Алена Дмитриевна Реброва
Аркейн. Яркие огни Зауна
– Во-вторых, это просто работа, Вай. Ты квасишь лица на ринге, а я делаю… – подняв глаза верх, она качнула головой в одну сторону, потом в другую. – Ну, то, что нравится мне!
– Что тебе нравится? Убивать людей? Пытать их, выбивать из них деньги? Нравится подсаживать их на новую наркоту и смотреть, что будет?
Лицо Джинкс сделалось скучающим, как у пойманного на косяке подростка. Вообще-то она делала почти все из перечисленного, кроме наркоты. И да, ей нравилось.
– Знаешь, если говорить таким тоном, то даже торговля шариками покажется преступлением, – заметила она.
Вай молчала, нервно дергая коленом под столом.
– Слушай, – продолжила Джинкс, подаваясь вперед и опираясь локтями на стол. – Ну, напугала я пару должников; вальнула пару засранцев. Устроила несколько взрывов. Что в этом такого? Думаешь, эти ребята не заслужили? Я не отбираю последнее у нищих, не помогаю ловить людей в рабство, не мучаю детей или что ты себе напридумывала! Защита Ренаты открывает полно возможностей, я могу помочь Экко построить офигенное место.
Вай косо посмотрела на нее и фыркнула.
– Ты серьезно сейчас? – спросила она. По лицу Джинкс она поняла, что та верит в каждое свое слово. Для нее такая жизнь и правда укладывалась в «а что такого». – Раз это все такая ерунда, чего Экко не расскажешь?
– Не начинай! Ты его видела? «Джинкс, мы не стреляем в деревне!» – она всплеснула руками. – Он же наш мальчик-спаситель, он ни за что не поймет!
– Но мне же ты это дерьмо сейчас затираешь! Я, значит, пойму?
– Да! Ты без тормозов, но тебе нравится иногда включать «нормальную девчонку» и идти к Кейт, чувствовать себя… не знаю, что ты там чувствуешь, как по мне что-то нездоровое!… И у меня так же! То, чем я занимаюсь, не мешает мне быть здесь с вами. У каждого из нас множество личностей, нельзя отказаться от одной и просто выбрать для жизни другую, более удобную. Если так сделать, рано или поздно в твоей голове все взлетит на воздух, и вот тогда начнутся настоящие проблемы.
Вай вздохнула. Вот значит, как психопаты видят мир.
– Я одна, Джинкс, – сказала она, не особо рассчитывая, что сестра поймет. – Всегда одна – и когда на ринге, и когда в Зауне, и в Пилтовере. Одна, потому что у нормальных людей нет никаких других личностей!
– Если ты правда так думаешь, значит свой взрыв ты еще не пережила, – ответила Джинкс.
Вай смотрела ей в глаза и чувствовала, как накатывает тошнота.
Что ей теперь сделать?
Рассказать Экко, что, оставаясь рядом с Джинкс, он ставит всех под угрозу? Если она это сделает, это разрушит их семью, на этот раз уже навсегда.
Забыть этот разговор к чертям собачьим и жить, как раньше, надеясь, что ничего плохого не произойдет? Вай знала, что это не выход.
Она вспомнила, как еще утром они сидели за этим столом и обсуждали, как вместе восстановят «Последнюю каплю», и всей душой пожелала перенестись во времени, пока все это дерьмо еще не всплыло наружу.
Наблюдая за тем, как бледнеет лицо сестры, Джинкс слабо улыбнулась. Ей тоже становилось не по себе.
– Тик-так, сестренка.
Город в огне
В игре Рената Гласк говорит: "Я люблю Заун, но спалила бы его дотла, если бы это помогло уничтожить Пилтовер".
Когда Рената погибает в игре, она говорит: "Обещаю, о моей ошибке все забудут".
Рената была в ярости, когда миротворцы вломились на ее фабрику с ордером на изъятие всей продукции. Это не была ошибка или недоразумение, наружу всплыло огромное расследование со свидетелями, доказательствами и экспертизами, ищейки отыскали даже архивы с исследованиями ее родителей, создавших формулу. Они нашли заключение о том, что вещество опасно и нестабильно и не может быть применено на людях, и под этим заключением стояла подпись ее отца. Гласк могла бы опровергнуть любую экспертизу, но не могла пойти против собственной фамилии: это был удар в самое сердце ее репутации.
