Дикий Носок
Изгнание
Так и не придя ни к какому решению, расположились на ночлег прямо у подножия скал, разведя костер и завернувшись в теплые плащи. В предгорье ночью было зябко. Несмотря на усталость, почему-то всем не спалось, смутное беспокойство будто витало в воздухе, вызывая тревогу и отгоняя сон. Покрутившись с боку на бок, путники вновь собрались у костра. Настороженно вглядываясь в темноту, Азар вынул из ножен и положил рядом с собой кинжал с обоюдоострым лезвием.
«Утром я поднимусь вверх по ущелью и, если понадобится, дальше. Вы будете ждать здесь,» – неторопливо сказал Абрам. Чувствовалось, что его решение продумано, окончательно и обсуждению не подлежит. Балаш поёжился. Идти в запретные земли? Ему уже здесь страшно, хотя он и старается изо всех сил не подавать вида.
«Нет,» – решительно и спокойно ответил Азар. И, отметая взмахом руки возможные возражения, добавил: «Мы пойдем вместе».
«Тогда и я пойду,» – мгновенно позабыв о страхе и думая лишь о приключениях, всколыхнулся Балаш.
«Нет. Ты останешься с лошадьми,» – также решительно и спокойно припечатал его к месту Азар, словно таракана походя пришлепнул. – «Будешь ждать пять дней. Если мы не придем, вернешься в город».
«Я тебе что, мальчишка? Раскомандовался, ты мне не наставник,» – вспыхнул Балаш. Много дней сдерживаемая неприязнь вылилась наружу, как смердящие помои из ведра.
«Именно мальчишка. Вспыльчивый и вздорный. Делай, что тебе говорят,» – высокомерие сквозило в каждом слове Азара, распаляя юношу еще больше. Абраму стоило большого труда прекратить эту нелепую стычку.
Дождавшись рассвета в мрачном молчании, Абрам и Азар налегке тронулись в путь, идя прямо по обнажившемуся дну реки. Насупленный Балаш остался с лошадьми. Он решил разбить лагерь в некотором отдалении от скал, в тени деревьев. Здесь была трава для лошадей и дрова для костра. А главное – мурашки не бегали по коже, как вблизи скал. За день Балаш совершенно извелся от беспокойства и неизвестности, но бессонная предыдущая ночь дала о себе знать и парень уснул у костра, завернувшись в плащ. Проснулся он от какого-то неясного далекого грохота и гула, будто вдали за горизонтом бушевала гроза или показывало свою ярость и неукротимость море, швыряя на берег волны размером с дом. Но на небе не было ни облачка. Вода, осенило Балаша. Конечно, это река. Гул приблизился, усилился, земля под ногами мелко задрожала. Расширенными от ужаса глазами Балаш наблюдал, как из ущелья вырвался водяной вал, крутя в водовороте валуны и прокатился точь-в-точь по месту их вчерашней стоянки. Вырвавшись из теснины ущелья, волна опала, растеклась, частично потеряв свою силу и мощь, и продолжила бег по руслу реки мимо ошарашенного парня. Напротив того места, где он стоял, из воды высунулась рука, а потом и голова человека, судорожно пытающегося глотнуть воздуха и удержаться на плаву. Не раздумывая ни секунды, Балаш вскочил на лошадь и погнал ее вслед за потоком.
План созрел мгновенно. Нещадно втыкая в бока лошади босые пятки, он на ходу снимал рубашку, стараясь не потерять из вида человека. В удобном месте Балаш кубарем скатился с лошади и, намотав на руку повод, рванул в воду, одновременно выкидывая как можно дальше другую руку с крепко зажатой в кулаке рубашкой. Вода немедленно сбила юношу с ног и потащила с собой. Однако его маневры не остались незамеченными. Совершив нечеловеческий рывок, утопающий схватился за свернутую жгутом рубашку. Теперь все зависело от лошади. В ужасе она пятилась от разъяренного потока, потихоньку подтаскивая к берегу людей. Нащупав ногами дно, Балаш, как мог, помогал ей. Азар (теперь было понятно, что это именно он) держался из последних сил.
Оба молодых человека долго лежали на берегу, отплевывая мутную речную воду, не в силах пошевелиться. Потом, не без труда взгромоздив раненого Азара на лошадь, двинулись в лагерь. Похоже, у него была сломана рука, несколько ребер, разбита голова и содрана до мяса кожа в нескольких местах. Удивительно легко отделался. Абраму повезло меньше.
