Евгений Викторович Донтфа
Что мне сказать тебе, Мария-Анна
Но всё же она пришла сюда чтобы собраться с мыслями, придумать как ей действовать дальше и потому почти усилием воли она отвлекла себя от созерцания цветного пространства над головой и вернула себя на землю к своим житейским размышлениям.
С одной стороны, её переполняла радость от знания того что Роберт жив и с ним всё хорошо. И она поверила Гуго, что он конечно же ни за что не причинит мальчику вреда. И хотя сама она убеждала себя что в целом она не должна верить этому человеку, тут она не сомневалась что он сказал правду. Ведь он несомненно считает Роберта своим сыном, говорила она себе и значит будет оберегать его пуще собственной жизни. С ним Роберт в безопасности.
С другой стороны, ближайшее будущее вызывало у неё неприятное тревожное ощущение надвигающейся если не беды, то какой-то слишком радикальной перемены её собственной судьбы. И с тяжестью на сердце она задумалась об отречении. Она не пыталась лукавить с собой – она хотела быть королевой, ей безумно нравилось повелевать, быть над всеми и вся, быть той, выше которой только тот чей венец лежит в этой раке. Мужчины и женщины, дети и старики целой страны абсолютно послушны её воле и это воистину упоительное чувство, чувство равному, которому нет на всё белом свете. Она указывает целым народам как им жить и как им умирать, она принимает решение за всех них, она вершит их судьбы. И они покорны ей, они подчиняются ей, они признают, что она особенная, не такая как они. И она должна всего этого лишиться? Только потому что этого желает Гуго Либер?
Мария-Анна опустила голову, уставившись в узор мраморных плит пола.
Но на другой чаше весов её сын. Сможет ли она жить без сына? Хотя, если честно, вопрос не только в этом. Сумеет ли она удержать власть, если у неё не будет наследника, наследника, в котором течет древняя кровь Вальрингов? Долго ли все эти пэры, кардиналы, герцоги Юга и бароны Севера станут терпеть её без Роберта? Да и не только они. Захочет ли простой народ подчиняться королеве, которая не уберегла наследника?
Тем временем, более всех недоступностью королевы был обеспокоен господин Верховный командор Шон Денсалье, Его Сиятельство граф Ливантийский, славный герой Азанкура, блистательный кавалер Ордена Звезды. Целый день он слонялся по дворцовым помещениям, то и дело приставая к Королевскому секретарю Антуану де Сорбону маркизу де Ринье, пытаясь добиться у него куда исчезла королева и когда намерена вернуться. Королевский секретарь невозмутимо, может быть уже в сотый раз за сегодня, рассказывал о том что Её Величество пожелали какое-то время провести в покое и уединении для чего в сопровождении Первой фрейлины, графини Луизы Бонарте, и лейтенанта Ольмерика, отбыли в одну из своих загородных резиденции. Абсолютно неудовлетворенный этим объяснением, Верховный командор громогласно требовал, чтобы ему по крайней мере сказали в какую именно резиденцию отправилась королева. На что маркиз де Ринье, всё также невозмутимо, отвечал что он не может этого сделать, ибо королева не желает чтобы кто-нибудь там обеспокоил её. Свирепо глянув на секретаря, Верховный командор удалялся восвояси, но Фонтен-Ри не покидал.
Шону совершенно не понравился это неожиданный отъезд Марии-Анны. В последнее время он вообще старался не терять королеву из поля зрения. Ибо он имел на неё виды. Он считал что это большая тайна, причем даже для него самого. Он и сам до конца не был уверен на что именно он рассчитывает. Но всё же порой, где-нибудь в глубине безлунной ночи, под одеялом, покидая явь и уходя в сон, он вдруг на краткий миг позволял себе представить как становится супругом Марии-Анны, а затем и законным королем этой страны. Эта сказочная мечта кружила ему голову так сильно, что его при одной мысли о возможности этого бросало в жар и в холод одновременно.
