Василий Панфилов
Эффект бабочки
Глава 25
– Чёрт! – Оскальзываясь на скользком после дождя парапете, хватаюсь за барельеф на стене с такой силой, что из-под ногтей выступает кровь. Добравшись до водосточной трубы, спускаюсь вниз и там, уже на земле, с тоской гляжу на окно третьего этажа – мне ещё назад забираться…
Ситуация, как в дешёвых авантюрных романах, но вот… в жизни так всё же бывает, хоть и нечасто. Оторваться от компаньонов нужно, причём так, чтобы те и не догадались. Так что сейчас я вроде как лежу в номере с расстройством желудка и к слову – оно есть, это самое расстройство. Не понос, что уже хорошо, но после трёх дней, проведённых в салоне самолёта, желудок болит.
Подобрав пиджак и трость, окидываю взглядом стоящее около высокой каменной стены дерево. Прыжок, и трость укладывается аккурат на стену и развилку. Кривовато, ну да ничего – подтянуться, выход силой… и вот я на стене.
Опаски, что в Каракасе меня опознают, нет – если не буду высовываться из тени. Именно поэтому акция с нефтью разовая, в ближайшие лет десять возвращаться сюда не стоит.
– Рауль! – Поприветствовал меня Хосе при входе в кафе, – кузен! Какой ты взрослый стал…
Несколько минут занимает пустопорожний разговор, убеждающий всех присутствующих, что встретились кузены из хороших семей. В ход идут клички школьных учителей, придуманные заранее подробности детских проказ и тому подобные вещи.
– Еле узнал, – понижая громкость, – сообщает Родригес со смешком, – никогда не подозревал, что твоё скандинавского типа лицо при надлежащем гриме может стать лицом истинного испанца из аристократии.
– Кто бы говорил, – возвращаю комплимент, – выглядишь как аристократ мелкого пошиба, пустившийся во все тяжкие. Алкоголь, девки, опиум…
Смеёмся, отпуская шуточки, но вот пришёл черёд серьёзного разговора.
– Много бойцов?
– Как считать, – неопределённо отвечает Хосе, – если проверенных товарищей, то два десятка. Знал бы ты, сколько трудов стоило собрать их здесь, не разглашая подробностей!
– Но ведь и куш хорош?
– Хорош, – кивает испанец, – процент от сделки при продаже нефти очень серьёзно. Десять процентов, как договаривались?
– Если твои парни не налажают, десять, – подтверждаю договорённости, – к слову, а непроверенных парней сколько?
– Помимо двух десятков товарищей? С главарями банд из барриос договорился, да десятка три отборных головорезов завербовал отдельно. Тут сам понимаешь, подсчёт вести сложно – слова главарей на десять делить нужно, да и дисциплина… Рассчитывать можно где-то на пятьдесят-семьдесят хороших бойцов – по местным меркам хороших.
– Редкостных психопатов, способных выпотрошить хоть кого, – перевожу я, на что Хосе кивает с кривой ухмылкой.
– И от сотни до трёх сотен бандитов масштабом помельче. Эти беспорядки могут устроить в городе, да в сельве массовку изобразить.
– Должно хватить, всё-таки заказывал с перехлёстом, с расчетом на местное раздолбайство и необязательность. Оружие, припасы?
– Всё на месте! В Каракасе несколько тайников, чтоб вскрыть по сигналу, если понадобится вдруг беспорядки устраивать. В сельве несколько партий стрелков из тех, что умеют воевать в тамошних условиях. Без дела не сидят, всё как положено – ловушки готовят, позиции для боевых действий. Четыре пулемёта и пушечку – устаревшую правда, Барановского[106], что ли…
– Для здешних сойдёт, – отмахиваюсь, – пусть даже наши потенциальные покупатели свою гвардию из Штатов привезут, основная масса-то будет из местных головорезов. Для них и устаревшая пушка, да с пулемётами… хватит!
