Нина Стожкова
Танец на раскаленных углях
Из искры возгорелось пламя
Когда Лина, Башмачков и Топалов подъехали к развлекательному комплексу в горах, дым от костра уже поднимался над кронами деревьев. Этот серый, пахнущий гарью дымный столб всколыхнул со дна Лининой души какую-то смутную, почти первобытную тревогу, и женщиной овладело нехорошее предчувствие.
«Наверное, вчера перегрелась на солнце», – подумала Лина, но тянущее душу предчувствие не оставляло ее. Так уже было однажды в детстве, в цирке. Лина в тот далекий день ни с того, ни с сего подумала: «Вот прямо сейчас хрупкая гимнастка потеряет равновесие и сорвется с каната». Миг – и гимнастка падает. Лина тогда едва не умерла от ужаса. К счастью, циркачка повисла на страховочной лонже и вскоре ловко вскарабкалась обратно. Мама тогда еле успокоила зареванную Лину и силой увела дочку домой, не дожидаясь конца представления.
И вот опять… Неприятные мурашки внезапно побежали по спине. Ее бил озноб. Лина недовольно передернула плечами, отгоняя наваждение… В самом деле! Ну что опять за мистический ужас а-ля Башмачков! Бред какой-то! Наверное, просто вечерний холод пробирает до костей. В горах всегда темнеет и холодает очень быстро…
В этот миг где-то совсем близко грянули скрипка и дудка, и под напором страстной балканской мелодии мрачные мысли покинули Лину.
Топалов, не без труда припарковав свой «Рено» на забитой машинами парковке, галантно открыл дверцу автомобиля и подал даме руку. Надо было спешить: шоу начиналось через несколько минут.
У массивных деревянных ворот гостей встречали артисты в расшитых болгарских костюмах. Высокий паренек держал в руках поднос, покрытый рушником и уставленный маленькими стопками с ракией, а две бойкие красавицы-болгарки угощали гостей. Лина не очень-то жаловала болгарскую «самогонку», такую же пахучую, как и все остальные «самопальные» водки в мире. Сивуха – она и есть сивуха. Однако международный характер мероприятия обязывал ее быть терпимой. К тому же неприятный озноб не проходил, словно и впрямь холод пришел на смену невыносимому пляжному зною… Поморщившись, Лина лихо опрокинула стопку водки. По телу разлилось приятное тепло, и женщина неожиданно для себя громко расхохоталась. «Здравствуй, школьный кружок народного танца!».
Боже, сколько раз она давала себе зарок избегать на отдыхе подобных мероприятий! Все эти «критские», «арабские», «турецкие», «хорватские» и прочие вечера, если говорить «по чесноку», как выражался порой Петр, проводятся исключительно ради вынимания денежек из карманов лохов- туристов. Ну не ради же высокого искусства, в самом деле! Артисты средненькие, еда посредственная, вино самое дешевое… В противном случае навара не будет. Лина прекрасно все это понимала, но каждый раз, как телушка на веревке, вновь шла на простенькое шоу с «национальным акцентом». И, что самое странное, вновь и вновь по-детски «ждала чуда». А когда «чудо» в который раз оказывалось обычной третьесортной самодеятельностью, было уже «поздняк метаться», как говаривал все тот же Петр. Впрочем, какие еще развлечения на курортах? Народные танцы, черт побери! В Испании – фламенко, в Египте – танцы бедуинов, в Греции – бесконечные «Сиртаки»…. В итоге Лине приходилось на отдыхе приобщаться к прекрасному в строго заданном и утвержденном туристической программой формате.
Официант проводил Любомира и его гостей к почетному столику возле самой сцены. Похоже, болгарин был в этом «райском уголке» завсегдатаем и вообще слыл среди местных важной птицей.