Но при свете дня он становился более прагматичным и менее склонным к пустым мечтаниям. Он считал что королева явно благоволит ему и определённо проявляет к нему интерес, который всякая еще не старая женщина может проявлять к молодому красивому мужчине. Насчет своей молодости и мужской красоты у Шона не было никаких сомнений. И возможно рано или поздно она действительно разделит с ним ложе. Но ведь этого мало чтобы она увидела в нем своего короля. Любовные утехи никак не гарантируют ему корону. А он хотел именно этого. Хотел страстно. Среди знати многие смотрят на него как на выскочку, считая его всего лишь тупоумным рубакой, способным только махать мечом и прыгать по стенам. И должности Верховного командора совершенно недостаточно чтобы утереть им нос.
Впрочем Шон обуздывал эти свои желания, разумно полагая что всё же маловероятно чтобы ему удалось настолько приручить Марию-Анну чтобы стать её спутником не только в постели, но и на престоле. В конце концов он пока еще даже не добрался до её постели. И потому он предусмотрительно готовил себе запасной вариант – графиню Луизу Бонарте. Эта милая девушка действительно очень нравилась ему и к тому же она была из очень родовитой и состоятельной семьи. Во всех отношениях это был прекрасный вариант. Утешительный приз, который вне всяких сомнений достоин чтобы его принять.
Тем не менее пока Шон всё-таки продолжал стараться быть как можно ближе к королеве и если уж судьба подарит ему шанс, то ни в коем случае не упустить его. А сейчас, из-за всей этой истории с каторжником из Сент-Горта и принцем, когда вокруг царила некоторая неразбериха и могло случится всякое, тем более следовало держать ухо в остро. Как солдат и полководец он отлично знал как стремительно меняется обстановка во время боя и всегда нужно быть готовым ударить в правильное время и правильно месте. Кроме того, у него никак не шел из головы этот проклятый Гуго Либер. Он часто вспоминал как увидел его голым тогда в купальне и их недолгий разговор. Графу казалось что тогда он узнал что-то очень важное, что-то особенное, но никак не мог понять что именно. Словно забытое имя оно вертелось на языке, но всякий раз ускользало, как только он пытался взглянуть на него пристальней. Это раздражало графа и он выбрасывал из головы все эти мысли, уверяя себя что конечно же он всё придумал, не было там ничего важного.
Узнав же о появлении королевы, он было бросился добиваться встречи с ней. Но Королевский секретарь с маячившими за его спинами протикторами отправил всех восвояси. Тогда Шон решил немедля найти Луизу, резонно полагая что она также вернулась, и поговорить с ней о том, что происходит. Но к его удивлению графини Бонарте он нигде не нашел. Он снова потребовал сведений у секретаря и тот туманно пояснил что де-графиня осталась в загородной резиденции чтобы еще немного отдохнуть и прибудет позже. Недовольный Шон отправился к капелле, но еще издалека увидев возле её входа двух хмурый протикторов с огромными секирами, понял что придется дожидаться королеву здесь. И как голодный волк принялся патрулировать коридор, выходящий через анфиладу к капелле.
Королева вышла из капеллы почти два часа спустя. Она была сильно вымотана размышлениями о своих дальнейших действиях и пребывала не в лучшем расположении духа. Тем не менее она испытывала некоторое облегчение от того что всё-таки сделала выбор и теперь оставалось только следовать ему.
Истомившийся ожиданием, Шон Денсалье бросился ей навстречу.
– Ваше Величество, я желал бы говорить с вами.
Мария-Анна устало поглядела на него.
– Вы намерены сообщить о каких-то успехах в поиске моего сына?
– Н-нет, Ваше Величество.
– Тогда нам не о чем говорить.
Королева и два её рослых протиктора проследовали мимо Верховного командора.
– Я нигде не могу найти графиню Бонарте, – нарушая все правила придворного этикета, сказал Шон в спину королеве. – Вы не знаете где она, Ваша Величество?
– Определенно искать людей – это не ваша сильная сторона, граф. Оставьте это.
