Владислав Алеф
Землянин 5.0
Ничего не подозревающий повар вернулся с коротким, чуть загнутым в одну сторону ножом для потрошения в одной руке и еще бо́льшим тесаком, чем тот, которым орудовал прежде, в другой. Он подошел к телу на столе, принюхался и поморщился.
– Тьфу ты! Уже сдох!
Раздев труп и бросив одежду в ящик, он сделал в шее прокол, спустил кровь в миску и, когда ее поток ослаб, отрубил голову. Дальнейший процесс еще больше унижал человеческое, особенно мужское, достоинство. Я не смотрел, а только боролся с искушением стащить из кухни нож и подкрасться к мяснику со спины. Прекрасно ведь понимал – фантазия невыполнимая, а все равно не мог от нее избавиться.
«Рэй, я готов бежать», – позвал я.
«Давай!»
Я взглянул на мясника – он заканчивал вычищать брюшную полость человека, сваливая требуху в большой чан. Осторожно сполз по трупам и скользнул на кухню. Схватил два первых попавшихся ножа и побежал к выходу. Мясник, увлеченный работой, как будто о моем бегстве и не узнал.
Пробегая мимо зала ожиданий, я услышал голос стража матриарха:
– Беглец! Схватить его!
За мной потянулась вереница гиеноидов, в погоню вовлекались все новые преследователи. Один из них неожиданно оказался прямо передо мной. Я воткнул оба ножа ему в голову и не стал терять времени, чтобы извлечь их.
Несколько раз в меня стреляли, но гиеноиды мешали друг другу и не могли толком прицелиться.
В простенке столовой Рэй имитировал удивление:
– Я его поймаю!
Он ринулся за мной, но держал на одном расстоянии, словно не мог догнать. Один раз даже взмахнул мечом, конечно, не достав. А еще он расправил крылья, так что ни обогнать Рэя, ни выстрелить в меня, не боясь попасть в него, никто не мог.
Страж матриарха призывал Рэя убраться с дороги.
– Стреляйте же, тупицы, они заодно! – сообразила первой гиенида.
Стрельба возобновилась с новой силой. Почти все теперь целились в Рэя. Он не пытался защищаться, – энергозаряды лишь слабо обжигали ему кожу.
Гиенида, устав расталкивать бестолковых сородичей, подняла кэнвокс. Закрутилась и завибрировала звуковая спираль.
Мы подбежали к лестнице перед люком – здесь нас уже поджидали пять гиеноидов.
Ужасный звон сотряс мои перепонки. Я упал на колени, зажмурился и зажал уши руками. Похожим образом поступили и гиеноиды, только стрелявшая женщина сохранила самообладание. Очевидно, регулятор повреждений она повернула до упора. Затряслись стены, сквозь щели потолка посыпался пепел.
Рэй замер, стиснул зубы. В его глазах мелькнула боль и вспыхнула неистовая злоба, какой прежде я за ним не наблюдал.
Звук прекратился. В тишине гулко упал тяжелый марсианский щит.
Рэй издал жуткий крик, перехватил меч двумя руками и с размаху, с шумом рассекая воздух, разрубил ближайшего гиеноида поперек.
Я содрал пистолет с убитого, чтобы хоть как-то защищаться. Но кому я был нужен, когда в жилище гиеноидов возник столь свирепый враг!
Рэй сметал врагов, разрубал вместе с одеждами, ломал вставшее на пути оружие. Каждый его удар был критическим, а сам он совершенно не замечал назойливых энергетических тычков. Толпа позади теперь стреляла без разбора целей, намеренная повалить марсианина, пускай и пожертвовав товарищами. Я был напуган не меньше других и, стараясь быть незаметным, пятился к выходу, сильно сомневаясь, кого мне опасаться больше.
– Рэй, осторожно! – крикнул я, едва избежав отсечения головы. Он не слушал.
Очень скоро все пять гиеноидов у входа были убиты. Стрельба не прекращалась, но я смог проскочить к люку.
Повернувшись, я увидел занесенный надо мной меч. Я попытался увернуться, но не успел.
