Поутру дон Стефано был хмур, но голова не болела. Если не считать подозрений в том, что идальго нарочно подпоил его в расчёте что-то выведать из пьяной болтовни, то кабальеро чувствовал себя превосходно. Вино из Хетафе, при всём коварстве, оказалось отменным, вот, кстати, и повод ещё раз навестить сеньора Рамиреса – наверняка выдержанное вино из его запасов достойно внимания, можно договориться о покупке.
Нужно было ещё узнать, удалось ли сводне заманить в бордель заглядывавшихся на Инес молодых сеньоров и устроить скандал, но по этому поводу даже не потребовалось звать слугу. За завтраком дон Стефано столкнулся с рассерженным комендантом и смущённым алькальдом сеньором Энрикесом.
– Подумать только, такие приличные господа! – сокрушался алькальд. – Что их понесло к непотребным девкам?
– Ярмарка, напились, – снисходительно промурлыкал дон Стефано. – Молодость, молодость… Через несколько лет остепенятся.
– Какого чёрта вы, сеньор Энрикес, приказали устроить облаву в борделе? – требовательно вопросил дон Бернардо. – Понимаю, за подобными заведениями нужен присмотр, но во время ярмарки неужели у вас нет других забот?
– Я не приказывал! – закричал алькальд. – Для меня эта нелепая история не меньший сюрприз, чем для вас! С утра огорошили… Мои бездельники распустились, должно быть, повздорили со сводней или с гулящей девкой и решили на ярмарке им торговлю испортить!
Дон Стефано степенно кивал с видом полнейшей невинности. Предположение алькальда звучало правдоподобно. С другой стороны, взбешённый сеньор Энрикес мог слишком рьяно взяться за расследование скандала.
– Сеньоры, стоит ли придавать значение пустяковому происшествию? Несколько молодых людей заглянули к гулящим девкам. Надеюсь, женатых среди них не оказалось?
– Как бы не так! Попались двое женатых, монах и четверо холостых, один из которых помолвлен.
– Подумать только! – возвёл глаза к потолку сеньор дель Соль. – Помолвка, наверное, расстроится, но к остальным холостякам не стоит быть слишком строгими.
– Один из них – избалованный молокосос, отец которого устал откупаться от пострадавших из-за его проделок, другой… Вот тут я действительно удивлён. Прапорщик Сальгари ненадолго приехал навестить родню и произвёл впечатление сдержанного и добропорядочного человека, несмотря на молодость.
– Пустое, неженатый офицер в отпуске, – дон Стефано притворился, что только что вспомнил. – Не он ли на ипподроме представился сеньору Рамиресу?
– Он, – коротко ответил нахмурившийся дон Бернардо. – Признаться, не ожидал, что мальчишка в тот же вечер отправится к гулящим девкам.
Втайне довольный кабальеро сделал вид, что подавил зевок, не интересуясь происшествием, и выглянул в окно.
– Идальго уже собрался в Хетафе, идёт рядом с повозкой, в которой устроилась сеньорита.
– Я провожу их, как обещал, – комендант отряхнулся от неприятных мыслей. – Потом прямо в Сегилью – возвращаться в Тагону не стану.
– Нам по пути. Я в дальнем родстве с владельцем соседнего с Хетафе имения, доном Хосе де Вега – воспользуюсь случаем его навестить.
Степень родства сеньора дель Соль с землевладельцем, перекрывшим Хетафе воду, в деревнях называлась «нашему забору двоюродный плетень«. Достаточный ли это повод нанести визит – каждый дворянин решал на своё усмотрение. Заметив недоверчивый взгляд дона Бернардо, его возможный зять невозмутимо добавил:
– Вы, как я понял, весь путь из Сегильи проделали верхом – это чертовски утомительно. Моя карета будет завтра с утра ждать у развилки, где заканчивается дурная дорога из Хетафе. Я собираюсь переночевать в таверне, до развилки доберусь верхом. Сочту за честь, если вы позволите мне проводить вас до Сегильи в моём экипаже.
Комендант вздохнул. Он действительно устал за время поездки, которая легко далась бы ему в молодые годы. Предложение большую часть обратной дороги проделать в карете звучало заманчиво, а причин отказать пожилой офицер не нашёл.
B Хетафе сеньор Рамирес с дочерью, его не уехавшие накануне односельчане, дон Бернардо и дон Стефано отправились вместе. Подъехав к селению, сеньор дель Соль до вечера распрощался со своими знакомыми и направился навестить родню, размышляя дорогой, удобнее назваться родственником самого дона Хосе или его покойной супруги. В Сегилье кабальеро узнал, что сеньора де Вега была гораздо знатнее мужа, и решил назваться её родственником.