Обговорив детали, возвращаюсь в гостиницу. Хосе, встав у каменной стены, приседает. Короткий разбег, запрыгиваю ему на плечи, испанец резко выпрямляется и вот я уже на верху стены. Помахав рукой, переваливаюсь в сад.
Оказавшись наверху, переваливаюсь через подоконник и с минуту лежу на полу, не в силах встать. Не сказать, что боюсь высоты, но третий этаж в гостинице вознёсся на высоту метров этак тринадцати-четырнадцати, что уже солидно. Учитывая отсутствие страховки и ни хрена не спортивную обувь и одежду, риска слишком много. Но это часто так – влезешь в авантюру и только потом понимаешь, что ситуацию можно было повернуть к своей выгоде значительно более простыми способами.
* * *
… – Мазини! – Доносится сквозь шлем голос рефери, выкрикивающего имя соперника. Масштаб турнира мелкий, но антураж как у взрослых. Организаторы молодцы, всеми силами стараются повысить ранг соревнования, в том числе и безупречной организацией.
– … пожали руки, – слова рефери пролетают мимо ушей. Есть у меня такая особенность – слишком сосредотачиваюсь на чём-то. Иногда помогает, иногда мешает… как это обычно и бывает.
Стукнувшись перчатками, начинаем кружить по рингу, прощупывая друг друга игрой корпуса и ложными выпадами. Почти сразу марокканец начинает давить, переходя в атаки. Ну да ожидаемо… марокканец, тренирующийся у марокканского тренера… пусть даже оба с паспортами Германии.
Клуб, который представляет мой противник, этнический почти на сто процентов, а это значит, что и школа – грубая, силовая. Марокканская. Не принята у них тонкая игра, всё построено на силовом давлении и превосходстве в физических данных. Бойцы жёсткие, сильные… но однообразные.
Уйдя в глухую защиту, прощупываю соперника в редких контратаках. Удары принимаю вскользь, а не на жёсткие блоки – наловчился ещё в уличных драках.
Марокканец не выдыхается, работая как машина. Но связки предсказуемы… В очередной раз дождавшись удара коленом при сближении, подсекаю опорную ногу – правила позволяют. И вдогонку! Зацепил вскользь, противник вскакивает почти сразу.
Снова кружимся, принимаю удары на блоки, атака почти всё время излишне резка, он едва не проваливается.
– Мельницу давай, – негромко говорит тренер в перерыве, – секунд десять выжди, начни раунд как и прежде, в обороне. А потом резко!
Угукнув, поправляю капу и выхожу после удара гонга. Марокканец не подвёл, всё та же силовая однообразная работа – резкая, концентрированная, атакующая. Выждав время, дожидаюсь повторной атаки и начинаю мельницу. Отступая, встречаю одиночными и сдвоенными ударами, стараясь не сколько достать всерьёз, сколько разозлить.
Невнятно что-то зарычав, противник поддаётся на провокацию, бросившись в атаку. Удары сильны, но излишне концентрированны – ставка на один нокаутирующий удар. Отступаю, отступаю… и на сближение, резко!
Двоечка в голову, локоть марокканец принял на блок… Зато ливер открыт моим коленям. На, на!
Успеваю нанести несколько ударов, прежде чем марокканец отскакивает, извернувшись ужом. Не даю передышки, провожу лоу-кик по левой ноге. Марокканец на автомате дёргается, но печень всё ещё чувствуется и реакции не хватает. А по правой тебя! И ещё! Ещё! И контрольный в голову!
Рефери останавливает бой, отталкивая меня грубо. Пф… зачем? Я что, добивал его? Нет… мудила!
– Всегда поражался твоим победам, – восхищался Курт в раздевалке, – он ведь объективно лучше тебя! Как?!
– Мозги. Серьёзно, Курт. Я чемпион школы по шахматам, помнишь? Обдумывать, просчитывать ходы и самого человека – только так. Тактика, потом техника и только потом – сила, скорость и прочее.
