Петр Ингвин
Сказаниада
Глава 4. Гомельский крысолов
Явившегося с подорожной грамотой низенького паренька Доремир оглядел с ног до головы. Пеньковые лапти, льняные портки, поверх рубахи – безрукавка из овчины со вставками из вышитой ткани. На голове широкополый брыль из соломы. От крестьянского сына, продавшего урожай и удачно прибарахлившегося на столичном торжище, молодого человека отличала только бережно прижимаемая к груди дудка невероятной красы. Возникло ощущение, будто ее делали нечеловеческие руки. Не каждому знакомому с инкрустацией оружейнику или мастеру по драгоценностям под силу создать подобное. Дар богов?
– Ближе к амбарам или сразу в подвалы дворца, где припасы? – осведомился Доремир.
В грамоте указывалось, с какой целью приглашен предъявитель сего, а в приписке Кощей требовал всемерного содействия.
Парень помотал головой:
– Наоборот, нужно как можно выше.
– Выше приемных палат нельзя, там покои дракона и Елены Прекрасной.
– Хорошо, пусть будут палаты.
Доремир вошел во дворец, парень шагнул следом. Охрана отсалютовала копьями, а на спутника подозрительно покосилась. Тоже не внушил доверия. Ждали кого-то серьезного, о ком столько слухов, а тут… Не мошенник ли?
Знаменитый крысолов прибыл из Гомеля с реки Гамаюк, что за Белобашенной чащей и кривичскими болотами. За какую-то услугу боги научили его бороться с грызунами. Во дворце от мышей и крыс спасу нет – пожирают все, до чего дотянутся, и две трети всего остального. Доремир догадывался, что не столько грызуны виноваты, сколько челядь руку приложила… Но не пойман – не вор. Если судить людей только за подозрения и наговоры, можно хватать любого. У каждого найдется мелкий, крупный или очень крупный грешок. Так можно пересажать всех, а кто их кормить и охранять будет? Вредителей, что мелких, что крупных, нужно сразу вешать или головы им рубить, иначе казна не выдержит. Именно о таком государственном подходе Доремир твердил Кощею день за днем. С недавних пор он возглавил всю сыскную работу, а заодно и вынесение приговоров, и приведение их в действие, и прочую законодательно-судебно-исполнительную власть. Но сколько ни вешал Доремир воров и хапуг, их количество во дворце не уменьшалось. Казнить без убедительных доказательств Кощей запретил, дыбу тоже не жаловал – на ней все соглашались с любым обвинением. Лучшим считалось поймать с поличным или получить признательные показания.
Когда крысы-мыши съели почти весь продуктовый запас государства, отчего снабжение не обеспечило солдат на войне приличным питанием, Кощей решил покончить с грызунами раз и навсегда. Так Гомельский крысолов оказался в столице.
Молва утверждала, что за границами крысолову однажды кто-то не заплатил, и тогда он вслед за крысами увел из города детей и в озере утопил. Страшный человек. После таких слухов увидеть перед собой веселого паренька, годившегося в сыновья, было, мягко говоря, странно.
Кощей пригласил крысолова личным письмом, пообещал несусветные деньги – больше, чем стоили те самые «съеденные» запасы. В последнее время Кощей много глупостей делал, хотя такое о своем государе думать не следовало. Вслух ничего подобного Доремир не сказал бы даже под пыткой. Но что было, то было. Начать, скажем, с войны. Рискнуть всем ради женщины – разве это серьезный подход? А если бы боги не обеспечили ветер? Ладно, все получилось, Елену отдали. Но первые дни Кощей не мог понять, что с ней делать. Кроме аленького цветочка на плече, от которого не было никакого толка, девица отличалась от прочих только смазливой мордашкой да вздорными ужимками. Такой, как она, не во дворце место, а в портовой таверне. И все же она чем-то зацепила Кощея. Говорят, рассказчица хорошая. А на взгляд Доремира Елена двух слов связать не могла, чтобы глупость не сморозить. Может, чего новое в альковных утехах открыла, чего другим не ведомо? Не узнать. Кощей не скажет, а подглядывать за ним – себе дороже. В последнее время Кощей всех подозревает в воровстве и измене, и проверки эти постоянные… Да вот хотя бы с тайными письменами. Понятно, что нечитаемое прочесть невозможно, но ведь подкладывает на видное место и ждет: заинтересуется ли кто-нибудь? Естественно, каждый, проходя, взгляд бросит. Любопытно же. Но уже три поколения слуг друг друга об этой уловке извещают. А Кощей никак не угомонится. Думает: срисуют и попытаются отправить куда-нибудь, а он перехватит и на чистую воду выведет.
