Евгений Викторович Донтфа
Что мне сказать тебе, Мария-Анна
Ответом ей была звенящая тишина. Богатейшие люди королевства, собранные в одном месте, были уязвлены в самое сердце. Покушались на самое святое – на их состояния. Но кроме этого некоторые из присутствующих были задеты ещё и тем, что королева приняла такое важное решение самолично. Введение корабельного налога обсуждалось уже более года и имелись как его противники, весьма уважаемые и влиятельные люди, в частности канцлер королевства герцог де Моранси, так и сторонники, люди не менее влиятельные и уважаемые, например государственный секретарь по иностранным делам, кардинал Жан-Арман дю Плиссэ Равалле. Однако сейчас недовольны были обе стороны. Первые что королева вот так вот самовольно, одним махом отмела всех их возражения, вторые что королева решила вопрос о размере налога и величине суммы отсечки сугубо единолично. Но Мария-Анна была сейчас в таком настроении, что её только забавляла возможность позлить своих могущественных чиновников. Кроме того, ей просто надоело сидеть на совещаниях по корабельному налогу, где без конца переливали из пустого в порожнее. Вроде бы все соглашались о том что новый флот крайне необходим стране, но участники совещаний никак не могли договориться сколько именно кораблей строить, какой величины должен быть налог и с кого его будут брать. Одни боялись вызвать недовольство состоятельных людей королевства, вторые усложнить отношение с другими государствами, которым конечно не понравится, что у них под боком возводят армаду военных кораблей с непонятными целями, третьи переживали об ущемлении интересов сухопутной армии в угоду флоту. Сама Мария-Анна была за постройку кораблей и как можно быстрее, но внимательно выслушивала каждую из сторон и терпеливо ждала когда чиновники придут к какому-то удовлетворяющему всех консенсусу. Но сейчас, спускаясь из кабинета Шарля де Гизена и обдумывая как бы ей оправдать всю эту церемонию в соборе, ей вдруг пришло в голову что она использует её для такого несомненно весьма благородного и полезного начинания как строительство нового флота, она великодушно подарит своим многомудрым министрам тот самый консенсус, которого они никак не могли достичь. И представляя, как они взбеленятся, она радовалась как ребенок и слабая самодовольная улыбка блуждала по её губам. За те несколько минут что она шла к алтарному возвышению она приняла решение о размере налога и сумме отсечки, то о чем чиновники не могли договориться уже целый год.
Выждав некоторую паузу и с удовольствием пронаблюдав замешательство первых рядов, она с невозмутимым видом добавила:
– Руководство же постройкой оных судов мы, по нашему разумению и желанию, возлагаем на Его Светлость герцога Майеннского, Филиппа дю Тьерона с назначением его на должность государственного секретаря по морским делам, присвоением адмиральских чинов и всех соответствующих привилегий и состояний.
Это был еще один удар для канцлера и прочих. Чиновники пребывали в полнейшем замешательстве. Великого ловчего недолюбливали за прямоту суждений, резкость высказываний и самомнение. Но полагая его давно списанным со счетов, а также зная о той обоюдной неприязни что королева и герцог испытывают друг к другу никто уже не ждал возвращение бывшего канцлера на политическую арену. И вдруг такой поворот, это путало карты многих интриганов. Мария-Анна здесь преследовала две цели: во-первых, сбить с толку своего старого врага и потешиться его растерянностью и непониманием происходящего; а, во-вторых, сделать его разменной монетой в предстоящем сражении. Она понимала, что советники и министры набросятся на неё как стая разъяренных волков, желая как-то восстановить статус-кво, и в качестве жеста примирения собиралась сместить Филиппа дю Тьерона с его новой должности, ибо не сомневалась что её будут крайне настойчиво просить об этом. Однако прямо сейчас чиновники были возбуждены настолько что позволили себе переговариваться, двигаться по залу и производить некоторый шум.
Королева сделала знак герольдам, которые неотрывно наблюдали за ней.
