Марина Колесова
Чародейка. Книга 2. Бремя власти
– И что сделал? – с лукавой улыбкой полюбопытствовала Къяра, хотя догадывалась об ответе. Как истинный кирит Феруз мог спокойно воспринять что угодно, только не подготовку к самоубийству.
– По твоей улыбке, Къяра, я понимаю, ты догадалась, что он сделал. Абсолютно верно. Схватил меня, словно нашкодившего котенка, и отшвырнул подальше. А потом спросил, как все это понимать надо и что ему докладывать по твоему возвращению. Я, конечно, вывалил на него все, что накипело, и заявил, что твердо решил свести счеты с жизнью, и он мне не помешает. А так как ты все равно не вернешься, то докладывать о моем самоубийстве ему не придется. Тогда он взял плеть и сказал, что поможет уйти мне из жизни без греха. Поначалу я даже сопротивляться не стал, а потом, когда от боли сознание меркнуть начало, мне вдруг так обидно стало помереть под плетью собственного раба, что из последних сил, поднялся и отшвырнул его, мол не про него честь убить меня так… и повалился без чувств. Он долго меня выхаживал, а потом предложил помочь стать тем, кто мог бы быть подле тебя не только в спальне, и я согласился.
– И какой он учитель?
– Такой же как и сотник, – усмехнулся он в ответ, – суровый, требовательный и безжалостный.
– А откуда знаешь о порядках в его сотне?
– Вот не хотел говорить, пока в деле меня не проверила, но раз уж к слову, – Лиат нервно облизнул губы и потупился. – Я нарушил твой приказ и Феруза заставил мне в этом способствовать.
– Это ты о чем?
– Я часто переодевался обычным ратником и участвовал во всех вылазках его сотни.
– Раннег знал?
– До поры нет, но однажды я здорово помог ему, и он захотел узнать, кто я. А так как ранили меня при этом прилично, и он знал об этом, скрыть ничего не получилось. Поначалу он, конечно, рвал и метал… но когда понял, что я выживу, немного успокоился и, сменив гнев на милость, согласился и дальше делать вид, что ни о чем не догадывается…
– Вот к чему приводит долгое отсутствие. Подданные, потеряв всякий стыд, забывают о должном почитании своей Владетельницы и соблюдении ее воли, – она укоризненно покачала головой.
– Ты гневаешься? – он вскинул на нее глаза и, схватив за руку, с напором произнес: – Къяра, ни Феруз, ни Раннег здесь абсолютно ни при чем. Виноват во всем лишь я!
– Ладно… ладно… не гневаюсь, – она вновь с нежностью коснулась его щеки, – мне нравится результат, да и твое желание их защитить тоже импонирует. И я рада, что столько раз стоя на краю, ты сумел выжить и стать сильнее.
В это время в зал вошел Феруз: – Сотня готова, госпожа.
– Прекрасно! – он шагнула к дверям, властно взмахнув рукой: – Едем!
Но тут в коридоре показалась Линда:
– Къяра, позволь сопровождать тебя.
– Нет! – резко будто отрубив, ответила она. – Здесь останешься!
И больше не поясняя ничего, вышла.
Сотня неслась по освещенной яркой луной дороге. Къяра, ехавшая впереди, гнала коня во весь опор. Во время разговора с Лиатом злость, клокотавшая внутри, немного стихла. Но предвкушение скорой мести народу, ради прибыли посягнувшему на здоровье того, кто был ей столь дорог, вновь раззадорило ее, и коней она не жалела.
Влетев на полном скаку на холм, с вершины которого открывался вид на поселение ивинцев, она вскинула руку. Всадники замерли, ожидая дальнейших приказаний.
– Феруз, всех, кто попытается сопротивляться – уничтожить, остальных – согнать в одно место и поставить на колени. Весь скарб сжечь на центральной площади. А мне их гадалку в целости и сохранности.
– Понял, госпожа, – кивнул тот.
– Мне можно с ним? – вопросительно взглянул на нее Лиат.
– Ты возьмешь десяток воинов и оцепишь периметр. Я хочу, чтобы ни одна ивинская тварь не ускользнула. Действуй.
