Виталий Ерёмин
Банда потерпевших
Выкладывает, что произошло в Свидлове. Это для меня не новость, но нелишнее напоминание, что Клаве не в первой нарушать уголовный кодекс. Трудно будет адвокату доказать, что кража из сейфа – ее первая детская шалость.
Развожу девчонку на зависти. Вот видишь, говорю, ты страдаешь, а Клава сейчас купается в деньгах. И, небось, делится с тобой, как ей хорошо.
– Она мне не звонит, – говорит Эля.
– Ну, правильно, – соглашаюсь. – Ей сейчас не до тебя. Ей и Ваня нужен до тех пор, пока она в закрутке. Правильно я понимаю?
Есть в нашей жизни то, что я называю сотрудничеством со злом. Это когда обстоятельства или люди принуждают нас смиряться или соглашаться с тем, что нам противно. В этот капкан достаточно сунуть палец – зажуёт всю руку. Сам себе будешь противен, а ничего уже не сделаешь, ты стал частью зла. Или зло стало частью тебя.
Вытащить человека на это сотрудничество достаточно просто. Надо найти щель в его характере или в его отношении к близким людям. В данном случае щель заключалась в том, что у Клавы была куча денег и надежная опора в лице Вани, а Эля не знала, что с ней будет не то, что завтра, а даже через полчаса.
Эля молчала. Она не стала отрицать мою характеристику Клавы. Значит, согласилась. Пошла на сотрудничество.
Отлично! Пойдем дальше.
– Ты неглупая девушка, Эля. Должна понять: человек не совершает преступление просто так. Он совершает тогда, когда он к этому подготовлен. Преступление нуждается всего лишь в предлоге. Ты согласна?
– Ну, в общем, да, – пролепетала Эля.
– Как ты думаешь: а к преступлению в суде Клава была как-то подготовлена?
Я задал этот вопрос просто так, на всякий случай. Вдруг что-нибудь проклюнется. И даже ушам своим не поверил, когда Эля ответила:
– Конечно.
– А в чем это выражалось?
– Одно время она была неравнодушна к Мартыну. У них были какие-то отношения. Он намного старше нас. Ему около сорока. Но он видный мужчина. К тому же у него власть в городе. С ним нельзя ссориться. Мартын клеил то Клаву, то меня…
Эля споткнулась и замолчала.
В такие моменты вопрос в лоб даёт немедленный результат.
– Короче, он спал с вами обоими?
– Да, – сказала Эля.
Я тут же хотел набрать Волнухина и передать ему разговор с Элей. Если он нормальный отец, он не допустит, чтобы его сыну морочила голову лживая, подловатая девка. А если Ваня запал на Клаву, то теперь у него откроются глаза. Если он от неё отвернётся, она долго не пробегает. Жить негде, опереться не на кого.
Но я тут же понял, что рассуждаю в корне не верно. Когда есть деньги, всегда найдётся, где жить. И когда есть деньги, всегда найдётся с кем жить. Короче, деньги целы до тех пор, пока Клава с Ваней.
Ярослав Платонович Гусаков
Я не придал значения намёку Пряхина, когда он совал мне под нос фотографию Волнухина. Мешали другие мысли. Только потом, когда перебирал в памяти разговор, до меня дошло!
Купил торт и пошел к Ане. Вот кто развеет все сомнения.
Сидим у неё на кухне, пьём чай. Будто не было стольких лет неприязни и вражды. Аня рассказывает о звонке Наташки. Теперь понимаю, каким образом Клава оказалась в квартире Гультяева. Девочка росла без отцовской защиты. С её внешностью это катастрофа.
Это я виноват. За все эти годы ни разу не съездил в Свидлов. Если бы приехал, добрые люди подсказали бы.
Аня возражает:
– Это я виновата. Давно надо было сказать тебе.
Молчу, не спрашиваю, чего ж не сказала. Аня сама поясняет:
– Наташка запретила.
Ясно, что мы должны помочь детям выпутаться. Аня звонит Волнухину.
Чтобы наша встреча не попала на глаза Гультяеву, встречаемся в кафе. Волнухин приезжает с адвокатом.
Выслушав нас, адвокат пришел к выводу, что восстановить результаты экспертиз, которые были в шестом томе, возможно только в том случае, если сохранились образцы крови, слюны, пота, соскобов. Но они обычно уничтожаются. Так же трудно доказать сговор судьи Мешалкиной с бандитом Мартыном. Свидетелей нет, а сам он в этом не признается.
