Сергей Сиверс
Хроники Януса
Живая мёртвая вода
Давным-давно жила Иро (Ηρώ), которую неверно именуют Геро, порождая путаницу с женой Зевса. Иро была жрицей Афродиты в городке Сист в Геллеспонте. Однажды Иро влюбилась в молодого человека по имени Леандр, который жил по другую сторону пролива. Каждую ночь Иро зажигала лампу в башне, подавая знак своему возлюбленному пересечь пролив правильным курсом. Так они регулярно встречались и занимались любовью, пока не наступила зима. На время зимы они решили расстаться в ожидании тепла, но однажды ночью Леандр, увидел свет в башне и подумал, что Иро опять зовёт его. Он решил поплавать в холодных водах. Однако не доплыл и утонул. Иро, когда увидела его тело на берегу, была в отчаянии. Она решила тоже утонуть, чтобы соединиться в мире мёртвых со своим возлюбленным. Жители Систа похоронили их в общей могиле. С тех пор миф о двух утопленниках, Иро и Леандре, стал одним из любимых греческих мифов. Тем не менее, остаётся неясным, кто же зажёг огонь в башне и, таким образом, дезориентировал и спровоцировал смерть Леандра, для которого свет маяка оказался суицидальным, как для мотылька пламя свечи. Всё наводит на подозрения, что это была именно Афродита. Дело в том, что Иро и Леандр собирались пожениться. Но жрица, давшая обеты верности богине, не могла жениться. Ревнивая Афродита решила наказать отступницу таким образом.
Эту и другие истории я случайно обнаружил в сборнике «Fabulous Stories of The Drowned», изданную в Нью-Йорке в 1972 году. Я лежал на кровати и читал электронную версию, которую я нашёл в одной из бесплатных сетевых библиотек. Это как-то скрашивало мой больничный досуг.
Так я узнал, что иногда они возвращаются. Иногда во снах, живыми и здоровыми к тем, кто давно их знал. Иногда мёртвыми, выловленными рыбаками или спасателями – неузнаваемо безобразными, разбухшими от воды и изрядно поеденные раками и угрями, не к столу будет сказано. Иногда в комиксах, в виде посиневших зомби с гирляндами из водорослей на шеях. Иногда в виде мифических существ вроде русалок. А иногда, как русский орфей Садко, не имея жабр чтобы дышать под водой – живыми буквально с того света.
Взглянув в зеркало над умывальником в палате, я не узнал себя. Я был бледен, немного осунулся и вроде бы постарел.
… Но всё это было уже на следующий день. А спустя двадцать минут после того, как в меня вдохнули жизнь Ангел с Серафимом, приехала скорая помощь. Я плохо помню лица врачей – перед глазами всё расплывалось. Ужасно болела голова, горло и сильно покалывало в конечностях. Холод в теле был такой, что меня трясло как от мощного разряда тока, и я не мог связно говорить, при этом и плохо соображал. Хоть разговора с врачами не получилось, я кое-как смог объяснить что чувствую. После этого меня стал рвать желчью. Мне что-то вкололи. Затем обернули фольгированным полиэтиленом, положили на носилки и донесли до машины. В машине мне поставили капельницу, затем сделали второй не-бойтесь-это-не-наркоз укол, после чего надели кислородную маску. Уколы подействовали. Тремор и головная боль пропали, и я согрелся. Однако я был слаб и, должно быть, дорога укачала меня. Поэтому я снова отключился. На сей раз в хорошем смысле. Снов я не видел.
Я утонул в воде, температура которой была 7 градусов. Но, как оказалось, вода, которая меня умертвила – она же и оживила, так как из-за холода у меня произошла остановка сердца и наступил дыхательный коллапс, из-за которого сомкнулась голосовая щель. Из-за этого в лёгкие попало мало жидкости. Иначе исход был бы летальный. Так мне объяснил Лиходеев, врач из больницы. Я же держал в уме свой вариант о летальности, и он никак не сходился с естественнонаучными объяснениями – я действительно поверил в «летальность» в смысле полётов в прошлые жизни. Также, теперь я выяснил, что это не обязательно может происходить во сне.
