Георгий махнул головой назад, на лодку:
– Плыву к богам. Мне сказали, что они подскажут.
– Хорошо заплати, и не только подскажут, но и покажут, а то и на блюдечке поднесут, – хмыкнул Бермята.
Котеня что-то вспомнил и указал на дорогу, где неуверенно гарцевал раненый всадник, очень молодой, под стать самому витязю, и совершенно неумелый. Лошадь под ним стремилась встать на дыбы и сбросить седока, юноша едва удерживал ее.
– У меня новый оруженосец. Конечно, не чета Егорию Храброму, но старается.
Бермята не мог не похвастался перед спутником победой над известным героем, и Котеня не преминул продемонстрировать, что тоже не лыком шит: сам Егорий Храбрый ему служил!
– Ну, мы – в путь, время поджимает. – Бермята развернул коня к дороге. – Встретишься с богами – при случае замолви словечко и за нас, тебе они должны благоволить.
Они уехали.
Больше никто с дороги не сворачивал. Ремонт шел своим ходом и быстро двигался к завершению.
***
Настал день отплытия. Георгий прокопал траншею, вместе с Ладой они разрушили связывавшую ее с морем перемычку, в ров хлынула вода. Через час, с началом прилива, лодка мягко приподнялась и, направляемая с двух сторон, вышла к открытой воде. Вещи и припасы уже находились на борту, осталось влезть внутрь и отвязать веревку.
Яга Мирамиславовна слезно попрощалась с дочерью, после чего обняла и поцеловала нагнувшегося к ней Георгия в лоб.
– Береги ее.
– Как самого себя, – заверил он.
Оделись они в путь по-простому: рубаха со штанами у Георгия и сарафан у Лады. Доспехи лежали в привязанном к лавке мешке, в море они только мешали (в них сразу пойдешь ко дну), но меч, щит и шлем оставались под рукой. На всякий случай. Случаи, как знал Георгий, бывают разные, большей частью почему-то плохие, если судить по статистике. Такое у богов странное чувство юмора. Лада говорила про них: «Мир людей скучен для богов». Наверное, таким способом они развлекались. Сделали гадость, получили за ее ликвидацию приношения серебром или золотом, исправили положение, вернув в исходное состояние. Или не исправили. Спросить-то с них некому, боги – высшая инстанция, неподсудная и никому неподконтрольная. Отличная схема. Главное, что рабочая. Георгий в шайке Соловья зарабатывал похожим способом, но разбойники брали деньги за несовершение преступления, а местные небожители – за исправление предварительно сделанной людям пакости. Получалось, что разбойники, по большому счету, более справедливы. Но до того как среди них появился Георгий, действия шайки были теми же, что у богов. Разницы нет, те и другие – разбойники, их профессия совпадала со смыслом существования – обирать слабых и доверчивых. Но нет худа без добра. Иногда по просьбам людей, у которых случилась беда, разбойники выступали в роли помощников, они решали проблемы, которые сами люди решить были не в состоянии. Власти отмахивались от таких проблем или сами были их источником. Местные боги выполняли ту же функцию, они брали на себя заботу о тех, кто не мог помочь себе сам. Вдруг они решат проблему Георгия?
Он покосился на Ладу. О себе подумал, а о ней забыл, эгоист. Без Лады он никогда бы не отправился за помощью к богам, если учесть, что не верил в них (настоящих всемогущих небожителей) и верить не собирался. На самом деле боги могут оказаться чем угодно, от необъяснимых природных явлений до практикующих психотерапевтов, прикрывающихся магическими обрядами. Но кем и чем бы ни были боги, местные жители на них надеялись, и для возвращения Елены подойдет даже такой вариант. Не получится – значит, дальше надо идти к цели другим путем, который на тот момент окажется (или хотя бы покажется) лучшим. А если вариант с богами приведет к успеху? Как говорится, чем черт не шутит? Чудеса в жизни случаются. Назвавшийся вампиром пожиратель надежд тому свидетельством.