Империя, которую Гласк строила десятилетиями, пошатнулась, но Рената знала, что ошибки победителей быстро забываются. И о ее ошибке тоже все забудут. Скандал отбросит ее на несколько лет назад, но она устоит и еще добьется своего.
Готовился суд, – в Пилтовере любят выставить на показ свою так называемую честность, – и Рената делала ставки на то, что сумеет обернуть все недоразумением и вернуть имени Гласк былой блеск. До тех пор дела будут идти хуже некуда, инвесторы растворятся в воздухе и придется хорошенько протрясти всех должников. Этого ресурса у нее накопилось даже больше, чем стоило.
В первую очередь Рената начала уничтожать любые следы своих планов. Тонны веществ выливались в залив или сжигались; несколько фабрик пришлось спалить целиком. Когда миротворцы приходили на уцелевшие заводы или в цеха, там все было вылизано, как в лаборатории Пилтоверского университета, а мальчики-лаборанты с сияющими глазами умоляли законников не отбирать лекарства у нуждающихся.
Пока горели ее здания, Рената искала предателя, из-за которого в Пилтовере узнали о ее планах. Лилась кровь, люди пропадали десятками без всяких следов. Все, кто раньше похвалялся дружбой с Гласк, теперь стали первыми ее мишенями: она не успокоится, пока не выловит всех крыс. Любая попытка обезопасить себя и тем более бегство приравнивались к признанию в предательстве, таких всегда ловили, и они заканчивали жизнь в мучениях. Оставаться и продолжать работать с ней означало жить в страхе попасть под подозрение.
В Пилтовере хорошо подготовились, да, жителям наверху тоже было непросто, но они получали выплаты, больницы увеличили штат, новые лавки с товарами традиционной ионийской медицины открывались каждую неделю – конечно, их лекарства больше походили на бабкины припарки, но это было хоть что-то. Если сушеную траву тебе продает вастайи, она всегда кажется волшебной.
Кейтлин Кирамман ликовала, ее расследование сплотило совет против общего врага и теперь они действовали сообща, стремясь защитить благополучие города. Джейс Талис представил несколько новых удивительных прототипов протезов из хексматерии, его последнее выступление вдохновило толпу и над Пилтовером вновь забрезжил свет великого будущего.
Маятник истории снова набрал ход. Когда Заун горит, Пилтовер начинает сверкать ярче, и для многих в такие периоды жизнь становится как хождение по раскаленным камням.
Вай задыхалась. Она попыталась вернуться к своей жизни в Пилтовере, даже переехала к Лорису на первое время, потому что там могла укрыться от нависшей над ней необходимости принять решение. Лучше от этого ей не становилось.
Когда Вай пришла к Кейт, та спросила, удалось ли ей узнать что-то о поджигателях.
– Ничего, Кейт, – сказала Вай, ее взгляд завис в пространстве. Это была ее первая ложь в жизни.
Они сидели на диване в кабинете Кирамман, сегодня Кейт выглядела значительно лучше, расследование по делу Гласк, полыхающее в ее руках, обостряло чутье, на лицо девушки вернулся здоровый цвет и ум работал быстро. Ей хватило мгновения, чтобы понять, в чем тут дело.
– Они уже не дети, которых ты должна опекать, Вай, – сказала она, внимательно глядя на подругу. – Ты пытаешься защищать убийц. Ты понимаешь это?
Она потянулась, изогнувшись всем телом, и взяла со своего стола утреннюю газету. На главной полосе статья с расследованием о последнем налете поджигателей, в котором погибли четверо охранников. Эти смерти не были несчастным случаем или вроде того – служащих застрелили, когда они попытались сопротивляться. Их не стали обезврежить или связывать, как раньше, а убили, просто чтобы не возиться и не тратить время.
Кейт положила газету на колени Вай, но та не стала смотреть. На самом деле она уже это прочла утром, после чего прорыдалась на плече у Лориса: до нее дошло, что семьи, которую она себе придумала, у нее на самом деле никогда не было. Джинкс не исправилась, а Экко не был наивным мальчиком-спасателем. Эти двое стоили друг друга.
