Петр Ингвин
Сказаниада
Глава 5. Рэкет, оранжевая стрела и Красная Шапочка
Елена объявилась за морем. Слухи утверждали, что ее выкрал Борис, сын двойского дракона. Понятно, что местный дракон не стерпел оскорбления, и по городам и весям отправились гонцы – собирать армию.
Георгий тоже подумывал записаться в солдаты. Соловей слушать не хотел:
– Чего ты добьешься? Смерти на поле брани? Что ты сможешь один там, где, возможно, не справиться целое войско? Подожди немного. После войны оба дракона ослабнут, и мы придумаем, как изъять Елену у победителя. Если победит наш, перехватим ее по дороге.
– А если не наш?
– Всей братией отправимся в веселое заграничное путешествие и наведем там шороху.
– А если победит наш, но перехватить не сможем?
– Придумаем что-нибудь. Во дворце у нас есть свои люди.
Возразить было нечего, и Георгий остался ждать.
После того, как он отстоял сына местного тиуна и привез выкуп, жизнь круто изменилась. Соловей запустил в инфополе государства вирус под названием «Егорий Храбрый». Довольно быстро хитроумная операция принесла плоды. Историю с Антошкой люди тоже пересказывали друг другу, крестьяне в своем кругу, господа в своем. К Егорию косяком пошли просители. Ради такого дела Соловей выделил ему коня, позволил выбрать оружие и доспехи, какие пожелает, и с полным кошелем отправил «странствовать». В кавычках, поскольку маршрут оговаривался заранее.
Георгий ездил по дорогам из одного постоялого двора в другой, селился в определенной комнате, к нему приходили гости – то искатели справедливости, то разбойники. Он стал посредником. Посетители не знали о его истинной роли. Богачи просили доблестного витязя выкупить захваченного родственника или похищенную фамильную драгоценность, простые люди – оградить от бесчинств богатеев. В первом случае разбойники возвращали отобранное за минусом «трат за труды», и богачи были счастливы отдать малое, чтобы вернуть большое. Во втором у несправедливых хозяев периодически сгорало по ночам что-нибудь ценное и дорогое сердцу. Георгий помнил классику: «Сделать предложение, от которого не смогут отказаться». Подкрепленные невидимой рукой судьбы дела обрастали неправдоподобными подробностями, слава «храброго витязя» росла как снежный ком. К истинным достижениям прибавились мнимые подвиги, на которых настаивали упорные слухи. Все это отлично играло на репутацию.
Когда получалось, Георгий учился у разбойников обращению с оружием и с конем. Успехи поражали, Соловей не верил, что, начав в таком возрасте, можно достичь высокого уровня.
Можно. Если мотивация правильная.
Однажды Георгий обеднел в одночасье – отдал все, что было, за долги крестьян. Их поля потоптали солдаты, и он расплатился с господами, но пообещал в следующий раз наказать любого, кто не уважает чужой труд. Крестьяне его боготворили, а господа побаивались. Но уважали. Врагом он никому не стал, а помог многим. А еще большему количеству мог понадобиться в будущем.
Выяснилось, что деньги ему не нужны. Великого героя везде с удовольствием кормили и размещали на ночь, и все бесплатно. В последнее время он стал останавливаться и у крестьян – они радовались и делились последним. За него чуть ли не дрались, а когда о прибытии Егория Храброго узнавали господа, то присылали просить остановиться у них и даже приезжали лично. Хозяева сватали ему своих дочек, случались кандидатуры очень даже симпатичные, если не сказать прекрасные, а у некоторых поражало приданое. Георгий был непреклонен. В объяснении отказов он ограничивался формулой, тоже игравшей на руку легенде о чудо-витязе: он ищет потерянную любовь, обязательно найдет ее и отстоит, даже если придется сразиться с драконом. Люди качали головами и удивлялись его честности и смелости.