А проблема Лады с точки зрения Георгия решалась намного проще. Ей могли помочь не только боги, но и друзья. Например, Георгий. Когда его цель будет достигнута, они с Еленой вместе отправятся на поиски Ульки. Совместные приключения (а без них, само собой, не обойдется) сплотят и придадут отношениям новый импульс.
Замечательная идея. А если Улька найдется раньше, нужно придумать другое мероприятие того же рода. Репутация Егория Храброго сама подбросит нужный вариант, помощь требуется многим, останется выбрать наиболее подходящее дело – интересное и в меру безопасное, чтобы вновь не потерять Елену. Задачка не из простых, но посильная. О ней Георгий подумает позже. Сначала нужно вернуть Елену.
Весла ударили по воде, затрепетал парус. Вскоре махавшая платком фигурка Яги Мирамиславовны скрылась из глаз.
Обращаться с парусом учились на ходу. Теорию Георгий примерно узнал еще на берегу, а опыт обретали в полевых условиях. Точнее, в самых что ни на есть морских. Лада, по своему обыкновению, всеми силами помогала.
В дорогу, кроме оружия, взяли пресную воду в крепко закрепленных бочках, а Яга Мирамиславовна снабдила большим запасом еды. Как со знанием дела рассказала старушка, на юге в одном дне пути (если при попутном ветре) лежит Двоя, а остров богов находится примерно посередине, но чуть западнее, то есть справа, если стоять лицом к морю, а спиной к берегу. В хорошую погоду за несколько часов доплыть можно.
С погодой повезло. Умеренный ветер дул почти в нужную сторону, яхта шла небольшими зигзагами, ориентироваться получалось только по солнцу – по-другому ни Георгий, ни Лада не умели. Лада заняла место у мачты, Георгий сидел на корме у руля.
– Расскажи о ней, – попросила Лада.
Уточнять не требовалось.
– Она необыкновенная.
– Все остальные – обыкновенные?
Георгий улыбнулся:
– Ты тоже необыкновенная, но по-другому. Ты как уютный берег, куда в поисках покоя стремится усталый капитан. Елена… – он помолчал, подбирая слова, – она как водоворот. Никто не знает, что ждет впереди, но когда закрутило, сил, чтобы выбраться, уже нет.
– Сил или желания?
Он не ответил.
На горизонте иногда виднелись темные точки, они двигались и быстро исчезали. Значит, корабли, а не земля. Хотя Олиному пику пора бы уже показаться.
– Наверное, она красива и молода?
Георгий не удивился вопросу. Лада пыталась понять, что в женщине заставляет мужчину все бросить и отправиться за ней на край света. Вполне объяснимое любопытство. Лада тоже все бросила, но любовь, толкнувшая ее на безрассудство – материнская, в ней нет безумия всепоглощающей страсти, нет шизофренически-параноидального надлома, нет щемящей тоски, что заставляет прыгать в пропасть неизвестности и мечтать о несбыточном счастье совместного несчастья. Ладу сосватали в детстве и выдали за человека, которого она прежде в глаза не видела. Другой жизни Лада не знала. Георгий еще раз оглядел спутницу и поразился, насколько определение «красива и молода» подходило и самой Ладе, имевшей почти взрослую дочь и трудную судьбу. Бедность и пьянство мужа не сломали ее, а разрушивший миллионы отношений быт стал отдушиной, тихой бухтой и волноломом, защищавшим от бушевавших снаружи бурь. Из кирпичиков заботы о ближнем Лада строила пусть не дворец, но большой и светлый дом семейного уюта. Это можно было прочесть во взгляде, понять из разговоров и увидеть в исходившем изнутри невероятном сиянии – оно, такое, бывает у людей, которые ищут счастья не снаружи.
– Вы ровесницы.
Ответ удивил, у Лады поднялись брови, она отвернулась, направив взор в бескрайнее море. Георгий продолжил:
– У Елены красота внезапного столба, о который бьешься головой и теряешь сознание. У тебя – очарование природы, как она есть. Елена – шторм, ты – теплый тихий рассвет. Ты тоже очень красива, но другой красотой.
