Иван Андреянович Филатов
Терминология Хайдеггера времен написания им «Черных тетрадей» 1931-1948
– каким образом раскрывается её смысл,
– что именно является результатом этого раскрытия,
– для чего именно предназначено то, что было раскрыто.
А потому оказался непрояснённым как вопрос взаимосвязи истины Бытия с вот-бытием, так и вопрос, каким же всё-таки образом, по какой методологии, возникает то сущее-подручное средство, с помощью которого осуществляется обновление социума в виде притока новой Продукции в те или иные его структуры, те структуры, которые каким-то незримым (бытийственным) образом буквально взывают к своему обновлению, к тому обновлению, потребность в котором может быть «увидена» только вот-бытием (человеком) через воздействующие на него негативные факторы.
Хайдеггер лишь указывает (в «К философии», стр. 426), что «Бытiе «нуждается» в вот-бытии», а каким образом, через какие действия нашего ума это Бытiе сообщяется с вот-бытием, и каким образом далее это вот-бытие осуществляется в раскрытии сущности самой истины, так и остаётся загадкой. А если загадкой остаётся связь Бытия с вот-бытием (через негативные факторы), то тем более загадкой является методология возникновения сущего-подручного средства, осуществляемая через раскрытие смысла идеи-истины, результатом которого может стать изготовление этого средства в материальном его исполнении.
3. Отсутствие вышеуказанного в текстах Хайдеггера свидетельствует лишь о том, что истина в виде истины Бытия оказалась парящей в некотором безвоздушном пространстве, поскольку она не была наполнена «обременяющим» её смыслом, тем смыслом, который «приземлил» бы её к своей предназначенности, к той роли, которую она призвана играть в реальной жизни. Ведь не напрасно же истина оказалась столь лакомым кусочком философии, начиная с древнейших времён, вплоть до времён Новейших.
4. А потому столь существенная лакуна в методологии возникновения истины Бытия побудила Хайдеггера гениальным образом распорядиться своими интуициями, которые «бродили» вокруг
– тех интеллектуальных ощущений, которые возникали в процессе «лицезрения» новых мыслей;
– и тех догадок, которые «намекали» на нечто грандиозное (Бог, «четверица» и т. д.).
Но как мы знаем, любая интуиция смутна, а потому и трудновыразима. А то, что видится нами в смутном свете, побуждает к тому, чтобы как можно чаще и как можно пристальнее вглядываться в то, что не до конца нами понято. И это вполне естественное желание: раз за разом обращаться к тому, что тобой ещё не понято и не выражено. Вот откуда многочисленные обращения Хайдеггера к теме истины Бытия – истина видилась им в интуитивном свете.
Более того, интуитивность понимания побуждает к более изощрённым средствам выражения нами ещё не понятого: новые термины, старые термины в необычном их понимании, подходы к непонятному с разных сторон и т. д.
Здесь к месту было бы привести одну напрашивающуюся историческую аналогию. Как Андроник Родосский, «систематизируя» труды Аристотеля, разделил их на те, что относятся к вполне понятному естествознанию (к Природе, к «физике»), и те, что относятся к малопонятным причинам и истокам возникновения всего существующего, так и Хайдеггер, прекрасно знавший древнегреческую философию, разделил свои работы на те, что понятны и прекрасно изложены (и «обкатаны») им на семинарах, в лекциях, в статьях и книгах, и те, которые трудны для понимания, которые до конца ещё не поняты им самим и требуют отточенных формулировок, иначе говоря, поняты им самим на интуитивном уровне.
Вот, как нам представляется, та причина, которая побудила его отложить публикацию подобных произведения до «лучших времён», поскольку у него теплилась вполне оправдываемая надежда на то, что лелеемые им интуитивные прозрения станут более понятны и ему самому и людям следующих поколений.