Варяги за такие рисунки Доремиру гору денег обещали, но мертвому золото ни к чему. Хватит того, что скопил. Великое богатство уже ждет его за границей, можно купить дворец, гарем и до конца дней жить припеваючи. Осталось последнее дело – помочь варягам обобрать Кощея, и можно отправляться с ними за большое море. А Борис пусть забирает Елену, от нее одни беды. Ладно бы мужчину своего услаждала да новые платья заказывала, женщина для того и предназначена. Так нет же, в государственные дела лезет, крутит Кощеем, как заблагорассудится, а тому только в радость – даже повеселел в последние дни. А что творится теперь – уму непостижимо! Обычных волков высочайшим повелением потребовали называть старками, оленей – баратеонами. Хорошо, хоть зайцев не переименовали, с неуемной парочки сталось бы. А что, сиди себе во дворце, да придумывай, как народу жизнь осложнить, чтобы о бунтах не думал. А то людям больше думать не о чем. Доремиру, к примеру, всегда было о чем подумать. Впрочем, он давно уже не народ.
Сейчас он думал, как быстрее спровадить крысолова и отправить варягам послание, в котором подробно изложено, как лучше действовать, что требовать, и где оно лежит. Даже малая часть, обещанная Доремиру с этих ценностей, сделает его богаче некоторых соседних государств. Больше не придется рисковать жизнью по чужому приказу. Наоборот, нанятые молодчики охранят от случайностей важного вельможу, а заморские драконы станут наперебой предлагать своих дочек в жены. До великого дня остались считанные часы.
Место гридневого головы Доремир получил недавно и не совсем по праву. Оно долго оставалось свободным, а за новой девушкой Кощей послал Бориса. Это был знак, который все поняли. Бориса заранее поздравляли, несли подношения, просили не забывать, когда возвысится. И быть бы Доремиру вечным телохранителем, если бы не случайность. Или это была не случайность?
Планировались очередные облавы на разбойников, Доремир известил о них Соловья. С Соловьем они прежде дружили, пока служили бок о бок, а однажды, встретившись в лесу по разные стороны закона, чуть не убили друг друга. В тот раз все обошлось, былая дружба вернулась, они даже поучили друг друга кое-каким приемам – Соловей всегда отличался завидным владением мечом, а Доремир лихо управлялся с щитом. В ответ на уведомление про облавы, Соловей приехал с весомой «благодарностью». Доремир спросил, не знает ли тот, куда соперника за должность спровадить, чтобы не вернулся. Оказалось, что с Соловьем у них общий интерес: тому требовался законный повод, чтобы девушку от нехорошего мужика спасти, а Доремиру – сделать так, чтобы Борис сгинул бесследно или пал в бою как герой, – лишь бы о нем больше не слышали. Со стороны все выглядело бы изумительно: гридни по требованию дракона забирают девушку, Соловей отбивает ее для себя, и все счастливы.
Случилось невероятное, Борис опередил Соловья. Но как же здорово все получилось. Осталось дождаться варягов, и можно отправляться за море.
– Здесь? – Доремир обвел руками широкий пиршественный зал, ныне пустовавший, украшенный только стягами, гобеленами и огромным щитом с изображением крылатого змея.
– Выше подняться можно? – Крысолов поднял глаза к потолку, за которым оставалось еще пара этажей.
– Если жизнь не мила.
– Тогда приступаем.
Приложенная к губам волшебная дудочка выдала первые звуки – пронзительные и яростные, как крик голодного малыша.
