Ольга Вечная
Веселый Роджер
– Отличная идея. Умираю, как хочу спать.
Белов помогает Вере расправить и застегнуть измятое платье, и они выходят из ванной, держась за руки. Оба раскрасневшиеся, с идиотскими улыбками и неестественным блеском в глазах, выдающим случившееся с потрохами.
Оказывается, большинство гостей находятся в доме и играют в покер, остальные активно болеют за игроков. По лестнице Вера с Беловым поднимаются под аплодисменты и свист. Вик на полпути решает вдруг отсалютовать всем, снимает шляпу и машет. Приходится потащить его за руку в спасительную темноту и прохладу одной из комнат, где они закрываются на замок и наконец засыпают в мягкой постели рядом друг с дружкой, обессиленные как разговорами, так и действиями.
Глава 26
Отчеты непотопляемого пирата. Запись 13
Так, запись номер тринадцать, добрались до дьявольского числа наконец-то. Ну что ж, никуда от него не денешься. Отчеты требуют регулярности, нельзя перепрыгивать. Один бывший психиатр, которому повезло стать пациентом собственных коллег и с которым я как-то списался по поводу его статей и советов отчаявшимся с диагнозом F, убедил в правильности ведения изложений. Печатать мне лень, но хотя бы прокручиваю мысленно, стараюсь взглянуть на ситуацию с другой стороны, анализирую. Понятия не имею, помогает или нет, но врач этот бывший каким-то нереальным образом умудрился завести семью уже после постановки диагноза: нашел красивую нормальную женщину, которая родила ему дочь. Может, и не зря я его слушаю.
Смотрю на Веру. Она спит сладко, не догадывается, что наблюдаю. Непривычно. Чаще всего, когда я просыпаюсь, ее место пустует и даже успевает остыть, не остается и легкого, едва уловимого аромата. Никаких следов.
По утрам не верится, что Вера вообще существует и действительно проводит со мной кучу времени. Если бы не ее вещи, без шуток, спросонья мог бы решить, что привиделось. И сейчас вот не верится, что после вчерашнего она на расстоянии вытянутой руки.
В кои-то веки я проснулся раньше будильника сам, – на часах и семи нет – а рвать и метать не хочется. Вот беззащитную рядом Веру – хочется. Кусаю губу, рассматривая ее, вспоминаю, как сильно она вчера испугалась, как отчаянно сдерживала слезы, дрожала, словно травинка. Но ты не бойся, родная, я тебе не позволю сорваться и улететь без курса и против желания. Знаю ведь, что на глупости способна. На меня посмотрите, если вам нужны доказательства. Ну не глупость ли дарить себя чудовищу с растворившейся ядовитой пулей в башке?
Что ж ты не боишься меня, девочка?
Одни пошлости на уме, не страдал этим раньше, а теперь прям и лезет: девочка, малышка, родная… Мачо, блин, нашелся. Откуда замашки только?
Помню ее глаза, а в них ужас и сожаление. Мольбу помню, движения резкие, неуклюжие. Говорить вчера сил не было ни у нее, ни у меня, мысли всмятку. Метались с ней, как два идиота, от любви до разрыва. Ну ладно, допустим, вчера в ванной Джей-Ви идиот был только один, а еще запуганная, запутавшаяся в чужих проблемах девушка.
Но не боялась ведь она, что одна останется. Не должна была. Я объяснял, старался, что страх перед диагнозом ВИЧ не причина терпеть уродство рядом. Вера обязана была понять, что одна не останется в любом случае, что не надо со мной из жалости или страха.
Куда ж я теперь денусь от тебя, рядом буду. Лишь бы к Артёму не вернулась. Боюсь, что не смогу тогда. Просто не смогу, и всё. Пусть расстанемся, к другому уходи, но только не на глазах. Видеть не смогу. Знать не смогу.
Может, мне тоже повезет, как тому шизофренику? У меня и диагноз помягче. Может, получится как-то примириться?