– Ах! – вспышка резкой боли.
«Целостность системы нарушена!»
Моя правая рука лежала у его ног.
– Рэй!!! – в ужасе крикнул я, потому что он поднимал меч для нового удара.
Его толкнул в спину большой энергетический шар. Рэй мгновенно позабыл обо мне и бросился в гущу гиеноидов.
Я подобрал руку, шатаясь, подошел к лестнице и, не оборачиваясь, стал взбираться. Мне не нужны были глаза, чтобы по истошным, не заглушаемым выстрелами воплям составить картину сражения.
Я налег на люк и вывалился наружу.
Благословенная темнота ночи утишала дыхание. Угасали последние порывы пепельной бури. Сражение, чуть не ставшее для меня последним, быстро уходило в прошлое. Я включил ночное зрение, осмотрелся. Веста и мой рюкзак лежали поблизости, чуть поодаль из пепла выглядывали ноги закопанных нами гиеноидов.
Я убрал руку в рюкзак, достал энергомат. Затем, направив энергозаряд по касательной к поврежденному плечу, прижег рану
Люк загремел. Я резко обернулся, удерживая энергомат. На поверхность выбрался Рэй. Весь в крови и ожогах, он выглядел опустошенным и едва живым. И все же я опасливо попятился.
– Прости меня, – прохрипел он. Я сразу успокоился. – Их нужно задержать. Попробуй расплавить запор.
Пока Рэй удерживал люк, а я несколько раз выстрелил в место крепления запора. Металл немного сплавился.
Рэй поднялся, окинул меня оценивающим взглядом.
– Бежать сможешь?
Его крылья оказались сильно повреждены, так что бежали мы вместе. Я нес Весту на плече. Каких-то 90 килограммов, но, распределенные не самым удобным образом, они раскачивали меня, как маятник. Вторая рука сейчас была бы кстати.
Своей наготы я не стеснялся. Многие люди, особенно неокосмисты, принимали одежду необязательным украшением, ограничивались минимумом или вовсе ею пренебрегали.
Мы возвращались по нехоженому пеплу, по новому, неизвестному, но все такому же однообразному краю. Поначалу я оглядывался каждые сто метров, но погоня не возобновлялась, и вскоре мне надоело этого ждать.
Глава шестая
Рустам дожидался нас на северном краю города. Увидев дочь, он попросил немедленно доставить ее в мастерскую, а также самим воспользоваться ремонтом за его счет. Когда же я попытался рассказать о гиеноидах, он нетерпеливо замахал руками.
– Сначала в мастерскую!
Нас развели по комнатам. Подо мной вновь оказалась приятная повторяющая контуры тела теплая упругая жидкость. Состояние моей руки андроид-хирург охарактеризовал как более чем удовлетворительное.
– Ничего менять не придется, – пообещал он. – А может, вы хотите другую руку? Протез?
– Нет, – отмахнулся я. – Пришейте старую.
– Какие будет пожелания сновидений?
Я призадумался. Хотелось просто отдохнуть, но переход на новую версию требовал безопасного режима сознания.
– Осознанный сон, – попросил я. – Это же место.
Я закрыл глаза и сразу же открыл. Отсутствие болевых ощущений говорило о нереальности происходящего. Врача не было. Я встал, вышел из комнаты, миновал пустой коридор и поднялся наружу. Была мысль заглянуть в палаты к Рэю и Весте, но я знал, что увиденные образы будут лишь попыткой разума угадать действительность. В два шага я выбрался из города. Вокруг не было ни души. Пепел молчал. Когда разум обнаружил несоответствие сна и реальности, то начал подсовывать мне в большом количестве хаотичное нагромождение людей, гиеноидов, а заодно и туннельщиков. Все эти смутные образы я разогнал, а сформировал свой – большой развесистый фикус, который видел только во снах. Я лег в его тени, привалившись к стволу, и приступил к обновлению.