То есть Клава остается основной подозреваемой. Но доказать ее участие в хищении тома будет не так просто.
Ещё труднее отмазать её по второму эпизоду. Я имею в виду кражу из моего сейфа. Тут едва ли поможет даже моё лжесвидетельство. Суд мне просто не поверит.
Короче, Клаве грозит срок. Минимум шесть лет. Ване – года два.
– Но это не самое страшное, – говорю я.
Адвокат и Волнухин смотрят с недоумением.
– Страшно то, что Пряхин хочет присвоить мои деньги. И ради этого он ни перед чем не остановится.
Волнухин согласно кивает. Он долго молчит, потом осторожно произносит:
– Вы только на меня не набрасывайтесь, но, по-моему, ребята должны сдаться в руки правосудия.
Аня возмутилась:
– Ты думаешь, что говоришь? Сдаться! Какому правосудию? Где ты его видел?
– Знаешь, Аня, я так воспитан, – горячо доказывает Волнухин. – Если человек что-то совершает, он должен ответить. Положение тяжелое, но не надо преувеличивать. Есть хорошие адвокаты и есть справедливые судьи. Если же ребята будут продолжать скрываться, они обязательно ещё что-нибудь совершат. Это практически неизбежно. Я за то, чтобы у них не было возможности зайти ещё дальше. Нужно убедить их явиться в прокуратуру Москвы в сопровождении адвоката и сдаться вместе с деньгами. Вот увидишь, за добровольную явку с повинной им будет сделана скидка.
Анна Дмитриевна Смирнова
Я понимала, что Саша уже проникся к Ване отцовским чувством, всё равно меня от его слов знобило. Как любая мать, я была против того, чтобы мой ребенок попал за решётку. Если совсем честно, я ненавидела Клаву. Я испытывала что-то вроде благодарности к Саше, когда видела, как он мрачнеет при одном упоминании её имени. Он тоже её ненавидел. Нам нужно было как-то оторвать Ваню от этой дрянной девчонки.
После этой встречи в кафе я позвонила Ване. Но после первых слов поняла, что не могу ничего сказать о Клаве. Язык не поворачивался. До меня вдруг дошло, что я второй раз в жизни предам Наташку. Предав её ребенка, предам её
Пряхин
Гера поехал на пост ГИБДД, что возле Серпухова, перед мостом через Оку. Показал гаишникам фотографию Волнухина. Оказалось, профессор часто проезжает здесь, особенно по выходным. Ясно, что дача его где-то недалеко, сразу за Окой. Я велел Гере объехать все окрестные деревни, показать фото продавцам в магазинах.
Чаще всего Волнухина видят в Липицах. Но эта деревня – проходной двор. Через неё проезжают тысячи дачников.
Я плачу Гере за каждый день работы 3 тысячи рублей. Он способен рыскать только по такому тарифу, не ниже.
Сам Волнухин торчит в Москве. Похоже, боится привести «хвост» к себе на дачу. Значит, Ваня и Клава там.
Ваня
Мы нашли в Интернете кучу заявок и предложений. Одна заявка звучала, как прикол: «Куплю паспорт РФ для террористической деятельности».
Решили с Клавой взять одну фамилию. Будем косить под супружескую пару. Отправили фотографии, деньги. Продавец обещал результат через два дня. Можно было бы оформить быстрее, но я делаю себе еще водительские права. Корочки надо проводить по базе МВД.
Клава нервничает. Считает, что Пряхин уже взял наш след, надо быстрее линять из Москвы. Я согласен, но по другой причине. Мне неловко перед отцом, из-за нас он лишает себя отдыха на даче.
Хотим съездить пока в Крым. А потом видно будет. Может быть, поживём какое-то время на Украине.
Мама помирилась с Натальей Андреевной и Гусаковым. Это, конечно, хорошо. Плохо только, что отец невзлюбил Клаву.
Каждый день звонит Эля. Жалуется на Гультяева, просится к нам. Готова бросить учебу и уехать с нами. Клава даже слышать об этом не хочет. Хотя, вижу, жалко ей подругу. Все-таки Эля, считай, из-за неё страдает.