И это действительно так: как часто бывает так, что изложенное мыслителями не то что десятилетиями, а столетиями и даже тысячелетиями «дожидается» того момента, когда найдётся тот, кто обнаружит давно забытое и выставит его на свет всеобщего обозрения с той целью, чтобы новым взглядом посмотреть на то, что было открыто в прежние времена. И примером тому является сам же Хайдеггер, прозорливо увидевший в Бытии древнегреческих мыслителей и «забвение Бытия», и само «Бытiе», и «истину Бытия», и тот результат, к которому привело такого рода многовековое забвение Бытия.
И в заключение данного пункта, поскольку речь у нас шла об интуициях, попытаемся всего лишь отдельными штрихами, хотя бы на интуитивном уровне, выразить разницу между тем смыслом, который едва «теплится» в нашем мозгу, а потому и видится нами в недопонимаемом виде, и тем внове явленным смыслом, который в буквальном смысле озаряет наш ум. Иначе говоря, попытаемся понять разницу между смыслом, интуитивно нами видимом, и смыслом, явленным нам в акте инсайта (озарения, прозрения).
Можно, наверное, сказать, что интуиции это отдельные «инсайты» по поводу деталей того, что может быть представлено в едином акте инсайта.
Интуиции это «микроинсайты» на базе работы нашего логического мышления. Интуиции основаны на доверии своему уму, своему логическому мышлению, инсайты – на беспрекословном доверии тому, что свыше ума, своему бессознательному.
Интуиция это то, что всегда «недотягивает» до инсайта. Она останавливается на полдороге, не зная, куда ей далее следует двигаться. А всё потому, что она есть «смысл», вырванный из контекста чего-то единого и цельного, но ещё не сформировавшегося.
Истина, явленная в акте инсайта, не может иметь сомнительный характер своего выражения. У интуиции характер её выражения всегда сомнительный: мы всегда затрудняемся выразить «смысл» явившейся нам интуиции.
Можно предположить, что инсайт это «сумма» некогда посетивших нас интуиций, «сжатых» нашим бессознательным в единый момент своего представления нашему уму.
Отличить инсайт от интуиции всегда можно по тому эскорту интеллектуальных ощущений, который сопровождает первое, но «пренебрегает» вторым. Можно сказать, что при одинаковости своего внезапного явления инсайт и интуиция имеют совсем разные проявления как на уровне нашей психики, так и на уровне своего смыслового содержания.
Более того, при инсайте нас, в первую очередь, «тянет» сразу же разобраться в его смысле и выразить его. В то время как с выражением интуиции мы всегда затягиваем, отчего возникает опасность со временем забыть её.
На этом закончим наш несколько затянувшийся экскурс в истину Бытия, а в следующих Разделах будем касаться отдельных тем творчества Хайдеггера и тех наших мыслей, которые возникали при их рассмотрении.
7. Смысл «тактики» вопрошающего мышления
Спрашивается, почему Хайдеггер все время призывает нас к вопрошанию? Да только потому, что без вопрошания нет никакого движения мысли. Но в то же время вопрошание – довольно-таки странное действие нашего мышления. Почему странное?
Во-первых, потому, что, как правило, мы не знаем, о чем нам надо вопрошать. Мы всегда затрудняемся вопрошать о том, что нам неизвестно. И это вполне естественно.
Во-вторых, если и знаем, о чем нам надо вопрошать, то вопрошая, опять же, как правило, мы не получаем никакого ответа. А потому, только достаточно настойчивое вопрошание может привести нас к какому-либо ответу. Более того, продуктивности нашего вопрошания может способствовать накопленная нами база знания не только в интересующем нас вопросе, но и в вопросах смежных с последним.
Но, в-третьих, самое странное в вопрошании это то, что через какое-то время, то время, когда мы вовсе не думаем о том вопросе, который был предметом нашего настойчивого вопрошания, к нам каким-то чудесным образом приходит на ум ответ на прежде нами заданный вопрос.
