Василий Панфилов
Эффект бабочки
Глава 27
Неделя новичков в университет Нью-Йорка началась традиционно – с экскурсий и обзорных лекций. Несмотря на то, что с университетом знаком уже не понаслышке, посещаю мероприятия с удовольствием.
– Эрик! – машет профессор Шарнье, – рад тебя видеть! Решил всё-таки поступать?
– Ну а как же, – не обращая внимания на прислушивающихся к разговору студентов, обвожу руками, как бы охватывая территорию кампуса, – кто хоть раз побывал здесь, разве может отказаться от мечты?
Немного пафосно, но хорошо соответствует моменту, ну и небольшой плюсик в копилку отношений с профессурой университета не помешает. Да и кто сказал, что я вру? Нью-Йоркский университет прекрасен, что подтвердит каждый, кто хоть раз видел его!
– На кого учится решил? – Интересуется Шарнье, – так и не определился?
– Разрываюсь, проф! Написал список интересных для меня профессий, сел вычёркивать – знаете, как адвокат дьявола[114]. То не то и то не это… так всё равно больше десятка позиций осталось. Сел тогда по профессорам, и знаете… – развожу руками, – ничего вычеркнуть не удалось!
– Загляни потом ко мне, – профессор кладёт ладонь на предплечье и заглядывает глаза, добавляя громким, театральным шёпотом, – с парой бутылочек токайского. Мы с Ланцером попробуем помочь твоей проблеме, вместе поработаем адвокатами дьявола.
– Спасибо, проф!
– Семья? – Негромко поинтересовался черноволосый худой парнишка, когда профессор отошёл.
– Нет, личные знакомства.
– С профессурой? – Парнишка слегка приподнял бровь, явно сомневаясь, что столь приятельские отношения у будущего студента с профессорами могли эволюционировать без посторонней помощи. Кастовость американского общества куда мягче европейского, но и здесь есть деление не только по имущественно-сословному признаку, но и возрастному.
Приподнимаю слегка бровь в ответ, но отвечать даже не собираюсь. Постояв немного, парнишка вспыхивает и отходит.
Жёстко? Враг на ровном месте? Нет… просто нежелание тратить время впустую. По одежде и по манерам это выходец из средне-низшего класса – мелкие клерки, учителя не самых престижных муниципальных школ и так далее.
По обрывкам разговоров, которые чутко ловлю, притворяясь беспечным наблюдателем, чернявый намеревается пойти по стопам родителей, став школьным учителем. Не совсем понятно, зачем ради карьеры школьного учителя рваться в далеко не дешёвый университет, когда достаточно провинциального колледжа… ну да это его дело. Возможно, мечтает получить место в школе классом повыше или иметь шанс вырасти до директора. Неинтересно…
Воспитание у меня в общем-то советское, пусть и отполированное жизнью в Германии. На классовое происхождение особо не оглядываюсь, был бы человек хороший, да воспитание соответствующее.
Этот ёжик бестолково-агрессивен. Правдолюб, докапывающийся до тех, кому в жизни повезло больше – родительскими ли связями и деньгами, характером, умом.
Пойти в реальную оппозицию или совершить поступок таким не хватает духа, с возрастом из них вырастают желчные сутяги, ханжи и сплетники. В Европе подобных ему более чем достаточно… а этот чернявый – типаж ярко выраженный, фактически эталонный.
В качестве врага… неинтересен, мелкокалиберный. В качестве друга или хотя бы знакомца тем более.
Судя по всему, так считал не один я, среди новичков полно парней за двадцать. Многие из них сами заработали себе на учёбу, и явно предпочтительней в качестве знакомцев.
– Грей Эллиот, – минуту спустя подошёл долговязый техасец с неистребимым акцентом, – в недавнем прошлом кавалерия США.
– Эрик Ларсен, вольный стрелок из Уругвая, датского происхождения и гражданства, – отвечаю в тон.
– Мы тут с парнями обнюхаться малость успели, – дёргает он подбородком на группу таких же жёстких молодых мужчин, – ты вроде как из нашей породы.
Ненавязчивое приглашение прозвучало, но сразу отзываться нельзя. Несколько секунд смотрю на них и наконец улыбаюсь слегка, склоняя голову.
– Я тоже успел… обнюхаться, – говорю весело, – с осени в Нью-Йорке, успел уже познакомиться с парнями из студенческих братств и кое с кем из профессуры.
