Верят в реинкарнацию? Занятно, подметил Пересвет, отпивая чай. Время пролетело незаметно. Особо умелые воины рубились посреди площадки, изображая умершего и врагов. Враги налетали на него всей стаей, словно кречеты на добычу. Но воин разрушил их планы, отражая могучие удары топоров мечом, который очень смахивал на меч Ярополка. Круглый щит треснул, по арене разлетелись щепки. Когда на поле боя остались лишь двое – враг нанёс воину последний, сокрушительный удар, навечно пригвоздив его к Матушке-земле. А тот на последнем издыхании всё же сумел одолеть своего врага.
– Впечатляет, – Пересвет похлопал артистам.
– А то! – горделиво ответил волхв. – Не хужее вашего…как бишь его…
– Театра.
– Оно самое. Театра.
Возражать старику запределец не стал, а про себя усмехнулся. Зрители в восторге кричали слова благодарности и подбрасывали в воздух шапки, у кого они были, выражая почтение павшему воину. Народ гулял до глубокой ночи: под Луной лилась дивная мелодия, женщины водили хороводы, а мужчины пошли вприсядку. Параллельно не утихал звон булата, топот копыт и пьяные крики дюжих.
В гуще весёлых проводов на тот свет запредельцу даже как-то полегчало. Он нашёл в себе силы преодолеть страх смерти и поверить в то, что душа может переродиться. От размышлений его отвлекли девушки, что делили с ним хлеб во время застолья.
– Идём, молодец, плясать!
Они схватили его под руки и вывели на поляну. Ничего не оставалось, как поддаться женским чарам. Странные движения чужака рассмешили людей, поэтому вместо плясок его увлекли в хоровод. Когда воины сложили оружие, а музыканты инструменты – Тризна завершилась. Насквозь промокший от танцев Пересвет краем рубахи протирал заляпанные очки и взглядом искал старика. Ведомир явился у него перед носом будто из ниоткуда.
– Наплясался? – ухмылочка волхва не ушла от глаз Пересвета даже при слабом свете Луны. – Пойдём домой.
– Угу.
Сил на сарказм не осталось, а потому он покорно побрёл за учителем, еле передвигая ноющие конечности. Что такое боль – он знал теперь не понаслышке.
На ясном небе сияли мириады звёзд, открывая над головами людей целую Вселенную. Перед избой Ведомир остановился и замер, чем напугал ученика. Он робко начал озираться по сторонам. В следующий миг волхв вскинул голову к небу. Откуда ни возьмись появился Дарко: он бесшумно парил над избами. Сова ухнула и села на плечо хозяина.
– Я уж думал нечисть напала, – с облегчением выдохнул Пересвет.
– Рано есчё.
Ведомир прошёл в дом, а запределец ещё немного поиграл с Волком. Его теперь часто приходилось оставлять скучать на крыльце, но таков этот мир, придётся терпеть. Как только зашёл в светлицу, Пересвет завалился на лавку с улыбкой на пол лица. И ничего, что вокруг темно и холодно – ему грезилось скорее приложиться к тёплой шерсти и провалиться в сон. До утра, а лучше до вечера. Комфорт пуховых одеял с анатомическим матрасом он успел подзабыть, и узкая лавочка стала для него верхом удобства.
Из долгожданного сна его вывел громкий скрипучий голос над ухом:
– Пересвет, подымайся!
– В чём дело? – сонно ответил он, приоткрыв один глаз.
– Пора.
– Куда пора?
Сон как рукой сняло. Запределец распахнул оба глаза и присел на лавке, устремив на старика недоумённый взгляд. Только не к Буяну, мысленно взмолился он.
– К домине. Угощения мёртвым принесть, – оповестил Ведомир и потряс стопкой блинов перед носом ученика.
– А-а-а, хорошо. Сейчас встану.
Тревога схлынула вместе с излишним волнением. Он поднялся с лавки, нацепил очки и прошёл к лохани с водой. Когда умылся, учитель принёс ему завтрак и кипрейный напиток, который давала Леля. От терпкого аромата трав ум Пересвета прояснился, и он радостно заявил:
– Иван-чай! Помню, где-то видел это название…В супермаркете, точно. Он стоял на одной полке с другими чаями, и я никогда не обращал на него внимания.
– Так у вас кипрей кличут? – покосился на него Ведомир.