Получается будто бы так, что прежде заданный нами вопрос какое-то совсем неопределённое время «варится» в постоянно бурлящем котле нейронных структур нашего мозга до тех пор, пока ответ на него не будет готовым быть предъявленным нашим бессознательным пред очи нашего сознания.
И это предъявление может быть в двух видах – либо в виде интуиции, либо в виде инсайта. А разность этих видов может быть представлена, во-первых, в «качестве» внове явленного смысла, а во-вторых, в силе реагирования нашей психики на внезапное явление этого смысла в наше сознание.
Что касается «качества» мысли, то интуитивная мысль – это достаточно прозрачный намёк на то направление, в котором нашему сознанию, нашей логике надо искать ответ на заданный вопрос. И не факт, что мы его найдём.
Дело в том, что интуиция – наверное, самое загадочное в нашем продуктивном мышлении. Она смутна, неопределённа. Её проявления не так заметны, как при инсайте. Она требует больших интеллектуальных усилий в её раскрытии. Мы менее уверены в её истинности и надёжности. Интуиция, можно сказать, это недо-инсайт. Она между рацио (логикой) и инсайтом. С рацио её объединяет то, что она может быть «раскрыта» в своём не вполне определённом содержании, с инсайтом – внезапность её явления в наше сознание. У нас всегда трудности с раскрытием её смысла, а тем более, с оформлением её в какие-либо знакомые нашему сознанию культурные знаки.
В то время как инсайтная идея предстаёт в нашем сознании в полном своём виде, без каких-либо «купюр» и недомолвок. Правда, она требует, во-первых, раскрытия своего смысла в виде нахождения недостающего звена – искомого сущего и создания его вида, образа (эйдоса). А во-вторых, она требует облачения своего смысла в одеяние знакомых нашему сознанию культурных знаков: слов, выражений, символов, метафор и т. д.
В то же время инсайтная мысль имеет свою главную отличительную черту – её явление сопровождается возникновением в нашей психике трёх достаточно ярко выраженных, ранее нами уже указанных, интеллектуальных ощущений:
– удовольствия от понимания нашим сознанием нового для него смысла,
– удивления – замеченного уже в древности Платоном, а вслед за ним и Аристотелем – от внезапности его явления,
– и уверенности в истинности, надёжности и единственности этого смысла.
И явление этих ощущений, конечно же, свидетельствует, во- первых, о важности и оригинальности того, что внове явлено в наше сознание, а во-вторых, о том, что нам немедленно надо обратиться к раскрытию этого смысла. Потому что при промедлении увеличивается вероятность забвения смысла самой идеи. Он, в буквальном смысле может – при малейшем отвлечении – «улетучиться» из нашего сознания, возможно, без всякого следа.
А это раскрытие смысла одновременно сопровождается оформлением его в культурные знаки, потому что «безымянный» («голый») смысл может быть увиден и сохранен нашим сознанием только в одеянии тех знаков, которые знакомы нашему сознанию и по которым мы в любой момент можем «восстановить» смысл нашей идеи. Но восстановить уже не в первозданном («обнажённом») его виде, а в облачении тех знаков, которые его выразили и оформили.
8. Загадочная будущность (по Хайдеггеру, через 300 лет)
раскрытия сущности Бытия
А теперь вопрос, который не столько волнует, сколько мучает каждого из нас: так все же, на что намекал Хайдеггер, когда говорил о том, что его поймут не иначе как через 200-300 лет? Приведём одну из цитат из работы «Заметки 1–V (Чёрные тетради 1942–1948)», стр. 178):
«Никто не должен тешить себя иллюзиями, будто что-то предсказал и «это» (es) «уже» «давно» знал; меньше всего это фантазирование подобает тем, кто пытается мыслить. И все же: как часто отмечал я в разговорах в 1934–1945 гг., через три сотни лет «это» (Es) продвинется настолько, что сотрясение в самом Бытии заставит вздрогнуть саму Землю.
