Василий Панфилов
Эффект бабочки
Глава 13
Жека нервно курит, оглядываясь по сторонам и бросая отрывистые слова.
– Пашку подрезали, – торопливая затяжка, – бок располосовали только так, сантиметров двадцать распахали. Селезёнке пизда… медики говорят, раньше чем через полгодика из больнички не выйдет, а потом на инвалидность. Вторая группа светит, не боец больше.
– Дай-ка, – беру у приятеля сигарету из пачки и курю не в затяг, просто чтоб успокоить нервы.
– В Раменском нарвался, – продолжает ровесник, пока я пускаю дым под ноги, – приехал поговорить с людьми о деле, а там не люди, а бляди! Сходу подмять под себя решили.
– Ну и?
– Ну и подмяли, – неохотно говорит Жека, с силой туша бычок о спинку скамейки, – чисто всё сделали, суки! Пашка располосован, а Вована с Иркой взяли на хате и предложили либо под них идти, либо там же на хате их… хором. Обоих.
– Иди ты! Это ж вообще беспредел какой-то!
– Сам иди! – Огрызается Жека, – там не воры, а диаспора какая-то… с Кавказа, в общем. Из тех, что на законы и на понятия большой и толстый положили, на родственников и земляков опираются.
– Кто хоть?
– Хер знает! Чудом узнал, ара один прикормленный шепнул на рынке. Я ему частенько мелочёвку всякую скидывал напрямую, вот и отплатил. А какими путями до его ушей информация доехала, в душе не ебу. Рвать буду когти из Москвы… блять, только устроился по-человечески! Детдом нормальный, с пацанами там нормально, с воспитателями. Блять, как же хуёво!
– А к кому другому прислониться не вариант? – Перебираю варианты, стараясь не паниковать, – Старшаки понятно, а мы мелкие пока, может пронесёт?
– Хрена! – С неожиданно злобой говорит Жека, сплёвывая в сторону, – этим по большому счёту Пашка с Иркой и Вованом не нужны. Это для нас они старшаки, а эти так… свои люди есть с нужным опытом. Мы кавказцам нужны, понял? Я, ты, Лёха… мелочь, короче.
– Форточники и карманники, что ли? Сейчас на наркоте в сто раз больше поднимают.
– Наркоте… а зачем мы им нужны, думаешь? Широко использовать начнут, боюсь даже представить – насколько. Наркоту таскать будем как курьеры, подставы с малолетками для взрослых дяденек… дошло? Надавят для начала, напугают, потом в говне каком замажут. Не знаю… найдут, короче. И будешь за спасибо работу делать, хотя скорее за дозу. Слыхал небось, как на иглу подсаживают насильно? Вот…
– Ёба… – мысли путаются, в голове сумбур. Восторг от принадлежности к настоящей банде прошёл несколько месяцев назад, но и отторжения не возникало. Несмотря на уголовщину, Пашка сумел поставить всё так, что мы чувствовали себя Робин Гудами.
Сомневаюсь, что грабили мы только нехороших людей, но и откровенной грязи не было. В квартиры к пенсионерам не вламывались, с наркотой не связывались, с кровью. Аккуратно Пашка работал, на перспективу. Воспитывал.
С таким отношением ему бы толику везения, да лет через пять-десять из прикормленных малолеток получилась бы настоящая бригада. Друзья, доверие к старшакам… Многое можно было бы сделать. У этих свои планы.
– Пацаны! – Вот и местные гопники подтянулись, парни от четырнадцати до семнадцати, гроза одноклассников и лоховатых одиночек. Насмотрелся… одиночки эти порой карате занимаются успешно, а всё равно – лохи!
Кулаками махать уметь, это для улицы полдела, там важнее готовность идти до конца. Иногда… да что там иногда, в большей половине случаев это банальная отмороженность вкупе с непониманием последствий! Не мужественные парни, а тупые отморозки…
Но тут нужно подключать мозги, умение общаться… Не всем дано, особенно в детстве почему-то. Санька вон, одноклассник в новой школе – вроде не дурак, не ссыкло, не стукач, но всё равно жертвой выбрали. Не вписывается в класс, неформат.
