СКАЗ 47 СОВЕЩАНИЕ ПРИДОНА, АВТАНДИЛА И ТАРИЭЛЯ У КАДЖЕТСКОЙ КРЕПОСТИ
Нурадин сказал: "Неверной будет речь моя навряд: Лишь великими войсками можно взять подобный град; Время ль хвастать? Мы имеем недостаточный отряд, Коль замкнутся, мы напрасно простоим века у врат.
Хорошо канатоходству я обучен с давних пор, Научился всем уловкам, стал я ловок, смел и скор, Как носился по канату, уследить не мог бы взор. Подражать юнцы пытались, но терпели все позор.
Кто из вас аркан умеет лучше кинуть в высоту, Тот один конец каната пусть метнет на башню ту. По нему легко промчусь я и победу обрету. Вы, войдя, внутри найдете вместо стражи пустоту.
По канату в тяжких латах проскользну я без труда, Налечу подобно ветру, спрыгнув дерзостно туда. Всех убью, врата открою; устремитесь-и тогда Устрашающе протрубят трубы нашего суда".
Автандил сказал Придону: "Для друзей ты не был лих; Ты надеешься на крепость львиных мускулов своих; Хоть тверды твои советы, хоть заплачет враг от них, Но ужели ты не слышишь переклички постовых?
Зазвенит броня, узнают о прибытии твоем, Сторожа твою веревку поспешат рассечь мечом. Брат, подобная попытка не окончится добром. Твой совет не пригодится, мы другое изберем.
Вы сокройтесь, и в засаду с вами войско пусть пойдет. Для купцов не закрывают в этом городе ворот, В одеянии торговца я сыщу свободно вход. Мой клинок, шелом и панцирь мул за стены провезет.
Если все войдем – заметят, и немало будет ран. Я один, переодетый, проберусь во вражий стан; Тайно латы я надену, сторожей введу в обман, И утес от вражьей крови станет влажен и багрян.
Быстро с внутренней охраной за стеной расправлюсь я, Вы, снаружи налетая, извлеките лезвия, Все затворы и ворота распахнет рука моя. Если лучшее найдете – будет принято, друзья".
Тариэль сказал: "Храбрейших вы, могучие, храбрей; Сочетаете вы мудрость с непреклонностью своей, Вам свирепый бой желанен, не бесцельный звон мечей; Хорошо в разгаре битвы быть среди таких друзей.
Всё же дело изберите вы достойное и мне. С высоты Нестан увидит, стоя с солнцем наравне, Вас, врагов мечом разящих, Тариэля в стороне. Не перечьте! Что поможет посрамленному втройне?
Мой совет скорей повергнет неприятелей во прах, Мы возьмем по сотне каждый, чуть блеснет на небесах, Трое с трех сторон к воротам устремимся на конях; Те отряд увидят малый, но потом узнают страх.
Налетим молниеносно, затворить не смогут врат. Хоть один вовнутрь ворвется, двое пусть извне разят, Пусть вошедший не жалеет вражьей крови водопад. Вновь да славится заутра в дланях дружеских булат!"
Нурадин сказал: "Всё это разъяснилось для меня. Вряд ли кто у врат задержит Тариэлева коня: Подарил, когда не снилась мне в Каджетии резня, Если б знал я, то не отдал, как скупой его храня".
Нурадин шутил, толкуя о подарке дорогом, И смеялись беззаботно острословные втроем; Веселясь и забавляясь перед грозным ратным днем, Скакунов они водили в облаченье боевом.
Мудрой речью услаждаясь и не споря меж собой, С Тариэлем согласились вознесенные судьбой, Взяли всадников по сотне, где героем был любой; На коней воссели братья, каждый шлем скрывая свой.
СКАЗ 48 ВЗЯТИЕ КАДЖЕТСКОЙ КРЕПОСТИ И ОСВОБОЖДЕНИЕ НЕСТАН-ДАРЕДЖАН
Видел я троих героев; блеск их ярче солнца был, В световом столбе стояли под опекою светил, Тариэль на вороного сел и поле осветил· Враг от вида поражавших падал в прах, лишенный сил.
Мой рассказ необычайный только истиной богат: Коль обрушится обильный ливень с облачных громад, То в трепещущих ущельях все потоки закипят, Но когда вольются в море, только гладь увидит взгляд.