– Ты мог бы чемпионом стать, – задумчиво сказал друг, – помогая одевать майку – рёбра всё-таки побаливали, – начни заниматься не трижды в неделю, а четыре-пять, да серьёзно…
– А зачем? – Перебиваю его, шнуруя обувь, – мне четырнадцать, расту ещё. Ну, стану чемпионом Баварии по тайскому боксу среди ровесников… а смысл?
– Деньги. Потом, когда взрослым станешь.
– Ага… сколько инвалидов на одного чемпиона, знаешь? Проищи, поищи… до хрена! Да и чемпионом, даже чемпионом мира, мало стать – удержать титул нужно. Они ж сперва по сути в долг тренируются – спонсоры, тренеры, массажисты, спарринг-партнёры… Выиграл титул, получил… ну, пусть полмиллиона, пусть даже миллион, больше новичкам никто не заплатит, будь он хоть сто раз чемпион. Собирают же с рекламы деньги, со зрителей и телезрителей, и собирают бойцы проверенные, потому и плата чаще всего ещё до боя определена. Не победителю, а тому, на чьём имени основные деньги собрали.
– В твоём исполнении это как-то скучно получается, – смеётся Курт.
– Так у меня и нет азарта, – пожимаю плечами и кривлюсь от боли, – просто спорт для саморазвития. Делать это образом жизни? Уволь! Стану я чемпионом или нет, большой вопрос, желающих и без меня много. А хорошо зарабатывают бойцы разве что из первой сотни.
– А эти… смешанные?
– Да хоть все вместе! Пусть даже тысяча достойно зарабатывает, и что? Рвутся-то туда миллионы! Прикинь, какая конкуренция? Строить на этом карьеру… не, я не марокканец! Сам знаешь, гимназию я потяну, а с ней и университет[107], это надёжней!
Тренер молчал, вздыхая.
– Уж не знаю, хвалить тебя или ругать, – начал наконец он, – зачем до второго раунда тянул? Мы ж против марокканской школы две недели работали, технику тебе ставили. Зачем после этого разведкой увлёкся, жертву из себя изображал? Что, не помнишь, как перестарался с Альбертом и он тебя уложил?
Ответить могу много… по факту, я не просто дерусь на ринге, но и проверяю свои навыки, своё умение просчитывать людей. Но и тренер прав – не раз из-за этого по башке получал, не только на ринге.
– Умный ты слишком, Антон, – в сердцах произносит мужчина, – нет… как там русские говорят? Заумный! Так много ума, что вечно усложняешь самые простые вещи! Эх…
* * *
– Ни черта себе! – Вырвалось у Зака. Парень оглянулся на нас, сдвигая на затылок соломенную шляпу, – это кто? Наши…
– Специалисты по сельскому хозяйству, сеньор, – с большим достоинством доложился Большой Пепе, сверкнув золотыми зубами и свежим фингалом.
– А это, я так понимаю, сельскохозяйственные инструменты? – Едко поинтересовался Зак, тыкая носком штиблета в приставленную к ноге Пепе винтовку.
– Ты в ударе, друг мой, – откровенно скалю зубу, – такая прозорливость заслуживает уважения!
Берти в сторонке откровенно смеялся, закрывая лицо шляпой.
– Ох… не могу, парни… Я когда нашим буду эту историю рассказывать… ну, потом, разумеется! Но ржать будут! Пепе, друг мой… я могу тебя так называть?
– Да, сеньор, – ответствовал Пепе с большим достоинством, шевельнув внушительным пузом и пулемётными лентами, примотанными к оному. Мексиканец отчаянно напоминал революционного матроса, загулявшего сразу после революции. Огромное сомбреро, щедро украшенное яркими ленточками и образками святых добавляло колориту.
– Слава богу, – искренне сказал Берти, – твой образ, Пепе, будет отпугивать страшилищ из моих ночных кошмаров.
– Рад буду помочь, друг мой, – с достоинством ответил Пепе, отчего уже я спрятал лицо за шляпой.