Не раз и не два через Георгия пытались выйти на Соловья: следили, то явно, то скрытно, подкупали прислугу в гостиницах, перекапывали полы в комнатах, где он ночевал. Все без толку. Хотя направление поисков угадывалось правильное: в некоторые постоялые дворы разбойники действительно проникали через подземные ходы, но не сразу к Георгию, а во двор или в другие помещения. Как правило, в хозяйские, так как в большинстве случаев такими заведениями владели сами разбойники. В других местах действовала система курьеров: в оговоренном тайнике Георгий оставлял записку на бересте, кто-то ее забирал и передавал по назначению. Там же оставляли послания для него. Такие точки для связи были и на дорогах, и в стороне от них, и в деревнях.
Постепенно через Георгия разбойникам стали приносить деньги впрок – за то, чтобы с конкретным человеком, его семьей или отправляемым грузом в пути ничего не случилось.
Деньги потекли рекой. Соловей расцвел от счастья и даже немного раздобрел: чтобы заработать, отныне нужно было не работать. Теперь платили за несовершенные преступления.
А у Георгия деньги не задерживались, он сразу отдавал их нуждавшимся. То дети где-то сиротами остались, то единственная корова-кормилица подохла, то урожай погиб. Всегда было, кому спасти жизнь с помощью горстки металла.
Пришло сообщение, что в Гевале формируется войско для отправки в Двою, основные силы уже набраны, осталось скомплектовать последние несколько частей. Георгий не вытерпел.
– Поеду, – сказал он, когда в очередной раз встретился с Соловьем на дороге, где проезжие купцы только что передали им увесистый мешочек «за спокойствие». – Не могу сидеть здесь, когда она там.
– Не поедешь, – отрезал Соловей. – Без тебя все развалится, ты – связующее звено.
– Мы договаривались, что я научусь драться, тогда ты поможешь вернуть Елену. Ждать больше нет сил.
– Ты еще не научился.
– Фома отказывается драться со мной на мечах, говорит – бесполезно, все равно не победить. Остальные соглашаются спарринговать, только если накинутся скопом. Я считаю уровень достаточным.
Соловей обнажил меч:
– Говоришь, научился драться? Проверим.
Он шагнул к Георгию. Звон и стук встретившейся стали разнеслись по лесу. Соловей пришел один, что радовало: нет ничего хуже, чем сражаться с супер-бойцом, когда окружающие болеют не за тебя. Георгий едва успевал защищаться, о нападении не шло и речи. В какой-то миг меч противника коснулся щеки, и если бы не интуитивный отскок назад, нижняя челюсть жила бы сейчас собственной жизнью.
Соловей дрался по-настоящему. Насмерть. Хищный блеск в его глазах убеждал в том же.
На щит Георгия пришелся такой удар, что левая рука повисла безжизненной плетью. Пришлось отбегать и уворачиваться, спасал только вовремя подставляемый клинок – на него обрушивались новые и новые удары.
Георгий отвлекся на обманный финт, и меч, только что бывший в руке, с тяжелым стуком грохнулся в пыль.
В лицо глядел острый наконечник.
– С Кощеем справится только воин-гений, тебе до того уровня как пешком до Двои.
– Я собираюсь биться с драконом, а не с Кощеем.
– Серьезно? Благодарствую, развеселил. Поспрашивай на досуге, любой ребенок расскажет тебе, что дракон и Кощей – одно лицо.
Для Георгия известие оказалось новостью. Или Соловей лжет? Дракон – это дракон, который властвует сейчас в государстве, а Кощей…
И вправду, кто такой Кощей? Интересоваться у собеседников даже на ум не приходило, знакомые с детства слова укладывались в сознании на привычные полочки и не требовали расшифровки, проблем хватало и без того.
– Дракон – должность. Наш правитель – дракон Кощей, – снисходительно пояснил Соловей. – За морем правит дракон Куприян. За большим морем и на западе – еще какие-то.
А представлялось-то иначе: темная тень в небе, мощный удар воздуха в лицо от крыльев, гасящих ветер, дрожь земли от удара тяжелого тела с короткими лапами, скрежет когтей о камни, глаза навыкате, немигающие, с узким зрачком, полыхающие багровым огнем, вдоль спины – встопорщенный гребень от загривка до хвоста, клубы дыма, смрад и обжигающий жар из пасти или, вообще, всепожирающее пламя… Единственное, о чем до сих пор додумался спросить Горгий у окружающих, было: «Сколько голов у дракона?» По оставшейся с малых лет привычке он представлял себе трехглавого Змея Горыныча. Ответ успокоил: «Одна, конечно». Обычный дракон.