– Её Величество королева Мария-Анна желает говорить! – Объявили они, тем самым призывая собравшихся к порядку.
Все напряженно замерли, устремив взоры на королеву и с тревогой ожидая от неё еще какого-нибудь подвоха.
– А также, благородные сеньоры, я хотела бы воспользоваться случаем и раз и навсегда прекратить все слухи и кривотолки, домыслы и сплетни касательно того что происходит с моим сыном. Я счастлива сообщить вам, что мой сын, Его Высочество Роберт Вальринг, пребывает в добром здравии и находится здесь. Ваше Высочество, прошу подойдите ко мне.
До этого момента Роберт, укрытый плащом с капюшоном, стоял у стены, за широкой спиной Ольмерика. Сейчас же он скинул плащ и поднялся на возвышение.
В соборе в очередной раз установился полнейшая тишина. Присутствующие во все глаза глядели на мальчика шагавшего к своей матери. Роберт встал подле королевы, справа от неё. Королева, радостно улыбаясь, положила ему руку на плечо и оглядела притихших ошарашенных зрителей. В первые минуты люди пребывали в растерянности и удивлении. Более месяца принца считали пропавшим, ходили самые невероятные слухи, все чаще звучала мысль, что принц всё-таки умер от своей загадочной болезни, как и его отец, и королева пытается скрыть этот факт, многие полагали что это начало конца и самой королевы Марии-Анны и всей династии Вальрингов. И вдруг всё счастливо возвратилось на круги своя. У кого-то могла промелькнуть мысль что принц не настоящий, что его подменили, что королева нашла двойника дабы укрепить свою позицию на троне, но слишком явно было сходство матери и сына и те из присутствующих кто знали принца лично, прекрасно видели что перед ними именно Роберт Вальринг, живой и здоровый. И для большей части собравшихся здесь людей это была хорошая новость. Они испытали облегчение и радость при виде мальчика, при виде законного наследника престола, истинного Вльринга, будущее становилось более определенным, жизнь обретала стабильность, у народа был его король. И постепенно присутствующие начали улыбаться также как улыбалась сама королева, люди радостно смотрели друг на друга, поздравляли знакомых, стали раздаваться приветственные крики в адрес принца и благодарения Богу за исцеление мальчика.
Когда первые эмоции прошли, Мария-Анна объявила, что принц желает сказать несколько слов. Все тут же притихли с интересом взирая на мальчика. Тот вышел немного вперед. Он был очень взволнован и смущен. Тем не менее изо всех сил старался вести себя достойно. Ему почему-то придавало уверенности зрелище стоявших перед ним, спиной к нему, могучих протикторов с увесистыми секирами и мечами. Казалось эти воины надежно ограждают его от любой опасности и злой воли кого-то извне. И сила этих воинов делает и его сильным.
– Благородные сеньоры, я очень рад видеть вас всех в этом святом месте. Хочу вам всем сказать, что я, благодарению нашему Господу, полностью выздоровел и восстановил силы. Я искренне благодарен всем кто молился за меня, всем кто переживал и справлялся обо мне в тяжелые дни моего недуга. Я никогда этого не забуду. И я клянусь что приложу все свои усилия чтобы оправдать ваши надежды и чаяния, чтобы быть достойным славного имени Вальрингов и привести мой народ к благоденствию и процветанию.
Было очень трогательно смотреть и слушать как юный принц, столь светлый и милый в своей детской непосредственности и чистоте говорит все эти серьезные вещи, пусть несомненно и подсказанные ему его матерью. И люди устроили ему вполне искренние овации.
И Мария-Анна была счастлива. Ей казалось, что и она полна самых приятных чувств ко всем присутствующим в соборе и даже на баронов Севера она взирала уже вполне благосклонно и приветливо и как будто подумывала уже о том чтобы простить их за всю их подлость, грубость и дерзость и отпустить с миром.
Но это был лишь момент и он прошел.