– Да. Самое русское имя дали.
– Пустословие. Вячеслав, Златогор, Деян – во-о-т словенские имена. А Иван – не слыхал я такого.
Старик пожал сухими плечами и звучно глотнул из большой кружки. Окончив трапезу, он вместе с Пересветом и Дарко отправился к домовине с прахом усопших. Небо прояснилось. Только бесконечная синь и ласковое солнце – ни облачка, а кроме этого, как ни странно, приятное весеннее тепло. Возле знакового места собрались вчерашние поминальщики и те, кого не было – молодёжь, дети. Сегодня можно, сегодня новый день. Прошёл закат жизни.
Наступила пора угощать мертвецов.
Люди обступили маленькую избушку на длинном шесте и возложили к праху кашу и блины с мёдом. Так они задабривали покойных, кормили, чтобы те имели силы добраться до рая.
Всеобщая скорбь быстро сошла на нет, и только самые близкие по-прежнему печалились. Пересвет подошёл к сёстрам Фетиньи, выказал сочувствие, но они зажали его между толстыми боками и спихнули вину за случившееся на чужака. Разумом он понимал, что не при чём, однако сердце ныло от грубых обвинений. Ведомир шустро выдернул ученика из душного плена и повёл домой. В спину ему летели обрывки жестоких фраз от самых несговорчивых в деревне людей.
– Не бери в голову, – по дороге сказал ему волхв. – Упрямцев с места не сдвинешь. Они, яко тур – на рога чужеземца готовы поднять. И не важно – немец ты, али запределец.
– Всё равно неприятно…Я стараюсь, из сил выбиваюсь, чтобы быть полезным и не казаться подозрительным. А по итогу – чуть ли не убийца.
– Попривыкнут, не тревожься. Старые раны никак не залечат, сколько бы зелия Благиня им не даровал.
Пересвет встрепенулся:
– О каких ранах речь?
К тому времени они уже дошли до избы. На крыльце хозяина дожидались всегда желанные гости, озаряя лучезарными улыбками весь небольшой двор.
– Гой еси, преславные! – растянул тонкие губы от уха до уха старик.
– Добре, Ведомир, Пересвет, – молвил Ярило, делая твёрдый шаг на землю. – Дюже ль могишь?
– Да могём есчё! Проведать нас пожаловали?
– А то! – задорно ответил Догода.
Глядя на запредельца, Леля добавила:
– Тревожно нам стало за Пересвета, вот и наведались без спросу.
– Тебе, не нам, Леленька, – поправил богиню Ярило и посмотрел на неё в упор.
Светлокудрая только беспечно рассмеялась и подбежала к Пересвету, который весь разговор только стоял и хлопал длинными ресницами. Её лучистая улыбка прогнала всякое желание о чём-то спрашивать, и он благоразумно промолчал.
– Идём в дом, чего на крыльце стоять? – Ведомир небрежно махнул рукой и вошёл в избу. Следом боги, а замыкающим – Пересвет.
За столом они обсудили маршрут и пропустили по кружечке горячего настоя из сушёных лесных трав.
– Теперича и сурью настаивать можно, – болтая в кружке напиток, сказал Ведомир. – Ярило землю обогрел, Леля травы ото сна пробудила. Ещё бы у Бортича мёду испросить и всё – готов живой настой.
– Помню я твою сурью. Ох и крепкая, ядрёна кочерыжка! – усмехнулся Догода, утирая безусый рот.
Ярило недовольно хмыкнул:
– Лепше молви, егда выходим. А то мне с девицами проститься надобно, осерчают, коли не явлюсь.
Леля искоса взглянула на солнечного бога и невзначай придвинулась к Пересвету. От его цепкого взгляда эта сцена не ушла, но вместо того, чтобы высказаться, он молча уставился в пустую кружку.
– Тепло установилось после Тризны. Вашими заботами? – Ведомир окинул богов благодарным взглядом.
– Негоже роду людскому в холоде сидеть, – не скрывая самодовольной улыбки, ответил Ярило.
– На днях и отправитесь. Снарядим вам коней.
Едва они решили все вопросы, как в избу ворвался косматый мужик: обруч набекрень, глаза ошалелые, рот перекошен от бега. Упёрся грязными ручищами в колени, чтобы отдышаться. Все взгляды устремились на него.
