Виталий Ерёмин
Банда потерпевших
Материал для передачи о Ване и Клаве даётся ему с трудом. Попытка раздобыть информацию о Пряхине ничего не дала. Все, с ним как-то соприкасался по службе, не хотят говорить о нём. Его работа в комиссии по розыску пропавших без вести военнослужащих тоже покрыта мраком. Прямо фантом какой-то.
Изредка позваниваю Ване, но говорить нам по существу не о чем. Что я могу сказать, кроме как в очередной раз посоветовать остановиться?
В последнем разговоре я сказал Ване, что он выжил в рабстве не для того, чтобы кого-то сейчас убивать или самому получить пулю от преследователей. Он только рассмеялся:
– Отец, я не так дорого стою, как ты думаешь.
Эля
Позвонил Пряхин. Начал выяснять обстоятельства стычки с кавказцами. Я сказала, что ничего не видела, была в это время в другом месте. Мент, конечно, не поверил.
– Ты, кажется, вписалась в банду. Смотри, это может дорого тебе стоить.
Я сказала, что мы никакая не банда.
– Вы давно уже банда, – сказал Пряхин. – Сколько у вас стволов? Пять? Пять! А говоришь, не банда. Но хрен с вами. Я дал слово вас не искать, и слово своё держу. Могу даже помочь. Вы, кажется, ждёте родителей?
Я озадаченно молчала: откуда он знает?
– Так вот, – продолжал Пряхин, – ваши родители под наблюдением. За ними пойдёт «хвост» – до самого санатория.
– Какой «хвост», если вы не ищете?
– Какой? Чеченцы. Передай Ване: за ним придёт сам Султан. А если не найдёт его, то отрежет голову его матери, а может, не только ей.
Я сообразила, что будет лучше, если Пряхин скажет это самому Ване, без посредников. Ваня взял у меня мобильник.
Ваня
Пряхин повторил то, что говорил Эле, и добавил, что если я предупрежу родителей, чтобы не ехали, это никому из нас не поможет. Тогда моей матери отрежут голову.
Я сказал, что теперь понимаю, почему он прекратил нас разыскивать.
– У меня кроме вас полно дел, – миролюбиво ответил Пряхин. – Ну, и… – он сделал паузу, – у тебя пять стволов, и, по-моему, ты умеешь ими пользоваться.
Причём тут количество стволов, если я один? А чечей? Я не понимал игры Пряхина. Ну, предположим, порвут меня чечи, а деньги?.. Никто не получит денег. Что он-то выиграет?
– Жизнь, Ваня, дороже денег, – загадочно произнёс Пряхин.
Чью жизнь он имеет в виду? Понятно, не мою. Темнит ментяра, но какая-то доля истины в его словах просматривается. Нет, не просто так отказался он от розыска. Какую-то выгоду с этого имеет.
– Ну, так какое принимаешь решение? – спрашивает Пряхин.
– А что бы ты мне посоветовал?
– Я бы на твоём месте хорошо подготовился и встретил «духов» по полной программе.
Я посмотрел карту. От Свидлова до санатория «Отрадное» около полутора тысяч километров. Утром родители выедут, вечером будут на месте. Это хорошо: если встреча состоится затемно, легче будет уйти. И нам и им. Плохо только, что мы не можем согласовать наши действия. Без пальбы не обойтись. А родители даже знать не будут об этом. Нужно было сделать так, чтобы родители не оказались в зоне перестрелки.
Нужно было изучить обстановку на месте.
Санаторий «Отрадное» стоял в сосновом бору, на берегу красивой, чистой реки. По всему периметру высокий забор из рабицы. Большая стоянка автомашин у входа.
Мы попытались пройти вахту вместе с другими отдыхающими – не тут-то
было. Охрана – мужик в камуфляже – нас завернула.
– Вы всегда такие строгие? – спросил я.
– Всегда! – хмуро ответил мужик.
Я подумал: если так, то это очень даже хорошо. Клава тут же отправила
маме эсэмэску: «Встретимся только на территории санатория». Только там!» Тут же пришёл ответ: «Хорошо, доченька». Клава отправила еще одну эсэмэску: «Когда вы сможете выехать? Лучше завтра». Пришёл ответ: «Выезжаем завтра».
Теперь надо было спланировать подход и отход. Поворот с шоссе на дорогу
к санаторию обозначался указателем «Отрадное». Едва ли чечи приедут на одной машине. Султан любит сопровождение.