По их подсчётам я пролежал под водой не менее двадцати минут. Статистически, лишь в паре-тройке случаев из ста это шанс на спасение, в остальных смерть. Зафиксированы исключения, но сущие единицы, когда утопленников откачивают и после сорока минут нахождения под водой. Но здесь играют особенности, я бы даже сказал, гримасы физиологии, либо что-то сверхъестественное. Иначе это трудно объяснить. Когда среднестатистический мужчина – не спортсмен, не дайвер с натренированными лёгкими, который раньше курил и болел респираторными заболеваниями – выживает после столь длительного пребывания под водой, это, мягко скажем, оставляет вопросы. Мало того, я не испытываю последствий (оговорюсь: хронических последствий, потому что в течении двух дней после спасения всё это было) столь длительной гипоксии, которые неизбежны в таких случаях – головной боли, одышки, расстройстве речи, зрения, дрожания рук и множества других симптомов, которые привели меня если бы не к полной, то непременно к частичной инвалидности. Этого у меня нет. И на это, как оказалось, не знаю ответа не только я, но и те, кто меня осматривал.
По моим же собственным подсчётам я пробыл под водой не менее часа. Звучит дико и невероятно, но я объясню почему я так думаю.
Во-первых, тот тип не сразу сошёл с моей груди, как только я захлебнулся. Повторю, он знать не знал, что он на мне стоит. Думаю, он простоял так бы ещё минут пять, озираясь во все стороны, убеждаясь, что меня нет, прежде чем уйти. Ещё минуты две он бы подымался вверх – я к тому времени уже захлебнулся. Правда, я не знаю как он до этого появился: он мог бы просто исчезнуть или «телепортироваться» – но это вряд ли, потому что до меня он вышел к Тицию своими ногами из леса, а не возник прямо перед ним. Также, в том сне о будущем один из них ясно произнёс, что «коридор закрывается». Из этого понятно, что они спешат в какое-то конкретное место, откуда они приходят и уходят. Далее. Если бы это было двадцать минут, как решили врачи, то двое Ботевых и Водянов заметили, как он уходит от впадины. Они провожали бы глазами его фигуру до того, как она скроется за деревьями ещё как минимум минуты три. Но они не видели никого. Не видел и дрон Серафима. Во-вторых – и это главное почему я решил, что пробыл под водой не менее часа – это продолжительность событий в Риме. Судя по тому, что я видел, это было от трёх недель до месяца. Если во время сна на поляне около четырёх часов, я видел события продолжительностью не менее трёх месяцев, то, логически получается, что теперь я пробыл под водой примерно около часа… Но час без дыхания, это слишком даже для кашалотов. Поэтому всё вышесказанное лишь ненаучное предположение.
