Виктория Мальцева
Абсолют в моём сердце
Глава 10. Наш первый праздник
Наваяв вместе с мамой кулинарных шедевров, я облачаюсь в своё алое платье, надеваю серебряный поясок и понимаю, что он был подобран специально для этого наряда! Алекса невозможно превзойти во вкусе и предусмотрительности – моё красное платье стало теперь особенным, не просто праздничным, а изысканно красивым!
Я сама себе бесконечно нравлюсь в отражении огромного зеркала моей спальни: в красном приталенном платье с пышной юбкой и открытыми плечами, с сияющим бриллиантами бантиком на моей тонкой талии, в красных балетках в тон платью. Мои длинные каштановые волосы собраны в подкрученный хвост и повязаны тоненькой саржевой лентой. Интересно, понравлюсь ли Эштону?
В течение следующего часа не нахожу себе места, поправляя бесчисленное количество раз собственное платье и ёлочные украшения, беспрестанно выглядывая в окно: «не приехал ли Эштон?!». За последние дни мне пришлось снять с ёлки тонны навешанных сёстрами как попало конфет и печенья – им невозможно объяснить, что новогоднее дерево смотрится стильно только в том случае, если на нём игрушки не более, чем трёх цветов!
Внезапно слышу мамин оклик из кухни:
– Соняш! Кто-то приехал! Встречай гостей!
Моё сердце сперва обрывается, затем запускается вновь и колотится как оголтелое! Я со всех ног несусь в холл и натыкаюсь на… Кейси!
– Ну-ну, подруга! Не так откровенно! Сделай хотя бы вид, что рада меня видеть! Рождество же! – заявляет Кейси, снимая своё пальто, и я обнаруживаю под ним чёрное платье в пол с огромным декольте и разрезом почти до трусов. Моё настроение стремительно летит в Марианскую впадину. Я, значит, пай-девочка в стиле пятидесятых, а Кейси – сексуальная поп дива?! И никакого пирсинга не нацепила, вот же предательница!
– Кейси! – шиплю я на неё.
– Да ладно-ладно, подруга, не парься! Я здесь, чтобы всё проконтролировать!
– Что, всё?
– Эштона твоего прощупаем, выясним, что он за фрукт, и можно ли доверять ему такое сокровище, как ты, подруженька! – с этими словами Кейси оттягивает мне обе щёки.
– Ты чего творишь! Не видишь! Я же накрашена!
– Мужчины, ценят естественную красоту! Запомни это, детка! – заявляет Кейси и гордо шествует в гостиную, не дожидаясь моего приглашения.
Слышу, как она феерично приветствует мою мать, а та почему-то всегда ей искренне рада, но в этот раз, мягко просит:
– Кейси, ты умница, что приехала, только не безобразничай, ладно!
– Всё под контролем, Лера! Всё под моим тотальным контролем! Ни одна крыса не проскользнёт мимо моего зоркого ока!
Я готова метать молнии. Но выгнать подругу уже не реально!
Слышу шум колёс подъезжающей машины – это брат Алексей, совершенно один, что, конечно, с одной стороны радует, а с другой удивляет: Лёшка и без подружки?!
Сразу за ним приезжает тётя Мэри со своим сыном Эндрю и его девушкой.
– Настя подъедет чуть позже! И у неё новый бойфренд! – торжественно сообщает моя тётя и сестра Алекса по совместительству о визите своей дочери.
Настю я не перевариваю! У неё только имя доброе и ласковое, а сама она вредная и заносчивая. Мама, кстати, тоже свою двоюродную сестру Николь терпеть не может. Видимо, у нас это семейное!
В течение следующего часа к нам присоединяется дядя Марк, папин лучший друг, с какой-то очередной тёткой, которую я не знаю, привозит нам кучу подарков, но мне не до них! Эштона всё нет!
Гости садятся за стол, а я готова лить крокодильи слёзы…
Мама звонит отцу по телефону:
– Алекс, ну что там у тебя? – спрашивает по громкой связи.
– В пробке застрял, потерял больше часа! – отвечает он. – Но уже на пароме, минут через двадцать буду дома!
Мама с милой улыбочкой предлагает:
– Давайте ещё двадцать минут подождём! Алекс вот-вот подъедет!