Я-то отмахался, а он нет, чуточку пороху не хватило кастет достать. Или может быть – случая. Не факт, что без той фразочки воспользоваться кастетом решился бы я сам, ой не факт… Правда, теперь вот думаю – к лучшему ли получилось? Лучше дёргаться, потому что тебя в спину толкнуть могут, чем так…
Старшаки подошли к крепкому и ловкому мальчишке на турнике, но как подошли, так и отошли. А вот такой же мальчишка, готовый врезать обидчику кастетом выглядит немного иначе.
– Чё как, пацаны? – Поинтересовались гопники, присаживаясь рядышком. Поведение самое дружелюбное – пусть мы и младше, но вращаемся в более высоких кругах.
– Нормально, чё, – заулыбался Жека, никогда не рассказывающий о проблемах чужакам. Всё-то у него хорошо и замечательно…
– Нормально, – подтверждаю я. Воздух-то зачем сотрясать? Помочь эти не смогут, калибр мелковат. А вот слушок, что у нас что-то не в порядке, существенно может осложнить школьную жизнь.
Потрындели, сидя на корточках, по пацански. Краем глаза поймал завистливо-боязливые взгляды школьников, бросаемые на нашу компанию. Стало смешно и немного грустно.
Что побаиваются, понять могу. Мы-то с Жекой мелочь не трясём, а гопота всяким пробиваются, шакалы как есть. А завидовать… вспомнил ребят из Атырау и понял, что завидовать бы мне они точно не стали.
* * *
Зайдя под навес, сунул в отчаянно дымящий очаг сырое брёвнышко и пучок душистых трав. Задымило с новой силой, клубы дыма поползли по сырой земле, поднимаясь к балкам и крыше.
Тараканы, жуки и прочая крылатая нечисть, выползшая было из щелей перед закатом, снова попряталась. Огонь здесь нужно держать всю ночь, распугивая насекомых, змей и летучих мышей.
Большая часть местной кусачей живности переносит какие-то болезни, порой очень гадкие. Летучие мыши-вампиры, вопреки местным страхам, не выпивают людей досуха, зато служат переносчиками бешенства. При отсутствии вакцин смертность огромная. Я от бешенства и большинства тропических болячек привит, но рисковать не хочется, сплю под противомоскитной сеткой.
Досталась она мне путём сложных и многоходовых интриг пару недель назад. Да… уже месяц прошёл с того дня, как попал в рабство.
По сравнению с остальными, рабство у меня привилегированное – с отдельным жильём и кое-какими поблажками. Могу ловить рыбу и ставить силки, сам готовлю, подкармливая как пациентов, так и бандитов.
Последние очень любят послушать о Европе и навешать на свежие уши лапши из давно заплесневевших новостей и местных страшилок. Народ это всё больше незамысловатый, не обременённый интеллектом, образованием и моралью.
Жизненный опыт богатый, но очень уж однообразный. Детство в трущобах, первое убийство, банда, тронул не того человека – побег из города. Иногда это разбавлялось отсидкой в тюрьме или пребыванием на каторге.
Пьющий отец, постоянно лупящий детей и жену – норма, едва ли даже не за счастье, что он вообще есть. По крайней мере, бьют только отец с матерью, а не любые соседи-взрослые, которым ты попался под горячую руку. Да и ровесники, если что, оглядываются на взрослого, могущего заступиться за наследника.
Едва ли не половина бандитов – отпрыски проституток с неизвестными отцами. Ничего предосудительно по местным меркам, скучная обыденность.
Уж на что я мало был в Джорджтауне, но количеству проституток успел поразиться. Едва ли не главный заработок девиц из трущоб. Многие работают горничными или на плантациях, но в подработке не видят ничего дурного.
– Я к тебе, Художник, – нарисовался Хесус, показывая огромную бутыль, – есть чо пожрать?
– Как не быть, – подбородком показываю на тушку змеи, пристроенную у костра. Что-то среднее между шашлыком и очень горячим копчением выйдет. Вкус, правда, специфический, но уже привык. Даже змей научился различать не только как очень ядовитых, просто ядовитых и безвредных, но и как кулинар. Жрать в принципе можно всех, но некоторых сходу на шашлык пускаю, а некоторых только после вымачивания в травах, да и то пованивают.