А что такое «Земля»? Что сегодня означает «три сотни лет»? То замечание остается лишь невнятным бормотанием, смысл которого сводится к тому, насколько сегодняшние люди к этому не принадлежат и тем не менее только они должны наконец обратить внимание не на культурные течения и мировоззрения, а на судьбу Бытия, чтобы быть судьбе под стать (schicklich zu sein), – не для того, чтобы «улучшить» мир, а скорее, напротив, чтобы дать Бытию возможность быть истиннее». (1V:178).
Попытаемся разобраться в том, на что намекает Хайдеггер в этом тексте.
Во-первых, он предостерегает от того, что кто-то начнёт претендовать на приоритет в том, «что отмечал … в разговорах в 1934–1945 гг.» он сам. А что же именно «отмечал» он сам, Хайдеггер так и не называет. И это самое главное остаётся загадкой.
Во-вторых, он не называет то, что именно будет способно произвести «сотрясение в самом Бытии». Он характеризует его всего лишь как ««это» (Es)».
В-третьих, своё «замечание» относительно этого ««это» (Es)» он называет «лишь невнятным бормотанием» по поводу того, что «сегодняшние люди к этому не принадлежат и тем не менее только они должны наконец обратить внимание не на культурные течения и мировоззрения, а на судьбу Бытия, чтобы быть судьбе под стать (schicklich zu sein)».
И в-четвёртых, предстоящее «сотрясение в самом Бытии» призвано не к тому, «чтобы «улучшить» мир, а скорее, напротив, чтобы дать Бытию возможность быть истиннее».
Так все же, в чем именно заключается предполагаемое Хайдеггером «сотрясение в самом Бытии»? Это, во-первых. А во-вторых, каким образом можно предоставить «Бытию возможность быть истиннее», если, как мы можем предположить, именно эта «возможность» является камнем преткновения в судьбе самого Бытия? В чем заключается сама «истинность» Бытия? Неужели Бытие может быть как истинным, так и не истинным? А если оно не истинно, то как мы можем его назвать? Ведь тогда и истина Бытия не будет истиной.
Здесь, во-первых, надо бы чётко себе представлять, что такое Бытие, в чем оно заключается? А во-вторых, в чем состоит истина самого Бытия? Попытаемся разобраться во всем этом по пунктам.
1. Относительно самого Бытия мы как бы уже установили, что оно, по слову самого Хайдеггера, является Нуждой. Но Нужда может «функционировать» только в одном направлении – в направлении обновления того, что в чем-либо нуждается, в прибытии чего-то Необходимого. А нуждается в обновлении, как мы установили, все существующее вокруг нас, и в первую очередь, то, что всего ближе к нам. А всего ближе к нам тот социум, в котором мы живём и который в нас нуждается.
Получается, социум нуждается в обновлении, и нуждается в нас, как тех, кто, являясь Подручным Средством этого социума, способен обеспечить ему, социуму, обновление.
2. Как видим, всё Бытие упирается в обновление. Вот здесь как раз и возникает подозрение в том, что обновление может быть истинным и неистинным, отчего и зависит судьба самого Бытия. И к этому нас подвигло заявление самого Хайдеггера о том, что, как оказывается, Бытию можно «дать возможность быть истиннее». Из чего вытекает как возможность истинности Бытия, так и его неистинности.
3. Но, следуя далее, задаёмся вопросом, посредством чего достигается обновление социума? А это мы уже знаем – оно достигается путём генерирования все новых и новых идей-истин. И эти идеи – на платформе социума – может создавать единственное существо на Земле – человек продуктивно мыслящий. Так значит тогда получается, что идеи – как «носители» Бытия – или наоборот: Бытие – носитель идей – могут быть как истинными, так и не истинными. Но в то же время как те, так и другие идеи создаются одним и тем же существом – человеком.