Клава
Снова звонит Элька. Плачет, жалуется, что Гультяев снова привёз её к себе, и ей приходится обслуживать их троих. Мол, Гультяев, Корзун и Шепель мстят ей за меня. Не могу понять, какая тут месть, если я заплатила за неё сто тысяч зелёных. Мстят, говорит, что тебя потеряли.
– Если бы я не пришла в тот день к тебе, всё в моей жизни было бы окей, – говорит Элька. – Тебе надо было сразу отказаться. И пацаны отстали бы.
Ну да, отстали бы! У них был приказ Мартына выкрасть шестой том, чего бы это ни стоило. Только я могла им помочь. Поэтому они бы от меня не отстали. Чтобы не попасть в это положение, мне надо было вообще не родиться.
Короче, Эля есть Эля. Что с неё взять. Депрессуха – ее обычное состояние. Можно было бы не обращать внимания, но ведь звонит каждый час. Уже Ваню завела. Он ведь отзывчивый. Уже меня укоряет, какая я черствая.
А я, честно говоря, просто не хочу, чтобы Элька болталась рядом. Умеет она незаметно вползать парню в душу. Не одного у меня увела. Правда, и она ни на кого надолго не западает. Быстро разочаровывается. И получается, что отбивает у меня парней как бы из чистого принципа. Чтобы доказать что-то мне и себе. Но Ваню я ей не отдам, пусть даже не мечтает. Ваня – моя судьба, и я для него – судьба.
Пряхин
Гультяев измотал девчонку. Она сидит сейчас передо мной, вся из себя жалкая, несчастная. Из её лица можно лепить-рисовать что угодно, хоть Бабу-Ягу, хоть Елену Прекрасную. Не зря в школе у неё было прозвище Моль.
Но я знаю этот тип. У неё уютное тело: упругое и щелковистое. Это то, в чем мало разбираются прыщи, вроде Гультяева. Но в этом знают толк мужики постарше, такие как я. Эля – виагра, импаза.
Но сейчас её прелести меня не интересуют. Сейчас мне надо, как минимум, чтобы она каким-то образом сказала Ване о Мартыне. О том, что Мартын спал с ними обеими. Одновременно. В одной постели. На этот счёт у меня точная информация.
А как максимум мне надо, чтобы Эля вернулась в банду и помогла мне изъять деньги. Я не оговорился. По Уголовному кодексу, больше одного человека – группа. А группа – это банда. Ваня и Клава – банда. И больше терминология не обсуждается.
Гну свою линию:
– Эля, твоя подружка использует Ваню. Не знаю, как тебе, а мне его искренне жаль. Парень попадёт за решётку ни за что.
Девчонка хлюпает носом.
Захожу с другой стороны:
– Эля, знаешь, сколько твоя подружка выгребла из сейфа Гусакова? Миллион условных ёжиков. Могла бы поделиться с тобой. Всё-таки ты понесла моральный ущерб.
– Она поделилась, – говорит Эля.
– Сколько она тебе дала?
– Десять тысяч.
– Фью! На те деньги, что у неё есть, она купит шикарную квартиру, джип, роскошный загородный дом, обстановку, и ещё на круиз хватит по Средиземному морю…
– Зря вы мне всё это говорите, – прерывает меня Эля. – Я не жадная и не завистливая.
– А какая ты?
Эля молчит.
– Давай я скажу. Ты способная, даже талантливая. Только не уверенная в себе. Но это как раз слабость всех талантливых людей. Твоя неуверенность часто переходит в депрессию. Иногда тебе тошно жить. Тебя выручает Клава. Она говорит тебе, что нужно верить в себя. Она верит в твой талант больше, чем ты сама. Этим она привязала тебя к себе. Без неё тебе плохо. Ты от неё зависишь. Тебе надо освободиться от этой зависимости, Эля. Пока я вижу только один выход. Тебе надо вернуться к Клаве. Учеба подождёт. Поступишь на будущий год.
– Я сама, без вас, просилась, но Клава против, – говорит Эля.
– А Ваня?
– Ваня не против.
– С ним и договорись. Скажи, что Гультяев совсем обнаглел. Сыграй, войди в образ потерпевшей. Если хочешь знать, Ваня уже жалеет, что связался с Клавой. Просто не может её оставить. А она, сама знаешь, может завести его далеко. Ваню нужно спасать
Эля
Я устала от этого мента. Он уродовал мне мозг и думал при этом, что я ничего не понимаю.