Когда Мария-Анна и Роберт спустились с алтарного возвышения, она почти физически ощутила, как её привычно захлестывает вся эта темная, душная, пыльная, подлая, коварная стихия политики и интриг высшего света. Накрывает как плащом, заслоняя от Солнца и радостных глаз ребенка. Огромные толстопузые бароны Севера смотрели на неё надменно и с презрением, старый Филипп дю Тьерон, опиравшийся на руку своего верного помощника, глядел на неё с ненавистью, силясь понять что значит этот её щедрый жест с назначением на должность министра по морским делам, канцлер Макрон и кардинал Равалле уже спешили к ней с недовольными лицами, видимо желая получить объяснения о корабельном налоге, приближался и её секретарь Антуан де Сорбон с озабоченным выражением, намереваясь решить какой-то срочный вопрос, за ним с не менее озабоченным видом торопливо шагал маркиз Франсуа Ле Гарди, Верховный контроллер финансов, весьма раздосадованный внезапно свалившимся на него объемом работ по организации нового налога, где-то сзади подходил Шарль де Гизен, обеспокоенный тем что ему еще никак не возместили затраты на убранство собора и организацию церемонии, которая вдруг и не понадобилась, шел ей навстречу и как всегда мрачный Рене Согье, видимо крайне уязвленный тем что ему ничего не было заранее известно о счастливом возвращении принца, зачем-то к ней шел и Верховный командор, видимо желая лишний раз напомнить о себе, а еще чуть далее стояли двенадцать пэров королевства, не слишком-то вдохновленные тем что следующие пять лет они должны будут отдавать десятую часть своего дохода казне. "Ваше Величество…, Ваше Величество…, Ваше Величество…" слышала она со всех сторон. Но сейчас Мария-Анна очень хотела побыть в уединении, в компании только своего сына, она слишком устала от всех волнений и переживаний. Она сделала знак Ольмерику, тот быстро прошел вперед и в свою очередь сделал знак пяти другим протикторам. Норманны взяли королеву и принца в защитное кольцо. И все отлично знали, что с этим уже не совладать. Протикторы не пропустят никого, они не станут слушать никаких уговоров, а если будет нужно, то и отшвырнут прочь любого кто попытается помешать продвижению королевы или подойти к ней. И им совершенно безразлично кто это будет, какой-нибудь нерасторопный зевака-горожанин или всесильный министр. Ибо абсолютно любые их действия, связанные с охраной королевы или выполнением каких-то её прямых приказов заранее одобрены и прощены. И потому вельможи и аристократы, дабы не попасть в неловкую или даже унизительную для себя ситуацию, благоразумно старались держаться подальше от хмурых норманнов и не пытались сквозь них прошмыгнуть к королеве. Единственное что они позволяли себе так это попытаться привлечь внимание королевы, находясь на безопасном расстоянии от протикторов. Но Мария-Анна всем отвечала отказом, она только отмахивалась и бросала: "Не сейчас, канцлер", "Позже, маркиз", "Завтра, кардинал". И только для своего личного секретаря она сделала исключение. Указав на него, она кивнула протиктору и тот пропустил маркиза во внутренний круг. Антуан де Сорбон подошел к королеве и склонившись к её голове, торопливо начал говорить о том, что испанский посол крайне недоволен тем что его не допустили на церемонию в Реймсе и требует объяснений. Но Мария-Анна прервала его, ей сейчас было не до послов, и в свою очередь торопливо стала говорить ему что всё что касается встречи с баронами Севера остается в силе и он, Анутан де Сорбон, должен сделать всё чтобы эта встреча состоялась, ни в коем случае не позволить им покинуть Реймс, убедить их пребыть в назначенный час во дворец и удостовериться что так оно и будет. "Сейчас это самое важное, занимайтесь только этим", сказала она и пристально глянула на него, давая понять что она не шутит. Секретарь поклонился и удалился.
