Евгений Викторович Донтфа
Что мне сказать тебе, Мария-Анна
И повернувшись к нему, она благожелательно поглядела на него.
– Ваше Величество, почта, – объявил он, держа на правой руке поднос, заваленный бумагами. – Донесения от нашего испанского посла, донесения от маршала Дюруа из Италии, несколько прошений от торговых гильдий, письма от герцога Каенского, от герцога Ла Гуше, сообщения из Англии от мистера Дойла, сообщения из Московии от графа Валентайна, письмо от епископа Бове, письмо от графа Фландрии. Столичная корреспонденция, отчеты о ходе строительных работ в Шервежоне, Балесе, двух соборов в Луаре, докладные из Казначейства…, – увидев как поскучнело лицо королевы, Араторн де Сорбон прервал себя и выудив из кипы бумаг конверт, сказал: – Но если вы позволите, Ваше Величество, я бы посоветовал вам в первую очередь обратить внимание вот на это письмо. Несколько странного свойства.
Он поставил поднос на специальный столик у входа и приблизился к Марии-Анне с конвертом в руке.
– Его доставили сегодня, причем прямо к страже у Главных ворот. Некий юный отрок, весьма сомнительной наружности, передал его солдатам со словами что это "писано для ихнего величества". Солдаты сначала хотели просто прогнать наглеца, но тот заявил что здесь сказано об "евоном высочестве" и дежурный командир всё же счел нужным принести письмо мне. Письмо мне показалось любопытным. Конверт без печати и просто заклеен и конечно невозможно сказать не вскрывался ли он кем-то ранее. Тем не менее бумага добротная, дорогая и на конверте, как вы можете видеть, весьма изящным каллиграфическим почерком написано по-испански "Марии-Анне де Савойе, лично".
Мария-Анна конечно уже поняла от кого письмо. И если по замыслу Гуго именование её семейным родовым именем, тем самым что она носила до того, как стала Вальринг, должно было как-то задеть её, то напрасно. Ей было совершенно не до этого. Ей было страшно. Ей казалось что у неё дрожат руки. Месяц с лишним она жила в полной неизвестности, изводила себя самыми жуткими предположениями, строила догадки, не знала во что верить. И вот сейчас всё станет ясно. Она испугалась этой ясности, в той мутной изводящей неизвестности оставалась хоть какая-то надежда. Что если сейчас её не останется?
Мария-Анна постаралась совладать с волнением и внешне спокойно протянула правую ладонь чтобы взять письмо.
– Ваше Величество, истории известны случаи, когда разного рода высокопоставленных особ пытались отравить посредством писем от неизвестных адресатов, – сказал Антуан де Сорбон, не отдавая письмо королеве. – Бумагу пропитывали хитроумными ядами, вкладывали в конверт пыльцу ядовитых растений и даже мелких ядовитых гадов, в надежде что получатель так или иначе будет отравлен. Или вы уже знаете от кого письмо и доверяете этому человеку?
Мария-Анна смотрела в глубокие карие очень умные глаза стоявшего перед ней мужчины. Смотрела и ничего не говорила.
– Вы позволите, если я в вашем присутствии сам вскрою этот конверт? – Не дождавшись ответа, спросил секретарь.
Мария-Анна сделала жест рукой, показывая, что позволяет.
Антуан де Сорбон аккуратно вскрыл конверт тонким стилетом, вынул сложенный втрое лист, развернул его, осмотрел его на свет со всех сторон, осторожно потер пальцами и даже понюхал.
– Кажется всё в порядке. Но может вы, Ваше Величество, всё-таки желаете, чтобы я прочел его вам вслух?
Мария-Анна усмехнулась про себя: "О, как же ему хочется знать о чем это письмо". И ей подумалось что возможно она поспешила отнести своего личного секретаря к тем людям, которые вне всякой политической возни и над всеми интригами и кулуарными играми. Возможно время излечивает даже от таких чудовищных трагедий, какую довелось пережить ему и с годами интерес к жизни возвращается?
– Попробуйте, – спокойно, с едва заметной насмешкой, предложила она.