– Борич, что, началось? – спохватился Ведомир.
Старик буравил мужика взглядом, а тот, отдышавшись, только кивнул и начал судорожно тыкать пальцем в сторону улицы. На заросшем лице все отчётливо различили панику.
– Идём, живей!
Ухватив с лавки набитую чем-то сумку, Ведомир торопливо покинул избу вместе с тем, кого назвал Борич. Боги остались почти равнодушны, чего не скажешь о запредельце.
– Да что здесь происходит!? Может, кто-то мне объяснит? Я тут без году неделю, извините, не в курсе местных новостей!
Боги переглянулись. Леля ответила с привычной для неё ласковой улыбкой:
– У Борича жена на сносях. Видать, роды начались.
– И ни слова не сказал?
– Немой он сызмальства. Токмо и умеет, что руками указывать. Ведомир с ним за поветухой побёг, вместе осилят. Беда с рожаницей – хворая она. Лишь бы дитё не мучалось…
Лелин румянец слегка спал, а в смешливых глазах угасла искра радости. Её друзья тоже сидели, как в воду опущенные.
Воцарилась неловкая тишина.
– Сгинет? – беспечно поинтересовался Догода.
В печи потрескивали чёрные головешки. Ярило задвигал желваками, встал с лавки и подошёл сзади к Леле. В следующий миг девушка оказалась в тёплых объятиях солнечного бога. Он приложился красной щекой к её льняным волосам и сказал на ушко:
– Ведомир её Морене не отдаст. Ни её, ни дитя. Верь ему, и мне верь, Леленька.
Богиня накрыла сжимавшие её крепкие руки своими белыми ладошками и выдохнула с улыбкой, полной облегчения. Сердцем Пересвета на миг завладело чувство неловкости и лёгкой зависти. Чтобы отогнать хмурые мысли, он посмотрел на Догоду: тот случайно встретился с ним взглядом и вмиг повеселел. Тяжёлый воздух стал легче пёрышка, градус напряжения резко упал.
– Слово мы своё молвили, пора заканчивать с зимушкой, – Догода озорно потёр руки и тряхнул головой.
Освободившись из объятий, Леля грациозно поднялась, приосанилась и как ни в чём не бывало поспешила во двор, куда уже вышагнул бог погоды. Перед тем, как уйти за ними, Ярило обернулся к Пересвету и по-свойски сказал:
– До встречи, друже. Свидимся теперича, яко тронемся в путь. На наших раменах судьба Любозени.
– Спасибо, я уже понял, приятель, – не скрывая сарказма ответил Пересвет.
Как только широкая спина скрылась за дверью, он бессильно обрушился на лавку в углу, прислонил голову к стене и уставился в потолок, весь покрытый сажей. Из горла вырвался страдальческий вздох, рука нащупала и поправила съехавшие на кончик носа очки. «Что за тайны Мадридского двора? Спрашиваю – не отвечают, хочу до истины добраться – отшучиваются. Ничего! Скоро вернусь домой, осталось только перетерпеть путешествие с этой троицей», – размышлял Пересвет, вытянув длинные ноги.
Одному в избе непривычно. Мрак давит, тени от костра издевательски лижут тощую, растянувшуюся на лавке фигуру. Неуютно, некомфортно…Всё с приставкой «не».
Дабы избавиться от гнетущей пустоты, запределец через силу поднялся и вышел на улицу. Там его с радостью встретил Волк.
– Что ж, поиграем, – улыбнулся Пересвет и потрепал пса по голове.
Вдоволь нарезвившись с четвероногим другом, он решил прогуляться по деревне: всё равно дома особых дел не было. Под стройные песни жаворонков и курлыканье голубей народ энергично расхаживал от одной продуктовой лавки к другой. Вдалеке мычали коровы и блеяли овцы: скотинку вновь окружила толпа ребятни.
Жизнь шла своим чередом.
И тут до уха Пересвета дошёл звук, очень похожий на ржание лошадей. Прежде в деревне их не было, или, по крайне мере, у него не было возможности увидеть этих благородных животных. Стало любопытно. Но одному идти не в его правилах. Культурные люди так себя не ведут. Нужно подождать Ведомира или богов, чтобы убедиться в своей догадке. Старик упоминал, что на лошадях поедем, а значит, они где-то рядом, задумался Пересвет, и, глядя под ноги, врезался в какую-то твёрдую преграду. Поднял голову – Страшко, здоровенный воин, выше него головы на две. Он зловеще осклабился, оголив ряд неровных жёлтых зубов.