– Маноло потом зайдёт с фруктами, да и парни подтянутся. Точно не будешь?
– Я после вашей спотыкаловки нормальные татуировки дня два делать не смогу. Хочется небось как у Леона?
– Эт да, – согласился коренастый Хесус, устраиваясь с бутылкой прямо на земляном полу.
Особое положение, да… я не обольщаюсь, эти дружелюбные парни по приказу босса завтра же могут запытать меня до смерти, распяв на дыбе или привязав к муравейнику.
Есть ещё один вариант, но мне он откровенно не нравится. Настолько не нравится, что лучше смерть… только быстрая, а не рядом с муравейником.
Вступление в банду, уже намекали. В качестве вступительного взноса предложат запытать нескольких рабов на глазах у остальных. Традиции здесь такие, все новички проходят. После такого обратной дороги в цивилизацию нет, даже если суд и оправдает (в чём я сильно сомневаюсь), человеком после этого быть перестанешь.
К слову, доверять после этого бандиты не станут, просто поводок станет чуть длинней. Вот и думай, Антон…
* * *
Привязанный к столбу мулат орал сорванным голосом, по худому окровавленному телу пробегали судороги боли. Толпа рабов, которым ради такого поучительного зрелища устроили перерыв, толпилась в паре десятков метров. Лица белые, мучнистые, глаз никто не опускает и не закрывает – знаю уже, что излишне чувствительные могут повиснуть на столбе во втором акте.
Вокруг бандиты, эти смотрят с интересом, обсуждая палаческие тонкости и делая ставки. Трое… из тех, кого вижу, смотрят на пытки с вовсе уж нездоровым интересом. Виктор, здоровяк с лицом потомственного олигофрена, засунул громадную руку в штаны и не скрываясь, играет в карманный бильярд. Это уж вовсе крайний случай… у остальных хотя нет видимого сексуального возбуждения от пыток.
Пытает Хесус, работая с улыбочкой, с огоньком. Садизма в нём нет, обычное психопатическое равнодушие к жертве и удовольствие от хорошо проделанной работы и собственного профессионализма.
– Здоровый попался, – с улыбкой конферансье, приглашённого вести корпоратив мечты, сообщил Хесус почтеннейшей публике, – обычно сердце раньше останавливалось, этот ничего так, живучий.
– Прошлый китаёза помер, когда щепки под ногти загонять стал, – раздался чей-то жизнерадостный голос, – дохлый совсем.
– Живучий, – веско обронил Доминго, с чем согласились присутствующие. Окровавленная фигура со свисающими тонкими полосками кожи замолкла. Хесус поднёс воду к окровавленному рту и мулат выпил, ничего не соображая. Остатки воды бандит плеснул на спину несчастного, от чего тот взвыл.
Бандиты заржали, начав подавать советы. Доминго, весело скалясь, начал заплетать сложную косичку из свисающей кожи.
– Сестрёнке делал, младшей, – с ноткой ностальгии сказал он, дёргая жертву за получившую косичку. Взвыв, мулат дёрнулся вслед за полосками кожи, отчётливо спустившейся ещё ниже.
– Угу, – тихонечко пробурчал Маноло, недолюбливающий стилиста, – заплетал. Пока не изнасиловал вместе с дружком.
Правда это или нет, не знаю и знать не хочу. Биографии бандитов подчас такие прихотливые, что впору иному психиатру как основы для диссертации. Но и врут много, подчас наговаривая не только на членов банды, но и самих себя.
Какая-то психопатическая жажда внимания и признания. В один день бандит выставляет себя при доверительном разговоре безвинной жертвой, а в другой делится такими подробностями биографии, что хочется удавить эту падаль любой ценой. Даже если потом предстоит повиснуть на столбе.
С трудом удерживаюсь от того, чтобы не сблевать, видя забавы палачей. Как раб привилегированный, нахожусь среди бандитов и более того – в передних рядах. Если бы не сидел по-турецки, давно уже уплыл бы в обморок. Раньше думал, что просмотр ужастиков хорошая закалка… ошибался, к этому не привыкнешь.