Грей с еле уловимым облегчением чуть кивает и компания жёстких парней подтягивается к нам, негромко представляясь по одному.
Момент сейчас сложный, нужно изначально поставить себя как безусловного Альфу. Дать слабину, и всё – ты уже не первый среди равных.
Не то чтобы они мне остро нужны… пока. В будущем такие вот крепкие парни, прошедшие огонь и воду, могут оказаться кстати. Не знаю пока, зачем… но команду формировать нужно уже сейчас.
Согласившись на знакомство и озвучив, что в Нью-Йорке не новичок, я косвенно предложил им покровительство. Это не отменяет возможную дружбу, но дружба – это когда-нибудь потом, может быть. А отношения в стае лучше выстроить сразу, чтобы не было недопониманий в дальнейшем.
* * *
– В команду пробоваться будешь? – Поинтересовался Берти вечером, когда мы встретились в небольшом ресторанчике перед походом в театр, – парни в курсе, что ты в полиции борьбу преподавал, интересуются.
– Куда? – Вяло ковыряя бифштекс вилкой, интересуюсь у приятеля.
– А куда угодно! – Смеётся тот, – про полицию они и раньше в курсе были, ты ж особо не скрывал, да и с нами не раз пил. Команда по борьбе[115] в тебе точно заинтересована.
– Не… рефлексы другие, – отвечаю так же вяло, – я скорее в стиле джиу-джитсу, бокс немного.
– Я так и сказал, – заулыбался Берти, отпивая вина, – но всё равно зайди, ладно? Им любопытно твои ухватки на себе ощутить, а тебе что – лишними такие знакомства кажутся? Кстати, что вялый такой? А… девица небось горячая попалась!
– Если бы. Перестрелка вчера была на Манхеттене, слышал?
– Все газеты… погоди-ка, ты каким боком?!
– Да никаким! Миссис Рошаль из девятой, дай ей бог здоровья и главное – ума побольше, решила почему-то, что сейчас беспорядки в городе начнутся. Вроде как по образцу знаменитых беспорядков времён Гражданской во время призыва. Дура-то она дура… но громкая! Не только меня с мистером Коэном подняла, но и половину жильцов. Они-то ладно, а я вот с оружием в холле сидел полночи, чтоб им спалось спокойней.
– В который раз уже? В третий?
– Третий после приезда, – уточняю, – думаю съезжать к чертям. Деньги есть…
– Погоди ты с деньгами! – Перебил меня Берти, задумавшись, – слушай… идея на миллион! Ты ж спортсмен не из последних, так? В университете тебя уже знают немного, я кое-что поведаю о нашей Латиноамериканской эпопее – своим разумеется, не всем подряд. Сюда же спортивные таланты и я не я буду, если за тобой братства не выстроятся.
– Братства, это конечно здорово, – тяну я в сомнении, – но думал присмотреться сперва и может быть – на будущий год вступать. Да и как мои жилищные проблемы связаны с Братствами?
– Дома Братств, – удивился Берти чуточку напоказ, – как же ещё? Сам же жаловался, что пристойное жильё за разумные деньги не найти. То просят слишком много, то соседи сомнительные, то далеко… А поживёшь у нас в Братстве, так и квартиру поищешь заодно. Ты не думай, у нас хорошо! Комнаты у каждого своя… нормально! Да и знакомства другие, может кто из парней чуть погодя сам тебе квартиру предложит.
– Гм… – кусаю губу, – так-то не против, но есть одно большое Но.
– Испытания новичков? – Понимающе заулыбался Берти, – не переживай! Ты что думаешь, мы к каждому с одними мерками подходим? Одинаково? Одно дело ты, привыкший первым делом бить морду и тянуться за пистолетом…
– Ножом, – поправляю его, – сперва нож, потом пистолет, а кулаки так… на ринге разве что.
– Тем более! И другое – Зак…
– Он что, тоже в Братстве?!
– В этом году будет вступать, – кивнул собеседник, – уже малость освоился в нормальном обществе. Видишь, какие люди разные в Братствах? Тебя вот на излом попробуешь, так и схлопотать по морде можно… если не ножом по горлу! А Зака так и сломать можно. Нет… у нас толковые Старейшины, к новичку каждому индивидуальный подход!