– Прочь с дороги, чужак!
– Извините, не заметил, – поспешно пролепетал запределец, испуганно глядя на воина.
– Навье отродье…Боле мне на пути не становись.
Дюжий муж распрямился, пронзил Пересвета убийственным взглядом и твёрдым шагом отправился своей дорогой мимо него.
Базар оживлённо завлекал людей, предлагая небывалые скидки на тушку дикого кролика или лисицы. Увидев рыжий хвост, что безвольно болтался в руке торговца, Пересвет вспомнил плутовку, которую встретил в лесу. Не она ли висит теперь здесь? Свободолюбивая, гордая мордочка. Жалость заставила его подойти ближе и вглядеться в безжизненную тушку. Нет, не она. У той, вроде бы, какая-то отметина на носу была, как будто чёрное пятнышко под левым глазом. Эту деталь он отчего-то запомнил, но значение этому придал лишь сейчас, когда проникся жалостью к дикому существу.
Обознался, и хорошо, думалось, пока шёл по площади. В дальней части базара, у крайних домов, собрались девушки от мала до велика. Все, как одна, галдели и трещали хуже голодных птах. Пересвет подошёл ближе. Высокий рост позволил ему увидеть за миниатюрными девицами лавку с подснежниками и дивными украшениями. А заведовал лавкой сам Ярило. Пересвет округлил глаза.
– Эй, лучик солнца, торгашом заделался? – громко спросил он, чтобы бог его точно услышал.
Ярило, сверкая белозубой улыбкой ответил, попутно раздаривая девушкам белые букетики:
– Почто меня порочишь? Я девицам красным радость дарую. Вишь, как улыбаются! Правда же, голубушки?
– Правда, правда, – на разные голоса загомонили девушки, вдыхая тонкий аромат цветов.
– А говорил, до выезда не увидимся, – припомнил ему запределец.
– Запамятовал, что и здесь дела остались.
– Где Леля с Догодой?
– Род их знает, не ведаю я. Ты ступай, не мешай девам счастье вешнее дарить.
– Ну-ну, Ярило, ну-ну.
Пересвет отошёл от галдящей толпы, и девушки одарили бога десятками поцелуев в румяные щёки. Бабник, негодующе подумал он. Рядом раздался сухой женский голос:
– Запределец, ты?
Пересвет повернул голову – знакомая тощая сплетница с полными вёдрами помоев окинула его высокую фигуру оценивающим взглядом.
– Я.
– Тебя Ведомир хоть кормит? Щуплый, аки Лихо. Смотреть горько.
– У меня конституция такая, ничего не поделаешь, – развёл руками Пересвет. Тут он смекнул, кто перед ним стоит и задал вопрос: – Скажите, а вы много о Яриле, Леле и Догоде знаете?
– Якоже все, касатик.
– Какие у них отношения? Особенно у Лели с Ярилой.
Женщина вытянула тонкие губы в линию и посмотрела на толпу девиц, которые не прекращали расцеловывать молодого бога. Взгляд её погрустнел.
– Ладная была бы пара…Испокон веков они к нам рука об руку приходют, весну принести. Леленька ему в лета стародавние сердечко своё отдала. Принесла, молвит, бери. А он ей отворот поворот: мол, все мне девки любы, и богини, и с людского рода. Не женюсь, покуда не встречу ту, какая сердцу дороже всех скажется, а такого, поди, вовек не свершится. Опечалилась Леленька, да не осерчала. Вскоре сызнова дружбу с ним завела, и позабыла об любови своей. Днесь радостная ходит, да девок его не примечает.
– Ага, как же…, – мрачно ответил Пересвет.
– Догода завсегда с ними, добряк из добряков, весёлый малый. Ежели подсобить кому надобно – он тут как тут. Ветерок тёплый нам колдует, ясную погоду весной: как его не полюбить? Младые боги с нами живут поболе, чем с Вышними. В Правь наведываются редко, им Явь милее. Оттого и житьё у нас справное, с богами в ладу.
Женщина изогнула потрескавшиеся губы в тёплой улыбке и уже без печали посмотрела на Ярилу вновь. Рассказывать о своих догадках и предположениях Пересвет не собирался. Единственным, кому можно такое доверить, был Ведомир. Он, похоже, знал ответы на все вопросы, но и многое от запредельца скрывал.