Забегая вперёд, мой случай вызвал изрядную шумиху. Трудно было ожидать что все трое промолчат. Но одно дело болтать об этом на кухне, другое – выкладывать видео в социальные сети и собирать лайки. Как они узнали мой номер телефона, я не знаю, но, думаю, в наше время это дело техники. Сильно подозреваю, что это проделки Ирины, жены Ангела. Но отнюдь не ангельской жены. Мне три раза звонили. Два первых звонка были с предложением интервью. Третий с предложением поучаствовать в сорокаминутном шоу на телевидении. Разумеется, не забесплатно; в последнем случае прямо оговорена сумма около той, что я занял у Аминова. Звучало заманчиво, и моё искушение заработать было велико, тем более что финансово я на мели… но, как результат, я твёрдо отказал всем. Когда я представил, как пижонистый ведущий, напустив участливую мину под вздохи подсадных дам будет расспрашивать как я смог выжить, и не видел ли чего там: ангелов (их-то я точно потом увидел), чертей, а может инопланетян – а я ответ пошучу, что теперь знаю значит «отдать концы в воду»…и всё это между рекламой кошачьего корма и изделия № 2 – внутренний Боромир возразил мне: нет, нельзя так взять и проституировать столь сокровенные вещи. Ибо моё чудесное возвращение из мира усопших не вырвано из контекста, и не произошло само по себе; оно – часть удивительной истории, о которой никто не догадывается, и о которой я по доброй воле никому сам не расскажу…
Так, благодаря соцсетям, новостям и сарафанному радио о происшествии со мной скоро узнали все: родственники, друзья, знакомые, одноклассники, соседи по посёлку, вплоть до кабардинского автомеханика Рустама, который ремонтировал мою машину. Узнала и моя бывшая жена. Её звонок был контрастом к её прежним звонкам. Звонила она, как оказалась, из Тенерифе, где остановилась со своим любовником. Я прежде рассказывал, что мы плохо расстались, и наши отношения испортились из-за дрязг по поводу дома. Разговор с ней оставил у меня противоречивые чувства. Телефон иногда может быть работать стетоскопом, который позволяет прослушивать чувства на предмет фальши. Фальши на этот раз не было, я слышал непритворное сочувствие и пожелания скорейшего выздоровления. После этого что-то доброе всколыхнулось в моём сердце. Но, в то же время, я знал, что всё это скоро пройдет и кардинально это вряд ли что-то изменит между нами.
Более же всего из случившегося мне было жаль мою маму, которая узнала обо мне от звонка взбалмошной соседки – а та, узнала от другой. Матушке своей я обычно не звоню по три-четыре дня, ибо она знает, что если я пишу, то любая мелочь вроде пустых разговоров может выбить меня из колеи. Я сам бы рассказал ей что со мной произошло – но позже, за чашкой чая и спокойно, не преминув отпустить пару шуток и, разумеется, без всяких медицинских подробностей. Когда же ей позвонила та соседка и сказала что «твой сын утоп» или как-то так… с мамой стало плохо – она схватилась за сердце и упала со стула. Варвара Михайловна быстро сообразила положить ей в рот таблетку нитроглицерина. Крохотная таблетка уберегла мою маму от инфаркта, а меня – от большого горя.
***
На следующий день после леденящих тело (но не душу) подводных ванн, я открыл глаза и обнаружил себя в кровати под тёплым одеялом. Рядом по обеим сторонам стояло ещё три койки. Одна была свободна. Двое моих соседей были пожилыми людьми. Один сидел и что-то жевал, другой лежал, повернувшись лицом к стене. Я решил подняться. Откинув одеяло, я свесил ноги, чтобы обуть их в казённые тапочки – и вдруг понял, что сижу совершенно голый. Должно быть, в этот момент моё лицо приняло забавное выражение. Сосед, который жевал лапшу, прекратил трапезу и расхохотался. Лапша, как щупальца осьминога, свешивалась из его открытого рта на небритый подбородок. Потом указал мне вилкой на спинку кровати. На ней я заметил больничную пижаму.
Облачившись в пижаму, я двинулся к двери. При ходьбе немножко побаливала голова, а при вдохе-выдохе были слышны хрипы. Из-за остаточной влаги, как мне потом пояснили. Зрение нормализовалось. Некоторая слабость в теле всё ещё ощущалась, но то были мелочи.
Пройдя по коридору, я увидел полукруглый «ресепшн», за которым сидела тучная медсестра и что-то быстро записывала.
– Можно? – спросил я – и не узнал собственный голос. Он стал ниже, а звук, выходящий из горла, был сдавленный.
Медсестра подняла глаза:
– Слушаю.
– Мне бы забрать одежду, личные вещи и телефон.
– Фамилия?
– Капитонов.
– Когда доставили?
– Вчера.
Она сняла трубку и набрала номер.
– Вера Петровна, Капитонов спрашивает вещи и телефон… Да, подводник… Поняла.
Она положила трубку.
– Это в ординаторской. Спросите у доктора Лиходеева.
– Как его по имени-отчеству?
– Валерий Сергеевич.
– Где у вас ординаторская?
