Кира Меркулова
Круг Равенства
Глава 27
Я уже была около двери, когда внутрь зашел Лиам.
– Какие буду указания, Владимир Сергеевич? – не глядя на меня, спросил Лиам. Как он понял, что мы уже закончили? Подслушивал?
– Отвези ее в мой загородный дом, – глухо ответил отец и отвернулся к окну.
– Какой загородный дом? Я никуда не поеду! Сейчас же забираю Артема, и мы уходим! – тут же возмутилась я.
– Вряд ли у твоего наставника получится уйти на своих двоих. Нам пришлось обколоть его седативными, чтобы он не смог применить свою удивительную способность.
– Ничего страшного! Как-нибудь дотащу до такси,– настаивала я.
Что делает мышка, когда попадает в мышеловку? До последнего бьется в надежде выбраться. Я тоже не собиралась сдаваться, хотя по глазам Лиама было понятно, что никто нас отпускать не собирается.
– Милая, езжай с Лиамом. Я вечером приеду, и мы с тобой попробуем еще раз поговорить.
– Еще раз? Я этого не переживу! Давай сделаем вид, что у меня никогда не было отца, а у тебя никогда не было дочери. Так всем будет легче. Разойдемся каждый своей дорогой, – я знала, что мои слова больно зацепят отца. Но на тот момент это не имело никакого значения для меня. Пустота. Тишина.
– Уводи ее, Лиам, – не обернувшись, приказал он.
В тот момент, когда Лиам ринулся ко мне, а мое тело напряглось, приготовившись к сопротивлению, в кабинет влетел мужчина с криками:
– Владимир Сергеевич, там… – мужчина закашлялся, я обратила внимание на раскрасневшееся, покрытое каплями пота лицо.
– Что там? – обернувшись и просверлив взглядом подчиненного, уточнил отец.
– Там сотрудники Следственного комитета и ФСБ, – на этих словах мужчина слегка пошатнулся, – их очень много… они задерживают всех, изымают все документы, серверы, жесткие диски.
– Кто им дал право на это? – зло сквозь зубы процедил отец.
– Я со всем разберусь, – коротко сказал Лиам и направился к выходу.
Но выход ему преградили.
Мой капитан.
– Мы уже без вас разобрались, Хенсон, – коротко озвучил Исаев и прошел внутрь, вручив перед тем Лиаму какой-то документ.
– Что там, Лиам? – поинтересовался отец, не спуская с капитана пристального взгляда.
Капитан держался непринужденно. Одарил отца таким же холодным взглядом, как и тот его. Мне досталось лишь мимолетное касание темных глаз. Но ощутимое, будто руки капитана успели пробежаться по моему телу, дабы убедиться, что со мной все хорошо. Это было так уловимо, что мгновенно сотни мурашек взволновались и побежали по моему телу.
Атмосфера в кабинете резко стала удушливой и напряженной. Мужчина, принесший «радостную» весть, прижался к ближайшей стеночке и медленно по ней сползал. В какой-то момент я думала присоединиться к нему, так как ноги меня еле держали. А на ручки меня никто брать не собирался.
– Здесь постановление о задержании… вас… меня как главного вашего сообщника, – начал Лиам, медленно перелистывая страницы.
– Не переживайте, Хенсон. У вас еще будет время досконально все изучить. На данный момент вам достаточно знать, что вам предъявлено обвинение по двадцати одной статье УК РФ.
– Бросьте, капитан! – засмеялся отец. – Вы хоть знаете, какие за мной люди стоят! Да они заставят вас эти бумажки съесть и запить не дадут! Пока не поздно, остановите все это! – отец не отводил от Исаева глаз, горящих неприкрытой яростью.
– Никто не станет вам помогать, – со сталью в голосе ответил Руслан. – Вы, вообще, смотрите новости? Нет? Сегодня не только в вашем офисе так хлопотно. В данный момент мои иностранные коллеги наведались в каждый из пяти ваших центров пластической хирургии, а по совместительству клиник черной трансплантологии. В двух из которых сегодня как раз проводились незаконные операции по изъятию органов.
– У нас все в рамках закона, – вступил Лиам.