Ворота, двор и входная дверь производили унылое впечатление, хотя когда-то сделаны были на совесть. Открывший слуга – старый и подслеповатый – равнодушно выслушал имя дона Стефано, шаркая, отправился с докладом сеньору, и только через полчаса пригласил визитёра подняться в гостиную. Вид внутреннего убранства подтвердил первое впечатление: хотя хозяин был когда-то богат, теперь его средств не хватало даже на приличное содержание родового гнезда. Впрочем, увидев дона Хосе, сеньор дель Соль еле сдержал восклицание и позабыл о состоянии дома.
Хозяин медленно поднялся навстречу визитёру и обратил к нему изрытое оспой лицо. Болезнь не только изуродовала его, но и ослепила на один глаз. Кивнув в ответ на приветствие, дон Хосе недоверчиво переспросил:
– В каком, говорите, родстве вы с моей покойной доньей Фенисой? Графам – – все набиваются в родственники, вы из таких?
– При всём почтении, сеньор, я не посмел бы отнимать ваше время… – решил заболтать вопрос дон Стефано, но был прерван.
– Бросьте, – хмыкнул хозяин. – Чего-чего, а времени у меня вдоволь. Садитесь, раз пришли, мне плевать, в каком мы родстве, – и крикнул слуге: – вина!
– В Хетафе вино превосходное.
– Вас уже угостил наш идальго? Лоза осталась на малой части прежних участков, остальные засохли. Идальго упорствует, что-то придумывает из года в год, а только скоро конец пятилетней королевской милости, и сомневаюсь, что её продлят. Рамирес всякий раз что-нибудь намудрит, но его удача небесконечна. И останется отставной лейтенант со своим упрямством и дочерью-бесприданницей. Его сеньорита – единственное, что есть сейчас ценного в нашем богом забытом Хетафе. Ведь вы её видели?
– Я имел честь быть представлен обоим.
– Поэтому крутитесь в нашем селении?
– Я с уважением отношусь к офицеру, служившему вместе с моим отцом, – дон Стефано умел принимать праведный вид.
Смех дона Хосе де Вега был похож на карканье.
– Вам не провести даже младенца! У меня только один глаз, а у идальго – два, и оба отлично видят, что не мешает его ослиному упрямству. Ради дочки хоть бы взялся за ум. Я подожду.
– Чего? Сеньор Рамирес сказал, что вы перекрыли воду. Рассчитываете через год получить земли Хетафе?
– Может быть… Только у меня уже нет даже двух тысяч дукатов, за эти пять лет испарилось, что было.
– Почему такая сумма?
Дон Хосе спохватился, что откровенничает с посторонним, потом залпом выпил вина, махнул рукой и, ссутулившись, проговорил:
– Примерно две тысячи Рамирес дал в долг нашим односельчанам, чтобы уплатить налоги год эпидемии, до получения скидки. Иначе откупщики костьми бы легли, чтобы землю отнять, никакое прошение не помогло бы. У Рамиреса все расписки. Если эти деньги не выплатить, земли не получить – они в залоге, даже королевская казна земли крестьян Хетафе не сможет отнять без компенсации кредитору. Так мы, два барана, и держим друг друга. Я предлагал ему решить дело, а он ни в какую!..
Новости дона Стефано ошеломили, он даже не подозревал о подобном нюансе. Дон Хосе, выпив ещё, убитым голосом говорил, наставив единственный видящий глаз на камин. Хозяин дома, казалось, впал в полузабытье и монотонно твердил, не чувствуя времени, лишь бы его хоть кто-нибудь слушал.
– …Я говорил ему, говорил: отдай дочь за моего сына – поладим. Но мой сын ему был нехорош.
– Ваш сын тоже переболел оспой? – как само собой разумеющееся пробормотал гость, тяготившийся разговором, но полный решимости узнать всё, что можно.
– Нет… он был в Сегилье, гостил у родни, застрял до последнего года, деньги промотал, а ума на них не купил. Набрался там чванства, заносчив стал, как его покойная мать. Явился несколько месяцев назад – думал у отца денег взять, а уже нечего.
Дон Стефано перестал вообще что-либо понимать в этом деле.
– Если вам нужны деньги, зачем женить сына на бесприданнице?
Гримаса на лице дона Хосе, наверное, означала улыбку. Изуродованный мужчина перевёл на гостя единственный глаз.