Вай взяла газету, не глядя скомкала ее и бросила на пол, потом посмотрела на Кирамман. Та поняла, что, если продолжит давить, Вай уйдет и больше она ее не увидит. Кейт никогда больше не говорила с ней о поджигателях или о Джинкс.
Через пару дней после этого они съездили вместе на Золотой остров, чтобы отдохнуть, но от этой поездки стало только хуже. Вай знала, что поступает не так, как должен поступать миротворец, и не так, как должна поступать сестра, она не могла выбрать, кем ей быть, и это трусливое состояние сжирало ее до костей.
Если опыт и научил Вай чему-то, так это тому, что семья остается семьей, даже если живет не так, как ты хочешь. Она могла сберечь свою семью, держась от них подальше.
Тем не менее мысли о происходящем тянули ее назад в полыхающий Заун. Каждый раз, когда шла по линиям мимо обугленных зданий, она невольно гадала, какое из них – работа Джинкс.
В этот раз она пришла к «Последней капле» и остановилась у памятника Вандеру, разглядывая бар. Разбитые двери, выбитые окна, стены обуглены, на них видны свежие следы пуль – подростки упражнялись.
Вздохнув, Вай пошла внутрь.
Она переступила через раму с выбитым витражом и оказалась в разваленном зале. Все, что отсюда могли забрать после смерти Силко, уже давным-давно забрали, а со времен, как баром владел Вандер, и вовсе ни одной вещи не осталось. Но тем не менее для Вай это место всегда ощущалось домом – какая семья, такой и дом.
Достав из кармана ключ, она спустилась в подвал и вставила его в скважину тяжелой железной дверцы, единственной уцелевшей во всем здании. Ключ все никак не поворачивался и со злости Вай толкнула дверь – та вдруг распахнулась. Похоже, в прошлый раз забыла запереть. Бывает.
Щелкнул выключатель и мутный свет единственной лампочки осветил потрепанный диван, стол и коллекцию пустых бутылок, которую Лорису видеть не стоило. Эта коллекция и была причиной ее появления здесь. Какой смысл иметь свой бар и не иметь возможности напиваться в нем?
– Ты жалкая, – сказала она себе, падая на жесткие подушки и шаря рукой по полу в поисках полной бутылки. Вай точно помнила, что их оставалось еще две.
Она закрыла глаза, представляя, как проведет следующие часы, пялясь в потолок и жалея себя, а ее рука все шарила по грязному полу. Да где же?…
Раздраженно зарычав, она рывком поднялась с дивана и стала искать потерявшиеся бутылки. Пустая, пустая… нашла?… показалось, эта тоже пустая…
Вай опустилась на колени и заглянула под диван, – может, закатилась? – и тут сверху бухнуло что-то тяжелое. Не поняв, что это, Вай сжалась на полу, закрыв голову руками, но на нее упала только осыпавшаяся сверху штукатурка. Потом грохот раздался снова, за ним скрежет, словно кто-то сносил второй этаж здания. Где-то сверху заиграла музыка.
Широко раскрыв глаза, Вай поднялась и, вытерев руки о черные штаны, поискала глазами что-нибудь поувесистее. Она купила «Каплю» не для того, чтобы заунская шпана тут все разносила! Предчувствие потасовки ее приободрило, Вай рывком выдернула из расшатанного стеллажа обломок доски и, обмотав его попавшейся под руку тряпкой, двинулась наверх.
Она шла тихо, внимательно прислушиваясь, чтобы заранее понять, сколько их там, но из-за музыки даже голосов было не разобрать. Со второго этажа снова раздался грохот.
Вай поднялась по лестнице и пошла к комнате, откуда доносилась музыка. Она почти дошла до прохода, когда оттуда выстрелили, так что пуля врезалась в стену у лестницы и снесла добрую часть штукатурки.
Вай замерла, выстрел застал ее врасплох. Сквозь музыку она услышала ругательства, потом звук, как будто кто-то ударил по металлу гаечным ключом. Она поняла, кто в комнате.
