Скорбачевская
Embryos
16
22 июля 2034 год
– Тук-тук, моя пчелка. – Он постучал в дверь и слегка приоткрыл ее. Мужчина зашагал на цыпочках, пряча что-то за спиной. – С днем рождения, – шепнул Артем и поцеловал ее в лоб.
– Милый, подарок что ли? Ха-ха, да не нужно было! Я ж не ребенок, – засмущалась женушка, а сама загорелась любопытством.
Он вынул из-за спины черный лохматый комок.
– Что за чудо? – ошеломленно пропела жена, аккуратно придерживая животное. – Мать моя женщина, это же кролик! Я не верю, кролик! Ха-ха-ха!!
– Назови его как хочешь.
Анастасия присела на краешек кровати, вглядываясь в глаза живности. Мокрый носик дергался, а усы шевелились, как пух одуванчика. Девушка отодвинула пальцем его нижнюю губу, чтобы посмотреть на зубы, но кролик укусил ее. Облизнувшись, он снова замер в позе дергающегося комочка.
– Почему у него язык слегка надкусан? Ну, как у змеи немного.
– Сказали, что прикусил, какую-ту ахинею про несчастный случай несли, но в остальном он же душка, скажи.
– Хм, язык прокусил… будешь Дьяволом.
Артем скромненько засмеялся, почесав затылок.
– Не совсем улавливаю параллели.
– А просто так. Вот просто Дьявол. Без параллелей.
Девушка гладила черную шерстку, шелковистую и нежную, с таким умиротворенным и благоговейным видом, легкой улыбкой и розоватым треугольным румянцем на щеках. Она – божественное создание, воплощение идеальной женщины. В белом платье, с черным кроликом на руках. Она. Здесь.
Артем неспокойно сглотнул, не сводя глаз со своей милой маленькой женушки.
15 декабря 2034 года
– Как все прошло? Проект одобрили? – Она положила его рубашку на кресло.
– Ага, коррективы только посоветовали внести. И все, в публикацию. Где Дьявол, ты его нашла?
– Нет, – максимально спокойно отозвалась жена, снимая свитер. – Видимо, он убежал, когда я открыла дверь. Наверное, он больше не вернется…
– Тасенька, это бред. Ну, про дверь, ты же понимаешь? – Он сжал ее за плечи, и Анастасия замерла, придерживая кофту.
– В любом случае, его больше нет. Я упустила, недоглядела.
– Ничего страшного, мы его найдем. Верно?
– Да… – отозвалась та.
– М-м-м, я так скучал, ты не представляешь. – Артем аккуратно опустил ее на кровать, поцеловав в губы, и полез в тумбочку слева.
– Может, не надо? Я как-то… Артем?..
Он достал из коробочки с Винни-пухом железные прищепки и, неожиданно для жены, сорвал лифчик и сцепил ей соски.
– А! Какого черта, Артем?! – взревела Анастасия, извиваясь под мужем от жжения.
Он ничего не ответил и схватил ее за горло. Тася орала от боли, когда тот облизывал грудь. Белобрысый с сатанинским возбуждением ласкал женушку, упиваясь ее видом. Гаденыш знал: ее левый сосок намного чувствительнее правого.
– Милый, сними их уже. Мне не хочется сейчас, – прокряхтела женщина, раздирая плечи мужа в попытке оттолкнуть.
– Почему? Может быть, ты уже сыта по горло? – низко, тяжело заговорил мужчина, сжимая лебединую шейку еще сильнее. – Я видел следы от обуви в прихожей, ты хоть пол-то мой. След большой, это мужчина?
– Акх… кх… Про… пусти!!
– Думаешь, я идиот? – металлический голос. Только не он. – Говори, с кем? С кем, я спрашиваю? – Артем переходит на дрожащий крик. – Кто он?!
Анастасия заглотнула воздуха. Сердце затарахтело. Он отпустил.
– Пожалуйста, скажи.
– А!!
Мужчина резко вошел в пушистое лоно по самые яйца. И даже те дрожали от его напряжения.
– Артем, они меня щекочут.
Он разочарованно выдохнул.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Хах, щекотно же!
Она заржала, заскрипела, как старая коза. Выла и закатывалась, как будто по стеклу скребли пенопластом.
– Да что с тобой? Отвечай! – Мужчина от отчаяния двигался все быстрее. И чем выше темп – тем страшнее и непонятнее ее реакция. – Говори, мать твою.