«Тоже». Женщине, даже малознакомой, такое не говорят, это обида на всю жизнь. Георгий загладил невольную вину признанием:
– Ты красива по-настоящему.
У каждого вылетевшего слова есть множество мотивов, разбросанных по всей шкале от благородства до корысти, и никто не знает, какой из них истинный – в каждый момент времени правдой оказывается другой. Точным было одно: в сказанном категорически отсутствовало лицемерие, Георгий говорил от души, то, что чувствовал. Ему от Лады ничего не было нужно. Она это ощутила и благодарно улыбнулась:
– Не преувеличивай. Другое дело раньше, когда я была в возрасте Ульки…
– Твоя дочь тоже скоро станет красавицей.
Здесь затесавшееся «тоже» оказалось к месту. Лада прикрыла губы и зардевшиеся щеки темной косой, словно хотела откусить от нее кусочек.
– А твой муж…
– Не надо о нем.
Георгий послушался, но не прошло десяти минут, как он вернулся к нежеланной для Лады теме.
– Мне нужно знать, что ты чувствуешь к нему. Если мы с ним пересечемся, я могу не сдержаться. После того, что он натворил…
– Я тоже могу не сдержаться. Лучше не пересекаться.
– Но если…
– Не причиняй ему вреда. Пусть живет, как хочет.
– И ты вернешься к нему?!
– Нет.
Все стало на свои места. Осталась одна неучтенная возможность.
– Что мне делать, если он захочет вернуть тебя силой?
Лада подумала.
– Это его право.
– Он покушался на твою маму и едва не убил дочку, Ульке из-за этого пришлось бежать!
– Улька и мама живы, а я – мужняя жена. Закон на его стороне. Мне еще придется отвечать за то, что ушла из дома с чужим мужчиной. В тонкости никто вдаваться не будет. Прошу тебя, если мы с Данилой встретимся, не вмешивайся.
Георгию очень хотелось сказать, что «Улька и мама живы» правдиво частично, поскольку известно наполовину. Язык не повернулся. Вымолвить такое вслух – загасить огонек, что давал спутнице силы жить.
А с Данилой при встрече он поговорит. По-мужски. В сторонке. Когда рядом не будет женщин и закона.
Небо на западе окрасилось сполохами утонувшего солнца, и Лада заволновалась:
– Мы плыли медленно, но остров богов должен был появиться до заката.
– Отнесло течением.
Признаться, что выдерживать направление на юго-запад по солнцу не его конек, особенно когда движется светило по дуге и в стороне, Георгий не решился.
Лада сама поняла. Она все понимала раньше, чем он говорил.
– Наверное, нужно развернуться, – сказала она. – Олин пик видно издалека. Похоже, нас снесло очень сильно.
– Нужно взять назад влево или назад вправо?
– Не знаю.
– Возьму правее. Как думаешь?
– Давай попробуем.
Ветерок дул слабый, но все же дул, и направление Георгий выбрал, чтобы не идти совсем против ветра.
Выписываемые по волнам зигзаги стали обширнее. Горизонт по-прежнему был чист. Когда вслед за солнцем утонули остатки света, Георгий спросил:
– Умеешь ориентироваться по звездам?
– Нет.
– Одна из звезд должна указывать на север, но я не знаю, какая.
Звезды рассыпались по черноте небес, как шляпки кованых гвоздей по отремонтированному борту лодки. Луна вновь сделала мир видимым, но счастья это не прибавило. Направление потерялось окончательно. Георгий убрал парус, лодка легла в дрейф.
Путешествие затянулось, и выяснилась неприятная деталь. Пресной воды и пищи на борту было с запасом, а для наоборот в открытой всем ветрам лодке условия оказались неподходящими.
– Отвернись, я спущусь поплавать.
Удивление в глазах Лады быстро сменилось пониманием:
– Хорошо. Потом я.
– Не обязательно. Я буду купаться долго и смотреть в море. Только поглядывай, чтобы никто не потревожил с другой стороны. Не люблю сюрпризов.
