Глава 27. Вся надежда на ящик
Всё происходило, как в страшном сне. На ящик из-под мыла что-то падало, скрежетало. Ящик сдавливало так, что трещали его толстые доски, он переворачивался, падал, ударялся и снова сдавливался.
– Эх, грехи мои тяжкие… – говорил Пустолай, падая в кромешной тьме. Мурлотик наоборот, сваливаясь на кого-то постоянно повторял:
– Извините, не хотел, простите, если кого зашиб ненароком.
Потом Пустолай понял, что можно в ящике и не падать. Он встал в ящике в распор, то есть упёрся ногами в одну стенку, а передними лапами – в другую, ширина ящика это позволяла сделать, и тем самым не только он сам ни на кого не падал, но и смягчал падения других, потому как все сначала ударялись о Пустолая и тем самым уменьшали инерцию своего падения.
Пустолай от таких ударов только кряхтел и время от времени говорил:
– Дуня, Катерина,… держитесь за меня, иначе все побьётесь.
Наконец последний удар, ящик, упав, застыл и больше не шевелился.
Игрушки валялись в ящике как попало: Мурлотик стоял на голове, Пустолай в скорченной позе, лежал под Дуней и Катериной. Единственное, что радовало, это то, что в ящик через щели, которые стали достаточно большими, стал проникать свет и воздух. Глиняшки этому были несказанно рады, потому что могли видеть друг друга и более свободно дышать.
Но, вот они все немножко пришли в себя, поохали от набитых шишек и синяков и стали разговаривать.
На улице продолжало скрипеть, визжать и рычать.
– Это, наверное, дракон – сказала Дуня.
– Кому ж ещё быть, – заметил Мурлотик. – У него первое дело противника сразить, а потом и завалить всякими брёвнами, да корягами, так во всех сказках пишут.
– Это что же он нас сейчас заваливает?! – испуганно проговорила Катерина, – а потом съест?
– Нет, он нас не съест, – успокоил её кот, – потому что ящик и мы в нём для него тоже мусор… Не бойтесь, ему наш Заступник задаст жару. Во всех сказках и сказаниях народных говорится, что богатыри, что русскую землю охраняли, всегда выходили победителями, – заметил Мурлотик.
– Так – то оно так, – сказал Пустолай, – только сколько я не слышал мамушкиных рассказов про подвиги чудо-богатырей, они ни разу не находились в столь ужасном положении как наш Заступник и мы с ним вместе.
– Находились они и в худшем положении, – сказал Мурлотик, – ты не все сказки слушал, брат Пустолай. Нашему народу приходилось столько мук перенести, а богатырям столько пота кровавого пролить, так что наши страдания – мелочи; но на скорый исход из ящика не надейтесь…
– Где наш любимый Заступник? Что с ним?– сказал Пустолай, подвывая. – И надо было ему вылезти из ящика.
– Хорошо, что Никита нас в очень крепкий ящик спрятал, а то бы нам всем конец пришёл, – опять сказала Дуня.
– Наверняка бы жизни лишились, если бы в горнице на столе находились. А тут все вместе и ящик действительно оказался очень прочным, – в тон Дуне сказала Катерина.
– Худа без добра не бывает, – заметила Дуня.
– А мы на Никиту ещё ворчали, нам запах не нравился. Вот уж и на запах не обращаем внимания, а думаем о том, как бы выжить, и надеемся на толстые стены ящика, – сказала Катерина.
– Правильно, – подтвердил сказанное Мурлотик, – когда малая беда нормально жить не даёт – это одно, а вот когда большая нагрянет, то про первую уж и не вспоминают.
– Крышка-то вон, опять на своё место встала, видно и гвоздь как-то воткнулся, не открылась ни разу, – заметила Катерина.
– На нас кирпичи от печки сыпались да черепица с крыши, вот они крышку и придавили, да и гвоздь случайно вколотили, – сказал Мурлотик.
– Откуда ты знаешь, знахарь? – спросил Пустолай.
– Печная сажа сквозь щели между досок ящика сыпалась, – ответил со знанием дела кот. Потом, по печкам я специалист, а не ты.
– Ой! Специалист нашёлся, тоже мне печник…
– Не печник, а продвинутый пользователь. Знаешь сколько я на ней лежал?.. – но договорить он не успел, что-то тяжёлое так ударило по ящику, что стенки его затрещали, а между досками появились большие прогалы, ящик перекосило.