Пепе порекомендовал мне Родригес, охарактеризовав того наилучшим образом.
– Не обращай внимания на маску дурачка, – серьёзно сказал испанец, – умнейший человек, даром что грамоту еле-еле освоил.
– А его не обижают? – Спрашиваю с некоторым сомнением, – с маской дурачка?
– Что ты! Стрелок отменный и силён как бык, а пообщаешься немного, так и полюбишь его. По маской дурачка скрывается не только острый ум, но и золотое сердце.
– Скрывать-то зачем?
– А… толком не знаю, но была там какая-то тёмная история, ещё в детстве. Несколько лет Пепе умалишённым пришлось притворяться, ну и… прилипло немного. На эпатаж внимания не обращай, он моё доверенное лицо. Никто о том не знает, кроме тебя. Если вдруг что – выслушай его со всей серьёзностью.
– Ясно, Швейк мексиканского разлива.
Объяснять не пришлось – Гашека, как выяснилось, знают и в Испании. По крайней мере, леваки.
– Боюсь представить наших агрономов, – протянул Зак, – или как главные специалисты называются?
– А какая у них сельскохозяйственная техника, – закатываю я глаза. Головорезы откровенно скалят зубы, видя что наниматели не против пошутить, – пошли, парни – покажу.
Прогулка впечатлила компаньонов крепко.
– Да… – протянул Берти, – серьёзная у нас… плантация. Случись что, оборону против полка держать можно.
– Местного? Запросто, даже парочке противостоять сможем.
– Думаешь, дойдёт до такого, – откровенно мандражирует Зак.
– Вот чтобы не дошло, здесь и нужны такие парни, – отвечаю чуточку вскользь. Проба нас на прочность весьма вероятна, боевые действия между компаниями в Латинской Америке не редкость, да и правительственные войска применять не стесняются. Бывает и так, что командиры разных полков воюют за разные кампании… Но это если в стране вовсе уж бардак, нам это не грозит.
– Сложно было? – Интересуется Берти. Пожимаю плечами… ну как сказать, сложно или нет? Для меня сложно, но выполнимо – знаю местные условия, куда обратиться… Местным уроженцам было бы и вовсе плёвым делом, а Заку и Берти – невыполнимо, несмотря на все родственные связи. Сопляки они ещё, не заматерели – видно это, оттого и отнеслись бы к ним наплевательски.
– А ну как тянуть время начнут с покупкой? – Прикусывает Зак губу, – Мы такое… такой сельскохозяйственный батальон долго содержать сможем? Заблокируют территорию, да начнут давить.
Вижу условленный знак рукой от Берти и ухмыляюсь, говоря нарочито громко – специально для шпиона.
– Блокировать? Ну-ну… Здесь только треть специалистов по сельскому хозяйству, начнут давить, так вышки в округе заполыхают!
Несколько минут ведём разговоры на эту тему, потом Зак расслабляется.
– Всё, ушли.
– Вот это дельце, – в один голос говорят компаньоны и переглянувшись, смеются.
Смеюсь и я… шпион? Возможно, я по своей привычке усложнил задачу, даже скорее всего. Шпион тщательно отобранный и протащенный в лагерь, несмотря на препоны. Задача у него двойная – поторопить заинтересованных лиц с покупкой нефтеносного участка и… дать Берти и Заку возможность поучаствовать в Приключении.
На первый взгляд звучит это нелепо, но одно дело – парни придут на готовенькое, вложившись исключительно финансово и отчасти – связями. И совсем другое, когда они прочувствуют интригу, понюхают порох… да в моей компании!
Совсем другие отношения будут. Не просто компаньоны с общим бизнесом, а друзья, пережившие вместе опасные приключения. Переигравшие вместе финансовых воротил. Вырвавшие зубами прибыль – вместе со мной. Совсем ведь иное отношение…
Глава 26
Зак с автоматом смотрелся смешно и противоестественно, как котёнок с сигаретой. Среднего роста, довольно-таки худой и узкоплечий, с большой кудлатой головой, выглядел он воинственным одуванчиком. Гелем, как большинство мужчин в этом времени, мазать голову Зак перестал, взяв пример с меня. Стригся бы ещё покороче… Он вообще начал потихонечку перенимать мои привычки, явно взяв за образец для подражания.