Кретин, нельзя с этим смириться. Уйдет все равно рано или поздно. Сам повод подкину, как почувствую, что созрела. Думал, вчера уже созрела, но она так просила, так прижимала мои ладони к своей груди, а от прикосновений трясло, желания и сомнения ураганом в голове крутились, поймать ни одно не мог. Смотрел только в карие бездонные и чувствовал, что нельзя и рта раскрыть. Начнем говорить – так до утра и не закончим, а там домой и конец всему. Если бы так вышло, я бы пальцы себе порезал, но не притронулся к Вере никогда больше.
Так медленно и тяжело каждый шаг давался, столько ошибок, столько попыток осталось в прошлом. Страшно мне, лишь бы не вернулось все. Может, и не вернется. И лежащая рядом женщина правда сможет принять таким, какой есть. Не может же быть, что вчера имитировала. Зачем? Отпускал ведь по-хорошему, был у нее выбор. Постоянно даю выбор.
Или не даю? Может, мне только казалось, что отпускаю, а на самом деле испугал как-то?
Не знаю, что делать. Уйти сейчас тихонько, попросить Варю, чтобы докинула тебя до города? А потом ждать, придешь сама или нет. Может, тебе проще решить, не видя меня? Ну, чтобы в глаза не смотреть. Ты ж добрая, в лицо побоишься сказать, наверное. Просто замять, не видеться, потом встретиться, например через недельку, как ни в чем не бывало. Вещи тебе завезу или в кино позову. Буду вести себя как раньше – будто просто стыдно за брата, вот и помогаю. Себе и взгляда лишнего не позволю. Смогу ли? Смогу, конечно, и не такое сделаю. Будем общаться каждый день, нельзя ж тебя одну оставлять до диагноза, но дистанцию определю до миллиметра.
Хватит мне недели, чтобы перебороть себя? Тело ж откликается при одной мысли о тебе. Ему ж, телу, в диковинку вот так, по-настоящему, без идиотских игр в БДСМ и прочую фигню. Ненавижу.
По любви в диковинку.
Страшно. Тянет, конечно, помечтать о том, что меня выберешь, но падать потом как-то не хочется. Это ты сейчас великодушная, принимаешь меня, позывы рвотные давишь. А увидишь разок, как башкой о пол бьюсь, когда боль скручивает на пустом месте, о чем тогда подумаешь? Начаться даже во сне может и без явного триггера. В любой момент. Давно такого не было, конечно, но всякое же бывает. Я всегда первым делом в любом помещении ищу, где укрыться можно в случае чего, и далеко не отхожу, мало ли.
Уходить надо. Отключу ее телефон, пусть работу проспит. Разозлится на меня вдвойне, и посмотрим как раз, придет или нет после такого. Сама позвонит – скажу, вызвали по работе. Не позвонит – и ладно.
Лежу рядом, как истукан, смотрю на Веру. Решил уходить, а сам лежу. Потрогать бы. Мягкая такая, гладкая. Вкусная вся. Аж трясет, какая вкусная. Первая, кто знает об уродстве и моем бессилии в этом, хм, щекотливом вопросе, а смотрит так, будто значения не придает и в глазах ее я обычный мужик, за спиной которого можно укрыться.
Вперед не рвется, заняла позицию на вторых ролях незаметно так и вынуждает меня ведущим быть в отношениях, решения принимать, вперед идти. А стоит замереть, устать, задуматься, так Вера тут как тут, на шаг позади, как и обычно. Надежно с ней, что ли. Не привыкнуть бы.
Встретились бы мы раньше, Вера, – усмехаюсь – лет восемь назад например, никому бы тебя не отдал, никого бы не подпустил. Или Кустов и тут пробился бы?
Посмеиваюсь, как дурак. Что смешного-то? Что ты слабак и трус? Весело тебе, неполноценный? Вон до чего девушку довел: спит, будильник не слышит после приключений твоих идиотских. Рискованных.
Ладно, уходить надо.
Спи, Вера, отдыхай. Сделать бы для тебя что-то в благодарность, приятно ведь чертовски, когда тебя выбирают. А ты вчера меня выбрала, я чувствовал. Сегодня как-то иначе все выглядит, а вчера чувствовал, радовался. Одурел вконец, кретин, с мечтами своими безумными.