– Прямо в конце коридора, потом направо, – показала она.
В её «подводнике» была перчинка. Я бы добавил «герой-подводник», так как переплюнул рекорд по длительности нахождения без воздуха. Жаль, в это никто не поверит.
Я прошёл дальше, пока не увидел дверь с соответствующей надписью. Открыв её, я обнаружил внутри двух мужчин в белых халатах, сидящих за столом друг напротив друга и пьющих чай.
– Здравствуйте, мне нужен Валерий Сергеевич.
– Это я, – прожевав печенье, ответил мужчина с густыми бровями. Он отложил кружку. – Чем могу?
– Моя фамилия Капитонов.
– Зачем вы поднялись, Капитонов? Вам сделали инъекцию, после которой нужно лежать. Там у вас кнопка над кроватью. Если что-то нужно, нажмите, придёт медсестра.
– Не заметил кнопку. Но мне нужны вы.
– Есть вопросы? Тогда присядьте.
Я сел на стул.
– Мне сказали, что у вас мои одежда, документы и телефон.
– Ах, да, да. Сейчас.
Лиходеев встал и подошёл к шкафу. Открыв дверцу, он извлёк прозрачный пластиковый пакет с застёжкой, после чего подошёл ко мне и протянул, а сам вернулся к столу допивать чай.
Я расстегнул пакет. В нём лежал бумажник, ключи от машины, ключи от дома и, разумеется, телефон. Телефон был выключен. Когда я нажал кнопку включения, он, к моему удивлению, заработал, экран загорелся и вскоре появились знакомые значки. Заряд был минимальный. Найдя сеть, телефон он тут же зазвенел короткими сигналами уведомлений о пропущенных звонках – их набралось больше десятка. Затем я достал бумажник, который на ощупь был влажный. Когда я раскрыл его, убедился, что водительские права, кредитки и дисконтные карточки были целы и невредимы. Несколько денежных купюр сильно промокли, но это ерунда. Единственная вещь, которая, как я догадывался, пострадала от воды – был брелок автосигнализации.
– Всё на месте? – спросил Лиходеев.
– Кажется, всё, а то как завтра домой без документов?
– А кто вам сказал, что вам завтра домой? – удивился Лиходеев.
– Разве нет?
– Нет.
– Почему?
– Потому. У вас ателектаз.
– Что-что?
– Осложнение на лёгких.
– Это серьёзно?
– Пока что нет, потому что мы вас колем. И сегодня дадим кое-какие препараты.
Я расстроился.
– Значит домой завтра никак?
– Вы торопитесь?
– В общем, да, – с некоторой неуверенностью сказал я.
Лиходеев сделал недовольное лицо.
– Ну, тогда пишите заявление на досрочную выписку. Учтите, будет пневмония – а она у вас будет без врачебной помощи – пеняйте на себя, – произнёс он с неодобрительным тоном.
Я призадумался.
– Наверное вы правы. Сколько это займёт?
– Не знаю. Дня два, как минимум. Может больше. Ещё вопросы?
– Моя одежда.
– У сестры-хозяйки, сушится. Санитарка вам принесёт.
Его ответ, собственно, и пояснил почему меня доставили сюда. Только в кино утонувший после «откачки» днём к вечеру уже бодро играет в футбол как ни в чём не бывало. В реальности всё имеет последствия, иногда пожизненные. У нас принято критиковать врачей за халатность, нерасторопность и непрофессионализм. Я не только не присоединюсь к этому хору, но возражу: ничего кроме обратного я не видел на своём примере, и не имею никаких иных слов, кроме слов благодарности.