Антуан де Сорбон принялся изучать первые строки письма.
– Боюсь, я не сумею, Ваше Величество, здесь, судя по всему, использован какой-то шифр. Слова вроде бы как и испанские, но так исковерканы что это просто бессмыслица. Если желаете я немедленно займусь расшифровкой, Ваше Величество.
– Не стоит, маркиз, – сказала Мария-Анна, приблизилась к нему и взяла письмо из его рук. – Это будет напрасной тратой вашего драгоценного времени. – Она посмотрела ему в глаза. – Я знаю этот шифр.
И хотя она не бросила еще ни одного взгляда на письмо, она не сомневалась что знает. Что этот тот самый шифр, совсем несложный, с помощью которого составляли свои пылкие послания двое влюбленных людей, из её теперь такой далекой юности.
Антуан де Сорбон быстро пришел в себя.
– Ясно, Ваше Величество. Разрешите откланяться?
Но королева молчала и просто разглядывала его, так словно увидела в нем что-то странное.
Маркиз мужественно выдержал это пристальное бесцеремонное разглядывание и наверно ему думалось, что на его лице "не дрогнул ни единый мускул". Но дрогнул, Мария-Анна видела что её секретарю очень не по себе.
– Скажите, Антуан, кардинал Равалле узнает об этом письме уже сегодня вечером или всё-таки завтра?
По лицу секретаря пробежала тень, он чуть нахмурился и отклонился назад, будто стараясь отдалится от этих прекрасных серых глаз, которые как ему на миг показалось глядят на него с презрением. Ему это было до чрезвычайности неприятно.
– Боюсь, я не могу ответить на ваш вопрос, Ваше Величество, – с достоинством произнес он, – если Его Высокопреосвященство и узнает об этом письме, то не от меня. И когда это произойдёт мне неизвестно.
Мария-Анна вернулась к столу, положила на него письмо и подняла глаза на секретаря.
– У меня к вам просьба, Антуан.
– Слушаю, Ваше Величество. Но почему просьба, любое ваше желание для меня прямое указание к действию. Это мой долг.
Мария-Анна, словно не услышав что он сказал, закончила:
– Пожалуйста, не предавайте меня.
Увидев легкое замешательство на лице мужчины, Мария-Анна почувствовала удовлетворение.
– Ваше Величество…, – проникновенно начал маркиз.
– Потому что я считаю вас другом, – перебила его Мария-Анна, – а это очень больно, когда предаёт тот кого ты считаешь другом.
Он глядел на неё почти растеряно, она почувствовала еще большее удовлетворение при мысли что явно выбила его из седла.
– Ступайте, маркиз. И проследите чтобы никто не тревожил меня в ближайший час.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – ответил он, поклонился и быстро вышел вон. Сейчас ему хотелось побыть одному.
33.
Мария-Анна достала из книжного шкафа "Песнь о моём Сиде", взяла бумагу, чернила и принялась за расшифровку. Она не спешила. Но постепенно, как на листе появлялись истинные слова письма, она чувствовала как всё сильнее бьется её сердце. А после последнего предложения у неё перехватило дыхание и глаза наполнились слезами.
"Мари, нам необходимо встретиться. Завтра в пять часов пополудни будь в главной зале гостиницы "Синий бык", что на дороге в Ле-Руа. К тебе подойдет человек и скажет где меня найти. Никто не должен знать о нашей встрече. Если я замечу солдат и соглядатаев, встреча не состоится. Для своего упокоения можешь взять сопровождающим лейтенанта Ольмерика, но не более. Роберт жив и совершенно здоров, болезнь оставила его."