Провожу кончиками пальцев по мягким волосам, по нежной идеальной тонкой коже. Так страшно к ней своею прикасаться, боюсь, что испорчу, поцарапаю, болью своей запачкаю, страхами. А Вере и своих хватает.
Она улыбается, потягивается, открывает глаза и смотрит на меня.
– Привет, – говорит.
– Привет, – тоже невольно улыбаюсь.
– Ты не сердишься?
Я напрягаюсь.
– На что?
– Ну, что изменила тебе вчера. Немножко.
– Забыл уже. А ты не сердишься? – спрашиваю на всякий случай.
– Ты тоже изменил? – Вера вдруг подскакивает, смотрит на меня, глаза молнии метают.
Перемена в настроении ошарашивает. Я подтягиваюсь на кровати, откидываюсь на спинку и смеюсь. Вера прожигает взглядом, прям не спрятаться, не скрыться.
– Никогда не прощу, слышишь? Ни поцелуя, ни объятий. Мой, – заявляет, тыча пальцем в пиратский флаг под майкой.
Ага, будто я еще кому-то могу приглянуться, кроме извращенки Алисы. Издевается, что ли? Но смотрит так, будто серьезно говорит. Чувствую себя непонятно, даже глаза опускаю на мгновение, потом снова вскидываю на нее. Нужно было валить, пока была возможность, сейчас я никуда не денусь от этого взгляда. Вера пробегает кончиками пальцев по моим рукам, от легких прикосновений внутри что-то сжимается, приятно. Она улыбается широко, доверчиво. Не влюбиться бы в нее и правда, тяжело ж потом будет. Или поздно уже рассуждать об этом?
– Поехали? – говорит Вера. – Мне нельзя опаздывать.
Я киваю, поднимаюсь. Ходим по очереди в ванную, поспешно одеваемся, собираем вещи. Дом будто пустой, тихо так. Кажется, народ совсем недавно разошелся по комнатам. На кофе нет времени, решаем купить по пути. Прыгаем в машину и движемся в Москву.
Всю дорогу я поглядываю на Веру, гадая, нужно ли что-то сказать. Вывалил ведь на нее полмешка секретов. Хоть остановился вовремя, там, на дне, еще кое-чего интересного припрятано. Не дай Бог узнает.
Мы будто на новый этап продвинулись, закрепить бы его устно. Но что-то страшно.
Труса ты к себе подпустила, Вера. Мало того что урод, так еще боюсь всего на свете. И правды, и неизвестности.
Пока к Москве подъезжаем, накручиваю себя настолько, что сердце колотится. Еще мгновение, и скажу что-нибудь обидное, просто чтобы разрядить обстановку.
– Вечером за мной не заезжай, – заявляет? Вера, – домой поеду.
Ну, вот оно. Само собой решается, и к лучшему. Я сжимаю зубы, киваю, смотрю на дорогу.
– Арина просит у меня переночевать, что-то у нее там случилось.
– Что именно?
– Говорит, нужно вина купить и обсудить подробно.
Я передергиваю плечами, с трудом сдерживаясь. Все время забываю, что сестре двадцать в этом году исполнилось и девица сама решает, что пить, курить, с какими парнями встречаться. Привык, что мелкая она, в куклы играет. Она ж долго играла, лет до двенадцати точно, может, дольше даже. Я упустил момент, когда перестала. Много чего упустил на самом деле из-за триггеров. Раньше Аришка мне все рассказывала, на тему мальчиков советовалась, а теперь хорошо, если раз в месяц позвонит, и то ради фотосессии.
– Ну, вы не налегайте сильно, – осторожно говорю.
– Я тебе буду писать, ладно? И ты мне пиши.
Я киваю. Не буду, конечно, первым. Может, это как раз Вере нужно напиться и обсудить все с подружкой. Хотя вряд ли Арина – это тот самый человек, с кем стоит обсуждать меня.