Они решили проблему как взрослые люди, без единого слова: пока один любовался ночным небом, второй разделся и спустился за борт. Вода сначала уколола холодом, затем взгорячила кровь и по возвращении вспомнилась добрым словом: ночная прохлада мгновенно превратила кожу в недобритого ежа. У ног ждало заботливо приготовленное покрывало – до банных полотенец прогресс еще не дошел. Кроме единственного покрывала на борту других вещей не было – ни полотенец, ни одеял. Никто не думал, что они могут понадобиться. Георгий укутался и разрешил обернуться.
– Замерз?
Раздавшийся вопрос был глуп с точки зрения логики, но он был не информативным, а участливым. От голоса веяло теплом. И ответа не требовалось.
– Мы заблудились, – констатировала спутница уже очевидное Георгию. – До утра ничего не сделать, а мы оба устали.
Мужчине оставили только распорядиться:
– Давай спать.
Как же просто было с Ладой. Она все понимала, в ее сознании условности при появлении необходимости блекли и размывались. Безграничное доверие к спутнику сквозило в каждом поступке. Не говоря ни слова, Лада разместилась на полу лицом к борту, голова устроилась щекой на сложенных ладонях, колени чуть поджались. За спиной осталось достаточно места, чтобы Георгий вытянулся в любом положении.
Он оделся и лег позади нее. После обтирания покрывало стало влажным, и оно было одно, укрыться больше нечем. Можно снять парус. А если он срочно понадобится? Нельзя снимать, нужно быть готовым ко всему, даже к тому, чего быть не может. Лада умница, она поймет. Георгий придвинулся к ней боком и набросил покрывало, плотно закутав в него соседку вместе с торчавшими коленками и ступнями.
Лада вздрогнула, но не отстранилась.
– А ты?
Голос был глухим, первую «а» будто выдрали с корнем, прежде чем бросить в воздух.
Вопрос появился неспроста, ширины покрывала на второго человека при таком раскладе хватало с трудом.
– Мне нормально.
Первые же минуты на сыром полу и пронизывающем морском ветерке показали, что «нормально» – вранье. Сбоку поддувало, и ни одна из примененных поз проблемы не решила. Долгая возня Георгия не осталась без внимания. Лада подалась назад и прижалась к нему вплотную. Не успели мысли о том, что это значит, вскружить голову, как донеслось тихое:
– У меня есть муж. Если в какой-то миг покажется, что я делаю что-то неправильно – значит, пересилило нечто более насущное. За тебя я без раздумий шагну в огонь, потому что ты помогаешь отыскать Ульку. В ней моя жизнь. Если ты окажешься недостойным человеком, я наложу на себя руки. Но сейчас тебе холодно, а стоит тебе заболеть, и некому будет спасти меня и защитить. Вот видишь, все очень корыстно и некрасиво. Но это так. Одеял у нас нет, костра разжечь не можем, и согреть единственного защитника может только мое тепло. Можешь меня обнять. Но как сестру, хорошо?
Георгий кивнул.
Оба затихли. Впервые после сказки в избушке он проводил ночь с женщиной. Лодка покачивалась, в борт били мелкие волны, сверху сияли звезды. Странно, но обратно в счастливую избушку не хотелось. Георгий пытался представить Елену на месте Лады и не мог. Елена никогда бы не поступила как Лада и не сказала таких слов. Елена была другой. Водоворотом. Карнизом скалы над пропастью. Салютом, стрелявшим во все стороны. Когда Елена была дома, дом превращался в шапито, все сверкало и куда-то двигалось, вешалка мнила себя театром, а фарс дрался с комедией за право именоваться драмой. А Лада…
Лада сама была домом. Уютным и надежным.
– Почему слухи о твоей невесте говорят, что она поцелована богами?
Соседка тоже не спала.
Георгий поморщился. Говорить в такую минуту о Елене было неприятно.
– У нее татуировка в виде цветка.
– Что такое татуировка?
– Рисунок на теле, он остается на всю жизнь.
– Она сама его сделала? Значит, боги ни при чем?
– По-моему, если в объяснении чего-то люди ссылаются на божественное вмешательство, то они что-то скрывают или им это выгодно.
Больше не прозвучало ни слова.