Атмосфера ужаса, боли и… кошусь на Виктора – похоти. Ни один ужастик такого не покажет, не сможет передать… да оно и к лучшему.
Глаза закрыть нельзя, как-то не хочется проверять – насколько я привилегированный раб, распространяется ли на меня запрет закрывать глаза под страхом второго акта. Рядом Маноло, тыкающий локтем в бок при удачных моментах. Заметит.
Время от времени глаза сами собой косят на знакомую фигуру индейца, стоящего в первых рядах, среди бандитов. По совести говоря, о нашем проводнике почти забыл. Стыдно немного… но человеком я его не воспринимал. Нет-нет, без расизма! Недочеловеком тоже!
Сэмюэл, несмотря на крестик, казался мне этаким лесным духом, воплощением джунглей. После пленения, не обнаружив его ни среди убитых, ни среди бандитов, мелькнула даже мысль, что он растворился в сельве. Причём растворился – снова стал духом, а не сбежал.
Ан нет, стоит с сигарой и бутылкой, наслаждается представлением, весело скаля жёлтые, отродясь нечищеные зубы с кариозными ямами. Не дух, а сообщник. Ненавижу!
* * *
Маленькая фигурка приподнялась из грязи и положила неподалёку от меня свёрток. Так же безмолвно и беззвучно фигурка растворилась в ночи.
Не представляю даже, каким мужеством нужно обладать, чтобы решится на вылазку из рабских бараков. Бандиты пусть и ходят постоянно пьяные и обдолбанные, но дело знают туго.
Ночами дежурят профессиональные охотники, ориентирующиеся в джунглях, как у себя дома. И пусть дежурство заключается в дрёме в обнимку с ружьём, но в напарниках у них бразильские мастиффы. Страшные псы, выведенные для охоты на ягуара и беглых рабов. Такое вот милое сочетание.
Чуткие, свирепые звери, недоверчивые к незнакомцам и реагирующие на каждый шорох. Всего в лагере шесть охотников с псами, и по ночам они дежурят как минимум по двое. Живут охотники неподалёку от рабских бараков, так что при подозрении на побег или восстание реакция последует сразу.
Проползти, не потревожив чуткую дремоту опаснейших псов… не иначе, в рабские бараки попал профессиональный охотник. Бандиты таких убивают сходу, просто на всякий случай. Охотники имеют крохотный, но вполне реальный шанс выбраться, и тогда жизнь преступников сильно усложнится.
С колотящимся от волнения сердцем допиваю кофе и… ухожу. Если это провокация или пластуна заметили, иначе нельзя. Судьбу мулата на столбе помню хорошо. Не хочу… уже приготовил крохотный кусочек остро заточенного железа и примерился, где и как нужно резать себе вены, если вдруг что.
Полтора часа спустя выхожу по большой нужде. Туалета в лагере нет или точнее – туалетом служит река. Это для самых чистоплотных, так-то гадят у стен хижин…
На обратном пути наступил босой ногой на матерчатый свёрток, взяв его пальцами ноги. Так и прихрамывал до своего гамака.
Развернул осторожно… травы.
– Сильный яд. Добавить в еду. Вкуса нет, – читаю на тряпочке и кидаю её в огонь. Травы знакомые, такие растут и в окрестностях лагеря, собрать могу. А пока негоже оставлять улику.
Осталось только придумать, как добавить яд в пищу бандитам и не вызвать подозрений. Сделать это нужно в считанные дни, Доминго уже решил повязать меня кровью.
Глава 14
Резкий выдох… игла, недавно использовавшаяся для татуировки, вылетает из полой трубки, впившись в бок громадной собаке. Короткий взвизг и громадное тело затихает. Несколько секунд жду тревоги, собаки чуткие, реагируют на любой подозрительный шум. Но нет, подействовали травки.
Предложенный китайцами план показался мне чересчур громоздким и вместо того, чтобы травить бандитов, отравил собак. Очередной неудавшийся эксперимент с приправами, который не захотели есть даже совершенно не брезгливые бандиты, взяли приученные к таким провалам охотники для своих питомцев.
Травы не ядовитые, действие их скорее снотворного характера.