Останавливаю машину возле служебного входа в «Веранду». Нужно что-то сказать, может поцеловаться даже, сегодня еще не доходило до этого, но тут вибрирует мой сотовый. Джей-Ви настойчиво бьется. Показываю Вере.
– Передай ему от меня, что все было здорово, – подмигивает она, улыбается и выходит из машины.
Я смотрю ей вслед, вытянув шею, насколько возможно, чтобы не потерять из виду, и гадаю, что принесет нам день грядущий. Настырный Жоркин все усердствует.
– Да? – наконец отвечаю.
– Ты где, мать твою?! – спрашивает он раздраженно.
– В Москве, Вере ж на работу с утра. – Зеваю. Не верится, что вчера я действительно решился посетить вечеринку и справился. Вот бы еще когда-нибудь выбраться.
– Точно, блин. Слушай, тебе Костиков звонил?
Костиков – это наш босс, самый главный в «Континенте».
– Нет, а что?
– Мне звонил уже раз пятнадцать. Червяков разрывает контракт, представляешь? Послал нас к чертовой матери, сказал, что аванс можем себе оставить, если суда не боимся, но лучше по-хорошему вернуть.
– Чего? Его ж все устраивало. Да и ему стандарт нужен, как там можно не угодить.
– Да вот именно, все нормально было, я уже заказ на материалы сделал, а тут такая лажа. Он же твой клиент, можешь сказать, что не понравилось?
– Ты мне скинь последний проект, гляну.
– Скину. Ничего уже не изменим, но просто интересно. Костиков в бешенстве. Уже восьмой контракт летит к черту за два месяца, а это до хрена для нашей шарашки, ты понимаешь?
– Странно.
– Еще несколько потенциальных на стадии переговоров сбежали. Я выезжаю в город, как только до народа добужусь. Злой босс ждет меня на ковер. Ты сможешь оперативно глянуть, где я налажал, чтобы знать хоть, что сказать?
– Я уже домой еду, первым делом посмотрю. Жду на ящик.
Вот так дела. Три спа Червякова устраивали, а четвертый резко вдруг нет. Предыдущие, конечно, я делал, но сомневаюсь, что Джей-Ви где-то настолько крупно ошибся, чтобы до скандала доводить. Подозрительно.
Дома первым делом сажусь за комп, смотрю планы, проекты, отписываюсь, что сам бы сделал не лучше. Затем в душ, варю двойной эспрессо. У меня ж работа в студии сегодня, нужно подготовиться, а я с трудом сдерживаюсь, чтобы не завалиться спать. Одна богатенькая дама пожелала индивидуальную съемку, хочет именно меня, но я и не против, лишние деньги не помешают.
Босс злится из-за Марата Эльдаровича, ничего нового интересного не поручает, а кушать-то нужно. Да и перед Верой неудобно, хочется ей подарить что-нибудь приятное, цацку какую-то например. Или в Сочи опять свозить? Предлагала же искупаться ночью голыми.
Рискну ли я еще раз раздеться? Может, выпить перед этим? Травки покурить для храбрости? Знаю пару пляжей в Сочи, где нет туристов, только местные купаются. Там вода чистая, а ночами пусто.
Опять размечтался. Уютно мне с Верой, вот и мечтается постоянно. Будто правда моя.
Я, конечно, веду себя как маньяк, все лезу к ней постоянно. Она, наверное, устала уже от моих ласк бесконечных. Но каждый раз думается: вдруг откажет? И хочется проверить. А как начинаю, Вера отвечает, и понеслось. Когда у нее выходной, вообще ничем другим не занимаюсь, только вокруг нее скачу, в рот заглядываю.
Нужно на работу переключиться. Тома звонила несколько раз, народ фотографии с предыдущих фотосессий требует, а там еще конь не валялся. Я скинул всё в кучу и забыл. Сажусь за компьютер, включаю музыку.
Что ж будет-то с нами, Вера? Чего ждать от тебя?
* * *
В девять выползаю из студии, сытый по горло съемкой обнаженки, сажусь в машину, включаю сотовый. От Веры сообщение: «Обещала никому не говорить, но тебе скажу, потому что не могу тебе врать, даже если и не спрашиваешь. Аринка у меня побитая, родители не знают, просит не говорить».