На заре нужно двигаться на юго-восток. Если остров снова не появится на пути, Георгий с Ладой постепенно достигнут Двои, о которой столько разговоров. И там, за крепостными стенами – Елена.
Все зависит от направления ветра. К утру оно может измениться. Тогда планы станут другими.
Вспомнилось, что викинги возили с собой клетки с птицами, которых периодически выпускали. Если поблизости находилась суша, птицы улетали в том направлении. Если земли не было, они возвращались.
К великому сожалению Георгия, знания интересных фактов не заменяли ни птиц, ни умений.
Разбудили крики. Неподалеку медленно двигалась глубоко сидевшая в воде лодка примерно такого же размера, как у Георгия и Лады. Плаваньем движение лодки не назвать, она, скорее, дрейфовала, у людей на ее борту не было ни весел, ни паруса. Они гребли руками. Шестеро мужчин, пять женщин и четверо детей разного возраста. В рваной одежде, изможденные, они стремились в сторону алевшего горизонта, а со стороны ночи, вспенивая волны, на них надвигался черный, под красным квадратным парусом, драккар.
Драккар – сокращение от «драконий корабль», если переводить с норвежского. А если не придираться, то не только с норвежского. В России драккар тоже назовут драккаром, слово стало интернациональным, спасибо глобализации и западным средствам массовой информации. Корабли такого типа Георгий много раз видел в кино. Собственно, драккар – та же русская ладья, длинная, обвешанная щитами и с большим парусом, а загнутый вверх нос всегда изображал раскрывшего пасть дракона.
Георгий замер: впервые после попадания в новый мир он услышал иностранную речь. Неслись похожие на набор звуков команды, весла мерно взбивали воду. Казалось, еще минута, и огромная махина раздавит переполненную людьми скорлупку. Распоряжался на корабле огромный, похожий на медведя, человек в длинной кольчуге.
Крики ужаса из сильно перегруженной лодки неслись на родном для Георгия языке и были понятны. Люди готовились к смерти. Они перестали грести, не было смысла. Сейчас они прощали друг другу былое и прощались навсегда.
По инерции лодка проследовала мимо, и вскочивший Георгий оказался практически между ней и надвигавшейся громадиной – лицом к лицу с глядевшим с борта здоровяком в кольчуге и коническом шлеме. Чернобородый воин напоминал медведя, как фигурой, так и выражением лица с маленькими глазами.
Здоровяк что-то сказал.
– Не понимаю. Кто вы? – Георгий обнаружил, что сжимает в руке меч. Даже не заметил, как схватил.
Лада подала шлем и щит. Сразу стало комфортнее.
Весла драккара дружно загребли в обратную сторону и выступили мощным тормозом. Парус упал, корабль резко замедлил ход.
Человек на борту кликнул кого-то, рядом появился второй. Переводчик.
– Кто ты, воин?
– Егорий, витязь с чертовых болот. А вы?
Обе руки переводчика указали на медведеподобного бородача, голова с почтением склонилась:
– Сигурд, победитель троллей, с дружиной. Уйди, храбрый витязь, и тебе не причинят вреда. Мы не враги и не хотим крови.
Он сказал «мы», то есть был не пленником, а одним из викингов. В том, что довелось повстречаться именно с викингами, можно не сомневаться: драккар с висевшими по бортам круглыми раскрашенными щитами, особенная речь, оружие, внешность, тролли, имя Сигурд… Вспомнился некий Сигурд Свинья, отец конунга Харальда Сурового. Именем того Сигурда в норвежской столице даже улица названа. Узнать бы еще, почему он свинья и что в таком имени грозного или назидательно-многозначительного. А ведь что-то было, наверняка. Должен же Харальд Сигурдович, он же Суровый сын Свиньи, гордиться отцом? Возьмем другие примеры из истории. Петр Великий, Людовик Справедливый, Ричард Львиное Сердце… Звучит? Потому что, во-первых, правители и, во-вторых, чего-то добились, чем оставили о себе долгую память. Пипин Короткий, надо полагать, тоже чем-то замечательным отличался, за что и был увековечен именно с пережившим столетия прозвищем. А в историю он вошел как первый король франков. Но что-то в его жизни перевесило последний факт, оттого и.