Что-то повернулось в груди Доремира. В горле возник комок, кулаки сжались. Как же так? Он неправильно жил! Воровал, насильничал, подставлял друзей, предавал того, кого поклялся защищать, продавал секреты, за деньги закрывал глаза на то же самое, сделанное другими…
Через сводчатые двери из соседних помещений в зал пошли люди. Поголовно все думные дьяки, писари, повара, конюхи, прочая дворовая челядь – в полном составе, от стражей до стряпчих. Глаза остекленели, все двигались, будто мертвые, и строгой колонной потянулись на выход. Доремир догнал первых и возглавил колонну.
Ноги шли сами, и это хорошо, ведь сердце рвалось от душевной боли. Никакие деньги не дадут искупления, все золото мира вдруг обесценилось, точнее, обрело истинный вид: оно стало обычным металлом, который люди почему-то обожествляли. То, что можно пнуть, выбросить или переплавить во что-то полезное, не может быть богом. Божественное не в карманах, оно – в душах, и чем больше его в людях, тем лучше люди живут. Какая простая истина. И как страшна, грязна и противна была предыдущая жизнь. Не жизнь, а позор. Так жить нельзя.
Перед дворцом на лобном месте стояли Кощей с Еленой, рядом – плаха и глухонемой палач Евсей.
– Кайся, – голос Кощея дрогнул, глаз дернулся. На лбу надулись синие жилы.
Кощея стало жалко. Как он выживет под грузом обрушившегося знания?
– Прости государь, – Доремир опустился перед плахой на колени. – Нет, не прощай, я недостоин прощения. Только смерть искупит мою гнусную продажную жизнь. Твои секреты известны варягам, много твоих денег утекло за море, где я собрался строить новую жизнь. Я брал взятки, казнил невиновных и выгораживал преступников. Я делал как выгодно мне, а не государству, и все это прикрывал красивой ложью. Нет мне прощения!
Из-за выстроившейся к плахе очереди вышел вперед игравший на дудочке крысолов.
– Дело оказалось серьезнее, чем я думал, – бросил ему Кощей. – И нет никакой уверенности, что новые окажутся честнее. Через годик вы приезжайте снова, оплатой не обидим.
Крысолов отставил дудку:
– Через год не могу, следующие десять лет расписаны целиком. И позвольте напомнить: часто бывает, что дворец пустеет полностью, вместе с правителем и его семьей. Государствам от такого исхода сплошная польза, а я остаюсь без платы. Вызывайте, только если уверены в себе как сейчас.
Доремир опомнился: что он делает?! Завтра должна была начаться новая жизнь – сказочная, в богатстве и довольстве, с оставленными в прошлом грехами…
Он попытался вскочить, но крысолов вновь заиграл.
Послышался голос Елены:
– Как же я теперь без служанки?
– Завтра же будут новые, – уверил Кощей, – и не одна, а сколько захочешь, милая.
Доремир вновь успокоился. Как же хорошо, когда не нужно юлить, интриговать, обманывать…
Палач опробовал остроту топора на своей бороде, ухмыльнулся, и поднятое к небесам орудие справедливости на миг перекрыло солнце.
Раньше Доремир тащил все, что плохо лежало. Времена изменились. Теперь все лежало хорошо, в первую очередь он сам – тело отдельно, голова отдельно.
Глава 5. От плена до Кощея
Из сладкого небытия Георгий медленно вплывал в царство боли. Первые вопросы «кто я?» и «где я?» решились довольно быстро, едва приоткрылись наполненные кровавой мутью глаза. Пока он бился с ближним из викингов и кричал «Нападение! Закрывайте ворота!», кто-то ударил сзади по голове. Дальше – провал. Сейчас Георгий лежал ничком ногами к двери – его швырнули и оставили так, как упал. Щеку холодил земляной пол. О том, что дверь позади, сказал доносившийся оттуда шум пиршества и отсветы костров. Или пожарищ.
Снаружи стояла ночь. Помещение, куда бросили Георгия, напоминало сарай, из которого все вынесли. Скорее всего, это склад около пристани, далеко тащить пленника не стали бы. А все ценное отсюда уже перегрузили на корабли.
Немели связанные сзади руки. Георгий перекатился на спину, поелозил плечами по земле. Руки дали о себе знать резкой болью. Это хорошо, лишь бы действовали.