Хоть славны своим геройством и Придон и Автандил, Нет бойца, чтоб Тариэлю в ратном поле равен был. Солнце сразу затмевает все созвездия светил. Люди, слушайте, глядите, что содеет ратный пыл!
Поделили три героя трое вражеских ворот, Каждый по сто взял из войска смельчаков наперечет Чтобы всё разведать, ночью быстрый сделали обход. Рассвело, и со щитами смело двинулись вперед.
Словно странники, сначала шли нестройною гурьбой, И никто не распознал их, не окликнул часовой. Встали вольно и спокойно перед вражеской стеной, Шлемы вовремя надели и сомкнули ратный строй.
Сразу плети засвистели, кони кинулись вперед. Крик отчаянный раздался из незапертых ворот. С трех сторон три друга в город сразу врезались вразлет, И от грома труб их дрогнул вражий прорванный оплот.
Божья кара била каджей, возникая из высот. Отвратясь от солнца, Кронос сумрак мертвенный несет, Буйной бурей перевернут и низвергнут небосвод. Поле павших не вмещает, тяжесть тел его гнетет.
Грозный голос Тариэля без меча людей сражал; Он срывал с людей кольчуги и метал металл в металл. У ворот сомкнулись в рубке, час решительный настал, И ворвались все, и каждый стражу в ужас повергал.
Так ворвавшись, повстречались Автандил и лев-Придон, Был весь город беспощадно кровью стражи обагрен. Вскрикнув, радостно обнялись, больше не было препон. Обернулись – только третий побратим не обретен.
Не узрели Тариэля, и никто не знал о нем. Не теснимые врагами, к башне двинулись вдвоем, Где виднелся холм доспехов, перерубленных мечом, Десять тысяч тел застывших громоздилися кругом.
Перебитые лежали перед башнею полки, На изрубленных останках лат искрошенных куски. От дверей, разбитых в щепки, не осталось ни доски: Было видно – это дело Тариэлевой руки.
Видят оба: путь расчищен. Вмиг вошли в зиявший зев; И змея, луну для солнца отпустив, забыла гнев. Сняв шелом, с челом лучистым он предстал, похорошев. С грудью грудь и с шеей шея райских двух слились дерев.
Обнимались и рыдали, в их сердцах огонь был яр, Словно, встретившись в лазури, к Зуалу прильнул Муштар; Солнце розу озаряет, и она горит, как жар. До поры сердца страдали, днесь даны друг другу в дар.
Обнимались и стояли, шею к шее приложив, Розы уст разверстых, юных вновь и вновь сливал порыв. Подошли и побратимы. Был их облик горделив. Славя солнце, перед светлой стали, головы склонив.
Их приветствовало солнце, блеск улыбки в них проник, Лик с лобзанием приветным к двум спасителям приник, Изъявляя благодарность, низко кланялся тростник; И беседовали дружно, и сверкал речей родник.
Обратились к Тариэлю. Он, как тополь, в землю врос. Говорили друг о друге, за вопросом шел вопрос. Враг не тронул их доспехов и увечий не нанес, Львам они подобны были, а враги их – стаду коз.
Шестьдесят и сто осталось у Придона от трехсот; Жаль утраченных, но общий в деле радостен исход. По врагам прошли с мечами: кто не умер – да умрет! И нашли казну, которой совершить нельзя подсчет.
Много мулов и верблюдов захватили из теснин, Самоцветами навьючив, в караван свели один. В каждом вьюке каждый камень – яхонт, жемчуг иль рубин. Завоеванное солнце усадили в паланкин.
И, в Каджетии оставив славных стражей шестьдесят, Повезли царевну – трудно отобрать ее назад! Взяли путь на Гуланшаро. Хоть далек был этот град, Благодарные решили, что Фатман вознаградят.
СКАЗ 49 ПРИБЫТИЕ ТАРИЭЛЯ К ЦАРЮ МОРЕЙ
И к царю морей с посланьем Тариэль послал гонца: "Прибыл я, врагов разитель, рассекающий сердца. Я везу свое светило из каджетского дворца И тебя спешу увидеть, как родимого отца.
Ныне каджей покоривший, всем владею в тех местах, Царь, тебе обязан счастьем их повергнувший во прах, Солнцу став Фатман сестрою, помогла рассеять мрак. Что же дам тебе в отплату я, посулов лживых враг?