– Будет исполнено, – Лиат сделал знак, и десяток воинов во главе с ним стал медленно спускаться с холма, огибая селение, чтобы отрезать возможные пути отступления беглецам.
Дождавшись, чтобы оцепление было установлено, Къяра властно вскинула руку: – Вперед!
С воинственным кличем всадники лавиной устремились к селению. Освещенное яркой луной оно лежало перед Къярой будто на ладони, и она с удовольствием наблюдала, как ее конница ворвалась и словно неудержимый поток заполонила все пространство меж сооруженных на скорую руку лачуг и повозок.
Воздух наполнился испуганными криками, ржанием, звоном мечей, предсмертными воплями, женским и детским плачем. А потом в центре запылал огромный костер, к которому кириты стали сгонять тех, кто безропотно подчинился.
Вскоре рядом с костром образовалось большое скопище коленопреклоненных ивинцев, наблюдающих как их годами нажитое добро летит в огонь. Поначалу они громким плачем и криками встречали каждую летящую в пламя вещь, но стоящие невдалеке воины плетьми быстро успокоили особенно голосистых, и над селением повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь треском костра и отрывистыми командами десятников, руководившими сожжением всей ивинской утвари.
Наблюдающая за уничтожением поселения, Къяра кривила в злой усмешке губы. Она истребит эту пагубную заразу в зародыше… Она не оставит в своих землях никого, кто помнил бы, как выращивать и готовить зелье, туманящее разум и отбирающее возможность полноценно жить.
Ее размышление прервал подъехавший Феруз. Поперек его седла была переброшена худенькая женщина в расшитых бисером атласных одеждах со связанными за спиной руками. Ее длинная черная коса свешивалась до земли.
Ловким движением Феруз подхватил косу и, накрутив на руку, сбросил пленницу с коня. Хрипло вскрикнув, та повисла у него на руке, из ее глаз потекли слезы.
Къяра сделала жест, позволяющий Ферузу опустить ивинку, и ноги пленницы коснулись земли.
– Ты травила своим паскудным зельем моих подданных? – глядя на широкоскулое и узкоглазое лицо ивинской гадалки, хмуро поинтересовалась она.
– О, Владетельница… я никого не травила… я приносила эликсир лишь тем, кто сам меня просил об этом, – срывающимся от страха голосом проговорила та.
Къяра раздраженно взмахнула рукой, и Феруз вновь за волосы поднял взвизгнувшую от боли пленницу в воздух.
– Отвечать мне следует лишь то, о чем спрашиваю. Причем отвечать четко и конкретно! Еще раз ответишь подобным образом очень сильно пожалеешь… Ты ведь слышала о моем нраве? Так вот россказни обо мне – сплошное вранье, на деле я терзаю и мучаю тех, кто меня прогневал, гораздо хуже… Поэтому постарайся не прогневать сильнее, чем уже прогневала. Поняла?
– Поняла, Владетельница. Не посмею больше, – глотая слезы, пообещала та, беспомощно болтаясь в воздухе.
– Так ты зельем торговала?
– Да, – всхлипывая, подавленно призналась она.
Повинуясь мановению руки удовлетворенно кивнувшей при этом Къяры, Феруз опустил ивинку чуть ниже, позволяя мысками коснуться земли.
– Перечисли всех, кому приносила! – потребовала Къяра и с удивлением кроме имени матери услышала довольно большой перечень горожан. Имен ратников в нем не было, дисциплину в войске Раннег держал, но все равно некоторые имена ее несказанно огорчили.
– Где запас зелья? – задала она следующий вопрос.
– В моем доме большой камень в углу… в виде алтаря. Если его откатить, то откроется лаз. Там три мешка сушеной травы, – не стала лукавить ивинка. Она была очень напугана. Слухи про давно ненаведывавшуюся в свои земли Владетельницу ходили действительно страшные.
– Еще где-то есть? – концом плети Къяра запрокинула голову пленницы и перехватила взгляд.
– Два поля посадок… а больше ничего, клянусь, – хрипло выдохнула та.
Къяра отвела плеть и взглянула на Феруза:
– В огонь зелье! – а потом прищелкнула пальцами, приказывая отпустить пленницу.
Феруз тут же выпустил косу из руки и, развернув коня, поскакал к селению, а ивинская гадалка, ничком повалившись на землю, замерла у копыт коня Къяры.