Он не оставит в покое ни меня, ни Клаву, ни Ваню, пока не отберёт деньги. Следовательно, если я хочу помочь себе и им, я должна помочь этому менту. И пусть подавится этим миллионом.
Короче, я согласилась. У меня просто не было другого выхода.
Андрей Галахов
Волнухин подробно рассказал мне, что произошло с его сыном. Заодно поделился информацией о Пряхине. Того, что Ваня знает об опере, хватает для начала серьёзного расследования. Если Султан и Ваха живы, едва ли они отказались от своего бизнеса. А если Пряхин был их компаньоном, едва ли он порвал с ними.
Последнее время мою программу всё чаще называют жвачкой для глаз. Обидно, конечно, но в душе я признаю: это так. И вот подворачивается по-настоящему важная тема
Гультяев
Я мечтал купить таунхаус, жениться и завязать с этим подлым бизнесом. Думаете, не понимаю, чем занимаюсь? Просто так поколбасило по жизни.
Всё началось с ляльки, на которую я капитально запал. Уже купил обручальное кольцо. В тот вечер собирался торжественно вручить, а она возьми и опоздай на свидание на целый час. Это было уже слишком. Я устроил скандал. К моему удивлению, лялька даже не подумала оправдаться. Прямо сказала, что у неё есть ещё один хахаль. Одного меня ей мало. И вообще, это мечта любой сексуально развитой женщины – иметь двух мужчин.
Что толку возбухать в таких случаях. Тут радоваться надо. Ведь мог жениться и всю жизнь носить рога.
– Но тебя я люблю больше, – сказала мне лялька.
Как бы утешить хотела.
– А с того, другого, я деньги беру, – объяснила она.
– Сколько? – спросил я.
Мне стало любопытно. А лялька подумала, что я хочу возместить ей одним махом за всё то время, пока мы занимались любовью. И сразу назвала общую сумму.
Вот тут мы поссорились всерьёз. Чтобы сделать мне больней, она сообщила, что у неё есть ещё два хахаля, но те платят ей нерегулярно, а по настроению.
– Слушай, так ты натуральная блядь, – вырвалось у меня.
Я тоже хотел обидеть. Но не тут-то было.
– Ну и что? – лялька подняла тонкие бровки. – Зато у меня есть деньги, на которые ты, между прочим, ешь и пьёшь. Лучше бы помог. Те два хахаля задолжали мне… – она назвала сумму, которой мне как раз не хватало на покупку машины.
Я не был уверен в своих физических возможностях. Поэтому привлёк к делу Корзуна и Шепеля. Они как раз нигде не работали и проводили время в бесплодных рассуждениях, где бы срубить побольше бабок. Но первый рейд по должникам нас не озолотил.
– Не переживай, – сказала лялька, – У меня есть подруги. Их тоже обижают халявщики.
И тогда я сказал себе: если проституция – бизнес, то почему бы мне не стать в этом бизнесе менеджером? И не хрена стыдиться. Понял? И сам себе ответил: понял!
Так мы замутили фишку. Но денег всё равно имели меньше, чем хотелось бы. Когда знакомые актеры приглашали на крохотные роли, я не отказывался. Приехали однажды на съемки в Свидлов, и я поразился, сколько морковок мечтают стать блядями. Так я наладил с Мартыном и Кишкой совместное предприятие.
А теперь у меня сразу два несчастья. Из-за штрафа таунхауса мне теперь не видать, по крайней мере, в обозримом будущем. Но не это даже главное. Сегодня лег с морковкой и вдруг почувствовал: член-то у меня болтунец! Не могу понять, в чем причина. То ли в моей впечатлительности: недавно по телевизору сказали, что тех, кто зациклен на сексе, в результате ждет импотенция. То ли переволновался, когда Пряхин вышибал деньги. Не знаю даже, что делать. То ли идти к андрологу, то ли начать покупать импазу, то ли обождать. Вдруг организм сам по себе войдёт в форму.
Сегодня Пряхин снова устроил тёрку насчет того, как поймать Ваню и Клаву. Я в такие моменты балдею про себя. Ну, и компания у нас подобралась! Менты и сутенёры. Хотя я знаю, что у Пряхина есть и другие партнёры. Он даже с чехами в какой-то завязке. Не раз брал для них морковок. Неплохо устроился мусорила. Таким Макаром можно чью хочешь дружбу купить, причём за бесплатно.