Покинув собор, королевскому экипажу пришлось еще долго выбираться из заполонившей всю округу толпы, а также нагромождения других карет и повозок. Мария-Анна и Роберт сидели в салоне с зашторенными окнами и устало слушали радостные крики людей, топот ног, ржание лошадей, грозную брань протикторов, особенно громогласный ор Олафа, скрип колес и удары хлыста.
64.
И только войдя в свои комнаты во Дворце То, Мария-Анна наконец позволила себе расслабиться. Она отправила Ольмерика и Олафа отсыпаться, закрыла дверь и с радостным облегчение опустилась в кресло. С улыбкой посмотрела на Роберта, стоявшего возле окна и глядевшего наружу.
– Ты хочешь есть или пить? – Спросила она, чувствуя себя невероятно счастливой от того что её ребенок снова рядом и она может о нём заботиться.
Мальчик улыбнулся каким-то своим мыслям и отрицательно покачал головой.
– Чему ты улыбаешься? – Ревниво спросила Мария-Анна.
Роберт улыбался, припоминая как суровая Риша несколько раз заставляла его готовить вместе с ней, когда он донимал её вопросами, скоро ли они наконец будут есть. Тогда он обижался, даже злился на неё, а сейчас это уже представлялось ему забавным. Теперь он снова вернулся в мир, где пищу приносят по щелчку пальцев, но только это почему-то не кажется таким уж невероятным преимуществом по сравнению с жизнью в доме Риши.
– Просто вспомнил кое-что, – ответил он, бросив на Марию-Анну быстрый взгляд.
Гуго сказал ему что он может рассказывать матери и о Рише и о Гильере Шестипалом, они сами это разрешили. Но вспоминая о том как дурно Риша отзывалась о королеве, постоянно потешаясь над ней, мальчик решил что возможно его мать тоже не любит Ришу и может рассердиться если узнает у кого он был. Хотя с другой стороны Риша вылечила его и мать должна быть благодарна ей. Но, так или иначе он не хотел спешить с этим.
– Что вспомнил? – Настойчиво спросила Мария-Анна.
– Мам, я понимаю у тебя очень много вопросов, но можно я потом всё тебе расскажу, – попросил мальчик, – я очень устал, я мало спал последние дни, мы всё время были в пути. Я хотел бы поспать.
Мария-Анна испытующе смотрела на сына. Он редко называл её "мамой", главным образом потому что его учили обращаться к ней согласно формальностям этикета, если они не одни. Но дело было не только в этом. Он показался ей странным, скрытным.
– Ты точно хорошо себя чувствуешь? – Обеспокоенно спросила она.
Он утвердительно кивнул.
– Да.
Затем подошел к ней, достал из за пазухи сложенные листы и протянул ей.
– Вот, это для тебя.
– Что это? – Мария-Анна взяла листы.
– Письмо от Гуго. Он сказал, что здесь написаны очень важные вещи и тебе обязательно нужно это прочесть.
Мария-Анна ощутила неясную тревогу. Значит Гуго что-то скрыл от неё, что-то важное.
– Ты читал это?
Роберт с удивлением посмотрел на мать.
– Нет, конечно. Это же письмо тебе. Как я мог его читать?
Мария-Анна ласково улыбнулась ему.
– Я глупость сказала. Пойдем я уложу тебя.
Они прошли в спальню, она помогла ему раздеться, заодно внимательно и придирчиво рассматривая его непривычно загорелое тело, затем он взобрался на кровать и Мария-Анна укрыла его одеялом.
Роберт пристально смотрел на неё.
– Что ты так смотришь? – Улыбнулась она.
– Гуго сказал, что был очень влюблен в тебя и влюблен до сих пор и поэтому ты, зная это, доверяешь ему и отпустила меня с ним, даже не спросив куда он меня повезет. Но сама ты никогда не любила его. Это правда?
Мария-Анна окаменела, но быстро придя в себя, снова улыбнулась и уточнила:
– Что именно? Что я отпустила тебя с ним, даже не спросив куда он тебя повезет?
– Что ты никогда не любила его?