Перезаряжаю полую трубку новой стрелкой, смазанной кураре. Руки дрожат, чудом не оцарапался… Выдох! Стрелка вонзается в бедро дремлющего с ружьём охотника. Тот успевает сделать вялое движение рукой и замирает в плетёном кресле.
На четвереньках подбираюсь к нему, забирая ружьё, патроны и мачете. На поясе остался висеть громадный револьвер, необыкновенно заржавленный и служащий для этого окультуренного индейца скорее знаком статуса.
Мучительно долго пробираюсь к хижинам охотников. Задачу облегчает тот факт, что двое из шести со своими псами отсутствуют. Ловят ли они новых рабов или сопровождают партию алмазов, не знаю. Нет их, и ладно.
Собаки без привязи и если хоть одна проснётся… Это самое слабое место моего плана, и к тому же не одно.
Выдох… стрелка вонзается в живот суке, лежащей у прогорающего костра. Только кожа на животе дёрнулась. Выдох… выдох…
Собаки нейтрализованы, остались только их хозяева, дремлющие в хижинах. Есть надежда, что спят они так же чутко, как их питомцы, охотники куда более неприхотливы, жрут даже то, от чего отказались отнюдь не брезгливые выходцы из городских трущоб.
Вытянув вперёд руку, смотря на пальцы прикусив губы – они не то что подрагивают, они трясутся! Несмотря на кое-какую подготовку, я отнюдь не спецназовец и людей никогда не убивал. Тем более ножом… из винтовки, издали, ещё куда ни шло. Говорили мне, что на расстоянии людей как мишени воспринимаешь.
– Аа… – открыв тубу с ядом, отрываю полу рубашки и макаю в яд. Ядовитой тряпочкой по лезвию трофейного мачете – так хоть шанс есть… Ну нет у меня ни опыта в художественной резьбе по горлу, ни даже подготовки! Популярнейшая в последние годы тема ножевого боя прошла мимо, в голове только кадры из фильмов Стивена Сигала и немного роликов из интернета.
Выставив мачете перед собой, деревянной походкой иду к хижине. Какое там проскользнуть тенью! Вся сила воли уходит на то, чтобы удержаться от побега.
Хочется рвануть в джунгли как есть, бросив оружие и завывая от ужаса, а ещё – вернуться под навес и попытаться сделать вид, что ничего не было… оно само! Злойдух из сельвы пришёл!
Неразборчивый сонный голос спросил что-то на индейском наречии, из проёма показалась пузатенькая фигура Тото, смеска с десятком кровей. Низенький, кривоногий, страшный донельзя, он казался живым воплощением пьяного зачатья[77], но являлся при том неплохим охотником. А явно выраженная шизофрения и разговор с невидимыми друзьями только добавляли Тото шарма в глазах индейцев. Шаман!
Мачете вылетело из рук, порхнув огромной металлической бабочкой в неверном свете луны. Тото шарахнулся назад, среагировав даже в таком состоянии. Корявый прыжок к смеску и вот я судорожно сжимаю горло… а он и не сопротивляется, мачете всё-таки зацепило охотника.
Подхватив оружие, пытаюсь рвануть в хижину… ноги подгибаются и рывок получается на четвереньках. В дырявой хижине горит дымный очаг, раздуваемый ветром, на стенах из циновок пляшут тени.
– На! – Мачете, прорезав подозрительную тень, врубается в деревянный столб и остаётся там. Сил больше нет… ложусь на спину, подставляя горло – пусть меня убивают! Но убивать некому, в хижине было только двое, оба уже…
Нервно хихикая, объясняю неведомо кому:
– Ну я же в первый раз убиваю! Потом приноровлюсь.
Дико страшно и одновременно тянет выговориться неведомому, оправдаться.
– Они сами виноваты, сами! В рабство, убить хотели… око за око!
Несколько минут бормочу в таком же стиле, зачем-то раскачиваясь, и потихонечку прихожу в себя. Оружие, патроны… новое мачете. Подбираю полую трубку для стрельбы иглами и перезаряжаю, в соседней хижине ещё двое.