* * *
– Сразу оговорюсь, парни, – объясняюсь с борцами, разминаясь одновременно, – всё это лучшее-худшее единоборство считаю бредом. К борьбе лично я отношусь очень уважительно, она и как спорт хороша и на улице, случись что, выручит.
– Сам-то тогда зачем этими… – покрутил кистью здоровяк Мэттью, – штучками.
– Мне в юности не до спорта было, а все эти штучки, они как раз прикладные – для улицы и войны.
Кивают понимающе, американцы в этом времени в большинстве своём драться умеют и ничуть не боятся. Едва ли не любой мальчишка, за исключение редких тепличных особей вроде Зака, десятки и сотни раз дрался один на один и толпой – банда на банду. Драки и жестокие подростковые разборки с делением на своих и чужих – важная часть культуры.
– Многие приёмы у меня жёсткие, такие в спортивной схватке не применишь, – продолжаю объяснять, – так что давайте покажу сперва их, а потом обговорим правила.
– Всё понятно – пробасил Мэттью десяток минут спустя, – до первого удачного касания работаем. В торс ты меня не особо пробьёшь, а вот в горло или в коленку удивить можешь.
Полчаса спустя полицейскую систему рукопашного боя из двадцать первого века признали годной, лучше всяких там джиу-джитсу.
– Сразу видно, европеец придумал, – одобрительно гудел Мэтт, заботливо прикладывая к моему глазу завёрнутый в полотенце лёд, – никакой мистики хреновой, всё по делу. На ковре так не лучше борьбы или бокса, но на улице я бы на тебя поставил. Так, парни?
Парни отозвались одобрительным гуденьем, новую для себя систему оценили достаточно высоко.
– Да борьба и на улице немногим хуже, – с некоторым сомнением отозвался тяжеловес Рой, – не против ножа, понятно…
– Это тебе лучше, – задиристо сказал Ларри, – а мне с весом мухи самое то! И заметили, парни? Здесь не нужно быть силачом, этой… системой и в сорок лет заниматься можно, когда совсем уже стариком станешь!
– Ничего так, – вынес вердикт заглянувший на шум тренер Келсо, – для улицы годится. А ты… Эрик? Пройдём на стадион, глянуть хочу, на что ты способен.
Выразительно дотрагиваюсь до фингала, намекая на состоявшийся нокдаун и не лучшую форму для занятий лёгкой атлетикой, но тренер неумолим.
– Бегунами Маккормик занимается, но проверить тебя и я могу. Давай! Ясно, что на рекорды ты сегодня не пробежишь, потенциал глянуть хочу.
– Теперь с места, – без тени эмоций сказал Келсо, записав результаты забегов в блокноте. Подойдя к прыжковому сектору, пробую ногами поверхность – не скользит ли? Лёгкой атлетикой особо не увлекался, но когда всю сознательную жизнь занимаешься спортом, сложно не нахвататься по верхам.
Ноги для меня важнее всего – хоть в цирковой период, хоть позже – в период активных занятий единоборствами. Да и позже, когда единоборствами стал заниматься исключительно для поддержания формы, пришло увлечение паркуром[116]. А там и бегать, и прыгать…
– Одиннадцать футов без двух дюймов[117], – странным голосом говорит тренер, – ещё.
Прыгаю снова и сам вижу, что результат сравним, пусть и чуть меньше первого.
– Занимался лёгкой атлетикой?
– Так… – пожимаю плечами, – немного. Всё больше единоборствами да паркуром.
– В футбол играл?
– Конечно! А… американский… нет, только в европейский. В регби ещё, но нечасто. Я больше в баскетбол.
– И хорошо?
– Тренер, – опускаю чуть голову набок, – я так понял, что впечатлил?
– Более чем, – вздыхает Келсо, ероша остатки волос на голове, – Ты хоть знаешь, что прыгнул почти на рекорд[118]?
Открыв было рот, медленно закрываю его… вот так и проваливаются шпионы. То, что было едва ли не нормой для хорошо тренированного физкультурника в двадцать первом веке – рекорды начала века двадцатого.