Мария-Анна погладила сына по голове. Затем наклонилась и поцеловала его в лоб, с радостью отмечая про себя что его лоб прохладный.
– Спи, Роберт.
Она вышла из спальни в будуар, взяла со стола бумаги и села в кресло.
"
Мария-Анна,
Мне трудно выразить словами всё что я чувствую к тебе. Я и сам не понимаю этого до конца. Когда я увидел тебя в Сент-Горте, стоя на коленях перед тобой, я знал что ненавижу тебя. Но в этой ненависти не было огня и страсти. Она была спокойной и холодной, отстраненной, это было почти презрение. Я твердо знал, что если мне выпадет шанс, я уничтожу тебя. Я горько сожалел о том что пятнадцать лет назад не сумел разглядеть в прелестной двадцатилетней девушке того безумного жестокого властолюбивого чудовища, коим ты являешься. Но Бог мне свидетель это вряд ли было возможно, тем более для молодого мужчины, встретившего самую прекрасную женщину на земле.
Я не понимаю в чем был замысел Господа, когда он помещал душу столь подлого злодея в столь прекрасное обличье как твоё. Но как говорят некоторые богословы и сам Отец лжи, надменный и завистливый Люцифер был самым прекрасным из ангелов Господних и многие примкнули к нему не по злобе души своей, а лишь восхищенные и очарованные его красотой. Возможно милостивый Господь пытается преподать нам урок, сделать нас мудрее, научить нас тому что истинные сокровища совсем не обязательно хранятся в красивой оболочке.
Но человек слаб. И даже проведя по твоей воле одиннадцать лет в каменном мешке, утратив всё что делает жизнь человеческую радостной, претерпев истязания и пытки от спятившего начальника тюрьмы, мне тем не менее показалось что я влюблен в тебя также как и прежде. Я не понимаю этого. Возможно память о былой любви, о том счастье что я пережил в благословенном Валентале, когда каждый вечер я проводил со столь милой и очаровательной девушкой, что ходил, едва касаясь земли, слишком сильна и пронзительна чтобы с ней могли совладать эти одиннадцать лет и осознание того кто ты такая на самом деле.
Я говорил себе, что должен задушить тебя как мерзкую гадину и у меня была для этого возможность, ведь ты так неосмотрительно оставалась со мной наедине. Но этого казалось недостаточно. Я хотел лишить тебя того чем ты дорожила более всего – власти. Той самой власти, ради которой ты, как обезумевшая, творила все свои злодейства и подлости. Уже после похищения Роберта я узнал о Сюр-Мере, о Гиклане, о восстании Пита Красивого, о Поненской дороге, о Лионском бунте, о Ночи Длинных ножей и конечное же о Галиахонской резне, после которой ты стала прозываться Кровавой Мари. Не мне судить тебя. Любому из монархов прошлого, настоящего и я уверен будущего приходилось, приходиться и придется проливать кровь, ибо только она способна зацементировать ту основу на которой зиждется власть одних людей над другими. Возможно ты и правда верила, что истребляешь врагов и изменников, что ты спасаешь свою страну и свой народ от хаоса и уничтожения. А возможно в глубине души ты понимала, что единственное за что ты сражаешься, как раненная волчица за своих волчат, это трон и корона.
По большому счету мне безразлично, ибо я хотел отомстить только за себя. Но мне помешал твой сын. Увидев его, поговорив с ним, я ощутил что-то невероятно светлое и чистое, что-то такое от чего льются слезы счастья, а сердце становится легким и свободным. Этот ребенок дар Господень, он оправдание для тебя и меня. И мне уже было почти всё равно что будет с тобой, останешься ты на троне или нет, я хотел только спасти Роберта, хотя бы попытаться это сделать. Возможно я обманываю себя, возможно в этом мальчике нет ничего особенного, возможно мне хотелось почувствовать то что чувствует отец, впервые встречающий своего сына. Это уже не имеет значение. Этот ребенок стал важен для меня. Наверно я люблю его.