Мария-Анна сидела как каменная, глядя блестящими от слез глазами в пустоту. Миллион мыслей крутилось в её голове. Но главная: "Неужели правда?!!" Неужели её мальчик жив и снова здоров? Она хотела верить в это и боялась. Что если это какая-то ловушка? Что если он хочет выманить её? И может быть тоже похитить? Но сердце, уже заходившееся от радости, яростно твердило что это бессмысленно. Если бы Гуго Либер хотел расправиться с ней, как-то надругаться над ней, убить в конце концов, он бы уже это сделал. Тогда ночью, когда он сидел в Капелле Святого Марка, он наверняка мог проникнуть в её спальню точно также как в спальню принца и задушить её или заколоть, если бы имел такое желание. Но конечно он не имел, никогда не имел, этого просто невозможно представить. И снова льстивый голосок в её душе завел старую песню о том что этот человек всё ещё влюблен в неё, влюблён несмотря ни на что. Она пыталась как-то образумить себя, осадить. Конечно же никакой любви давно уже нет и это всё-таки может быть ловушкой, а якобы выздоровевший Роберт лишь приманка. Но она уже понимала что всё равно поедет и поедет одна с Ольмериком, больше не сообщив никому. Она решила что это тот случай когда придётся просто рискнуть, рискнуть положившись во всем на Провидение. Но ей казалось что каким-то шестым чувством она уже знает что всё это правда, что её сын жив и здоров и по-другому не могло и быть. Ну как только она могла хоть на минуту допустить что такой человек как Гуго Либер может причинить вред ребенку? Более того ребенку, которого он несомненно считает своим. Тут же возникал вопрос зачем он вообще его похищал, но и тут же появлялся ответ: чтобы исцелить каким-то ему одному известным способом. И снова голос разума призывал её одуматься, говорил что всё это шито белыми нитками, что за те 11 лет что этот человек провел в Сент-Горте в жутком одиночестве он мог совершенно измениться и уже невозможно сказать на что он способен. И что всё это делается для того чтобы как-то отомстить ей. Но разве можно было отомстить ей еще сильнее, он отнял у неё сына и если бы он просто оставил её в неизвестности дальнейшей судьбы Роберта это было бы самой страшной местью какую он только мог изобрести. И Мария-Анна отметала все опасения разума, даже признавая их резонность. Она знала что ехать на встречу всё равно придется. Придется рисковать.
Однако сама эта решимость и надежда на спасение сына буквально преобразили её, оживили, зажгли огонь в глазах, взбодрили дух, наполнили деятельной энергией, придали бодрости и сил. И она с упоением снова чувствовала себя молодой, готовой к битве, готовой к трудностям и врагам, с которыми она будет справляться.
Она протянула руку и энергично подергала шнур от звонка.
В кабинет вошел маркиз Ринье.
Договорившись с ним о том что он прикроет её отсутствие на два, может быть три дня, но не обмолвившись ни словом о том куда и зачем она едет, она велела позвать протиктора, дежурившего у двери. Она желала лишь узнать где сейчас лейтенант Ольмерик, но увидев вошедшего, минуту просто рассматривала его. Это был настоящий великан. Если Ольмерику её макушка доходила до подбородка, то этому протиктору едва ли до середины груди. Мария-Анна всегда любила высоких мужчин, наверное потому, как она с усмешкой объясняла сама себе, что её забавлял тот факт что она, хрупкая женщина среднего роста, всё равно выше любого из них. Но сейчас она поразилась этому человеку как одному из чудес природы. Он выглядел неимоверно могучим. Она поднялась из-за стола и приблизилась к мужчине. Несмотря на ладно скроенную черную форму, тщательно подогнанные латы и наручи, аккуратные ремни и весьма изящные сапоги он выглядел настоящим варваром. Его светло-русую шевелюру сдерживал широкий железный обруч с вырезанными на нём сценами охоты, суровое с крупными чертами лицо перечеркивали три шрама, из-за воротника по широкой шее к подбородку поднималась цветная татуировка, на груди на веревочке висело три больших когтя, возможно медвежьих, а к нескольким прядям длинных волос были привязаны металлические и костянные фигурки каких-то, по-видимому, божков. У Марии-Анны мелькнула мысль, что если бы Гуго не обозначил кто должен быть её сопровождающим, ей наверное следовало взять с собой этого витязя.
– Как тебя зовут? – Спросила она.
– Олаф Энрикссон, – глухо пророкотал мужчина и чуть подумав, добавил: – госпожа.