Берти чуть органичней – по крайней мере ясно, что человек держал в руках оружие. Немного позирует с карабином, будто перед фотографом, но видно – умеет, оружие для него привычный инструмент.
– С детства стрелять любил, – довольно сказал он, поймав мой взгляд, – с отцом на ранчо часто на сусликов охотились.
– А Зак?
– Кузен? А… мамаша его, между нами, та ещё штучка. Вечно в астрале – то мистикой какой увлечётся, то ещё чем. Ну и сына в том же духе воспитала, оторванным от мира. Он даже в школу не ходил, дома занимался.
– А отец что? Насколько слышал, он тот ещё…
– Второй брак, – усмехнулся Берти кривовато, – наследники уже есть, разница в возрасте с супругой больше двадцати лет, скорее даже под тридцать. Вот и махнул рукой. От первого брака у него трое и все хваткие. А Зак так… щеночек. Наследство в фондах, не промотает.
– Знакомо, – усмехаюсь чуть, не продолжая разговор. В двадцать первом веке таких щеночков с избытком.
– Команданте[108]! – Прибежал взволнованный Пепе Маленький, двенадцатилетний племянник одного из бандитских вожаков, с малолетства приставленный заботливым дядюшкой к делу, – радист кричит, что есть сигнал!
Срываюсь с места, придерживая тяжёлый карабин. Грязь под ногами скользкая, растительность выбита тяжёлыми армейскими ботинками и сапогами.
– Ну!
– Есть, сеньор команданте! – Частит радист, улыбаясь щербато и блестя возбуждённо глазами. Нервничающий технарь, старающийся не высовываться из полутёмной хижины и с опаской поглядывающий на вооружённых головорезов, наконец-то смог подтвердить свою пользу!
– Повтори! – Выслушиваю кодовую фразу внимательно, – никаких искажений?
– Нет, сеньор команданте! – Звучит уверенный ответ с нотками еле уловимой обиды.
– Общий сбор! – Рявкаю Пепе Маленькому и тот, лихо приложив руку к обвисшему выцветшему берету, уносится прочь. Беретом мальчишка дорожит – что с того, что подарок одного из бойцов изрядно обветшал? Зато пробит настоящей, всамделишной пулей! Счастливый берет, вот!
– Общий сбор! Сеньор команданте сказал общий сбор, – разносится на весь лагерь его звонкий голос. Через несколько минут перед штабом, служащим также жилищем мне с компаньонами, построились нанятые головорезы.
Время реагирования… смотрю на карманные часы со вздохом – более пяти минут. А деваться некуда, это далеко не советская армия, где одевались, пока горит спичка. И не армия бундестага, и… в общем, сброд как есть, пусть и опасный. Нет других в Латинской Америке, просто нет!
Ситуация усложняется тем, что между некоторыми отрядами существует напряжение – вплоть до вспыхивающих драк и поножовщин. Нанимал с учётом личной неприязни, стараясь не брать вовсе уж враждующие банды. Но и так…
Они себя позиционируют как ЧВК[109], но бандиты по сути, с неизменными делёжками территорий, нанимателей и прочего. Пришлось развести их подальше друг от друга, отсюда и результат.
– Воины! – Начал я, заложив руки за спину и прохаживаясь вдоль криво составленного строя. Военная форма без знаков различия, широкополая шляпа с заломленными полями, огромный Маузер на правом боку и сабля на левом – всё как и положено по здешним канонам. Вожаки банд на такое великолепие аж слюной капают. Вождь!
– Настал тот час, ради которого мы здесь собрались. Люди с горячими сердцами и крепкими руками, привычные держать оружие и не боящиеся никого, кроме Бога!