Напарники пробирались вверх по ущелью целый день, так и не найдя ответа на свой вопрос. С наступлением темноты устроились на ночевку прямо между камней. В ущелье было темно, хоть глаз выколи. Черные тени от скал пожирали, казалось, даже лунный свет. Поэтому Азар и сам толком не понял, что произошло. В какой-то момент уже перед рассветом, когда непроглядная темнота вокруг незаметно начала бледнеть и растворяться, огромный камень упал точно на грудь спящего Абрама, смяв ее, точно гнилое яблоко. Что-то хрустнуло, всхлипнуло, Абрам дернулся и затих. Он умер во сне, даже не успев понять, что произошло. Почти сразу же совсем рядом что-то загрохотало, земля под ногами затряслась, мелкие камушки ручейками осыпались с окрестных склонов. Азар успел вскочить на ноги и взобраться на несколько шагов вверх по склону, потому и остался жив. Вода слизнула его с камней и потащила вниз по ущелью. Оказавшись в воде, Азар изо всех сил пытался оставаться наверху, а река несла его, будто невесомую щепку. Если бы он остался рядом с Абрамом, то уже был бы мертв.
Пока Балаш, как умел, промывал раны и сооружал из коры деревьев лубок для сломанной руки, вода в реке снова исчезла. Чудеса, да и только.
«Ты спас мне жизнь,» – негромко сказал Азар. – «Я твой должник».
«Сочтемся,» – буркнул Балаш. – «Я иду в ущелье. Вы почти добрались до разгадки. Вода была где-то рядом. Продержишься тут один?»
«Возьми лошадь, так будет быстрее. Если услышишь шум и грохот, брось ее и залезай так высоко, как сможешь,» – вместо ответа сказал Азар. И чуть помедлив, добавил: «Удачи, друг».
Балаш не торопил лошадь. Пока она, осторожно ступая, перебиралась по камням, он внимательно осматривал ущелье. Камни еще были мокрыми, четко отмечая уровень взбесившейся воды. Попавшееся через пару часов пути нагромождение валунов он обошел, ведя фыркающую и сопротивляющуюся лошадь в поводу. Успокоительно похлопывая ее по шее, Балаш обо что-то споткнулся и упал, ободрав руки об острые камни. Огромная мохнатая лапа лежала, вытянувшись поперек пути, другая обнимала один из валунов. Их обладатель – покрытый шерстью с ног до головы великан, признаков жизни не подавал. Видимо, и его унес поток воды, но он сумел зацепиться за эти камни. Ужас мгновенно сковал Балаша, тело онемело. Лошадь, пользуясь случаем, вырвала поводья из рук и убежала вверх по ущелью. Но существо, кем бы оно ни было, не шевелилось, безвольно привалившись к камням. Широченные плечи, массивная спина, мощные ноги, толщиной с фонарный столб, длинные руки (или все же лапы?), грязно-бурая шерсть. Вот только лица не видно. Любопытство взяло вверх над осторожностью. Балаш пытался заглянуть и так, и эдак. В конце концов взобрался на валун и посмотрел сверху. Да это не лицо, это скорее морда: низкий покатый лоб, сильно выдающаяся вперед челюсть, но шерсти нет. Кого-то она ему напоминает? Конечно! Если повязать платок, то вылитая старуха Будур получится.
Кто это такой? Неужели йорг? Тот самый йорг, которыми до сих пор пугают детей? Значит, они и вправду существуют? Балаш не знал, что и думать. Разумеется, он с детства слышал предания об изгнании, о могущественных йоргах, которые сгоняли людей, как скот, на полуостров, заставив бросить насиженные места. Страх, которого натерпелись тогда люди, передавался из поколения в поколение, запретные земли стали таковыми на столетия. Конечно, находились смельчаки или безумцы, отправляющиеся туда, но никто из них не вернулся обратно. Но все это было так давно, что казалось лишь сказкой, такой же, как россказни о людях с рыбьими хвостами или собачьими головами. Кем бы ни было это чудовище, оно, кажется, мертво. В любом случае, надо идти дальше. У него есть дело.
Лошадь не убежала далеко. Массивный каменный обвал, высотой в две трети окружающих скал, перегородил ущелье. Кое-где между камней просачивалась вода. Это было все, что осталось от реки. Балаш поймал лошадь, зацепил поводья за каменную глыбу и придавил их камнями, чтобы она снова не убежала. А сам полез наверх. Камни были навалены беспорядочной кучей, поэтому подъем был довольно пологим. Тем не менее Балаш изодрал в кровь колени и руки, порвал рубашку прежде чем, тяжело дыша, забрался наверх. И замер, позабыв обо всем на свете, даже как дышать.