Повидай же нас, покуда не прошли страны твоей, Забери себе Каджети, всемогущий царь морей, Завладей твердыней горной, там поставь своих людей; Я спешу в края иные, выйди встретить поскорей.
От меня скажи Усену, чьи деяния светлы, Пусть пришлет Фатман утешить солнце, вставшее из мглы, Избавительницу видеть жаждет пленница скалы, Та, что солнце затмевает, как хрусталь – поток смолы".
Был морского государства повелитель изумлен: Кто не вздрогнет, если будет о подобном извещен! Вседержителя прославил, был безмерно восхищен, Из своих чертогов царских не замедля отбыл он.
И, желая справить свадьбу, весь весельем осиян, Одеяньями и златом нагрузил он караван, Путешествовал дней десять, взяв с собою и Фатман, Чтоб увидеть льва и солнце, яркий светоч многих стран.
Далеко навстречу вышли все к властителю морей, Целовал и обнимал он и спаспета и царей. Восхваляли Тариэля, он ответствовал щедрей. Увидав Нестан, державный таял в зареве лучей.
Вновь была Фатман сверканьем солнцеликой пронзена, С причитаньями лобзала ноги царственной она: "Послужить хочу светилу, тьма отныне не темна. Злобы краткость я познала, доброта твоя вечна".
У Фатман в объятьях нежных сладко дева изрекла: "Цвет увядший воскресает – это божии дела; Днесь я столь же неущербна, как и прежде я была, Роза снова расцветает возле света и тепла!"
Свадьбу пышную устроив новобрачным дорогим, Царь семь дней не расставался с амирбаром молодым, Рассыпающий подарки властелин неистощим, И, стирая блеск, шагали по монетам золотым.
Там атлас и шелк узорный был кругом нагроможден. Царь из золота литого подарил герою трон, И поднес царю индийцев он корону из корон, Был из яхонта большого дар бесценный сотворен.
Деве дивную одежду дал в подарок царь морей, Бадахшанские рубины рдели заревом на ней. Сели юноша и дева, лица – молнии ясней. Созерцавшие прияли новых множество огней.
Что собратьям подарил он, я едва ли оценю: По украшенному пышно, необгонному коню, По одежде в самоцветах, подражающих огню. И царя благодарили облаченные в броню.
Тариэль владыку славил сладкозвучным языком: "Стал отрадою богат я, повстречавшийся с отцом, И щедротами большими был осыпан я притом. Поступили мы неплохо, что увиделись с царем".
Царь сказал: "О, лев державный и прославленный не раз, Встреча с вами – воскрешенье, расставанье – смертный час. Меж даров земного мира нет достойного для вас. Как останусь без тебя я, лучезарный светоч глаз?"
Тариэль Фатман промолвил: "Ты сестрой наречена; Я в долгу навек останусь, ты простить меня должна: Все богатства, что таила чародейная страна, О сестра, тебе дарю я, отдаю тебе сполна!"
Благодарность изъявила, низко кланяясь Фатман: "Властелин, своим отъездом ты наносишь много ран. Сразу мой затмится разум, лишь умчится стройный стан. Тот горюет беспрерывно, кто тобой не осиян!"
И, сияя, возгласили те, достойные похвал, Что меж раковин пурпурных скрыли искристый кристалл: "Хоть без вас неблагозвучны и свирели и кимвал, Но позвольте нам уехать, ибо срок наш миновал.
Будь родителем ты нашим, о владеющий страной, Подари корабль скитальцам, быстроходный и большой". Царь сказал: "Для вас без грусти я покину мир земной. Ты спешишь. Иди, могучий, предводитель и герой!"
Оснастил корабль властитель, вкруг забегали ладьи. Те поднялись. Поморяне застонали в забытьи, Вырывали и бросали в воду бороды свои. Океан переполняли слез Фатманиных ручьи.
СКАЗ 50 РАССТАВАНИЕ ТАРИЭЛЯ С ЦАРЕМ МОРЕЙ И ПРИБЫТИЕ ЕГО В ЦАРСТВО ПРИДОНА
Быстро море переплыли лучезарные втроем, Новым словом укрепляли изреченное в былом. Пели, сведущие в пенье, услаждались торжеством, И лучи пурпурной розы отражались хрусталем.