– Во-о-от! – восклицает дядя Марк на всю гостиную. – Вот как жена должна мужа ждать! Никаких правил гостеприимства, самое важное – это мужа дождаться!
– Ой, ну всё, Марк! Не нуди! – шутливо треплет мама его плечо и улыбается. – Ты же знаешь, как он не любит, когда мы садимся за стол без него!
– Знаю, поэтому и восхищаюсь тобой, Лерочка! – дядя Марк деланно расшаркивается, ловит мамину руку и впечатывает в её ладошку звучный «чмок».
Дядя Марк с давних пор обожает мою мамочку, но не смеет покушаться на неё, поскольку она – жена его лучшего друга. Этот факт известен всем, кроме его бесконечно меняющихся невест: на лице Лидии, молоденькой девушки родом из Румынии, не то, что недовольство – её губы скривились так, словно мадаму ударил паралич!
Я не в силах сдержать улыбки! Как забавно наблюдать за тем, как другие люди ревнуют!
– А что? Алекс и сегодня работает? – интересуется моя тётушка с ноткой недовольства.
– Да, Мэри, – с непоколебимым спокойствием отвечает мама. – У него была неотложная встреча сегодня, что-то связанное с бизнесом в Австрии.
– Эти люди когда-нибудь отдыхают?! – восклицает тётка с нескрываемым возмущением.
– Поверь мне, отдыхают! Ещё и как! Алекс когда мне рассказывает, КАК они это делают, у меня волосы на голове шевелятся оттого, что творят эти обеспеченные парни!
Тётка поджимает губы:
– Ну вот и цени Алекса! Видишь, как тебе повезло, он ведь всегда отдыхает только с тобой! Не каждой достаётся такой верный супруг!
Надо сказать, чем старше становится моя тётка, тем она ядовитее. Видать, так достала она своего мужа, что тот сбежал к коллеге по работе, которая, по словам тётушки Мэри, похожа на крысу. Мне вот интересно: если ты такая красавица, почему же муж к крысе сбежал?
Но моя мамочка давно привыкла к подобным выпадам и обычно даже ухом не ведёт, хотя Алекс тоже вечно одёргивает свою сестру и маму никогда в обиду не даёт, требует сквозь зубы:
– Маш! Смени тон! Маааш! Тему поменяй!
И мне это нравится! Мужчина всегда должен защищать свою женщину!
The Head and the Heart – Another Story
Не проходит и десяти минут, как шум в холле заставляет меня сорваться с места и лететь отцу навстречу. Мама, конечно же, впереди меня – она – тот самый главный человек, которого хотят видеть встречающим. Потом уже я.
В холле в обнимку с огромными коробками стоит Эштон, позади него Алекс топает на коврике, чтобы сбить с ног налипший снег. На тёмных волосах обоих видны ещё не успевшие растаять снежинки, но щеки горят алым румянцем только у Эштона. Я впервые вижу его в таком элегантном пальто, белой рубашке и тёмных узких брюках, плотно облегающих его стройные бёдра. Совершенно очевидно, что одежду для него выбирал Алекс – совсем другой стиль и подход. Эштон великолепен, так красив, что аж дух захватывает…
– Лерусь, кажется, нас сегодня ночью заметёт! Снег так и валит, не прекращаясь! Небывалый случай!
– Красиво, как в сказке! – отзывается улыбчивый Эштон.
– Красиво-то красиво, только завтра, боюсь, из гаража не выедем, если снегопад не прекратится! – ворчит отец со сдвинутыми в озабоченности бровями.
– Ну и ничего страшного! У тебя завтра всё равно выходной, а Эштон у нас заночует! У него уже и комната своя есть! – мама ласково обнимает гостя за плечи, и он улыбается ещё теплее.
Наконец, Эштон замечает меня, и брови его взлетают:
– Ничего себе! Я и не думал, что ты можешь быть такой!
– Какой такой?
– Эммм… красивой! – выдыхает Эштон свой восторг.
– Покрутись! – велит мне Алекс, улыбаясь почти до ушей.
Я тут же выполняю команду и слышу двойное протяжное мужское ВАУ! На лицах обоих искренний восторг, но у отца, помимо него, ещё и гордость:
– Я же говорю! Самая красивая девочка во Вселенной!