Ты конечно желаешь знать, что же произошло. И я расскажу тебе, хотя бы для того чтобы ты не изводила расспросами своего сына.
Во всё этом принял участие еще один человек. По-настоящему прекрасный, благородный и великодушный. Зная твою подлую натуру, твой злобный и коварный нрав, я вполне допускаю что ты захочешь поквитаться с этим человеком, отомстить за унижение, ведь так или иначе он перехитрил тебя. Но всё же я очень надеюсь, что ты не станешь этого делать, ведь именно он спас твоего сына. Я и этот человек, вместе, решили, что я расскажу тебе о нём, в конце концов Роберт всего лишь ребенок и рано или поздно ты всё равно сумела бы вытянуть из него правду, даже если бы мы попросили его ничего не рассказывать тебе.
Этот человек Риша, более известная как ведьма из Даргобурского леса. Именно она освободила меня из Сент-Горта и спасла Роберта от смерти. Многого о ней я тебе рассказать не смогу, просто потому что не знаю сам. Риша мудра и загадочна, почти также, как и её черный кот Тотамон, в котором живет душа страшного могучего колдуна, жившего в допотопные времена в древней стране Та-Кемет. По крайней мере так, пряча улыбку, рассказывала Риша мне и Роберту. И мы ей верили. И тебе тоже лучше поверить, что она не просто безумная одичавшая старуха живущая в грязной хижине посреди непроходимого леса.
Случилось так, что мой отец однажды спас Ришу от сожжения на костре. И когда мне было не больше 4-5 лет она какое-то время жила рядом с нашей семьей и часто навещала нас. Около года назад она узнала о том что со мной произошло и с тех пор искала возможность помочь мне. Когда она прослышала о том что принц болен, она решила использовать это чтобы заставить тебя собственноручно вызволить меня из заточения. Далее тебе всё известно. Тебе посоветовали обратиться к ведьме из Даргобурского леса, ты приехала к ней и Риша убедила тебя что единственный способ спасти Роберта это получить прощение твоего самого заклятого врага и Риша сделала всё возможное чтобы ты поняла, что твой самый заклятый враг это тот кого ты заживо похоронила в подземелье Сент-Горта.
Риша встретилась со мной в охотничьем домике. Она хотела чтобы я немедленно бежал, убеждая меня что ты расправишься со мной как только убедишься что ни моё прощение, ни мой поцелуй не могут исцелить твоего сына. Но я отказался. Я хотел отомстить тебе, еще точно не зная как, и, не скрою, очень хотел увидеть Роберта. Я спросил Ришу о болезни Роберта, что она об этом думает. На что она ответила, что ей трудно сказать что-то определенное не видя ребенка, но по её мнению первое что стоит сделать это хотя бы увезти его из того места где он постоянно болеет. Тогда мне и пришло в голову похитить Роберта, мне верилось что такая мудрая женщина как Риша сумеет ему помочь, а кроме того, заполучив принца, я смогу диктовать тебе свою волю. И я попросил Ришу помочь мне. Она долго не соглашалась. Она не испытывает к тебе никаких теплых чувств и не видела ни одной причины помогать твоему сыну. Считая, что его болезнь это заслуженное наказание для тебя. Но я переубедил её.
Я похитил Роберта и мы привезли его в дом Риши на озере в Даргобурском лесу.
Там Риша несколько дней не отходила от ребенка, пытаясь понять причину его болезни. И она поняла.
И причина этой болезни в тебе, Мария-Анна, именно это заставило меня сказать тебе, что ты едва не погубила своего сына. И именно поэтому я всерьез раздумывал над тем чтобы увезти мальчика в Новый Свет.