Он перевернулся на живот и пополз, подтягивая тело плечами и коленями. Сердце било в затылок, будто пыталось освободиться. Лоб упирался в утрамбованную землю и тоже участвовал в буксировке, расцарапанная кожа оставляла кровавый след. На зубах скрипел песок.
Голова уткнулась в противоположную от двери стену. Неровные рассохшиеся бревна. Щелей нет. Извиваясь, как червяк, Георгий на боку пополз вдоль стены. Лицо постоянно приподнималось и терлось о бревна в поисках зазубрины. Трещин было много, но гладких. Требовалась шершавая или острая.
Есть! Уже совершенно не чувствуя рук, он развернулся к ней стянутыми запястьями и начал перетирать.
До времен синтетики еще как на помеле до Альфы Центавра, но ветхими или слабыми путы не назвать.
Другого выхода нет. Тереть. Постоянно. Пока хватит сил.
Неизвестно, сколько времени прошло: минуты? дни? тысячелетия? Несколько волокон разлохматились и распались, внутри удавки стало чуть свободнее.
Болело все. Похоже, перед тем как кинуть в застенок, потерявшего сознание «предателя» долго били ногами. Викингов можно понять. Грабеж и насилие – их мир, другого не знают. Гуманная война? Права человека? О чем это вообще? Если объяснить – посмеются над фантазером. Здесь понятия добра и зла просты: убить врага и все забрать – хорошо, что-то забирают у тебя или пытаются убить – плохо. Все логично до безобразия. Совесть? Нравственность? Мораль? А что это? Они помогают в выживании и обогащении? Нет? Тогда зачем этот хлам серьезному человеку?
Георгий видел мир иначе. Поэтому он не пиршествовал снаружи, а ждал смерти внутри. Выходит, сознание определяет бытие, а не наоборот. Карл Маркс неправ.
Каждому свое. Вся жизнь состоит из выборов, больших или маленьких. Собственно, жизнь – это выборы и больше ничто. Вспоминая умершего, разве говорят о количестве прожитых лет или нажитом добре? Говорят о сделанных им выборах. Наши дела – результат нашего выбора, это просто и логично, как мораль викингов. В памяти остаются только дела. Значит, они и есть высшая ценность. Длину жизни и количество добра человека определяют окружающие по его поступкам, и долгожителями, как ни странно, оказываются совсем не те, кто просто жил долго.
Веревки лопнули. Кровь хлынула в вены, тело дернулось в конвульсиях, а стиснутые зубы едва не треснули. Это не боль, это нечто выше. Проще умереть.
Умирать нельзя. Бороться нужно до последнего, до самой смерти. И еще немного сверх того.
Георгий стал кусать набухшие ладони. Сознание раскалывалось и проваливалось в созданные собой пропасти. Он приходил в себя и продолжал, сплевывая кровь.
Руки ожили.
Едва не покрошив зубы, он выдрал из бревна длинную щепку.
Теперь копать. Бить в твердую землю и рыхлить. Выгребать. Снова бить и рыхлить.
Ночь не имела конца. После многих часов (дней? минут? лет?) ударов и выгребаний, когда тело протиснулось в образовавшийся подкоп, снаружи все еще было темно.
Шуршание высокой травы показалось грохотом. Стук сердца – молотом кузнеца. Георгий совладал с дыханием и пополз.
Грязь. Трава. Поперечная утоптанная тропа. Снова грязь и опять трава. Лес!
За деревьями можно двигаться на четвереньках. Можно и стоя, но нет сил. Мир шатался и время от времени бил в лицо. Георгий падал, иногда скатывался в ямы, терял сознание, приходил в себя и вновь заставлял себя двигаться вперед.
Комары. Боже, как он возлюбил комаров! Направление – как можно дальше от моря. На море нет комаров. Комары – символ жизни.
Скрип телеги. Голоса. Знакомые слова.
Не викинги.
– Помоги-и-ите-е!
Крик остался внутри, из горла вырвался хрип.
Георгий снова пополз.
Туман. В глазах. Потому что позже снова трава – четкая, зеленая. Горизонтально. И земля стоит рядом. Так не бывает. Значит, Георгий отключился и завалился на бок.
Ползти.
Фыркнула лошадь. Где-то поблизости дорога. Люди. Родная речь. Бегут от викингов или прибыло войско? В какой стороне море?..