– Ваши люди пытались там какие-то бумажки предоставить, – чуть усмехаясь, ответил ему Исаев. – Возможно, у вас бы получилось откупиться, если бы не мои люди, которые уже больше полугода работают под прикрытием в ваших центрах. Они успели собрать такую доказательную базу ваших неправомерных действий, что кроме, как пожизненного заключения, вас ничего не ждет. Мы теперь в курсе, как вы заставляете людей подписывать нужные документы. Соглашаться на то, что совсем не является тем, что вы им изначально обещали. Ведь никто из них не планировал дарить кому-то свою почку или сердце. А самое главное, становиться чьими-то… рабами, – Исаев говорил выверенно, не спешил словесно добить обвиняемых… или меня, – ваши гипнологи уже дают показания.
Наверное, только я видела, с каким трудом он сдерживает себя: упрямо сжимает кулаки и скрывает за стальным непроницаемым взглядом истинные эмоции. Он так долго шел к раскрытию этого дела. Аккуратно тянул по ниточке, чтобы не оборвалась целая паутина. Он много работал и мало спал. Ради этого момента. И я все испортила…
Не знаю, ожидал ли он меня здесь увидеть или нет, но сдерживался он ради меня. Наверное, не хотел травмировать и так шаткую психику. Он оберегал, а я даже не поставила его в известность, что еду на встречу с отцом. Кому из нас больше не стоит доверять?
Каждое слово Руслана вбивало новый гвоздь в мое хрупкое, как оказалось, сердце. И расскажи он мне все это раньше – не поверила бы. Разговор с отцом дал многое, в первую очередь понимание того, что я совершенно не знала этого человека, а самое главное – этот человек способен на многое. Ради чего? Ради выгоды и власти. Не ради меня. Нет. Я совсем не хотела включать свое спасение в этот список.
– Зачем все это, – обвиняюще прошептала я, смотря на отца, – тоже ради меня?
– Владимир Сергеевич, надо позвонить нашим адвокатам, – сказал Лиам, когда отец понимающе на меня посмотрел и хотел что-то сказать.
– Всему свое время, Лиам, – как-то спокойно ответил отец и выправил осанку, будто с его плеч свалился груз, за который он теперь не несет ответственность. – Скажите, капитан, своим людям покинуть мой кабинет. Разговор не для их ушей, – отец кивнул в сторону дверей, где стояло двое мужчин в форме.
– Эти люди – служители Сектора Смерти. Они вряд ли услышат что-то новое, – парировал Исаев.
– Пускай, – нехотя, но все же согласился отец. Сделав небольшую паузу, он обратился ко мне:
– Милая, я знаю, что мои слова к делу не пришьешь в качестве хоть какого-то оправдания. Но мне важно, чтобы ты знала: эти люди, что стали спасением для многих больных, – обреченные. Так как Сектор Обречения был оставлен на произвол судьбы, – на этих словах отец бросил надменный взгляд на Исаева, – мы с Лиамом нашли служителям этого сектора самое верное применение.
– Сектор Обречения не был кинут. Каждый из служителей знал свою работу. Но тут появились ваши люди, пообещали полное финансовое обеспечение до конца жизни и освобождение от служения Кругу Равенства. До того, как Круг замкнется. Сколько лет им надо было отработать поставщиками или какое количество этих обреченных они должны были склонить к решению «начать новую жизнь». Это же вы им обещали?
– Эта информация вам ни к чему, капитан, – до того, как ответит отец, вступился Лиам.
– Действительно, даже без этой информации я вас с легкостью закопаю, – в словах Исаева сквозило откровенное презрение.
– С ума сойти, отец! Я уже запуталась. То ты говоришь мне, что пытаешься замкнуть Круг раньше того, как придет мое время, и для этого создаешь свою «тюрьму», дабы не осталось ни одного служителя. То ради собственной выгоды заставляешь служителей других секторов на тебя работать, – мой монолог сопровождался истерическим смехом, так как слез просто не осталось…
– Я уже тебе говорил, что для содержания тюрьмы требовалось много денег. И да, я до сих пор считаю, что поступал правильно, даруя хорошим людям жизнь и отнимая ее у тех, кто все равно обречен. А многие остались живы и продолжали работать на нас.