От его низкого голоса, она ощутила какую-то неясную тревогу, почти страх, будто находилась рядом со зверем. Это восхитило её. И с замиранием сердца она представила что может сделать со своим врагом в бою подобный великан. И ей было очень лестно что такой человек служит ей. Но затем она вернулась к мыслям о предстоящей поездке. И задумчиво спросила:
– Скажи мне, Олаф Энрикссон, а Ольмерик хороший воин?
Протиктор смерил её взглядом и пробурчал:
– Он великий воин. – И снова после некоторой паузы, как будто спохватившись, добавил: – госпожа.
У неё возникло ехидное желание поинтересоваться: "даже более великий чем ты, Олаф!", но она не стала, просто продолжая глядеть на протиктора, словно ждала чего-то еще. Тот как будто чуть растерявшись под столь пристальным женским взглядом, нехотя проговорил:
– Когда он был молод, он однажды зимой столкнулся с медведем-шатуном. Это самый яростный и злобный зверь какого вы только можете представить, королева. Госпожа. Настоящий демон. Он и есть демон. У Ольмерика был при себе только небольшой охотничий нож, но он убил медведя и даже сумел дойти до дома на своих ногах, хотя истекал кровью из дюжины рваных ран. Думаете многие способны на такое?
Мария-Анна отрицательно покачала головой.
– Нет, не думаю.
– А ещё было так, что Ольмерик единолично убил три десятка даннов, – уже с азартом добавил Олаф. – Целый род отправил в Валгаллу. То были бесчестные ублюдки и мрази. Они ненавидели Ольмерика и его людей, но не смели напасть открыто. Вместо этого они украли его жену, день и ночь насиловали её, а затем разрубили на четыре части и развесили вдоль дороги на деревьях. – Мария-Анна побледнела, Олаф же невозмутимо продолжил: – Это было довольно сильное оскорбление. И однажды Ольмерик пришел в дом этих даннов. С ним были его люди, но он велел всем оставаться в стороне. Сам же разделся, нарисовал своей кровью на груди знак Кабура, знак идущего дорогою смерти, взял два меча и отправился к этим мерзавцам. Когда он вернулся, он был весь в крови с головы до ног, даже его зубы и те были в крови. Когда он улыбался я видел это, клянусь Одином. Скажу вам так, королева, он выглядел страшнее любого вашего христианского дьявола. Но всё это была кровь врагов. Он убил их всех, раскромсал на части. И ни как-то по подлому из-за угла, а просто вошел в их дом и начал рубить. А данны, я вам доложу, это не ваши плюгавые рыцари, которых соплей перешибить можно. Данны настоящие воины, сильные и свирепые как тигры. И тот кто одолеет за раз двух или трех из них уже славный воин, а Ольмерик расправился с тремя десятками. Так скажите мне, госпожа, великий он воин или нет?
Она посмотрела в тусклые голубые глаза огромного мужчины и ничего не ответила.
– Позови его ко мне, Олаф, – сказала она. – Я жду.
34.
Они выехали рано утром, еще до восхода Солнца.
Ольмерик самолично оседлал двух лучших лошадей, взял на кухне некоторые припасы и ожидал королеву под самыми её окнами. Мария-Анна умылась и оделась без помощи своих служанок и тихо, как призрак, выскользнула из дворца. Её видели только дежурившие в коридорах протикторы. Но предупрежденные с вечера они не обратили на безмолвную женскую фигуру никакого внимания. Выезжали они через Каретные врата, королеву скрывала широкая темная мантия с глубоким капюшоном, Ольмерик же ехал открыто. Стража, завидев его, открыла ворота и пропустила обоих всадников, не сказав ни единого слова, и только с любопытством смотрела им вслед, пока они не растворились в предрассветном сумраке.
Мария-Анна презирала дамские седла и всегда ездила верхом по-мужски, смело надевая под широкий тяжелый передник обычные штаны. Ольмерику же она велела снять свою протикторскую форму и облачиться в дорожный костюм мелкого дворянина, без всяких роскошеств и излишеств, дабы не привлекать ненужного внимания. И хотя Ольмерик своей статью, белокурыми волосами, синими глазами и многочисленным набором клинков все равно выбивался из общей массы, укрытый просторным плащом и широкополой шляпой, он тем не менее не сильно бросался в глаза.