Со мной неведомый, уже не так страшно. Похоже, охотники всё-таки причастились еды питомцев… ну или просто крепко выпили вчера вечером местной спотыкаловки.
– Копьё лучше, – говорю неведомому, глядя на прислоненное к столбу индейское оружие. Это скорее острога, Тото бил им рыбу – мастерски, нужно сказать. Ну ничего, на один удар… снова кураре[78]…
Немного опомнившись, к соседней хижине передвигаюсь на четвереньках, выставив вперёд копьё и волоча за собой ружьё за ремень. Со стороны, если не приглядываться, ну точно собака по своим делам идёт. Надеюсь…
То ладонью, то коленом постоянно попадаю в собачье дерьмо, натыкаюсь на дохлых крыс и прочий мусор. Брезгливость отсутствует напрочь, готов если надо проползти по канализационной трубе, лишь бы…
Двери в хижине нет, проём завешен рваной циновкой, не достающей до земляного пола больше полуметра. Отодвигаю головой, стараясь не замечать сбежавшего по волосам паучка.
Тихий всхрап из гамака…
– На… – удар копьём, попал! Из второго гамака вскакивает Джордж, рослый худощавый мулат.
– Не убивай, дух! – Тоненько вскрикнул он, бросившись на колени, – не…
Ударом мачете перерубаю ему горло, не успев уклониться от брызг крови в лицо. Тело забилось в судорогах, сшибая меня длинными ногами. Затих он не скоро, хрипя и разбрызгивая кровь. Казалось, она залила весь пол в хижине, подобравшись к почти погасшему очагу и заливая угли, гаснущие с громким шипеньем.
Сколько сидел так, глядя на убитого человека, не знаю. Очухавшись, начал срочно искать выпивку – сейчас надо, срочно. Противошоковое.
Глоток поганого самогона привёл в чувство. Рвало меня долго, мучительно. Но всё-таки собрал оружие и напялил излюбленную шляпу Джорджа, с трудом сдержав отвращение. Он единственный из охотников, схожий со мной ростом и фигурой, выбора нет.
Рабские бараки всего в полусотне метров, аккурат между хижинами охотников и прочих бандитов. Никакой ограды и колючек нет – есть свирепые псы и бандиты с винтовками. По реке тоже не уйти – кайманы, да и помимо них опасной живности хватает.
Лодки и всё, что можно использовать как плавсредства хотя бы в теории, метрах в трёстах, с другой стороны от бандитских хижин.
Ну и на сладкое – кандалы на ночь. Не знаю, как тот китаец выламывал себе суставы… очень непростой человек.
Поскрёбся в дверь барака, ответ такой же. Перебирая ключи, начинаю открывать замок. За дверью поднялся было тихий гомон, но почти тут же утих.
Приоткрыв сильно скрипнувшую дверь, вижу низкорослую фигуру китайца. Понятно теперь, как он из кандалов вылезал! В нём и полутора метров не наберётся! Да и весу килограмм сорок от силы… правда, это никак не умаляет отчаянную храбрость и выдержку азиата.
Ключи китаец берёт обеими руками и низко кланяется, прижав руки к груди. Киваю в ответ и присаживаюсь у стены барака, зажав винтовку между колен. Старательно пучу глаза, всматриваясь в ночной мрак и пытаясь углядеть малейшее несоответствие, поднятую тревогу.
В бараках тихое позвякивание, но хвала всем богам, никаких радостных воплей. Несколько минут спустя, показавшихся мне вечностью, из барака первыми вылезают китайцы. Один из них со связкой ключей сразу потрусил ко второму бараку.
– Умеете? – Протягиваю Ли винтовку. Тот сожалеющее мотает головой.
– Тяжёлая для меня, отдача… Нож есть?
Снимаю мачете и потихонечку раздаю огнестрельное оружие охотников выскользнувшей из бараков ударной группе.
– Спасибо, амиго, – шепчет усатый, донельзя измождённый латинос язвочками ожогов на лице. Несколько дней назад одному из охранников показалось забавным тушить самокрутки о его лицо… – Я Хосе из семьи Санчес, что на Мартинике, наша семья в долгу перед тобой.