Версия 3.0. Новый рекорд. Теперь я даже мог развивать техномантию. Это позволит высвобождать энергию организма без посредства оружия, однако в дальнейшем потребует многих вложений, прежде чем сила этой энергии сравнится с силой даже того оружия, которым я располагаю сейчас. Вот почему, когда люди стали регулярно растрачивать эксманы и откатываться к базовым версиям, мало кто выбирал путь развития техноманта. Потому и я лишь привычно упрочил свою связь с энергооружием и наконец уравнял координацию рук.
Я потянулся. Рука не болела, и следов ее ремонта не наблюдалось. Врача в палате не было. Осмотревшись, я заметил на крючках для одежды приготовленный для меня универсальный серый халат.
Подобрав рюкзак и выйдя в коридор, я увидел только сидящего на скамье ожидания Рустама. Заметив меня, он приподнялся.
– Как себя чувствуете?
– Лучше прежнего! – Я сел рядом. – Спасибо, что оплатили ремонт.
– Глупости! Вы же вернули мне дочь!
– Ей еще занимаются?
– Да, – мужчина погрустнел. – Сказали, система Весты сильна повреждена. Ее ждет откат на две версии.
Я сочувственно опустил взгляд – этот процесс мне был знаком не понаслышке.
– А какая у нее была версия?
– 5.1
Я выкатил глаза.
– Так бывает?
Рустам промолчал.
– А Рэй? – совладав с чувствами, продолжил я.
– С ним все нормально. Генерация новых клеток займет некоторое время. Биологическое существо…. – он не закончил мысли.
– Я нашел пропавших людей. Почти все имеют критические повреждения, но некоторые могут быть оживлены.
Рустам сразу ободрился.
– Хорошо. Тогда я начну собирать народ, – он поднялся.
Я тоже встал.
– Подождите, а база данных еще не восстановлена?
Рустам хлопнул себя по лбу.
– Простите. Как раз была открыта сегодня. Извините, что погнал вас в столь неподходящий момент. Не удержался…
– Ладно уже. Лучше скажите, где мне получить читательский билет?
– Читательский билет? – не понял мужчина. – Для чего?
– Чтобы пройти в базу данных, – разжевал я. Кажется, он был не слишком умен.
– Плата в тысячу эксманов позволяет посетителям пользоваться услугами базы данных в течение одной двадцать четвертой части суток. Никаких билетов дополнительно не требуется.
Хорошая новость с одной стороны и не слишком – с другой, все-таки сумма весьма внушительная, а новой информации я могу и не получить. Да и чем меня строящийся космодром не устраивает?..
За все шесть энергопистолетов удалось выторговать 240 эксманов, гранаты и ружье решил пока приберечь. Дорогу в базу данных узнал без труда, первый же встречный, высокий тощий блондин, представившийся Цицероном, оказался на редкость прозорливым и общительным собеседником.
– Никогда не были? – не верил он. – Немедленно идите! Нет, я пойду с вами, чтобы уж наверняка не ошиблись! Плата за вход может показаться значительной, но за что еще платить, кроме знаний?
– Подозреваю, покупатели в «Рустаме» с вами не согласятся.
– Ах, как мне непонятны их причуды! – всплеснул он. – Современный человек ни в чем не нуждается, вот ровным счетом ни в чем. А все равно тратятся. Для чего?
– Можно обходиться без еды, воды и сна, но энергию откуда-то нужно получать, – не согласился я.
– Вы правы! Но как прекрасно, наверное, помните, электрогенерация открывается уже на пятой версии, а людей слаборазвитых я встречал очень мало.
– Вы встречали очень мало людей, – поправил я, стараясь не выглядеть оскорбленным. Не хватало открывать ему слабость своего развития, которое вдруг стало моей сокровенной тайной.
– Да? – заинтересовался он. – Знаете кого-нибудь? Он из нашего города?
– Одну женщину. Ее убили гиеноиды, и теперь, после воскрешения, она должна потерять две версии.
– Точно! – подхватил он. – Вы говорите о Весте, дочери Рустама и нашем дорогом техноманте! Бедняжка! Какой долгий путь возвращения утраты ей предстоит!