Лина огляделась. Из конца в конец огромной поляны простирался длиннющий «шведский стол» под деревянным навесом.. Оглядев его, Лина саркастически хмыкнула. Ясное дело, на такую ораву деликатесов не напасешься. Ушлые турфирмы, подогнавшие на шоу толпы разноязыких туристов, от сверхприбыли ни за что не откажутся. Значит, сейчас им предложат что-то вроде фаст-фуда с легким болгарским уклоном…
И точно! В керамических мисках и лотках лежала какая-то не слишком аппетитная на вид еда. Слегка подсохшая зеленая фасоль, замаскированная кетчупом, потекший уже салат по-шопски (помидоры, огурцы и брынза, похоже, были нарезаны еще утром, а потом успели разомлеть на жаре), заветренный белый хлеб, холодная картошка и давно остывшие голубцы из виноградных листьев… Все это не очень-то пробуждало аппетит. Однако Лина вспомнила, что с утра ничегошеньки не ела. Тут же предательски засосало под ложечкой, и, перестав привередничать, она двинула к «шведскому столу». Сотни гостей, собравшиеся на концерт, тоже, видимо, проголодались. Не слишком-то качественный общепит пошел «на ура» не только у Лины. но и у требовательной западной публики. Боже, не потеряться бы в огромной толпе! Уф, наконец-то! Вот он, их столик возле сцены, а вот и мужчины, с которыми волей судьбы ей предстоит провести этот летний вечер. А что, эти «пареньки» по-своему забавные! Взять хоть того же Башмачкова. Сочинители мрачных «готических» романов не каждый день встречаются.
Литератор между тем свалил в огромную тарелку все подряд и стремительно расправлялся с «туристическим кормом». Лина еще раз убедилась, что на аппетит, неизбежно пробуждавшийся у туристов на свежем воздухе, и был главный расчет. Похоже, свежий горный воздух еще ни разу не подвел организаторов, и их заведение явно процветало. Гости весело пили и ели, стремительно опустошали тарелки, то и дело отправляясь за добавкой. Топалов выглядел на этом празднике жизни аскетом. Он добыл лишь пару хрустящих булочек и помидоры с брынзой. Издатель без энтузиазма поглядывал на переполненную тарелку Башмачкова. Видимо, все эти второсортные и консервированные «деликатесы» не внушали ему доверия. Пару лет назад Топалов случайно увидел, в каких условиях готовятся все эти блюда болгарской кухни, и с тех пор навсегда утратил аппетит на массовых праздниках. Впрочем, нынче он был за рулем, так что вполне мог обойтись и без закуски.
Лина быстренько все перепробовала и, утолив первый голод, отодвинула тарелку. Голубцы, с виду довольно аппетитные, по вкусу напоминали замазку. Начинку составлял несоленый слипшийся рис, он был даже без морковки, не говоря уже про мясо и помидоры… Салат тоже оказался недосоленным, а картошка была холодной и даже уже слегка подсохшей. Дешевое домашнее вино типа бражки, налитое в керамические кувшины, довершало картину. Впрочем, Любомир пригласил их на шоу за свой счет, так что не имело особого смысла привередничать. Лина мило улыбалась болгарину и поддерживала непринужденную застольную беседу «ни о чем». Топалов рассыпался в комплиментах даме и не спешил переходить к деловой части переговоров.
Первый тост Лина с Башмачковым выпили «за прекрасную Болгарию», второй – «за нашего гостеприимного друга Любомира», а третий Башмачков галантно провозгласил «за нашу прекрасную даму». Тут уже и болгарин встрепенулся, уставился на Лину своими жгучими, как черносливины, глазами и хищно впился губами ей в руку.
«Как хорошо, что Петр скоро прилетает, а то этот издательский «Казанова» начинает казаться опасным, – подумала Лина и не без кокетства улыбнулась издателю.
Было еще довольно светло. Топалов шепнул, что придется немного подождать, потому что основное действо происходит в темноте. А пока «на разогреве» у нестинаров поработают артисты народных ансамблей.
Танцы оказались по-балкански зажигательными, однако зрители на сцену почти не смотрели. Туристы пили, ели и разговаривали, предвкушая огненный «десерт». Не ради же народных танцев, в самом деле, приехали они сюда издалека и отвалили нехилые денежки. Сотни зрителей с нетерпением ожидали обещанный «аттракцион». Наверное, столь же нетерпеливо два тысячелетия назад жаждала выхода гладиаторов и диких зверей толпа, заполнявшая Колизей. Чуть позже первые ученики Иисуса так же истово ждали от него Чуда.
Лина почувствовала, что воздух постепенно заряжается, как током, волнением и ожиданием толпы. Вскоре невидимая дрожь передалась не только ей, но и Башмачкову. Чтобы не чувствовать приближение этого мощного «цунами» и заглушить волнение, буквально разлитое в воздухе, они принялись громко шутить, поднимать бокалы, смеяться и постоянно перебивать друг друга. Лишь Топалов ничуть не волновался. Он сидел, прикрыв глаза, и, похоже, тихо дремал. На него, видевшего волшебство нестинаров сотни раз, мысль о предстоящем шоу навевала лишь смертельную скуку.