– Летаев, вам от самого себя не тошно? – скривившись, спросил Руслан. – Хорошим людям жизнь? Вы пересаживали органы только тем, кто мог вам заплатить. И уж точно не интересовались, что за человек к вам обратился. А сколько случаев, когда орган не приживался? Когда ваши специалисты ошибались в совместимости донора и реципиента, видимо, надеялись на чудо и быстрые деньги. Вы же сколотили целое состояние даже на легальных бизнесах, пускай не без финансовых махинаций, но именно эти деньги вы могли бы пустить на развитие государственных центров трансплантологии. Вы пошли по другому пути, сами захотели решать: кому жить, а кому нет. Кем вы себя возомнили? Тем более мы с вами прекрасно знаем, что есть определенный процент обреченных, которые возвращаются к нормальной жизни. Примерно в половине случаев. Но вы зачем-то давным-давно пустили по служителям совершенно другую информацию. Я ведь тоже долгое время считал, что книг не было и единственные, кто могли приоткрыть тайну некоторых вещей, – были мастера. Но, как оказалось, они тоже многого не знали.
– Я хотел спасти дочь, – слабо отозвался отец и бросил на меня обеспокоенный взгляд.
– Вы создали хаос, но не смогли его подчинить себе. Неужели ваш главный помощник, – Исаев бросил на Лиама презрительный взгляд, – не сообщил вам о том, что многие из служителей Сектора Обречения которые поначалу согласились на вас работать, таинственным образом пропали? А ваши ищейки сбили все ноги в их поисках? Как вы думаете, Летаев, что за люди попадали к вам на операционный стол? Ничего не смущало, что в последнее время это молодежь? И каждый раз нужному реципиенту в аккурат находился свой донор? Про прибыль даже не буду спрашивать, так как вряд ли вы видели отчеты с верными цифрами. А ваша так называемая тюрьма на Камчатке, которую с минуты на минуту будут штурмовать силовики, – Исаев сделал незначительную паузу, оценивающе окинул всех взглядом, – может, вы считаете, что облегчили служителям жизнь? В первую очередь это обычное насилие. Я не знаю истинное количество человек, что прошли через нее. Не знаю, сколько служителей не выдержало ваших испытаний над их психикой. А кто уже годами сидит взаперти, так как не поддается никаким внушениям… и что там еще в вашем арсенале? Пока не знаю! Но обещаю, что вы ответите за каждого! Вам будет предъявлено обвинение в незаконном проведении опытов над людьми. Неопровержимые доказательства я предоставлю суду, – закончив свой обвинительный монолог, Исаев посмотрел на меня. В его темных глазах мелькнуло сожаление.
Отец держался ровно, чуть придерживаясь за рядом стоящий стул. Периодически он смотрел на Лиама и осуждающе качал головой, но ничего не говорил. Лиам, как всегда, не выражал каких-либо эмоций. Я только могла предположить, с каким рокотом в его груди раскатывалось ощущение неизбежности. Ведь Лиам прекрасно понимал, что Исаев не оставил им ни единой лазейки.
Я слабо улыбнулась происходящему и опустилась на колени. Больше не осталось сил на то, чтобы хоть как-то оправдать поступки отца. А бессердечность Лиама… я даже боялась думать об этом.
Мой, и так до этого шаткий, мир вновь пошатнулся, образовав трещину. Трещину в моей душе, в моих мыслях, в понимании того, что важно, что хорошо, что плохо. Я чувствовала себя сломленной. Опустошенной. Внимательный взгляд карих глаз уже не цеплял. На мгновение мне захотелось закрыть глаза и проснуться в прошлом или будущем. А самое главное, забыть то, что мне пришлось сегодня узнать. Я чувствовала, что приближаюсь к краю обрыва.
– Ева, – я не сразу заметила, как ко мне подошел Руслан и присел рядом, – пойдем со мной.
– Не трогай ее, – прорычал отец и дернулся ко мне… Люди Исаева быстро среагировали и преградили ему путь. А следом нацепили наручники отцу, Лиаму и тому мужчине, что все это время сидел на полу и платочком вытирал взмокший лоб.
– Иди ко мне, – Руслан обхватил меня и осторожно поднял на руки. Он приник лбом к моему лбу, прошептал: – Все будет хорошо. Я обещаю.
Я слабо кивнула, проглотив горькие слова, что хотела озвучить вначале. У меня просто не было сил и желания вообще что-либо говорить или делать. Ничего. Пустота. Тишина. Может ли это убить? Мне почему-то казалось, что да – может.
– Куда ты ее несешь? Она ни в чем не виновата. Я не посвящал ее в свои дела, – не унимался отец и кричал в спину Исаеву, который нес меня к выходу. – Ты же не убьешь ее?