Я сворачиваю на первом же перекрестке в противоположную от дома сторону, благо Вера живет в этом же районе. Через полчаса уже стучусь в дверь.
На пороге она, красавица моя, уставшая, в дурацкой детской пижаме, волосы собраны в небрежный хвост. Смотрит глазищами своими огромными, грустными, моргает. Обнять? Сказала она Арине, что мы вместе? Первый не буду. Захожу, мгновенно занимая собой весь коридор. Арине даже спрашивать не нужно из комнаты, кто пришел: в этой крошечной недоквартире в двадцать четыре квадрата всё видно с любого ракурса.
– Ты чего здесь делаешь? – пищит сестра.
Я скидываю кеды, прохожу в комнату и включаю яркий свет. Твою ж мать… Губы синие, распухшие, даже кровь запекшаяся осталась, на скуле синяк, глаза зареванные. Кутается в пижаму, тоже Верину (отмечаю мимоходом), рукав короткий, а руки в синяках. От пальцев синяки, точно вижу. Кто-то держал, она вырывалась. Я сжимаю кулаки, подхожу ближе.
– Кто? – Смотрю в ее глаза.
Арина испуганно глядит на Веру, которая прячется за моей спиной, не знаю, что делает. Переводит взгляд на меня, моргает. Побледнела вся, руки сцепила. Взгляд затравленный, боится. Будто я тоже добавлю. Черт, рыдать начинает, нужно менять тактику.
– Ариш, что случилось? – говорю по возможности мягко, присаживаюсь на диван.
На столике вино, фрукты, какая-то нарезка…
– Ограбили, – шепчет она, закрывая глаза.
– Когда?
– Вчера вечером двое напали, отобрали сумку, там деньги, кредитки, документы… Марк говорит, нужно было добровольно отдать, а я сопротивлялась. У меня баллончик был, думала, успею выхватить. Не успела.
– В полиции была? Родители знают?
– Была в полиции с Марком, – быстро отвечает Арина и, видя мой заинтересованный взгляд, добавляет: – Это мой парень. Он хороший, тоже фотограф кстати. Мы давно уже встречаемся.
– Познакомишь?
– Конечно, – говорит она все еще испуганно. Скукожилась.
– Почему родителям не сказала? – спрашиваю грозно.
– Не хочу волновать, Артём чудит, не до меня. Да и сама виновата. Марк говорил дождаться его, а я поперлась в этот бар, хотела сюрприз сделать. Сделала вот. Но все хорошо уже, он меня успокоил, в больницу свозил, потом в полицию. Ищут.
Я продолжаю вглядываться сестре в глаза, но вроде бы правду говорит. Что еще за Марк такой? Нужно будет напроситься на встречу. Если фотограф, пусть в студию ко мне приезжает, дам ему бесплатные часы для работы. Тома потом скажет, что думает. Она подонков с первого взгляда определяет.
Я обнимаю Арину, поглаживаю. Жалко так, зеленая совсем, хрупкая, беззащитная.
– Они только побили, Арин? – уточняю осторожно. – Или… еще что?
– Не насиловали, если ты об этом. Да говорю, сама виновата, нужно было отдать сумку и бежать. А там как раз деньги были на новый планшет, папа дал. Жалко.
– К черту деньги, никогда больше не строй из себя супермена, хорошо? Сразу мне звони.
Она кивает.
– Ты их не запомнила? – продолжаю я спрашивать. Понимаю, что маловероятно, но вдруг. – Не видела раньше?
Арина качает головой.
– А ты чего вообще приехал? – меняет она резко тему, отстраняется. Смотрит на Веру, которая села за столик и наблюдает за нами, не вмешивается: – Ты ему написала, что ли? Вы общаетесь? Погоди, – хмурится, – а не для него ли у тебя полхолодильника укропом набито? – Сестра выпучивает глаза. – Вы мутите, что ли?