– Думаете, приданое – это всегда монеты, сколько там тысяч? А если, с одной стороны, в былые годы благодатные земли, которые у идальго в залоге, с другой – моя вода, вместе сложить, то будет побольше, чем несчастные две тысячи этих расписок и тысяч семь, что сейчас стоит моё имение.
– Оно отчуждаемо? – быстро спросил кабальеро.
– Если не будет наследника… – упавшим голосом произнёс хозяин, потом спохватился. – Вам на что? Хотите купить? Не отдам!
– Всё ещё думаете об этой свадьбе? – дон Стефано надеялся, что его голос не выдаст обеспокоенность, но опасения оказались напрасны.
Дон Хосе уронил голову на руки:
– Нет у меня больше сына… Даже такого глупого самонадеянного мальчишки, какой у меня был, и того нет.
– Понимаю, сеньор, вам тяжело говорить…
– Вам наплевать… – хозяин был уже сильно пьян и продолжил. – Я твердил ему: ухаживай, сватайся, дворянка ведь и красавица – вся Сегилья завидовать будет. Он упёрся – мелкие идальго всё равно что крестьяне, много чести девчонке, если графский родственник возьмёт её хотя бы в любовницы. Похитить решил. Я, тоже дурак, думал – пусть похищает, заставлю жениться, идальго деваться некуда будет.
– И что? – заинтересованный гость подался вперёд.
– Даже этого болван не сумел! Деревенских из нашего Хетафе для такого дела вздумал нанять, они его выдали, позволили взять с поличным, когда он ломился к Рамиресам в дом, думая, что там сеньорита одна! А идальго… – горе-отец запнулся, покосился на гостя, потом будто забыл о его существовании и прошептал: – Выпорол его.
– Выпорол? Сам? Дворянина?
– Ну да, вожжами! Мой щенок скулил потом: порол, говорил «Ума у тебя не больше, чем у сосунка, вот и поучу, раз отец упустил». Потом прибавил, что его позор несколько человек из крестьян видели, так что если мой сын ещё какие-нибудь глупости учудит, знать о порке будут даже в Сегилье.
– Остроумно… – гость отхлебнул из своего бокала. – Ваш сын уехал в город?
– Не доехал… Расшибся насмерть. Пил всё время, что после порки был у меня, пьяный на коня сел. Я зол был, кричал на него, думал – поживёт дома недельку-другую, там придумаю что-нибудь, а он рванул и…
Продолжать было бессмысленно. Дон Стефано решил было, что получил все возможные сведения, но для приличия, даром что соблюдать их сейчас не имело резона, сидел и допивал своё вино.
– Соболезную вам, сеньор, – учтиво произнёс гость.
– Вам наплевать! – закричал дон Хосе. – Услышали историю, потом разболтаете, посмеётесь.
– Помилосердствуйте, разве я стану трепать имя родни, пусть и дальней! Может быть, если у вас не осталось наследника, вы продадите своё имение? – вкрадчиво поинтересовался дон Стефано.
– Вам, что ли? – единственный глаз дона Хосе загорелся. – Нет… Я, может, женюсь ещё.
– На ком? – ошеломлённый кабальеро забыл о приличиях.
– А вот хоть бы и на дочке идальго.
– А… Вы? – в кои-то веки сеньор дель Соль не нашёл что сказать.
– Почему нет? Кто на ней женится, на бесприданнице? В любовницы взять – кто угодно, сами, небось, облизываетесь, а в жёны…
«Вот чудище», – кабальеро сумел не выбраниться вслух, но не удержался от колкости:
– Вы хотите отомстить отцу сеньориты?
Взгляд несчастного человека потух, он опустил голову:
– Нет… Пусть она мне только ребёнка родит. Я не стану её обижать.
Дон Стефано был счастлив выбраться из этого дома. За воротами он дёрнул себя за ухо, пощипал усы, потёр подбородок, сдвинул шляпу слегка набекрень и пробормотал:
– Милое местечко это Хетафе.
Вновь кабальеро навестил скромный дом сослуживца своего отца. После посещения дона Хосе жилище отставного лейтенанта казалось полным воздуха, света и радости. Зайдя во двор, дон Стефано услышал голоса старых друзей, за шахматами обсуждавших былое. Сеньорита сидела рядом, поглядывая то на доску, то в лежащую на коленях книгу. Пожилые офицеры приветствовали гостя, привстав, а Инес вновь позволила полюбоваться её поклоном. Кланяясь в ответ, дон Стефано надеялся скрыть, как заблестели его глаза, и обратился к почтенным сеньорам:
– Как ваша игра?
– Потихоньку. Больше вспоминаем прежние годы. Вы, дон Стефано, любите шахматы? – ответил хозяин.
