Виталий Ерёмин
Банда потерпевших
Чёрт, я не мог ничем помочь, у меня вторая группа!
– У меня первая группа, – сказал командир.
Он ушёл с сестрой. Я сидел на скамейке, под кустами сирени. Где же
Пряхин? Сейчас, когда омоновец ушёл сдавать свою кровь, я почему-то мог подумать о Пряхине.
– Ванёк! – позвал меня его голос из кустов.
– А, ты здесь! – отозвался я.
– Здание больницы типовое, тут есть подвальный этаж, там можно поговорить, – сказал Пряхин.
Он, наверно, даже предположить не мог, что я ехал в одном автобусе с командиром ОМОНа, а потом сидел с ним рядом, не сдав ему сдавал оружие.
– Пошли, – ответил я.
Мы вошли в приёмный покой. Старик-вахтёр пытался остановить нас, но мы молча прошли мимо. Мы спустились по лестнице на этаж ниже. Здесь были кабинеты: физиотерапевтический, гастрологический, онкологический… Это было обычное бомбоубежище, приспособленное для нужд больницы.
Пряхин закрыл тяжелую металлическую дверь на засов.
Мы остались один на один. Пряхин достал из подмышки короткоствольный автомат.
– Ну, вот и всё, – довольно ухмыляясь, сказал он.
– Всё для кого? – спросил я, припоминая, снят или не снят предохранитель у «стечкина».
– Я настиг тебя здесь, и ты оказал мне ожесточённое сопротивление. Ты отобрал у меня автомат и даже выстрелил в меня. Но я снова отобрал, и мой выстрел оказался точнее.
– Как мне лучше встать? – спросил я.
Пряхин усмехнулся:
– Мне без разницы, хоть раком.
– Хорошо, – согласился я, – встану раком.
Я повернулся спиной на полторы секунды. Этого достаточно, чтобы сунуть руку за пазуху, направить ствол «стечкина», куда надо, и нажать на курок.
Пуля «стечкина» убивает на расстоянии 200 метров, а тут было метра два.
Я попал Пряхину точно в грудь, он свалился без сознания с тяжёлой контузией на почве сильнейшего болевого шока. Грамотный мент – не всегда грамотный солдат. И на этот раз не повезло менту. Повезло мне, солдату.