С человеком весть оттуда львы отправили к Асмат: "Нурадин с друзьями вскоре вступит радостно во град; Вознеслось высоко солнце, и планет затмился ряд, Замерзавшие доныне позабудут розы град".
Мчались берегом, светило усадивши в паланкин, Словно юноши резвились, веселились, как один. Только прибыли в державу, где владетель – Нурадин, Загремело пенье хора над просторами равнин.
Им навстречу царедворцы Нурадиновы спешат, И рабынею прекрасный стан владычицы объят. Так обнявшихся едва ли и мечи разъединят, Ныне кончила служенье царской дочери Асмат.
Обнимала, целовала госпожа служанку там, Говоря: "Тебя доселе предавала я скорбям. Днесь обласканные богом, обратимся к небесам, Но не знаю, что в награду этой преданности дам".
Говорит Асмат: "О боже, заалел бледневший лал, Показал нам вседержитель, что до времени скрывал. В жизнь погибель обратилась, влажный взор возликовал". Как прекрасно, если дружат повелитель и вассал!
Раздалась вельмож склоненных неподкупная хвала: "Остается нам прославить милосердного дела, Ибо только божья воля вас увидеть помогла. Им же раненные тяжко исцеляет он тела".
Все прикладывались кротко к мощным дланям удалых. Царь промолвил: "Братья ваши пострадали за других, Наслажденье ожидает их в селениях святых. Славе божьей причастившись, стала вечной слава их.
И хотя кончиной храбрых ныне сердце пронзено, Но великое блаженство там за доблесть им дано". Он замолк, заплакал скорбно, дождь и снег смешал в одно, И метелью из нарциссов было всё занесено.
Слезы витязя увидев, зарыдали все кругом. И, утраченных оплакав, робко молвили потом: "Если мы тебя светилом, вместе с мудрыми, сочтем, Веселиться, а не плакать должно в обществе твоем.
Кто достоин заморозить несравненной розы цвет? Ради вас погибнуть лучше, чем скитаться в мире бед". Нурадин царю промолвил: "В этом горе смысла нет. Много даст тебе всевышний и отрады и побед".
И спаспет предался горю, сожалел о павших он, Но промолвили другие: "Да прервется плач и стон! Лик исчезнувшего солнца львом отважным обретен, И поэтому не должно злой оплакивать урон".
Братья славные вступили в царский город Мулгазар: Трубы громко зазвучали, веселился млад и стар; Чудно громы сочетались барабанов и фанфар. К ним стекались горожане, покидавшие базар.
Толпы зрителей сквозь толпы пробивались впопыхах, Преграждала доступ стража им с оружием в руках. Семьи целые толпились, возбудив в охране страх, Умоляли пропустить их к повергающим во прах.
Пригласил тогда в чертоги их державный побратим. Опоясанные златом подбежали слуги к ним, Путь торжественный был устлан аксамитом дорогим; Тьмы народа проходили по монетам золотым.
СКАЗ 51 СВАДЬБА ТАРИЭЛЯ И НЕСТАН-ДАРЕДЖАН, ПРИДОНОМ УСТРОЕННАЯ
Для венчаемых поставил достославный царь Придон Самоцветами покрытый желто-красный царский трон, Для спаспета желтый с черным повелел поставить он. Был приходом долгожданных каждый зритель восхищен.
Поспевающих на праздник все услышали певцов. Раздарив немало мягких, драгоценнейших шелков, Всех Придон гостелюбивый тешил пышностью пиров. Солнцеравной шла улыбка и сверкание зубов.
Вот с подарками Придона преступившие порог Девять царственных жемчужин слуги вынесли в чертог И еще бесценный камень, что сверканием обжег. С ними ночью живописец написать картину мог.
А еще по ожерелью щедрый каждому поднес Из граненых самоцветов, от которых блеск возрос. Автандилу же Придоном, величавым, как утес, Дан был бережно несомый драгоценнейший поднос.
Тот поднос переполняя, перлы крупные дрожат, Автандил его приемлет, вознесенный многократ. Всюду шелк и аксамиты многоцветные лежат. Тариэль Придона славил за обилие наград.
Так Придон устроил свадьбу побратиму своему. Не пришлось давать отдарок за подарок никому. Восемь суток пели арфы и равняли свет и тьму. Подходил тот витязь деве, дева – витязю тому.