– Ты будешь здесь, – сказал я Эле.
Спрятаться она могла в кустарнике возле дороги.
Вернулись к санаторию. Там же, где автостоянка, – автобусная остановка.
Здесь я и буду сидеть.
– А я где? – спросила Клава.
– Ты – в санатории. Тебе надо увести родителей в более-менее безопасное место.
Теперь – отход. Если всё получится, набьёмся в БМВ Гусакова
Клава
Мы нашли в заборе дыру. Я пролезла, обошла санаторий. Четыре жилых здания и корпус, где проводятся лечебные процедуры. Где спрятать родителей, так и не нашла. Скорее всего, придется действовать по обстоятельствам.
Непонятно, как поведут себя «духи». То ли ворвутся в санаторий следом за родителями, то ли зайдут тихо, подкупив вахтёра. Едва ли они будут устраивать шумиху. Значит, на переговоры с вахтером у них уйдёт пара минут. За это время мне надо встретить родителей и куда-то увести.
Меня уже бьёт мандраж. Едва ли я усну в эту ночь. Но что-то изменить,
передумать уже невозможно. Лихо подставил нас Пряхин. Но странно… Ваня на него не злится. Такое впечатление, что он отчасти даже доволен, что встретится с Султаном
Пряхин
Не знаю, как будет с Ваней, а меня Султан переиграл. Утром, когда я вышел из квартиры, чтобы ехать на работу, на лестничной площадке меня поджидали. Я не стал сопротивляться: их было трое.
Мне придётся посидеть дома возле телевизора в компании трёх «духов», пока Султан не посчитается с Ваней.
– Извини, – сказал мне по мобильнику Султан, – но мне надоело тебя
подозревать. Ты куда-то сплавил жену и сына… Всё это очень странно.
Связывать меня не стали. Один сидит у входной двери, другой у окна,
третий рядом. Смотрим спортивный канал, борьбу и бокс. Поглядываем на часы.
Стандартная ситуация: я – заложник, они – захватчики. Я соображаю, как освободиться от них, если вдруг Ване повезёт. Они, наверное, надеются, что повезёт Султану.
Ваня
Я сидел на автобусной остановке, загримированный под старика. В ногах у
меня стояла корзина с грибами. Под слоем грибов лежал ТТ с глушителем.
Клава находилась на территории санатория.
Позвонил Гусаков, он сказал, что они подъезжают, и что за ними всю дорогу держится черный микроавтобус.
Потом позвонила Эля:
– С шоссе свернул БМВ, за ним – черный микроавтобус.
От шоссе до санатория около двух километров. Через четыре-пять минут я
увижу Султана. По спине у меня пробежал холодок.
БМВ подкатил к санаторию и припарковался на автостоянке. Вышли мама,
Павлова, Гусаков.
Они зашли в будку вахтера. Через минуту они входили на территорию санатория.
Подкатил микроавтобус. Дверца распахнулась. Из салона выпрыгнули трое кавказцев. Султана среди них не было. Непонятно было, то ли он в микроавтобусе, то ли его вообще нет.
Темное водительское стекло в микроавтобусе открылось. Показалась рука с
дымящейся сигаретой.
Султан не курит. И он не может сидеть на водительском месте. Неужели его
нет в микроавтобусе? Если так, то… я не знал, что делать. Мне нужен был Султан. Только Султан!
Кавказцы направились к вахте. Через минуту они уже входили на
территорию санатория.
Я поднялся, взял корзину в левую руку, оставив правую руку свободной и,
шаркая ногами, пошел к микроавтобусу.
Клава
Мама обнимала меня и плакала. Отец стоял в неловкой позе. Мама выпустила меня из объятий, чтобы я поздоровалась с отцом. Мы взялись за руки. Отец хотел что-то сказать, но не мог, он волновался больше, чем я. А мне просто некогда было волноваться. Я держала в поле зрения трех кавказцев. Они остановились и о чем-то говорили друг с другом. Наверно, их удивляло, что со мной нет Вани.
– А где Ваня? – спросила Анна Дмитриевна.
Я сказала, что Ваня скоро придёт.
Я повела родителей в столовую, где в это время давали кефир и фрукты. В большом зале было полно отдыхающих. Кавказцы стояли в дверях. Я повела родителей к накрытому столику.