Роберта отравили. В течении нескольких месяцев ему систематически и хладнокровно давали малые порции яда. Риша смогла определить его. Это амалага, смесь ртути, порошка из зерен паслена и коры одного африканского дерева – боа. Торгуют им в основном арабские купцы. Яд разрушает кости, разъедает мышцы, от него постоянно ломит голову, бывает частый озноб и жар, человек под его действием мучается болью в суставах, постепенно превращаясь в тряпичную бездвижную куклу. По словам Риши это настоящее адское зелье, в больших дозах оно довольно быстро убивает, человек умирает в жутких мучениях, а в малых страдания растягиваются на месяцы. Как сказала Риша, такое только самому заклятому врагу пожелаешь. Да и то не всякому. Риша считает, что кто-то очень сильно ненавидит тебя, раз уж он решился подвергнуть твоего сына настоящей пытке и в конце концов смерти.
Риша помогла телу Роберта очиститься от яда, а затем и восстановиться от слабости и последствий отравления. Сейчас Роберт здоров, но как я понимаю опасность по-прежнему остается. Тот кто его травил может начать это делать снова. Я просил Ришу применить её колдовские умения, чтобы выяснить личность отравителя. Она пыталась, но ей мало что удалось узнать из своих видений или как там это происходит. Лишь несколько вещей ей удалось увидеть, которые как она более-менее уверена связаны с человеком, причинившем зло Роберту: хромота, пожилой или по крайней мере немалый возраст, рысь, безбрежные красные поля, возможно маковые и еще Риша видела руку мертвеца с перстнем, на котором вроде какая-то птица.
Можешь верить или не верить. Можешь выбросить всё это из головы и попытаться жить как раньше. Но я очень надеюсь, что, так или иначе, ты сумеешь сберечь Роберта и сохранить его до того времени, когда он научится защищать себя сам. Я верю что он будет прекрасным человеком и истинным королем для своего народа и страны, ибо в сердце его есть и мужество, и стойкость, и мудрость, и доброта. Я был бы горд если бы он был моим сыном.
Знай, Мария-Анна Вальринг урожденная де Савойе, что именно этот мальчик причина того что я потерял интерес к мести, не мне судить тебя как королеву, а судить тебя как человека я больше не хочу. Я верю, что на каждую такую как ты есть такая как Риша, и раз Бог это всё так устроил значит ему зачем-то это нужно. Ты всегда мечтала быть королевой – будь ею. Я всегда мечтал увидеть Новый Свет – постараюсь его увидеть. Каждому своё.
И еще, я не рассказал Роберту, что это было похищение против твоей воли, я сказал ему что я твой старый друг, которому ты полностью доверяешь и что с твоего позволения я везу его к человеку, который может его исцелить. Не сказал, чтобы не сделать всё слишком сложным. Он любит тебя, он защищал тебя, когда Риша не слишком-то лестно отзывалась о тебе, он прекрасный сын. Твоё право рассказать ему как всё было на самом деле. Может быть заодно расскажешь ему и кто я такой.
Мой добрый тебе совет, Мария-Анна, не пытайся сделать Рише что-то худое, это плохо для тебя кончится. Ты и я просто дети пред этой женщиной. И в конце концов я надеюсь даже в таком сердце как твоё найдется место для благодарности человеку, спасшему твоего ребенка.
Прощай. Теперь уже действительно навсегда.
"
Мария-Анна медленно сложила листы, поднялась с кресла и подошла к столу. Она положила письмо на стол и заметила что у неё дрожат руки. Она даже не могла понять, что она собственно чувствует. Гнев, ярость, досаду, страх, унижение? Скорей это было похоже на то будто её хорошенько приложили по голове и теперь она постепенно приходит в себя, но в голове еще всё звенит, шумит и мысли никак не могут собраться во что-то стройное и единое.
Она прошла в спальню, подошла к кровати и долго смотрела на спящего ребенка. "Это всё ради него", подумалось ей, "всё ради него, всё ради того чтобы он стал кем-то лучшим чем его мать и отец. Наверное именно этого хочет Бог. Чтобы наши дети пошли дальше нас и стали большим чем мы".
И сердце её было полно радости за сына и обиды и горечи за себя.
65.