– Весьма и, смею сказать, играю неплохо.
Дон Бернардо благодушно подтвердил:
– Губернатор часто приглашает кабальеро к себе поиграть, а его светлость не меньший ценитель шахмат, чем драгоценных безделушек.
– Даже в Тагоне наслышаны об увлечении герцога ювелирными изделиями, – усмехнулся сеньор Рамирес. – Столичным модницам до него далеко.
Прозвучало не слишком почтительно, и дон Стефано поспешил вернуть разговор к шахматам.
– Вы, идальго, поклонник благородной игры?
– Был когда-то, сейчас случай представляется редко. Вы меня очень обяжете, если сыграете со мной.
– Охотно.
Вскоре стало понятно – отставной лейтенант помнит шахматное искусство, но без длительной практики только третью партию с опытным игроком сумел свести к ничьей, а четвёртую выиграл и улыбнулся:
– Благодарю, дон Стефано, хотя подозреваю, напоследок вы поддались.
– Что вы, сеньор! – с честными глазами соврал ему гость.
Вся компания засмеялась. Дон Стефано боялся, что выдаст перед желаемым тестем подлинные намерения касательно сеньориты Инес. С другой стороны, если получится обмануть дона Бернардо, то комендант преисполнится уверенности: мужчина, устоявший перед очарованием юной красавицы, станет надёжным мужем для всего-навсего милой сеньориты Лусии. Кажется, задуманное получалось – отец прекрасной девицы выглядел беззаботным, отец недурнушки со связями и приданым – довольным. Дон Стефано не был бы сам собой, если бы не повысил ставки в игре, решив первый шаг к соблазнению Инес сделать на глазах и её отца, и отца намеченной супруги.
Воспользовавшись дружеской атмосферой в доме сеньора Рамиреса, кабальеро непринуждённо обратился к девушке:
– Сеньорита, позвольте узнать, что вы читаете?
– Сборник баллад, – спокойно ответила Инес и положила открытую книгу на стол.
Дон Стефано посмотрел и про себя усмехнулся – сюжет был довольно скользким, чем грех не воспользоваться. Он приподнял брови:
– «Ла Кава»? Не припомню, чтобы в Сегилье была популярна эта баллада.
В Эспании любому ребёнку была известна история короля Родриго, обесчестившего дочь знатнейшего графа, который из мести сюзерену сдал моврам крепость. Мало кто счёл бы подобное чтение подходящим для благородной девицы. Инес, однако, смущаться не думала:
– Мода на чтение, наверное, так же изменчива, как мода на платья.
– И кого вы считаете виновным в постигших страну несчастьях? – дон Стефано умел придавать голосу оттенки, которые принято называть бархатными.
Сеньорита взяла книгу, перелистнула страницу и прочла последнюю строфу:
– «Женщины винят Родриго, а мужчины все – Ла Каву».
Разбойник улыбнулся одним уголком рта, приподняв ус, неспешно посмотрел на девушку, наполовину прикрыв глаза веками – он знал, как такая манера нравится женщинам, – и при этом не перешёл границы благопристойности.
– Значит вы, сеньорита, вините Его величество?
– Перед своей женой он точно был виноват! – Инес посмотрела в лицо кабальеро так же прямо, как обычно делал её отец.
Об этой детали старинной истории дон Стефано никогда не задумывался, и, чуть замешкавшись, продолжил:
– Значит, Ла Кава – всего-навсего жертва? А её предложение королю стать судьёй состязания в изяществе женских ног – не кокетство?
Сеньорита не отвела взгляда, но смотреть стала не на дона Стефано, а сквозь него:
– Свою жизнь она погубила, теперь уже всё равно – неосторожностью или кокетством.
Кабальеро почувствовал досаду – девица его чарам не поддавалась, но он только начал интригу. Следующий шаг не позволил сделать идальго, шутливым тоном промолвивший:
– Мне, видимо, нужно сказать за графа Хулиана, – пожилой дворянин посерьёзнел. – Предатель он предатель и есть, из мести или по другой причине – неважно. Дочь не спас, страну, сына и жену погубил. Вы, может, читали, хотя этого нет в балладе – его семью мовры сбросили со стены крепости.
– Вы считаете, граф должен был стерпеть позор? – не удержался от каверзного вопроса кабальеро, хотя тут же пожалел о своих словах – задевать сеньора Рамиреса он не хотел.
Однако идальго ответил без колебаний:
– Граф должен был собрать грандов и добиваться от короля отречения.
Потеряв дар речи, кабальеро отвернулся от девушки и широко открытыми глазами посмотрел на её отца.