И что мне сказать? Смотрю на Веру, она смотрит на меня, губы сжимает. Хвастаться нашими отношениями, кажется, не собирается, я тоже тогда спешить не стану. Было бы чем.
– Общаемся, – произношу осторожно.
Вера отворачивается, включает чайник.
– Не вздумайте! Это убьет Артёма!
Что его только не пытается убить в последнее время, а лосю хоть бы что.
– Куда уж мне соперничать, – хмыкаю я, откидываясь на диване.
Не могу на Арину такую смотреть, бедная моя. Прибил бы этих гадов. Как так можно? Руку на девочку поднять. Она ж весит килограмм пятьдесят при ее росте, выглядит лет на пятнадцать, когда без штукатурки. Досталось бедняжке.
Как же защитить? Не будешь же следом таскаться. И лекции о том, чтобы одна не ходила и не храбрилась, читать бесполезно. Сто раз уже говорили с ней на эту тему. И я, и Артём всегда на телефоне, готовы забрать откуда надо, проводить, разобраться, если что случится. Два взрослых брата, а не уберегли. Не выдерживаю, обнимаю ее снова. На Арину триггеры не срабатывают, она для меня не женщина, а сестра. Инцест не моя тема.
Вера смотрит на нас будто с завистью, потом снова отворачивается, разливает чай, приносит.
– Голодный, Вик? – спрашивает.
Я киваю. Она тут же суетится, что-то разогревает.
– Серьезно, ребят, не вздумайте так с Артёмом поступить. Нехорошо. Или вы уже?
Вера молчит, даже знак не подаст. Я б сказал Арине, но… может, Вера все же передумала после вчерашнего? Допустим, кошмар приснился. Мне раньше часто снились я сам или другие люди, самые близкие, обожженные или горящие. Ужасно.
Если она к Артёму захочет, лучше не светить нашу связь. При этой мысли такая тоска находит, так и хочется им жизнь попортить, хоть как-нибудь.
– Не выдумывай, – говорю.
Нужно тему перевести, а то совсем грустно. Мысленно Веру с Артёмом представил, поженил – сам умер, аж сердце укололо. Да ну, бред, мне вредно не спать, ерунда в голову лезет. Встряхиваю ею посильнее, прогоняя видение.
– Сегодня день трындец был, давненько такого не видел, – начинаю смеяться. Поднимаюсь, беру стул, ставлю на середину комнаты. – Фотосъемка одной мадам хорошо так за пятьдесят… пять. Ладно, неплохо дамочка выглядит, наговариваю. Решила… похвастаться подружкам или что…
Вера подходит к Арине, смотрят обе с любопытством. Я сам посмеиваюсь, обхожу стул, встаю за ним.
– Думал, она хоть в неглиже будет, но нет, голенькая вся, халат скинула. Стоит, глазки строит, скидку выклянчивает. Ну, я шучу, то се, настроение поднимаю, как могу. Говорю раскрепоститься, не стесняться. Марина ей волосы поправляет, макияж, Егор светом занимается. Конечно, потом в ФШ уберем все лишнее, но клиентка же хочет на восемнадцать выглядеть. Работаем, полная студия людей для нее старается. Она обходит стул… – Сам тоже обхожу, качая бедрами, имитирую ее походку, наклоняюсь, обхватываю себя руками, будто у меня есть сиськи.
Вера с Ариной хихикают, поглядывая на меня, я не забываю рожи корчить, чтобы смешнее было.
– Серьезно, фотки показать не могу, не положено, но блин… Как из этого что-то выбрать?
Опять гримасничаю, облизываю губу, девочки уже в голос хохочут. Я стараюсь изо всех сил, может перебарщиваю даже, но вошел во вкус:
– Мы всей толпой пытаемся выжать из нее хоть что-то красивое, я сам позы ей ставлю, поправляю по сто раз, говорю, куда и как смотреть, Егор вокруг суетится. А эта то язык высунет призывно, то зад отклячит… Но не могу ж я такое ей отдать. Выставит где – моя репутация ко дну якорем! Хоть десять фотографий бы сделать! Больше не надо, но десять отдать я обязан, иначе деньги вернуть придется. Часа два проходят в поте лица.