Снова пережал гортань, и теперь смех козы превратился в звук заглохшего трактора.
– Мне больно, – Анастасия сказала это с такой печалью, таким отчаянием, правдой и ненавистью. – Я так устала…
– Прости, прости меня, извини.
Он упал в ее волосы, задыхаясь в неясном тихом кряхтении. То ли в слезном, то ли в удовлетворенном.
«какой-то черт зазвонил в дверь»
Женщина мгновенно вылезла из-под мужа, откинув его упавший член, и натянула свитер.
– М… мама?
«Блять, блють, блить!!.»
– У-у-у, Настюха, как мы рады! – Большая женщина вцепилась в дочь стальной хваткой, заламывая ребра. Она смеялась и гоготала, целуя ее в щеки с размаху. – А мы к тебе в гости!
Мать протиснулась в узкий проход и взвалила огромные сумки на тумбочку. Пройдясь по белому ковру, женщина сняла мокрые кроссовки. Наклон удался ей с трудом – леггинсы заскрипели.
– Дочунька, привет! – Отец тоже обнял ее, пошатываясь, как медведь.
Но тут на лестничной клетке двинулась низковатая темная фигура. Парень щелчком отбросил сигарету и, заложив руки в карманы, зашел в квартиру. Прозвучало сухое:
– Привет.
– Ага, – хозяйка так же холодно ответила и сразу же отвернулась.
Тут из спальни вышел потрепанный мужчина, укладывая свою шевелюру. Лицо взволнованно, а лоб весь в прилипших от пота волосинках.
– Артем, как жизнь? – Отец пожал зятю руку.
– Пучком.
– Бля-я-я-я, – протянул коренастый парень в кепке. – Я вам тут прихожую замарал. Не извиняюсь, я ж гость.
– Ой, ну что же это?! – с ужасом вскрикнула мать. – Почему у вас такие грязные подоконники?!
Она провела пальцем по поверхности и затыкала дочери в лицо пыльной плотью.
– Ты хозяйка или как? А на кухне что…
Анастасия остервенело заправила челку за уши, постепенно выходя из себя, и Артем уловил эту волну нарастающего гнева.
– Елена Васильевна, давайте я вам свои работы покажу. Недавно закончил последний проект на тему «Влияние инфразвука на человеческое тело и сознание».
Женщина завороженно сложила губы трубочкой и спросила:
– Интересно-то как! А ты тот, этот, ну… Программист аналитик?
– Э… Квантовый физик, ученый и практик. Да.
Они прошли в его кабинет, мило хихикая.
– А где у вас тут туалет?
– Справа от спальни, пап.
– Понял.
Анастасия выдохнула и побыстрее скользнула на кухню.
«Чай, мармелад, папе кофе… Так, еще ложки».
– Я тута сяду, а то ноги ща сломаются.
Темный силуэт развалился на стуле, запрокинул ноги на столик и чиркнул зажигалкой.
«Держи себя в руках. Никаких эмоций, не волнуйся, ничего не показывай».
– Не кури в моем доме, – максимально спокойно попросила Анастасия, ставя чайник закипать.
– А ты чо, меня, типа, заставишь? Я ж, бля, гость. – Он затянулся, а потом дунул прямо ей в спину.
«Какая дрянь, ненавижу этот запах. Дышать невозможно». – Девушка уткнулась носом в свитер и вдохнула более чистый аромат.
– Там у вас санузел плохой. Проводка неудачная, да и плитка выложена не очень ровно. Халтура, – подметил отец, садясь напротив сына. – Никит, не кури в доме.
– Да я знаю, мы собираем…
– Настя!! – заорала мать. – Я не поняла. Тёма сказал, вы выбрасываете соления. Что за дела? – все многочисленные морщины матери свело от крика.
– Мам, я…
– Ха, глянь-ко! Наши носы теперь так похожи! – Она захохотала, рассматривая нос дочери.
Анастасия в ответ лишь сдавленно усмехнулась, сгорбив спину.
– Ну… – нервно потянула та, перебирая кухонное полотенце. – И насколько вы к нам?
– Ефё не наем, – ответила мать, жуя седьмую мармеладку. – Фу, какие-то не сладкие.
– А Настя без сахара берет. Эко-мармелад, – пояснил муж, отхлебывая кофе.