Шон не понял, что ему нужно оставить: искать Роберта, искать Луизу, приставать к королеве. Но уточнять не стал и просто смотрел вслед удалявшейся женщине, о которой так много думал последнее время.
Мария-Анна прошла в свой кабинет, по пути прихватив с собой своего секретаря.
Расположившись за своим обширным столом, она какое-то время задумчиво глядела на маркиза. Королева прекрасно понимала какая буря начнется по всей стране, как только все узнают о её грядущем отречении. Практически для всех это будет как гром среди ясного неба. Королевство просто взорвется от сплетен и слухов. А начнется всё здесь, сейчас, в этом кабинете и с этого человека. Мария-Анна медлила. В конце концов она пришла к мысли что не обязана рассказывать всего, пусть строят какие угодно догадки, самые нелепые домыслы, она не станет ничего никому объяснять до самого последнего момента. За исключением конечно Реймсского архиепископа. Шарлю де Гизену придется всё открыть, он должен знать что за церемонию предстоит провести в соборе, кроме того он как богослов и юрист должен составить грамоту отречения, которую она подпишет.
Королева вздохнула.
– Антуан, возьмите перо, бумагу. Я должна отдать вам много распоряжений.
Секретарь встал за специальную конторку, открыл чернильницу, взял перо и выжидательно посмотрел на хозяйку кабинета.
Но Мария-Анна снова медлила.
"Будь же ты проклят Гуго Либер", с тоской подумала она и заговорила:
– Двадцать шестого числа сего месяца в Реймсском соборе состоится важная государственная церемония. По сему к этому числу туда надлежит пребыть. – Королева замолчала и постучала пальчиками по полированному дереву столешницы. Затем невесело усмехнулась и, поглядев на секретаря, сказала: – Все!
– Все, Ваше Величество?
– Все. Двенадцать пэров королевства. А также епископ Лангра, епископ Бове, епископ Шалона, епископ Малейи и епископ Марсеза. Настоятель аббатства Святого Ремигия, настоятель аббатства Сен-Дени и настоятель аббатства Луаре. Естественно все министры. Конечно же граф Фландрии, герцог Аквилонии, герцог Руана, все шесть баронов Севера…, – Мария-Анна продолжала перечислять, внимательно наблюдая за своим секретарем. Ей было любопытно в какой момент он не выдержит и бросит на неё удивленный взгляд или даже спросит, что всё это значит.
Но маркиз, не отрывая глаз от бумаги, прилежно записывал всё что ему диктовали и только когда королева надолго замолчала, он посмотрел на неё. Увидев, что она глядит на него и будто чего-то ждет, он чуть откашлялся и спросил:
– Позвольте узнать, Ваше Величество, для какого рода церемонии мы собираем всех этих достопочтенных вельмож и прелатов.
– А что тебе первое приходит в голову?
– Если честно, Ваше Величество, я в некоторой растерянности. Но первое о чем мне подумалось, что возможно вы хотите объявить в ближайшее время о своём бракосочетании и соответственно двадцать шестого дня вы собираетесь провести коронацию своего нового супруга.
Мария-Анна вскинула брови, такая интерпретация показалась ей забавной. Сама она об этом не подумала.
– И кто же, по твоему мнению, мой избранник? – С легкой усмешкой поинтересовалась она.
– Неужели же граф Ливантийский?! – Воскликнул маркиз.
– А почему он? – Удивилась королева.
– Ну-у…, – маркиз слегка смутился. – С тех пор как он появился в Фонтен-Ри, он как влюбленный молодой волк ходит кругами подле Вашего Величества и смотрит на вас таким пламенным взором, что, право слово, при виде нашего Верховного командора мне всё время вспоминается строфа из "Песни песней": "Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви." В тоже время и вы как будто выказываете ему явное благорасположение, вот я и подумал.
– Ну а если и он, что тебя так изумляет? По-твоему он слишком молод для меня и я буду выглядеть смешно?