Поставлю ее… – Показываю более-менее приличную позу, девочки смеются, глядя на меня. Все же комично, когда мужик изображает. Сам таких терпеть не могу, потому и не работаю с парнями, нарваться можно. – Только отойду на расстояние, фотик поднимаю, она опять… мать твою!.. – ругаюсь я резко для антуража.
Вера закрывает лицо ладонями, Арина вслух повторяет каждое слово, смакуя.
– Потом она делает так…
Вера с Ариной подаются вперед и замирают в ожидании, глаза у обеих блестят. Сердце опять екает при виде синяков сестры, убил бы, ей-богу, уродов.
Обхожу стул, сажусь на него перед ними, откидываясь на спинку, пародируя клиентку, и резко раздвигаю ноги широко.
Девочки падают на диван, заливисто смеются, я хохочу вместе с ними. Арина плачет, Вера вытирает уголки глаз.
– Да быть не может!
– Врешь, Белов!
– Клянусь! Мы так и замерли, улыбки давим, неловко. Дама-то деньги заплатила, настраивалась, готовилась. Тома с ней формат съемок обсуждала. Должна была. В любом случае получит от меня завтра, сегодня не смог ругаться. Дамочку выпроводили и ржали полчаса всей студией.
– Офигеть! – смеется Арина. – Ты себе таким образом никогда подружку не заведешь, насмотришься ужасов.
– Ну, она ничего такая, кстати. Для своего возраста, но… хорошо, что я не один был.
– Бедняжечка. – Арина подходит, быстро обнимает меня, целует в щеку и идет в ванную, закрывается, включает воду.
Вера тут же подходит, произносит вполголоса:
– Тоже хочу.
– На фотосессию? – не понимаю я.
– Обнимать тебя, как она.
Смотрю на нее снизу вверх, – все еще на стуле сижу – а что сказать, не знаю. Обнимать хочешь именно меня или вообще обниматься? Язык не поворачивается спросить, совсем убогим себя почувствую. А хочется, чтобы сама уточнила. Это ж важно. Крайне важно в моей ситуации.
– Я, наверное, поеду уже, – говорю тихо, слежу за ее выражением лица.
Она на меня смотрит, ни остаться не предлагает, ни на дверь не показывает. Многое бы отдал, чтобы узнать, о чем ты думаешь, Вера. Видишь перед собой шрамы и кости Роджера? Или глубже что-то разглядела? Осталось ли там что-то глубже под всеми триггерами?
Возьмешься отмывать мою душу, Вера? Сама не боишься испачкаться? Если тебя кто-то хоть пальцем тронет, не переживу же.
– Будь, пожалуйста, осторожна. Дебилов много, не хочу, чтобы на тебя напали, как на эту безалаберную, – киваю я на дверь ванной. – Всегда звони, если страшно, ладно? В любое время приеду, заберу, вытащу, в любой ситуации.
– Даже если расстанемся?
Сердце падает, но стараюсь контролировать лицо, чтобы не выдать себя. На перекрестке ведь ко мне поехали, сама выбрала. Что же теперь делать?
– Даже если возненавидишь меня, – произношу серьезно, спокойно.
Вера мягко улыбается. Тепло так от ее улыбки тут же, как будто от сердца отлегает.
– Герой мой. – Она касается щеки.
Я усмехаюсь. Таких героев от общества нужно изолировать.
– Я не шучу, Вер.
– Знаю, – говорит она, потом берет меня за руку и ведет к столу, на котором уже накрыт ужин.
Я уже и забыть успел. Сажусь, беру вилку. Как и всегда, невероятно вкусно. Не вспоминаю уже о привычном дискомфорте после фастфуда.
Вера выложила на хлебе с мягким сыром сердечко руколой. А теперь сидит напротив, подперев ладонями подбородок, смотрит, как я ем, и тепло улыбается. Вдруг тянется, проводит рукой по моим волосам и шепчет: «Соскучилась». И потом вдруг строго: «А ты?»