Кавказцы вертели во все стороны головами, высматривая Ваню. Один из них вынул из кармана мобильник и позвонил. Я замерла в напряжении
Ваня
Я подошёл к микроавтобусу и рывком открыл дверцу. Султан сидел развалясь, широко расставив толстые ноги, и пил из бутылки какой-то сок. Если бы я встретил его нечаянно, я бы, наверное, не сразу его узнал. Он был без усов и бороды.
– Ты чего, старик?! – удивленно воскликнул водитель.
Моя рука уже лежала в грибах, сжимая рукоять глушака. Я поднял длинный ствол и выстрелил водителю в грудь. Султан с рёвом бросился на меня. Я выстрелил в него. Он вывалился из микроавтобуса. Кажется, я попал ему в пах. Он двумя руками держался за это место, пытаясь встать. Я выстрелил ему в сердце. Его руки отвалились от паха.
Краем глаза я следил за водителем. Это был совсем молодой парень. Не стоило его убивать. Но он выхватил ствол. Я выстрелил ему в лицо. Пуля попала в нос. Я оттащил их волоком к краю автостоянки, под кусты орешника, и забрал оружие.
Я сунул в карман тэтэшник с глушителем, в котором кончились патроны, и взял наизготовку «гюрзу». Теперь придётся пошуметь.
У Султана зазвонил мобильник. Я напрягся. Отвечать? Не отвечать? Нет, лучше не отвечать.
Я зашёл на вахту. Вахтёр что-то видел. Я сказал, чтобы он сидел тихо и не дёргался. Он молча закивал головой.
Я выглянул в окно. По дорожке быстрым шагом шел один из трех «духов». В руке у него был наготове ствол. Я достал «гюрзу». «Дух» открыл дверь и тут же схлопотал пулю в грудь. Следующая пуля ушла в лоб. Выстрелы были очень громкими. Оставшиеся двое должны были всполошиться.
Клава
Кавказец не дождался ответа по мобильнику, что-то сказал своим и исчез. Не прошло и минуты, как послышалось два громких выстрела.
Оставшиеся двое кавказцев побежали на выстрелы.
Я сказала родителям, что нам нужно быстро уйти. Я не сказала «бежать». Но они меня поняли.
Мы побежали к дыре в заборе.
Ваня
Я не стал ждать, когда те двое подбегут к вахте. Я пошёл им навстречу шаркающей походкой. У «гюрзы» потрясающая убойная сила. Я всадил им по пуле в грудь, и мог после этого спокойно уйти. Они были в глубоком обмороке. Но я уже взял себе за правило стрелять без разговоров и стрелять наверняка. Для полной верности я всадил им по пуле в лоб. Я не испытывал при этом ни малейшей жалости. Они приехали сюда не для разговора по душам. Они приехали, чтобы убить меня, двух девчонок и еще троих пожилых людей. И до этого они наверняка убили немало людей. Они просто получили то, что заслуживали.
Клава
Мы отъехали несколько километров и свернули в лесок. Ваня, Эля и я – в микроавтобусе, остальные – в БМВ отца. Здесь мы всё рассказали родителям, я отдала отцу деньги, и сказала, где находится остальная сумма.
Отец сказал: если у нас не будет денег, мы обязательно кого-нибудь ограбим.
Мы попросили довезти нас до ближайшей автобусной остановки.
– Куда же вы теперь? – спросила мама.
Я сказала, что в Свидлов.
Матери решили: коли так, то они могут доехать до Свидлова поездом. А нас пусть отвезёт отец.
Глава седьмая
Ваня
Проезжая по мосту через какую-то речку, я выбросил в воду тэтэшник и «гюрзу». Я не хотел сидеть за то, что сделал, потому что всё сделал справедливо. Из глушака и гюрзы были убиты те, кто убивал, и кто еще бы не раз убил. Но судья всё равно посадил бы меня. А сейчас у него не будет для этого достаточных оснований. В санатории стрелял не я, а какой-то старик.
Гусаков молчит. После того, что произошло, он то ли боится меня, то ли… Он точно какой-то другой. Он оживился только тогда, когда я попросил его рассказать о встрече с судьей Мещалкиной.
Ярослав Платонвич Гусаков
Я подошёл к Мешалкиной, когда она, выйдя из суда, направлялась к своему скромному джипу «ауди».