– Помилуй бог, Ваше Величество! У меня и в мыслях ничего подобного не было. Вы выглядите столь свежо и цветуще, что право слово, когда рядом с вами графиня Бонарте вы кажетесь ровесницами.
– О-ой, маркиз, хоть вы избавьте меня от лести!
– Я совершенно искренне, Ваше Величество, – с чувством произнес Антуан де Сорбон. – Да и дело ведь не только в молодости. Бог одарил вас несравненной красотой, Ваше Величество. К чему тут кокетство, если уж сам Его Святейшество папа Пий Второй соизволил заметить что на троне нашего королевства восседает ангел Господень.
Мария-Анна улыбнулась. Услышать такие приятные слова от столь сдержанного человека, как маркиз Ринье, который к тому же после трагической гибели своей семьи казалось совершенно перестал интересоваться женщинами как женщинами, ей было конечно лестно.
– А если вспомнить трех магометанских государей, возбужденных бесчисленными рассказами о вашей дивной красоте и прибывших к вам чтобы лично убедиться в этом и их неописуемых восторг и восхищение, когда вы соизволили встретиться с ними. А посольства из Аравии, Индии, Китая и Московии, которые, помимо государственных дел, в первую очередь желали узреть вас, дабы потом поведать обо всём своим повелителям. И даже арабские ученые, которые уж казалось бы совсем не склонны интересоваться женской красотой…
– Достаточно, Антуан, – перебила его Мария-Анна. – У нас еще очень много дел.
Маркиз тут же принял свой привычный деловой вид.
– Простите, Ваше Величество.
– Я желаю как можно скорее встретиться с архиепископом Реймса. Организуйте это.
– В любое время?
– Любое. Как только он сможет добраться до нас. – Королева вдруг задумалась, улыбнулась и сказала: – Чуть не забыла. Запишите: барон Анри де Ременсэн. Этому весьма неучтивому господину надлежит до начала следующего месяца передать Королевскому казначею сумму в размере сто тысяч ливров. Маркиз Ле Гарди должен проконтролировать это и сообщить мне как только деньги поступят. И соответственно сообщить в начале следующего месяца, если не поступят.
"Если конечно я к тому времени всё ещё буду королевой", с грустью закончила она про себя.
Впрочем, в голове Марии-Анны зрел некий пока довольно неясный план как и Роберта вернуть и остаться при этом на троне. И потому она решила, что надеяться нужно до последнего.
40.
Луиза Бонарте появилась в Фонтен-Ри только на следующий день. Как только Верховный командор был извещён об этом, он тут же явился в личную комнату Первой фрейлины, расположенную подле покоев королевы.
Луиза была порядком утомлена всей этой странной, с её точки зрения, поездкой, но при виде мужественного героя недавней войны она приободрилась и повеселела. Она уже и не пыталась скрывать от себя что присутствие графа Ливантийского вызывает в ней приятное волнение, особенно когда они остаются наедине. А сейчас, в её комнате, они были совершенно одни.
Увидев, что он как будто несколько запыхался, словно бежал бегом, она, пряча улыбку, спросила:
– Что-то случилось, Ваше Сиятельство?
– Нет-нет, милая Луиза, всё хорошо. Просто спешил увидеть вас. – Граф улыбнулся.
Девушка внимательно посмотрела на него, пытаясь понять к чему этот ласковый тон.
– И прошу вас, называйте меня Шон, – попросил он. – Я думаю мы уже достаточно давно знакомы чтобы не утруждать себя пустыми формальностями.
Это было что-то новое и Луиза опять же задалась вопросом: к чему бы это? "Неужто королева дала полный от ворот поворот", усмехнулась она про себя.
– Как скажете, Шон, – послушно ответила Луиза и принялась перебирать драгоценности в небольшой резной шкатулке. Первой фрейлине надлежало скоро идти к королеве и следовало принарядится.
Верховный командор приблизился к девушке, с удовольствием разглядывая её нежную тонкую шею, и спросил:
– Где же вы были всё это время?