Постояв немного в тени, Вай взмахнула палкой и поставила ее у стены, а потом развернулась и пошла вниз, стараясь шагать тихо.
Когда она уже спустилась, раздался еще один выстрел, он отрекошетил от стены в свисающий с потолка светильник и тот полетел ей на голову.
– Да какого!?… – выругалась Вай, отпрыгивая в сторону. Поняв, что выдала себя этим криком, она быстро скользнула на лестницу в подвал, чтобы остаться незамеченной.
– Вай? – Джинкс вылетела в проход так быстро, как позволяло ей бьющееся в крови сияние. Ее взгляд метался по всем темным углам зала в поисках хотя бы тени, но там никого не оказалось. Только упавшая на пол трухлявая люстра.
Вздохнув, Джинкс побрела обратно в кабинет Силко. Она выкрутила громкость старого граммофона на максимум и, закрыв глаза, опустилась на грязное одеяло под столом, где чинила Пау-Пау.
На ее коже залегли тени от гари, которые невозможно было смыть, опаленные волосы у лица завились, потому что не так давно Джинкс задержалась у детонатора дольше, чем стоило.
За последние два месяца она извела взрывчатки больше, чем за всю свою жизнь. Она превращала в пыль буквально каждую доску, за которую Гласк хотя бы рукой держалась. Поначалу было весело, но постепенно становилось несмешно.
Самыми страшными были не пожары, а облавы. Люди Ренаты – это не миротворцы, которые внизу как слепые мышата, не пара-тройка головорезов, которым ты задолжал. Если Гласк называла тебя предателем, тебя вытаскивали из самых глубоких щелей Зауна, сначала вырезали у тебя на глазах всех, кто тебе дорог, а потом ты сам еще долго мечтал о смерти.
Джинкс знала, что Рената ей доверяет, но все равно была в ужасе. Силко убил бы любого, кто посмел бы ее тронуть, даже разбираться бы не стал, но вот Гласк будет исходить только из собственной выгоды, и Джинкс в безопасности только пока остается ей полезной.
Экко настаивал, чтобы они с Ишей перебрались к поджигателям, когда все началось, но прятаться в деревне было слишком опасно, – сбежать было все равно, что признаться Ренате в предательстве. Если бы Джинкс скрылась, она никогда больше не смогла бы вернуться в Заун. Нельзя было даже укрыть мелкую в деревне Экко, потому что исчезновение девчонки, которая, как все знали, всегда была с Джинкс, вызвало бы вопросы у Гласк. Если совесть чиста, бояться ведь нечего, так с чего бы отсылать ребенка в безопасное место? Поэтому Джинкс держала Ишу при себе и старалась жить, как обычно, но каждый раз, возвращаясь домой, чувствовала, как от дурных предчувствий кровь стынет. Они с малявкой отрепетировали шесть разных способов, как она будет убегать, если увидит подозрительных типов. Просто на всякий случай.
Джинкс запретила Экко приходить в лавку, чтобы те, кто следит за ней, думали, что они разошлись. Вряд ли это действительно спасет его от мести Гласк, если вдруг что-то пойдет не так, но по крайней мере Джинкс знала, что перехватить его им будет сложнее.
Итак, Экко оставался в деревне, Вай теперь тусовалась в Пилтовере, а сама Джинкс могла работать на Ренату ночами напролет в Зауне и никому ничего не объяснять. Каждый из них остался при своем.
Музыка орала так, что мыслей было почти не слышно, но какие-то из них все же пробивались, сбивая весь настрой – а для того, чтобы починить Пау-Пау до следующей вылазки настрой был просто необходим. Покачивая головой в такт, Джинкс потянулась за стоящей рядом бутылкой из запасов Вай и сделала большой глоток. Вкус ей не нравился, но внутри разбегалось успокаивающее тепло, от которого на какое-то время становилось легче.
– Давай, Пау-Пау, потерпи! – попросила она розовый пулемет. – Я обещаю, что куплю тебе новые пружинки, только сработай в этот раз, ладно?
Ударно-спусковые механизмы износились, подходящих запчастей как на зло не осталось и Джинкс изо всех сил пыталась приладить кое-что из запасов в лавке, но детали не вставали и держались на одной силе духа. Пау-Пау, ее верный друг, в этот раз решил ее подвести.