Пипин Короткий был сыном Карла Мартелла, что переводится как «король-молоток», и отцом Карла Великого, чье имя в переводе звучит как «великий король» (на русский язык почему-то переводят только второе слово легендарного имени). С переводами в науке, вообще, дело настолько запутано, словно кто-то специально старался. Тот же Людовик, к слову, – это латинизированное «Хлодвиг» – имя викингов, означающее «славный боец». Библейские Адам и Ева с изначального языка Святого Писания тоже переводятся, означают они «человек» и «жизнь», и фразу «Адам познал Еву», в таком случае, можно прочесть как «человек познал жизнь». И дальше в том же духе: потомок Человека и Жизни, которого звали Труд, убил брата по имени Отдых…
Но не все настолько просто, не все имена надо переводить, иначе Петр Великий станет просто Большим Камнем. С точки зрения истории все правильно, он реальная глыба, но звучит смешно. Примерно как Чингачгук, который Большой Змей. Так же может быть с Сигурдом Свиньей.
С другой стороны, какая разница, кто и почему дал странное прозвище знаменитому Сигурду. Чем знаменитому? Георгий не знал, но Сигурд Свинья не мог быть не знаменит, если его именем назвали улицу в современной Норвегии. Остается надеяться, что прославился он не свинством. Короче говоря, Свинья так Свинья, норвежцам со своей колокольни виднее. Главное, чтобы нынешний тезка свиньей не оказался.
И зачем Георгий перед сном о викингах думал? Птички, понимаешь. Накаркал. А теперь, судя по всему, и дочирикался.
Взаимосвязь мыслей о викингах и их появлением наяву заставила вспомнить гипотезу, что вампир не перенес Георгия и Елену в некий готовый мир, а создал для них собственный, расширявшийся по мере надобности. Недавно было сложно вообразить, что некое всемогущее существо, представившееся вампиром, отправит живых людей в другой мир, чтобы выполнить их желание. Так не бывает. Но. Хотели сказку? Получите. Все атрибуты и соответствующие герои налицо, от бабы Яги до Кощея, от маркиза Карабаса до Котяни в сапогах, от драконов до Троянской… пардон, Двоянской войны, приключившейся из-за кражи Елены Прекрасной. Один только Олин пик с его одноименными богами чего стоит. Все строго по условиям литературного конкурса, для которого Георгий просил у вампира роман: «Любые произведения, основанные на сказках, легендах и мифах народов мира».
Где может существовать мир, в котором собраны сказочные персонажи? Во-первых, конечно же, в голове Георгия (версию с умственным помешательством со счетов скидывать рано, как и версию сна). Но интуиция уверяла, что столь последовательные события должны происходить в реальности, а не в помутненном сознании. Отсюда возникало «во-вторых»: окружающий мир создан недавно, специально для Георгия и Елены по их просьбе. Мир создан с готовым прошлым: каждый его житель помнил свою жизнь и мог рассказать о детстве, о предках до давних времен и о событиях, происходивших (будто бы) сотни и тысячи лет назад.
Любопытная теория. Глупая до невозможности, оттого похожая на правду. Пока не появилось других мыслей по поводу переноса «в мир иной», Георгий придерживался этой идеи, а главный вывод, который из нее следовал: назвался груздем, полезай в кузов. Иными словами, окружающий мир – отныне это родной дом, другого в ближайшее время не будет, а что случится в отдаленной перспективе – вилами на воде писано. Надо жить и выживать здесь. И счастье свое строить здесь.
А на несчастье других его не построишь.
– Что вы сделаете с ними? – Георгий указал мечом на лодку с людьми.
– Это невольники. Они сбежали, их нужно вернуть и наказать. Любой честный человек обязан помочь закону и справедливости.
– Закон и справедливость – не всегда одно и то же. Позвольте, я поговорю с беглецами. – Он повернулся в другую сторону. – Вы сбежали?