Луиза нисколько не сомневалась, что граф спрашивает её в первую очередь для того чтобы выяснить где была королева. Что ж его ждет разочарование, подумала она.
Луиза много размышляла над тем что случилось, благо времени у неё было достаточно, и она всегда была девушкой вдумчивой и рассудительной. По крайней мере она сама считала себя таковой :)
Королевский секретарь Антуан де Сорбон маркиз Ринье передал ей распоряжение Её Величества отбыть в сопровождении трех протикторов в охотничий домик Зовущий лог и быть там, пока её не вызовут обратно в Фонтен-Ри. Мало того она поехала туда в любимом экипаже королевы. "Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять", говорила себе Луиза, "что всё это делается для того чтобы все сочли что королева уехала в лесную обитель, тогда как на самом деле она будет находиться неизвестно где". И девушка просто сгорала от любопытства, пытаясь догадаться где же была королева и зачем понадобилась такая секретность.
Поначалу она было подумала о какой-то любовной интрижке, но быстро отказалась от этой идеи. Мария-Анна Вальринг конечно не станет опускаться до того чтобы самой навещать какого бы то ни было любовника. Если ей кто-то понадобится, он сам придет к ней. Да и сейчас, когда её сын в беде, её мысли определенно заняты чем угодно, но только не любовными интрижками. И после некоторых размышлений, Луиза пришла к мысли что королева ездила на какую-то очень важную для неё встречу. А подумав еще немного об этом, графиня Бонарте пришла к выводу что встреча была именно с таинственным узником Сент-Горта, с этим Гуго Либером. И значит всё это как-то связано с Робертом. Как и большинство приближенных к королеве людей, Луиза знала, что за похищение принца ответственен именно Гуго Либер.
Обдумав всё это и так и эдак, девушка совершенно уверилась что её догадка верна. Она и сама не смогла бы доходчиво объяснить из чего именно проистекает её уверенность, просто "чувствовала сердцем". И это сильно взволновало её. Теперь она владела большой тайной, тайной которая известна только королеве, Ольмерику и может быть де Сорбону. Именно последний попросил Луизу говорить любому, кто будет интересоваться, что Её Величество и командир протикторов были с ней, с Луизой Бонарте, в охотничьем домике. Запретив таким образом говорить, что она ездила в охотничий домик одна. Попросил мягко, но весьма настоятельно. Луиза прекрасно знала, что любые просьбы Королевского секретаря, если даже об этом не сказано явно, чаще всего исходят от самой королевы и потому благоразумней всего прислушиваться к этим просьбам. Но сейчас Луизу это не заботило, в конце концов секретарь это лишь секретарь, она не обязана исполнять его пожелания и разгадывать его туманные полунамёки. Гораздо более её сейчас занимало другое: она владеет тайной, которую несомненно страстно желает знать Верховный командор и теперь в её власти решать открыть ему эту тайну или нет.
– Мы ездили в охотничий домик. Разве вы не знали? – И девушка округлила свои прелестные голубые глаза, как бы удивляясь такой неосведомленности Верховного командора.
– "Мы" это вы и Её Величество.
– Конечно, Шон. Почему вы спрашиваете?
– Почему же вы тогда не вернулись вместе с королевой, а приехали только сегодня утром?
– Вы начинаете утомлять меня, граф. Я как будто на допросе. – Луиза выбрала драгоценную брошь и стала примеривать её к вырезу платья.
– Вы позволите? – Улыбнулся Шон.
Девушка медлила, не в силах решиться. Но затем всё же передала ему брошь.
Граф принялся прицеплять украшение к женской груди, у самого края выреза декольте. И как бы случайно коснулся пальцами открытой кожи. Луиза едва не вздрогнула. Она почувствовала, что краска заливает ей лицо.
– Хотел бы я быть этой брошкой, – игриво сказал он.
– Перестаньте, граф! – Луиза повернулась к нему спиной, пряча от него своё порозовевшее личико.
Но отважный герой Азанкура внезапно сделал шаг вперед и обнял её сзади за талию.