С тысячей эксманов я расстался не без сожалений. Проход в базу данных преграждала тонкая световая завеса, создаваемая детектором. Мой уровень был распознан, и сквозь барьер я прошел беспрепятственно.
База данных оказалась большим пластиковым цилиндром. Единственный ее этаж опускался на двадцать метров, стены топорщились деталями и платами, как древние суперкомпьютеры. На магнитных платформах, обхватив ручки-приемники, парили десятки людей. Я взял магнитный диск из стойки и поскользил к ближайшему свободному передатчику.
Я был слишком молод, чтобы застать последние книги – электронные, бумажные исчезли еще в век человека разумного, но вспомнил виденную однажды во сне старинную библиотеку. Вместо парящих платформ в ней стояли высокие деревянные лестницы, а вместо деталей и плат – книги. Как же громоздка была та бумажная библиотека, как примитивна и причудлива. Когда-то и одна-единственная книга считалась настоящим кладезем знаний. Люди писали их вручную, старательно выводили каждую букву, каждый завиток, посвящали этому занятию скоротечные жизни, стремясь успеть передать людям свои мысли, и умирали, не удовлетворенные трудами и полагаясь на разум далеких потомков. И продолжатели находились, сначала биологические, потом технологические. Ибо человек, взобравшись на гору, построенную из информационных песчинок его предшественниками, оказывался настолько стар, что в тот же момент складывал собственные кости, но его прах не мог служить опорой другим. А дальше человек начал отставать от компьютера. Ему не хватало ни жизни, ни даже воображения, которое когда-то он хвастливо именовал бесконечным. Что же касается художественных книг – их развитие остановилось еще в самом зарождении и не имело прогресса, ибо писатели не продолжали идеи друг друга, подобно ученым, но рассказывали всегда об одном и том же только разными словами. Компьютер очень быстро превзошел человека в литературе, почти так же быстро, как в музыке или кино (глубина мыслей несуществующих актеров была фантастической!). Он генерировал бессчетное количество стилей, каждый из которых являлся уникальным, придумывал невообразимо закрученные сюжеты, а главное, узнав человека и научившись безошибочно предсказывать его поведение, легко переносил его в книги. Такие книги компьютер придумывал на фоне остальной деятельности, в количестве миллиона в минуту, попутно выполняя еще миллион задач. Когда человек породнился с компьютером, он ускорился и тогда же отказался от чтения, ибо, поглощая по тысяче книг в час, перестал воспринимать этот процесс как что-то значимое, более того, чтение даже стало синонимом безделья.
Пока я думал о постыдной участи низложения всех интеллектуальных человеческих трудов, моя система подключилась к базе данных планеты Земля. Удивительное чувство – едва касаться колоссального объема информации, иметь возможность попытаться вобрать ее всю и… неизбежно умереть, если внутренняя память переполнится – мозг попросту разорвется от перенапряжения.
Информации по запросу «действующий космодром» я не получил. Обследовав нейросеть глубже, я нашел множество слухов, сплетен, домыслов, но все они визуальными образами не подтверждались. Единственным известным базе данных строящимся космодромом оставался «Феникс». К сожалению, синхронизироваться ни с Федором Ивановичем, ни с Ириной Николаевной мне не удалось; они, конечно, были достаточно высокоразвиты, чтобы ограничить доступ к своим персонам.
У меня оставалось еще много оплаченного времени. Но как им грамотно распорядиться? Прочитать тысячу книг, просмотреть десять тысяч фильмов или прослушать сто тысяч специально сгенерированных под мой вкус музыкальных композиций? У меня не было увлечений, и расходовать время я не умел.