– Спасибо за подробную информацию. Я пойду – обмозгую.
– И ешь поболе, касатик! – крикнула ему вдогонку женщина, а затем пошла кормить скотину.
Некоторые подозрения Пересвета подтвердились. История безответной любви, боли и страданий, скрываемых за улыбкой. Ему это тоже знакомо.
Ещё мальчишкой он влюбился в первую красавицу начальной школы. Она с ним дружила, делилась конфетами, которые, как потом оказалось, втихую таскала из столовки. За это, и не только, её исключили. Перед её уходом Пересвет признался, что она ему нравится. Ей оказалось глубоко наплевать и на него, и на их дружбу. Она лишь использовала наивного мальчишку, чтобы списывать домашние задания и прикрывать свою прелестную попку от «а-та-та» бдительных учителей. Много лет спустя они снова встретились: девочка стала ещё краше, чем запомнилось Пересвету, и он предпринял новую попытку завоевать её любовь. Может, за это время она изменилась, бросила старые привычки и начала добропорядочную жизнь? Нет. Иллюзии разбились о жестокую реальность. Девочка обратилась монстром, похуже всякой нечисти. Она прилюдно высмеяла любовь Пересвета и сказала, что такому как он никогда не быть с «королевой» старшей школы. Розовые очки лопнули, их место заняли стеклянные и чистые, как глаза мальчика, который мечтал о настоящей любви. Он всё задавался вопросом: разве может настолько обворожительная девушка иметь душу дьявола? Оказалось, может. Ещё как. С тех пор его приоритеты изменились. Лучше отдать жизнь работе, чем волку в овечьей шкуре.
Женщинам доверять нельзя – окрутят вокруг пальца, соберут сливки и оставят с горечью плохо сваренного кофе. Без них проще. Редкая девушка увидит в нём что-то большее, чем симпатичного умника в дорогом костюме. С ним хотели быть все – и не хотел быть никто. Такова реальность – чистая, стеклянная, без примесей.
Разумеется, конфеты из столовой Ярило не воровал, но открыто причинял боль любящему его человеку. А это, как минимум, гадко. Пересвет пролистал в голове свою жизнь: родители учили уважению, вежливости и любви к ближнему. Если видишь, что допустил ошибку – исправь. Ярило своих ошибок не видел. Он, наверняка, даже не извинился, рассуждал Пересвет по дороге к дому.
Старейшина вернулся в сумерках. Уставший, с пустым мешком на плече, он обессиленно упал на лавку и попросил воды, умыться. Пересвет принёс полную лохань. Руки старика тряслись и были измазаны чем-то чёрным и липким. У запредельца свело желудок. Он сжал челюсть и внимательно осмотрел Ведомира, не проронив при этом ни слова. Но уже догадывался, чем это могло быть.
– Кровушка, верно подметил…, – неожиданно признался волхв, окуная руки по локоть в воду.
Его усталый, но не дрогнувший голос озадачил Пересвета.
– Как всё прошло? Боги рассказали мне про немого.
Ведомир еле заметно улыбнулся одними уголками губ и ответил:
– Родила. Мальчик, здоровенький, дюжий.
– А что мать?
– Жива, слава богам! Моя волшба ей подсобила, всю хворь вытянула. Скоро на ноги встанет. А дитё у них крикливое: боги миловали, даровали голос.
Пересвет сел на лавку возле стола и жестом пригласил учителя ужинать. К вечеру успел приготовить овощную похлёбку с травами, как учил Благиня.
– Справно, – сказал Ведомир, когда попробовал.
– Рецепт мне знахарь ваш дал. Хитрость вкуса – в сборе трав. Мы называем их специи. Пряности бы здесь тоже не помешали, но у вас имбиря с орегано не найти. Дары леса, кстати, ничем не хуже. Мне правда понравилось.
– Славно, – причмокивая, сказал Ведомир.
Когда расправились с ужином, волхв исподлобья взглянул на ученика, который собирал грязные тарелки.
– Завтре поди на реку, искупайся.
Тарелки со стуком вернулись на стол. Голубые глаза Пересвета встретились с колдовскими очами Ведомира. Запределец уверенно произнёс:
– Через сутки выходим, значит.