Тариэль сказал Придону, размягчавшему и сталь: "Брат родной такую службу сослужил бы мне едва ль; За тебя погибнуть – мало, и души самой не жаль, Ибо раненого спас ты, угасив его печаль.
Ради нас арабский витязь не щадил души своей, Неужели окажусь я бережливей и скупей? В чем нуждается теперь он, расспросить его сумей; Он задул мое Горнило, я воздать хочу скорей.
Передай: "Ты ради друга грудью встретил лезвия, Знай, что богом не забыта дружба верная твоя. Если сделать не сумею им желаемого я, То не надо мне ни дома, ни лачуги для жилья.
Изъясни, чего ты хочешь, как помочь твоим делам? Я решил, поедем ныне мы в Аравию к царям. Нет преград речам сладчайшим и воинственным мечам, Если друга не женю я, не женюсь тогда и сам"".
Нурадином Тариэлев пересказан был совет; Услыхал и улыбнулся ослепительно спаспет, Объявил: "К чему помощник? У меня несчастий нет, Далеко мое светило и от каджей и от бед.
Это солнце волей бога испытало торжество И на троне восседает, не терпя ни от кого; Не грозят ему ни каджи, ни другое колдовство. Что за помощь мне потребна, ваши речи для чего?
День, судьбой определенный, будет милостью чреват, Небеса пошлют утеху и горнила охладят. Лишь тогда на это сердце снизойдет лучей каскад, А дотоле не разрушу на пути моем преград.
Доложи: "Каким бы ни был ты сочувствием влеком, Но за что платить стремишься, царь, не бывший должником? Я с утробы материнской вашим должен быть рабом И да буду прахом вечно перед блещущим царем!"
Ты сказал: "И я желаю, чтобы ваш свершился брак", Сострадательное сердце дружбу выказало так. Но рубить мой меч не будет, там не будет встречен враг. Лучше буду ждать, доколе небеса мне явят знак.
О своем стремленье давнем, не смущаясь, говорю; Тариэля на престоле Индостана да узрю, Чтоб с тобою села рядом излучившая зарю, Чтобы сдался неприятель всемогущему царю!
Лишь когда осуществятся все желания вполне, Я в Аравию отправлюсь, поспешу к своей луне. Исцелить вольна царица истомленного в огне. Ничего другого ныне от тебя не надо мне".
Передал Придон герою речь спаспетову сполна. Тот ответил: "Нет, спаспету воля в этом не дана. Как душа была собратом мертвецу возвращена, Так и он пускай увидит, что любовь моя сильна.
Мой ответ ему поведай; не скажу я льстивых слов: Пусть в Аравии увижу облик ласковый царев. Ведь немало в исступленье я убил его рабов; Без прощенья Ростевана не вернусь под отчий кров.
Ты скажи ему: напрасно начинать со мною спор. Завтра в путь я отправляюсь, без сомненья буду скор. Царь слова мои воспримет, не постигнет нас позор. Умолю его, и выдаст услаждающую взор".
Передал Придон спаспету речь любезного очам: "Не останется могучий – умолять напрасно нам". Автандил таким ответом дымным предан был огням, Но пристало ратоборцу уважение к царям.
Бил челом спаспет индийцу и ронял жемчужный град, Говорил, целуя ноги, опуская долу взгляд: "Я и так царя обидел и раскаяньем объят; О вторичном вероломстве не проси, высокий брат.
Бог не даст на то согласья, – пылко вымолвил араб, - Как наставнику изменой отплатить душа могла б, Как я злом тому отвечу, кто, скорбя по мне, ослаб, Как на сердце господина сможет меч обрушить раб?
Омрачит ее поступок необдуманный такой, Опечалится царевна и ответит мне враждой, Не покажется и станет на известия скупой, И не вымолвит прощенья для меня никто живой".
Тариэль, улыбкой солнца золотящий высоту, Поднял верного спаспета, молвив: "Зла не обрету; Я, твою неоднократно испытавший доброту, Наших радостей слиянье разделенью предпочту.
Смелым, ясным, откровенным надо быть в любви своей, Не терплю я вечно хмурых и задумчивых людей; Кто любить меня желает, пусть приблизится скорей, А не то разлука будет этой страсти веселей.
Знаю, ты владеешь сердцем озаряющей парчу, Вряд ли этим посещеньем я царицу огорчу, Никогда обиняками я царя не омрачу, Я хочу лишь поклониться их блестящему лучу.