Мама качает головой с улыбкой, и Алекс тут же добавляет:
– И это не удивительно, если у неё мама – самая восхитительная женщина той же Вселенной!
– Согласен! – тихо примазывается Эштон к отцовским трелям. – Это тебе, Лера, – вручает маме коробку.
– От Санты? – смеётся мама.
– От него, – отвечает Эштон, долго смотрит ей в глаза, затем, словно вспомнив обо мне, поворачивается и протягивает мне маленькую красную коробочку.
– Открывай! – требует отец.
Я рву бумагу и вижу ещё одну коробочку от Cartier, а в ней такой же точно бантик как на моём поясе, только поменьше – для волос.
– Ничего себе, подарочек! – восклицает мама.
А мне грустно. Ясно же, что украшение нашёл и выбрал для меня отец.
Словно прочитав мои мысли, Алекс наклоняется к моему уху и произносит шёпотом:
– Подарки мы выбирали с Эштоном вместе, но эту заколку он сам нашёл для тебя, а поясок я позже купил, для комплекта. Это его находка, не моя. Но главное – он всю осень работал, чтобы скопить достаточно денег для ваших подарков! – последнюю фразу отец произносит с такой гордостью, что даже задыхается!
Моей улыбки не сдержать – кажется, у меня от счастья порвётся рот!
– Ах, вот ты какой, Эштон! – слышу за спиной искусственный голос подруги! – Софья все уши мне прожужжала о тебе! Я – Кейси!
Подруга с ангельской улыбочкой тянет руку для знакомства, а Алекс спрашивает у меня глазами: «Что здесь делает эта девица?», поскольку не очень-то её любит. Я пожимаю плечами, дескать: «я тут ни при чём!».
Эштон в растерянности – судя по оставшимся двум коробкам, которые совершенно очевидно предназначены Лурдес и Аннабель, у него нет подарка для Кейси.
Кейси ловит его мысль на лету: я же говорила, даже мама завидует её проницательности:
– Самый лучший подарок в Рождество – это подходящая компания, не так ли, Эштон?
– Конечно, Кейси, – отвечает Эштон с усиленным акцентом, который надо сказать, день ото дня делается у него всё мягче и мягче.
Подруга без лишних церемоний хватает моего Эштона под руку и собирается уже увести его, но я со всей доступной мне силой наступаю ей на ногу:
– Кейси, позволь Эштону сперва раздеться!
Краем глаза замечаю поднятый кверху большой палец Алекса и его же довольную улыбочку.
Наконец, мы входим в гостиную, и все замирают, созерцая Эштона. Он желает присутствующим счастливого Рождества, но родственники не могут ему ответить, потому что их челюсти все попадали на пол! Виснет до ужаса неловкая пауза, и Эштон не знает уже, куда себя деть! Бедолаге настолько некомфортно от этих разглядываний, что его напряжение передаётся даже мне. Я интуитивно хватаю его за руку, и он тут же с благодарностью сжимает мою в ответ, но наше спасение в лице маман уже спешит на помощь:
– Дорогие мои, встречайте Эштона! Эштон – часть нашей семьи, просим любить его и жаловать, так же как любим и жалуем его мы!
Мама обнимает Эштона за плечи, тесно прижимая к себе, а Алекс, громко кашлянув, командует:
– Ну, чего застыли?! Поднимаемся и подходим знакомиться с моим сыном!
На мгновение воцаряется полнейшая тишина, и дядя Марк, не сдержавшись, выдаёт самые искренние свои эмоции:
– Fuck my ass, dude! How many kids’ve you gotta? (Чёрт возьми, чувак! Сколько у тебя детей?)
– Аллилуйя! Господь услышал мои молитвы! – тут же вслед вопит мой брат Лёшка. – Бог видел, какие страдания я перетерпел в этом бабском царстве и послал мне брата! Ну, наконец-то, колхоз «8 марта» официально можно переименовывать! Да прибудет с нами сила, мужики!
– Лёша! – шипит на брата мама, но ему не до неё, он уже душит в объятиях Эштона!
А Эштон ни живой, ни мертвый, побледнел так, словно разом всей крови лишился!