Последний вопрос отца даже меня заставил открыть глаза. А Руслан остановился и слегка обернулся:
– Пока вы пытались набить себе карманы и нацепить корону на голову, я искал способ спасти ее. Пришлось постараться, чтобы найти вашу секретную библиотеку со старинными книгами о Круге Равенства. Но это того стоило. И убийцы здесь только вы, – с этими словами мы покинули кабинет отца.
Мое стремительно гаснущее сознание еле держалось за счет тепла капитана и его искренних слов о том, что скоро все закончится. Для меня самое главное было, что он держит меня и не отпускает. В его объятиях мне было спокойно, а голос убаюкивал. Вскользь я успела отметить, что меня положили на заднее сиденье машины, следом сел Руслан и положил мою голову к себе на плечо.
– Паш, поехали к тому озеру, что я показывал тебе на карте, – взволнованно проговорил капитан, хотя я себя плохо осознавала, а уж чувства других…
– С ней все будет хорошо?
Этот голос я тоже сразу узнала.
– Да, – ответил Исаев, а потом чуть тише добавил: – Надеюсь.
Больше не последовало никаких вопросов. Разговоров вообще больше не было. Тишина. Пустота. И родные руки, что не подпускали к самому краю.
А потом я почувствовала, как эти родные руки меня аккуратно вытащили из машины и куда-то понесли. Мне уже так понравилось в моем забвении, что я не желала из него возвращаться.
– Мне идти с вами? – сквозь дремоту – голос Пашки.
– Сами справимся, – холодно озвучил капитан и понес меня куда-то дальше.
Куда?
– Ева, просыпайся, – заботливо прошептал мне на ухо, – время пришло.
Какое время?
– Мне нужно, чтобы ты открыла глаза, – настойчиво повторил Руслан и попытался поставить меня ноги. Я нехотя разлепила веки. Темно. Густые кроны деревьев. Обеспокоенные темные глаза. Все под контролем. И вновь отключилась.
– Возьми в руку, – мне настойчиво вложили в руку что-то холодное и острое. Карбонадо? Ну, нет! Зачем?
– Ева, – я медленно приоткрыла глаза, чтобы показать, насколько я недовольна тем, что меня потревожили. В темных глазах было что-то такое, что заставило меня шире распахнуть глаза. На губах застыл немой вопрос. В чем дело?
Этот момент нельзя было проговорить, только прочувствовать. Его легкое дыхание у виска, словно нежное прикосновение. Глаза ни на миг не отрывались от моих. В них было все, чего я никогда не ждала от мужчин. Но с капитаном с самого начала все было по-другому. Эта близость дурманила. Причем обоих. Руслан заботливо провел костяшками пальцев по моему подбородку, вызывая приятные мурашки по телу. Я тоже потянулась ладонью к его лицу, но, прежде чем успела коснуться, услышала:
– Я люблю тебя.
А потом родные руки, что уже долгое время держали, все же – отпустили. Мой свободный полет был недолгим. Я не успела испугаться и понять, что происходит. Холодная вода, что приняла в свои объятия, остро обожгла кожу и легкие. Как любой нормальный человек, я должна была начать барахтаться и все же выплыть на поверхность. Хотя – где нормальность, а где я… я замерла под водой, завороженно наблюдая за тем, как камень в моих руках, который, на удивление, я не выпустила из рук, пока летела вниз, менял свои цвета. Мягкий теплый свет… нежно розовый с перламутровыми бликами… пурпурный, плавно темнеющий до баклажанового цвета… наконец – светлое мерцание в обрамлении серебристых бликов… и резко темнота. Это конец?
Глава 28
Четыре недели спустя
В дверь негромко постучали.
– Войдите.
– Руслан Дмитриевич, добрый день. Могу забирать? – молодой сержант рукой указал на коробки возле моего стола. Их было около пятидесяти.
– Да, сторона защиты ознакомилась с материалами дела. Ходатайств не будет. Передаем материалы прокурору, – ответил я, подписав, наверное, тысячный по счету протокол, и отложил его в сторону. Устало провел ладонями по лицу.