Перед ним раскинулось озеро. Изумительно прозрачная, дрожащая мелкой рябью вода заполняла узкое ущелье, совсем немного не доходя до края обвала. В дальнем его конце с отвесной скалы струился водопад. В лучах заходящего солнца водяные брызги блестели и переливались всеми цветами радуги, создавая вокруг водопада мерцающую арку. Скалы, обрамляющие ущелье, походили на разноцветный слоеный торт, который Балашу однажды довелось попробовать. Будучи еще детьми, они с друзьями стащили такой у нерадивого кондитера и съели, спрятавшись под старым мостом, облизывая в полном восторге грязные пальцы. Ничего вкуснее в своей жизни Балаш не ел. Алые, песочные, оранжевые, серо-голубые и бежевые слои, причудливо чередуясь и переплетаясь, вздымались вертикально вверх на одной скале, лежали горизонтально на соседней и обвивали кольцом третью. Словно ребенок, учась рисовать, проводил неуверенной рукой линии цветными мелками. Встав во весь рост, Балаш видел макушки разноцветных гор насколько хватало глаз. Так вот почему горы названы Радужными! Поистине, это – настоящее чудо. И никто, кроме него, этой красоты не видел – запретные земли. Солнце садилось, и тьма неумолимо поглощала красоту. Первым исчезло ущелье, погрузившись в ночной мрак, последними – верхушки самых высоких гор.
Балаш не стал спускаться вниз. В темноте это было бы самоубийством. Да и очень хотелось полюбоваться на окружающую красоту еще раз, на рассвете. Привалившись спиной к камням, он задремал. А когда открыл глаза, солнце только-только посеребрило макушки гор. Отступающая темнота шаг за шагом обнажала радужное великолепие. Любоваться им можно было вечно, но пора было двигаться в обратный путь.
Лошади внизу не оказалось, только некоторые ее части: оторванная голова с выражением ужаса в выпученных глазах, передние ноги, еще какие-то ошметки, огрызки и обломки обглоданных костей, да лужа свежей крови на камнях. Не чуя земли под ногами, понесся Балаш вниз по ущелью. Сейчас он мог посоперничать в скорости с горным потоком. Паника билась в его голове, будто медный колокол, ужас, накатывая волнами, подталкивал в спину. Но, оказалось, что может быть и еще страшнее. Добежав до нагромождения валунов, где лежал мертвый великан, Балаш обнаружил, что его там нет. Значит, он был жив все это время, просто нахлебался воды и лишился чувств, ударившись о камни. Наверняка, это он разорвал лошадь и до сих пор бродит где-то здесь. Страх навалился с новой силой, поднимая волосы на голове, щекоткой разливаясь в животе, делая ватными ноги. Бежать, бежать отсюда как можно скорее. Только эта мысль билась в голове молодого человека. И он бежал, постоянно оступаясь и падая, ничего не замечая вокруг и ничего не соображая. Выскочив из ущелья уже в сумерках и пробежав по инерции почти до стоянки, обессиленный парень, наконец, остановился.
Пребывающий страшном беспокойстве Азар уже ковылял навстречу. Совершенное безумие в глазах Балаша напугало его не меньше, чем горный поток, переломавший ему кости.
«Я нашел. Нашел. Огромный обвал завалил русло реки. В ущелье образовалось целое озеро, но вода понемногу просачивается. Думаю, когда мы слышали грохот, это был еще один обвал. Камни упали в воду и часть ее выплеснулась из озера, смыв и тебя, и…,» – Балаш запнулся. – «Озеро скоро наполнится до краев, вода перельется через обвал и снова потечет по руслу реки».
«Так река вернется?» – услышал главное Азар.
«Да. Думаю, да. Но может случиться так, что вода разрушит вновь созданную плотину. И тогда она выплеснется из озера вся разом. Чудовищной силы поток обрушится на город, смывая все на своем пути. Это будет катастрофа,» – продолжил Балаш. Даже самому себе он не мог бы ответить на вопрос, почему не рассказал тогда ни Азару, ни кому-нибудь еще о йорге.
Прокатившаяся по руслу реки волна не наделала больших бед, дойдя до города ровным мутным потоком. Но тело Абрама так и не нашлось.
Первая встреча.
Путешествие было долгим и заняло много лунных циклов, но далось Уруму без труда. Йорги вообще легко перемещались на большие расстояния, передвигаясь пешком, не спеша, с легкостью переплывая озера и крупные реки. Если река текла в попутном направлении, то сооружали немудреный плот из нескольких скрепленных вместе ивняком поваленных деревьев и плыли, сидя на плоту. Замерев неподвижно, как истуканы, любовались красотами неспешно меняющегося пейзажа.