Почти каждый из выходящих считает своим должным что-то сказать мне, поклониться или прижать руку к сердцу. Надо же, настоящий араб! Так вот кого позавчера Сэмюэл привёз!
Штурмовая группа плюхается на животы и начинает ползком передвигаться в сторону бандитских хижин. Что характерно – отдельно. Латиносы, которые подгребли под себя индейских смесков и парочку квартеронов с африканской кровью. К ним примкнул Шанкар и араб. Мулаты и негры отдельно. Китайцы…
Пытаясь привстать, мне тоже… в бой… Ноги подкашиваются и падаю, теряя сознание.
* * *
В кровь ко мне попала микроскопическая доза кураре. Скорее всего, запачкал кожу, когда наносил яд на мачете или стрелки, а после где-то ободрался… В общем, для остановки сердца дозы не хватило[79], но сознание я потерял на несколько часов, так что бой прошёл без меня.
Бой, захват нескольких пленных и жесточайшая расправа с ними, засада на отсутствовавших членов банды… всё мимо. Несколько часов без сознания, а потом просто валялся под навесом, слабый и мало что соображающий.
Бразды правления перехватили Хосе, Ли и немного неожиданно – Шанкар. Последний не столько из-за боевых или лидерских качеств, сколько как капитан, способный ориентироваться в бассейне Демерары.
Нашли какие-то карты, пометки… словом, Шанкар достаточно уверенно тыкал пальцем, показывая на карте, где мы находимся и брался проложить маршрут до известных ему путей.
– Не сразу, – почёсывая кончик носа, – сказал он, сидя у моего гамака, – поплутать придётся.
– Когда за тобой нет погони, можно и поплутать, – хмыкнул Хосе, осторожно поправляя повязки на запястьях. Как потенциально опасному, представителю семьи Санчес на ночь одевали колодки не только на ноги, но и на руки. С соответствующими в тропиках последствиями.
– Не обижайся, что мы без тебя всё решили, – снова попросил Ли, – ты всё равно сперва без сознания, потом плохо понимал.
– Ничего, – хмыкаю в ответ, – вы мне лицо сохранили[80].
Ли снова кланяется, он до сих пор не может понять (и главное – принять), что потенциальный лидер способен с лёгкостью отказаться от лидерства в стихийно образовавшейся общине. Менталитет… В Азии важнее порой казаться, а не быть.
Мне же принимать командование не с руки. Я могу раскачать толпу, сформировать устойчивые слухи в молодёжной среде, уверенно общаться с уголовниками из интеллигентных, богемой и профессурой. Но полсотни вчерашних рабов, всё больше представителей городского дна и эмигрантов из далёкой Азии?!
Не потяну. Либо дам слабину там, где её быть не должно, либо напротив – закручу гайки. Здесь ведь опыт нужен, а нет его.
– Что пленные поведали? – Прерываю неловкое молчание, повернувшись слегка в гамаке к посетителям. Сегодня мне лучше, могу не просто новости выслушать.
– Поведали многое, – задумчиво отозвался Санчес, – проведя пальцем по заживающей верхней губе, – да вот рассказы их на десять делить нужно. Живыми нам достались только мелкие сошки, от таких толку мало.
– Знают мало, выдумывают много, – дополнил индус, – да сами себя в этих враках убедили.
– Да, – кивнул латинос, – врак много. В сухом остатке есть алмазный прииск и некие покровители. Не самый богатый прииск и не самые высокие покровители, это можно уверенно сказать. Не военные покровительствуют и не полицейские, это видно… Не понимаете?
Хосе задумался, поглаживая повязки.
– Военные в покровителях или полиция своих людей бы сюда поставила и выглядело бы всё по другому. Военные… эти отставных солдат бы поставили да сержантов парочку. Полицейские своих людей, ну и уголовников из тюрем – из тех, кого точно не хватятся.
– Ясно, – до меня и правда дошло, – а здесь в охране бандиты, но какие-то… не единая банда, а сброд разнокалиберный. Кровью и общими интересами повязаны, но очень уж разные. И пленные из тех, кого точно не хватятся или по крайней мере, искать будут не слишком настойчиво. В администрации губернатора кто-то?
