас могут начать говорить, что вы хотите соблазнить дочь сослуживца вашего отца, в доме которого приняты. Зачем вам подобные слухи? Репутация королевского ревизора должна быть безупречной…
Дон Стефано с несвойственной ему меланхолией размышлял: пора бы привыкнуть к ловкости, с которой сеньор Рамирес переиначивает, казалось бы, очевидные вещи. Как мог отстранённо кабальеро продолжал слушать неторопливые рассуждения сельского идальго:
– …Надеюсь, я правильно понял, что вам небезынтересны наши беседы. Мне тоже, и я охотно поговорю с вами в какой-нибудь таверне здесь или в Тагоне, если вдруг встретимся.
Кабальеро не думал, что отказать от дома можно столь изобретательно, не давая повода для обиды. Идальго говорил той же манерой, как подобает одному достойному дворянину просить другого передать почтение общему не менее уважаемому знакомому. B душе дона Стефано окончательно утвердилась давно зревшая мысль: «Дочь этого человека способна родить и воспитать мне детей, которые сделают честь роду дель Соль».
Ещё плохо владея собой, не думая об этикете, кабальеро сказал, прямо глядя на хозяина дома:
– Я прошу руки вашей дочери!
Идальго застыл. Он, очевидно, не ожидал предложения, и теперь ему требовалось осознать слова гостя и подобрать ответ. Не выдавая чувств к человеку, который захотел стать его зятем, сеньор Рамирес учтиво заговорил:
– Благодарю за честь, кабальеро. Но позвольте спросить, когда вы приняли такое решение?
– Это имеет значение?
– Да. Вы взбудоражены сегодняшним происшествием, а когда успокоитесь, можете пожалеть о своей поспешности.
– Я не мальчик!
– Именно. Когда минутным порывам поддаются зрелые люди, последствия могут быть тяжелее. Подумайте, дон Стефано, остыньте. Я не стану ловить вас на слове.
Кабальеро вскочил, хозяин быстро поднялся вслед за ним. Глядя хмуро и дыша тяжело, дон Стефано в гневе подумал: понимает ли этот идальго, с кем он разговаривает?
И вдруг сеньора дель Соль пронзила мысль: что если действительно понимает? Если этот провинциал оказался проницательнее сегильского света, губернатора, коменданта и видит сейчас перед собой не знатного дворянина, отдать за которого дочь сочли бы удачей родовитые богатые семьи, а разбойника, чьи руки по локоть в крови честных подданных короля?
Не в состоянии вымолвить больше ни слова, дон Стефано повернулся и едва не бегом выскочил из дома Рамиресов.
В таверне он потребовал немедля седлать коня и погнал его сквозь сгущавшиеся над Хетафе сумерки. Если бы сейчас перед кабальеро предстала сама Афродита в том виде, в каком она вышла из пены морской, мужчина не обратил бы на неё ни капли внимания.