Урум прожил большую часть жизни в лесу, поэтому с восторгом и некоторой робостью взирал на бескрайние степные просторы с редкими рощицами лиственных деревьев. В высокой траве прятались невиданные им ранее живые существа. Семейства мелких грызунов с глазками-бусинками вылезали из нор и, сложив передние лапки на животе, забавно замирали столбиками, провожая его взглядом. Стада пугливых, некрупных, рыжеватых антилоп с маленькими полосатыми рожками и уродливо-горбатыми носами-хоботками были неисчислимы. Между ними, покачиваясь из стороны в сторону, вальяжно расхаживали двугорбые длинношеие существа, высокомерно поглядывая сверху на суетящихся антилоп. Несмотря на изрядный размер и крепкие копыта, опасности они не представляли. А вот туры с острыми, загнутыми вперед рогами нрав имели злобный и нападали при первых признаках опасности первыми. Шустрые степные лошадки отгоняли хвостами прилипчивых насекомых. На вкус хороши были все. За долгую дорогу Урум успел поохотиться.
Были и хорошо знакомые Уруму существа: остроухие, увлеченно мышковавшие, лисички, осторожные степные волки. И те, и другие были меньше своих лесных собратьев. Богатые степные травы полностью скрывали их. В безоблачном небе свободно раскинув крылья, парили орлы и другие хищные птицы, поменьше, выслеживая зазевавшихся сурков и сусликов.
Монотонный равнинный пейзаж уже успел надоесть Уруму, когда земля вокруг начала вспучиваться холмами, сначала лысыми и маленькими, потом большими и заросшими деревьями. Вдали показались горы. Со слов старика Мууна человеческое городище находилось у подножия Радужных гор на берегу озера, в трех днях пути в сторону захода солнца от спускавшейся с гор бесноватой, бьющейся о камни реки. Река была особенной, не похожей на другие речушки, стекающие с гор. Вода в ней была насыщена растворенными минералами и имела весьма своеобразный привкус. По этому признаку ее можно было отличить от прочих. Уруму понадобился полный лунный цикл, чтобы найти это место.
Лес почти поглотил его, покрыв сплошным ковром растительности расчищенное когда-то людьми пространство. Стволы деревьев толщиной с ногу мамонта высились среди разрушенных уродливых строений, руша и сминая их, превращая в бесформенные груды камней, постепенно врастающие в землю. Урум приуныл. Найти здесь что-нибудь вроде статуэтки Мууна казалось нереальным. Наудачу он раскидал несколько каменных куч, найдя лишь сгнившие остатки деревянных предметов непонятного ему назначения, да распугав мокриц. Стоило остановиться и поразмышлять.
Урум присел на берегу озера, любуясь его живописными, сплошь заросшими берегами под мелодичный плеск волн. Почерневшие обрубки стволов, торчащие из зарослей ежевики, колючей волной покрывающих небольшую полянку, привлекли его внимание не сразу. Было в них что-то неестественное. Конечно же! На них были вырезаны лица: скорбное – с опущенными вниз уголками полуприкрытых глаз и губ; суровое – со сдвинутыми широкими бровями и плотно сжатыми губами и нежное, широко распахнувшее очи, с мягкой, доброй полуулыбкой на устах. Дерево почернело, глубокие трещины избороздили его вдоль и поперек. Но даже это не портило впечатления. Лица были вырезаны так мастерски, так точно передавали эмоции, что Урум без труда прочитал их. Казалось бы, все так просто, всего лишь линии, вырезанные на дереве. Но Урум точно знал, что сам сделать подобное не в силах.
Деревянные истуканы подбросили дров в давно разгоревшийся огонь любопытства молодого йорга. Хотелось увидеть что-нибудь еще, сделанное человеком, да и самих людей тоже. Со времен изгнания прошло много лет, возможно за это время люди научились создавать еще более прекрасные вещи. Граница владений йоргов проходила совсем рядом, по другую сторону Радужных гор. Быть может, удастся взглянуть одним глазком на людей и их творения? Урум обошел озеро и решительно направился в горы.