– Да иди ты! – вскинулась она, когда очередная пружина вылетела из пулемета ей в глаз. Джинкс скинула с себя защитные очки, отшвырнула инструменты, от которых уже ныли пальцы, и закричала: – Останешься тут, раз ни на что больше не годен! Тогда тебя найдет Вай, взбесится и разнесет на металлолом, ты же этого хочешь!?
Джинкс пнула металлический корпус и отвернулась, складывая руки на коленях и опуская на них голову. На нее накатило, но она не позволила себе размякнуть. Она справится со всем этим.
Утерев глаза рукой, Джинкс встала, собрала все детали в сумку, накинула куртку с капюшоном и, подхватив свое оружие, вышла из «Последней капли».
Часом раньше человек, стоявший в переулке за углом, видел, как Джинкс зашла в бар, а потом видел, как оттуда, вышла другая девушка с розовыми волосами. Детали ее одежды, – одежды из Пилтовера, – привлекли его внимание, поэтому он выждал время и двинулся за ней. Она дошла до пропускного пункта, человек видел, как девица вышла в Пилтовер по пропуску. Ему стало еще интереснее. Сделав вид, что идет в другую сторону, он вернулся к пропускному пункту и нагнал ее – отыскать Вай в толпе было просто. Мужчина шел за ней до самого здания Совета и, оставшись в тени кустов, видел, как она заходит внутрь.
Он поднял взгляд на погасшие окна и стал ждать. Вскоре свет загорелся в окне, которое, как он знал, принадлежало к кабинету Кирамман.
Похоже, предатель, которого искала Рената, наконец-то найден.
Часть стаи
Джинкс сидела на бочке в доках, скрестив ноги, на ее лицо был натянут акулий капюшон. Скелетница висела на спине, заставляя горбиться под своим весом, Чпокер аккуратно пристроился на поясе, Пау-Пау так и не пришел в себя, потому остался сегодня в сейфе в лавке. Все трое скучающе ждали, пока придут люди Гласк с коробками взрывчатки.
Когда сзади послышались шаги, Джинкс даже не обернулась, знала, что это пунктуальные ребята Ренаты. Сейчас они подойдут, потом подплывет лодка, и все они отправятся нюхать гарь и смотреть на то, как взлетает на воздух очередное здание.
Выстрела она даже не услышала, только почувствовала, как по телу прошла судорога, впиваясь в мышцы тысячью иголок и обездвиживая их. Сияние мгновенно разбежалось по крови, Джинкс заставила себя слезть с бочки и сделать пару шагов к воде. Она почти готова была прыгнуть, но тут в нее прилетело еще два разряда, обездвижив и заставив повалиться на землю. Иронично, в нее стреляли из оружия, сделанного ей же, – последнее, о чем она успела подумать, прежде чем отключиться.
***
Экко задремал в мастерской, потому что они с поджигателями вернулись в деревню всего на несколько часов, чтобы запитать доски и подготовиться к новому вылету. Работы было полно: люди толпами бежали из Зауна, поджигая свои дома, и, если удавалось пробраться туда или на склады Гласк до того, как все взлетит на воздух, можно было разжиться дефицитном товаром, пополнить запасы общины, а лишнее продать втрое дороже. Это было опасно, но результат стоил любого риска.
Провалившись в глубокий сон, словно в яму, Экко все равно видел дым и чувствовал жар, ему даже казалось, что он слышит чьи-то крики.
– Экко!…
Иша толкнула его снова, что было сил, и он наконец-то повалился со стула на землю, просыпаясь в полете. Кое-как сев, он ошалело посмотрел на девочку, которую не видел уже больше месяца. Она была вся в грязи, штаны на коленях продраны, лицо перепачкано. Поймав его взгляд, Иша застыла, а потом бросилась к нему на руки, стараясь не заплакать.
Он подхватил ее, прижимая к себе и уже не сомневаясь в том, что случилось что-то плохое.
– Ты цела? – спросил он, усаживаясь поудобнее и осматривая девочку. Она закивала. – Где Джинкс?