– А вы кто, собственно будете? – спросила она, когда я сказал, что хотел бы поговорить о Клаве Павловой. – Отец? – она подняла выщипанные брови. – Насколько я знаю, у неё нет отца.
Пришлось сказать, что у каждого есть и мать, и отец.
– Ну, да, – согласилась Мешалкина. – И где же вы были до сих пор? Где скрывается ваша дочь? Чего от меня хотите?
– Хочу, чтобы вы что-нибудь сделали для Клавы. Вы же отлично знаете, что она ни в чём не виновата.
Мешалкина состроила гримасу:
– Да? С чего вы взяли, что я так считаю? Нет, уважаемый, не знаю, как вас там, ваша дочь – пособница бандитов. А если это не так, чего ж она скрывается?
– Она не верит в справедливое следствие и справедливый суд…
Мешалкина скривилась:
– Бросьте! Странно даже, что вы пытаетесь что-то выторговать. Вашей дочери всё равно грозит срок. – Она посмотрела на меня с прищуром. – Что-то мне ваше лицо знакомо. Погодите…
Короче, она узнала меня. Мы учились в одной школе. Дальше разговор пошёл как бы по-свойски. Она сказала, что дело Клавы едва ли попадёт к ней, но всё равно будет слушаться в Свидлове, а значит, она обязательно что-нибудь для неё сделает. В худшем случае, Клаве дадут года три.
Я сказал, что это совершенно неприемлемо. Клава ни в чем не виновата.
Мешалкина посмотрела на меня строго:
– Ярослав, – сказала она. – Ты чего-то не понимаешь или делаешь вид, что не понимаешь. Клава виновата. С ее помощью пропал том уголовного дела. Мне пришлось выпустить очень опасного преступника, с которым, кстати, она была в интимной связи. Давно, правда, но у таких отношений нет срока давности. То, что ты сейчас проявляешь заботу, это, конечно, замечательно. Но должна тебе сказать, было бы лучше, если бы ты появился раньше.
Она знала, куда бить. Я тоже, конечно, знал её слабое место – связь с Мартыном. Но я не мог об этом сказать.
– Я не должна была брать Клаву на работу, – продолжала Мешалкина. – Знаешь, какая за ней слава ходила? Другие секретари судебных заседаний хотя бы заочно на юрфаке учатся. А Клава с десятью классами. Только ради Натальи взяла её. И что в ответ, вместо благодарности? Знаешь, сколько у меня было из-за неё неприятностей?
Я особенно не рассчитывал, что Мешалкина поможет снять с Клавы обвинение. Просто сделал попытку: а вдруг? И что же понял? Понял, что человеческая способность иметь второе лицо и вести двойную жизнь претерпела в последние годы существенную эволюцию. Я, со всеми своими пороками, просто ребёнок по сравнению с этой особой. Я не очень-то прячу своего настоящего лица. Кто хочет понять, всегда поймёт, что я за гусь. А эту скользкую тварь не ухватишь.
Клава
Я наблюдаю за Ваней. Он очень быстро меняется. От него исходит такая сила… И в то же время стало веять таким холодом… Я вижу, как на него смотрит отец. Он его боится. А я чувствую себя счастливой. У меня всегда была мечта иметь именно такого парня. Поэтому девчонки и связываются с бандитами. Но Ваня не бандит. Он может смеяться, может сказать теплое слово, ласково глянуть. Бандиты этого стыдятся. Нет, он не бандит. Но я чувствую, как он сам себе нравится всё больше и больше.
Элька забилась в угол салона. Она уже не смотрит на Ваню, как раньше. Она поняла, что никогда не отобьёт его у меня.
Анна Дмитреевна Смирнова
По пути мы заехали к Саше на дачу. Нас ждал хороший стол. Все были грустные и молчаливые, как на поминках. Клава принесла из кустов пакет с деньгами и отдала Ярославу. С ним она рассчиталась, а со мной? Девочка забрала у меня сына и создаёт впечатление, что никого лучше её для него на свете нет. Самое грустное, что он сам так считает. Нужно смириться, а не могу. У меня сухие глаза, но я все время плачу.
Я подошла к Саше и тихонько рассказала, что произошло в санатории. Я не могла утаить от него, он бы всё равно узнал.