Йорги были одиночками. Они свободно расселились по всей известной земле по одному, либо небольшими семейными группами, не обременяя друг друга излишним общением и с уважением относясь к личному пространству сородичей. На границах с человеческими землями всегда жили стражи, отпугивая излишне любопытных людей и не допуская их проникновения в запретные земли. Появление Урума в горах не осталось незамеченным. Нума – нынешний страж Радужных гор, нашла молодого йорга, безмятежно сидящего на выступе скалы и с безмолвным восторгом взирающего на слоеную многоцветность скал. О своеобразной красоте Радужных гор Урум был наслышан, но нереальность диковинного пейзажа поражала до глубины души. Нума разделила его восторг и ушла, попросив приглядывать за границей. За десять лет, проведенных ею здесь, людей она видела лишь издали. Никто не тревожил её покой.
Урум с жадным любопытством пожирал глазами полоску поросших лесом холмов – человеческие земли. Следом за ними тянулась уже знакомая ему степь. Единственная река, стекавшая с гор по эту сторону, делила тоскливые степные просторы надвое и немного оживляла пейзаж. Больше глазу зацепиться было не за что, человеческих поселений близ гор не было. Произошедшего в ущелье обвала Урум не видел, лишь слышал смутный грохот, был слишком далеко. А, вернувшись, обнаружил, что река почти исчезла.
Люди тоже не оставили этот факт без внимания. Они явились через несколько дней и расположились прямо у подножия скал. Из-за ярко горящего костра они почти ничего не видели вокруг. И Урум смог подойти очень близко, с любопытством разглядывая людей. Если бы не беспокойно фыркающие и настороженно прядающие ушами лошади, он мог бы стоять за их спинами и оставаться незамеченным. Невысокие, едва достающие йоргу до груди, щуплые, малосильные, с плохим зрением и, похоже, напрочь отсутствующим обонянием, с телами, лишенными шерсти, но полностью прикрытыми чем-то, чему Урум не смог подобрать названия.
На рассвете двое из них, не колеблясь, нарушили границу и углубились в запретные земли. Люди уверенно поднимались вверх по сумрачному ущелью. «Ищут реку,» – понял Урум. И они почти нашли ее, только опустившаяся темнота помешала их планам. Йорг наблюдал за людьми сверху, оставаясь незамеченным. Он не мог позволить им и дальше безнаказанно находиться в запретных землях. Поэтому, не колеблясь, сделал то, что должен был. Дождавшись, когда незваные гости затихли, завернувшись в плащи, он нашел подходящего размера валун и, бесшумно подкравшись, опустил его точно на грудь одного из людей. Обвал камней в озеро произошел как раз в тот момент, когда он поднимал следующий подходящий камень. Стена воды обрушилась прямо на плечи Урума, оглушила, сбила с ног, закрутила, потащила вниз по ущелью и, изрядно побив головой о камни, бросила, словно надоевшую, поломанную игрушку, умчавшись дальше.
Урум пришел в себя уже в сумерках. Болело все, тело разламывалось и распадалось на части, как сгоревшее полено в костре распадается на угли, перед глазами плыли и множились скалы ущелья. Крепко сжав голову руками, Урум безуспешно попытался соединить прыгающие изображения в одно настоящее и побрел вверх по ущелью. Там его ждал сюрприз. Стадо беснующихся, испуганных лошадей жалось к каменному обвалу в напрасных попытках избежать встречи с ним. Урум бросился на ближайшую лошадь и плашмя растянулся на камнях. Руки прошли сквозь пустоту. «Она одна. Лошадь только одна,» – дошло до йорга. – «Но которая из них настоящая?» Понять это было невозможно. Широко расставив руки и покачиваясь из стороны в сторону, Урум ловил всех подряд, пока несчастное животное не встало на дыбы и не впечатало копыто прямо Уруму в лоб. После этого самым чудесным образом все стадо лошадей вдруг соединилось в одну, которую он без труда и поймал. Ударом руки йорг сломал лошади хребет и разорвал зубами шею. Горячая кровь потекла по подбородку, он пил и не мог насытиться. Словно сама жизнь вливалась в его израненное тело. Потом Урум сожрал сердце и печень, оторвал ноги и голову, а остальную часть туши из последних сил потащил наверх, решив отлежаться некоторое время в укромном местечке повыше.
Утром он увидел внизу человека, тот бестолково вертел головой, разглядывая останки лошади. Урум глубоко вздохнул, успокоил сердцебиение, сосредоточился и обрушил на человека волну дикого, необъяснимого, беспричинного, животного ужаса. Такого ужаса, от которого разрывается сердце у оленя, окруженного со всех сторон лесным пожаром, или загнанного до изнеможения стаей обступивших его волков. На несколько мгновений страх пригвоздил человека к месту, а потом он опрометью бросился бежать, падая и не разбирая дороги.