– Это же… бунт!
– Нет, право вассалов потребовать ответа от нарушившего обязательства сюзерена.
Разговор зашёл в дебри, из которых дон Стефано предпочёл поскорее убраться. Он только пробормотал, скорее предостерегая, чем споря:
– Подданные должны подчиняться Его величеству даже в мыслях.
– Конечно! – кивнул отставной лейтенант. – Нынешний наш дон Луис – превосходный король, кому-кому, а мне грех жаловаться, как вы знаете.
– Но, – тоскливо протянул кабальеро, – король в любых обстоятельствах остаётся неприкосновенной персоной, обсуждать его смещение крайне… – дон Стефано запнулся, к тому же подумал: ещё немного, и он будет выглядеть жалко.
– Если не обсуждать грехи, то как похвалить? – заплясали весёлые бесенята в глазах отставного лейтенанта. – А если не позволяются нелестные слова даже об умерших сотни лет назад венценосных особах, искренняя похвала окажется обесцененной.
Гость почувствовал, что ему душно, хотя тень под навесом и лёгкий ветерок создавали приятную для беседы прохладу. Сумев взять себя в руки и растянуть губы в улыбке, дон Стефано успел заметить, как тепло, с лёгкой грустью и без удивления не принявший в беседе участия дон Бернардо посмотрел на своего друга и покачал головой.
Идальго, впрочем, предпочёл свернуть опасную тему, тем более что его гость чувствовал себя неуютно.
– Вчера на ярмарке вы могли заметить, что в наших краях есть чем заинтересоваться и кроме мифического тагонского льна.
– Лошади дона Фадрике Морено прекрасны, как и ваше вино! – с воодушевлением подхватил кабальеро, подумав про себя: «Не говоря уж о вашей дочери, сеньор вольнодумец!»
– У капитана и псарня отличная. Моего Бандито подарил мне щенком – во всей округе не сыщешь второго такого сторожа.
Дон Стефано, обрадовавшись безопасности нового разговора, заговорил о собаках, потом о лошадях, был готов болтать хоть о попугайчиках, только не о королях и балладах. Разбойник – даром что грабил, обманывал, порой убивал подданных короля – считал себя человеком благонамеренным, решаясь на лёгкое недовольство лишь в случаях, когда милость короны к простолюдинам простиралась чересчур далеко.
Напоследок идальго, не пытаясь изображать доброе отношение к соседу, бесстрастно спросил гостя о здоровье дона Хосе. Дону Стефано пришлось подбирать слова, но пожилой дворянин перебил:
– Он был пьян?
– Да, – на этом разговор о чудище был закончен.
Сгустились сумерки. Дон Бернардо остался на ночь у друга, а сеньор дель Соль отправился в таверну. Спешить было некуда, спать не хотелось, и дон Стефано остановился в тени огромной старой оливы, размышляя о минувшем дне и строя планы на будущее. Неожиданно открылась калитка ворот дома Рамиресов. На улицу вышла Инес, сделала несколько шагов и певучим голосом позвала:
– Хумесильо! Где ты, серый негодник?
«Что ещё за Дымок?» – подумал кабальеро и огляделся.
Рядом с ним степенно прошагал серый кот – не живая игрушка скучающих дам, а настоящий маленький тигр, поджарый и мускулистый. Инес улыбнулась и подняла зверя на руки, а кабальеро не упустил случая поговорить с девушкой с глазу на глаз. Быстро, бесшумно, как тень, дон Стефано подошёл к дочери идальго вплотную и мягко, как кошачьи лапки со втянутыми когтями, произнёс:
– Ваш любимец столь же очарователен, как вы, сеньорита!
Вздрогнув от неожиданности, Инес не утратила обычной учтивости:
– Хумесильо – сущий разбойник, пусть вас, кабальеро, не обманывает его благородный вид.
Жёлтые кошачьи глаза обратились на дона Стефано, в их взгляде читалось такое же презрение, с каким сеньор дель Соль смотрел на простолюдинов. Мужчина, глянув на животное мельком, продолжил:
– Уверен, у этого охотника за мышами чудесная шёрстка, – кабальеро протянул руку и погладил кота, заодно коснувшись пальчиков Инес, быстро отпрянувшей.
– Не знаю, сеньор, насколько в Сегилье допустимы подобные вольности, но если бы сеньорита Альмейда жила в Хетафе, ваша дерзость повредила бы вашему ухаживанию за ней. Доброй ночи!
Девушка растворилась в темноте своего двора, а раздосадованному кабальеро оставалось только отправиться спать.