– Что, опять худеешь? – с презрением кинула Елена Васильевна и с какой-то отдаленной виной посмотрела на надкусанный мармелад и свое отражение в стеклянном чайнике. – Дохудеешься. Опять.
– Так… надолго вы к нам?
– Отец по работе приехал. Предложили закупить новую партию котлов и батарей там всяких… ну, вся эта мафия сантехников, сама понимаешь, – Она подмигнула супругу, который тихонько попивал кофе в углу стола.
– Хех, ага, понятно, – усмехнулась девушка. – А конкретно к нам насколько?
– Так, – мать отставила мармелад. – Ты что, нам не рада?
– Да я просто…
– Надо же! Какое дело! Не виделись уже полтора года, звонит пару раз в месяц, не пишет! Приезжаем сами – гонят!
– Мам, я звоню каждую неделю, – устало сказала дочь.
– Нет, не звонишь. Что делать? На улицу нам теперь уйти?!
– Мам.
– Я так и знала… загубит она тебя, столица-то!..
– Я в магазин.
Анастасия сдернула куртку с крючка и ушла из квартиры.
«Хоть бы это было обманом, хоть бы все скорее прекратилось. Это же сон? Скажите, что это сон! Поверить в это – подписать смертный приговор своему… а, не важно».
Девушка вышла на улицу и быстрым шагом пошла вперед, даже не поздоровавшись с соседями на лавочке. Сразу стало стыдно.
«Неужели у меня нос, как у нее?..»
***
– Мои коллеги уже допрашивали Куликова, можешь успокоиться, – начала Ржевская, стоя у аппарата с кофе. – Он обвиняется в пособничестве и даже не отрицает вину. В общем, скоро мы со всем разберемся.
– Что именно он сказал? – Софья вынула из аппарата ванильный капучино.
– Я не обязана тебе отчитываться, – отрывисто заявила следователь, скрестив руки.
– У нас сделка, помнишь? – намекнула журналистка, приопуская очки до кончика носа и выглядывая из-под оправы.
– Сначала я хочу убедиться, что ты не сотрудничаешь с Кавалли.
– Я же самолично тебе его сдала, какие могут быть вопросы? – злостно возмутилась та.
– Это еще не факт. Все будет решено после допроса, который я назначила на третье января, раньше не выйдет. Предновогодняя суета, как-никак. Сегодня у нас какое? Двадцать пятое, точно… Осталось чуть-чуть. – Женщина облокотилась об аппарат, упираясь ногой в его стенку. – Ты должна сделать все, чтобы он не ушел.
– А что если… – Софья отпила кофе, специально оборвав речь.
– Договаривай, раз начала, и постарайся заставить меня тебе поверить, – с нотками юридической сухости, но человеческой изнуренности сказала Валерия.
– Если он ни в чем не виноват? – осторожно продолжила Ярцева.
– Исключено, – спокойнее сказала Ржевская, потирая морщины на лбу. – Та пуля имеет тот же диаметр, .22LR калибр, как и пули, которые нашлись на площади Восстания после обстрела. Улавливаешь?
– Может, это совпадение? – отчаянно рвалась журналистка, даже забыв про свое капучино. – Ну а правда, может, в том тире такие же пули?
Но Ржевская отрицательно замотала головой и авторитетно объявила:
– Герман Кавалли на данный момент главный подозреваемый. Через Куликова мы можем выйти на того человека, но если им окажется твой невинный маленький мальчик – мы сделаем то, что должны.
Женщины умолкли, выждав паузу. Софья заговорила:
– Все же не пойму, как ты вообще уживалась с этим отморозком? – чуть шутя, спросила та.
– Ты про Куликова? Ох, это был самый непредсказуемый период в моей жизни, такое уж точно хочется забыть поскорее, – бесчувственно, даже грубовато, ответила Ржевская.
– Все было так плохо?
– Ну, как… Только на шикарном сексе ты семейную идиллию не построишь. Хах, – она скованно усмехнулась, смотря куда-то вниз, – помню, в конфетные дни он ходил по дому в одних трусах, как петух цветастый, готовил мне яичницу.
– О, Господи, – сорвалось у Софьи снисходительное.
– Не говори. Так вот сидим, завтракаем, а он берет и скидывает тарелки на пол, сажает меня на стол, целует там… Ну, все вот это. И как разорвет мне рубашку! А мне на работу через пятнадцать минут, прикинь.