Не знаю, откуда он узнал о нашем бизнесе, но поступил с нами, как паук, который плетет сеть. Мы работали в замызганной однокомнатной квартире. Он договорился с Ярославом. Тот арендовал нам трехкомнатные апартаменты, помог сделать евроремонт. Фирма приобрела красивое лицо. Но за это теперь приходится платить. Глава фирмы фактически не я, а Пряхин. Вся прибыль у него. Ну, кроме того, что иногда удаётся положить за щечку.
Пряхин сказал на нашем совещании, что круг поиска сужается. Со дня на день дача, где скрываются Ваня и Клава, будет найдена. Деньги мы должны взять любой ценой. Сам он и Гера будут нас прикрывать. А потом зачистят место происшествия, если мы слишком наследим.
Честно говоря, эта затея мне совсем не по душе. Нафига нам мокрушничать? За какой интерес? Я не выдержал, так и поставил вопрос.
– Не переживай, никого не обижу, – пообещал Пряхин.
Пряхин помолчал немного, а потом неожиданно взорвался:
– Это я переживаю. Вам же ничего поручить нельзя. У вас же от пива мозги совсем не работают. И духа практически никакого. Вы хоть понимаете, что такие деньги вам за просто так не отдадут? Ваня горло вам перегрызёт.
Ваня
Отец узнал, что мы сделали себе документы, и очень разволновался. Во-первых, говорит, это ещё одна статья. Во-вторых, что же получается? На бегство настроились? А как же явка с повинной? А главное – как насчёт денег? Вы думаете возвращать их Гусакову?
Клава сказала, что основная часть денег отца спрятана в надежном месте. Никуда они не денутся, она их вернёт. А пока нам надо уехать из Москвы и где-то пересидеть.
Я тоже против явки с повинной. В этом случае мне за соучастие могут сделать какую-то скидку. Зато Клава почти наверняка упекут в тюрьму. Мне это надо?
Меня только мама удивляет. О явке с повинной даже слышать не хочет. А что касается Клавы… Она не говорит о ней ничего плохо. Но и доброго слова я тоже ещё не слышал. Это означает, что она против Клавы.
Мне самому нравится в Клаве далеко не всё. Я никак не могу понять, зачем было платить за Элю сто тысяч долларов. Что она хотела этим показать? Что для неё деньги мусор? Но это десяти не так. Сама говорила, что одежду себе и маме покупала в сэконд-хэнде.
Эта расточительность мне не понравилась с самого начала, когда Клава стала покупать себе дорогие тряпки. Я еще тогда говорил ей, что деньги придётся возвращать.
– Я не хочу об этом думать, – отвечала Клава.
На лице её играла полуулыбка. Она обычно улыбается половиной лица, другая остаётся серьёзной.
Она не хочет или не умеет думать о будущем. Она живёт одним днём, а чаще всего только тем, что происходит сейчас, в данный момент. Её не интересует даже то, что будет вечером.
Отец выбрал момент, когда мы остались наедине:
– Ваня, я в принципе против того, чтобы родители лезли в жизнь детей. Но, по-моему, тут особый случай.
– Что ты предлагаешь? – спросил я.
– Я сам не знаю, как бы я поступил на твоём месте, – сказал отец. – Скорее всего, я бы просто не оказался на твоём месте. Я не смог бы сделать то, что сделал ты.
Я сказал, что это, наверное, не тот случай, когда надо думать о последствиях.
Пряхин
Сегодня снова говорили по ящику о ментах-оборотнях. Никак не могу привыкнуть. Сразу тянет выпить.
Когда-то я думал: сделаю в квартире евроремонт и резко завяжу. Хуже других я, что ли? Все в отделе уже живут, как люди.
Сделал! Смотрю, ребята один за другим покупают иномарки. Не подержанные – это пройденный этап. Новьё! А я что, рыжий?
Купил тойоту – свежак. Ну, думаю, пора вязать! Нет, слышу, ребята дачи себе строят…
Короче, это как наркота. Хрен остановишься. Все менты в этом смысле зависимые, за исключением тех, кто боится или не умеет – мозгов и характера не хватает завести себе побочный бизнес. К тому же на это дело надо не только способности иметь. Текущая оперативная работа тоже требует энергии и времени. Я ведь как ловил злодеев, так и ловлю. Пашу по восемнадцать часов в сутки.