Мы сидели за столом, когда по телевизору пошла «Криминальная хроника». Показали санитаров, увозивших раненых кавказцев. Репортёр говорил, что убит один, жизнь остальных вне опасности. Я наблюдала за Ваней, и все на него поглядывали. Он смотрел на экран с напряженным лицом.
Мне стало плохо…
Пряхин
Ближе к вечеру чеченцы готовы были искромсать меня на куски.
– Что происходит, мент? Почему Султан молчит? Султан велел отрезать тебе для начала мошонку. Снимай штаны!
Надо же! Слово «мошонка» знают. Однако надо же что-то отвечать горным орлам.
– Не сходите с ума, ребята. Потом обратно пришивать придётся.
– Твой бог тебе пришьёт.
У чеченцев не знаешь, где кончится юмор и начнется суровый серьёз. Но если я начну трястись, будет ещё хуже – это я точно знаю.
Они могу притормозить, если предложить что-то конкретные.
– Давайте, – говорю, – дождёмся последней сводки происшествий. Есть же у вас другие знакомые менты. Созвонитесь с ними. Если с Султаном что-то случилось, это станет известно очень быстро.
– Почему?
Идиотский вопрос.
– Потому что сразу возникла бы версия про чеченских боевиков в российской глубинке. Страна бы уже стояла в ушах.
О чём-то поговорили между собой. Начали кому-то звонить.
Мой мобильник молчит. Отключили, чтобы не нервировал. В основном названивал, конечно, Гера. Он меня потерял.
Стемнело. Чеченцы зажгли свет. Это хорошо. Если Гера подъедет (а он обязательно подъедет) и увидит свет, а потом ещё раз позвонит, а я ему не отвечу, может смело вызывать ОМОН.
Это я бы на его месте так сделал. А он … Не уверен я в Гере. Есть у него один недостаток, совершенно непростительный для мента. Трусоват. Хотя… Не сам же он пойдёт на штурм квартиры.
Один из чеченцев будто прочёл мои мысли – выключил свет.
Ваня
До Свидлова осталось 200 километров. Мы с Клавой шепчемся на заднем сидении. Я предлагаю найти Мартына и выбить из него признание, как он оказался на свободе, и снять это признание на видео. Клава против. Мартын всегда с охраной. Но даже если удастся справиться с его гориллами, ни за что не признается, тем более перед камерой. Торчило, каких свет не видывал.
Значит, погорячились, зря едем? Похоже, что так. Но меня захлестывают эмоции. Я уверен, что могу перестрелять свидловских бандюганов в одиночку. Кто они после борзых чечей? Я очень невысокого мнения о современных наших ребятах. Побакланить они горазды, но когда дело доходит до стрельбы… Это мне в Чечне приходилось видеть. Ломовыми многих ребят делала в основном водка.
Клава прижимается ко мне. Я обхватываю её за талию. Она тихонько стонет мне в ухо. Я сразу вспоминаю, как она стонала в первую нашу ночь. Я думал, это от боли… Зачем она устроила тогда сцену с простынею? Только со мной устроила или так было со всеми, с кем она была? Если только со мной, то объяснение простое – она хотела, чтобы я знал – она у меня первая. Хотела, чтобы моё самолюбие было спокойно. Но если так было со всеми… Тогда это отработанный способ. Тогда она совсем не та, за кого себя выдаёт.
Неужели это будет мучить меня всегда
Пряхин
Среди поступавших звонков этот был особенный. Чеченцы напряглись. Похоже, звонит тот самый мент, который следил за сводкой происшествий.
– Какой старик? – взволнованно спросил говоривший по мобильнику чеченец. – Какой на хрен старик? Причем тут какой-то старик, что ты мне впариваешь? Проверь информацию и перезвони!
Я ничего не понимал. И чеченцы ничего не понимали. Какой-то старик пострелял пятерых матёрых боевиков? Быть такого не может! Но так или нет, жизнь моя повисла на волоске.
Три ножа уперлись мне в горло.
– Что за старик! Это всё твои ментовские примочки.
Отвечаю:
– Что с Султаном? Он жив?
Они заорали в три глотки:
– Что за старик???
Мою жизнь продлевало чисто чеченское мышление. «Духам» нужно было знать, кому они должны отомстить за смерть Султана.
Два кончика лезвия воткнулись в мои плечи, один – в горло. «Духи» взялись за меня всерьёз. Было больно и, чего скрывать, страшно.
– Кто этот старик???