Вспомнив слова Рэя, я попытался обнаружить местонахождение компонентов, необходимых для изготовления неизвестного, но мощного, как я надеялся, оружия. О венерианском порошке нейросеть знала многое: эта нестабильная смесь чужеземных высокоактивных металлов, принятая людьми от коренных венериан, распадаясь, высвобождала мощнейшее гамма-излучение, сила которого нарушает ядерную целостность даже таких прочных элементов, как платина или осмий. Упоминаний об этом порошке набралось столько, что пересмотреть их все мне не хватило бы и часа. Но делать этого мне и не требовалось. Упорядочив информацию по свежести поступления, я ознакомился с текущими сведениями, обратным ходом вернулся во вчерашний день и глазами не разумного путешественника, а технокрысы увидел заброшенную лабораторию и рассыпанный на покосившемся столе искомый порошок. Запомнив координаты, тем же способом я отыскал блок полураспада. Увы, сохранилось их мало, ближайший находился в тысяче километров от меня, а сама информация не подтверждалась последние два года.
Время пользования базой данных истекало. А жаль: этот суперкомпьютер, он же узел нейросети, знал так много, что от него не хотелось уходить. Он мог предоставить мне всю информацию о любом биокибернетическом жителе Земли, показать все им когда-либо увиденное, рассказать все им услышанное, передать его мысли, чувства. От всепроникающей нейросети можно было и отгородиться, но такого рода отшельничество грозило невозможностью обновлений собственной системы. Интересно, а пользуется ли кто-то информацией, полученной моими сенсорами? Да хотя бы сведениями о качестве маслоголя двух тысяч «Гаражей».
Нет, интересней другое: где сейчас и чем занимается мой старый друг Гена. Сколько мы знакомы? Сто лет? Сто пятьдесят? Не помню. Зато отлично помню, как мы познакомились. Дело было во время турнира пивного шахбега – в прошлом популярного увлечения, суть которого заключалась в следующем: сначала участники выпивали четыре литра самого отвратительного пива, которое только находили организаторы, затем пробегали пять километров и садились за шахматы. Совершив ход пешкой, триатлет незамедлительно пробегал 10 метров, передвижение слона или коня требовало преодоления 30 метров, ладьи – 50, ферзя – 90. А вот передвижение короля обязывало уже противоположную сторону пробежать 500 м, соответственно после рокировки бежать начинали оба. Триатлеты выпивали по 100 грамм того же отвратительного пива за каждую утраченную пешку, по 300 за коня или слона, 500 за ладью и 900 за ферзя. Победитель партии получал бочку отборного маслоголя, а проигравший выпивал дополнительные 10 литров пивной жижи. Если по каким-то причинам проигравший не мог выполнить этого условия сразу же (не переработал выпитое, лишился энергии, умер), дожидались, когда эти незначительные препятствия будут устранены, и только тогда соревнование объявлялось оконченным. Мы пересеклись в финале, и Гена выиграл матом, однако позже был дисквалифицирован – выяснилось, во всех партиях он выпивал и за потерянные собственные и за вражеские фигуры.
Да… хорошие были времена. А Гена, думаю, уже набил крыс и снова вернулся в бар. Или я ошибаюсь? С этим вопросом я уже хотел обратиться к нейросети, но вдруг передумал. Другая мысль озарила меня. Возможно, новое знание окажется самым важным среди полученных за этот час.
Я вызвал в памяти образ гиеноида-мясника, получил совпадение и подключился к объекту. На мое счастье, он не додумался ограничить доступ к своей личности. Теперь его грязная роба сменилась простым энергожилетом, тесака в руке не было, а ладони держались на ремнях с пистолетами. Мясник шагал по коридору бункера в толпе вооруженных гиеноидов. На ногу ему наступил щуплый маленький сосед.
– Куда прешь! – мясник погрозил ему кулаком. – Хочешь, чтобы тебя в тарелках к обеду подали?
– А как ты меня подашь, – усмехнулся собеседник, однако же отскочил в сторону, – если я убегу, как твой человек?
Гиеноиды вокруг засмеялись.
– Теперь не убежит. Некуда…– он прервался на полуслове. – Хрюн меня побери!..
Связь прервалась. Должно быть, он почувствовал вмешательство. Панику поднимать я не стал, но со всех ног поспешил к ремонтной мастерской.