– Я не знаю, она ушла, – сказала Иша, обнимая его шею так крепко, будто кто-то мог вырвать ее из его рук. Говорила она сбивчиво, горло сжималось от слез, но она снова и снова заставляла себя успокоиться, чтобы сказать все до конца, понимала, что это важно. – Я осталась в лавке с Зиггсом, а потом пришли трое странных мужчин… я смогла убежать до того, как они меня заметили. Джинкс сказала, чтобы я бежала сюда. Она говорила, если такое случится, она тоже придет сюда. Но ее тут нет.
От лавки до деревни поджигателей пешком было почти не дойти, Экко с ужасом представил, как малышка преодолела это расстояние одна, да еще ночью. Он отнес ее к себе в квартиру, успокоил и уложил спать. Ишу колотило от страха, но она уснула почти сразу, настолько была вымотана.
Глядя на малявку, спящую в его кровати, он одновременно был счастлив, что она здесь с ним, и в то же время испытывал желание вскрыть череп тому, кто заставил ее пережить эту ночь.
Когда Экко спустился с дерева, остальные уже знали о том, что Иша прибежала, спасаясь от людей Гласк, и Джинкс скорее всего сейчас в опасности.
– Я попробую найти ее, – сказал Экко остальным, направляясь в мастерскую за доской. – Обычно она уходила из доков, отправлюсь туда, потом к ней домой.
– Я проверю в городе, – сказал Шрам, пойдя в мастерскую за ним. – Она может прятаться где-то рядом с лавкой и искать Ишу.
Экко кивнул, благодарно посмотрев на друга. Еще несколько поджигателей тоже отложили отдых и взялись за доски: Джинкс была одной из них, и они должны вытащить ее.
***
Когда Джинкс очнулась, голова болела так, что становилось ясно – по ней неплохо приложили. Руки связаны, ноги связаны, причем не просто так, а прикреплены к длинной палке, к которой еще привязали шею и туловище, так что было не пошевелиться. Приятной тяжести Чпокера на бедре уже не ощущалось.
Открыв глаза, Джинкс поняла, что ее голова в мешке. Не то чтобы остальные ощущения ей не подсказали, что происходит, но только когда она вдохнула соленый и вонючий запах мешковины, в которую до нее дышал ни один обреченный, ей стало страшно.
– Ребята, а во что мы играем? – спросила она у тех, кто нес шест. Она чувствовала, как ее мотает с каждым их неровным шагом. – Тут есть какие-то правила?
– Правила есть: предатели платят кровью! – рявкнули ей в ответ. Джинкс узнала голос одного из своих напарников, этот парень чаще других сопровождал ее на вылазках для Ренаты. – Ты сдала на всех пилтошке, глазом не мигнув! Я поверить не мог, когда услышал!
– Чак, ты че несешь? – взвизгнула Джинкс, задергавшись. То, что ее связали ее же люди, обнадеживало. – Отпусти меня немедленно и тогда может я сумею тебя простить!… сразу как от души съезжу по морде!
– Не рыпайся там, – велел ей второй, самый угрюмый. С ним она тоже часто работала, он был самым мрачным типом из всех. Она всегда подозревала, что он ее ненавидит: он не смеялся над ее шутками.
Но ее только сильнее тряхнули, так что суставы связанных за спиной кистей опасно натянуло. От боли у Джинкс помутилось в голове, но она прикусила язык, чтобы острые ощущения вызвали в кровь бодрящее сияние. Она лихорадочно соображала, что ей делать.
Эти двое должны были сегодня с ней работать, но вместо этого вырубили ее и теперь куда-то тащат, как мясо на палке. Пиво они вместе после работы не пили, но Джинкс знала, что эти ребята точно не занимаются зачисткой – они просто грузчики. Что-то тут было не так.
– А Рената в курсе, чем мы здесь занимаемся? – спросила она.
– Тебя это волновать не должно.
Значит, не в курсе, решила Джинкс. Что тогда тут вообще происходит?
– Вы делаете ошибку, я ни с одной пилтошкой даже не говорила за последний год!
– А тебе и не надо было! Ты предавала все Кирамман через сестрицу, есть свидетели и доказательства, Нюхач все раскопал.