***
– Ну ты и грязен, братец. Сначала за лешего принял.
Ноющее тело покачивалось в телеге. Георгий открыл глаза. Бородатый возница улыбался.
– Из города бежал?
– Из плена.
– Это хорошо. А я думал, что с поля боя. Не обессудь, доставлю к нашим, они разберутся.
Георгий обнаружил, что снова связан, теперь по рукам и ногам. После побега на нем были только штаны и рваная стеганка, которую надевают под латы. Одежда выдала в нем воина.
– Меня в начале боя у ворот чем-то по голове тюкнули, – объяснил Георгий. – Бросили в застенок. Оружие и доспехи остались там. Что стало с Гевалом?
Чувствовалось, что крестьянин сомневается, выдавать ли информацию человеку, который может оказаться предателем или врагом.
– Варяги сожгли подчистую, – нехотя сообщил он.
– Дальше они прошли?
– Нет, послали гонца и ждут у моря Кощеева ответа. А пока ждут – грабят побережье.
– Спасибо.
Отвернувшийся возница промолчал. Ах да, здесь так не говорят, «спасибо» – пожелание, чтобы спас Бог. В краю множества богов просто благодарят.
Укатанная дорога позволяла телеге двигаться быстро, скрип колеса размеренно нарушал лесную тишину.
– Сам-то кто и откуда будешь? – через некоторое время поинтересовался крестьянин.
– Егорий, с чертовых болот. Иногда Храбрым называют, хотя не понимаю за что.
– Так это же ты поднял тревогу! Милый, родной, да только ж благодаря тебе моя дочь сбежала! – Голос крестьянина задрожал, как бывает, когда наворачиваются слезы. – После твоего крика все, кто мог, за оружие схватились. Ворота не отстояли, они уже полыхали. Бились за каждый дом, прикрывали отход женщин и детей. Я, как назло, в поле был и, когда дым поднялся, успел только отходящим помочь. Там мне и рассказали, что и как было. Только благодаря тебе, родной ты наш, полгорода ушло, иначе бы все полегли!
– Я даже сделать ничего толком не успел…
Изображение в глазах поехало, сознание рухнуло в темноту.
***
– Егорий! Слышишь меня?
Он разлепил веки.
Белокаменные своды. Люди. Краски. Суета.
– Очнись и срочно приведи себя в порядок. Кощей идет, хочет встретиться с легендарным героем. Может быть, наградит. Кланяться можешь? – Его подняли, протерли грязное лицо рушником, на плечи накинули узорчатый халат. – Стоять хотя бы можешь?
Над ним хлопотали два гридня – один постарше, дерганый и говорливый, второй помладше. Младший соблюдал субординацию и не вмешивался в бесконечное мельтешение старшего. Крестьянина, который привез, не было, да и не могло быть – дело происходило уже в палатах дворца. Это насколько же Георгий отключался, что успели в столицу доставить?
– Идет! – зашушукались перед дверями, где в ожидании сгрудились еще несколько человек. Воинов среди них не было. Сплошная прислуга: лакеи, повара, или кто еще обычно толпится в зале, куда должен явить светлый лик властитель государства? Георгий знал, что бывают постельничьи, сокольничьи, стряпчии, конюшии, оружничьи, чашники… десятки названий пресмыкавшихся перед хозяином дворовых подхалимов-лизоблюдов, чьи потомки будут гордиться «дворянским» происхождением. Кто есть кто в этой толпе было не важно, вопреки пословице все ждали одного, и лишь этот один имел значение.
Георгия отодвинули от пристенной лавки, где он лежал до того, как привели в чувство. Огромный зал освещался через мозаичные витражи, изображавшие пасторальные и батальные сцены, из стен торчали медные светильники искусной работы, они горели через один и, честно говоря, горели зря, из стрельчатых окон лилось достаточно света. В правой стороне стоял накрытый стол, в левой, заслышав шаги, выстроились в шеренгу слуги. Гридни встали по бокам Георгия – поддерживая и надзирая.