Отец и дочь ожидали меня перед входом, Рэй еще не оправился. Веста оделась в полиморфный композитный ртутный костюм, мельчайшие детали которого сейчас полностью окутывали ее тело, включая указательные пальцы под двумя большими перстнями: зеленым и синим. Костюмом обтекалось ожерелье из какого-то черного металла и становилось его частью. Также костюм сам по себе являлся огромной батареей и запасал энергию, достаточную для двухнедельного похода с учетом большой ежедневной активности.
– Спасибо, что спасли меня, – сказала она, выразив чувства редким для меня зрелищем – улыбкой.
Лица Рустама лучезарная улыбка не покидал и вовсе, и мне стало понятно, от кого ее унаследовала дочь. Он доброжелательно протягивал мне руку, держа в ней свернутый ртутный костюм. Ценная вещь. Прочный костюм подстраивается под контуры носителя, а также хорошо защищает от термического воздействия.
– Ничтожный подарок за услугу, которую вы мне оказали, – вежливо объяснил он.
Коротко, но искренне поблагодарив Рустама, я рассказал о гиеноидных сборах.
– Вы не почувствовали импульсы мясника? – уточнил он. – Куда он шел? Какую цель преследовал?
– Нет, но я не вижу здесь вопроса.
– Верно, – согласился он. – Будем ожидать худшего и самого естественного развития.
Об угрозе нападения Рустам радировал по экстренной частоте, на которую жители Новой Атлантиды всегда настроены. Оставляя свои дела быстро, но без суеты, люди стекались к торговому центру, с всеобщего согласия выбранному оборонным пунктом. Детей спрятали внутри, взрослые разошлись по периметру. Без особого труда оставшихся можно было сосчитать по головам – что я и сделал: 536 человек. Смешное число для Империи и совсем уж ничтожное для мегаполисов древности. Зато все они, не считая десятка техномантов, были с оружием, большей частью с обыкновенным энергетическим, о чем уже позаботился Рустам. Сам он, хороший торговец, но плохой воин, остался среди немногих на последнем рубеже обороны – на охране детей внутри центра. Некоторые предпочитали устаревшие лазеры: их боевая сила была не в пример ниже, хотя точность и глубокое проникание лучей почти компенсировали этот недостаток. На спине моего случайного знакомого Цицерона красовался внушительный блестящий гравитор. Теперь я был совершенно спокоен: поток гравитонов прежде расплющивал и боевую технику, а что могли противопоставить ему гиеноиды? Вместе с людьми защищать город пришли 42 андроида, 8 Миротворцев и один Шива.
Увы, гиеноиды напали со всех сторон и одновременно, потому еще до начала сражения, увидев приближение врага на радарах, мы рассыпались по городу маленькими группками, прячущимися за немногие выступающие из земли строения, да за огромными, поставленными на полозья мусоровозами – единственными повсеместно сохранившимися машинами.
Гиеноиды шли одной большой толпой. Все защитились энергожилетами и вооружились энергетическим, некоторые звуковым оружием. У них не было какой-то изощренной стратегии, они просто взяли город в кольцо и теперь сжимали это кольцо. Я предположил о двух тысячах противников, но не понимал, откуда их столько набралось. Не могли же все они помещаться в том бункере. Они видели нас, мы видели их. Мы терпеливо ждали, они размеренно приближались. А потом они побежали, и начался хаос.
Первым грянул гравитор. Дюжина гиеноидов распласталась на земле и смешалась с ней. По их расплющенным бесформенным телам хладнокровно пробежали товарищи. Вторыми атаковали техноманты, среди них Эрешкигаль (так звали женщину в рубище, с которой я говорил на входе в город). Засверкали генерируемые собственными человеческими системами энергетические вспышки, засияли электромагнитные молнии. Сила Эрешкигаль привлекала к ней большое внимание, но сама женщина даже не пыталась искать укрытия и, увлеченная сражением, не замечала полученных ран.