– Эштон, Эштон! Эштон пришёл! – верещат мои сёстры и несутся нам навстречу из отцовской библиотеки, облепляют его ноги своими объятиями, повергнув родню в ещё больший шок.
Такого выражения лица у тёти Мэри я не видела ещё ни разу, и она, кажется, единственная, кто не произнёс ни слова.
– Алекс, можно тебя на пару слов? – обращается она к своему брату неестественно мягким голосом.
– Нет, нельзя – я голодный. Лерусь, твой муж безумно хочет есть! – отец обнимает маму и тащит её за стол.
– Прошу всех за стол, ужинать! – объявляет мама, и мы дружной оравой кидаемся занимать места поближе к Эштону.
Надо сказать, у меня в этом деле сноровка – обычно война идёт за право сидеть рядом с Алексом, потому что он знает тысячи невероятных историй, а если немного выпьет, то рассказывает их так, что можно инфаркт получить от смеха. Но место рядом с ним только одно, потому что второе всегда занято моей матерью, и баталии разыгрываются нешуточные.
И на этот раз заранее продуманная стратегия позволяет мне усесться по правую руку от Эштона, правда с другой моей стороны оказывается Настя, и это существенно омрачает мой триумф. Кейси каким-то чудом оказывается прямо напротив Эштона, но огромный овал нашего большого обеденного стола в гостиной позволяет держать её почти на безопасном расстоянии.
Мама поднимается с бокалом шампанского в руке, стучит по нему своей десертной вилочкой, привлекая внимание многочисленной родни:
– Господа родственники, прошу сосредоточиться! У меня есть, что сказать в это Рождество!
Гомон бесед постепенно умолкает, и мама продолжает:
– Этот год стал для нас особенным и счастливым – мы получили от судьбы невероятный подарок – Эштона! Невозможно придумать ничего более ценного и важного, и я знаю это как никто иной, потому что только мне известно, как сильно Алекс хотел сына… Жизнь иногда больно бьёт, отбирая, но случаются и такие невероятные сюрпризы с её стороны! Оглядываясь назад, я благодарю судьбу за то, что она повела нас именно по этому пути, и что сегодня у нас есть возможность сидеть за одним столом с этим невероятным парнем! Честным, порядочным, трудолюбивым! Если кто не знал, то Эштон ещё и мой студент, так что мне уже очень хорошо известны и его человеческие качества! Эштон, это может показаться немыслимым, но я бесконечно благодарна твоей матери за то, что она дала тебе жизнь! И хочу выпить этот бокал за её здоровье!
Эштон встаёт, принимая инициативу, мне не видно его лица, и я уже жалею, что не села напротив, как Кейси. За Эштоном поднимается и Алекс, а за ним и все остальные. Мы пьём шампанское, а я в недоумении: как можно посвящать тост другой женщине своего мужа? На такой бред способна только моя мать!
Но события в нашем милом семейном и совсем не тесном кругу только набирали обороты. За общим шумом никто не заметил прибытия ещё одного гостя:
– Ага! Не ждали? А вот и я! И с подарками, между прочим!
Лицо у отца вытягивается, затем приобретает то самое выражение, которое случается на нём крайне редко, и даже я, папина любимица, спешу скрыться в такие моменты куда подальше «чтобы не задело!».
На пороге гостиной во всей своей ослепительно-блистательной красе пред нами предстаёт тётя Габриель, папина бывшая жена и мать Аннабель.
– Алекс успокойся, держи себя в руках! Всё нормально, – слышу мамин шёпот.
И тут же её достаточно громкое:
– Проходи за стол, Габи! Молодец, что пришла! Подарки мы любим, так что не стесняйся, дари!
Эштон снова почти не ест – видно, у него стресс. Опять. Но от моей заботливости ему не скрыться, не поможет даже его упорное сопротивление:
– Соня, не надо! Я не голодный. Соня, перестань, пожалуйста, я не могу столько есть!
Но Алекс всегда поступает именно так с моей мамой, и я верю, что это и есть самый эффективный способ накормить человека. Кроме того, постоянные ужимки моей подруги Кейси, которые она почему-то считает флиртом, вынуждают меня тщательнее заботиться об Эштоне, пытаясь отвлечь его внимание от моей безбашенной подруги.