Глава 28. Идея провалилась
Когда Пегас подошёл к самосвалу, водитель натягивал ремни полога. Водителем был молодой парень. Вот он закончил натягивать полог, укрывающий мусор и стал вытирать ветошью руки.
– Куда повезём, – спросил Пегас непринуждённо.
– Велено на свалку. – В тон Пегасу ответил шофёр.
– Меня прихвати.
– Я тебе что, маршрутное такси? – буркнул парень.
– Что-то муторно на душе стало… – проговорил Лёня, сморщившись и приняв вид страдальца.
– Что так? – отозвался водитель.
– Как-никак в этом доме вырос, – слукавил Пегас.
– Неужели.
– Вот так вот – был дом и нет дома. Стоило бабушке умереть и, – Пегас расстроено махнул рукой.
– Раз это твой дом, то сидай,– миролюбиво проговорил парень.
– Вот так-то, брат, – сказал Лёня, усаживаясь в кабину и махнув рукой Мухе, дескать, уходи домой.
– Родная бабушка, говоришь? – продолжал спрашивать водитель.
– Родней не бывает,… недавно похоронили…
– Что, и сразу ломать? Другие дома годами с забитыми окнами стоят и ничего? – спросил водитель, выправляя самосвал на дорогу.
– Тут сложнее,… мафии место приглянулось,… так, что не успело тело остыть, а дома уже нет, – продолжал развивать мысль Пегас.
– Если мафия, то так оно и есть, – сочувственно сказал шофёр. – Да ты не расстраивайся… Хочешь, я тебя до свалки довезу и назад доставлю…
– А это можно?! – спросил радостно Лёня.
– Всё можно, дорогой… Родной дом всё-таки везём! – и он прибавил газу.
Через некоторое время Камаз выехал на Новоастраханское шоссе, Леня успокоился. Он понял, что мусор везут на знакомую ему свалку.
На свалке машины принимал сам Сима. Он, переругиваясь с шоферами, бегал от машины к машине, приказывая сваливать мусор не в общую кучу, а в сторону. Шофера нехотя подчинялись, пятили Камазы и поднимали кузова.
«А чего не сразу к оврагу? – подумал Пегас, – странно,… значит отсюда торопиться уезжать не следует, прав Муха оказался, посмотрим, поглядим что к чему?». Пегасу с одной стороны было на руку, что мусор не под обрыв валят, а с другой – это же самое и настораживало – что, если прознали? Но он тут же отверг эту мысль. «Наверное, решили в строительном материале покопаться, дом всё-таки. Возможно, кто-нибудь решил баньку соорудить на даче, тут ведь и кирпич есть хороший, и черепица на кровлю, вот в сторону и валят» – подумал он.
– Я, пожалуй, здесь останусь, – сказал Лёня водителю, – может быть, что памятное найду.
– Ты ищи, я не спешу, – проговорил шофёр.
– Да нет, поезжай, я как-нибудь доберусь. Спасибо большое.
– Лёня вылез из кабины, а шофёр стал сдавать Камаз назад.
Много раз видел Пегас эту свалочную картину, но никогда, сколько бы он здесь не бывал, так и не мог к ней привыкнуть. За бетонным забором, вдалеке от любопытствующих глаз находился свой мир со своими законами, отношениями и ценностями. Это была та самая чёрная дыра в космическом пространстве, о которой так любят рассуждать авторы фантастических романов, но эта дыра была много ближе, она начиналась здесь на земле. Пегасу казалось, что над этим уголком вселенной не властно время и не властны геофизические законы и отношения. Всё было как и всегда: летающие от лёгкого дуновения ветерка по территории бумажки, старые газетные полосы, которые иногда захватывал налетающий небольшой смерч, закручивал их вместе с пылью в спираль и поднимал на невероятную высоту, затем поднимал их ещё выше, пока те не скрывались из глаз, и уносил их к неведомым галактикам, чтобы познакомить вселенский разум с земной цивилизацией.
С оврага, куда сваливали мусор, тянул кисловатый запах разлагающегося мяса, смешанный с запахом кислой капусты и гнилой картошки. Запах шибал в нос и заставлял дышать не носом, а ртом. Резкость запаха при этом пропадала, но вместо него во рту появлялась сухость и першение в горле.