Через некоторое время Къяра увидела как трое ратников, под руководством Феруза, подтащили к костру мешки с запасом зелья. Как только первый мешок полетел в костер, вокруг него образовалось облако темного дыма.
Къяра тут же со словами: «Во славу твою, Творец!» вскинула руку, и дым взметнулся вверх высоким столбом.
Когда в костре догорал третий мешок, к ней вернулся Феруз.
– Приказание выполнено, госпожа.
– Гадалку к себе на коня посади так, чтобы дорогу могла указывать, – нетерпеливо скомандовала Къяра и тронула коня, не дожидаясь пока он это исполнит.
Феруз с гадалкой, сидящей перед ним, догнал ее у подножья холма: – Она говорит здесь полем до ближайшего леска, а там вдоль вырубки, а потом через березняк. Где-то около часа езды.
– Мы быстрее доберемся, – отрывисто проговорила Къяра, пришпоривая коня.
До места они и впрямь добрались быстрей. Поле, засаженное сочной высокой травой, простиралось насколько хватало глаз.
Замершая на краю Къяра подняла руку и, громко вскрикнув: «Во славу твою, Творец!», сделала жест, повторяющий очертания посадок.
Тут же по периметру поля вспыхнуло яркое пламя и с веселым гудением устремилось к центру, пожирая на своем пути все. Зеленые сочные побеги под его напором моментально скручивались, чернели и исчезали, чтобы золой упасть на вскормившую их землю. Добравшись до середины поля, пламя померкло, и взору всадников под серебристым светом луны предстало выжженное пространство мерцающее бликами кое-где вспыхивающей золы.
Къяра повернулась к ивинке, испуганно сжавшейся впереди грозно восседающего на коне Феруза. Та щурила свои и без того узкие глаза, по ее щекам текли слезы. Ей без сомнения было трудно видеть, как в огне гибнет взлелеянный руками ее народа урожай растения, обеспечивавшего им богатство и безбедную жизнь. Однако мысли о собственной участи явно беспокоили ее еще больше.
– Второе поле где? – брезгливо скривившись, спросила Къяра.
– Недалеко, тут чуть правее овраг, а за ним ельник. Его обогнуть и второе поле как раз будет, – заискивающе глядя на нее, принялась пояснять та.
Къяра тронула коня и, объехав пепелище, направилась ко второму полю. На его краю она вновь повернулась к ивинке:
– Семена для новой посадки, на случай неурожая, где хранишь?
– На шее, под платьем мешочек… – кусая губы, призналась та, не посмев хитрить.
– С коня ее ссади! – приказала Къяра Ферузу.
Тот, подхватив пленницу своей могучей рукой, тут же стащил ее с коня и поставил на землю.
– Предпочтешь к центру поля пройти или оставить тебя на потеху моим ратникам?
Ивинка с испугом посмотрела на грозно сдвинувшую брови Владетельницу киритов и, испуганно заскулив, повалилась на колени:
– Владетельница… помилосердствуйте, пощадите…
– Тому, кто ради наживы травил мой народ, просить меня об этом бесполезно, – раздраженно хмыкнула Къяра. – Я и так милостиво разрешила тебе выбрать собственную кончину.
– Нет, нет… пожалуйста… я больше никогда не посмею… это ведь и не отрава никакая… никто не умер… мой народ на протяжении веков пользуется эликсиром и никто не умер… никто… но я все равно больше никогда и никому не посмею предложить…
– Заткнись! – резко прервала ее Къяра. – Не умер никто… народ ее им пользуется, – она раздосадовано поморщилась, – твой народ им пользуется раз в год во время обряда посвящения, и никто и никогда не посмеет им воспользоваться хоть как-то еще… у вас веками иммунитет вырабатывался к такому его применению. А моих подданных ты им именно травила, тварь поганая! Все! Раздень ее, Феруз, и можешь с ней развлечься, а потом за волосы к хвосту лошади привяжи!
– Нет! Не надо! Я на поле пойду! – ивинка поспешно вскочила и метнулась к посадкам священного для нее растения.
Феруз тронул коня, намереваясь ее схватить, но видя, что его госпожа в запрещающем жесте вскинула руку, тут же его осадил.