4. Но тогда спрашивается, откуда может исходить эта двойственность идей – их истинность и не истинность? Ответить на этот вопрос нам уже не доставляет особого труда. Поскольку мы знаем, все зависит от того, откуда к человеку поступил «заказ» на создание той или иной идеи. А он может поступить только из двух источников.
Во-первых, от самого социума, «обеспокоенного» только одним: обновлением своих собственных структур: социальных, научно-технических, этических, эстетических, религиозных и т. д. И этот заказ самого социума осуществляется Нуждой, генерирующей те негативные факторы, которые, будучи воспринятыми человеком, побуждают его к созданию и внедрению соответствующих идей, тех идей, которые отвечают запросу самого социума, как живого видообразования самой Природы.
А во-вторых, этот заказ может поступить от самого человека (способного создавать идеи), но ориентированного не на исполнение заказов самого социума, а тех заказов, которые генерируются им самим, человеком, с целью удовлетворения своих собственных эгоистических интересов, как правило, противоречащих интересам самого социума.
5. Получается весьма странная ситуация: один и тот же продуктивно мыслящий человек может находиться между – напрашивается аналогия с «молотом и наковальней» – двумя запросами на создание идеи. С одной стороны, запрос на обновление от социума самого по себе (как видообразования самой Природы). С другой же стороны, запрос от меркантильно настроенного человека, защищающего свои собственные эгоистические интересы, или интересы той группы, к которой он принадлежит: корпорации, конфессии, кланы и т. д.
Так вот, если человек настроен на исполнение интересов социума, то тогда на предварительном этапе мыслительной рефлексии-1 он будет подбирать только те исходные сущие, которые относятся к самому социуму и тем задачам, которые стоят перед ним.
В противоположном же случае, когда человек настроен на удовлетворение своих собственных интересов меркантильного характера, то на том же этапе рефлексии-1 он будет для своего мышления подыскивать такие исходные сущие, которые интересуют только его самого и все то, что может способствовать исполнению его личных интересов.
Как видим, начальная настройка нашего мышления на этапе рефлексии-1 – в виде подборки исходных сущих и оперирования ими – задаёт тот вектор, в направлении которого наше мышление пойдёт то ли в русле решения социальных задач самого социума, то ли в русле удовлетворения своих собственных задач эгоистического характера. И в этом заключается отчасти трагическая двойственность человека. Можно сказать он всегда на распутье между «добром и злом», между тем, что он «должен» и тем, что он «хочет».
Все дело в том, что нашему продуктивному мышлению все равно, какими исходными сущими оперировать. В любом случае при правильном подборе этих сущих и при достаточной настойчивости нашего мышления мы выйдем на инкубационную фазу созревания смысла идеи в нашем бессознательном и на акт инсайта, то есть акт явления смысла идеи в наше сознание.
Так что все – в техническом плане – зависит от ориентации мышления человека (в процессе предварительной рефлексии-1)
– то ли на те сущие, которые характерны для самого социума и те негативности, которые в нем возникают, и способны воздействовать на человека;
– то ли на те сущие, которые находятся в зоне эгоистических интересов меркантильно настроенного человека.
(Более подробно данный момент «развилки» нашего мышления как в одном направлении (историческом), так и в другом (историографическом) рассмотрен нами в разделе 12, пункт 3).
6. Итак, получили ли мы ответ на то, на что намекал Хайдеггер своим предсказыванием «сотрясения в самом Бытии» посредством того, чтобы «дать Бытию возможность быть истиннее»? Думаю, что да. Как нам представляется, он намекал на то, что нам следует придерживаться
– тех истин Бытия, которые «заказываются» самим социумом, и проявляются им через воздействие на человека тех или иных негативных факторов, генерируемых Нуждой в обновлении самого социума,
– а не тех (истин), которые «добываются» человеком с целью удовлетворения своих эгоистических потребностей, идущих вразрез и во вред самому социуму.