– А вам не показалось, что все обвиняемые, начиная с Летаева и Хенсона до простых сотрудников, какие-то странные. Многим светит пожизненное, рыбешкам поменьше тоже не меньше десяти лет. А они как в прострации какой-то…
Я усмехнулся. Что я мог ему ответить? Что большинство обвиняемых страдают частичной потерей памяти? Они все помнят, что делали и с кем, но зачем им это было нужно? И кто убедил их в том, что в их работе нет ничего противозаконного? Они не помнили. Я, конечно, знал ответ. Но помогать даже тем, кто выполнял мелкие, но противозаконные поручения, я не стал. Каждый должен ответить за содеянное.
Я в который раз убедился, что людям нельзя давать слишком много власти. Они теряют себя в ней, считая, что их исключительность может быть поводом творить все, что они пожелают.
С того момента, как стал главноуправляющим Сектора Смерти, и до самого последнего дня я испытывал противоречивые чувства. Я не понимал, зачем нужен Круг Равенства, если природа всегда главнее и на любое действие человечества у нее есть свое противодействие. И если человечество само себя изживет, то так тому и быть. Каждый должен нести ответственность за свои поступки.
Если бы власть была только в моих руках, то я все силы направил бы на борьбу с терроризмом и преступниками, которые давно потеряли человечность и заставляют страдать многих безвинных людей. Опять же таки такая власть со временем могла бы и меня сбить с верного пути. К примеру, привести к диктатуре силовиков.
Наверное, служба в Следственном комитете спасла меня от многих необдуманных поступков, которые я мог бы совершить как служитель тайного общества. Каждый раз между основной работой и Кругом – я выбирал первое. И, честное слово, был рад тому, когда узнал, что Круг изживает себя. А самое главное, что все члены этого общества смогут продолжить жить обычной жизнью и не помнить о событиях, связанных с Кругом Равенства. Что я не успею состариться и в свой последний день буду вспоминать о том, как быстро раскрывал дела. А не о том, как выдыхал с облегчением, когда старший главноуправляющий Сектора Смерти объявлял, что численность населения на том же уровне и от нашего сектора никаких подвижек не требуется.
В тот момент меня не особо заботило, как именно Круг замкнется. Но знал точно, что если кто-то вновь захочет помешать этому, то я лично с ним разберусь. Нужна будет чья-то смерть? Хорошо, если того требует Круг. Я хотел освободить не только себя, но и остальных служителей по всему миру.
Судьба никогда не была ко мне благосклонна, каждый раз проверяла на прочность. С момента моего инициирования прошло не так много времени, как мы с Альберто остались вдвоем и еще в наше подчинение полностью перешел Сектор Обречения. Альберто, как старший, многое решал без меня. Я был не против до того момента, пока до меня не стали доходить различные слухи и я лично не поймал его на тайной встрече с Летаевым. С того момента моя жизнь превратилась в нескончаемый квест. Но я никогда не жаловался, даже когда не спал по несколько дней. Просто делал то, что должен.
Ева – она спутала все мои планы. С того момента, как я узнал, что она дочь Летаева и ко всему прочему в будущем должна стать служителем Круга Равенства, я непременно решил привлечь ее в свой сценарий. Я знал, что Летаев и его люди обо мне не знают. Спасибо Альберто, который согласился поддерживать легенду о том, что он последний главноуправляющий в нашем секторе. Помогло его тщеславие. Вначале я планировал через нее подобраться к отцу. Тем более она сама каждый раз попадалась мне на глаза.
Я думал – это знак. Все так! Знак, который убил мою холодную логику. Нарушил эмоциональный баланс. Заставил принципы работать в другом направлении. И не хуже цепей сковал нас с Евой.
Честно, я пытался вырваться из этого омута и пойти другим путем. Но нет… Каждый раз я ловил себя на том, что с особым интересом наблюдаю за ней. Она притягивала словно магнит. И я шел за ней. Вспоминал о ней чаще, чем требуется. Каждый раз пытался убедить себя, что дело только в природной красоте. Но красивые женщины никогда не были для меня проблемой. Мне нравилось ловить ее эмоции, пускай это даже были раздражение или злость.
Я не сразу понял, чем меня так бесит Лиам Хенсон и почему планировал первым его засадить за решетку. Я ревновал. Как самый настоящий собственник. Будто Ева была моей по определению. Хорошо, что мне хватило ума не показать ей или ему этого.
Я не могу точно определить тот момент, когда во мне зародилось желание добиться от этой девушки каких-то других чувств. Рядом с ней меня всегда накрывали незнакомые эмоции, которые опьяняли мой разум и обжигали душу. Мне хотелось, чтобы она тоже все это почувствовала.