Подождав, чтобы яркие одежды ивинки скрылись в высоких зарослях, Къяра с криком: «Во славу твою, Творец!», как и в предыдущий раз, запалила периметр поля.
Истошные крики ивинской гадалки потонули в могучем реве пламени, окружившем ее со всех сторон. И вскоре о ней и о том, что здесь недавно зеленели мощные стебли растения способные свести с ума тех, кто отважится испытать беспричинную радость, не напоминало уже ничего кроме золы, которую колыхал слабый ветерок.
Оглядев дело рук своих, Къяра удовлетворенно хмыкнула и повернулась к Ферузу:
– Я во дворец, а ты возвращайся к селению. Сделаешь так, чтобы там камня на камне не осталось. Лишь зола и угли. А всех пленных разденете донага и одежду сожжете, вдруг еще кто семена этой заразы прячет… с них станется. А потом свяжите и в город отправите. Утром с конунгом решу, что с ними дальше делать.
Услышав его: «Будет исполнено, госпожа», она развернула коня и послала галопом.
Подъехав к дворцу, она бросила повод подбежавшему слуге и стала подниматься по лестнице. Однако на полпути замерла, постояла немного в задумчивости, а потом резко повернулась, сбежала вниз и решительным шагом направилась к конунгу.
Как только она вошла, ей на встречу вышел Раннег, полностью облаченный, несмотря на ранний предутренний час.
– Не спится? – усмехнулась Къяра, протягивая склонившемуся перед ней конунгу руку.
– Ты уехала с сотней среди ночи, даже не предупредив… уснешь тут пожалуй, – с легкой укоризной в голосе проговорил он, касаясь губами ее пальцев.
– На то были причины и именно их я пришла сейчас обсудить.
– Надеюсь, все закончилось благополучно?
– Смотря для кого и что понимать под благополучием, – тихо проронила Къяра, направляясь к кабинету конунга. Там она села в большое кожаное кресло и махнула рукой Раннегу: – Садись, разговор долгим будет и не факт, что простым для тебя.
– Что случилось, Владетельница?
– Случилось то, что ты абсолютно не контролируешь то, что происходит в доверенных тебе Владениях. Вот что случилось! – с нажимом произнесла она.
– А поконкретнее можешь, Владетельница? Что ты имеешь в виду?
– Вот как ты мог допустить, что ивинцы совершенно спокойно занимались здесь взращиванием отравы и продажей своего мерзкого зелья?
– Ах ты об этом… – конунг облегченно вздохнул. – Так об этом я знал. Только от того Владению никакого вреда. Ну травятся себе своими священными травками потихоньку и приторговывают ими, продавая тем идиотам, кому жизнь не мила. Нам-то с того какая печаль? Нам наоборот прибыль – налоги платят исправно, да еще, как информаторы, обо всех, кого встречают по округе, докладывают… К тому ж убить ивинца, что жука каблуком размазать… даже труда не надо… только меч замарать.
– А ты недальновиден, конунг… я была о тебе лучшего мнения… Уверен, что твои кириты не решатся попробовать ивинского эликсирчика, хотя бы потехи ради? Ведь интересно необычные ощущения получить, особенно когда те, кто его попробовал, восхищенные небылицы плетут, мол чуть ли не на небесах побывали и счастье неземное испытали…
– Да пусть только подумать о таком посмеют! Любого, кто попробует, собственными руками придушу!
– Собственными? Тогда спешу тебя огорчить – устанешь душить… Отрава пошла гулять по городу и попробовали ее многие.
– Этого не может быть! Ты лжешь! – конунг вскочил, яростно сверкая глазами.
– Ты забываешься! Ты как смеешь так разговаривать со мной?! – поднявшись ему навстречу, Къяра с размаха ударила его по лицу. – Поговори еще так со мной, каналья! А ну колени преклонил!
Раннег уперся в нее мрачным взглядом. Долгое отсутствие сказывалось. Он отвык ей подчиняться.
– Против власти моей идти вздумал? – пристально глядя на него, сквозь зубы процедила она.