У меня в бумажнике нет конфиденциальных данных. Нет и секретной переписки на телефоне. Я не параноик, который боится, что кто-то спишет номера моей кредитки. Я узнал, они открыли мой бумажник и просмотрели содержимое, а также звонили с моего телефона – и правильно сделали, потому что просто обязаны идентифицировать пострадавшего, чтобы немедленно известить близких о случившемся. В моём бумажнике они обнаружили права на машину и карточку медицинского полиса. Так они установили мою личность. К счастью (в этом случае действительно к счастью!) мой телефон не был заблокирован цифровым кодом или отпечатком пальца, при этом полностью функционировал после нахождения под водой. Врач, который с него звонил, очень торопился и перезвонил на номер, который увидел первым в списке входящих звонков. Это был номер Витольда. Витольд звонил мне сразу после того как я утонул. Таким образом, он первым и узнал что стряслось со мной.
Уже спустя неделю после выписки и беседы с Ангелом, я подумал о том, как один предмет может в корне изменить ход событий. В данном случай это был мой телефон, которому я не могу не воздать хвалу. Полгода назад я разорился на дорогой влагозащищённый смартфон, в характеристиках которого было заявлено, что на глубине до полутора метров он продержится 40 минут. Я убедился, что это не дешёвый маркетинг: аппарат действительно находился в рабочем состоянии всё это время. И если прав я – я опять о моей версии отправки сообщения с просьбой о помощи некой третьей стороной, а не о версии Ангела, что это я сам набрал сообщение, только этого не помню – то, получается, что если б не телефон, то Ангел не услышал бы мой «крик» о помощи и не спустился. Да здравствует беспроводная связь между утопленниками и ангелами.
Сразу после разговора с Лиходеевым я сделал звонок Фортунатову. Я сказал, что со мной всё в порядке и попросил его подъехать как только он сможет. Это и к лучшему, подумал я, что они позвонили ему, а не кому-то ещё.
Спустя два часа он подъехал. Я рассказал ему что произошло, разумеется, не говоря ни слова о том, что тому предшествовало. Слушая мой рассказ, он вздыхал и сочувственно качал головой. Обычно всегда заразительно жизнерадостный, он принял это близко к сердцу. «Ну как же так, как же так!» – растерянно бормотал он, теребя край пиджака. – «Да уж вот так. Не бери в голову. Послушай, мне нужна твоя помощь…» – и я попросил его об одолжении. Я беспокоился про машину, оставленную на поляне. В неё могли залезть или угнать. Можно было позвонить в службу эвакуации, но это было недёшево. Я попросил его пригнать машину к моему дому. Надеюсь его не остановит полиция. На всякий случай я написал доверенность. Кроме этого я дал ему ключи от дома и наказал, чтобы он закрыл все окна, так как с сегодняшнего дня обещали похолодание.
Адская Впадина
Моё сообщение Ботеву «помогите я тону в адской впадине» было написано прописными буквами. Почему в «адской» а, скажем, не в «гадской», не в «проклятой» или в «холодной» – ад, то есть, чёрт его знает. Но из этого я сделал вывод, что я (если это, конечно, был я, кто набирал сообщение) был напуган и описал впадину ровно так, как она мне тогда показалась – холодной и ужасной. Уже потом я узнал, что такой эпитет был частью подлинного имени этого места. Оно так и называлось: Адская Впадина.
Это показалось мне любопытным. Когда я набрал в поисковике название, Интернет выдал несколько статей о разных местах на земном шаре, прозванным так в силу каких-то причин. Среди них меня интересовало место, вблизи которого я проживал. Таким образом я приобщился к местному краеведению и кое-что узнал.
Сначала расскажу о происхождении. На самом деле «Адская Впадина» – дореволюционное название, отменённое в 1932 году решением областного отдела народного образования, как «мракобесие, порождённое религиозными предрассудками». Так Адская Впадина была переименована в Чацкую Впадину, по имени села Чацкое, расположенного примерно в пяти километрах севернее. Однако в народе это место зовут старым именем и поныне. Когда я задался вопросом почему, то узнал, что на то были свои причины.