Оказалось – необычный. Картинку, услужливо возникавшую перед внутренним взором при слове «дракон», стоило перечеркнуть. Пора бы привыкнуть, что внушенные с детства стереотипы, созданные барахтаньем вместе со всем миром в едином информационном потоке, надо ломать. На самом деле мир многообразнее и удивительнее того, что человек о нем думает.
– Знания о мире – дело наживное, – буркнул Георгий.
– Да пойми же, наконец, то, что другие видят и из-за чего смеются над тобой, как над юродивым: тебе никогда не вернуть Елену. Даже мне не удалось, как ни старался. Я задействовал средства и знакомства, которых тебе не представить при самом богатом воображении. До сих пор я мирился с твоей блажью, но пора взрослеть. Посмотри правде в глаза. За Елену дерутся драконы. Одинокий витязь в их играх – всего лишь оловянный солдатик, которого сожжет развязанная драконами война.
– У вас знают сказку про оловянного солдатика?!
Новый факт опять вогнал в ступор. Даже два факта, в связке. В Европу слово «солдат» пришло из Италии, а в русском языке появилось при Романовых, когда по иностранному образцу учредили наемные полки с офицерами-иностранцами и назвали их солдатскими. А сказку «Стойкий оловянный солдатик» Ганс Христиан Андерсен, на минуточку, написал только в середине девятнадцатого века. Георгия и Елену забросило никак не прошлое. Мир сказки, куда их занесло, имел собственную историю, его логика описанию пока не поддавалась. Каждая новость приоткрывала новую грань и вновь ставила все с ног на голову.
– А тебе бабушки какие сказки на ночь рассказывали? – поинтересовался Соловей. – Про ведьм и привидений? Или, может, про Иггдрасиль и Рагнарек?
– Про Золушку и Красную Шапочку.
– Не слыхал про таких. Не знай я тебя, Егорка, как облупленного, решил бы, что ты у нас от варягов засланец. Но ты не предатель. Ты хуже. Ты влюбленный дурак, а это почти не лечится. Заметь, я сказал «почти». Еще не все потеряно.
Меч, продолжавший царапать щеку Георгия, спустился к горлу.
В кино в таких случаях герои кидали противнику пыль в глаза, тот временно терял зрение, отчего ситуация кардинально менялась. Пыли под ногами хватило бы на ослепление пары дивизий, но чтобы отправить ее на уровень лица, требовалось оказаться на съемочной площадке, где такие чудеса обязательно удались бы – примерно с сотого дубля. Для успеха желательно было приделать к сапогу совочек, а врага попросить не двигаться.
– У меня есть определенная репутация, и если мне не поможешь ты, помогут другие, – стоял на своем Георгий. – Я уезжаю сейчас же.
– Ты так ничего и не понял, Егорий или как тебя там. Твое мнение никого не волнует. Егорий Храбрый – не личность, у которой есть собственные заботы и стремления, а образ справедливости этой местности. Образ, воплощенный во временно взятом человеке. И источник дохода. Герой не может уйти, его судьба – погибнуть за правое дело. Если он этого не понимает, то погибнуть ему помогут. Герои не бывают постаревшими и женатыми. Твой уход даже не рассматривается.
– Тогда убей меня, потому что добровольно я не останусь.
Соловей театрально вздохнул.
– Придется. – Тон был шутливым, но лицо осталось серьезным: решение принято, объявленное будет выполнено. Острие клинка надавило на горло Георгия. – Жаль. Ты был хорошим соратником, другой на твое место найдется не сразу. В твоей смерти я обвиню своих недоброжелателей, и, можешь не сомневаться, новый борец за справедливость вскоре отомстит за тебя. Он отомстит тем, на кого укажу я. Говори последнее желание, и…
Соловей поперхнулся. Рот остался открытым, глаза округлились в невероятном удивлении, а корпус медленно завалился вперед, будто в момент потери равновесия кто-то подтолкнул в спину. Георгий едва успел отскочить. Тело противника упало ничком, из шеи торчала оранжевая стрела – сразу над кольчугой. Попади она чуть ниже, у Соловья был бы шанс.