Но в данный момент я работаю на себя. Объясняю Эле, что нужно сыграть. Она какая-то вялая, слушает невнимательно.
– Слушай, – говорю ей, – я сейчас встану и уйду. Тебе шанс выпадает, а ты сидишь и лицо воротишь. Какого хрена?
– Я уже всё поняла, мне жевать не надо, – отвечает Эля. – Но я человек, понимаете? А вы сейчас превращаете меня в падлу. Мне нужно время, чтобы сосредоточиться. Мне нужно достать из себя эту падлу. А она пока никак не вынимается. Вас никто никогда не превращал в падлу?
Я говорю:
– Сейчас я тебе помогу.
Замахиваюсь – Эля заламывает тонкие руки:
– Хорошо, хорошо, хорошо!
Даю ей мобильник с набранным номером Вани. Эля закатывает истерику:
– Не трогайте меня! Я скинусь. Я серьёзно, на кой чёрт мне такая жизнь?!
Хватает тарелку и разбивает её об пол. Вопит:
– Я вскроюсь, вы будет отвечать! А-а-а!
Отключает мобильник.
Ору на неё:
– Что ты тут устроила, дура?
Отвечает, хлюпая носом:
– Если бы я попросила сейчас о помощи, он бы мне не поверил. А теперь он знает, что мне плохо. И если ему меня станет жалко, он сам позвонит. Понимаете, сам!
Ладно, обождём.
Сидим, пьём чай, смотрим по телевизору Петросяна с его хохмогонами. Проходит полчаса, час…
– Не жалко Ване тебя.
– Значит, не жалко, – вяло соглашается Эля.
Ваня
Когда раздался звонок от Эли, у нас с Клавой была встреча с парнем, который принёс документы. Не тот момент, когда можно отвлечься. Надо очень внимательно рассмотреть каждый листок, вдруг что-нибудь не так. Нервы на пределе. Кажется, корочки – подстава, сейчас подойдут дяди стёпы и возьмут под руки.
Мы теперь Стратилатовы. Я – Антон, Клава – Ксения.
– Тебе, между прочим, кто-то звонил, – напомнила Клава, когда парень ушёл.
– Это Эля, – сказал я.
Клава очень удивилась:
– Эля?! И что она сказала?
– Ничего, просто орала благим матом.
– Странно. А откуда она знает твой номер?
Я сказал, что это для меня самого загадка.
– Она ни о чем не просила. Просто орала. Угрожала кому-то, что скинется.
– Ну, правильно. Берёт тебя на жалость. Давай, звони, езжай, выручай.
Мне пришлось сказать, что настоящие подруги так не рассуждают. Мы не можем бросить Элю. Ей так плохо, что она готова покончить с собой.
– Ты же сама себе не простишь. Будешь нежиться на море и думать об Эле, что с ней. Надо решить эту проблему, потом только ехать.
Клава сказала, что решить эту проблему можно только одним способом – взять Элю с собой. И добавила:
– Знаешь, у меня такое чувство, будто у нас не страна, а темный лес. Если на тебя напал зверь, помощи ждать неоткуда.
Я сказал, что это не так. Просто у нас особый случай.
– Звони, – разрешила Клава, но когда я набрал номер, отняла у меня мобильник.
Эля
Когда раздался этот звонок, Пряхин был в туалете. Я могла говорить свободно. Когда Клава спросила, откуда я узнала номер Вани, я не стала ничего придумывать.
– Я сейчас приманка.
Клава молчала. Думала. А я в панике смотрела на дверь. Вдруг Пряхин подслушивает. Потом Клава что-то говорила Ване. А Ваня что-то отвечал.
– А ты можешь сбежать? – спросила Клава.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас, – сказала Клава. – Мы будем ждать тебя у метро «Южная».
Из коридора послышался голос Пряхина:
– С кем разговаривала?
Врать было бессмысленно.
– Чего хотела твоя Клава?
– Интересовалась, как живу.
– Что сказала?
– Сказала, что хотите меня использовать.
Пряхин не поверил.
– А серьёзно?
– Сказала, как вы велели. Попросила, чтобы помогли. Клава обещала подумать.