Граф Рене Согье вошел в комнату, назначенную в данный момент королевским кабинетом во Дворце То. У главы Судебного ведомства было плохое предчувствие. Посыльный от королевы дал понять, что дело чрезвычайно срочное. Её Величество желает видеть Их Сиятельство немедленно, сию же минуту. В тревожных раздумьях граф бросился во дворец. Что могло случиться? Встреча с баронами Севера, на которой по словам королевы она собиралась привести их в чувство и граф терялся в догадках что она задумала, но ожидал весьма неприятных и возможно опасных событий, назначена на пять часов пополудни, до неё еще почти два часа, тогда что еще могло стрястись такого срочного?
Увидев королеву, Рене Согье счел что она явно не в духе. На её бледном прекрасном лице застыла печать хмурой решимости, а в больших серых глаза темнела холодная ярость.
Граф поклонился.
Королева встала из-за стола, подошла к нему и протянула сложенный лист бумаги.
– Здесь имена людей, с которыми вам нужно хорошенько поработать, граф.
Рене Согье взял лист, развернул и пробежал глазами.
"
Густав Дорэ, старший королевский лекарь
Марта Сонстер, кормилица принца
Анруа Милл, лекарь-ассистент
Пьер Гашон, лекарь-ассистент
Паскаль Корнелий, придворный звездочет, наставник принца
Шарлота Ливори, старшая лейб-служанка принца
Жозефина Наоль, лейб-служанка принца
Жаклин Арнэт, лейб-служанка принца
"
Граф вопросительно поглядел на королеву.
– Это предварительный список, – сказала она. – Позже вы сами тщательно обдумайте то, кого еще стоит в него добавить. Наверное кого-то с кухни, кто готовил стол для принца. Но начать нужно с этих.
– Ваше Величество, я не понимаю о чем вы говорите.
– Конечно не понимаете! – Резко сказала королева и на её щеках выступил румянец. – А я не понимаю зачем мне вообще нужно всё ваше ведомство, если моего сына два месяца подряд травят ядом, а вы ничего не знаете.
Рене Согье в немом потрясении уставился на королеву. Его маленькие глаза расширились сколь это было возможно.
– Ваше Величество…
Мария-Анна раздраженно махнула рукой.
– Оставьте, граф. Не хочу даже слышать что вы там хотите сказать. Оправдания хороши для неверных жен, но не для человека вашей должности.
Рене Согье приосанился и стараясь чтобы его голос звучал спокойно, произнес:
– Ваше Величество, могу ли я хотя бы узнать откуда у вас такие сведения?
– Они от человека, который исцелил принца. Вот здесь, – она вернулась к столу и взяла еще один лист, – написано о яде, которым травили моего сына, а также то что известно об отравителе, увы совсем немногое.
Королева передала графу бумагу, куда переписала несколько строк из письма Гуго Либера.
Согье прочел написанное и поглядел на королеву с несколько странным выражением.
– Не надо, граф, смотреть на меня как на дуру, – сказала Мария-Анна, но впрочем уже вполне спокойно. – Да, рука мертвеца, рысь и маковые поля. Хромой и старый. Это всё. Но тем не менее это всё-таки больше чем то что знаете вы, ибо вы не знаете ровным счетом ничего. Ничего. В моём собственном доме, моего собственного сына медленно день за днем убивают, а главный страж королевства ни сном ни духом. Сидите там у себя в Консержере неизвестно чем занимаетесь. И кстати, своего испанца заберите, он мне больше не нужен. Может как раз сейчас вам пригодятся его дьявольские умения. Я очень надеюсь, граф, что результаты не заставят себя ждать. Я даю вам три дня. Через три дня вы должны сказать мне кто из живущих в Фонтен-Ри давал яд моему сыну. Но имейте в виду, граф, мне не нужен чей-нибудь изуродованный труп и заляпанная кровью бумажка с коряво написанным признанием. Человек должен быть живым и способным внятно объяснить зачем он это делал или, что я сильно подозреваю гораздо ближе к истине, кто заставил или подкупил его сделать это.