Село Чацкое известно с 18-го века. Ко времени появления устойчивого словосочетания, о котором идёт речь (то есть, к 1894 году), оно было вотчиной потомков А. А. Плясунова, которого Екатерина II одарила поместьем со ста двадцатью душами крепостных за службу отечеству, когда он ущёл в отставку в чине капитана артиллерии. Также я узнал, что в 1878 году, где сейчас образовалась впадина, было ровное место, на котором был построен женский монашеский скит, в котором к 1894-му году проживало 17 монахинь и 9 послушниц. В июле того же года случилась трагедия. В ночь с 6 на 7 июля произошёл карстовый провал, в результате которого скит был полностью разрушен. Провал привёл к многочисленным жертвам. Из двадцати шести насельниц в живых осталось лишь четыре. На утро мужики из деревни, спустившиеся на верёвках, нашли 11 тел, зажатых между брёвен, и подняли их. Достать остальных не представлялось возможным из-за глубины провала, а также воды, глины и известняка. По свидетельствам тех, кто извлекал тела, они во время спуска видели на известняковых стенах образовавшейся воронки некие странные рисунки, а один из них якобы нашёл два обгоревших черепа, которые по размеру были заметно меньше черепа взрослого человека. Эти рассказы, вкупе с гибелью монахинь и послушниц, послужили тому, что в дальнейшем это место прослыло зловещим, и его стали обходить стороной. Одна из оставшихся в живых послушниц (впоследствии монахиня Александра из Зосимовой Пустыни, в миру Пелагея Косоротова) в 1906-м году сделала признание, что одна из погибших накануне за два дня до трагедии видела тревожный сон с тремя маленькими детьми, от которых шёл дым. Подумав, что это предостережение о пожаре, она рассказала о сне настоятельнице. Настоятельница (которая погибла) выслушала её, однако не сочла нужным обращаться на это внимание, посоветовала ей читать акафисты и бороться с бесовскими мыслями.
В апреле 1907-го года на заседании Императорского Археологического Общества в Петербурге было упомянуто о рассказах с места трагедии, и об обнаруженных странных рисунках на известняке. Рисунки по признакам могли принадлежать культуре позднего палеолита. Было решено направить туда экспедицию и произвести археологические исследования. Однако дальше намерений это не продвинулось, и вплоть до 1934-го года никто не предпринимал дальнейших действий.
В 1934-м году московский археолог Н. С. Молчалин, прочтя архивы дореволюционных заседаний, заинтересовался этим событием и с одобрения Академии Наук организовал экспедицию в Чацкое.
Когда человек по фамилии Молчалин едет производить раскопки вблизи села Чацкое, резонно возникает ассоциация со пьесой Грибоедова, финалом которой стало объявление Чацкого сумасшедшими и его поспешное ретирование из Москвы. В данном случае роли не кардинально поменялись: жители села Чацкое, посчитав археолога Молчалина сумасшедшим, отказались с ним сотрудничать во избежание неприятностей, которые придут к ним-де обязательно из-за человека, намеренного что-то искать в таком проклятом месте. Как-то уладив казусы с провизией и проживанием, Молчалин в сопровождении шести аспирантов и студентов, и, привлекши солдат из близлежащей войсковой части, сумел таки найти подтверждения словам очевидца в 1894-м году. На стенах воронки действительно были обнаружены странные рисунки, на которых были изображены языки пламени, маленькие человечки и некто с изогнутым телом, гипертрофированными конечностями и яйцевидной головой. Кроме рисунков была обнаружена и страшная находка. В одной из них отверстий в известняке были обнаружены пять почерневших детских черепов. Кроме этого были найдены останки двух женщин, погибших во время провала в 1894-го года.
Всё сказанное выше легло в основу доклада Молчалина по итогам экспедиции, озвученного им самим на Всесоюзной археологической конференции в 1936-м году. Несчастные дети, по его мнению, были принесены в жертву духу огня, либо неизвестному существу, изображённому на рисунке, либо оказались жертвой каннибализма из-за голода зимой.
Между тем слухи об увиденном в экспедиции будоражили воображение и кочевали из уст в уста.