Услышав про Нюхача, Джинкс занервничала. Этот тип выслеживал для Ренаты крыс и работал безупречно. Неужели он пропустил в своем расследовании тот маленький факт, что Джинкс ничего не понимала в химтеке, – она просто не могла раскопать дерьмо с формулой, – и что ей было, мягко говоря, невыгодно сливать планы Гласк совету?
В любом случае это неважно, если Нюхач что-то заподозрил, дела плохи. Похоже, ублюдки решили устроить самосуд и таким образом выслужиться перед Ренатой. Только вот что они хотят с ней сделать? Могли бы сразу убить и принести Гласк ее голову на блюде. Тогда бы Рената сняла с них обоих шкуры за то, что прикончили ее лучшего подрывника. А Джинкс еще и посмотрела бы на это все, потому что ее голова как раз стояла бы в том же кабинете на том дурацком блюде…
– Че смешного, Джинкс?
Ее снова тряхнули, но не помогло, она продолжала смеяться, не в силах остановиться, и ее смех странным образом двоился. Сначала ей показалось, что это звенит в ушах, но потом стало ясно, что они идут где-то, где легко поймать эхо.
Вскоре вдалеке послышался вой, от которого кровь стыла в жилах, и бандиты остановились. Джинкс поняла, куда эти идиоты ее принесли и зачем, и опять зашлась смехом, в этот раз еще более громким.
– Давай погромче, ему так будет интереснее, – пробормотал Чак, переворачивая ее на шесте. Джинкс почувствовала, как трясутся у него руки.
Предатели вдолбили шест в землю и рванули прочь из шахт, оставив ее повиснуть на палке. Веревки, стягивающие шею, натянулись, когда тело поползло вниз под силой тяжести, смех превратился в хрип из-за сдавленного горла. Джинкс сумела опереться ступнями на шест и выпрямиться, чуть ослабив давление. Она судорожно вдохнула, но сапоги тут же поскользили вниз и веревки вновь натянулись.
Джинкс извивалась и пыталась получше упереться ногами в палку, расшатать ее. Упасть на землю будет больно, но это лучше, чем задохнуться. При каждом новом рывке шея гудела все сильнее.
Земля в тоннеле задрожала, она чувствовала, как вздрагивает ее шест. Громадная тварь неслась из глубины и от каждого ее прыжка по тоннелям разносилось эхо ударов когтей. Джинкс засипела, пытаясь позвать на помощь, но Варвику было все равно: он пронесся мимо, толкнув ее боком, потому что хотел догнать и сожрать бандитов. То, что она задыхается, он наверняка даже не заметил.
Джинкс почувствовала, что от этого толчка шест качнулся и шею сдавило сильнее, сознание начало мутиться. Тогда она снова укусила язык, на этот раз так, чтобы кровь брызнула. Вспышка сияния придала ей сил, и она рванулась в сторону, наконец повалив шест на землю. Удар пришелся прямо на голову, и она отключилась.
Когда Джинкс очнулась, Варивик уже бродил рядом. От него пахло теплой кровью, и, двинувшись, она почувствовала кожей теплую склизкую шерсть.
– Может, отцепишь меня? – просипела она. – Я тут не по приколу так лежу, если что…
Всхрапнув, чудовище подошло к ней и, осторожно взяв за руку, рвануло веревку так, что Джинкс взвизгнула и прижала конечность к себе.
– Ладно-ладно, я сама!… Сама… принеси мне нож из той комнаты, хорошо?… Черт, Вандер!… Ты мне руку сломал!
Через сорок минут ей удалось освободиться от веревок и сломать цепи. В голове после двух ударов опасно гудело, и рука болела так, что ее хотелось отрезать, но это было не смертельно.
Усевшись на землю, она посмотрела перед собой и хлопнула в ладоши, тогда засветились грибы на стенах, и она увидела Варвика, сидящего перед ней. Его длинные передние пятипалые лапы тянулись от земли так высоко, что ей пришлось задрать голову. Морда, измазанная в крови, выглядела жутко, но разноцветные глаза смотрели с симпатией.
– Отлично выглядишь, Вандер, – сказала она, тяжело поднимаясь и подходя к монстру.