Пряхин взглянул на часы и неожиданно засобирался. Как бы куда-то опаздывал. Он довёз меня до метро и ещё раз предупредил, чтобы я не делала никаких глупостей и выполнила все его условия. Но я его уже не слышала. Пропади ты пропадом, ментозавр! Я не хочу быть твоей рабыней. Я не хочу учиться на актрису. Я не хочу жить в Москве.
Я зашла в метро, бегом спустилась по эскалатору. Если Пряхин передумал меня отпускать, он теперь гонится за мной. Я заскочила в вагон, двери за мной закрылись, прищемив платье.
Клава
Как только Эля сказала, что её используют, как приманку, у меня внутри всё сжалось. Ваня прав: я бы не смогла жить дальше, с мыслью, как там подружка?
Мы накупили разных вкусностей и закатили шикарный ужин. Правда, не могли полностью расслабиться. Продавщица в магазине в Липицах шепнула, что нами интересовался мент, показывал наши фотографии. Судя по описаниям, это напарник Пряхина.
Ваня наскоро поел и пошёл дежурить. Мы с Элькой сидим за столом вдвоём. Делимся пережитым, Элька плачет. У неё глаза всегда на мокром месте. Ранимая натура. А Ваня бродит возле дачи, нас караулит.
Завтра уезжаем. Сядем в Серпухове на любой поезд до Брянска, а там как-нибудь перейдем границу с Украиной. Мы ещё не уверены в документах. Но больше всего я боюсь за деньги. Вдруг начнут шмонать?
Деньги теперь моя головная боль. Можно было бы не брать с собой такую сумму. Но нужно купить где-то квартиру, обстановку, машину. Ста тысяч может даже хватить.
Конечно, неловко тратить эти деньги. Но я думаю: неужели отец ста тысяч для единственной дочери не пожалеет? В конце концов, он должен был меня содержать. Алиментов сколько за восемнадцать лет набежало? Никак не наберусь смелости позвонить ему. И он молчит. Нам стыдно друг перед другом. По-моему, единственно правильный вариант – посмотреть на ситуацию с юмором. Типа, ну, чего в жизни не бывает?!
Пряхин
Я только сделал вид, что куда-то заспешил. Держался на приличном расстоянии: девчонка часто озиралась. Я вынул из кармана берет, натянул на глаза – совсем другой вид.
Мы доехали в соседних вагонах до метро «Южная». Эля встретилась с Клавой и Ваней. Они сели в автобус. Я заметил номер и позвонил Гоше. Он в это время как раз отирался в Липицах.
Через полтора часа Гоша встретил автобус и незаметно проводил троицу до самой дачи.
Оставалось поставить задачу, распределить роли и провести с исполнителями психологическую подготовку.
Задача простая – изъять деньги. Не отобрать, а именно изъять. Я должен был учитывать, что Гультяев, Шепель и Корзун, при худшем раскладе, будут давать показания, употребляя мои слова. «Отобрать» – указывает на корыстный умысел. «Изъять» – всего лишь служебный термин.
Мы сидели, как обычно, впятером, у Гультяева. Просто ужинали. Я велел приготовить обыкновенный борщ со сметаной. Взялись за ложки не сразу. Переглядывались: а где водка?
Я сказал, что предстоит серьезная работа.
Когда я сказал «надо изъять», они поняли, что это означает. Хотя по глазам не скажешь. Глаза у Корзуна и Шепеля серые, похожие на кошачьи, слегка навыкате. Слегка навыкате и неподвижные. Что означает тупость и трусость.
– Так ведь у Вани ствол, – сказал Гультяев.
– У вас тоже будут стволы.
– Он воевал, – заметил Корзун и потёр шею, которую Ваня ему однажды помял.
В таких случаях нужно сказать, как отрезать.
– Зубов бояться – в рот не давать.
Будущие мокрушники молчали.
– Ты когда-нибудь видел, как бабы рожают? – спросил я Гультяева. Тот пожал плечами. – Акушерки щипцами работают. Большие такие щипцы. Но это не всегда помогает. И тогда акушерки начинают выдавливать младенца руками. Но и руками иногда не получается. И тогда выдавливают ногами. Коленками.
Мокрушники поразевали рты. Не верили, думали, что шучу.
Я подвёл итог:
– Вот почему у нас рождается столько уродов.
Мокрушники обменялись невесёлыми усмешками.