– Самец! – крякнула журналистка и сдавленно захохотала, прикрываясь ладонью.
– А я, как уважающая себя женщина, взяла и, когда он повернулся спиной, разорвала на нем трусы сзади. – Она смущенно засмеялась. – Потом игра в счастливую семью ему надоела.
Следователь присела на ступеньки слева, слегка вздохнув, и спрятала лицо в ладони. Софья изучала пальцами рисунок на стаканчике с подсолнухами и мотивационными надписями, но пить больше не хотелось. Бегло поглядывая на проходящих мимо полицейских, она резко дернулась с места и зашагала в туалет. Женщина вылила недопитое капучино и выбросила грязный стаканчик в мусор.
– Мне нужна защита жертвы.
– Что? – как бы взбодрилась Валерия, провалившаяся в мелкую дремоту на несколько секунд.
– Крапивина получила «подарок» от Г.А.Д-а.
– О чем ты? Почему я только сейчас узнаю? – Она лениво поднялась на ноги, приложив последние усилия и прокряхтев по-старчески. – Что за подарок? Надеюсь, не отпиленный палец, нога, глаз или ухо?
– Несмешно, – И она чуточку усмехнулась, но снова приняла угрюмое выражение. – Коробочек с обрывками газет о нем.
– И все? – будто разочаровалась следователь и немного расслабилась. – Я уж думала что-то серьезное…
– Это, по-твоему, шутки?! – крикнула Софья. – Думаешь, такое можно игнорировать?
– Но странно, что он прислал пустой коробок. Там точно ничего не было? И ты уверена, что это именно Г.А.Д?
– Да-да, это точно… Учитывая все остальные совпадения, – промямлила женщина, сосредоточившись. Софья припоминала то утро, и неожиданно всплыла мелкая, незначительная деталь, на которую она обратила внимание только сейчас.
– Если мне не показалось, то газеты были чуть-чуть влажными, – сдержанно предположила журналистка.
– Почему я должна тебе верить?
– Потому что… – замялась Ярцева, ища ответы во взглядах сотрудников, которые все бегали и бегали по коридору, – люди…
– Убитые – ее знакомые? Пха! – Она усмехнулась, с пренебрежением скривив верхнюю губу. – Пустая трата времени.
Валерия замотала головой и ушла, оставив журналистку одну у женской уборной. Вдыхай нечистоты, вдыхай… Может, это самый свежий запах, который ты слышишь.
17
«Открыть глаза? Закрыть глаза? И что это решение изменит в данной ситуации?» – Анастасия лежала в постели, в темно-серой спальне, и ритмично моргала. Шторы еще задернуты, но маленькие лучики света прорывались в душную, серую комнату. Рядом дышал Артем, посапывая как котенок, да и пах он как шерсть только что проснувшегося котенка. Девушка шумно выдохнула с нотками всхлипа: никуда не убежать. Самое пугающее и омерзительное уже происходит; то, от чего человек бежит годами и не может остановиться. Им движет не путь вперед, а дорога от старой жизни, от прошлых путей.
– Привет, милая, – с утренней хрипотцой в голосе промурлыкал мужчина, зевая. Этот зев постепенно перешел в звонкое кряканье и потягушки. Он потянулся, разминая кости, так, словно из него изгоняют беса.
– Артем, мне это не приснилось? – с надеждой, обреченной на горе, спросила жена. Слова вырвались как-то нездорово, хрипло, и девушка потерла кожу у горла – синяки уже сходят.
– Тасюнь, все буде нормально. – Он ласково погладил ее по волосам, переходя пальчиками к ключицам, выпирающей грудной клетке, где висела тонкая цепочка. – Ты у меня прелесть, а не женушка.
Мужчина поцеловал ее и крепко обнял, утыкаясь носом в волосы. Анастасия замерла, не подавая признаков жизни и мысли.
– Пора вставать.
Она влезла в пушистые тапочки и подошла к двери. Сквозь стеклышки вверху мелькали длинные темные силуэты, и девушка с трудом коснулась ручки. Дверь заскрипела.
– О, доброе утро! Как спалось? – Елена Васильевна остановилась, закинув кухонное полотенце на плечо, и потрепала дочь за щеку. – Глянь, прямо не ухватиться уже! Пошли, я приготовила сырники. Тёмочка, привет! – Она набросилась на мужчину, который лучезарно улыбался, поправляя майку.