– Ты подумай, – продолжил тренер, не подозревающий о моих метаниях, – быть в команде университета – очень престижно. Конечно, заниматься нужно с отдачей, но и от университета отдача будет, ты уж поверь! Спортсменов знают и любят, им куда проще войти…
Мотнув головой верх, Келсо замолк, глядя выжидающе. Дилемма… спорт будет отнимать время, нужное для учёбы и врастания в местное общество, зато и врастание это будет идти значительно проще. Вроде как. Или нет?
– Я… мне нужно подумать, тренер.
Глава 28
Братья Алиевы зажали нас в районе Ораниенбургской улицы в центральном районе. Туристы, бродящие здесь стадами, ничуть не смущали турок. Район этот, несмотря на туристическую популярность, достаточно криминальный, случаев ограбления, а то и изнасилований среди бела дня предостаточно.
Сперва турки, а потом и выходцы из Африки приучили местных, что спешить на помощь нельзя! Для выходца из какого-нибудь Марокко сдвинутые понятия чести, вынесенные из провинциальной глубинки полудикой страны, куда важней европейских законов. Отсидка в комфортабельной немецкой тюрьме, да с поддержкой землячества… курорт!
Вот и привыкли местные обыватели и туристы не спешить на помощь при криках помогите… Есть, конечно, отдельные храбрецы – немцы и европейцы отнюдь не такие рохли, как показывают по российскому ТВ. Но пределы допустимой самообороны в Европе ничуть не менее вывернутые, чем в России. Да и положительная толерантность к мигрантам и их потомках на законодательно уровне сказывается не лучшим образом.
– Кино! Не мешайте, снимается кино! – орали помощники режиссёров туристам, – ведите себя максимально естественно, снимают скрытые камеры!
Не все в толпе поверили крикам смуглых помощников режиссёра, тем более акцент… но проще уговорить себя, что ты не трус, это кино!
Пробиваемся через толпу, расталкивая людей, сами туристы расступаются неохотно. Трое подростков-европейцев не внушают ни уважения, ни опаски. Другое дело, бегущие за нами откормленные боевики из спортивных мусульманских клубов.
Все как один рослые, здоровые парни, не занимающиеся ничем, кроме тренировок и таких вот… акций.
– Стой! – Слышу голос на чистом немецком, – поймаем, хуже будет.
Над головой пролетает банка с газировкой, с силой впечатавшись в стену дома.
– Мохаммед, – выдыхает Курт, – немец… обрезанный…
Ситуация страшная, такие вот омусульманенные ренегаты в Германии перестали быть редкостью. И бог бы с ними, с ценителями мирного ислама. Есть такие, есть… но есть и другие, прельщённые романтикой борьбы. В определённом возрасте людям всё равно за что бороться, лишь бы драйв, движуха…
Одни приходят к анархистам, другие к неонацистам, третьи… вот, бежит Мохаммед, белобрысый фанатик-исламист с арийскими предками. Как многие неофиты, он склонен кому-то что-то доказывать… жестокость и отсутствие тормозов поражают.
От того, что он вместе с Алиевыми, ещё страшней – отморозки ещё те. Не убьют… наверное, но фантазия у них богатая, в руки лучше не попадаться. Говорят, что татуировка шлюха на лбу Мирки из десятого – их работа. Доказать ничего не удалось, но нам и косвенных данных хватает.
– Давай! – Выдыхает Курт, сворачивая резко в сторону подворотен, – делай как я!
Один из домов в подворотне украшен многочисленными выступами и лепниной. Курт, скинув скользкие, но такие неуместные туфли, начинает восхождение наверх. Недолго думая, вместе с Лемке следуем за ним.
Основы паркура знаем, как собственно, большая часть подростков из не вполне благополучных семей. Ну а с моим прошлым тем более…
– Шайзе! – Ругнулся Лемке, когда в бок ему попал брошенный кем-то из турок кусок мусора, – чуть не сорвался!
Неожиданно открылось окно и показалась усатая физиономия.
– Давайте, парни! – Престарелый спаситель, крепко пахнущий лекарствами, помог влезть в свою квартиру, и вовремя.
– Спасибо, – выдыхаем почти одновременно, – нам скорее наружу, через крыши уйдём!
– Вам скорее сидеть, – сурово рявкает дед, шевельнув усами, – я этих ваших ушлёпков не боюсь и не боялся! На русском фронте выжил и в русском плену, а тут в родной стране – уголовники турецкие!? Да я лучше последние годы в тюрьме проведу за их убийство, чем позволю преступным иностранцам преследовать наших ребят!