Оставшись на свалке, Лёня не спешил показываться Симе на глаза. «Этот мусор валить отдельно!» – кричал Сима, бегая от машины к машине. За Камазами Пегас увидел человек пять бомжей, разбирающих строительный хлам и понял, что эти машины уже здесь ждали и ждали не для сбыта дарового строительного материала. Эта мысль его словно ножом резанула: «Но почему? Может быть, это игрушек и не касается, а дело в чём-то другом? А в чём в другом? Неужели пронюхали? По какому каналу просочилось? Если так, то кто мог опередить? Может быть Костян с Антохой и Пал Палыч подсуетились?… – но он тут же отверг этот вариант. – Вряд ли, слишком быстро. Тогда и они должны были бы быть здесь, а их нет. И вообще никого нет кроме водил и Симы, бомжи не в счёт. Этот вариант отпадает».
Камазы пятились, сваливали мусор и уезжали. «Что я так занервничал? – подумал Пегас, – так не годится. Надо взять себя в руки, расслабиться, покумекать. Потом, что ищет Сима? Пока неизвестно. Надо выйти с ним на разговор,… только осторожно. Сима в этих делах битый, раскусит не успеешь и рта открыть. Потом, кто сказал, что он ищет игрушку? Это пока только догадки. И бомжи могут сами тут лазить по кучам. Их присутствие ни о чём не говорит, они тут не впервой. Надо успокоиться, иначе ни до чего нельзя додуматься. Хотя нет, – самоуспокоение тоже ничего не даст. Я же вижу, что они ищут что-то конкретное. Бомжи никогда не разбирают кучи до основания, берут только то, что видно? Могут отвалить что-то незначительное, но не более. А здесь разбирают… Это всё неспроста… Расслабляйся, не расслабляйся, а факт налицо… Предположим, что они всё-таки ищут игрушку, тогда какие мои действия? Вклиниться и тоже искать – не пройдёт, Сима его знает и сразу даст от ворот поворот. В этой ситуации надо заручиться благорасположением Симы и искать вместе с ним. Главное – проследить, чтобы игрушку нашли и чтобы она никуда не ушла». «Надо играть в подкидного дурака», – подумал он. Тут Лёня увидел, как Сима направился в вагончик и тут же пошёл за ним.
Когда Лёня вошёл в вагончик, Сима уже сидел в удобном кресле и собирался пить чай. При виде Пегаса, Сима расплылся в улыбке:
– Каким ветром в наши края-я!? Говорили, что ты домушником стал, мусор бросил.
– Кто это тебе, Сима, наплёл… Я воровским делом не занимаюсь, – ответил Пегас.
–Ладно,… замяли. Не занимаешься, значит, не занимаешься, я знаю. Это я так, от балды сказал, чтоб разговор поддержать, не обижайся. – Сима поднялся и дружески обнял Пегаса. – К нам-то зачем? – сказал Сима, указывая на венский покарябанный стул. Глаза его смотрели весело, но выжидающе настороженно.
– Хорошо живёшь, – сказал Пегас в тон Симе и кивнул на стул, – веняки стоят, кресло гамбургское.
– Не жалуемся… не жалуемся… К нам-то зачем? Знаю, что просто так не ходишь…
– Просто так и белка по веткам не прыгает… – садясь на стул, проговорил Пегас, – а орешки собирает.
– И какие тебя орешки интересуют? Ведь пока орешки собираешь, как бы шишек не наловить… – намекнул он многозначительно.
Лёня понял, «Сима хочет сесть ему на хвост, войти в долю, отбояриваться не стал, Сима заподозрит и работать не даст. Поэтому информацию надо выдать частично, о его части намекнуть, тогда, глядишь, возможно, и поможет даже» – и Лёня сказал:
– Надыбали мы в одном доме ветхом, без хозяев, на чердаке старинные вещи, хотели на следующий день прийти и забрать, а приходим – дом бульдозер по брёвнышкам раскатал. Я сюда с самосвалом и приехал.
– Что за вещицы, – спросил Сима, – хитро посматривая на Лёню.
– Петли на тумбочке посеребренные с завитками, кованые, филигрань, фурнитура печная – ажурное литьё. Немецких мастеров работа. Можно сбыть богатым на дачу. Они из-за прикола хорошие деньги дать могут. Я уже такое проворачивал.