Я сказал, что не знаю. Я действительно не знал! Но они не верили. Лезвия втыкались всё глубже. Я закрыл глаза, собрал характер в кулак.
В этот момент зазвонил дверной звонок. Ножи остановились. Один из чеченцев пошёл к двери посмотреть в глазок. Другой выглянул в окно. Я остался с третьим один на один. Но я не мог наброситься на него. Руки и ноги связаны скочем.
Но звонок звенел! В дверь кто-то бил ногой. Слышались какие-то голоса.
Чеченец, который был у двери, вернулся:
– Менты!
Один из «духов» что-то сказал, показывая на меня. Двое других его не поддержали. Им было не до меня. Они бросились к балкону. Квартира у меня на третьем этаже. Можно спуститься на балкон второго этажа, а потом спрыгнуть. Оставшийся чеченец ударил меня рукояткой ножа по голове.
… Меня спас хорошо видный со двора отблеск от телевизионного экрана на потолке. Гера позвонил в отдел, оттуда прислали опергруппу. Когда ребята взломали дверь и ворвались в квартиру, я был без сознания.
… Сейчас отлёживаюсь дома, пью пиво, закусывая вяленым судаком, анализирую ситуацию. Я теперь свободен от Султана. Если честно, меня распирает гордость. Сработал Ваня, но кто навёл его на цель? Когда опер руками одного преступника выводит из игры другого преступника, это проявление оперативного мастерства.
Теперь надо решить, вешать на Ваню чеченцев, или пожалеть парня. С учетом того, что он сделал для меня, конечно, надо бы пожалеть. Но это лирика. Если по материалам двух мокрых дел удастся собрать улики, Ваня будет пойман не только как пособник ограбления Гусакова, но и как убийца. Но не это даже главное, а то, что мне нужно отвести от себя чеченскую вендетту. Пока не будет найден и публично назван конкретный убийца Вахи и Султана, виновным в их гибели тейп Султана будет считать меня.
Я должен не просто найти Ваню. Мне нужно сделать это гораздо быстрее родственников Султана, которые не задержатся, чтобы придти по мою душу. В моём распоряжении максимум неделя. Это немного.
В голове не укладывается, как Ваня мог ухлопать Ваху, который воевал с четырнадцати лет? Ладно, в Севске был молодняк. А как Ваня мог ухлопать матёрого волчару Султана, окруженного такими же волчарами? Ваня не мог стрелять быстрее чеченцев. Он их перехитрил. Если я не пойму, как он это сделал, он ухлопает и меня.
Администратор гостиницы в Севске утверждает, что стрелял молодой парень. С ними были две старушки. А в «Отрадном» стрелял какой-то старик. Что всё это может означать?
Никаких старух рядом с Ваней быть не могло. Скорее всего, это были Клава и Эля, переодетые в старух. Но если так, то… стариком в «Отрядном» мог быть… Ваня
Ярослав Платонвич Гусаков
Мы приехали в Свидлов, когда уже стемнело. Я поставил машину у подъезда другого дома. Мы поужинали, не зажигая света. Мы соблюли все правила конспирации. Но это нам не помогло. Перед домом появились две иномарки. Из них вышли двое братков. Братки позвонили в дверь, потом затарабанили:
– Клава, отрывай!
Потом подъехала милицейская машина. Стоя у окна, я наблюдал, как менты общаются с братками. Свидлов – не исключение, милиция и здесь срослась с криминалом.
Я метался от окна к входной двери, которая ходила ходуном. Ваня в это время что-то соображал. А чего тут думать? Западня.
– Ярослав Платонович, – сказал Ваня. – Зайдите в ванную и сидите там, пожалуйста. Если не жалко, дайте ключи от машины.
Я отдал ему ключи.
Клава напряженно смотрела на Ваню, ее взгляд говорил: а мне что делать?
– Ты тоже – в ванную, – сказал Ваня.
Голос Клавы срывался от волнения:
– Что ты задумал, можешь сказать? Какого черта я должна сидеть в ванной?
Ваня подвёл Клаву к окну:
– Кто из них Мартын?
– Не вижу, – сказала Клава. – Скорее всего, его здесь вообще нет.
Ваня спросил, где может быть Мартын. Клава сказала, что его любимое место – физкультурно-оздоровительный комплекс. ФОК. Там собираются весь его актив.
– Будем прорываться? – спросила Клава.