Мария-Анна не сказала своему лейтенанту куда и зачем они едут. Она вообще почти с ним не разговаривала. Её голова была занята предстоящей встречей. Она и боялась её, и в тоже время нестерпимо хотела чтобы это случилось как можно скорее. И потому гнала коня во весь опор, словно пытаясь заглушить этой неистовой скачкой все тревожные мысли. Но после нескольких часов подобного путешествия, она поняла что несколько переоценила свои силы. У неё разнылась спина, появилась какая-то отвратительно саднящая натертость на внутренней стороне правого бедра и от бесконечной тряски кажется заболела голова. Кром того она вспотела, её прическа изрядно растрепалась и женщина чувствовала себя неопрятной и вымотанной. Пусть всё это были мелочи, Мария-Анна едва обращала на это внимание, но всё же сочла что будет благоразумнее несколько осадить лошадь и перешла на более спокойную рысь. Она давно уже откинула капюшон мантии на спину, ибо ехать видя лишь затылок конской головы и кусочек дороги было совершенно невозможно. Да и гораздо приятнее, когда ветер свободно обдувает разгоряченное лицо.
Мария-Анна была уверена что вполне хорошо знает дорогу до Ле-Руа. Тем не менее ближе к полудню, когда они ехали через лес, она немного разволновалась что сбилась с пути и может не поспеть к назначенному часу к месту встречи. Потому увидев бредущего впереди одинокого путника, подъехала к нему. То был коренастый сухощавый мужчина лет двадцати пяти – тридцати в темной затасканной рубахе, старом коротком дырявом плаще, внизу уже пошедшим бахромой, в почерневшей соломенной шляпе и с большой торбой через плечо. Увидев всадников, он торопливо стащил с головы шляпу и замер.
У незнакомца было очень изможденное усталое лицо, но при этом глубокие голубые глаза светились каким-то смешливым веселым пламенем.
– Скажи, прохожий, – обратилась к нему Мария-Анна, остановив своего прекрасного белого жеребца рядом с мужчиной. – Я еду в селение Пиертон. Это правильная дорога?
Это селение располагалось на дороге к Ле-Руа и королева знала что они уже вроде должны были добраться до него.
Путник оглядел рослого мужчину на вороном коне и снова посмотрел на королеву.
– Совершенно верно, Ваше Величество, это дорога ведет к Пиертону. До него не больше двух льё осталось.
Мария-Анна, хлопая ресницами, уставилась на незнакомца.
– Почему ты меня так называешь?
Путник пожал плечами.
– Потому что вы наша королева.
– С чего ты взял что я королева? – Спросила Мария-Анна, каким-то чудом умудрившись объединить в интонации голоса и некоторую досаду от того что её раскрыли и в тоже время нотку удовольствия от того что все знают кто она такая. – Ты видел меня раньше?
– Нет, не видел. Но я много раз слышал что наша королева самая красивая женщина на свете. А я не видел за всю свою жизнь никого красивее вас, вот и решил, что вы королева.
Мария-Анна усмехнулась, уверенная что конечно же это плут где-то видел её или по крайней мере её изображение.
– Хитрец, – с улыбкой сказала она.
Увидев как молодая женщина улыбается, мужчина тоже улыбнулся.
– Мне убить его? – Буднично спросил Ольмерик, откидывая полу плаща и кладя ладонь на рукоять одного из мечей.
Улыбка на лице путника тут же погасла и он со страхом уставился на лейтенанта.
Мария-Анна залезла в один из своих кошелей и, выудив серебряную монету, бросила её незнакомцу.
– Благодарю вас, Ваше Величество, – торопливо произнес он, поймав монету, но при этом не сводя глаз с грозного протиктора. – Век буду бога молить за вас, Ваше Величество.
– Прощай, прохожий, – сказала Мария-Анна и пришпорила жеребца.
Ольмерик отпустил меч и последовал за королевой.
Однако прежде чем попасть в Пиертон им пришлось столкнуться с небольшим препятствием.