Пятого сентября 1938-го года водитель колхоза «Красная Новь» Егор Самохин, двигаясь после полудня на грузовике в сторону молочной фермы с грузом пустых фляг в кузове и пассажиркой в кабине, которой была его жена Екатерина – неожиданно остановил машину на опушке леса. Заглушив двигатель, он открыл дверь кабины и выбежал из машины. Когда его жена спросила почему они остановились, Егор крикнул «нешто сама не слыхала?», после чего стремительно побежал в сторону впадины. Женщина вышла из машины и некоторое время стояла в ожидании мужа. Затем двинулась в ту же сторону. Зайдя в лес, она громко стала звать мужа, но тот не отзывался. Пройдя ещё какое-то расстояние, она приблизилась к впадине, где она, по её словам, увидела нечто необычное. Вся впадина по диаметру была заполнена необычайно густым туманом. Неожиданно это закружилось и с шумом устремилось вниз, словно водоворот. Она посмотрела вниз и увидела воронку, которая излучала неяркое голубоватое сияние. При этом ей было видно, как внизу кто-то или что-то большое двигалось. От всего этого женщина пришла в неимоверный ужас и с криком побежала прочь. Добравшись до села в половине шестого, Екатерина стала ходить по дворам и говорить, что её муж заблудился в лесу, сообразив, что если она скажет всё, что видела, то одна часть односельчан ей не поверит, а другая часть испугается – но те, и другие не захотят отправиться на поиски мужа. После её рассказа, в сторону Чацкой впадины выехало две запряжённые телеги, на которых сидело человек девять селян. Поиски Егора Самохина длились до рассвета, но ни к чему не привели. На следующий день поиски проводила милиция из райцентра, однако так же без всякого успеха. Следователь, допрашивающий Екатерину, определил, что женщина что-то недоговаривает и попросил её рассказать правду. Когда Екатерина рассказала что она видела у впадины, следователь выслушал её до конца и в конце попросил подписать протокол. Гражданка Самохина подписала и ушла. После этого следователь порвал протокол и выбросил в корзину, так как понял, что женщина сошла с ума. В рапорте в райотдел он написал, что муж и жена перед происшествием распивали спиртные напитки.
Через два года в Ленинграде состоялась научная конференция, посвящённая находкам в Чацкой Впадине. Присутствующие заслушали доклад доцента Сошкина. Доцент А. И. Сошкин, являвшийся внештатным сотрудником 4-отдела НКВД, написал обширную статью, которая в корне расходилась с выводами Молчалина. В ней он раскритиковал Молчалина за сенсационность и отсутствие марксистского понимания истории. По его убеждению, палеолитические рисунки являлись мистификацией, принадлежащей анархистам Кусакину и Ломидзе, отбывавшим ссылку в селе Чацком в 1911-м году. Спустившись на верёвках, они размалевали стены впадины краской на основе охры, имитируя стиль первобытных художников, о которых вычитали из энциклопедии. Что касалось детских черепов, то по словам Сошкина, анархисты раскопали несколько детских могил, извлекли черепа и перенесли их во впадину, перед этим «подкоптив» на горящих углях. Обо всём этом они, якобы, хвастались в своих дневниках как о проделке, нацеленной одурачить тех, кто всё это потом обнаружит. (Примечание: ни сами дневники, не фотографии анархистов так и не были представлены докладчиком в качестве доказательств). Вскоре эта версия была принята как официальная, что автоматически перечёркивало выводы экспедиции Молчалина.
Далее стоит рассказать о случае с Николаем П.