Некоторые гиеноиды оказались выведены из строя, другие и вовсе подчинились более сильному интеллекту техномантов и разожгли междоусобицы. Миротворцы стреляли разрывными капсулами, выпускавшими при столкновении паралитический газ. Шива преобразовал руки в четыре устрашающих энергомета и теперь множественными выстрелами прожигал тела гиеноидов насквозь и разделял на части. Противопоставить что-либо столь решительной обороне противники пока не могли и вынужденно сближались. Наше очевидное преимущество я даже счел признаком легкой и скорой победы.
Гиеноиды шли по трупам сотоварищей, перешагивая их, ложились следом, но страха не проявляли, будто ход сражения их устраивал. Сократив дистанцию до возможности применения простого энергопистолета, они лишили нас гравитора и энергомета – их использование становилось опасным для обеих сторон. Шива был вынужден прибегнуть к более медлительным, но точным ружьям, а Цицерон обратился к боевым рукавам, похожим на мои, но большей разрушительной силы.
Когда перестрелка началась в полной мере, системные оповещения побежали взапуски, и я посчитал необходимым их отключить. Я выбрал, наверное, самое безопасное место недалеко от торгового центра между Шивой и Цицероном; себя не жалел и незначительные ранения все же получал, но и в авангард не рвался. Отсутствие Рэя меня даже немного порадовало – выносливость у него, конечно, фантастическая, но умереть он может только однажды.
Краем глаза я увидел Весту: она пряталась за Миротворцем, выглядывала, чтобы перегрузить систему очередного гиеноида, и возвращалась за импровизированную стену. Обычно она совершала эти вылазки так быстро, что враги не успевали ее заметить. Похожую тактику использовали многое техноманты, но только прятались за кинетическими барьерами.
Гиеноиды продолжали наступать, и я понял, что они пытаются перейти в ближний бой, в котором преимущество окажется уже за ними. Использование гранат прекратилось почти сразу, едва начавшись. Роботы и андроиды все также безошибочно поражали цели, но люди заколебались: наша человеческая часть мешала холодному расчету и провоцировала ошибки.
Когда ко мне незаметно подкрались три гиеноида, я растерялся и только благодаря своевременному вмешательству Шивы не расстался с жизнью. Да и костюм, спасибо Рустаму, свою роль исполнял как положено – лишь несколько искр закрались под кожу, остальные угасли при столкновении.
В старое время, когда дома строились над землей, замысел гиеноидов вполне мог сработать. Но теперь на хорошо просматриваемых широких улицах им почти негде было укрываться. В какой-то момент сражения они оттеснили защитников к торговому центру, только придав им большую плотность, но никаких преимуществ не получили. Отступать было некуда. Многие люди забирались на крышу, откуда вели круговую оборону. Там они оказывались в уязвимом положении, но показное бесстрашие предназначалось для внесения смятения среди наступавших врагов.
Сам я оставался на прежней позиции, твердо решив не изменять первоначальному плану без крайней необходимости. Видя первостепенную угрозу в лице Шивы, гиеноиды прорывались к нам с особым рвением. Нескончаемым потоком, черной ревущей волной переваливались они через трупы. Снова и снова. А все-таки не могли приблизиться и установившееся между сторонами расстояние не менялось. С завидным упорством атаковали они Шиву, но только ярким светом вспыхивала энергетическая броня, полностью впитывая выстрелы. Осознав наконец неэффективность оружия, гиеноиды дали дорогу стрелкам с кэнвоксами. Неприятно проверещали снаряды, покоробились и люди и гиеноиды, но и такое оружие не возымело эффекта против Шивы. Смирившись, противник перенаправил основные силы на другое направление, с этого момента полностью игнорируя главного защитника города.
Теперь все ярость гиеноидов обрушилась на Эрешкигаль. Под напором бесчисленных выстрелов энергетические защиты рассыпались яркими вспышками. Оказавшись одна в окружении гиеноидов, Эрешкигаль подорвала себя, и взрыв этот забрал еще десяток врагов.
Воодушевленные успехом, гиеноиды расползлись по городу, разделяя и растаскивая защитников.