Всё еще не выехав из леса они увидели, что путь им перегородила большая, изукрашенная резьбой, карета, запряженная четверкой лошадей. Слева от кареты, возле дверцы, стояли две нарядные дамы, одна совсем молодая, другая лет сорока. Позади кареты слонялись двое лакеев в париках и ярких ливреях. Кроме них вдоль дороги расположились четверо вооруженных мужчин в одинаковых темных бригандинах, черных рейтузах, серых плащах и круглых боннетах. Мужчины держали в поводу коней и выглядели неприветливыми и сосредоточенными. Не приходилось сомневаться, что это вооруженный эскорт тех, явно весьма состоятельных персон, что путешествовали в таком роскошном экипаже.
Мария-Анна заставила своего коня перейти на шаг.
Карета застыла почти по центру дороги, немного ближе к правой обочине. Справа поднимался отвесный склон небольшого холма и проехать не было никакой возможности. Оставался путь слева между каретой и стеной леса. Но там тоже было достаточно узко и кроме того стояли женщины. Тем не менее Мария-Анна направила своего коня туда.
Проезжая мимо вооруженных мечами и кинжалами охранников, она не удостоила их ни единым взглядом.
Приблизившись к экипажу, Мария-Анна увидела на дверце яркий герб, но она не сильна была в герольдике и не имела понятия какому знатному лицу тот принадлежит.
Белый жеребец королевы наступал на разодетых женщин, но те не двигались с места и вообще не обращали внимание на всадницу, словно бы той и не существовало.
Мария-Анна остановила коня и, слегка раздраженная, собралась вежливо попросить пропустить её, но в это время из глубины леса появился высокий кичливо одетый господин с множеством драгоценным камней на груди и руках. Судя по всему хозяин экипажа отлучался в лесную чащу для справления какой-то нужды, а теперь, возвратившись, он с негодованием уставился на двух всадников.
– Что вы себе позволяете?! – Грозно закричал он Марии-Анне. – Совсем никаких манер не знаете? Прете на благородных дам со своими проклятыми животными! В кабаке вас что ли воспитывали, в самом деле! Стойте вон там сзади и ожидайте когда я проеду.
Разгневанный господин повернулся к охранникам.
– А вы ротозеи куда смотрите? Какие-то невежды пустоголовые чуть баронессу с дочерью не растоптали, а вам и дело нет!
Охрана барона, оставив своих коней, решительно направилась в сторону экипажа, видимо намереваясь каким-то образом покарать "невежд пустоголовых". Вперед вырвался самый молодой, с тонкими черными усами и пылающим темным взором. Он даже вытащил меч, правда еще не зная что он будет им делать.
Мария-Анна, с побелевшими губами, ледяным взором смотрела на барона, думая лишь о том каким образом она расправится с ним.
В этом момент прозвучал спокойный голос лейтенанта Ольмерика:
– Ваше Величество, мне убить его?
Он никогда не обращался к ней так, всегда только "моя госпожа", но сейчас нужно было именно такое обращение.
Мария-Анна утвердительно качнула головой:
– Убейте, лейтенант.
И все действующие лица моментально замерли. Даже лошади, словно бы ощутив напряжение момента, были бездвижны.
Барон Анри де Ременсэн, возвращавшийся с семьей из столицы в свои владения на востоке королевства, услышав титул незнакомки, остолбенел. Всякая спесь и гонор моментально покинули его. И хоть никогда ему доселе не выпадало счастье видеть свою королеву лично, сейчас, внимательно вглядевшись в прекрасное белоснежное лицо незнакомки, он моментально уверился что она именно та кем её назвали. Да к тому же не будучи полным дураком, взглянув на второго всадника, он получил еще одно доказательство что перед ним владычица этой страны. Было общеизвестно что личными телохранителями Вальрингов уже более двухсот лет служат яростные непобедимые северные воины. И кем же могла быть женщина, которую сопровождал угрюмый могучий белокурый северянин, увешанный мечами и кинжалами?
Барон, угодливо согнувшись, сделал несколько шагов вперед:
– Ваше Величество…, – жалобно пробормотал он.