Она упала ему на грудь, в мокрую жесткую шерсть, стараясь при этом поменьше дышать, и провела здоровой рукой по его огромной спине. Он тоже ее обнял, очень аккуратно, чтобы не поцарапать и не сломать еще что-нибудь.
– Что ты натворила? – спросил он. Слова из-за зубов было почти не разобрать.
– Ничего, – вздохнула она, греясь щекой о его кожу. – Просто бандитские разборки. Я справлюсь.
– Где Вай?
– Она в Пилтовере. С ней все хорошо.
– Иша?
Ему тяжело было произнести ее имя, и оно вышло скорее похожим на чихание.
– А вот малявка может быть в опасности, – вздохнула Джинкс, отступая. – Мне нужно спешить, Вандер. Я… мы с Вай придем, как сможем, – про себя она подумала, «придем, когда она снимет нимб со своей головы», – Не скучай тут.
– Я не скучаю, – ответило чудовище, провожая уходящую Джинкс глазами, мерцающими, как у кошки в темноте.
Джинкс повела плечами: конечно, он тут не скучает! Он развлекается тем, что выслеживает и убивает тех бандитов, кто шел против законов нижнего города. Чудовищная справедливость Варвика приводила головорезов со всего Зауна в восторг, некоторые группировки скармливали ему предателей, и такая смерть почиталась за искупление грехов. Если задуматься, то уже существовал целый культ Варвика, многие носили нашивки с волчьей мордой, некоторые даже набивали себе татуировки с ним. Он был звездой.
Выбираясь из шахт, Джинкс наткнулась на останки двух предателей, с сожалением ответив, что те не додумались забрать из доков ее пушки. И где их хваленая бандитская жадность? Если ее оружие растащит заунская шпана, она никогда его больше не увидит!
Однако пройдя дальше, она увидела Скелетницу и Чпокера, их оставили у входа в шахту, чтобы не мешали тащить шест.
– Скучали? – улыбнулась Джинкс, кое-как устраивая на спине Скелетницу, а Пау-Пау помещая в кобуру на поясе.
Теперь нужно было найти Ишу. Джинкс не знала, этот гениальный план мести пришел в голову только двум ее идиотам-напарникам или распространился дальше и участвует кто-то еще. Иша могла спокойно спать в лавке под защитой Зиггса, а могла уже бежать по подворотням от погони.
Оказавшись на улице, Джинкс увидела, что уже наступает утро. К тому моменту стало ясно, что рука действительно сломана, и потому что она распухла, не двигалась и нещадно болела. Правая, чтоб ее. Почему Варвик не начал ее освобождать с левой?…
Первым порывом Джинкс было бежать в лавку, но, пройдя несколько улиц, она наткнулась на патрульных – не миротворцев, а тех, кто охранял покой химбаронов и их склады. То, каким взглядом проводил ее попавшийся на пути головорез, заставило Джинкс пересмотреть свои планы.
Если Нюхач уже всем растрепал, что она одна из предателей, то за ее головой будут охотиться не только люди Гласк, но и другие – просто чтобы выслужиться. Соваться на улицы самой нельзя, тем более без оружия и с переломом.
Отыскав на ближайшей свалке дырявую тряпку, Джинкс обернула ее на подобии плаща с капюшоном, и побежала прочь из города.
Она запретила себе останавливаться, даже когда грудь уже разрывало от боли: Иша хорошо прячется и наверняка скроется, но на счету может быть каждая минута. Чем быстрее они с Экко вытащат малявку из города, тем лучше.
Экко увидел ее, когда облетал окрестности уже в четвертый раз. Узнал по косам, которые тянулись за бегущей внизу маленькой фигурой, и сразу направил скайборд вниз.
Он не стал вылетать перед ней, опустился и какое-то время они двигались рядом, она бегом, а он на доске. Заметив Экко, Джинкс сбавила скорость и, пробежав еще немного, остановилась.
– Иша, – хрипло выдавила она, когда Экко спрыгнул и с доски и подошел к ней. – Надо ее забрать…
– Она прибежала три часа назад, с ней все в порядке, – ответил Экко.
От облегчения у Джинкс закружилась голова и она пошатнулась, тогда он подхватил ее и сбросил с ее лица капюшон.