Не удостоив взглядом никого из слуг, в арку распахнувшихся дверей вошел лысый бодрячок с крупными чертами лица. Правильнее сказать не вошел, а влетел или ворвался – о некой высокомерной вальяжности королевских особ, знакомой Георгию по кинофильмам, даже речи не шло, торжественность момента определялась только личностью правителя, который не сомневался в своем общепризнанном величии и потому не обращал внимания на условности. Горностаевая мантия развевалась, ноздри раздувались, маленькие глазки впились в Георгия.
– Ну, здравствуй, герой. – Корону Кощей не носил, выглядел простым веселым дядькой, раздобревшим на бесплатных харчах. Одутловатые щеки чуть свисали, ремень оттягивало солидное брюшко. Сеть морщин на лбу и вокруг глаз выдавала немалый возраст. – Наслышан о твоих подвигах: и как против разбойников народу помогал, и как с помещичьим произволом боролся, и как шайку Соловья разгромил, и как в Гевале первым понял, что варяги не торговать пришли.
– Слухи обо мне многое преувеличивают.
– Вот-вот, и о скромности наслышан, а также о смелости, честности и верности слову, и о боевых умениях. Где обычный человек ищет выгоды, ты даже против установленного порядка шел, если на местах видел перегибы, которые противоречили твоему воспитанию. Нужно поблагодарить твоих родителей, они вырастили достойного сына.
Было непонятно, серьезно Кощей говорит или ерничает. Особенно про борьбу с произволом.
– Те господа, с которыми у меня сложились напряженные отношения…
– Не надо, – перебил Кощей с задорной улыбкой, – на самом деле это у них с тобой сложились напряженные отношения. Мне жаловались. Я принял меры: объявил, что привлечем свидетелей из всех сословий и выясним правоту каждого на открытом суде. Ты, сам того не подозревая, безгранично благое дело делал, Егорий. Когда помещик – самодур, и крестьяне от него поголовно бегут, я раньше гридней к такому посылал. Но солдат подкупить можно, а святого вроде тебя – никогда. И купцам ты здорово помог без боязни по лесам ездить, только за одно это тебе низкий поклон. Знаешь, сколько налогов принесло в казну резкое оживление торговли?
Для правителя по одну сторону накрытого скатертью длинного стола поставили нечто вроде резного трона, по другую – обычную лавку. Кощей сел (правильнее сказать – брякнулся, чуть не расплескав свой с трудом удерживаемый ремнем «аквариум»), Георгий по приглашающему жесту правителя разместился напротив. Налетели слуги с подносами, кувшинами и матерчатыми салфетками, стол перед Георгием преобразился. Кощей сделал радушный жест:
– Угощайся. Доводилось ли пробовать такое?
Такое – точно нет. Копченые воробьи, фаршированные перепела, тушеные зайцы… Глаза разбегались. Но после пережитых напастей организм требовал питья, а не еды.
Кощей проследил, как Георгий скромно налил себе фруктового сока. Это тоже понравилось правителю.
– Все знают, что ты пришел с чертовых болот. Хотелось бы услышать, как ты там оказался.
– Чудом. – Георгий поставил чашу на место и промакнул губы бархатистой салфеткой. – Я жил очень далеко от этих мест. У нас все по-другому. – Разумного объяснения случившемуся не существовало, пришлось подправить историю под местные реалии: – Я загадал не то и не так, как хотел, и боги перенесли меня за тридевять земель.
– Ты прибыл сюда один?
Что-то в тоне Кощея насторожило Георгия. В любом случае, лучше не шутить с человеком, у которого везде глаза и уши.
– Одновременно со мной прибыла женщина.
– Кто она тебе?
Хороший вопрос. Давно назрел. Кем Георгию приходится Елена? Живя в избушке, про себя он называл ее женой, хотя юридически точнее было бы звать невестой. Но это заморочки терминологии, в людских отношениях она только мешает.
И другая сторона медали: как отреагирует Кощей на сообщение, что Елена с Георгием жили вместе? Врать, конечно, не стоило, но и правда бывает разной, от прямой в лоб до настолько размыто-обтекаемой, что ее легко принять за противоположность.
Кощей ждал ответа. Георгий пожал плечами:
– Она мне никто.
В душе всклокотало: «Никто?! Да как ты можешь!»
«Разве это неправда?» – честно спросил себя Георгий.