Разбойник дернулся и затих.
Георгий прошел в сторону, откуда стреляли и осмотрелся. Никого. То есть, вообще никого. Но так не бывает, чтобы стрелы прилетали ниоткуда. Кто-то же помог Георгию! Кто? Сподвижники из тех, кто метил на место главаря?
Равных Соловью в шайке не было, ни по уму, ни по опыту, ни по изворотливости. Погубить лучшего из соратников, чтобы прийти к власти – плохой план. За таким новым вожаком не пойдут.
И не стоит забывать, что лучший стрелок – Фома. Если стрелу пустил он, то почему скрывается, почему не выходит? Не хочет, чтобы о его причастности узнали? Оставляет Георгию убрать следы чужого вмешательства, присвоить победу себе и спокойно уйти из шайки, где ему большей частью не рады?
Или Фома целился не в Соловья?!
Фома не стреляет наобум. Проще было подойди ближе и поразить того, кто нужен.
Ничего не понятно. Ясно одно – неведомый помощник второй раз стрелять не собирается, иначе уже сделал бы это.
Георгий вернулся к трупу. Оперенный хвост торчал под углом и склонялся к голове. Если стрелу пустили не по дуге издалека, то она, скорее всего, прилетела сверху, с деревьев. Георгий еще раз прошелся вокруг. Сколько он ни вглядывался в шумевшие кроны, ничего не заметил. Либо в ветвях никого нет, либо этот кто-то хорошо прячется. В голову пришел еще вариант, более сказочный: не желавший афишировать свою персону спаситель имел шапку-невидимку. Для мира драконов и Кощеев – вполне логичное умозаключение.
Из глубины леса донесся шум. Георгий укрылся в тени и замер: кто-то двигался через чащу именно сюда, к месту схватки и трупу.
Вот только Фомы, Тита и новеньких не хватало. Необнаруженного Георгием спасителя они тоже не увидят, а что увидят? Труп главаря.
Веселенькое дельце получается. Из всей шайки только Прокопию можно объяснить, что Соловья убил кто-то другой, остальные разбираться не будут. Против нескольких противников Георгию не выстоять. Впрочем, и не придется, все решит единственная стрела Фомы.
Две ладони раздвинули березовый молодняк, будто плыли брассом, вслед показался весь человек. Судя по оружию, доспехам и отсутствию на них крылатого змея – тоже витязь. Бородатый, крепкий, достаточно молодой по сравнению с Георгием. Он был один. В глаза незнакомцу бросился распластанный на земле труп.
– Ох, мать моя красавица, так и знал, что добром не кончится.
За спиной витязя висели лук и колчан. Стрелы все до единой были оранжевыми.
Георгий вышел из укрытия. Витязь виновато поглядел на него:
– Я – Еремей, сын Колывана. Что же теперь делать-то, а?
– Егорий, – ответно представился Георгий.
– Храбрый?
– Не сказал бы, хотя и слыхал, что так прозвали. Получается, это ты его подстрелил?
– Получается. – Еремей снял шлем и почесал затылок. – Стрелы выкрасил, чтоб легче отыскать. Что ж мне теперь – на каторгу?
– Объясни, откуда и зачем стрелял, потом я тебе кое-что объясню.
Еремей опустил голову:
– Это все отец виноват. Созвал он нас, нескольких братьев, и говорит: «Дети мои милые, натяните тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. На чей двор стрела каждого упадет, там и сватайтесь». Другим братьям повезло: у кого на купеческий двор стрела упала, у кого – на зажиточный крестьянский. Только младшему подсуропило, влетела его стрела на постоялый двор, а хозяйкой там – страшная-престрашная баба. Царевной-Лягушкой себя звала. Говорила, что заколдована и только прекрасный молодец расколдует ее своей страстью. Что братцу было делать? Отцовский наказ выполнять надо. Женился. А она так и не расколдовалась. – Еремей вновь почесал затылок. – А у меня сразу все вкривь пошло. Стрела упала на двор острога, где каторжане в кандалах из каменных штолен мрамор добывают. Э-э, думаю, не к добру. Погулял я на свадьбах братьев, пришло время вторую попытку делать. Лук у меня знатный, в свое время у заморского Одисейки куплен, на версту бьет. Пустил я стрелу второй раз – и вот, полюбуйтесь.