Речь написана заранее – в здешних вкусах и с учётом психологии высокопримативных[110] особей. Отрепетирована потихонечку и кажется, не зря! Головорезы полны энтузиазма и потрясают оружием, а всего-то на деле – будет стычка, по результатам которой отличившиеся получат премии.
– Фотография на память! – Громко объявил Зак, вытаскивая огромный фотоаппарат на треноге. Потратив с полчаса на фотографии всех наёмником вместе и разных банд по отдельности, ещё немного подняли энтузиазм головорезов. Отличившимся обещают индивидуальные фотографии, с надписями на память – что-то вроде благодарственных грамот.
Шаг нехитрый, но в здешней глубинке одна-единственная фотография на стене – уже признак если не роскоши, но где-то рядом. Зажиточность, намёк на зажиточность будущую или хотя бы тень благополучия былого.
Проследив, чтобы отряды заняли оборону, удаляемся в штаб.
– Ф-фу… – с облегчением скидываю пропотевший китель, – Зак, полей воды на спину! Ох, хорошо…
Компаньоны следуют моему примеру, пропотевшие кителя отправляются на вешалки, просохнуть на сквозняке.
– Сильная речь, – одобрительно говорит Берти, вытаскивая сигару, – как здешние…
Жестом показываю ему захлопнуть рот и он проделывает это с лязгом.
– Виноват. Забыл, что и у стен есть уши, – покаянно говорит компаньон тихонечко, – ну и как тебе наши храбрые… эээ, воины?
Пожав плечами, откидываюсь на спинку плетёного кресла-качалки, начиная тихонечко раскачиваться.
– Ожидаемо. Даже чуть лучше ожидаемого. Мои люди наняли действительно лучших.
– А твои люди, это кто? – Не понял Зак момента, – я всё время то спросить забываю, то Берти меня перебивает.
На наших с Берти лицах мелькнули одинаковые улыбки.
– Опять что-то не то сказал? – Тоскливо протянул Одуванчик, выдыхая, – и что на этот раз?
– Мои люди, Зак. Мои. По разным причинам они хотят иметь дело только со мной.
– Понял, что ничего не понял, – подытожил Зак грустно, как никогда напоминающий маленького щеночка, наделавшего лужу на ковре и не понимающего, за что же любимый хозяин ругает его?
– Я тебе потом растолкую, – вздохнул кузен.
– Буду благодарен, – просиял Одуванчик совершенно детской улыбкой.
* * *
– Сделал, – устало доложил невысокий баск, потирая ноющее запястье, – дорога заминирована, бочки с нефтью расставлены. Такая пакость получилась, что аж самому страшно. Полыхнёт… как бы ответка нам не прилетала, Хосе.
– Не прилетит, – уверенно ответил Родригес, скрестив под столом пальцы, – На нефтеносный участок выдвинулись боевики, а не представители компании.
– Боевики… уже лучше, – устало отозвался баск, – ладно. Хитрый у тебя план, брат! Брать деньги у одних капиталистов для уничтожения других капиталистов!
– Слишком хитрый, – ворчливо сказал другой анархист, – так и запутаться немудрено. Я мыться и спать, будить только в случае нападения!
Родригес только вздохнул, провожая взглядом галдящих соратников. Видит бог, он настоящий анархист до мозга костей! Но как же не хватает порой его товарищам дисциплины, принятой у троцкистов и коммунистов советского толка[111]!
Не хочется врать товарищам, но приходится. Многие не умеют держать язык за зубами, да в большинстве своём и не считают нужным. Храбрецы, готовы отдать жизнь ради торжества анархии… но болтливы. А если вовсе уж откровенно, то зачастую и не слишком умны.
* * *
Заполошная стрельба с запада сменилась взрывами гранат, и атака наёмников Рокфеллера на наш лагерь сорвалась.
– Больше тридцати трупов, команданте! – Радостно доложил гонец, – мы сражались как львы!
– Наших сколько полегло? – Хмурю брови, изображая волнение за своих парней.