Знай, почтительно владыку попрошу я без угроз, Чтоб тебе своею волей дар желанный преподнес. Как печальную разлуку ты без стона перенес? Украшайте же друг друга, не теряйте цвета роз".
Увидав, что Тариэля не совлечь с дороги той, Согласился и оставил пререкания герой. Нурадин, пересчитавший им же избранный конвой, В путь отправился с друзьями, восхваленными молвой.
СКАЗ 52 ТАРИЭЛЬ СНОВА НАПРАВЛЯЕТСЯ К ПЕЩЕРЕ И ВИДИТ СОКРОВИЩА
Нам Дионосом премудрым сумрак тайны озарен: Не творит создатель злого, милосерд его закон, Он добро возобновляет, сокращая долгий стон. В совершенстве беспорочно совершенствуется он.
Вышли в путь из Мулгазара львы, убийцы темноты, Увозившие с собою то светило высоты. Над кристаллом нависали черных воронов хвосты, Бадахшанские рубины не теряли красоты.
Деву-солнце в паланкине увлекая в край иной, Братья тешились охотой, разливая кровь рекой. Изо всех краев окрестных к порождавшим блеск и зной Обитатели навстречу шли с дарами и хвалой.
Путешествовало солнце в окруженье нежных лун, Путешествовали братья, сладкозвучней лирных струн. Край открылся недоступный, к валуну припал валун. Вот скала, где жил тот витязь, что прекрасен, славен, юн.
"В этих скалах я хозяин, – объявляет амирбар. - Я пойду туда, где прежде ощущал безумья жар; Нас Асмат копченым мясом угостит в пещерах чар; Там чудеснейшие ткани поднесу я братьям в дар".
Подошли они к пещере в толще каменных громад. Там оленина хранилась. Пир устроила Асмат. Вот в веселье побратимы о минувшем говорят, За ниспосланную радость небеса благодарят.
Обошли они пещеры, ликовали в недрах гор, Запечатанных собратом кладов делая обзор; Тех сокровищ непомерных охватить не мог бы взор, И от зрелища такого обрывался разговор.
Царь индийский не скупился, потеряв дареньям счет, Весь Придоном предводимый одарил тогда народ, Сделал каждого богатым и не знающим забот, Но, казалось, в море блеска не убавилось красот.
Тариэль сказал Придону: "Я должник твой всё равно, Но творящему благое быть счастливым суждено; Всё богатство грозных дэвов, мной добытое давно, Не считая и не меря, забери – твое оно".
Нурадин, склонясь, восславил нескрывающего благ: "Неужели ты считаешь, что душою я простак? Пред тобой соломы мягче и скале подобный враг, И пока ты мне сияешь, не проникнет в сердце мрак".
И обратно к Мулгазару понеслись гонцы верхом, Чтоб сокровища доставить из пещер в Придонов дом. И в Аравию ведущим львы направились путем. Был спаспет, ущербный месяц, к солнцу яркому влеком.
Через много дней открылся край светлейшей из невест: Стали частыми селенья многолюдных этих мест. Вышли в синем и зеленом обитавшие окрест, Восторгал их Автандилов неожиданный приезд.
К аравийскому владыке Тарнэль послал гонца, Молвит: "Будет наша встреча встречей сына и отца. Подхожу я, царь индийцев, к двери вашего дворца С неоторванным бутоном, не лишенным багреца.
Царь! Тебя при первой встрече омрачить случилось мне. Повелел меня пленить ты, вслед помчался на коне. Огорчил я помешавших сердцу плакать в тишине, И рабов твоих не мало погубил я в той резне.
Чтобы вымолить прощенье, я свой путь оставил сам. Не гневись, о повелитель, так угодно небесам. Подношений не имею, это ведомо друзьям, Только вашего спаспета приношу в подарок вам".
И едва вручил посланец весть, лишавшую кручин, Был восторгом несказанным преисполнен властелин. И утроилось блистанье на ланитах Тинатин, И ресниц упали тени на хрусталь и на рубин.
Вот забили в барабаны, стало шумно и светло, Много ратников навстречу к победителям пошло. Лошадь вывел каждый воин, каждый взял свое седло, Возросло и крепкоруких, смелых воинов число.