– Петельки, значит… – сузил глаза Сима, – ажурное литьё, говоришь. – Он встал, взял со стола стакан с водой, покрутил его в руках и вдруг неожиданно плеснул содержимое в лицо Пегасу.
– Ты чего? – опешил Пегас, чувствуя как Сима больно наступает ему на ногу.
– Ты мне, Лёня, мозги не парь, бабушке будешь парить. Вот сейчас выгоню тебя к чёртовой матери со свалки… и что? Я вашего брата насквозь вижу. Тут знаешь передо мной сколько таких, как ты прошло ковыряльщиков. Ты ещё в городе был, а мне уже доложили, что Пегий на Сенной пришёл, с Червонцем торгуется, игрушки предлагает. И про покупателя знаю, и про договор ваш. Сколько тебе он пообещал дать?
– Цифру не обговаривали, – сказал Пегас морщась от боли, – к себе пригласил домой. Когда всё принесу, тогда, говорит и сладимся.
Пегас понял, что люди Симы, а в их число входит и Червонец, его с Мухой просто от базара тогда вели, выслеживали, значит, а они с Мухой и не заметили. «Здорово лопухнулись» – подумал Лёня, – надо спасать положение и он, глядя Симе в глаза, широко улыбнулся. – Твоя взяла, Сима,… сдаюсь… переиграл ты меня…
– А, это уже по нашему… Вот так, Пегашка, – миролюбиво и весело сказал Сима, отступая от Пегаса. – Моя она всегда брать будет. У меня везде есть свои глаза и уши – А мы эти Камазы уже ждали. Думаю, ты заметил, что этот мусор свалили на пустую площадку, а не в общую кучу… Это для удобства, чтоб другой мусор не мешал. Понял, Лёня!?
– Это я понял, только не сообразил, где прокололся?
– Я много чего знаю, парняша, – и Сима самодовольно улыбнулся. – И ты будешь положенное тебе знать, если дураком не будешь.
– Как это понимать? – спросил Пегас, пытаясь сообразить, к чему клонит Сима? Он понял, что отпираться бесполезно и даже вредно . «Надо играть с Симой в открытую, будь что будет, а там посмотрим, говорят иногда и петух яйца несёт» – подумал он.
– А ты молодец… руку на пульсе умеешь держать, сладимся, вижу, не дурак, – проговорил Сима, – и в антиквариате разбираешься получше других, в школе отличник, в институт лыжи востришь.
– Откуда знаешь?
– Опять повторяю. – Я много чего знаю. Знаю, что ты не селёдочник.
– Как понять?
– А просто понять. Большинство старинные вещицы собирают чтоб на бутылку пива заработать да на хвост селёдки, вот и селёдочники. Но не о них речь. Они всегда были и будут расходным материалом в нашем деле.
– В каком это деле? Ты о чём?
Сима смерил взглядом Пегаса. «Вот такой мне помошник и нужен. Я сам в антиквариате не силён, а Пега в городе фигура известная. Червонец знавала из знавал и то его уважает».
– Жизнь твою хочу устроить, – загадочно произнёс Сима. У Пегаса расширились глаза. – К большому бизнесу хочу тебя приобщить. Человек мне нужен. Хозяин на повышение идёт, а меня на своё место метит, а мне шустрый паренёк нужен, уже в перспективе на моё место…
– Мне доучиваться в школе надо, – проговорил ошарашенный Пегас, – явно не готовый к такому повороту событий и сказавший первое, что пришло в голову.
– А у тебя учёбу никто и не отнимает… Я же тебе говорю – в перспекти-ве… Тут у тебя с учёбой ещё лучше получится. Тут тебе только свистни, не только контрольную или курсовую сделают и кандидатскую напишут, – и Сима довольно хохотнул, затем открыл дверь и прокричал: «Светило, мать тебя раз этак, быстро ко мне!».
Через некоторое время в дверях появилась щуплая фигурка седенького старичка. Он склонил голову в поклоне и Сима, смачно выругавшись по поводу отечественной науки, отвесил вошедшему человечку крепкий щелбан и сказал:
– Бери Крокыча и другим скажи – все на разбор куч, понял? Подчиняться будете вот ему, – и он кивнул на Пегаса.