Конунг не выдержал и потупился:
– Прости, Владетельница, – тихо проговорил, преклоняя колени, – просто в голове не укладывается, что кто-то мог… Назови кто! Не то что придушу, прилюдно казню и так, что другие и помыслить не посмеют.
– Ты подобными заявлениями разбрасываться-то не торопись, – Къяра глубоко вздохнула и отошла к окну. – Встань. Тут все обдумать надо и разумное решение принять, а не на эмоциях действовать.
– Не томи, говори, кто из моих воинов такое себе позволил, – поморщился тот, тяжело поднимаясь с пола.
– Из ратников твоих никто зелье не покупал…
– Ну вот, я же говорил тебе! – не дослушав, перебил ее конунг.
– Ты можешь дать мне договорить? – сердито сверкнув глазами, повернулась к нему Къяра. – Эти твари действовали не напрямую, а хитрее. Зелье распространялось меж женщин и ремесленников.
– И из-за такой ерунды ты устроила мне такой нагоняй?
– Ты настолько поглупел за мое отсутствие или прикидываешься? Ваши женщины рожают вам детей, а теперь будут рожать больных детей! А ремесленники в том числе куют оружие. Ты будешь очень рад, если твой меч сломается при первом же ударе?
– Вот твари, – конунг грязно и долго выругался. Потом взглянул на Къяру: – Прости, Владетельница, не сдержался.
– Прощу… я рада, что у тебя просветление в мозгах настало.
– Всех изничтожу! – он приподнял кулак и до хруста сжал его.
– Я позаботилась о том. Больше никто не посмеет взращивать здесь подобное, да и не из чего будет, – злая усмешка тронула ее губы.
– Всех уничтожила?
– Пленные остались, их можно или в рудники алтеям, или в Заморье продать…
– Ивинцы как рабы не ценятся… ленивы и слабы… от первых же ударов дохнут… толку с них, что от худой коровы: ни молока, ни мяса, – конунг скривился, – даже прогон пленников до алтеев не оправдать, а в Заморье тем более.
– В этом случае выдашь им сети, веревки, крюки для ловли рыбы, ножи и тряпье, чтобы одеться могли, после чего всех отвезешь на остров Кривич и там оставишь.
– Зачем тебе заселять ими необитаемый остров?
– Их можно заставить каждую ночь разводить на вершине горы костер. Ориентир твоим кораблям хороший будет. Сушняка там полно, на долгие годы хватит.
– А если не станут?
– Пообещай после первой же ночи, в которую они не разведут костер, наведаться к ним и устроить крутую разборку.
– Считаешь, эти твари выживут там?
– Рыбы и птиц там полно, смогут выжить – хорошо, нет – не наша печаль.
– Владетельница, до чего же ты мудра. Ведь каждую проблему в свою пользу обернуть можешь, – он с явным восторгом посмотрел на нее.
– Погоди хвалить, конунг. Нам еще надо решить, что делать с теми, кто на ивинское зелье подсел.
– А чего решать? Женщин всех связать, камень к ногам, и с обрыва в море, а ремесленников под жесткий контроль. Коль преодолеют тягу, то использовать по специальности, а нет, то прикончить и вся недолга.
– Среди покупательниц была твоя Ярина. Ей тоже камень к ногам привяжешь?
– Ярина? – по лицу конунга пробежала дрожь, но очень быстро боль в глазах сменилась яростью. – Ей первой камень навяжу! Мерзавка! Вот всегда знал, что нельзя позволять девке, то что позволено лишь мужчинам.
– Так уж только мужчинам? – удивленно приподняла бровь Къяра.
– Ну не о тебе же речь, Владетельница. Ты вообще дело другое. Тебя даже женщиной назвать трудно. Ты правитель, и этим все сказано.
– Мило ты меня к какому-то бесполому существу приравнял, – рассмеялась она. – Вот не знала бы тебя столь долгое время, быстро бы ты у меня за такие разговоры головы лишился. Ладно, будем считать, что у тебя отнялся разум после известия о том, что зелье покупала и твоя горячо-любимая дочь. Кстати, я вот не уверена, что все женщины покупали зелье для себя. Поэтому, конунг, стоит нам их всех допросить. И начать мне хочется с твоей Ярины. Приведи мне ее!
– Думаешь, отравить кого-то хотела?