В её руке появился крошечный пистолет.
– Да, – коротко ответил Ваня.
– Деньги, – сказал я. – Они отберут у меня деньги.
Ваня протянул мне ключи от машины.
– Уезжайте. Положите деньги в банк. Иначе точно отберут.
Ваня хотел ещё что-то ответить, но в это время начали ломать дверь.
Клава
Ваня подошёл к двери. Я держалась за ним. Ваня распахнул дверь. Перед нами стояли Дудукин и Кишка. За ними еще несколько бандитов и ментов. Ваня дал длинную очередь. Он буквально скосил их. Стало тихо.
Ваня взял у лежавших без движения ментов два автомата с короткими стволами. Мы спустились вниз. Отец держался за нами. Ваня приоткрыл дверь. Остававшиеся у машин бандиты и милиционеры, стояли с наставленными на подъезд автоматами. Ваня открыл огонь. Он стрелял до тех пор, пока не кончился рожок автомата. Он положил всех, кто мог помешать нам уйти.
Отец побежал к своей машине. Мы сели в милицейский уазик. Я взглянула на окна Эльки, они были темными. Я знала, что она смотрит в окно. Я помахала ей рукой.
Мы ехали по городу. По улицам спокойно шли люди. Они будто не слышали, что в городе только что шла пальба.
Мы подкатили к ФОКу. У входа стоял известный всему городу джип Мартына.
– Он здесь, – сказала я.
– Жди меня здесь, – сказал Ваня.
– Ты не знаешь расположения комнат.
– Тогда пошли. А пукалку свою спрячь.
Я обиделась:
– У меня не пукалка.
– Всё равно спрячь. И держись за мной метрах в десяти, не меньше.
– А может, не надо? – спросила я.
– Чего не надо?
– Мы можем спокойно уехать.
– Нет, – сказал Ваня.
Он открыл стрельбу, как только мы зашли в ФОК. Он ранил в грудь охранника и забрал его ствол.
Мы пошли по коридору. Открылась какая-то дверь, выскочили еще двое. Ваня уложил их и забрал стволы.
Стояла тишина. Непонятно было, есть ещё кто-то в ФОКе или нет.
Мы остановились перед дверью, за которой был Мартын.
Ваня встал сбоку от двери и рывком распахнул её. Тишина. В комнате не было света. А в коридоре, где мы стояли, свет горел.
Я мимикой показала Ване, что заходить нельзя. Но он и сам это понимал. Он знаком велел мне погасить свет в коридоре. Я нажала на клавишу выключателя.
Мы стояли в кромешной темноте.
– Выходи! – крикнул Ваня.
– Заходи, – насмешливо отозвался Мартын.
– Захожу, – сказал Ваня.
В проём двери ударила очередь из автомата. Ваня выстрелил на звук. Донёсся сдавленный стон. Ваня дотянулся до выключателя. В комнате зажегся свет. В ответ ударила ещё одна очередь. Потом ещё.
Ваня выставил в проём двери автомат и стрелял до тех пор, пока не кончился рожок.
Он вошёл в комнату. Мартын лежал лицом в стол в луже крови. У него хлюпало в горле. Увидев у меня «беретту», он понял, что я хочу его добить.
– Давай, – сказал он.
Я выстрелила ему в голову. Брызнула кровь. Несколько капель попало мне на блузку и джинсы. Самое неприятное, когда стреляешь в человека, это – капли на твоей одежде, остальное терпимо.
Андрей Галахов
Утром я увидел на новостной ленте то, чего следовало ожидать.
«Поздно вечером в двух районах небольшого города Свидлова шли настоящие уличные бои с использованием автоматов. Есть жертвы, убит известный в городе предприниматель Мартынов. Был объявлен план-перехват, но бандитам удалось скрыться. По свидетельству оставшихся в живых милиционеров, это жительница Свидлова Клавдия Павлова и москвич Иван Смирнов, находящиеся в федеральном розыске по факту ограбления московского предпринимателя Ярослава Гусакова».
Я понял, что надо ехать в Свидлов.
Пряхин
Позвонил Галахов. Интересовался, что я думаю о ЧП в Свидлове. А что я могу сказать? Преступники пошли вразнос. Не мешало бы объявить об этом с экрана телевизора и показать эту парочку в программе «Особо опасен».
Галахов меня не услышал. Ну, понятно, он дружит с Волнухиным.