– Не зря тебе сначала острог явился, – улыбнулся Георгий. – Успокою тебя, Еремей. Стрела твоя убила разбойника, который на меня покушался, и, что, сам того не ведая, ты доброе дело сотворил.
У Еремея будто гору с плеч сняли:
– Получается, я герой, а не убийца?!
– В этот раз не убийца, но судьбу лучше не провоцировать.
– Прово… чего?
– Ищи, говорю, жену нормальным путем. Пример младшего брата ничему не научил?
– Отца надо слушать. Если каждый начнет поступать по собственному разумению – что же будет?
– Родителей надо слушать, но слушаться ли – в каждом случае дети решают отдельно.
Красиво сказал. Самому понравилось. Еремей, тем не менее, возразил:
– Так говорят те, у кого детей нет.
Откуда это известно неженатому витязю, Георгий решил не выяснять, высказанная мысль, наверняка, тоже отцовской мудростью окажется. Пора было прощаться, пока другие разбойнички не подтянулись.
– Не поминай лихом, Еремей Колыванов, ищи свое счастье, живи своим умом, и пусть удача сопутствует тебе всегда и во всем. Сегодня случилось чудо, ты оказался моей удачей, но едва не стал преступником. Помни об этом, если по отцовской воле вновь решишь Одисейкин лук натянуть.
– Да отблагодарят тебя боги за добрые слова! Прощай, Егорий Храбрый, был рад познакомиться. – Еремей вытащил из трупа стрелу и вернул в колчан. – Пойду-ка я отсюда куда подальше, пока не нашлись другие свидетели, у которых разбойник окажется безвинно убиенным хорошим человеком, а я – злыднем без чести и совести.
Георгий подобрал увесистый купеческий презент (не пропадать же) и влез на коня. Он уже скрывался из виду, когда сзади с неожиданной твердостью донеслось:
– И все же родителей надо слушаться.
– Надо, – поддержал Георгий. – Лучшая учеба – на чужих ошибках.
***
Куда идти – в армию, чтобы вместе со всеми отправиться под стены Двои, или во дворец к Кощею? Георгий выяснил, что Кощей Бессмертный – бессмертный по-настоящему, это не прозвище. А его соперник Куприян – обычный человек. Смертному никогда не одолеть бессмертного. Значит, нужно идти в столицу, рано или поздно Елену привезут во дворец Кощея.
«Рано или поздно» – страшные слова. Особенно последнее. Но будучи простым солдатом Георгий тоже ничего не добьется, его не пустят туда, где решаются судьбы. Елена стала заложницей ситуации, объявленная война – из-за нее. Скорее всего, настойчивого витязя, рыскающего в поисках причины межгосударственного раздора, примут за шпиона и вздернут на ближайшем дереве. Лучшим вариантом был изначально предложенный Соловьем: перехватить где-нибудь по дороге. Но где и как? А если двоянцы не отдадут Елену, а отправят куда-нибудь за тридевять земель в тридевятое царство?
Голова пухла от мыслей. Решение не находилось.
Проходя мимо одной деревни, Георгий остался без коня – отдал многодетной семье, где от старости пала единственная лошадь. Проще было отсыпать денег, но крестьяне сделали ужасные глаза: если у них увидят такое богатство, подумают, что украли, и вздернут без разговоров. У соседей лишних лошадей не нашлось, торжища поблизости не было, и дальше Георгий отправился пешком. До моря, как ему сказали, осталось немного, там дорога вдоль побережья приведет в Гевал и дальше в столицу. А если он надумает плыть в Двою, можно нанять лодку или купить место на корабле. В столицу вела еще одна лесная дорога, через некий Срединный Погост, но ее не рекомендовали – без опытных спутников можно заблудиться.