– Я не хочу гадать. Мне проще спросить. Веди сюда свою Ярину!
– Сейчас прикажу, ее приведут.
– Сам сходи, не переломишься. И постарайся ничьего внимания не привлекать, и ей претензии пока никакие не высказывать. Заинтересовать всех нашими разборками мы всегда успеем.
– Как прикажешь, – склонил он голову и вышел.
Къяра вновь села в кресло и откинулась на высокую спинку. Прозвучавшее имя Ярины среди имен покупателей зелья огорчило ее, пожалуй, больше всех. Ей нравилась смышленая, боевая дочка Раннега, которой тот, глядя на нее, позволял и на коне скакать, и оружием учиться владеть, и книги читать, и даже на совещаниях присутствовать. На момент ее отъезда она стала кем-то вроде личной советницы при конунге. Неужели за время ее отсутствия ставшая уже совершеннолетней девушка настолько разочаровалась в жизни, что стала искать способ погрузиться в мир нереальной неги и безмятежности? Къяре даже думать не хотелось об этом, при этом она представляла, что должно было твориться в душе гордого и самолюбивого конунга.
Через некоторое время дверь распахнулась, и конунг втолкнул в кабинет статную мускулистую девушку, одетую в кожаную броню ратника. Замерев перед Къярой, она склонила голову:
– Вы хотели меня видеть, Владетельница?
– На колени, тварь! – рявкнул подошедший к ней сзади Раннег.
Девушка поспешно опустилась на колени и склонилась к полу:
– Я чем-то провинилась, Владетельница?
– Голову подними! – приказала Къяра и, дождавшись, чтобы та выполнила приказ, внимательно осмотрела ее.
На вид абсолютно здорова. Копна рыжих волос, затянутых в тугой высокий хвост подчеркивает здоровый румянец на щеках и блеск зеленых глаз. Зрачки не расширены, руки не дрожат. Вскользь, не напрягаясь, просканировала сознание и, не обнаружив никакой зависимости, облегченно вздохнула. Не для себя девочка зелье приобретала. Уже легче. Однако вида не подала, наоборот грозно нахмурилась и отрывисто спросила:
– Ты знаешь, что мне нельзя лгать?
– Да, Владетельница. Знаю.
Девушка чуть побледнела. Значит, боится и есть что скрывать. Осталось лишь узнать что, не прибегая к жесткому сканированию.
– Ты покупала у ивинской гадалки зелье?
– Да, – тихо проговорила Ярина и опустила голову, напряженно вглядываясь в пол.
Конунг, стоящий сзади скрипнул зубами и скорее прохрипел, чем произнес:
– Тварь паршивая… по стенке размажу.
Къяра ожидала, что девушка начнет оправдываться, что не для себя покупала и клясться, что сама не принимала его, но та потупившись молчала.
– Что с зельем делала? – задала Къяра следующий вопрос.
Ярина нервно сцепила руки перед собой и молчала.
– Отвечай, паршивка! – конунг схватил ее за волосы и хорошенько тряхнул, однако та никак не прореагировала на это.
– Я шкуру с тебя живьем спущу, тварь, если сейчас же не ответишь! – лицо конунга от злости перекосило, он рывком за волосы приподнял дочь, и поставил перед собой.
– Отпусти ее, Раннег! – жестко приказала Къяра. – Сядь в кресло и успокойся. Я не тороплюсь, и мне все равно расскажет она нам все чуть раньше или чуть позже.
Нехотя конунг отпустил дочь и сел в кресло, пробормотав: «что ж, воля твоя, Владетельница».
– Моя… моя… – откликнулась она и испытующим взглядом уперлась в Ярину: – Значит, не хочешь отвечать?
– Мне нечего Вам ответить, Владетельница… – нервно сглотнув, проговорила та, вновь опускаясь на колени, – в Вашей воле казнить меня, если считаете, что я совершила недозволенный поступок.
– Ты как разговариваешь, мерзавка? – конунг вновь привстал с кресла.
– Сидеть! – резко одернула его Къяра и вновь повернулась к девушке: – Где то зелье, что купила? Верни мне его, и я не буду иметь к тебе никаких претензий.
– Его больше нет, – Ярина нервно закусила губы.
– Тогда скажи, куда его дела.