Но Мария-Анна безмолвствовала. Ольмерик тем временем спрыгнул с коня и направился к барону, вытаскивая из ножен меч.
Никто вокруг не смел шелохнуться и даже сам барон просто стоял и смотрел как высокий северянин идет к нему с мечом в руке.
Однако молодой черноусый охранник всё же набрался решимости и бросился на Ольмерика. Лейтенант легко уклонился от неуклюжего выпада и ударил кулаком с зажатой в нем рукоятью меча охранника прямо в зубы. Молодой человек полетел с ног долой. Ольмерик наступил на его запястье, вырвал клинок и отшвырнул в сторону. После чего продолжил свой путь к барону.
Глаза Анри де Ременсэна стали как блюдца. Как и все он был наслышан о безжалостности и решительности королевы, когда дело касалось её врагов.
В этот момент его супруга упала на колени.
– Ваше Величество, прошу вас, сжальтесь. Умоляю вас, будьте милосердны к моему мужу. – Затем обернувшись к молоденькой девушке, сказала: – Что же вы стоите, дочь моя? Падите на колени перед нашей повелительницей и умоляйте пощадить вашего отца.
Но девушка продолжала стоять и смотреть на королеву чуть ли не с вызовом. Это развеселило Марию-Анну.
– Кто вы такая, сударыня? – Спросила она стоявшую на коленях женщину.
– Баронесса Жозефина ле Каро де Пуансон, – торопливо представилась та. – К вашим услугам, Ваше Величество. – И она, стоя на коленях, умудрилась еще и поклонится.
– О, так вы двоюродная сестра графа Фландрии, – удивленно воскликнула Мария-Анна, – как же так вышло что мы никогда не встречались лично?
– О, Ваше Величество, мы почти не выезжаем в свет, наши владения…, – Жозефина смолкла на полуслове, увидев что белокурый рослый мужчина тем временем поставил её супруга на колени и прислонил к шее меч, словно примеряясь для удара. На самого барона страшно было смотреть, он весь обмяк и оплыл и глядел на королеву затравленно и обреченно.
– Ваше Величество, сжальтесь! – Закричала Жозефина. – Ради всего святого, пощадите его. Не лишайте дочь отца, а жену мужа. Будьте милосердны, Ваше Величество. – Она вдруг схватила стоявшую рядом девушку за платье и потянула вниз.
Но девушка вырвалась, сердито зашипев:
– Я не стану унижаться ни перед королевой, ни перед кем.
– Господи, какая вы дура, дочь моя! – В сердцах воскликнула баронесса, а затем спохватившись посмотрела на королеву и молитвенно сложив руки снова запричитала: – Простите её, Ваше Величество, она совершеннейшим образом глупа. Как и её отец. Умоляю вас, простите нас.
Мария-Анна улыбнулась, раздражение на этих наглых людей оставило её.
– Постойте, лейтенант, – сказала она и Ольмерик застыл, держа одной рукой несчастного барона за воротник, а другой меч у его шеи.
– Барон, подойдите, – приказала она.
Ольмерик поднял мужчину с колен и подвел к королеве.
– Вы оскорбили меня, барон, – сказала Мария-Анна, – но внимая мольбам вашей супруги, я готова помиловать вас. Однако с таким условием. До начала следующего месяца вам надлежит передать моему казначею, маркизу Ле Гарди, сумму в размере сто тысяч ливров. Если вы этого не сделаете, то за вами придут люди графа Согье и мы уже вместе с ним решим вашу дальнейшую судьбу. Вам всё ясно?
Барон ожил и расцвел. И хотя сумма была громадной, она ни шла ни в какое сравнение с даром жизни.
– Да-да, Ваше Величество, всё ясно, всё будет исполнено в лучшем виде, всенепременно и преобязательно. Я вам так благодарен, Ваше Величество, во истину ваше великодушие может сравниться только с вашей красотой.
Мария-Анна, вспомнив что уже не раз слышала эту сентенцию прежде, усмехнулась.
– Теперь вы позволите мне проехать?
Барон захлопал глазами.