Девушка короткими шагами двинулась по коридору. Тени все бежали по стенам, люди ходили, топтались, перемещались. Всех много, очень много. Она зашла на кухню.
«Боже мой…»
Сковорода вся в масле, тарелки стоят не в том порядке, повсюду грязные салфетки и… За столом сидит человек, заливая тарелку сгущенным молоком и жадно, по-свински, проглатывая сырники один за другим.
– Пришлось пораньше в магазин сгонять, а то у вас продуктов нормальных нет, – пояснила мать, выкладывая очередную порцию сырников в миску. – Садитесь давайте.
В это время из уборной вышел папа, откидывая ногой прилипший кусочек туалетной бумаги.
– Доброе утро молодым, – Он мягко и сонно улыбнулся, напоминая большого безобидного хомяка. – Лен, кофе сделаешь?
– Ага, уже сахар кинула, садись. Помешай только. Насть, уступи отцу!
Девушка подвинула стул и встала напротив плиты.
– Господи, да что ж ты под руку лезешь? – Мать случайно задела ее лопаткой. – Сядь куда-нибудь.
Она тихо присела за стол, и перед хозяйкой дома поставили завтрак. На какое-то время все замолчали: зазвенели столовые приборы, и семья сочно зачавкала.
– Кстати, у вас есть другая постель? – заговорила Елена Васильевна, обмакивая аппетитный кусок сырника в пиалу с малиновым джемом. – А то Никитке сегодня ужасно спалось, говорит, все бока переломило. Ни повернуться, ни перднуть, простите.
– Вторая кровать у нас в спальне, больше нет.
– Ну, так уступите ему на ночь.
– Она двуспальная. Не жирно ли?
Мать окинула ее ошарашенным взглядом из-под бровей и закричала:
– Нет, не жирно! Брат раз в жизни приехал – так уступи же, не сосед какой-нибудь. – А затем безмятежно добавила: – Тёма на полу ляжет, а ты на диване, в чем проблема? Да, Никитка?
Силуэт лишь варварски набивал пасть, причмокивая, и совершенно не интересовался беседой. Анастасия сжала ножик в кулаке и принялась за еду.
«Помни, какая твоя задача. Давай. Ты сильная, – настроившись, она начала резать сырник. – Нож тупой, что ли?»
– О, забыла спросить! – вспомнила женщина, облизывая сладкие пальцы. – Ты в отпуске, али как?
– Да.
– Поедете куда?
– Нет.
– Тогда зачем взяла?
– Устала.
Мать недовольно перемяла губами и, сохраняя спокойствие, продолжила торопливой речью:
– Надо было дотерпеть до весны, у вас же планы были.
– Я бы не дотерпела. Нервы на исходе, мне нужен был…
– Я вон без выходных месяцами работаю, и ничего! Да, именно, ничего! Зато глянь какие возможности имеем теперь. Захотели – и дочь навестили. Правда, зря, видимо.
– Давай закроем эту тему, – немного повысила голос Анастасия, осмелившись поднять голову. Но посмотреть в сторону собеседника воли не хватило.
– Ну ладно, ешь давай. – Женщина насыпала себе еще сырников.
Дочь снова разрезала сырник, надавливая на нож с такой силой, что большой палец покраснел.
– Тарелку распилишь, – кинула Елена Васильевна, сгребая грязную посуду в мойку.
– Давай помогу, – разом предложили мать и муж.
– Ох, – засмеялся Артем. – Давайте правда я.
Мужчина разрезал жене сырники и на виду у всей семьи протянул ей кусочек на вилке. Та, наперекор обыкновению, слегка приоткрыла рот и скромно стянула сырник с вилки, опуская взгляд вниз.
– А сейчас ты не заглатываешь вилку мне по палец, – шепнул ей на ушко муженек и заправил торчащую волосинку. – Елена Васильевна, мне пора собираться. Завтрак – мишленовского уровня!
– Хох, Тёмка льстец, – захохотала дама, маша ладонью.
– Куда ты? – остановила его Анастасия, потянув за рукав.
– Срочно по работе вызвали, прости милая. – Он вытер рот салфеткой, поцеловал ее в щеку и пошел в спальню. Девушка выбежала за мужем.