Забвение Бытия как раз и трактуется Хайдеггером как забвение тех Нужд (в обновлении), неисполнение которых приводит, в первую очередь, к деградации самого социума как, по-нашему, живого видообразования Природы.
Наглядный пример тому стагнация нашего советского социума, приведшая и к распаду Союза, и к полнейшему упадку экономики и всего того, что с этим связано. Вот к чему приводит тотальный застой в развитии и обновлении всех структур общества. Живёт лишь то, что развивается путём постоянного обновления за счёт притока Новизны, генерируемого созданием и внедрением идей. Новизна – кровь, циркулирующая в жилах социума.
7. Как видим, – если мы правы в своём толковании приведённой выше цитаты – упование Хайдеггера направлено на то, что в не таком уж далёком будущем (всего лишь через 200-300 лет) человек все же свернёт на ту тропу, где главенствующим окажется само Бытие социума, исходящее из тех запросов (Нужд), которые формируются в самом социуме, а не в той среде, где властвует эгоистически настроенный человек «махинационного» типа, того «рассчитывающего» типа, который все «гребёт под себя», нисколько не заботясь о благополучии самого социума и той Природы, самоорганизация которой создала все существующее, в том числе и самого человека с его способностью мыслить как рационально, так и иррационально.
Ведь социум достаточно молодое живое видообразование Природы, и мы, люди, можно сказать, совсем недавно приобрели способность поддерживать его в своём функциональном состоянии (посредством генерирования идей). Мы ещё не научились в полной мере улавливать то, в чем нуждается социум сам по себе. Можно сказать, мы ещё не научились ориентироваться в тех негативных факторах, которые генерируются самим социумом, и которые буквально взывают к разрешению самих себя.
В конечном счёте, вопрос заключается в том, что именно должно быть в фундаменте Бытия: интересы ли социума самого по себе, или запросы меркантильно настроенного человека и тех групп, интересы которых он представляет? А вся эта «расчётливость» и «махинационность» началась, в основном, с наступлением Новых и Новейших времён с их научно-технической революцией и преобладанием потребительского отношения ко всему тому, что находится в нашем распоряжении (ресурсы), что нами создаётся, и к тому, что может быть создано. Вот этот момент как раз и был замечен и осмыслен Хайдеггером.
С нашей же стороны, скорее всего, можно сказать, что человек продуктивно мыслящий есть «побочный продукт» социализации человекоподобных существ. Ведь если внове образовывавшийся социум генерировал в своих структурах разного рода негативные факторы, то необходимо было появление того, кто бы разрешал все эти негативности. Поскольку у самого социума, как сообщества индивидуумов, нет органа, который бы выполнял функцию обновления. Вот и понадобился человек способный не только рационально мыслить, но и генерировать идеи и тем самым обеспечивать социум притоком Новизны.
В сообществах других живых существ (приматов, пчёл, муравьёв, антилоп и т. д.) нет факторов, которые бы генерировали разного рода негативности – они пресекаются уже на уровне действия инстинктов. Один лишь человек со своим разумом стал почвой, на которой взрастают разного рода негативности. Вот для чего человеку была дана, помимо способности рационально мыслить, ещё и способность мыслить иррационально, то есть генерировать идеи, разрешая тем самым эти негативности. Так что продуктивная, творческая способность человека появилась, как и всякая способность, – положим, способность говорить – не от «хорошей жизни», а от Потребности в обновлении, от Нужды (Бытия).
Исходя из вышеизложенного, можно предположить, что для Природы наиболее важной структурой является социум, как живое видообразование, возвышающееся над таким видообразованием как человек. Человек же должен быть в услужении у него, то есть поддерживать его в функциональном состоянии, а не находиться в «услужении» у самого себя, удовлетворяя свои всё нарастающие как в числе, так и в объёме потребности, и пренебрегая Нуждами самого социума.