Достав ружьё впечатляющего калибра, старик споро зарядил его и засуетился.
– Полицию я уже вызвал, давайте пока чаю. Вот… конфеты есть…
Герр Мюллер суетился и хлопотал вокруг, а я не мог отделаться от странного ощущения, будто в мире что-то пошло не так…
* * *
– Факультет искусств… хм, – покусав губу, – всё-таки вычёркиваем. Приспичит, можно будет на лекции походить ради развития кругозора.
– Остались экономика, юриспруденция, химия и инженерные направления, – подытожил профессор Ланцер, кидая на кафедру влажную тряпку, – по юриспруденции могу помочь с решением прямо сейчас.
– Весь внимание!
– Есть желание заниматься политикой или публичной деятельностью?
Отрицательно мотаю головой, на что Шарнье смеётся, отставив бокал в сторону.
– Минус, – произносит Ланцер, выводя его мелом на доске. Заниматься юридической практикой? Тоже нет? Тогда зачем тебе может понадобится юриспруденция, поясни.
Задумываюсь, непроизвольно сложив ладони домиком. А действительно, зачем? Честно награб… добытые деньги ныне в Швейцарии. Фонд, который купил другой фонд, который купил частный банк… Схема запутанная, но достаточно надёжная, выйти на владельца, то есть меня, проблематично даже Рокфеллеру.
Не то чтобы у того нет возможностей… есть, ещё как есть! Просто в финансовом мире не принято слишком пристальное внимание к таким фондам. Нехорошо это, не по правилам.
Крупный капитал часто балуется подобным образом. Уход от налогов, возможность иметь средства, движение которых не смогут проследить конкуренты и так далее.
Имея собственный банк, можно продолжить потихонечку инвестиции в месторождения. Осторожно, не привлекая внимания… запутаю следы – благо, знаю как. Имея большие средства, можно влиять на политику и экономику в больших масштабах. Если всё пройдёт удачно, году этак к тридцать третьему[119] получится стать песчинкой…
Инженерные специальности интересны, но… возиться в мастерских и лабораториях самому, имея масштабный финансовый инструмент, попросту глупо. Это эскапизм[120] какой-то, а не попытка изменить хоть что-то в надвигающейся Мировой Бойне! Проще нанять специалистов, указав им нужную дорогу.
Ковыряться в мастерской, пытаясь получить новый двигатель, кубик рубика или более подвинутую версию акваланга, особенно не будучи технарём по образованию и имея только самое приблизительное понимание как оно должно получиться… глупо. Интересно, но глупо. В конце-концов, можно выбрать это в качестве хобби.
– Экономика. Спасибо, господа.
Профессора переглядываются и смеются:
– Знал бы ты, как часто мы помогаем молодым людям сделать нужный выбор! – С ностальгией говорит Ланцер и они снова смеются.
* * *
Герберт Херман вышел из больницы и подставил лицо под дождь. Капли воды, смешавшись со слезами, стекали по его щекам на воротник дешёвого пиджака. Только что в бесплатной больнице Нью-Йорка умерла дочь, маленькая Эва…
Мысли в голове самые безрадостные, жить не хочется. Мигрант, в поисках работы перебравшийся после поражения Германии в США, он так и не прижился здесь.
Жена умерла от туберкулёза два года назад, а сегодня и дочка… Машина одного из приближённых Меера Лански сбила девочку на тротуаре. Тощая пачка денег на лечение, тут же вытащенная из кармана бандитом, не помогла ребёнку выжить.
А пока дочка лечилась, Герберт всеми правдами и неправдами добывал средства. Бандитская подачка быстро закончились, да и было их… так, карманные деньги не слишком крупного бутлегера[121]. Средства быстро закончились, а из имущества остался только дешёвый костюм да древний револьвер с двумя патронами. Только застрелиться…
Нащупав в кармане револьвер, мужчина усмехнулся криво.
– Удачно… – негромко сказал он, вытаскивая оружие и приставляя к виску, – всё меньше работы служителям морга.
– Лучше бы с пользой, – донёсся равнодушный голос на немецком.
Повернув голову, Херман увидел пожилого мужчину с явственно офицерской выправкой, кричащей о поколениях прусской муштры.
– Да что вы знаете… – вырвалось у Герберта, на что офицер только усмехнулся криво уголком рта.