В июне 1939-го года один из аспирантов, принимавших участие в экспедиции Молчалина с группой студентов старших курсов отправился к впадине, не известив об этом своего научного руководителя – с целью приятно провести время и, заодно, попробовать спуститься вниз, чтобы поискать новые находки. Молодые люди поставили три палатки и разожгли костёр примерно в ста метрах от впадины. Когда стемнело и на небе появились звёзды, один из них, Николай П., студент пятого курса, встал и двинулся по направлению к впадине. Когда спустя полчаса он не вернулся, молодый люди забеспокоились. Они зажгли факелы и отправились на его поиски. Обходя впадину, они громко звали его, но их товарищ не отзывался. Наконец, они решили спуститься вниз. Осторожно перемещаясь вдоль склона, каждый внимательно глядел себе под ноги. Наконец один из них радостно крикнул «нашёл!», после чего все остальные поспешили к нему. Там был действительно Николай. Он лежал на земле с открытыми глазами и тяжело дышал. Радость товарищей, что их приятель жив, однако, быстро сменилась тревогой. Во-первых, Николай был совершенно мокрым, словно только что вышел из воды, хотя кругом было сухо, и осадков не было около двух недель. Во-вторых, сам он дрожал то ли от того, что замёрз, то ли от страха. Самое странное было, однако, то, ботинки, которые были на его ногах раньше, исчезли, точнее, всё, что от них осталось – лишь отдельные кусочки кожи, которые кое-где покрывали ступни и лодыжки. Сами же ноги Николая были сильно обожжены и от них шёл пар. Наконец, он был в совершенно невменяемом состоянии. Когда друзья пытались спросить его что случилось, он в ответ не мог произнести ни единого слова. Взяв его на руки, они отнесли его в лагерь, где оказали первую помощь. На утро он пришёл в себя. На повторный вопрос что с ним случилось, он ответил, что слышал, как кто-то его позвал – и больше он ничего не помнит. Ожоги на его ногах требовали срочной медицинской помощи. Было принято решение сворачивать лагерь и двигаться в Чацкое, где имелся фельдшерский пункт. Перед этим все, кто участвовал в походе, поклялись никому не рассказывать о произошедшем. Фельдшеру из села Чацкое и другим, кто будет спрашивать, следовало говорить, что Николай случайно облил ноги керосином, находясь рядом с костром, когда заправлял лампу… То же самое все повторили в институте по возвращении домой. Вскоре один из них нарушил клятву и рассказал об этом своей сокурснице, в которую был влюблён. Так о происшествии узнал сначала весь курс, затем весь вуз, а затем молодёжь из других учебных заведений. Дополнительный интерес к Чацкой Впадине подогрело некое письмо, которое ходило между учащимися. В этом письме, которое больше напоминало готический рассказ, анонимный автор вспоминал гибель монахинь, странные рисунки на камнях и находки экспедиции Молчалина. Там же был приведен случай с супругами Самохиными, и совсем свежая история с Николаем П. Из письма было видно, что его автор был хорошо осведомлён. Далее в письме делался вывод, что Чацкая Впадина на самом деле имеет не естественное, а искусственное происхождение; что это не карстовый провал; и что глубоко под землёй что-то есть, и это «что-то» разумно и довольно враждебно настроено к людям. Казалось бы, этим письмом автор предостерегал от дальнейшего любопытства. Но сработало оно ровно наоборот – только ещё больше его подхлестнул. Когда в мае 1940-до до партийного руководства университета донесли, что группы молодёжи тайно сговариваются о походах к впадине, это переполнило терпение: сначала за недостатки в воспитательной работе был снят должности секретарь комсомольской ячейки. Затем для студентов организовали собрание, в котором снова озвучили выводы доцента Сошкина о мистификации. В конце выступил специально приглашённый сотрудник НКВД, который заявил, что анонимные письма с подобными идеологически опасными суевериями распространяют подрывные элементы, посему все те, кто их читает, льют воду на мельницу врагов советской власти.
Этим дело не ограничилось. Утром 11-го мая 1940 года грузовик доставил к опушке леса взвод солдат и двух офицеров. Все они направились впадине. По периметру стен впадины, примерно на два метра вниз от кромки, было заложено шесть тротиловых шашек, которые затем были последовательно взорваны, вызвав большой сход породы, при этом полностью разрушив известняк, на котором были видны палеолитические рисунки. Впадина, таким образом, сделалась шире, и не менее чем на четыре метра ниже во высоте. Дно впадины, в котором был виден проход, уходящий глубоко вглубь и представлявший интерес для археологов и спелеологов – оказалось полностью засыпано, делая недоступным дальнейшее исследование.