Я развернул карту. Что бы сделал я на их месте? Я бы поехал в Москву. Купил бы украинский паспорт, либо загранпаспорт. И слинял бы за рубеж. И понежился бы где-нибудь на пляжах Тайланда года два. Деньги есть.
Стоило мне подумать о деньгах, как в мозгу сразу щелкнуло: после встречи с Гусаковым они не будут бегать с такими деньгами. Хлопотное и опасное это дело.
Я поехал к прокурору за санкцией на обыск. Убедительным прикрытием был довод, что изъятие денег проводится в целях выманивания преступников. Тот же прокурор подписал санкцию на прослушивание мобильника Гусакова
Ярослав Платонвич Гусаков
Я приехал в Москву поздно ночью и лёг спать. Проснулся около 12 дня от звонка в дверь. В глазке маячило лицо Пряхина. Принесла нелегкая. Какой всё-таки нюх у этого бультерьера!
Пряхин был не один. В квартиру вместе с ним ввалилась целая свора: Гера, Гультяев, Корзун, Шепель. Их в глазок я не увидел, иначе бы не открыл.
Пряхин бросил взгляд на часы и включил телевизор. Передавали последние сообщения о чрезвычайном происшествии в Свидлове. Трое убитых, шестеро тяжело раненых. Правоохранительные органы разыскивают вероятных виновников побоища – девушку по фамилии Павлова и её сожителя.
Пряхин развалился в кресле, остальные стояли.
– По-моему, ты только что оттуда. Чего вдруг рванул, на ночь глядя? Какая была необходимость?
Я сказал, что это моё дело. Когда хочу, тогда еду.
Пряхин пристально посмотрел мне в глаза:
– Брось, Ярослав. Ты не просто так рванул. Тебе, как я понимаю, нужно было вывезти вещественное доказательство. Сам выдашь денежки или заставишь нас рыться в твоих вещах?
Я сказал, что у них нет законных оснований. Где ордер?
Пряхин протянул мне ордер.
– Это мои деньги, – сказал я. – Какое ты имеешь права изымать их у меня?
Пряхин поморщился, будто я сморозил несусветную глупость.
– Всё просто, дружище. На пачках денег могут быть пальчики гражданки
Павловой и её сообщника гражданина Смирнова.
Я пробовал сопротивляться:
– Тебе не отпечатки нужны, а деньги.
– Думай, что хочешь, – отмахнулся Пряхин. – Ну, так что? Сам выдашь или нам тут трам-тарарам устроить?
Я сказал, что даже не подумаю отдавать деньги. Я стал набирать номер адвоката, Гультяев вырвал у меня мобильник.
Гера нашёл сумку с деньгами. Она лежала в прихожей.
Гера стал писать протокол изъятия. Корзун и Шепель подписали бумагу в качестве понятых.
Их было пятеро, я – один. Они подавили меня психически
Клава
– Знаешь, что мне не нравится, – говорю я Ване. – Как-то всё быстро
получилось. Мартын и помучиться не успел. А мы с Элькой сколько мучились. По-
моему, он даже не понял, что это был приговор.
Мы лежим в лесочке в высокой траве. Рядом ментовозка. Спать в ней было
неудобно, но всё же теплее, чем в лесу.
Нам хочется есть. Придётся потерпеть. Нас уже ищут, но мы посидим
в этом лесочке ещё пару дней и ночей, пока ищейки не подумают, что мы уже далеко. Тогда мы загримируемся и выйдем к автобусной остановке.
Решили ехать в Москву. Надо поддержать отца, вдруг на него наедут из-
за денег. А главное – мы решили обвенчаться. Пожить думаем у Маруси.
Рискованно, конечно, но Ваня уверен, что второй раз сдать нас она не посмеет. Нам всё больше нравится дразнить судьбу.
Андрей Галахов
Я в Свидлове. Здесь полно других корреспондентов. Наталья Андреевна Павлова согласилась поговорить со мной на камеру. Но оказалось, что сказать ей особо нечего. О том, что Клава была в сексуальном рабстве у Мартынова, она ничего не знает. Только догадывается, что у дочери были какие-то проблемы с местной шпаной. Зато подробно рассказала, как её вместе с дочерью и подругой дочери держали ночь в заложниках. Как Кишка инструктировал Клаву и угрожал ей. Это был очень убедительный рассказ.