– Знаю? Знаю, что если люди начнут не стреляться и травиться, а уходить из жизни, забрав с собой обидчика, мир станет намного чище.
Двадцать минут спустя Герберт сидел с дешёвой закусочной и рассказывал прусскому офицеру историю своей жизни.
– Люди Лански? – Нахмурился пруссак, – и здесь он… Может, это и к лучшему. Хотите уйти пусто или как воин?
Заданный в лоб вопрос заставил мужчину опешить замешкаться, глаза офицера давили.
– Как воин, – медленно сказал наконец Херман, решив для себя всё. Благодарю, герр…
– Без чинов! – Прозвучал ответ, уверивший бывшего ефрейтора, что перед ним как минимум отставной майор, – кем на фронте?
– Пулемётчик, – сидя выправился немец. Офицер сжал тонкие губы в полоску.
– Что ж… тем лучше. Тем лучше…
Старый, но вполне надёжный пулемёт Максим у окна квартиры, пять тысяч патронов в лентах к нему, запасной ствол, вода в кожухе. Усмехнувшись, Герберт погладил пулемёт ласково, как бывало, гладил свою таксу.
Карабин Манлихера в углу, патронов почти две сотни. Люгер с двумя обоймами, гранат пять штук. Дюжина банок консервов, вода в канистрах.
Всё, как тогда, на войне. Долговременная огневая точка. С такими запасами… Предусмотрительный герр майор… настоящий немец! Не понадобятся запасы, но… а вдруг!? Порядок прежде всего!
Прильнув к биноклю, мужчина уселся на стуле, поглядывая на дверь клуба. Сухой закон породил множество химер, и одна из них – вроде-как-тайные-клубы, в которых можно получить выпивку не в чайных и кофейных чашках, а как положено – в стаканах и бокалах.
О существовании клубов знают все, и где они находятся – тоже. Но правила игры диктуют своё и клубы вроде как скрываются, переезжая время от времени.
Вот и этот, излюбленный Лански, расположен в не самом презентабельном спальном квартале. В нормальном районе попробуй пронести пулемёт, пусть даже и в разобранном виде, без габаритного противопульного щитка! А здесь всем наплевать, а если кто и заметит, то боязливо закроет глаза, ведь все знают, что этот район держит Лански и соответственно – это его люди. Ну а кто ж ещё!?
– Зашевелились, – пробормотал немец, напрягая зрения, – кто… нет, мимо пока. Подождём…
Постоянно грызя зёрна кофе, спать мужчина не хотел, а сердце колотилось, как после пробежки к вражеским окопам. Ждать пришлось почти до самого утра, но вот наконец и Лански… это лицо сложно перепутать.
Выйдя из клуба, один из влиятельнейших мафиози ненадолго стал на тротуаре, что-то с улыбкой рассказывая красивой женщине. Слова его прервала тяжёлая пуля, попавшая прямо в голову, а затем короткие очереди прошлись по всем, стоящим у входа.
Меньше тридцати секунд понадобилось пулемётчику на уничтожение почти полутора десятка человек. Небольшой перерыв… и пулемёт застрекотал снова, разнося неподвижные тела в клочья.
Замолк… минута, другая… и вот из бара выскакивают служители и бандиты, крича что-то на нескольких языках. Херман опознал итальянский, идиш и… русский? Ах да, Лански русский еврей…
Дождавшись, пока у входа накопится должно число людей, немец дал длинную очередь и, выждав немного, кинул из окна гранату. Как раз должны подбежать бандиты к подъезду…
* * *
– Неслыханная бойня! – Первое, что я услышал, выйдя из парадного. Заметив мой интерес, мальчишка-газетчик подбежал, тараторя быстро на плохом английском, – неизвестный пулемётчик уничтожил более полусотни мафиози!
– Давай, – протянув ребёнку доллар, отмахиваюсь от сдачи, и тот убегает осчастливленный. Первую полосу газеты занимает статья о случившейся бойне и фотографии тёл – ярко, броско, со всем подробностями…
Штраф за подобную чернуху внушительный, но и эффект каков! Готов поспорить, что сегодняшний номер разойдётся невиданным тиражом. С некоторой тревогой ищу имя исполнителя… ага…
– Взорвал себя гранатой при попытке ареста. Хорошая смерть, Херман…