– Ха! А ты знаешь, дорогуша… – громогласный голос подвыпившего дяди Марка внезапно заглушает все прочие, – какой резкий поворот переживает в данный момент моя карьера?
Дядя Марк одним быстрым движением отодвигает свой стул, поднимается и, трезвоня вилкой по маминому итальянскому фужеру из горного хрусталя, призывает общественность к вниманию:
– Dear sirs and madams! – на лице его сияет такая лучезарная улыбка, какая свойственна людям, уже слегка перебравшим алкоголя и частично потерявшим связь с собственной благоразумностью.
– Мало кто из вас знает, – вещает никогда не напивающийся дядя Марк, – что моему лучшему другу не так давно поступило предложение сняться в кино!
Мамины брови взлетают выше, чем у тёти Мэри, Лурдес хлопает в ладоши, визжа «папочка будет звездой!», а Алекс, сползая со стула, усиленно трёт пальцами свою переносицу, что означает скорую смерть дяди Марка.
– И что вы думаете?! Этот зануда отказался! Такой шанс дарит ему судьба, а он отказывается! Так что, Лурдес, твой папочка звездой не будет, зато ты можешь рассчитывать на дядю Марка! Мне, конечно, не предложили роль сердцееда, да и на фига мне такая репутация? Я буду играть супергероя! Короче, в марте еду в Голливуд сниматься, представляешь, Лер?!
Затем, едва ворочая языком, добавляет:
– Я буду звездой!
Дядя Марк вскидывает руки к потолку, воображая себя купающимся в лучах славы, мама не может сдержать своего смеха, а папа негромко предупреждает подругу дяди Марка:
– Больше никакого виски! Ему уже хватит на сегодня!
– А зря ты не согласился в актёры пойти! – замечает мама сквозь смех.
– Ещё чего не хватало! – отвечает ей Алекс.
Эштон наблюдает за происходящим с невозмутимым лицом: ни обилие еды, ни моя навязчивая забота не рассеяли его напряжения.
– Хочешь, пойдём в тихое место и выпьем кофе или чаю? – предлагаю ему.
– Хочу! – неожиданно соглашается.
Мы завариваем на кухне две огромные чашки чая и направляемся в библиотеку, где у панорамного окна рядом с наряженной ёлкой я заранее приготовила место, чтобы уединиться и вручить Эштону свой подарок.
Мы усаживаемся на пушистый ковёр, скрестив ноги, жёлтый свет горящей ёлки окутывает нас уютом и делает место у окна похожим на сказку. Эштон не отрывает глаз от завораживающего снежного великолепия за окном, а я достаю из-под ёлки коробочку со своим подарком.
– Посмотри! Кажется, Санта оставил это для тебя! – говорю тихонько, и сердце мое замирает в предвкушении: понравится или нет?
На лице Эштона загорается сияющая детским восторгом улыбка, он аккуратно снимает синий бант, обёрточную бумагу, открывает коробочку, чтобы найти в ней золотую цепочку с крестом.
На мгновение я перестаю дышать, мы оба молча смотрим, как сверкает золото на ладони у Эштона.
– Это слишком дорого! – шёпотом произносит он.
– На самом деле, это мама помогла мне придумать подарок для тебя, – признаюсь. – Она сказала, что тебя не крестили, и если ты будешь носить эту цепочку, ей будет спокойнее. Моя прабабушка говорила, что если человек носит крестик при себе, то его Ангел Хранитель сидит у него на плече и охраняет от всех бед! Только я уже не помню, на правом или на левом, – признаюсь со смехом.
– Я обязательно буду его носить! – выдыхает Эштон с улыбкой, расстегивает замок и тут же вешает цепочку себе на шею.
Счастью моему нет предела!
– А ты что, правда, всю осень работал, чтобы купить нам рождественские подарки?
– А разве правильно покупать их на чужие деньги?
– Они не чужие, – тихонько замечаю. – Алекс ведь твой отец…
– Всё равно это неправильно, – отвечает Эштон.
Внезапно дверь в библиотеку открывается, мы с Эштоном замираем: это Алекс и Габи.