Вестник дружбы и отрады, общим счастьем окрылен, На коня вскочив, помчался к Автандилу лев-Придон; И спаспет не медля прибыл, но известьем был смущен, И стыдился властелина торжествующего он.
Царь спаспету встал навстречу и к себе его привлек, Тот поднес к лицу смущенье укрывающий платок, Замораживая розы, сумрак солнце заволок, Но укрыть необычайной красоты его не мог.
Грусть отрадою сменяя, царь героя целовал, И, лучи потупив долу, тот к ногам его упал. "Встань! – сказал ему властитель. – Ты отвагу доказал И достоин не укоров, а награды и похвал".
Обнимая, говорил он: "Мой огонь ты остудил, Удалил от сердца горечь; поспеши же, Автандил! Смелый лев, соединишься со светилом всех светил, Чье лицо гишерной бровью всемогущий наградил".
Миновали испытанья, груз которых был тяжел. Обнял царь тогда героя; тот от радости расцвел. Как приличествовал мужу солнцем блещущий престол! Только тот блажен, кто в счастье сквозь несчастие вошел.
Витязь молвил: "Удивляюсь, что же медлишь ты, отец: Неужель не хочешь видеть ты носящую венец И ввести ее сердечно и радушно во дворец, Чтоб, одет ее лучами, заблистал он наконец?"
Доложил и Тариэлю. Мчались вместе до шатра. Рдели щеки голиафов ярким заревом утра, Все исполнились мечтанья, и судьба была щедра, И мечи их понапрасну не гремели у бедра.
Спешась несколько поодаль, светом девы осиян, Вывел царь из паланкина и приветствовал Нестан. Ослепили властелина и глаза ее, и стан, И на миг утратил разум престарелый Ростеван.
Он сказал: "о, светоч ясный, при тебе молчат уста! Нет рассудку от безумья ни ограды, ни щита. Видя светлую, в которой красота планет слита, Разве может быть желанной роз, фиалок нищета?"
Ослепляла, расточала всем сияние свое, Словно молния, сражала, поражала, как копье, Опаляла, утешала, погружала в забытье. И сбегались отовсюду любоваться на нее.
На коня воссел властитель, устремились к ним войска, Приходили и другие, услыхав, издалека; Бога славящее пенье понеслось за облака: "Доброта твоя и щедрость бесконечно велика!"
Обратился к Тариэлю солнцеликий Автандил, Нежных слов красу являя, сладкозвучно говорил: "Погляди, песок взметенный ширь равнинную покрыл; Потому я погибаю средь пылающих Горнил.
То спешит мой воспитатель, встретить вас желает он, Я идти туда не в силах, пристыжен и распален. Ни единый смертный в мире не был более смущен. Ты же знаешь сам, что делать, это знает и Придон".
Тот в ответ: "Как должно, любишь господина ты, герой. Не ходи туда, останься, без меня один постой. Я пойду, скажу владыке: "Скрылся раб усердный твой". С божьей помощью ты станешь рядом с стройной пальмой той".
Там в шатре остановился лев, не знающий границ, И Нестан стояла там же, повергающая ниц; Ветер северо-восточный веял сладостно с ресниц. Не таясь, помчался быстро царь индийцев, свет зарниц.
Нурадин за ним поехал. Мчались, точно ураган. Царь узнал: "Заколыхался Тариэля статный стан". Слез с коня и поклонился властелин аравитян, Как отец, почтил героя, чей не меньше славен сан.
Тариэль склонился долу, протянул рубины рта. Царь, целуя лик светила, услаждал свои уста, Удивляясь, говорил он, ободряла красота: "Лишь исчезнешь ты, о солнце, – разольется темнота".
Был красою Тариэля созерцавший восхищен, Восхвалял он ратоборца, чей клинок не побежден. И Придон перед Ростеном сотворил земной поклон. Жаждой встречи с Автандилом воспитатель был пронзен.
От хвалений Тариэля царь, смутясь, поник челом. Тариэль сказал: "Отныне я покорствую во всем. Как сумел найти ты радость в созерцании моем? Как владыке Автандила красоту найти в другом?
Он замешкался немного, но придет на твой призыв. Здесь, о царь, пока присядем – луг приятен и красив. Отчего не с ним явился, расскажу, – не буду лжив; Должен я просить о деле, разрешенье испросив".