– Как скажете, – пробормотал старичок, и, не разгибаясь, вышел.
– Кто он? – спросил Пегас, чувствуя, как Сима одним движением определил ему место в своей схеме.
– Сейчас никто,… просто быдло, – проронил сквозь зубы Сима, – а был большой человек – сам профессор… Позолотин… Тьфу… Так-то, Пегашка. Он тебе диплом в сей секунд напишет. Тут, если в этом бездомном дерьме покопаться, людей из прошлого с любыми чинами и званиями можно найти… была бы охота. И запомни – путь к знаниям он через свалку идёт. Свалка в жизни человечества вещь не последняя, а может быть даже и!.. – и Сима поднял палец вверх, этим показывая значительность свалки перед всем остальным сущим на земле.
– Мне надо подумать, – ответил на предложение Симы Лёня.
– А ты, Лёня, подумай. Я ведь не каждому встречному-поперечному такие предложения делаю… Завтра ответ дашь. Пораньше сюда приезжай, мы всё равно скоро шабашить будем, да и народа сегодня маловато для разбора. Я по своим каналам на завтра заказал ещё человек двадцать, тогда в полную силу развернёмся, все до щепочки пересмотрим.
– Так я ещё в школе учусь, а не в институте… – сказал Лёня, думая, что Сима ошибся в возрасте.
– Я об этом знаю… Ты не просекаешь… Школа не помеха. Оставишь здесь за себя светилу или Крокыча и учись на здоровье, времени будет больше, по старым сараям шляться не надо будет и крупорушки тырить.
– «Он и о крупорушке знает» – подметил Пегас, – крепко на хвост сел» и тут же спросил:
– Так что же профессор?
– Он тебе ещё и ботинки будет лизать за такое доверие и ласку. Ведь он вообще в бочке здесь жил, потом в коморку к Крокычу переселился.
– Как Диоген? – изумился Пегас.
– Хрен с ним с Диогеном. Каждому, Лёня, своё. Я понимаю, что он на людей понадеялся, квартиру подписал, потом его из неё и вышибли. Головой надо думать. Попал в волчью стаю, так живи по-волчьи, а не хочешь по-волчьи жить, так живи на свалке в бочке. Вот и вся философия… Нечего стремится любить человечество. Ты себя сначала возлюби. Да так возлюби, чтоб вокруг тебя павлины пели и крыльями как опахалами тебя обмахивали. А вот после этого можешь и всё человечество любить, только в меру, иначе это же человечество быстренько у твоих павлинов пёрышки из хвостов повыдергает. Вот так-то… Фома Фомич говорит, что если на нашу землю со стратосферы посмотреть, то она похожа на большую свалку. А Фома Фомич – это голова… У него я многому научился.
– А как ты думаешь игрушку сбывать? – спросил Пегас.
– Придёт время, узнаешь…
– Я пойду, – сказал Пегас, поняв, что Сима его обошёл и что теперь уже не Пегас хозяин дела, а Сима. Поиски игрушек поставлены Симой на поток. Он знает, чего ищет. Пегас горько улыбнулся.
– Ты правильно оценил ситуацию, – сказал Сима, испытующе глядя на Пегаса, и добавил, – думай, Лёня, думай. В одиночку, брат, всё равно в люди не выбьешься. А мы тебе предлагаем влиться в хорошо отлаженное дело, даём должность. Если с головой – руби своё бабло, делись с другими и живи припеваючи… Ладно, иди, завтра людишки подвалят. Твоя задача не самому копаться, а распоряжаться, понял. Ну, как я тебя, лихо сагитировал?.. – и он засмеялся, показывая щербатые прокуренные редкие зубы. – Вот так-то,… учись.
– А хозяин знает? – спросил Пегас.
– Ты об этом не парься. Ты мой человек и до Фомы Фомича тебе дела нет. Ты своё дело делай, да язык держи за зубами. А теперь ступай, с утра займись делом, да смотри, чтоб эти курицы чего по карманам не рассовали.