– Какого чёрта ты здесь делаешь? – Алекс буквально рычит на неё.
Услышав это, Эштон тут же порывается встать, поскольку нас не видно из-за диванов, но я останавливаю его, не желая рушить наш уютный мир.
– Алекс не злись ты так! Я совершенно одна в это Рождество!
– Разве ты не собиралась на Гавайи со своим бойфрендом?
Мы чётко слышим, как тётя Габи сперва тихонько всхлипывает, затем будто захлёбывается рыданиями. Эштон снова пытается подняться, и я опять не даю ему, вцепившись в его руку мёртвой хваткой.
– Алекс, он уехал со своей секретаршей в Мексику! Представляешь, какая банальщина! С секретаршей! Этот ублюдок изменял мне!
Алекс какое-то время молчит, затем, уже совершенно иным голосом успокаивает Габи:
– Ты молодая и красивая женщина, нет нужды так убиваться из-за этого недоумка! Ладно-ладно, успокойся…
– Алекс, это на самом деле не так уж и важно…
– А что важно?
– Сколько лет прошло?! Сколько ещё ты собираешься держать меня на расстоянии? Почему я не могу быть в праздники со своей семьёй как все нормальные люди?
– Потому что бывшая жена и настоящая на одной территории – это перебор, ты не находишь?
– Лера намного адекватнее тебя! Она всё понимает!
– Лера никогда не показывает, что у неё на сердце, но мне это и не нужно, я и без того знаю, что ей больно видеть тебя в нашем доме!
– Ерунда это всё! Лере давно уже нет до этого дела, мы нормально с ней общаемся!
– Неужели? И где это вы общаетесь?
– По телефону! Если бы ты не отгонял меня как цербер от своей семьи, то мы бы давно уже подружились!
– Габи, мне кажется, ты никогда не повзрослеешь! Сейчас мы выходим, ты красиво прощаешься, говоришь всем, что у тебя дела, и больше никогда не выкидываешь подобных номеров!
– Алекс! Здесь мой ребёнок!
– Мы это уже обсуждали тысячу раз! Ты сама сказала, что так будет лучше!
– Чёрт! А что мне делать одной в Рождество?!
– Позвони сестре… Я не знаю, подружки же у тебя есть?
– Крис на вечеринке у родителей своего бойфренда, все подруги с семьями, только я одна!
– Значит, заявись к родителям бойфренда Кристен, там, по крайней мере, нет твоего бывшего мужа и его жены!
– И ребёнка моего там тоже нет!
– Хорошо, в следующее Рождество Аннабель будет с тобой, только продумай праздник заранее, чтобы не вышло так, как выходит обычно! Поняла?
– Поняла. Алекс, можно я останусь, пожалуйста!
Кажется, тётя Габи опять плачет… и мне безумно её жалко! Но не Алексу:
– Габи, я сказал «нет»! Нет, это значит «нет»! Всё, нацепляй свою фирменную улыбочку и постарайся быть убедительной!
Дверь открывается и тут же захлопывается. Мы с Эштоном сидим некоторое время в тишине и неловкости.
– Подслушивать подло, – заявляет в итоге Эштон с недовольным лицом.
– Согласна. Но мы первыми заняли библиотеку…
– Надо было уйти… Неприятная сцена.
– Тебе её жаль?
– Очень. Моя мать тоже сегодня одна.
Мне нечего ответить и хочется плакать, но вовсе не по причине жалости к отцовским «бывшим» – наш счастливый тет-а-тет нарушен, атмосфера уюта и тепла утрачена безвозвратно!
Чай больше не пьётся, разговор не клеится, и мы решаем вернуться к гостям. Однако в гостиной уже пусто и только мама с Эстелой убирают тарелки со стола.
– А куда все подевались? – спрашиваю.
Мама бросает на меня недовольный взгляд:
– А вы где были?
– В библиотеке.
Мама рисует бровями удивление, и я чувствую исходящее от неё напряжение.
– Чай пили, – уточняю.
– Чай – это хорошо! А мы вот только с ужином закончили.
– Давай помогу с уборкой?
– Да мы с Эстелой и сами управимся. Народ вон весь на нижней террасе в снежки рубится. Девчонки уже дважды за сменой перчаток прибегали! Идите и вы на воздух с Эштоном!