Ответил самый старый, с мятой седой бородой:
– Мы рискнули и проиграли. От судьбы не уйдешь, но лучше погибнуть, чем жить в неволе. Мы не вернемся. Если они подойдут, мы прыгнем за борт, пучина морская лучше плена. Здесь, – он развел руками от горизонта до горизонта, – уже родная земля, мы счастливы умереть на родине.
Драккар медленно нагонял лодку, проплывая мимо Георгия. При желании его лодку могли разбить, просто уронив на нее весла.
Чтобы обратиться к викингам, пришлось задрать голову:
– Сейчас тот случай, когда справедливость и закон не совпадают. Предлагаю сделку. Я выкуплю этих невольников. – Не опуская щита, Георгий отсчитал из подкладки примерно четверть имевшихся денег, всыпал в мешочек, крепко стянул на нем тесьму и перебросил на палубу драккара.
Сигурд взвесил мешочек в ладони и небрежно отправил обратно. Переводчик объяснил:
– Здесь мало, хватит на половину невольников.
Георгий немного ориентировался в ценах, жизнь в шайке Соловья научила многому. За морем могли быть другие цены, но викинги, несомненно блефовали, стоимость раба не могла отличаться настолько. Золота Георгия должно было хватить на всех многократно. Он потому и дал с большим запасом, чтобы не торговаться и сразу перебить любую, даже самую дикую цену. Но сейчас Георгий не в том положении, чтобы ставить условия. Как пел любимый бард, «Жираф большой, ему видней».
– Если денег больше нет, остальных заберем, – продолжил переводчик. – В качестве доброй воли разрешаем тебе или им самим определить, кто вернется с нами.
Сволочи. Еще и перессорить хотят. Георгий снова полез в подкладку и удвоил вес мешка. На выкуп ушла вся его доля. Остаток трогать нельзя, это деньги Лады для дочки.
На этот раз Сигурд кивнул и тихо произнес что-то. Переводчик объявил:
– Невольники твои, забирай. Но без лодки. Лодка стоит еще столько же.
– Корыто без весел и мачты не может столько стоить! За такую сумму можно купить корабль, и не один!
– Купи. Но сначала найди в море другого продавца. Впрочем, это не наше дело; цена лодки названа, соглашаться или нет – решать тебе.
Можно забрать всех к себе… и потонуть от первой же волны.
Бывшие невольники замерли. Мужчины опустили лица. У женщин потекли слезы. А дети…
Полные надежды детские глаза глядели на Георгия в ожидании чуда.
Лада потянула его за рукав:
– Отдай.
– У меня осталась только плата богам за Ульку.
– Я не смогу купить счастье своего ребенка жизнями других.
Георгий вытряс из подкладки все, что было. Мешочек перелетел через борт и звякнул о деревянную палубу. Сигурд сказал еще несколько слов.
– Остался нерешенным последний вопрос, – сообщил переводчик. – Во сколько вы оцените собственные жизни?
На борту драккара натянули луки. Сигурд в любом случае свинья, даже если не Свинья, которая пишется с большой буквы. Но судя по поступкам, тоже с большой буквы, то есть самая что ни на есть свинская свинья из всех свиней, свинее не бывает. На язык просились слова и похуже. Георгий стоял, прикрываясь щитом, сзади поднялась и прижалась к его спине Лада.
– Витязь с супругой не могут стоить меньше дюжины рабов, не так ли? – добавил переводчик.
Ладу приняли за супругу. Георгий не стал разубеждать, не те время и место.
Повисло молчание, тяжелое, как атмосферный столб со всей его массой, если представить, что он из бетона. Между лодкой и кораблем плескалась серая вода, Георгий глядел в глаза Сигурда, тот с кривой усмешкой смотрел на него.
Кто купил чужие жизни, тот за свою должен отдать все, что осталось. Как опытный торговец, Сигурд понял по глазам Георгия, что денег больше нет. Скорее всего, многоходовку с повышением цены разыграли, чтобы выманить последнее. Сейчас предводитель решал, стоит ли овчинка дальнейшей выделки – нужно ли рисковать жизнями своих людей за парочку новых рабов?