– Я… я… я не могу сказать… лучше казните меня… я не буду ничего говорить, – она закрыла лицо руками и не сдерживаясь заплакала.
– Ну, ну… не надо таких слов, – Къяра встала с кресла и, шагнув к девушке, ласково коснулась ее щеки. – Ты же не среди врагов. Или ты нас врагами считаешь?
– Нет, не считаю… – всхлипывая проговорила та.
– Тогда что разговариваешь как с врагами? Если ты провинилась, покайся и прими заслуженное наказание. Что дерзостными разговорами еще больше вину усугублять?
– Мне очень стыдно признаться в том… к тому же отец, когда узнает, все равно убьет меня… Так не все ли равно за что? – хрипло выдохнула девушка.
– Не убьет. Я ему не позволю. Если сейчас все расскажешь честно, решение о твоем наказании буду принимать я, а не он.
– Вы понимаете, Владетельница, – проговорила девушка, подняв голову и с надеждой вглядываясь в ее лицо, – я даже не знаю, как объяснить то, что я сделала.
– Как было, так по порядку и расскажи. Я не тороплюсь.
– Понимаете, Владетельница, мне очень нравится Витор, но он мой сводный брат, и отец никогда не позволит нам… и поэтому я никогда не смела в этом признаться. А Витор, он раньше очень ко мне тоже расположен был…
Къяра усмехнулась, вспомнив крепко сбитого, но не особо коренастого кирита с темно-каштановыми волосами и тонкими чертами лица. Не влюбиться в такого красавца было трудно, особенно когда он всегда подле и оказывает знаки внимания, обусловленные родством и статусом.
– Но с некоторого времени, – продолжила Ярина, – ему глянулась пленная веринигская девушка, и отец отдал ее ему… ну и у Витора прям мозги от общения с ней расплавились. Лишь о ней говорить стал… будто она лишь смысл его жизни и само совершенство… вот присох прям к ней… – она всхлипнула, а потом, грустно вздохнув, добавила: – Я подумала, колдовство какое девица на него напустила, вот к гадалке и обратилась, чтобы та приворот сняла.
– И что гадалка? – участливо спросила Къяра.
– Сказала: нет никакого приворота, просто влюбился, мол, брат мой. А потом предложила девицу эту извести таким образом, чтобы брат сам от нее отказался. Мол, и дурная совсем станет, и ребенка больного родит. Ну и дала зелье… Я долго не решалась, а потом как-то увидела, как эта гадюка Витором помыкает, а тот перед ней прыгает, мол сейчас все сделаю, лапочка моя… ну и дала зелье ее служанке, велев, чтобы в питье ей добавляла.
– Дура ты, – сидящий в кресле конунг раздраженно скривился, – не могла, что ли мне сказать, что терпеть не можешь девку, и она помыкает Витором? Я бы дал ей родить и свернул бы шею…
– Ага… – Ярина капризно сморщила нос, – и чтобы он всю жизнь злился на тебя и сетовал, что у него отобрали неземную любовь и над ребенком трясся. А так он сам уже воет от диких выходок своей ненаглядной и готов придушить ее самолично.
– Умно, конечно, – Къяра рукой чуть приподняла голову коленопреклоненной девушки, – только ты об одном позабыла: в моем Владении лишь я вправе распоряжаться жизнью и здоровьем своих подданных, а в мое отсутствие твой отец и никто более.
– Я знаю, что виновата… – Ярина постаралась отвести взгляд.
– Это хорошо, что знаешь. Со мной пойдешь, – Къяра сделала ей знак подняться и повернулась к конунгу: – Остальных допросишь сам, Феруз сообщит тебе все имена. И сам решишь, что с ними делать.
– А с ней что решишь? – конунг кивком указал на поднявшуюся дочь.
– Накажу хорошенько, чтобы неповадно было больше подобное творить и тебе верну, как более неповинную. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Ты несказанно милостива к ней. А что с девицей Витора делать?
– Считай, что твоя дочь приговорила непонравившуюся ей женщину брата и приведи приговор в исполнение. Думаю, Витор, узнав, что его женщина неизлечимо больна и родит больного ребенка, возражать не станет.
– Ты хочешь, чтобы я сказал ему правду?