– Да, кабальеро, – кивает Санчес, – я могу даже уточнить – это не местный. Европеец, причём не так давно приехал. Многое слишком… по дурному сделано, без знания местных обычаев – даже не уголовных, а человеческих. Немного таких, так что вычислим.
Санчес усмехнулся так, что стало ясно – крови будет пролито немало. Ну да это его дело, местных кланов без кровной вражды и не бывает. Закон в Южной Америке работает с перебоями, так что приходится опираться на кланы, а последним создавать себе репутацию.
* * *
По выздоровлении пришлось задержаться на прииске почти на две недели. Сперва (это без меня) вылавливали и устраивали засады оставшимся в живых бандитам. После в составе высокой делегации договаривался с проживающими на этих землях индейцами о дружбе и добрососедстве. Сколько при этом пришлось сожрать и выпить всякой гадости!
Я оказался необходим как формальный лидер, дипломат и больше всего – медик.
Местные знали секреты кое-каких трав, но сакральные знания у них вперемешку с откровенными глупостями, вроде использования обезьяньего помёта в мази для ран. Надежда на китайскую медицину тоже провалилась, самым грамотным из азиатов оказался Ли, получивший военное образование.
Остальные всё больше вчерашние крестьяне и потомственные кули[81]. О существовании женьшеня или использовании рога носорога в родной медицине что-то слышали, но не более.
Я хотя бы медицинские курсы окончил… Предполагалось, правда, что мой максимум – помощь случайному прохожему при инсульте да искусственное дыхание вытащенному из водоёма человеку, но хоть что-то. Полученных на курсах знаний и просмотренных в интернете роликов маловато, но некому больше!
– Лучше?
– Да, кабальеро, – робко говорит мулат, опираясь на палку.
– Ну давай, ложись.
Приятели мулата помогают тому взгромоздится на стол, уложив боком.
– Мистер… – здесь настоящий интернационал, сброд из английских и французских колоний вперемешку с латиноамериканцами, аборигенами, выходцами из Азии, арабом и индусом. В ходу кабальеро и месье, мистер и сэр, достопочтенный господин и сагиб… – можно мы останемся, посмотрим?
– Оставайтесь, – пожимаю плечами, – раны чистить дело несложное, может и самим когда пригодится.
Разматывав лёгкую повязку, оглядываю рану, по которой ползают личинки. Сам сажал личинок, своими руками! А куда деваться, если началась гангрена, а пенициллина под рукой нет?! Вспомнишь и устаревшие, но действенные методы, использующиеся нынешними медиками вполне официально.
Вот и вспомнилось, что ещё в Великую Отечественную советские медики от безысходности использовали порой личинок мух. Те выедали гниющее мясо, предпочитая его здоровому. Порой помогало…
– Отлично, Томас, – обнадёживаю мулата, – сейчас сниму и зашивать буду.
– Спасибо, доктор, – на всякий случай тот решает подлизаться, – а хромать я долго буду?
– Ну… это уже как бог даст и собственная глупость. Мыться тебе надо кипячёной водой, как и всем… Одни в грязной речке сполоснутся норовят – это с ранами-то! Другие в собственном поту плавают днями. Всё, свободен!
Африканцы разных степеней смуглости живо стащили товарища со стола и повели прочь, шумно обсуждая увиденное и услышанное.
– Послезавтра отправляемся, – подошёл Сансес, – в Венесуэле у меня есть родня, так что не пропадём. Всё-таки не хочешь в долю?
Отрицательно мотаю головой, идея подмять прииск на паях не вызывает энтузиазма. Для начала – как делить доли? По количеству проведённых в рабстве дней, по заслугам во время бунта, по наличию деловых связей? И это только на поверхности, так-то идей с делёжкой много больше. Так что будут свары, ещё как будут…
Не слишком верится в слова Санчеса о могуществе семьи. То есть… его наверняка защитят, а вот мутный европеец в моём лице может пойти и на размен. Может быть я и не прав, не доверяя благодарности местных, но рисковать не тянет.
Да и какой будет выхлоп с не самого богатого прииска, если исключить рабский труд? И сколько мне может достаться? Крохи! Нет уж… я не против афер и риска, но на своих условиях и естественно – в привычной для меня среде.