С лодки к викингам обратился седобородый невольник:
– Толмач, напомни Сигурду, что Олин пик рядом, а вал Галы далеко. Вы в чужих водах, здесь властвуют наши боги. Вы можете захватить нас силой, но наши молитвы будут услышаны. – Он указал куда-то в сторону, и там, на краю видимости, Георгий вдруг различил уходившую в облака темную гору.
Олин пик!
Толмач быстро перевел. Сигурд размышлял недолго, громкое распоряжение заставило луки опуститься.
– Наши и ваши боги заключили мир, и мы не хотим стать причиной нового раздора. Обещай молить богов за попутный ветер для нас, и в подарок мы оставим вам два весла.
– Обещаю, – сказал Георгий.
В молитвы и богов, которые меняют человеческие жизни, он не верил, поэтому обязательно выполнит странное обещание, которое ничего не стоило и ни к чему не обязывало. Если бы так же просто решались другие проблемы, на земле давно наступил бы рай. Нечто материальное и очень нужное в обмен на слова. Чудесная сделка. С кем бы еще поменяться?
– Почему они пошли на попятную? – шепотом спросил он Ладу.
Она удивилась:
– Если в твоем доме чужие дети станут обижать твоих, ты разве не вмешаешься и не накажешь?
Георгий не сразу понял, что она говорит про богов.
Замечательно придумано. Местные боги хоть и боги, а поступали как люди. Поделили территории, где свои подопечные платят, чтобы чужие не распоясались… Так работают мафии и государства. А если система работает – зачем придумывать новую? Здешние божества неплохо устроились. Что-то подсказывало Георгию, что человеческого в них намного больше, чем сверхъестественного. А чего еще ожидать от сказочных персонажей? Человек не сможет представить только Бога, изначального, всесильного, единственного, ведь, как верят верующие и знают из священных текстов остальные, Он придумал людей, а не наоборот. Все прочее, что создано человеческим воображением, представимо и объяснимо. Со здешними божествами, не сомневался Георгий, произойдет так же.
Интересно будет поговорить с ними при встрече. Лада уверена, что свидание с богами при жизни – дело обыденное, для викингов боги тоже были чем-то привычным, частью повседневной жизни, а не гипотетическим событием, которое то ли могло произойти в реальности, то ли не могло, в зависимости от веры.
Может быть, они не боги, а попаданцы в другой мир, вроде Георгия и Елены? Тоже могли заказать сказку для себя любимых, но сформулировали четче и получили общепланетное всемогущество от знакомого Георгию вампира или от кого-то в том же роде.
Не общепланетное. Богов здесь много, и территорий, которыми они управляют, много. Каждое сообщество небожителей заведует своей вотчиной. Боги с Олиного пика окучивают паству драконов Кощея и Куприяна, а заморские, в которых верят викинги, благосклонны к собственным подданным, с которых собирают дань в обмен на некие материальные и духовные плюшки. Но если допустить, что местные всемогущие боги – попаданцы, посланные вампиром… Тогда, продолжая логическую цепочку, вампир – тоже попаданец, возжелавший играть с людьми на надежду?
С кем же тогда синьор Валентино заключал сделку?
Любопытные мысли. Надо будет еще поразмышлять на досуге, углубить начатое и поискать другие варианты. Жизненный опыт говорил, что не все таково, каким кажется. И человеческое воображение – штука ограниченная, оно видит и судит с человеческой точки зрения, божественную ему не понять. Как рыбке в аквариуме объяснить устройство Вселенной или, как минимум, хотя бы описать ей микрорайон города, где ее содержат, так, чтобы она все поняла?
С драккара в воду бросили два маленьких весла. Сигурд прощально махнул сверху рукой – довольно уважительно, признавая самоотверженность и отвагу противника. Раздалась непонятная команда, корабельные весла аккуратно опустились, чтобы не задеть лодку Георгия. Всшумела взбитая вода. Хорошо, что ветра нет и волнение практически отсутствовало, иначе неизвестно, чем закончилась бы встреча в море. Невольникам уж точно не удалось бы спастись, перегруженная посудина пошла бы на дно при первой волне.