Пегас вышел из вагончика и уже минут через десять был на автобусной остановке. Всякие мысли крутились в его голове. День был напичкан событиями до отказа. Тут тебе и слом дома, и слежка, и вербовка. Надо всё хорошенько обдумать. Из последней информации, выданной Симой, его мучила только одна – «Позолотин». Верно ли, что этот бомж-старикашка-профессор или это Симин прикол? Позолотин,… Позолотин. Где-то он уже слышал эту фамилию, но где? Стоп… истрёпанная книжка в библиотеке… не слышал, а видел… Истрёпанная зачитанная студентами книжка и на белом фоне прописью вверху написано: В.П. Позолотин.
«Может быть, однофамилец? – подумал он, – надо бы как-то выяснить». «Это надо выяснить,– сказал он себе твёрдо. – Завтра соберутся бомжи, у них и выясню. А если это он, Позолотин? Конечно Лёня не хотел профессору такой участи, но сейчас ему почему-то хотелось, чтоб это был именно он. Надо сходить в библиотеку и перечитать книгу, неужели сам Позолотин?». К такому сюрпризу Пегас не был готов. То, что Позолотин выступает в качестве бомжа и по сути Симиного раба – такое не укладывалось в голове. Но, не смотря на событийный хаос, на душе у Лёни было хорошо. Он сел на скамеечку и стал ждать автобуса.
Глава 29. Даже мусор вывезли
Антон приехал домой под вечер. Родителей дома не было. За компьютером сидел брат и что-то искал в интернете. Он услышал стук двери, оставил компьютер и пошёл в прихожею.
– Ты где был!? – накинулся на Антона Костя. – Я тебя на пруду оставил. Прихожу – тебя нет – но, увидев расстроенное лицо Антона, переменил тон. Да как было не сменить тон – одежда на брате была пыльная, ворот рубашки частично оторван, а под носом виднелась запёкшаяся кровь. Он был страшно расстроен и даже поначалу не хотел разговаривать. Костя понял, что произошло нечто неординарное.
– Ты что, подрался что-ли с кем? – спросил брата Костя. Но Антон упорно молчал, его душила обида и он боялся того, что стоит ему сейчас начать говорить, как он тут же расплачется.
– Ты что, порожняком, а кентавр где? – продолжал спрашивать Костя, видя, что брат не торопится вытаскивать из кармана игрушку.
– Нет кентавра, – сказал Антон сквозь слёзы и развёл руками.
– Как нет!? – возмущённо спросил брат.
– Я что, непонятно говорю? Нет его,… нет.
– Ты чё… обалдел?!
Тут Антон и рассказал историю, которая произошла с ним на Большой Горной, умолчав о говорящем и скачущем Свистоплясе. Он сказал, что кентавра выронил во время падения, когда хотел попасть в старый дом.
– Ты только, Костя, Пал Палычу всё не говори, он расстроится. Давай скажем, что дом с сараем нашли и что дворник подтвердил, что здесь жила игрушечница, про игрушку не надо…
– Если б сегодня Пал Палыч был в клубе, то и дом бы никто не сломал, – проговорил Костя.
– Как назло. Его, что, весь день не было? – спросил Антон.
– Да, – ответил Костя. – Я интересовался, сказали, что в лагерь уехал, территорию убирать. Может быть сейчас пришёл, не знаю…
– Не может не прийти… у него выставка на носу, давай сходим, настаивал Антон, – только умыться надо и переодеться.
– Давай, – согласился Костя.
Как ребята и предполагали, Пал Палыч был в клубе, он только что приехал.
Пал Палыч по лицам детей понял, что что-то случилось, а когда они рассказали ему про поездку на Большую Горную улицу и про дом, который был только сегодня утром цел и невредим, а сейчас его уже нет, возмущению его не было предела:
– Надо ехать на Большую Горную!.. – гневно сказал Пал Палыч, – надо приостановить вывоз мусора… надо подключить к этому общественность!.. Если надо, мы ляжем под гусеницы бульдозера, под колёса самосвалов!.. Это безобразие. Куда смотрят наши чиновники!? Из дома надо было сделать музей глиняной игрушки, оставить вещи, приспособления, инструмент… Старый дом, сохранившийся в нём до наших дней быт,… всё,… всё имеет огромную ценность… Варвары,… современные варвары!.. Куда смотрели краеведы? Единственная на весь город игрушечница и мы о ней ничего не знаем. Боже мой! – он обхватил голову руками. – Грош нам цена и особенно мне. Я первый должен был о ней знать. Первый! Это вы понимаете!? Старый я чёрствый, из ума выживший старик, потащился в эти Дубки на уборку территории. Ну, на одну ветку отнесли бы меньше, а тут… Никогда не прощу себе этого, … ни-ко-гда… Надо обследовать всё что имело отношение к хозяйке: сарай, погреб, дворовые закоулки…
Пал Палыч замолчал, прошёлся ещё раза два по кабинету и, остановившись напротив Антона, спросил:
– Так ты говоришь, что мусор вывозят или уже вывезли?.