– Я бы с удовольствием! – отвечает Эштон с улыбкой.– Пойдём?
– Мне переодеться нужно… И тебе папин батник какой-нибудь найти, а то снова заболеешь!
– Не заболеет, у него уже иммунитет! А если в снежки играть – никогда в жизни не замёрзнешь! – отец вернулся из гаражей, уже выпроводив, по-видимому, Габриель.
Забрав из моих рук тарелки, он с подозрительной настойчивостью предлагает:
–Твой брат на пару с Настей развернул настоящую Бородинскую битву на террасе! Надо срочно вмешаться и хорошенько отделать этого Наполеона, так что переодевайся, бери Эштона, и покажите «класс»! Сёстрам помощь нужна!
Во мне моментально вспыхивает азарт, я подбегаю к Алексу, чтобы чмокнуть его в щёку, но прежде, чем успеваю сделать это, в стекло гостиной с громким хлопком врезается крупный комок снега.
Далее происходит нечто странное: отец вздрагивает так, словно его больно ударили, и цепенеет с перекошенным лицом. Он выглядит настолько странно, что мне даже страшно подходить к нему. Но это и не нужно, для этого есть другой человек: мама уже рядом с ним, прижимает его голову к себе и шепчет прямо в ухо:
– Я здесь! Всё хорошо! Я с тобой! Я рядом! Я живая и всегда буду с тобой!
Смотрю на Эштона – у него шок: глаза по блюдцу, губы сжаты в напряжении, руки вцепились в спинку стула. Мы с ним оба понимаем, что стали свидетелями того, что видеть нельзя: отцу плохо. Почему, не знаю даже я: мне рассказали многое, но не всё. Однако я помню, что творилось с Алексом, когда мама чуть не умерла в больнице после нападения.
Сегодня моя мама жива только благодаря Алексу, он буквально вытащил её «с того света», и это одна из тех тысяч причин по которым я так безумно люблю его и уважаю. Но тогда… Тогда все думали, что он сошёл с ума – его действия и слова не вписывались в рамки нормальных людей. Алёша говорит, что Алекс выглядел жутко… Настолько жутко, что нас с сёстрами даже не возили в ту больницу. Очень долго не возили. И когда я впервые его увидела – он приезжал навестить нас к тёте Мэри пару недель спустя, когда мама потихоньку оживала – я с трудом узнала его: он стал седой, худой, бледный и … безжизненный. Как будто тело осталось, а души нет. Он улыбнулся тогда, обнимая меня, и я поняла, что душа на месте, просто очень измучена, словно тяжело переболела. И так страшно было видеть его таким внезапно состарившимся!
И в этот момент, глядя на то, как мама приводит его в чувство, напоминая, что она рядом, я понимаю: есть внутренние, душевные раны, которые не заживают и не заживут никогда.
Беру за руку Эштона и увожу его. Он молчит, не спрашивает ни о чём, и я ему благодарна – у самой ком в горле от нахлынувших воспоминаний. В таком состоянии я всё равно ничего толком ему не смогу объяснить.
Когда мы, уже переодетые, возвращаемся в гостиную, стол накрыт к чаю, Эстела хлопочет над вазочками со своим печеньем, а мама гладит волосы Алекса, положившего голову ей на колени и вцепившегося одной рукой в её щиколотку. Я знаю этот его неуловимый для других жест – часто замечала, что отец всегда старается сохранять физический контакт с матерью. Как-то мама шутила, рассказывая, что он даже во сне всегда держит её за ногу, чтобы не сбежала. Мне тогда было лет десять, и я решила проверить, не врёт ли мама, разве можно всю ночь держать человека за ногу? Оказалось, можно. Правда держит – за щиколотку. И держит до сих пор.
– У вас всё в порядке? – спрашиваю.
– Всё хорошо, Соняш! Развлекайтесь! – отвечает Алекс, поднимаясь с материнских колен, и я снова замечаю тот самый, невидимый для всех остальных, жест: он отпускает её щиколотку, но тут же его пальцы оплетают мамино запястье.
Безумная история любви родителей Алекса и Леры в книгах: Моногамия и Моногамист