– Ко-конечно, Ваше Величество. Никоим образом не смею препятствовать вам. – И он бросился к своим женщинам, схватил за руки и увлек к лесу, освобождая дорогу.
Мария-Анна тронула бока коня, проехала немного вперед, но возле дочери барона остановилась.
Внимательно посмотрев на девушку, королева спросила:
– Я вам не нравлюсь, сударыня?
– Разве вы должны всем нравится, Ваше Величество? – Хмуро сказала девушка.
Её родители обомлели.
– Не слушайте её, Ваше Величество! – Испуганно воскликнула баронесса. – Бог не наградил её умом.
– Истинно так, Ваше Величество, глупа как пробка! – Вторил своей супруге барон.
Но Мария-Анна, не обращая внимания на их слова, не сводила взгляд с девушки.
– А мой лейтенант? Он вам нравится?
Девушка на миг растерялась, но затем, кинув короткий несмелый взгляд на мужественное лицо Ольмерика, с дерзостью взглянула королеве в глаза.
– Нравится, – твердо сказала она.
– Что скажете, лейтенант? Возьмете юную баронессу в жены? – С улыбкой спросила Мария-Анна. – А господин барон к ста тысячам ливров присовокупит еще и половину своих владений. Неплохое приданное получится. Вы же не против, барон? – И она лукаво поглядела на побледневшего как снег Анри де Ременсэна.
– Ваше Величество…, – пролепетала Жозефина ле Каро де Пуансон, готовая снова пасть на колени и умолять королеву избавить их от этой новой напасти. Но тут вмешался Ольмерик.
– Мне не нужна в жены какая-то глупая сопливая девчонка, госпожа, – спокойно сказал он.
– Святый Бог, вы правы, господин лейтенант! – Радостно воскликнул барон. – Наша Катрин дура дурой и совершенно вам не подходит.
– Отец!! – Вся пунцовая от возмущения, вскрикнула девушка, которой уже порядком надоело слушать про то какая она дура.
Мария-Анна стала серьезной.
– Как скажете, лейтенант. Прощайте, барон. И ради себя и вашей семьи не забудьте про моего казначея.
Барон сумбурно начал заверять что всё исполнит и ничего не забудет и даже бросился вперед, желая поцеловать руку королевы.
Но Мария-Анна, уже не обращая на него внимания, ударила пятками своего белого жеребца и умчалась вперед.
Ольмерик какое-то время помедлил, задумчиво глядя на юную Катрин, которая не выдержав его взгляда, опустила глаза, а затем последовал за королевой.
И только после этого, оперевшись на стенку кареты, барон шумно и тяжело вздохнул.
– Видишь как оно бывает, Жозефин, – проговорил он. – Сходил в лес помочиться за сто тысяч ливров.
– Ты всегда умел проматывать деньги, Анри. Но, Господи, какой же ты всё-таки болван, неужели тебе не хватило одного взгляда на эту женщину, чтобы понять что она не из тех на кого можно так орать.
Барон снова вздохнул. Потом поглядел на свою дочь и сердито сказал:
– Вы еще, сударыня, как обезумели. Неужели нельзя хоть иногда смирять ваш норов? Или может и правда захотели замуж за этого дикого варвара?
Катрин де Пуансон де Ременсэн, ничего не ответив, резко отвернулась и поднялась в экипаж.
Барон почесал голову и обратившись к своим охранникам, спросил:
– Что там с этим воякой? Живой хотя бы?
– Живой, Ваша Милость.
35.
Пиертон Мария-Анна решила проследовать без остановки.
Но на городской площади она увидела толпу народа, обступившую импровизированную театральную сцену, на которой некий пёстро разодетый субъект вдруг затрубил в длинную медную трубу очень знакомую мелодию. Она была очень похожа на сигнал королевского герольда о приближении правителя государства.
Мария-Анна остановила коня и повернула голову.
И действительно театральный герольд зычным гласом объявил о прибытии «Её Высочайшего Величества Марины Аннет, Божьей милостью королевы Лядской и царицы Панской, Самодержицы и Государыни" и далее последовал перечень каких-то нелепых сказочных земель.