– Вывозили, – сказал тот тихо.
– Вот… даже и мусор вывозят! – зло сказал Пал Палыч. – То мусор годами лежит – никому не нужен; то враз – и на свалку,… не понимаю! – и он развёл руками.
Ребята как могли стали успокаивать Пал Палыча, понимая, что в таком расстроенном состоянии он вряд ли должен куда-либо ехать, но Пал Палыч был непреклонен, и они поехали. Когда они приехали к старому дому, там уже никого не было. Посреди двора высилась небольшая куча мусора, вокруг неё ходил дворник Никита; рабочий день был закончен, рабочие разошлись. Пал Палыч и Костя, оценив обстановку, сразу подошли к дворнику.
– Здравствуйте, – поприветствовал Пал Палыч дворника, но тот на приветствие не отреагировал, а продолжал тупо смотреть на кучу мусора.
– Мы сарайчик, что принадлежал хозяйке, с ребятами осмотрим? – опять спросил Пал Палыч. – Не покажете нам его…
Никита неответил, а только посмотрел на подошедших, узнал Костю и Антона, махнул рукой в направлении сарая.
Пал Палыч и Костя направились к уцелевшему дощатому сараю. Им было важно знать – остались ли там хоть какие-то инструменты и приспособления?
Пал Палыч взял в руку ржавый замок, потянул на себя и пробой почти без усилий вышел из подгнившего косяка.
– А эти придурки доски отрывали, – сказал Костя. Он, перед тем как Пал Палычу потянуть замок, успел обойти сарай и увидеть с тыльной стороны оторванную доску.
– Посмотрим, что в нём осталось? – сказал Пал Палыч и открыл дверь.
В сарае было сумрачно, пахло голубиным помётом и вокруг было много старой пыльной паутины. Костя, предупредив Пал Палыча и Антона, чтоб они не шли дальше, взял в руки длинную палку, что стояла в углу, стал снимать нависшие с потолка паутинные гирлянды.
– Это ты молодец, что придумал паутину снять, – сказал Пал Палыч. – раз уж мы сюда хозяевами зашли, то по-хозяйски должны здесь ко всему относиться.
– Пал Палыч! Вот совок старый, – сказал Антон.
– Ну-ка, ну-ка, покажи… – учитель взял в руки найденный Антоном совок и стал рассматривать. – Это, ребята, совок для сыпучих веществ.
– А как вы определили? – спросил Костя, пролезая между двумя большими, плотно сколоченными ящиками.
– Рабочая часть у него полукруглая и, заметьте, совок полностью деревянный. Даже в мои молодые годы такие уже не делали, а больше прибьют к полукруглой дощечке ручку деревянную и по полукругу набьют жесть, быстро и удобно
– Так теперь их совсем из металла штампуют или из пластмассы, – заметил Антон.
– Когда этот совок из дерева вырезали, то металлические листы просто так нигде не валялись, – объяснил Пал Палыч.
– Они, Пал Палыч, и сейчас не валяются, – весело отозвался из угла Костя. – Их собирают и на металлолом сдают. У нас в районе целая сеть приёмных пунктов.
– Это я вам для примера сказал, чтоб понятнее. А вот, ребята, и лари, – и Пал Палыч похлопал по крышке большого ящика, около которого прошёл Костя. – Давайте посмотрим, что в них есть. – Учитель поднял крышку и присвистнул.
– Что там, – спросил Антон, привставая на цыпочки и заглядывая в ларь.
– Здесь, ребята, те самые камешки, что мне Лёня в клуб приносил, – и Пал Палыч вытащил из ларя пригоршню жёлтых камешков.
– А здесь в ларе камешки коричневые, – сказал Костя. Он поднял крышку другого ларя и, перегнувшись через его край, достал несколько камешков.