Роботы и андроиды перестали интересовать гиеноидов. Они переключились на людей и атаковали нас так яростно, что и после убийств какое-то время продолжали обстреливать уже мертвые тела. Не сразу я понял их жестокий замысел. Но потом вспомнил разговор с их представителями у столба. Они желали подчинить себе этот мир, а для того требовалось отобрать корону Земли у людей. Мы свергли себя сами, но нас по-прежнему оставалось слишком много, мы занимали территории и попросту мешали. А роботы могли помочь становлению новых правителей.
Неподалеку я увидел мясника и пошел на него – очень уж хотелось его убить. В его преследовании я удалился от Шивы и слишком поздно понял, что не смогу вернуться, – пространство позади превратилось в линию смерти для обеих сторон. Я укрылся за мусоровозом, но мясник успел меня заметить.
Я отвлекся на сражение с другим противником и, совершив контрольный выстрел, неожиданно почувствовал сильный жгучий удар в спину. Обернувшись, я выстрелил в новую цель с обеих рук.
Это был мясник. Он лишь усмехнулся и снова выстрелил из ружья.
Я упал. Попытался встать, но не смог – тело дрожало в электрических судорогах и не слушалось. Перед глазами побежали помехи, в ушах зазвенели посторонние шумы.
Мясник подошел ко мне, приставил ружье к голове, улыбнулся. Я видел, как его палец приближается к пусковой кнопке, но бессилен был помешать.
Внезапно он замер. Его лицевые мышцы напряглись, надулись вены на шее. По телу мясника побежали электромагнитные волны, тянущиеся к Весте.
Мясник медленно, превозмогая воздействие чужой системы, повернулся, поднял ружье.
Я выстрелил ему в торс, наконец вернув стабильность системы. Мясник согнулся, но вновь начал распрямляться. Да умрет он когда-нибудь? Со второй попытки я попал ему в голову, оставив глубокую дыру. Он выронил ружье, упал сначала на колени и только потом свалился ничком.
Я видел, как отовсюду к нам стекаются гиеноиды, но уже не имел энергии бороться. Лицо Весты оставалось холодным и сосредоточенным. Она накинула на меня защитную энергетическую сферу, но сама не пожелала укрыться.
– Уходи, – прошептал я.
Она не отозвалась. Сраженный ею, упал один гиеноид, другой. Но Веста была одна, помощь не приходила.
Я попытался встать, но не смог. Почему-то мне стало стыдно.
Грохот гравитора опрокинул и утопил в пепле большую группу гиеноидов. К нам пробивались атланты. Я облегченно прикрыл глаза. Этот очаг сражения был последним.
Гиеноиды понесли огромные потери, но их отступление нельзя было назвать бегством. Они отходили медленно, неохотно, отстреливались и цеплялись за нас яростными взглядами, словно пытались переполнить людей своей ненавистью и тем убить.
Их гнали до границы города и еще немного, но желания истреблять гиеноидов у людей не было, только необходимость защищаться, потому погоне мы предпочли заботу о раненых. Потеряли немногих – меньше ста человек. К сожалению, половина из них оказалась повреждена настолько, что не подлежала возрождению. Вот это уже был настоящий траур. Также из строя были выведены три Миротворца и девять андроидов, но все они могли быть восстановлены.
«Люди перестали умирать», – еще недавно говорил я себе и оказался неправ. Я думал, что мир однообразен, что по всему земному шару люди слоняются без дела, просиживают годы в барах, да изредка по собственной неосторожности погибают, накрытые пепельными бурями. Но мир неоднороден, и в покровах свойственной нам гордыни я совсем об этом позабыл. Человек умирал, и умирать продолжает. Раньше, когда век его был короток, это свойство, как свойство всего живого, не вызывало противоречий. Вспыхнул, погорел и погас. Но теперь, когда самого горения нет, когда пламя гаснет внезапно, будучи в полной силе, есть почти осязаемая несправедливость. Ладно бы умер после нескольких десятилетий! Что жил, что не жил – и почувствовать не успеть. Но жить сотнями и тысячами лет, чтобы потом умереть, – глупо.