На этот раз Луиза по-настоящему вспыхнула и резко дернулась в сторону, высвобождаясь из мужских рук.
– Что вы делаете?! – Вскрикнула она, гневно поглядев на него.
– Ну что вы в самом деле! – Сказал он с досадой. – Как будто не понимаете, что со мной происходит, когда вы рядом.
Девушка уже смотрела на него вполне спокойно. Оценивающе. Задумчиво.
О, нет, она прекрасно понимала, что с ним происходит. Так ей казалось.
И задавшись вопросом стоит ли ему позволять большее, она снова подумала о том каким бы он мог быть супругом. Таким, несомненно, что на зависть всем женщинам вокруг. Он ослепительный красавец, просто греческий полубог. Но он не только красив, он по-настоящему мужественен. Он не был салонным украшением, смазливым разряженным острословом, придворным бальным ловеласом, изнеженным, избалованным, пресыщенным, циничным золотым мальчиком, которому весь этот мир преподносили каждый день как торт на блюде. Он был воином, изначально и всецело. Он прошел через ужасные битвы, где беспощадная сталь яростно кромсает человеческое тело. И в отличии от многих мужчин при дворе, для которых отделанная самоцветами изящная шпага лишь деталь костюма, его толедский меч, меч конкистадоров и пиратов, был настоящим боевым оружием. В глазах этого человека, в его руках, во всём его облике чувствовалась сила. И девушка, краснея от смущения, чувствовала неодолимое желание отдаться этой силе, она хотела чтобы этот мужчина владел ею, хотела быть его женщиной, быть в его сильных руках, чтобы он полностью и без остатка обладал её хрупким нежным телом, делал с ним всё что ему вздумается. Эти мысли доводили Луизу до трепета, до сладкой дрожи, сводившей её с ума. Да, конечно, он совсем не богат, Луиза слышала о том что единственное поместье графа в весьма плачевном состоянии, почти все родовые земли заложены и кроме меча и Ордена Звезды у него наверно ничего и нет, но это поправимо. Пусть королева пока и не осыпала своего любимца золотым дождем, но это не за горами. Да к тому же Луиза прекрасно знала сколь громадно состояние её отца и денежные вопросы её мало волновали.
– И что же именно с вами происходит, когда я рядом? – Очень серьезным тоном произнесла она.
Шон приблизился к ней и взял её за руки.
– Со мною происходит любовь к вам, Луиза, – проникновенно проговорил он, вглядываясь в глубину её сияющих глаз. – И я думаю вы знаете это.
Девушка не верила ему. Она чувствовала, что в первую очередь этот человек хочет власти, признания, возвышения и ради этого он способен на многое, если не на всё. А раз так то он всегда будет стремиться к королеве, мечтать о её расположении, добиваться его, ибо именно там, возле королевского престола, ему рисуется та вершина, где он сможет получить то что он так страстно желает. Однако все эти взвешенные трезвые рассуждения были весьма непрочны, что они могли значить, если при одном прикосновении его сильных рук, в ней вспыхивает радостное пламя, её бросает в жар, голова кружиться от счастья и сладкая истома волной проходит по её телу. И Луиза начинала уверять себя, что конечно она может ошибаться, чужая душа потёмки, она не может знать о чем он думает, что она молода и красива и этот мужчина возможно действительно влюблен в неё, не увлечен, а именно влюблен, влюблен так, что она является смыслом его существования. Это была упоительная мысль.
Она высвободила свои ладони из его рук.
– А когда я не рядом, любовь стало быть проходит? Так мне следует вас понимать?
Он отрицательно покачал головой. Она смотрела на него, ожидая какого-то ответа, но он молчал.
– Давайте прекратим это, Шон, – предложила она, желая только одного: чтобы это не прекращалось. – Любовь слишком громкое слово, чтобы бросаться им в досужем разговоре.
– Я понимаю. Вы как и всякая женщина требуете доказательств любви.
– Я не всякая женщина. И ничего от вас не требую.