«Это хорошо, что они боятся Ваню, – думал я. – Значит, завалят его со страху. Хотя лучше, если бы при этом он завалил кого-нибудь из них. Это было бы просто идеально. Но если у него не получится, или он не захочет, это придётся сделать Гере. А я буду в это время далеко от места происшествия. Мне нужно алиби. А ещё мне нужно, чтобы Гера не боялся, что я уберу его на месте преступления. Он должен действовать в полной уверенности, что ему самому ничто не грозит.
Когда с борщом было покончено, я попросил Геру обрисовать обстановку.
– Значит, так, – сказал Гера. – Дом обычный, деревенский, одноэтажный. Окна, как ни странно, всю ночь открыты. Хотя, чего странного? Овчарка колли спит в доме. Участок небольшой, соток восемь. Соседи с обеих сторон тихие. Если шум, наверняка высунутся из любопытства…
Гера излагал свой подход, как бы он подкрался к Ване. А я думал, что вариант, на котором я остановился, конечно, кровавый. Положить троих – многовато.
Но старый долг…
Мой долг Султану до сих пор в силе. Сволочь, всучил мне фальшивые бабки, но даже слышать не хотел, за ствол хватался, когда я ему об этом говорил. Мол, это всё наши милицейские прокладки. Настоящие деньги были.
Хуже всего то, что и после расчета Султан не оставит меня в покое. Иметь в моём лице крышу в самой Москве – это для него не только удобно и выгодно. Это ещё и престижно. Я – его раб, только не сижу в его зиндане.
Гера выдаёт Корзуну и Шепелю по стволу. Два «Макарова» – из неучтенных, изъятые у бандюганов, должны направить следствие по ложному следу. Третий ствол, у Гультяева, мой ему подарок, браунинг, тоже из неучтенных.
Если честно, мне жаль всех. И Ваню, и Клаву, и Элю. Им бы ещё жить да жить. Но нет другого варианта. Другой вариант – это их добровольный отказ от миллиона. Но ведь не отказываются
Клава
У Эльки как бы отшибло любопытство. О Ване – ни слова. Наконец, прорывается:
– У вас серьёзно?
Я не знаю, что ответить. Ваня за мной не ухаживает. Хотя сейчас не до нежностей, я сама это понимаю. И всё-таки, можно сказать раз в день одно ласковое слова. Если бы мы вели обычную жизнь, я бы от такого отношения давно уже полезла на стенку. Иногда мне кажется, что Ваня ведёт себя так, будто боится вести иначе. Прячет нежность. Он во мне не уверен. Наверно, что-то чувствует.
Если честно, мне мало его ласк. В постели я фантазёрка. Но я боюсь сказать ему об этом. Он может заподозрить испорченность, и тогда я не прощу себе, что была откровенна. Я не люблю испытывать чувство вины. От этого я плохо себя чувствую, это меня гнетёт. Я так воспитана. Я мамино солнышко. В детстве я была уверена, что, если я скажу маме, что мне понравилась звездочка на небе, она мне её тут же достанет.
Мне кажется, мама стала рано болеть из-за чувства вины передо мной. Нам часто не хватало денег. Это меня расстраивало и унижало. Мама придумала мне утешение – научила меня мечтать. Говорила, что мне обязательно встретится мужчина, у которого есть всё. И этому мужчине нужна будет только женщина, которая знает, что с этим всем делать. То есть я.
Повзрослев, я стала искать такого мужчину. Для этого приезжала в Москву. Но потом я поняла, что такие мужчины не ходят по улицам и не бывают там, где бывала я. Шансов встретить практически никаких.
И вот надо же такому случиться. То, что я хотела получить от мужчины-комплекта, теперь есть у меня самой.
Гультяев
Мы ехали на мокрое дело в нормальном настроении. Мандраж, конечно, присутствовал. Всё-таки нам ещё не приходилось убивать. Но панического страха не было. Этот страх Пряхин снял.
Пряхин убедил нас, что убрать Ваню и тёлок в наших общих интересах. Тогда, дескать, он будет больше верить нам и поручать важные, а значит, денежные дела. Внушил, что нам ничего не будет. Он уже придумал, как направить следствие по ложному направлению. Иначе ведь и ему несдобровать.
Мы подъехали к даче засветло. Встали на приличном расстоянии, на краю леса и стали ждать сумерек. Сначала было непонятно, есть ли кто-нибудь на даче, потому что во дворе никто не появлялся. Но вот зажегся свет – не зря караулим!