– Истинно так.
Ставшее родным потрескивание дров скрасило тишину, которая окружила собеседников. Когда Пересвет понял суть сказанного, в его широко распахнутых глазах мелькнули растерянность и грусть.
– Они знают? – спросил немного жёстче, чем хотелось бы.
– Ярилу на площади встретил, передал.
И снова тяжёлое молчание. Оба отчаянно порывались что-то сказать, но губы сжались в тонкую полоску, не давая издать хотя бы один звук. Пересвет схватил тарелки и прошёл к лохани с водой. Старик лишь тоскливо смотрел ему вслед.
За дверью захлопали крылья.
– Впусти, – тихо попросил Ведомир.
Вытерев тарелки, Пересвет открыл дверь. В светлицу влетел Дарко и куча пёстрых перьев, что плавно осели на грязный пол. Старик погладил птицу, как только та села ему на плечо, и осторожно обратился к ученику:
– Ты…
– Я вымою пол, – не дав ему договорить, твёрдо заявил Пересвет.
Он замочил тряпку в ведре с чистой водой и с плеском кинул её на половицы. Старик внимательно наблюдал, временами открывая и закрывая рот, словно речной окунь. Громкие хлюпы и усердие, с которым натирал доски Пересвет, заглушали остальные звуки в доме. А прервать его – навлечь на себя гневную тираду о неуважении к чужому труду.
В конце концов, Ведомир сдался и уселся за стол, разложив перед собой дощечки с рунами. Ученик кинул на него неодобрительный взгляд, закатил рукава, отёр мокрый лоб и, стоя на коленях, принялся натирать уже сверкающий пол. Сова молча переводила глаза-пятаки с хозяина на гостя.
Когда Пересвет осознал, что и рукой шевельнуть больше не в силах, он бросил тряпку в ведро. Начал подниматься – хрустнули колени.
Рука пошла дрожью. Несмотря на это, он взял ведро и направился к двери. Старик сидел за рунами, но от его внимания действия ученика не ускользнули.
– Куды пошёл? – твёрдо спросил шершавый голос.
– Ведро вынести. С полом закончил.
Его ровный тон успокоил волхва, хотя он и без того всё прекрасно понимал. Выйдя на улицу, Пересвет сполоснул тряпку, отжал, и вылил тёмно-коричневую воду за порог. Затем опёрся плечом на массивный столб и вгляделся в темноту ночи.
Звёзды сияли ярко. Вот Полярная, а с ней большая медведица ковшом вниз, вот малая, вот Млечный путь…Пересвет задрал голову, чтобы лучше рассмотреть такие знакомые, и такие чужие звёзды. «Интересно, что бы сказал Ведомир, узнай, что в будущем славяне первыми отправят человека в космос?» – думал он с лёгкой улыбкой. Но улыбка померкла, стоило ему опустить взгляд на закрытые ворота в деревню. Снова вспомнил о доме. Он резко развернулся и тихонько прошёл мимо спящего Волка к двери.
– Ложись, – с порога скомандовал Ведомир, не открывая глаз от рун. – Завтре к Ягоде вечор ступай. Омоешь тело – и сразу домой.
– Зачем вечером? – Пересвет поставил ведро на место и прошёл к лавке.
– Кабы девки не прознали об отбытии вашем скором. Прознают – беда, не пустят. И в деревне никому не разболтай…окромя Благини с Марфой.
– М-м-м, – скептически промычал запределец. – Ярилу-то, может, и не пустят, а нам троим бояться нечего.
– Тебя девки облепили, аки гнус коров. Ярилу в том не вини.
Не согласный с учителем, Пересвет всё же кивнул – не хотелось напоследок обижать старика. Тут в дверь постучали. Не кулаком – клювом. Сова дома, значит это кто-то другой.
– Кого на ночь глядя нелёгкая принесла? – ворча себе под нос, Ведомир прошаркал к двери и открыл.
В избу влетела крупная белая птица, только концы крыльев чернели в тусклом свете лучины.
– Аист! – узнал Пересвет.
Птица держала в длинном клюве свиток пергамента. Встав на ноги, она передала послание старику. Тот свёл густые брови, а открывать бумагу не торопился: всё смотрел на неё и хмурился.
– Старче, давай я прочту? – Пересвет протянул руку к свитку, но учитель отстранился.