– Бездельники со всей Европы явились поглазеть на этот незатейливый цирковой трюк, – принялся разглагольствовать Топалов, – и упорно ждут чуда. Им по сути важно лишь одно: обожгут артисты в этот раз свои огрубевшие ступни или не обожгут. Толпе нужны простые и грубые зрелища. Допустим, если я завтра хоть нового Достоевского, рожденного в конце двадцатого века, издам или, например, нью Шекспира откопаю и приведу за ручку в издательство – вся эта публика и ухом не поведет… Интеллектуалов приходится «сливать» оптовикам по три лева за штуку. Какие-никакие – а все же денежки. В общем, коллеги, литература как бизнес умерла, народ жаждет только шоу. Вернее, грубых зрелищ, как в Древнем Риме. Между тем «танцы на разогреве» вошли в пиковую фазу. Девушки и парни из местных танцевальных коллективов выделывали ногами такие замысловатые па, что гости, устав приплясывать за столами, едва дождались приглашения выйти в круг. Сначала робко, а потом все активнее туристы кинулись плясать. Лину тоже долго упрашивать не пришлось. Она схватила Башмачкова за руку и потащила упиравшегося литератора в разноязыкий хоровод. Потом спохватилась, вспомнила про Любомира, стала энергично махать и ему, приглашая в общий круг. Болгарин обдал Лину жаром своих южных глаз и… остался на месте. Похоже, танцы навевали на него такую же скуку, как и «шведский стол» с болгарским акцентом, и в особенности – нестинары. Кроме того, он слыл здесь человеком известным. А местной знаменитости, наевшей на местных вкусностях круглый животик, не пристало легкомысленно дрыгать ногами на глазах у довольных соотечественников.
Башмачков тоже поначалу вышел танцевать без охоты и теперь топтался рядом с Линой без всякого энтузиазма, сохраняя довольно хмурую физиономию.
– Терпеть не могу все эти дрыганья, особенно по команде туристического «группенфюрера», – кричал беллетрист Лине в ухо, стараясь переорать звуки музыки. Однако ноги Башмачкова помимо его воли ловко повторяли замысловатые па танцоров. Лина оторопела: писатель выписывал кроссовками такие кренделя, так далеко выбрасывал свои длинные, как у страуса, голени, так размахивал в танце руками, что иностранцы опасливо шарахались в сторону. Но Башмачкова уже было не остановить. Да и кто и вас, дорогие читатели, смог бы усидеть на месте, когда музыка с каждым тактом проникала в душу все глубже, поднимала там такие первобытные пласты чувств, не подвластные ни разуму, ни возрасту, ни житейскому опыту, что Лина даже диву давалась. Во всяком случае, ни она, ни литератор не могли совладать с собой и дрыгали ногами, как хватанувшие напитка-энергетика подростки на дискотеке.
Лина внезапно почувствовала себя абсолютно счастливой. Она послушно повторяла движения артистов вместе с разноязыкой публикой, крепко сжимая потную ладонь Башмачкова, чтобы не затеряться в толпе. Но едва она успела подумать, что навсегда запомнит и этот теплый вечер, и темпераментное соло скрипки, и разгоряченные лица людей из дальних стран, и даже большую горячую, слегка влажную лапищу Башмачкова, как музыка стихла.
Почти сразу же над сценой погас свет. Внушительная толпа, догадавшись о том, что сейчас начнется «то самое», устремилась к небольшой площадке в углу огромной сцены. Лина с Башмачковым оказались невольно прижатыми к ограждению, и тут же позади них вырос второй, затем третий, а потом и четвертый ряд зрителей. Теперь уже и те, кто не танцевали, вскочили со своих мест и рванули со всех ног сюда, поближе к тлеющему кострищу.
– Кажется, сейчас будет гвоздь программы! – шепнула Лина Башмачкову. Ночь и погасший разом на всей площадке свет подействовали на нее довольно странно. Внезапно тоска засосала душу, заныла где-то под ложечкой, и, чтобы успокоиться, женщина вновь схватила литератора за руку.