– Зачем это ему? Чтобы он до конца своей жизни ненавидел сестру? Скажи лишь, что в процессе разбирательства выяснилось: его женщина подвержена пагубной страсти и не посвящай в подробности.
– А она еще чего подобное не учудит? – конунг вновь кивнул на дочь.
– Вот за это ручаюсь. После общения со мной редко кто захочет его повторить, – усмехнулась Къяра и взяла Ярину за плечо: – Пойдем.
Глава 25
Къяра с отцом стояла на ступенях центрального храма Лорена, когда на площадь перед храмом, всю запруженную народом, выехала роскошная позолоченная карета, запряженная шестеркой великолепных белоснежных лошадей в сопровождении эскорта всадников.
Карета остановилась перед парадной лестницей. Двое всадников эскорта тут же соскочили с лошадей и, распахнув дверки кареты, помогли выйти высокому сухопарому старцу. Седой как лунь, с длинной бородой и длинными волосами, заплетенными сзади в тонкую косицу. Одет он был в светлые парадные одеяния владетеля, лоб охватывала массивная золотая диадема, украшенная рубинами и брильянтами, свидетельствующая о том, что ее обладатель довольно могущественный маг.
Выйдя из кареты, старец нетерпеливо повел рукой, и один из его охранников, поднявшись в карету поддерживая сзади под руки, скорее вытащил, чем вывел молодого светловолосого мужчину. Надетый на нем праздничный, расшитый золотом и украшенный всевозможными драгоценностями камзол и тяжелый длинный плащ с вышитыми гербами, указывали, что их обладатель наследный принц.
К вышедшему из кареты принцу тут же шагнул второй охранник и подхватил его с другой стороны, помогая напарнику.
Старец, удовлетворенно кивнув, дождался, чтобы охранники подвели принца к нему, и стал неспешно подниматься по ступеням лестницы. Охранники последовали за ним, ведя с двух сторон под руки принца, который шел с отсутствующим взглядом, слово марионетка, покорная чуждой воле.
Поднявшись, старик склонился перед Магратом и Къярой:
– Здравствуйте в веках, Владетели Лорена и всех его пределов, – почтительно проговорил он.
Охранники с принцем замерли у него за спиной.
– Сарес, – губы Маграта исказила едва заметная презрительная усмешка, – как же ты на сына свое владение оставить намереваешься, если он без посторонней помощи даже идти не может?
– Маграт, ты совсем не дал мне времени… – едва слышно проговорил старец, отводя взгляд, – это все, что я мог сделать в сложившейся ситуации.
– Ты понимаешь, что тебе придется снять с него морок перед обрядом, иначе его зарок не будет иметь силы? – столь же тихо спросил Маграт.
– Я надеюсь, он образумится, когда поймет, что иного выхода у него нет, – ответил старик, тяжело вздохнув.
Маграт, ничего не ответив, подал руку Къяре и об руку с ней вошел в храм. Сарес последовал за ними, а за ним в храм вошли охранники вместе с его сыном, после чего лоренские стражники, дежурившие у входа, плотно закрыли двери храма.
Подведя дочь к алтарю, Маграт обернулся к старцу. Тот повел рукой, снимая с сына морок, и два дюжих охранника, почувствовав, что их подопечный самостоятельно стоит на ногах, отпустили его, чуть отступив в стороны, однако, всем видом показывая, что готовы вновь схватить его, как только это потребуется.
Принц тряхнул головой, стряхивая остатки морока, затем долгим взглядом обвел всех присутствующих в храме.
Все молчали, ожидая действий принца, и через некоторое время он заговорил:
– Вы зря привезли меня сюда, отец. Вы можете меня убить, но заставить не сможете никогда. Чтобы Вы не делали, я не произнесу зарок.
– Ты понимаешь, что у меня уже нет сил защищать Гирмонт, я слишком стар для этого? Поэтому твое обручение с Владетельницей Лорена – единственно-возможный выход в сложившихся обстоятельствах. У нас нет выбора, Тайлер. Так что не упорствуй, это твой долг. И твое обручение – цена благополучия Гирмонта, которую я в любом случае заставлю тебя заплатить, – с напором произнес старый маг, пристально глядя на сына.