В воздухе царило напряжение, тяжелее того, что возникло незадолго до этого. Между тем, аист щёлкнул клювом и стремглав вылетел из дома. Ведомир медленно развернул бумагу и прошёлся взглядом по тексту. Кустистые брови поползли вверх, мышцы лица расслабились, убирая лишние складки. Тогда ученик решился заговорить:
– Что за птица? И что в послании?
– Аист – десница Лели.
– Что-то случилось с Лелей? – обеспокоенно перебил запределец, услышав имя богини.
– Просит обождать – не всё есчё в Любозени завершила. Послезавтра в полдень отправитесь – моя на то воля и воля богов.
Ученик пожал плечами:
– Мне, собственно, без разницы.
Дабы порадовать учителя, он лёг спать. И едва голова коснулась лавки – провалился в мир тревожных сновидений. Ему снились аисты, совы, вороны и другие пернатые, которых он успел встретить на древней земле. Утром, за плотным завтраком, рассказал об этом Ведомиру. Он успокоил, мол, в подобном сне будущее не сокрыто и потаённого смысла нет, а потому и волноваться не о чем. Должен был уже привыкнуть ко многим вещам, но месяца всё же маловато, чтобы подробно изучить мир предков.
– Пойду с Благиней попрощаюсь, может, помогу чем напоследок, – оповестил волхва Пересвет.
– А девок не проведаешь? Чернаву с Тешкой? Воям-то докучать неча, они по тебе печалиться не станут. Иных же отблагодари.
– Ну-у-у, старче, зачем во мне сомневаешься? Конечно зайду, не стоило и напоминать.
Запределец с укором посмотрел на старика, взвалил на плечо мешок со снедью и принадлежностями для купания, и пошёл к выходу, бросив:
– Вернусь поздно, ужинай один. Купаться ранней весной в сумерках – н-да, такого опыта у меня ещё не было.
Как только за ним хлопнула дверь, волхв покачал седовласой головой. По двору бегал Волк, кого-то преследуя. Приглядевшись, новый хозяин понял – пёс гонял мышку. Серая воровка бежала по сухой траве и тащила большой кусок мяса, которое Волку оставили вечером. Не успел здоровяк опомниться, как мышь с добычей шмыгнула в щель поленницы.
– Что, друг, украли твой кусок? – ласково потрепал питомца по голове хозяин. – Привыкай. Кто хитрее, тот и в дамках.
Пёс жалобно посмотрел на хозяина, а затем на щель, встал и удручённо поплёлся к обглоданной кости у крыльца. Мяса нет – так хоть кость пожевать. Пересвет одарил его сочувственным взглядом и ушёл в сторону покосившейся хибары. «Этот сарай вот-вот развалится, а ему хоть бы хны. Лень-матушка или шелягов не хватает, чтобы подлатать?» – размышлял он, оказавшись у избы травника.
Благиня сидел за дюжим мужиком и осторожно натирал ему спину. В избе стоял дух прелой травы, полыни и брожения. Знахарь поднял голову, широко улыбнулся:
– Добре, Пересвет! Ко времени ты, подсобишь днесь. Подь сюды.
– Доброе утро вам, – запределец обратился сразу и к Благине, и к его пациенту. Мужик одобрительно хмыкнул, уставившись в стену. – До вечера я в твоём полном распоряжении. А как стемнеет, пойду в ткацкую избу, потом к Теше с Чернавой.
– Завтре в путь? – Благиня помрачнел.
– Да. В полдень. Если будет желание, приходи проститься. Вряд ли уже встретимся.
Пересвет отвёл взгляд и, встав к плечу травника, увидел на спине пациента огромное фиолетово-жёлтое пятно. Оно расползлось от шеи до поясницы и выглядело жутковато. Когда травник начинал делать массирующие движения руками, мужик кряхтел и постанывал.
– Люда не будет – приду, – неохотно согласился лекарь.
Мужик сдул с лица прилипшие грязные пряди и снова болезненно застонал, теперь отчётливее, громче.
– Откуда у него гематома? – поинтересовался запределец.
Вместо травника голос подал сам пострадавший:
– Лес валил. Нарубил с дюжину, тут меня и пришибло. Откуда взялась та сосна – токмо боги ведают. Хвала им, жив остался. Кудеса – не иначе.