Я сам себе не мог объяснить эту привязанность. Пока не стал узнавать Еву лучше, смотреть не на поверхность, а в глубину. Тогда совсем потерял голову, понимая, что просто обязан защитить ее. У нее не складывалось со служением в Секторе Надежды. Я понимал, что тут что-то не так. Либо система сбоит, либо она неистинный служитель данного сектора.
Правда оказалась разрушающей. И чем больше я узнавал, тем сильнее во мне разгорался огонь ненависти к судьбе, Кругу Равенства, Владимиру Летаеву…
Хорошо, что я не привык горевать и всегда умел собираться в критической ситуации. И особо не верил, что замкнуть Круг может только смерть. По крайней мере, я не собирался никому отдавать Еву.
В какой-то момент даже понял, почему когда-то Летаев пошел на обман системы. И даже немного зауважал, как легко у него все получилось. Я надеялся, что у меня тоже все легко получится.
Порой мне хотелось биться о стену головой, так как решение о спасении так и не приходило в голову. Время неумолимо тикало, и я был на грани того, чтобы явиться к Летаеву и заявить о том, что хочу спасти его дочь. Мне нужен был доступ к его тайной библиотеке, так как старый черт Альберто передал большинство ценных книг нашего сектора ему.
Найти библиотеку и тайно в нее пробраться мне помог Пашка. С учетом наших неординарных способностей это оказалось не так сложно, а вот перевести старинные тексты… с латыни – куда еще ни шло, но, видимо, кто-то очень боялся, что тексты найдет посторонний человек, поэтому их усложнили еще шифрованием. Я даже не буду говорить, сколько нервов и сил было потрачено, чтобы найти самое главное слово. Не смерть. К счастью, нет. Перерождение.
Но это не значит, что я не нервничал, когда отпустил Еву, и она ушла под воду на долгие пять минут. Каждая секунда ожидания прожигала мое сердце. Я задыхался от того круговорота эмоций, что завладел мной. Кажется, бесчисленное количество раз в моей голове всплывала мысль о том, что я ошибся и нужно срочно прыгать за ней и спасать.
Я специально выбрал это маленькое озеро, так как оно скрывалось в глубине леса и редко кто его посещал даже летом. Вода была чистой, но холодной, так как в некоторых местах били подземные ключи. Поэтому я отчетливо видел, как поначалу Ева пыталась вынырнуть, а потом ее остановило свечение карбонадо. Все это выглядело так нереально, не поддавалось никакому объяснению… но мне этого и не требовалось. Главное, что я дождался того момента, когда Ева смогла вынырнуть. Уже без камня в руках.
Она вся дрожала и пребывала в бессознательном состоянии. Я быстро провел реанимационные действия, снял с нее одежду, натянул свою футболку и уже в машине обернул в заранее приготовленный плед. С Пашей мы доставили ее в ближайшую больницу и оставили там. Моя способность подчинять себе время еще действовала. Я натянул толстовку и надел кепку на голову, чтобы камеры на входе не зафиксировали мое лицо. Замедлил время и вошел внутрь. Я оставил Еву на свободной кушетке в приемном покое, прямо под носом у какого-то врача. Это было сложно, но необходимо. Все же я был следователем по делу ее отца.
Так что ответ на вопрос: «Как спасти дочь?» – у Летаева был под носом. Но почему самое главное слово было неверно переведено и кем? Почему никто не перепроверил эту информацию? Почему кто-то вообще захотел, чтобы многие служители, которые вовсе не просились в Круг Равенства, прошли через такие испытания? Это были те вопросы, которые навсегда останутся без ответа. Потому что ответы на них никому не нужны. Ведь ни один служитель не помнит ничего про свою связь с тайным обществом. Все, кроме меня.
В ту ночь мне казалось, что я не смогу заснуть. В мыслях постоянно крутился момент, как я отпускаю Еву и позволяю уйти ей под воду. Но больше всего я боялся того, что все это окажется напрасным, что Круг не замкнулся. Я просто больше не знал способов, как спасти ту, что за короткий период стала важной и необходимой для спокойствия моего сердца. Хотя насчет спокойствия я погорячился.
Все получилось!
Я понял это, когда пришел на следующий день на работу. Может, и хотелось взять выходной, но бумажную волокиту никто не отменял. Это жирный минус в моей профессии, который я с трудом принимал.