Всего в сарае оказалось пять ларей, один из них оказались пустым, а в четырёх были камешки жёлтого, коричневого, белого, и чёрного цветов.
– А чёрный цвет зачем?– спросил Антон. – Из такой глины тоже игрушки лепили?
– Ту глину, ребята, что мы нашли, использовали только для подкрашивания изделий, потому и хранится она отдельно в ларях. Основное тело игрушки лепилось из глин более доступных и их просто сваливали куда-нибудь в угол.
– Точно! Я, оказывается, стою на глине, – удивлённо произнёс Антон, – здесь её много.
– А вот, Пал Палыч, какая-то прялка или что-то в этом роде, – раздался голос Кости. Все подошли к нему.
Посреди сарайчика стояло на подставках какое-то приспособление, похожее на невысокий стол без крышки. Под столом стоял ящик с ручками. Вместо крышки на столе возвышался ящик, вместо дна у верхнего ящика была натянута металлическая сетка. Пал Палыч осмотрел приспособление, нагнулся, взял из нижнего ящика его содержимое, поднёс к глазам и стал рассматривать.
– Это, ребята, просеянная глина. И, судя по тому, что здесь имеется сетка, то значит на этом приспособлении и просеивали.
– У верхнего ящика ручки только на одном конце, – заметил Костя, – а другой конец подвешен на ремнях.
– В ящик на сетку насыпалась глина, а затем мастер брался за ручки с этой стороны ящика и резко двигал к себе и от себя. Приспособление позволяло одному человеку справляться с этой работой.
– Умно, – сказал Антон, – раньше технического прогресса не было, а приспособления уже были.
– Бурного развития научно-технического прогресса не было, – заметил Пал Палыч, – а вообще этот процесс создания чего-то нового, что облегчает физический труд, никогда не прерывался со дня сотворения мира, просто с развитием науки и техники стал возможен рывок.
– А вы, Пал Палыч, верите, что мир был сотворён? – спросил Костя. Я вас об этом спросил, потому что в этом вопросе ничего не ясно; по телевизору и в газетах на этот счёт чего только не пишут.
– Удачное ты время для такого вопроса выбрал, – сказал Пал Палыч, снимая со стены какую-то материю или ветошь и внимательно её рассматривая. – Этот вопрос, ребята, относится не к научной сфере; он из области духовной. Можно, конечно, верить в то, что ты произошёл от обезьяны, вольному воля, только мне что-то этого не хочется, чтоб она была моей прародительницей.
– Генетики, Пал Палыч, доказали, что у человека ничего общего с обезьяной нет, я читал.
– Это хорошо, что ты, Костя, читал, только я повторяю, что это относится к духовной сфере, а не научной. Я вот верю, что мир сотворён и мне не надо никаких этому доказательств. Доказательства нужны в материальной сфере, например, чтобы объяснить, каким образом просеивали глину в старину.
– Так через сетку же, мы это выяснили, – и Антон показал на приспособление.
– Металлическая сетка, это ноу-хау, изобретение не такого уж далёкого прошлого, а до неё как просеивали? – и педагог внимательно посмотрел на ребят.
– Когда найдём, вот тогда и скажем, – уклончиво ответил Костя.
– А я уже нашёл, – и Пал Палыч кивнул на материю, что была у него в руках. – Это рядно, со старых времён здесь висит. Видите, какая редкая ткань. Ею младенцев от комаров укрывали и муку с глиной просеивали. В нашем случае она служила для просеивания глины, среди нитей есть застрявшие кусочки глины. Через рядно процеживали глину и в жидком состоянии.
– Вот это да! – выдохнул удивлённо Костя.
– Пал Палыч, а я корыто толстое нашёл, – воскликнул Антон. – Вот оно, на полу стоит. Интересно, для чего оно было нужно?
– Конечно, в наше время трудно сказать о полном назачении каждой вещи, но, исходя из жизненного и профессионального опыта, нетрудно догадаться. Думаю, что в нём вот этим билом, – и Пал Палыч указал на небольшой чурбашок с ручкой, – дробили крупные куски глины.
– А вот пятно тёмное на лавке, – сказал Антон, – без пыли; здесь по всей видимости, что-то стояло.
– Мельничка здесь стояла, – только её вперёд нас кто-то взял.
– Это Пега с Мухой здесь шастали, – заметил Костя, – вот и позарились.