– Двое, сеньор, – принимает гонец опечаленный вид. Зная латиноамериканские реалии – потери наступающих семь-десять человек, включая тяжелораненых или тех, кого сочли таковыми, да двое убитых у нас и бог весть сколько погибнет от ран чуть погодя.
Киваю благосклонно и достаю бутылку кофейного ликёра, всю в золотых выставочных медалях. Налив гонцу и себе по небольшой рюмке, предлагаю тост:
– За храбрых парней и скорую Победу!
Гонец, гордо расправив сивые усы, бережно принимает ценный напиток здоровой рукой и цедит с видом знатока. Знаю уже, что будет потом рассказывать своим.
– Пил с самим сеньором дорогущий напиток. А вкусный какой! Вы, парни, такого и не нюхали, ну может сеньор капитан… так на то он и капитан!
Причём независимо от того, понравился ли ему ликёр или нет! Главное здесь – ОН пил, а ВЫ – нет. Элита, избранный – пусть и на минутку.
Едва гонец вышел, компаньоны заулыбались, но от комментариев воздержались. Выплёвываю ликёр на земляной пол и полощу рот – гадость, но вот поди ж ты, для местных за элитное считается. Приходится соответствовать.
Анархисты Родригеса сорвали атаку ЧВК Рокфеллеров, превратив дорогу к нефтеносному участку в дорогу смерти. Почти полторы сотни отборных наёмников погибло жутко, инфернально. Но остались и местные головорезы, классом пониже.
Атака продолжается третий день и скоро должна прекратится – так или иначе. Ещё день-два и власти Венесуэлы не смогут делать вид, что ничего не происходит, больно широко разошлись слухи. До бесстыдства американского Госдепа двадцать первого века здесь далеко, приходится соблюдать хотя бы видимость приличий.
За эти три дня пришлось с десяток раз посетить линию фронта, воодушевляя бойцов речами и личным участием. Ничего такого, если честно – просто пафосные речи, да несколько раз посылал пули в темноту, лёжа в кустах.
Сомневаюсь, что кого-нибудь убил и не уверен даже, что в той стороне вообще кто-то был… Но парни воодушевились, для них я теперь настоящий команданте. Не просто наниматель, а предводитель, пусть и не Вождь. Меньше мыслей о предательстве…
… но главной гарантией от смены стороны для бандитских главарей служат анархисты. Никто из бандитов не знает, что за страшные и таинственные у меня союзники и сколько их – Родригес нанимал бандитов по своим каналам, а кто и как ему помогал… Честно, даже не подозреваю.
Среди местной аристократии, особенно молодёжи, полно анархистов, а возможность укусить Рокфеллеров может соблазнить и представителей старшего поколения. Есть у последователей Кропоткина[112] и проверенные связи с военными, полицейскими, чиновниками. Анархисты участвуют в каждой заварушке, так что в вечно беременной революциями Латинской Америке они свои.
Таинственных союзников бандиты боятся, впечатлившись огненной смертью рокфеллеровского ЧВК донельзя. Смерть от пули и ножа головорезов не особо страшит, а вот такая, да ещё неведомо от кого… Главари подозревают, что в их отрядах есть мои глаза и уши, и к слову – подозревают правильно.
Бандиты рангом пониже считают, что среди моих союзников не только люди, но и духи – суеверий здесь полно и связь с духами считается чем-то совершенно естественным.
Хвастаются подобными вещами многие, и что самое интересное, сами же в это верят. Испанский фольклор тесно переплелся с местным, индейским, и породил массу новых, подчас необычайно интересных баек. Народ здесь всё больше неграмотный, в лучшем случае читать-писать умеют – самое то для распространения суеверий.
В хижину влетел камешек, обёрнутый бумагой.
– Стоять! – Змеёй шиплю на Зака, бросившегося подбирать. Разворачиваю записку палочкой, корявыми буквами В доме не ночевать. Чиркнув зажигалкой, поджигаю бумагу.