Луиза отвернулась от него, подошла к столику, закрыла шкатулку и убрала её в комод.
– Я вам неприятен?
Луиза замерла.
– Вовсе нет. Разве я давала повод так думать? Совсем даже напротив, вы очень мне симпатичны. Но ведь все знают, что вы грезите о королеве. И вдруг говорите о любви ко мне. Согласитесь это звучит как минимум неожиданно.
– Мало ли кто там что знает. Или думает что знает. То что происходит в моей душе знаю только я.
Ей понравился его ответ.
– Да, я стараюсь стать важным и нужным человеком для Её Величества, ибо вижу в этом возможность проявить себя и принести наибольшую пользу своему Отечеству, а также, не буду скрывать, получить некоторые преференции для моей карьеры. Но точно также я старался бы занять господствующую высоту на поле битвы. Разве тут речь о любви? Вовсе нет, лишь о целесообразности.
И этот ответ понравился девушке. Но она решила, что этого недостаточно.
– Перестаньте, Шон, – с некоторой усталостью в голосе сказала она. – Я же видела какими глазами вы смотрите на неё. Глазами влюбленного мужчины.
Он пожал плечами.
– Я люблю королеву. Также как её любите вы. Я люблю королеву также как я люблю свою родину, разве в этом есть что-то предосудительное? Она королева, я её солдат. И я иду за неё в бой, потому что я предан ей. Но это не имеет никакого отношения к той любви, какую мужчина испытывает к женщине, с которой он мечтает каждое следующее утро его жизни просыпаться в одной постели, к женщине, которая становится для него единственной на свете, к женщине, ради которой он сделает всё что угодно не по велению долга, а по зову его души.
Он замолчал. Луиза с тревогой смотрела на него. В его голосе как будто прозвучала обида.
– Но если вы считаете, что в моем поведении есть что-то недостойное, то не стану вам больше досаждать своим присутствием. Разрешите откланяться. – Он стремительно развернулся и направился к двери.
Она бросилась за ним.
– Шон, подождите. – Она почти побежала за ним. – Прошу вас!
Он резко остановился и повернулся к ней. Она едва не налетела на него.
– Зачем вы так говорите?! У меня никогда не было и тени мысли о том, что в вашем поведении есть хоть что-то недостойное. Я не имела в виду ничего подобного. И если я и упомянула королеву, то лишь по причине… по причине…, – она замолчала, не желая продолжать. Она хотела сказать что-то о своей ревности, но теперь передумала и глядела на него почти сердито.
Верховный командор улыбнулся.
– Знаете, Луиза, в дикой Московии есть такой варварский обычай. Когда выдают замуж какую-либо знатную девицу, то Московский царь имеет право первым возлечь с невестой в брачную ночь и насладиться ею как ему вздумается. Неотесанные русские вельможи почитают это за великую честь для себя. Так вот если бы подобное произошло у нас и вы были бы моей невестой, а вместо королевы был бы король, то клянусь Богом, я вызвал бы его на дуэль, если бы он попытался подойти к вам.
Луиза тоже улыбнулась.
– Королю не должно драться на дуэли, ибо дуэль с вассалом бесчестье для него, – сказала она. – Он бы просто послал свою стражу за мной.
– Что ж, тогда я бы сражался за вас со всей этой стражей. И даже со всей армией короля, если бы пришлось.
Она поглядела на него с лукавой усмешкой.
– Что ж, вашей будущей невесте определенно очень повезет.
– Вашему будущему мужу повезет еще больше.
Они с улыбкой посмотрели друг на друга, одновременно прыснули и весело громко засмеялись. И даже схватились за руки. И продолжали смеяться. Они смеялись как дети, у которых впереди вечная жизнь, полная одних лишь радостных открытий, дети, для которых счастье есть перманентное обыденное неотъемлемое свойство бытия.