– Вижу, не дурак, – буркнул в ответ писатель, однако живо отозвался на рукопожатие Лины. Ей вдруг на секунду показалось, что где-то в районе живота еле слышно зазвенели маленькие колокольчики… Этот сладко-мучительный, знакомый с юности звон, не на шутку напугал ее. Лина вдруг заметила, что ее рука живет своей, отдельной, независимой от нее жизнью. Лина всерьез испугалась этой «морально неустойчивой» и неподвластной ее воле руки и осторожно высвободила ладонь из горячей и влажной лапы Башмачкова. Литератор неохотно отпустил дрогнувшие женские пальцы и уставился на костровую площадку со слегка оскорбленным, наигранно-равнодушным и непроницаемым лицом.
Между тем обещанное шоу все никак не начиналось. Лина поежилась. Она вдруг почувствовала, как по голым пальцам ног, зажатым тесными босоножками, пробежали волны ночного холода. Однако прижаться к Башмачкову плечом все той же «легкомысленной» руки женщина не решилась. Не хватало еще, чтобы по телу пробежали волны не холода, а желания, и в животе вновь зазвенели предательские колокольчики.
Лина изо всех сил постаралась отвлечься от коварного соседа и сосредоточиться на том, что происходило на площадке. Не без труда, но ей это удалось. Неожиданный магнетизм Башмачкова отошел на второй план. Лина наконец всей кожей почувствовала нараставшее напряжение толпы, нетерпеливо дышавшей в затылки друг другу. С каждой минутой загадочное действо приближалось, и ожидание чуда сгустилось почти до плотности магнитного поля.
Паренек в болгарской вышитой сорочке тщательно ворошил граблями догоревшие угли, и при каждом его движении вокруг разлетались искры, словно в разгар лета наступил Новый год, и кто-то решил зажечь бенгальские огни.
Наконец в динамиках зазвучала молитва на старославянском, и откуда-то из темноты возникла босая девушка с распущенными волосами и в белой ночной рубахе. К груди она прижимала большую икону. Девушка сосредоточенно помолилась и решительно ступила на горячие угли. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее она стала наматывать босыми ногами круги по все еще дымившимся углям. Было видно, что она совершенно не обжигает ноги. Молитву, которая поначалу неслась из динамиков, сменил ритмичный стук барабанов, и Лина почувствовала, что против собственной воли впадает в гипнотический транс. Надо сказать, что это испугало ее не меньше, чем опасная близость руки Башмачкова несколько минут назад. Лина усилием воли стряхнула с себя наваждение и скосила глаза на литератора, прижатого к ней толпой.
– Ну, как вы там? – шепотом спросила она.
– Класс, – прошептал Башмачков, не отрывая глаз от магического действа. – Балдею! Вот бы и мне попробовать… Правда, боюсь, охрана не подпустит.
– Конечно, не подпустит, – подтвердила Лина. – Я бы тоже хотела быть там. Почему-то мне кажется, что я смогла бы сделать несколько шагов… Но это, Башмачков, типичный самообман. Я читала, что нестинары – древняя религиозная секта, и прежде чем ступить на раскаленные угли, они впадают в транс при помощи духовных практик, которые осваивают с детства. Между прочим, этого состояния они достигают лишь после чтения специальных молитв. Однако подобный дар есть далеко не у всех. Говорят, некоторые из них, «допущенные», даже могут предсказывать будущее. Повсюду в Болгарии, даже в их родном селе, этих людей считают особенными. Вот и эта юная девушка, похоже, подключилась к Вечности, как маленький индивидуальный компьютер к божественному серверу. Потому она и не чувствует боли, а ее нежная кожа – нестерпимого жара.
– Тихо, погодите умничать, смотреть мешаете…, – шикнул на Лину Башмачков, и женщина обиженно замолчала.