– Покушение, парни, – тихонечко сообщаю компаньонам.
– Хм… может, на позиции? – Предлагает Берти неуверенно, – да каждый из нас в разные отряды.
– Дельно, – киваю одобрительно, – так и поступим.
– Я бы телохранителей из разных отрядов набрал, – неожиданно добавляет Зак, – Что?! Вроде как гвардия. За день-два они договориться не успеют, так что если предатели и попадутся, вряд ли у них что выйдет.
– Великолепно! – От избытка чувств Берти хлопает кузена по плечу, – идея, достойная самого Макиавелли[113]! Тогда давай кости подбрасывать, чтоб на волю случая.
– Не пойдёт! – Оспариваю его, – лучше именно гвардию, то есть лучших. Даже если предатель и попадётся, остальные-то на премию будут рассчитывать, бдить!
Вечером разошлись на самые ответственные участки, мне по жребию выпал отряд Хименеса. Капитан его, молодой ещё мужчина, выглядел польщённым, особенно после совместного распития спиртного.
– Вы хороший боец, сеньор, – начал он дипломатично, – но парни у меня хорошие, а лезть вперёд…
– Не буду, – заверил его, – мне присмотреться хочется к твоим парням. Возможно, потом будут ещё дела – не на постоянной основе и не обязательно со мной…
Хименес отреагировал на лесть, как моряк Папай в мультиках на съеденный шпинат. Развив бурную деятельность, он моментально вспотел от волнения.
– Не волнуйтесь, капитан, – говорю как можно мягче, – мне нужно посмотреть, как ваши люди взаимодействуют между собой в сложной обстановке.
Главарь притормозил на несколько секунд, переводя мысленно слишком сложную для себя словесную конструкцию, и немного упокоился.
* * *
– … власти Каракаса на нашей стороне, – уверенно говорит напористый, молодой ещё адвокат Энтони Мур. Несмотря на молодость, законник излишне упитан, потлив, одышлив и выглядит заметно старше своих лет.
Широко зеваю в ответ и молчу, поуютней устроившись в кресле с кружкой кофе. Прошедшая ночь прошла без сна, пришлось пострелять и поползать по кустам. Отбились без особых потерь, кроме трёх убитых… но лично меня беспокоит больше припухшая после укуса сороконожки левая рука.
– Не стоит, мистер Мур, – я откровенно зеваю, прерывая речь. Зак, отвечающий у нас за медицинскую часть, перестарался и вколол мне морфин. Не заторчал… уже хорошо, но вместе с обезболивающим эффектом пришло равнодушие. Мне сейчас действительно плевать на представителя Рокфеллера.
– Мистер Ларсен, вы не понимаете…
– Это вы не понимаете, – отвечаю, разглядывая ставшие необыкновенно интересными ногти, – вспомните гибель вашей гвардии. Неприятно, правда? Представьте теперь сюрпризы такого рода на нефтяных месторождениях.
Снова зевок…
– Не стоит давить, мистер Мур.
– Мистер…
– А мистер Рокфеллер прекрасно понимает фразу Ничего личного, только бизнес, в ином случае его фамилия звучала бы не так громко. Не пострадал никто из его родственников, не пострадал его бизнес и репутации. Мы всего-то хотим получить за свою землю достойные деньги.
При слове достойные Мур оживился, услышав возможность торга. Всё-таки достойные деньги звучит немного не так, как реальная стоимость.
– Пять миллионов долларов, – в очередной раз повторил Берти, – Пять! Миллионов! Долларов! Вложить эти деньги с умом и можно не думать больше, что я из младшей ветви семьи.
Не отвечая, поднимаю стакан и опиваю. Выгорел. Несколько недель отчаянной аферы, принёсшей богатство, принесло и… Не знаю, нервное истощение, наверное. Третий день плывём в первом классе роскошного пассажирского парохода и ничего, никаких эмоций, только страшное опустошение внутри. Потом эмоции наверняка появятся, а пока… тянусь за бутылкой.