Он притянул её к себе и она не сопротивлялась. Она положила руки ему на грудь и с улыбкой смотрела на него снизу-вверх, радостно замирая от бившегося горячим прибоем где-то внизу её живота, беззвучного, но могучего как океан, безумно приятного ощущения близости мужского тела.
Он прижал её к себе чуть сильнее и Луиза затрепетала.
– Вы заставляет меня дрожать, – тихо сказала она и в её больших голубых увлажнившихся глазах с расширившимися зрачками уже совершенно неприкрыто пылало желание.
– От страха?
– От счастья.
Глядя в её глаза, он негромко и очень музыкально пропел: "Когда умолкнут все песни, которых я не знаю…"
– Милая Луиза, вы словно песня, – с улыбкой сказал он и затем неожиданно подхватил её и резко закружил по комнате.
– Шон! – Радостно и чуть визгливо вскрикнула она, вцепившись в его руки, с гордостью и самодовольством ощущая невероятную силу кружившего её мужчины. Её мужчины, как ей уже представлялось.
Через пару минут они оказались сидящими на мягкой упругой кушетке и Шон очень нежно и аккуратно поцеловал девушку в губы. Отстранившись, счастливая Луиза долго смотрела ему в глаза, а затем из какого-то подспудного желания сделать что-то хорошее для этого человека, простодушно сказала:
– А знаете, Шон, я думаю королева вчера встречалась с этим Гуго Либером.
Верховный командор, продолжая глядеть на девушку влюбленными глазами, спокойно и даже как будто равнодушно, словно это нисколько не заинтересовало его, спросил:
– С чего вы это взяли, Луиза?
И она всё также простодушно и искренне рассказала о том как маркиз Ринье отправил её в охотничий домик в любимом экипаже королевы и настоятельно просил быть там до того момента как её вызовут, а затем говорить всем что она была там с Марией-Анной, а также все свои мысли и размышления по этому поводу.
Шон Денсалье, продолжая держать Луизу в объятиях, слушал её очень внимательно. И ещё ему подумалось: разница в возрасте между ними была шесть лет, а глядя в её наивные доверчивые глаза, казалось целых шестьдесят.
– Зачем же она, по-вашему, встречалась с ним?
– Господи, Шон, это же очевидно, – улыбнулась Луиза и погладила его по щеке, млея от осознания того что она может вот так вот запросто, как своего котёнка, гладить этого грозного мужчину, который не так давно вел за собой тысячи других мужчин в кровавую безжалостную битву. – Они говорили о Роберте.
– О чем же именно они, по-вашему, говорили? – Спросил граф, уже и не стараясь казаться незаинтересованным.
Луиза, безмерно довольная тем что командор смотрит на неё так взволнованно, буквально внимая каждому её слову, раздумчиво произнесла:
– Я думаю, предполагаю, что сеньору Либеру каким-то образом всё-таки удалось излечить принца и по-видимому теперь он требует у королевы какой-то выкуп за сына. А если Роберт не выздоровел или даже, да сохрани Господь, – девушка истово перекрестилась, – погиб, то тогда и не представляю зачем им встречаться.
Шон внимательно смотрел на неё.
– Но если всё же она встречалась не с ним?
Девушка пожала плечиками.
– Может и не с ним. Но думаю, что с ним. Иначе к чему вся эта таинственность? Уж точно не ради какого-то глупого любовного приключения. Из слов господина де Сорбона я поняла, что королева покинула Фонтен-Ри в сопровождении одного лишь Ольмерика. Зачем бы еще королева покинула дворец чуть ли не в одиночку, если не ради сына? А если речь идет о принце, то значит и Гуго Либер тут замешан, он ведь похитил мальчика, это все знают.
Командор счел, что всё что можно было узнать он узнал.
Он надвинулся на Луизу, заставив её лечь спиной на кушетку. Сердце девушки стучало быстро и радостно. Цепенея от сладостной истомы, она взволновано глядела на него. Он наклонился и снова поцеловал её в губы, затем в подбородок, затем в шею. Но тут девушка уперлась ладонью ему в грудь, словно пытаясь остановить его.