Что-то вроде электрического разряда вновь пробежало по пальцам Лины, словно искра от погасшего костра упала между нею и Башмачковым. Это полузабытое ощущение слегка напугало верную жену, и Лина на всякий случай отодвинулась подальше от литератора, магнетизм которого нынче, похоже, был не меньше, чем у мистических огнеходцев. Уже давно она слышала тихую мелодию колокольчиков только рядышком с Петром, а тут…
Лина вновь сделала над собой волевое усилие, и колокольчики в животе неохотно стихли. Тем временем на горячие угли шагнул второй нестинар – тот самый парень в расшитой сорочке, что только что ворошил граблями угли. Этот новый огнеходец ступал неуверенно, гораздо осторожнее девушки, было видно, что ему трудно дается этот путь. Он выбирал глазами места, где угли уже не такие красные и горячие. Наверное, его дар был гораздо меньше, чем у девушки, потому-то парень и работал у нее «на подтанцовках». Внезапно амбиции артиста пересилили в нем осторожность. Нестинар перегнулся через ленту ограждения, взял на руки ребенка из толпы и стал двигаться вместе с ним по углям, иногда резко опуская дитятю вниз, чтобы малыш почувствовал «взаправдашний» жар и рассказал потом об этом всем «фомам неверующим»…
«Боже, я поняла, – внезапно подумала Лина. В этот миг эмоционального напряжения она вдруг почувствовала, что истина открылась ей. – На страховках безалаберных англичан кто-то делает бизнес. Вот только кто и как?»
Хождение парня по раскаленным углям продолжалось минут десять, не больше. Наконец молитва стихла, все оцепенели, а потом огромная, притихшая толпа взорвалась аплодисментами.
Лина, пряча глаза от Башмачкова, проворчала куда-то в сторону:
– Ну что, пошли уже? Сколько можно тут стоять?
– Ну да, пора, – согласился Башмачков, – а то перед Топаловым неудобно. Что-то он «совсем не весел, буйну голову повесил»… Сидит один за столиком, скучает, пить не может и, наверное, ругает на все корки «дорогих русских гостей», на которых пришлось убить целый вечер, потратить денежки, да еще и в сотый раз смотреть на весь этот народно-эстрадный балаган.
Лина кивнула и покорно поплелась за Башмачковым. Писатель ловко лавировал в толпе, прокладывая даме локтями и плечами путь к выходу. И тут…
Лина даже не успела понять, что произошло, только заметила бледное лицо литератора и почувствовала резкое жжение в районе колена. Женщина опустила глаза и ахнула: край ее синтетического платья пылал, как факел, и огонь стремительно поднимался все выше и.... В ту же секунду Башмачков сорвал с себя куртку и принялся лупить спутницу этой видавшей виды ветровкой, игнорируя возмущенные крики жертвы.
– Эй вы! Прекратите! Все уже потушено. Мне же больно! Псих ненормальный! Это уже не смешно! – закричала Лина. Из глаз ее от обиды и боли брызнули слезы
Однако Башмачков продолжал упрямо колотить Лину своей тяжелой курткой и не успокоился, пока окончательно не сбил пламя.
– Ну что, женщина-факел, не судьба вам стать канонизированной мученицей Болгарии, – съязвил литератор с видимым удовлетворением. Он оттирал носовым платком черные следы на куртке и дышал тяжело и шумно, как после долгого бега.
Платье Лины было безнадежно испорчено. Обгоревший лоскут ткани обнажил ее правую ногу почти до края трусиков. Лина махнула рукой на приличия и безжалостно оторвала бесполезные лохмотья. В конце концов уже темно, и ее смелый наряд никто не увидит. И все же…. Что это было? Искра от костра? Вряд ли. Костер давно догорел, а угли были изрядно притоптаны артистами. Искра от чьей-то сигареты или зажигалки? Тоже сомнительно. Почему тогда край ее платья не просто оплавился, а вспыхнул так быстро и так сильно? Лина задавала себе вопросы один за другим, но ответов на них не находила.
«Боже, а вдруг… Неужели это Башмачков попытался вести меня из игры таким варварским способом? – внезапно подумала Лина и почувствовала в животе вместо колокольчиков предательский холодок. – А что? Башмачкова нельзя исключать из числа подозреваемых! – подумала она и сама испугалась своей внезапной догадки. – Между прочим, он появился в Болгарии как-то странно, а теперь рассказывает какие-то сомнительные байки про виллу Топалова, – продолжала размышлять Лина. – Кстати сказать, что он вообще тут делает? Может, его роман – это только «крыша»? Какой издатель будет в наши кризисные времена снимать номер второразрядному писателю? И зачем он вообще перебрался в наш отель? Он, конечно, в курсе того, что я интересуюсь гибелью английских туристов. И тоже как-то слишком активно об этом расспрашивает. Может, и Топалов тут замешан? Откуда у него денежки на то, чтобы нас развлекать и содержать этого великовозрастного нахлебника? Неужели они оба – в банде?»