– Какого хрена, Артем? – обиженно зашипела она. – Ты оставляешь меня одну?.. С ними?
– Тась, Новый год через пару дней. Сейчас мне нужно позаботится о том, чтобы в январские праздники нас никто не тревожил.
– Это уж вряд ли, – раздраженно вставила Анастасия, подавая ему выглаженную рубашку. Он вылетел в коридор и снял с вешалки свое старенькое серое пальто.
– Сейчас зима. Никто не носит пальто.
– Оно теплое. Ты справишься, все. – Мужчина чмокнул ее и крикнул домашним: – Я ушел!
Он действительно ушел.
***
Тасюндра:
привет, хочу извиниться.
Софа:
ага, здорово. за что? я что-то пропустила?
Тасюндра:
ну… помнишь наш разговор у меня, за виноградом. странно звучит, в общем, забудь все, что я тебе наговорила.
Софа:
да выкинь из головы, хрень это, а не ссора. я уже забыла давно. с тобой все ок, ты жива там хоть? слышала, к вам родственники наведались.
Тасюндра:
да все просто перфект. извини меня еще раз, присматривай за Германом. мы ждем вас на НГ, на крыше. технические вопросы на себя взял Арт.
Софа:
еду принесу я. кстати, мне фея последние новости наколдовала: твоему «члену в халате» запрещен выезд из города, а рыжему назначен допрос на 3-е. Вот повеселимся…
Тасюндра:
аха, так еиу и галдо. гори, сукаЮ!! хаха…
Софа:
ты опять ноешь, что ли? и теперь по клаве сопливыми пальцами водишь?
Тасюндра:
… нет, я в порядке. посуду мыла, а руки плохо вытерла. до 31.
Софа:
до 31.
***
– Ну? Мы свободны на Рождество? – Анастасия поцеловала его в губы.
– Да, милая, все уладил. Голодный как волк, конечно. Твоя маман что-нибудь сварганила? – Он прошел в кухню на запах и упоительно воскликнул: – Елена Васильева! Голубцы!..
– Садись, Тёмушка, вот эти горяченькие. Вилку на, специи подать?
– Если можно. – Мужчина принялся уминать голубцы, выкладывая сметану столовой ложкой.
– Вкусно тебе? – Жена села напротив, подперев подбородок кулаком, и таким грузным, тяжеловесным взглядом оценила супруга.
Тот аккуратно поднял глаза, проглотив голубец.
– Настя, бери тарелку, – настояла мать.
– Я обедала в два часа дня.
– Не видела чтой-то.
Женщина сунула ей в рот целый голубец и захохотала скрипучим смешком. Ее ладонь была в жирном масле и кусочках риса, кое-где между пальцев свисала капуста… Анастасия не успела даже среагировать, а потом автоматически выплюнула «неправильный» голубец.
– Ну что ты творишь? Кусай – и глотай! – возмутилась женщина, выбирая голубец побольше. – На-ка, хватай. – И снова затолкнула его в рот дочери. Та, попискивая в яром сопротивлении, не могла ничего сделать. Мать грозно окатила ее кипяточным взором и авторитарно произнесла: – Глотай.
Девушка проглотила голубец, давясь и смотря на мать жалобно и ненавистно. В ее ответном взгляде читалось какое-то удовлетворение, будто женщина прекрасно понимала, что издевается и идет наперекор, разрушает систему. И ей это чертовски нравилось, ей самой это помогало оставаться на плаву.
На капусту скатились слезинки, а лицо покраснело. В горле снова ком… Опять этот гребанный ком. Но сейчас в ней забурлило что-то совершенно непонятное и такое непобедимое, яростное и всепоглощающее. В груди все также стоял ком, но он как будто бы оброс железными шипами. Если сейчас же, в эту чертову минуту, не выплюнуть этот шипастый мяч – она пересчитает каждый электрон в этой комнате.
– Хватит совать мне в рот свои жирные вонючие голубцы! – грозно проорала Анастасия, срывая горло до басисто-хриплого звука. Ее тело буквально затрясло от напора титанической, неуязвимой силы, нахлынувшей на все Крапивинское существо. – Я здесь хозяйка, это мой дом, а не твой! Ты всего лишь гость – здесь мои правила, пойми же наконец!.. – И она застыла, отрывисто выдыхая воздух. Глаза выворачиваются на сто восемьдесят градусов. Что происходит? Как она могла сказать такое? Кто это сказал? Все же можно было разрулить по-другому, она вовсе не хотела…
– Что ты сказала?.. – тихо, преисполнено драмы, спросила мать. Она чуть прикрыла веки, потерев их с самым изнеможенным и исчерпывающем видом, какой только может быть в мире человеческих жестикуляций. – Я тебя услышала.