Мои коллеги и подчиненные, которые некогда еще были служителями моего Сектора Смерти и Сектора Обречения, пришли на работу слегка потерянные. И на мои наводящие вопросы о Круге Равенства хмурили брови и советовали мне все же взять выходной. Каждый через одного диагностировал у меня выгорание на фоне изнурительного трудолюбия.
На следующий день явился Пашка. Его растерянный и порой сомневающийся взгляд был лучшим подтверждением того, что он ничего не помнит. Помнит, как помогал ловить преступников, но за какие такие заслуги старший следователь по особо важным делам привлекал к работе неопытного паренька, не понимал. Я попытался связать все с его дружбой и влюбленностью в дочь Летаева, но он как-то неоднозначно на меня посмотрел, будто никакой влюбленности и не было. В конце разговора парень заявил, что решил пойти по моим стопам и стать следователем.
Никто ничего не помнил. Ни служители, которых освободили из тюрьмы Летаева на Камчатке. Ни большая часть сотрудников компаний Летаева. Ни он сам, ни Лиам Хенсон. Никто.
Артем, наставник Евы, узнал меня, но решил, что я вновь пришел поговорить о том дне, когда двух его бывших коллег убили, а его ранили. Артем – это единственный человек, которого я не стал привлекать по делу черной трансплантологии. Он еще, будучи студентом, принимал участие в нескольких незаконных операциях по пересадке органов. А те, кто были убиты, являлись ведущими хирургами в одной из клиник Летаева. Но, видимо, им стало сложно совладать со своей совестью или просто заработали такое количество денег, которых хватило бы на беззаботную жизнь, что они решили выйти из этого бизнеса. Итог известен: в таких делах никто не подвергает себя неоправданному риску и свидетелей не оставляют. Ева не знает, но откровенный разговор с Артемом, пока он лежал в больнице, у нас состоялся. И он уверял меня, что не сразу понял, что операции по пересадке органов были незаконными, а когда понял – сбежал. Он также рассказал мне о своем служении в Секторе Надежды и Лизе. Следователи редко верят на слово, обычно все проверяют. Но Артем искупил свою вину, помогая многим нуждающимся, а порой даже просто тем, кого он по личному суждению считал несчастными. К сожалению, я не успел узнать, по чьей вине погибла Лиза.
За то время, что прошло с того момента, как Круг Равенства перестал существовать, я видел Еву шесть раз. Два из которых были поздним вечером, когда она спала. Хорошо, что врачи в государственных больницах не особо любят задавать неудобные вопросы человеку в звании и вообще идут ему навстречу во всех аспектах.
Спустя некоторое время приехала мама Евы и забрала ее домой. На квартиру, где раньше жила Ева. Я не знал, помнит ли Ева что-нибудь или нет… но когда решился проверить, то был просто ошарашен тем, что она не то что про Круг Равенства ничего не помнит, она не вспомнила ни единой наши встречи. Смутно лишь наше знакомство, когда я заявился на квартиру к Артему.
Четыре раза я приходил к ней домой. Она смотрела на меня волком и говорила о том, что имеет законное право не свидетельствовать против близкого человека. Она просто не понимала, что именно я хочу от нее услышать. При этом меня поражал тот факт, что она помнила Артема и до последнего считала, что он просто по-дружески позволил ей жить в своей квартире, так как отец попросил освободить ее собственную. Она даже помнила свидания с Лиамом! Но ничего, что касалось меня!
Я не мог рассказать ей все открыто. Даже про то, что нас связывало. Так как возле нас всегда крутилась ее мама и два охранника, которых она наняла, боясь мести от родственников потерпевших. Так как случаи уже были. И по большей части угрожали не бывшей жене, а дочери. Так как у многих пострадали именно дети.
Я понимал, что если хочу быть с Евой, то мне придется уволиться из следственного и с трудом добиться позволения покинуть страну. Причем наши с Евой отношения требовалось сохранить в тайне. Будущее, которое я планировал, с каждым разом становилось все более призрачным…
Сегодня я узнал, что Ева уезжает. Она согласилась временно погостить у своей матери. На Бали.
«Там для нее будут все условия. А самое главное – безопасность», – заявила ее мама. Дальше порога меня не пустили, а Ева и вовсе отказалась спускаться ко мне.
Вот так судьба мне вновь поставила шах и мат.