Послеобеденное солнце светило ярко и не дало ошибиться в направлении. Георгий бодро шагал на юг – срезал путь показанной крестьянами короткой тропой, чтобы быстрее выйти к главной дороге. Деньги он на всякий случай спрятал в подшивку стеганки под кольчугой, нечего им на поясе маячить и лишние взгляды привлекать.
Очередное приключение ждало его на обочине. В траве дергалась в конвульсиях девчонка в ситцевом платье, лаптях и красной шапочке. По годам – тинейджер, ростом уже вытянулась, а фигура по-женски еще не оформилась. В далеком доме, откуда Георгия выдернул «в сказку» синьор Валентино, на ум пришла бы мысль, что девица пьяна или какой-то дряни наглоталась. В среде подростков такое бывает. Спасают в таком случае срочный вызов «Скорой помощи» и реанимация. Или не спасают. Как повезет.
Все это пролетело в мыслях, пока он бежал к распластанному телу, чтобы помочь хоть чем-то. Чем? Знать бы. При отравлениях следует промыть желудок. Десять минут назад Георгий пил из ручья, можно принести оттуда воды… в чем? У него с собой только кожаный бурдюк на пол-литра. Мало. Надо тащить девчонку к ручью. Интересно, а как правильно промывать желудок в полевых условиях? Вот чему надо в школе учить, а не синусам-косинусам. Георгий склонился, чтобы поднять девчонку.
Ее дерганье прекратилось, изо рта пошла пена.
Сзади кто-то подъезжал. Это хорошо, вдвоем можно что-нибудь придумать. Георгий оглянулся, чтобы спросить…
– Ты что с девкой сотворил, нелюдь?!
Выставив вперед нож, незнакомец прыгнул прямо с коня. Георгий упал на спину, ногой перекинул противника через себя и схватился за меч.
Бородатый мужик в крестьянской рубахе медленно приходил в сознание после удара головой о ствол дуба. Он принял Георгия за насильника. Пришлось объясняться. Прохожий ничем не помог и быстро ускакал – у него, как видно, имелись дела поважнее, чем чья-то жизнь. Георгий снова склонился над раскинувшим руки телом.
Дышит. Ура. Он перевернул бедолагу, обхватил посередине и потащил под мышкой, словно скатанный коврик, напрямик к ручью, свободной рукой раздвигая ветви.
У Георгия не было детей. После армии он планировал жениться, возможная дочь могла быть старше этой длинноногой пигалицы. Не сложилось. Сейчас у него была Елена, на которой он тоже хотел жениться и от которой тоже хотел детей.
Неправильно. «Сейчас у него была Елена» – самоуспокаивающее вранье. Сейчас у него не было Елены. Точнее, сейчас Елена была не у него. У него Елена была раньше, но сказка превратилась в быль, а та, в свою очередь, в пыль и канула в Лету. Лета – река. Пыль в воде – грязь.
На душе стало противно.
Руки, ноги и голова девчонки безжизненно болтались. Только бы дожила.
Ручей весело журчал и овевал прохладой. Местечко для реанимации Георгий выбрал подальше от тропы, под зеленым пологом высокой плакучей березы.
И что делать дальше? Почему вместо оказания первой помощи он интересовался в интернете всякими глупостями? Кроме как вернуть умирающего к жизни, все остальное – глупость. Жаль, прозрение всегда приходит поздно.
Однажды, давным-давно, в больнице Георгию назначили промывание. Минуло два десятка лет, и он не мог вспомнить, что именно делали. В памяти осталась только процедура под названием «клизма». Ой, как не хотелось бы ее делать, бурдюк всего один, как потом пить из него? Но, конечно, если на кону жизнь…
Положив девчонку у ручья, Георгий запрокинул ей голову и стал вливать воду в горло. Лил, пока она не закашлялась. Кашель стал первой ласточкой, знаменовавшей возвращение на этот свет. Казавшееся мертвым тело задергалось и даже стало отбиваться. Пришлось скрутить, опустить лицом вниз и вставить в рот два пальца.