Она отвернулась к плите, выключила конфорку, швырнула полотенце на спинку стула и быстрым увесистым шагом затопала в зал.
– Кхм, Тась? – откашлявшись, Артем решился вмешаться. Мужчина подошел к жене, но та не видела его. – Тася. Посмотри на меня. – Он затряс ее, но женская головка беспамятно мотылялась, пока взгляд не прояснился. Ее вышибло электричеством, она потерялась, заблудилась немного. Девушка положила ладонь с растопыренными пальцами на плечо мужа и резко оттолкнула его, молнией шатнувшись в сторону уборной.
Но звука блевотины не слышалось в первые пару секунд… Они раздались потом.
– У, наконец она выворачивается, – впервые заговорил силуэт, лежа на диване с приставкой в руках. – Я уж думал, ничего интересного не случится.
– Так ничего и не случилось, – сказал Артем, заложив руки на груди. Он осмотрел зал: Елена Васильевна сидела на кресле, демонстративно утирая черные следы от туши. Она страдальчески смотрела на лучик света в окне и, не моргая, тяжело вздыхала. – Та… Настя беременна, для нее тошнота – это лучший друг на все девять месяцев.
– И сколько ей еще таскать этого чувака внутри? – безучастно пробубнил силуэт, выпивая клубничного молока из картонного пакетика.
– Она только на третьем с половиной месяце. Но проблем уже хватает, – с легким смехом пояснил супруг.
– Не понимаю я этого. На хрена вам дети?
– А… – Мужчина немного опешил от такого нахальства. – Ну, понимаешь, когда люди дороги друг другу, они хотят подарить человечку жизнь. Это станет их совместным продуктом, их уникальным изобретением.
– Ни слова не понял, – без интереса объявил силуэт, причмокивая губами и растирая между ними оставшиеся капли молока так, что смаковались белые липкие ниточки. – Уверен, что хотел залабать свое «изобретение» с ней? – Он надменно ткнул подбородком в сторону стонущей уборной.
– Она моя жена. Я так решил, а твое мнение – последнее, в чем я нуждаюсь, – исступленно пояснил Артем, и его голос передавал противный озноб. В комнате ощутимо похолодело, хотя наверняка так просто показалось. А прогноз погоды случаем не передавал заморозки?..
– Как знаешь, братан, – продолжил тот, не поворачивая к собеседнику головы. – Скажу только одно: в нашей семейке девчушки не шибко… устойчивы. Короче, твое «творение» создается не из подходящего материала.
– И что я должен из этого вынести? – Он беззвучно подошел ближе, заложив руки на груди.
– Только то, что я не хочу становиться дядей ублюдка с адской смесью генов.
– Ха-ха! – мужчина искренне засмеялся, сводя брови от желания (казалось бы) расплакаться. А потом затараторил ангельским голоском: – Но тебя бы никто не спрашивал: «Эй, дядя мистер Никита Алексеевич, а можно мне переспать со своей женой? Ну так, чуть-чуть перетремся, а сперматозоидам прикажу оставаться в домике».
– Чего ты так взъелся? – прохрипела вошедшая Анастасия, вынимая из комода свитера и пледы.
– Я…
«без понятия».
Он замолчал, пытаясь понять, что прямо сейчас произошло. Мать сидела и считала веточки, бьющиеся об оконную раму от сильного ветра. Силуэт также игнорировал реальность, усаживая эльфа на пегаса с фиолетовым задом. Женушка, утерев распухшее желтоватое личико, заботливо собирала вещи. А он? Стоял посреди комнаты и не отдавал себе отчет.
– Нам пора, Артем, слышишь? – тихо, но сурово говорила Анастасия, держа в руках большой коробок, переклеенный скотчем.
– Кончено, милая, пошли скорее.
– Вторые ключи на банке с чаем, в столешнице, – предупредила она домашних и, не дождавшись ответов, вышла из квартиры.
Артем последовал за женой.