Башмачков покосился на Линину ногу с нескрываемым интересом.
– Так даже лучше! – хохотнул он и осторожно тронул строптивую спутницу за руку. Однако Лина не очень-то вежливо вырвала ее из пальцев Башмачкова.
– Мне не нравится эта история, – сказала она ему почти с вызовом.
– Да ладно, не психуйте, все уже позади, – пробормотал Башмачков с искренним сочувствием в голосе. – И вообще. Такое опасное происшествие должно вам польстить. На кострах обычно сжигали красивых женщин. В них всегда есть что-то колдовское…
– Кое-кому сейчас лучше «рот на замок», как говорят в детском саду, – шикнула на него Лина и вдруг…всхлипнула. Ее бил озноб. Она вдруг ясно поняла, что всего пять минут назад могла обгореть и даже погибнуть здесь, далеко от дома и от любимого мужа, который так беззаветно и порой даже незаслуженно (Лина вспомнила про проклятую «неверную» руку) любит ее. Кто-то непонятный, и от этого еще более страшный, подал ей знак. Предупредил…
– А где же, интересно, ваш хваленый «электрошокер», господин Башмачков? – въедливо поинтересовалась Лина. – Отдыхает в номере? Ах, как некстати! И зачем вы тогда его вообще купили? Между прочим, он сейчас очень бы пригодился. Вот, понюхайте! – ткнула она Башмачкову под нос оборванный лоскут. – Как вам это нравится? Кто-то облил край моего платья ацетоном, пока я, как дурочка, глазела на эти цирковые фокусы… Между прочим, ближе ко мне сейчас были вы…
Лина неожиданно разрыдалась. Ей стало по-настоящему страшно.
– Меня явно хотят убить. Что я им всем сделала! – всхлипывала она, как школьница, размазывая по лицу слезы и грязь обрывком ткани, который по-прежнему судорожно сжимала в руке.
Башмачков растерянно уставился на спутницу. Он искал и не находил слова, которые могли остановить «разведение сырости». Как все мужчины, Башмачков терпеть не мог женские слезы. Он стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, и растерянно молчал. Наконец, опомнился, накинул на спутницу свою испачканную куртку, прикрывшую обнаженную ногу Лины, и повел даму к столику, за которым и вправду мирно дремал одинокий Топалов.
– Ну что, друзья мои, довольны? – поинтересовался издатель, глядя на своих гостей затуманившимися глазами. – Шоу удалось?
– Вполне. Впечатлений даже больше, чем обещано, – проворчала Лина. – Например, сожжение меня на костре нестинаров. Мне кажется, это был не экспромт… Интересно, кто этот Великий инквизитор и куда он скрылся? Уж не вы ли, господин Топалов, «заказали» меня, как сейчас принято говорить в Москве.
Тут бравада оставила ее, и, запинаясь и всхлипывая, Лина рассказала Топалову обо всем, случилось десять минут назад.
К ее удивлению, собеседник и ухом не повел. Пусть бы он удивился или возмутился! Или хотя бы пообещал сообщить охране этого развлекательного центра о происшествии. Словно она только что поведала ему не о «черной «метке», которую ей предъявил неизвестный, а о бенгальских огнях на детском утреннике.
– Да ладно, ребятки, не парьтесь! Уверен, это просто банальное недоразумение, – пробурчал Топалов, с трудом подавляя зевоту. – Или, может быть, чья-то глупая неосторожность. Ну, «на крайняк», мелкое хулиганство. Впрочем, даже если и имел место злой умысел, сейчас в темноте, в этой толпе вы никого уже не найдете и «ужасную и стрррашную» загадку ни за что не отгадаете. Что касается нас с Башмачковым, то какой нам смысл вас тут прикончить столь экзотическим способом? Если бы вы хотя бы писали готические романы… Ну, тогда – да. Тогда – не спорю. В этом случае, возможно, коварный и жестокий Башмачков захотел бы избавиться от вас как от опасной конкурентки. А так … Вы же работаете на разных «делянках», ребята! В общем, предлагаю вам, друзья мои, помириться и бодренько-шустренько двинуть к машине. Предупреждаю: сейчас начнут разъезжаться туристические автобусы, и пробки на здешней горной дороге станут такими же ужасными, как у вас в Москве…