Внутренний голос завис, как компьютер, получивший задание объяснить бесконечность Вселенной. Ответ «никто» тоже был правдой, правда в этом вопросе была бесконечна, как упомянутая Вселенная, и столь же запутана. Душа и сердце разрывались, пытаясь отыскать единственно верное слово, но его не существовало. Любая из крайностей была истиной в последней инстанции. Память, данное себе слово и отхлынувшая в воспоминаниях кровь требовали назвать Елену смыслом жизни и биться за нее до последней капли крови. А что-то новое тихо спрашивало: в этом ли смысл? Может ли прошлое претендовать на будущее? Что важнее: слово или счастье?
Кощей удовлетворенно откинулся на спинку переносного трона.
– Мне доложили, что ты искал ее как суженую. Елена рассказала, что вы с ней вместе оказались на болотах, и ты опекал ее, как родную, а невестой назвал, чтобы… – он закатил глаза, вспоминая слово, – не ком-про-мен-тировать. То есть, чтобы у тебя, не знающего, в хорошие ли руки она попала, был повод искать ее, а она чтобы не пострадала от досужих слухов. Скажу честно: до встречи с тобой у меня были сомнения, что все столь невинно. Я не верил, что люди вроде тебя существуют на самом деле. Теперь я рад знакомству и готов помогать во всем, что ты будешь делать. – В глазах правителя зажглись плутовские огоньки: – Кроме моего свержения.
– Могу я поговорить с Еленой?
– Тебе не сказали? Я отдал ее Борису.
Как бутылкой шампанского по макушке, причем бутылка лежит в холодильнике. Георгий глупо хлопнул глазами. Слов не было.
Кощей развел руками:
– Я – правитель. При выборе «народ или женщина», мужчина выбирает женщину, а правитель выбирает народ. Если это не так, то мужчина и правитель собой только притворяются. Теперь перейдем к делам насущным. Во-первых, я остался без лучшего телохранителя. Понимаешь намек?
– А во-вторых?
– Прежний гридневый голова давеча потерял голову. – Кощей посмеялся собственному каламбуру. – Что-то мне подсказывает, что мой новый телохранитель будет достоин этого звания.
– Я подумаю.
Шушуканье вокруг как отрезало, а те слуги, что двигались, застыли на месте, будто превратились в невесомых или нарисованных. С шумом реактивного лайнера в случившейся тишине пролетела муха.
– Это шутка? – Кощей посерьезнел.
– Когда Елену похитили, я дал себе слово найти ее и спасти. Сейчас она в опасности, ее снова увозят, как переходящий приз. Вы, как правильно заметили, правитель, а я – мужчина. Что не дозволено Юпитеру… впрочем, это не из той оперы. Прошу дать мне оружие, доспехи и коня.
Ошарашенный Кощей впервые задумался о таком варианте.
– Ты не заключал мира с Борисом и не договаривался об условиях… Варяги тоже не вмешаются, они свое получили… Егорий, это гениально! Если у тебя получится – проси что хочешь, все отдам и еще приплачу! Слово дракона!
«Помоги мне вернуть Елену и проси что хочешь» – Борис обещал то же самое. И обоим в голову не пришло, что человек, рискующий собой, чтобы спасти Елену, попросит оставить ему Елену. «Слово дракона!» Вот и посмотрим, насколько драконы умеют держать слово.
– На каких условиях заключен мир?
– Борис получил Елену, наемная армия – огромный выкуп. Вернее, еще не получили, передача произойдет сегодня вечером, и вся ночь уйдет на подсчет и дележ. Возможно, варяги, как у них заведено, решат отметить успех большой пирушкой. Тебе надо поторопиться. Запомни слово: хольмганг. У варягов поединок под таким названием не считается убийством, вызов на хольмганг – дело чести. Для варягов главное – отвага, Борис не сможет отказаться, или его перестанут считать мужчиной. Правда, теперь он дракон и может выкрутиться под предлогом, что ты ему не ровня… Это важно для кого угодно, только не для варягов. – Кощей просветлел. – А когда от него отвернутся варяги, мы можем отбить Елену, даже если у тебя ничего не выйдет. Дайте доблестному витязю лучшего коня и любые доспехи с оружием, какие он пожелает!