Паршивка их чуть не откусила! Зубы сжались, и только с помощью второй руки удалось раздвинуть челюсть. Пальцы с силой надавили на корень языка. Через несколько секунд содержимое желудка попросилось обратно.
Ну и вонь. Что она ела? Надо было отойти от ручья и не портить окружавшую красоту. Перенеся хлипкое недоразумение на пару метров выше по течению, Георгий повторил промывание «через верх». На этот раз, скрученная по рукам и ногам его жесткой хваткой и придавленная тяжелым телом в доспехах, девчонка даже приоткрыла глаза.
– А где волк? Ты его убил? Кто ты? Дровосек? Охотник?
– Ага. – Георгий воткнул ей в рот горлышко в очередной раз набранного бурдюка.
Кажется, у нее галлюцинации. Главное, что очнулась.
Можно порадоваться, клизма не понадобится, третий подход оказался последним и кроме воды на выходе ничего не дал. Девчонка порозовела и шумно дышала. Георгий отпустил ее.
Появилось время внимательнее разглядеть попавшееся ему на дороге чудо гороховое. Типичный подросток. Девчонка, казалось, вся состояла из локтей и коленок. Сколько ей? Тринадцать? Шестнадцать? Не поймешь.
Подопечная приходила в себя довольно долго. Да, уже подопечная, теперь ее не бросить на произвол судьбы. Самое меньшее, что можно сделать – отвести к родителям для воспитательного ремня, а если сирота – пристроить к кому-нибудь, чтоб приключений, вроде нынешнего, не повторилось. Девка вымахала здоровая, хоть и тощая, для такой в любом хозяйстве работа найдется. Обузой не будет. А чтобы хозяева не переусердствовали, можно объявить ее приемной дочкой. У Георгия, как витязя Егория Храброго, репутация известная, все знают, что чересчур ретивым спуску не даст. А чтобы девица сама не забаловала, он попросит воспитывать в строгости и прилежании. Короче говоря, план постройки чужой судьбы готов, осталось познакомиться.
Девичий взгляд, наконец, обрел осмысленность. Пораженная увиденным, девчонка отшатнулась испуганным зверьком, коленки затряслись. Перебирая ладонями, она поползла назад, пока не уперлась спиной в березу. Руки первым делом проверили шапочку на голове, затем натянули платье на коленки.
– Как звать тебя, красавица?
– Красная Шапочка.
Георгий покачал головой: ответ неправильный. Это не имя.
– Улька, – с готовностью исправилась девочка.
– Что ела, Улька?
– За весь день – только папины пирожки. – Ее рот открылся, будто увидела черта, взгляд остановился. – Это сделал папа?! Хотел отравить бабушку?
Разбирательства будут потом, сначала определимся с планами.
– Где ты живешь?
– Вторые Погорелки, крайний дом. Недалеко отсюда.
Проезжий мужик тоже был из Вторых Погорелок. Зря Георгий о нем плохо думал. Простой крестьянин, а увидел девчонку из своей деревни – и с одним ножом на экипированного витязя кинулся. Можно сказать, герой. Не того человека назвали Храбрым.
– Мать у тебя есть?
– Она меня с пирожками к бабушке послала.
– А пирожки, значит, делал отец? – Георгий обдумал полученную информацию. – Идти уже можешь?
Улька вновь побелела, будто еще один пирожок съела.
– Куда? – Взгляд у нее стал жалобным, как у собаки, которую из родной конуры выгоняют.
– Домой отведу. И с отцом поговорю.
– Домой я ни за что не вернусь. Мне и раньше несладко было, а теперь… Лучше я к бабушке пойду. – Энтузиазм в глазах Ульки угас так же быстро, как и появился. – Туда тоже нельзя. И жива ли она? Я не вернулась, теперь он к бабушке сам пойдет – захочет узнать, что случилось.
– Решай быстрее, куда тебя вести – к маме или к бабушке? Думаешь, только у тебя проблемы? У меня невесту украли, а чтобы ее вернуть, мне придется одолеть колдовство и сразиться чуть ли не с целым миром. Короче, тороплюсь я. Ну, куда идем?
Улька схватилась за живот и опять склонилась над ручьем.