– Боги, говоришь, ведают…, – Пересвет иронично улыбнулся своим мыслям.
– Скоро есчё один зайдёт. Энтому спину потри, покамест я подготовлюсь, – попросил Благиня и передал запредельцу кувшин с пахучей жидкостью.
Пересвет нюхнул разок и глаза защипало. Как будто лук резал. Он быстро заморгал, но слёзы не помогли от жгучего смрада. Вытянув руку с кувшином подальше, спросил:
– Что за мерзость? У меня кожа от ваших натираний не слезет?
– Ха, а ты, парень, не из хоробрых, как я погляжу, – усмехнулся Благиня. – Настойка токмо заживляет, яд у меня в ином кувшине.
На его шутку Пересвет лишь закатил глаза. Но всё-таки дело сделал: растёр пациенту спину, как положено. Когда первый раз прикоснулся, мужик с шумом втянул воздух и буркнул что-то про ледышки вместо рук. Позже попривык, и вроде бы казался довольным. К концу сеанса массажа не только спина пациента, но и вечно холодные руки Пересвета пылали огнём. Запределец приложил их к щекам – приятное ощущение тепла опалило кожу. Ещё и мазь, наверное, не простая.
Травник похвалил его за справную работу, как и мужик – хотя его каменное лицо не выражало ничего хорошего. Как только пациент вышел – на пороге появился второй. К вечеру Благиня с помощником приняли уже человек десять: у некоторых были пустяковые травмы и лёгкие болезни, у других случаи посложнее, где знахарю приходилось использовать отвары вереска, чабреца, полыни, коры осины, дуба и настойки диких трав, о которых Пересвет слышал краем уха на уроках биологии. Руки до костей провоняли забродившей травой и прочей гадостью, так что помощник потерял всякую надежду их отмыть.
Любозень накрыли сумерки, и смена для него, наконец, закончилась.
– Ох-хо-хо, – вздохнул Благиня. – Жаль отпускать такого помощника. Да затосковал ты по дому – по глазам вижу. Наставления я тебе дал, в пути не сгинешь. Прес тебе куделе, парень! Заходи, коли доля воротит.
Он подошёл к запредельцу и крепко его обнял. Широкая ладонь легонько похлопала по спине. Когда отстранился, Пересвет сказал:
– Спасибо за всё: за наставления, за дружбу, за совершенно не смешные шутки…, – Благиня посмотрел на запредельца с возмущением. Тот спокойно продолжил: – Спасибо. Я буду помнить и через тысячу лет. И подлатай избу: не хватало ещё, чтобы тебя вместе с пациентами брёвнами прибило.
На этом они расстались. Грусть пожирала изнутри, но Пересвет слушал разум, который изо дня в день твердил: ты должен как можно скорее вернуться домой и не привязываться к этим людям. Будет мучительно больно, если поддашься уловкам сердца. Но ведь ужемучительно, уже нестерпимо больно.
Он шёл по пустеющей улице и с тоской заглядывал в окна однотипных срубов. За столом хлебают щи знакомые семьи, уютно горит лучина, по дворам бегают куры, а в загоне привычная какофония домашнего скота. Как будто закончились летние каникулы, и родители завтра увезут в родную Москву, навстречу дымным заводам и шуму города. А здесь останется частичка сердца мальчишки, который вырастет и больше никогда сюда не вернётся…
И всё равно его замечали: девушки нагло хватали за руки, требуя прогулки под луной, бабули недовольно перешёптывались, а добрые молодцы дружелюбно интересовались, как прошёл день. Наговорившись со всеми, запределец достиг ткацкой избы. Молчаливая Марфа заверила его, что с ними всё будет хорошо, и она уж точно не бросится за мужем – если на то будет воля богов, – в краду. Девушки, по просьбе чужака, их разговора не слышали – а то ведь отговаривать станут. Но некоторые начали что-то подозревать: зачем бы ему вечером заходить в избу, долг-то уплачен. Хорошо, не рискнули спросить, упёрлись в шитьё.
Затем Пересвет обошёл двух хохотушек, которые помогли ему с навигацией. Детишки были рады больше, чем матери, особенно красавицы-дочки Чернавы. От них тоже правду решили утаить. А суровые мужья провожали Пересвета с плохо скрываемой неприязнью. У них на лицах так и читалось – катись отсюда ко всем чертям и возвращаться не смей.