Сели рядом; вкруг пестрела аравийских ратей тьма. Вспыхнул витязь, как лампада, что зажгла себя сама. Был он так хорош собою, что людей сводил с ума. К Ростевану обратился он изысканно весьма:
"Перед вами недостоин говорить об этом я, Но пришел молить смиренно – за него мольба моя: Просит он, подобно солнцу согревающий края, Свет очей, рассвет сердечный, мощь целебного питья.
Мы вдвоем с мольбою слезной прибегаем ныне к вам, Мне, больному, солнцеликий дал целительный бальзам; О себе забыл для друга, хоть страдал не меньше сам. Я боюсь обеспокоить, ибо нет конца речам.
Ваши связаны любовью витязь тот и ваша дочь. Помню я, слезами витязь обливался день и ночь. Я молю: не дай, владыка, распаленным изнемочь. Непреклонному герою вы отдайте вашу дочь!
Кроме этого, властитель, не прошу я ни о чем". Шею белую прекрасный обвязал тогда платком И, колена преклоняя, говорил, как сын с отцом. Слыша солнце, удивлялись обступившие кругом.
Царь смутился, видя в прахе запылившийся алмаз, Отдалился он от солнца и на землю пал тотчас, Возгласил: "Державный, в сердце отблеск радости погас, Ужаснулся я, увидев столь унизившимся вас.
Как же смертный не исполнит всё желательное вам? Вам и в вечные рабыни дочь я радостно отдам. Даже зло от вас приемля, не предамся я слезам. Не сыщу ему подобных и взлетая к небесам.
Разве лучше Автандила для меня возможен зять? Царство дочери я отдал, самому не совладать. Розе время распускаться, мне – тускнеть и увядать; Я отказывать не в силах, должен дочь ему отдать.
Я б тебе позволил даже обвенчать ее с рабом, Ведь с тобою станет спорить лишь расставшийся с умом! Коль спаспета не люблю я, то зачем к нему влеком? Боже, это подтверждаю я в присутствии твоем!"
Тариэль услышал это, дрогнул черный строй ресниц, Перед славным Ростеваном пал могучий витязь ниц. Старец снова поклонился самой яркой из зарниц, И цари не гнев, а радость умножали без границ.
И Нестан, что затмевала семь блистающих планет, Чьей красе непостижимой меры не было и нет, Понесли в носилках дальше, а герои шли вослед К цитадели Ростевана, где царил он много лет.
Шла порфира восседавшей на престоле Тинатин, Чьих томящих душу взоров не избегнул ни один; И вошли в ее сиянье царства новый властелин И отважный царь индийский, солнцеликий исполин.
Поклонились ей супруги, как источнику зарниц, Восторгались все улыбкой и беседою цариц; И, чертоги озаряя, брызнул пламень их зениц, И ланит пылали лалы, и чернел гишер ресниц.
Приглашен царицей к трону, Тариэль сказал: "Сперва Сядь сама на трон высокий – это воля божества. Ты корону заслужила и достойна торжества; На престол, светило мира, посажу с тобою льва".
Царь индийский и царица свой исполнили обет, И, желаньем уязвленный, был посажен с ней спаспет, Побледнел пред их союзом и луны и солнца свет, И союз Рамина с Висой, что в сказаниях воспет.
Видя рядом Автандила, восприявшего венец, От стыда бледнеет дева, но промолвил ей отец: "Не стыдись, дитя родное: неспроста изрек мудрец, Что прекраснейшее чувство ждет счастливейший конец.
Дети! Счастья вам желаю, как желал уже давно, И да будет вам навеки благоденствие дано. Чтоб ясны, как небо, были, неизменны, как оно, Чтоб земле Ростена тело было вами отдано",
И к присяге Автандилу он привел свои войска: "Это царь ваш – указует вседержителя рука! Дан ему отныне трон мой, мне – предсмертная тоска, И ему, как мне, да будет ваша верность велика!"
И ответствовало войско: "Царь божественный, внемли Будем пылью тех, что, смертных, подобрали нас в пыли, Возвеличили покорных, а строптивых низвели И спасли от пораженья храбрецов родной земли".
Тариэль могучий также прославленью отдал дань: "Лев красивейший с тобою, о стыдливейшая лань! Твой супруг мне брат названый, ты сестрой моею стань, И тебе отрадой будут этот меч и эта длань!"
