Tony Lonk
Pandemonium Трип
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. SACRIFICIUM INTELLECTUS
Глава 1. Ошибка Демиурга
1
Нет ощущения более стабильного, чем уверенность в нерушимости реальности. Люди проживают свою жизнь по принятому ими и привычному для них алгоритму, основанному на опыте их ближайших предков. От дня рождения до дня смерти, каждый человек реализует свой личный сценарий с радостями и горестями, потрясениями позитивного и негативного толка, обретениями и потерями, радостями и разочарованиями, достижениями и провалами. Он является центром, через который проходят уготованные для него процессы, но вокруг, несмотря ни на что, сохраняется устойчивая картина мира с понятными правилами. Человеку и в голову не может прийти то, что его жизнь и окружающая его действительность могут рухнуть в один миг из-за неосторожно либо намеренно произнесённых слов – произнесённых не им, а кем-то другим. Куда большим потрясением для него может стать неожиданное открытие, доказывающее неудобную правду, что его судьба находится на кончике языка того, в кого он верил и чьим словам до этого всецело доверял.
Этот опыт было суждено познать людям из страны ребелиусов. З одну ночь, их реальность с нормальным течением жизни, мечтами и планами на будущее, была разрушена. Мирно уснув до, многие из них в ужасе проснулись после, чтобы бежать, оставляя свой дом, свой город, свою родину. Пробудившийся инстинкт самосохранения взял верх над их мыслями и решениями, прагматизмом и холодным расчётом, верой и надеждой, любовью к родному месту и людям, которых они оставляли, возможно, навсегда.
В покинутое жилище одних из таких беглецов вошёл Лури. Он знал, что тот щенок, которого он пытался выкупить накануне, был брошен новыми хозяевами и заперт в доме на два замка. Вместе с ним, своей отложенной смерти ожидали две кошки и старая канарейка. Человекоподобному духу пришлось постараться, чтобы найти испугавшихся кошек среди завалов из разбросанных в спешке вещей и поваленной мебели. В маленьком неуютном пространстве всё было перевёрнуто вверх дном, и только пение канарейки давало понимание, что там ещё находилась жизнь. Купленная для забавы, в час беды она оказалась никому не нужна. Теперь она пела о своей обречённости, пока у неё были на это силы.
Открыв клетку, Лури выпустил канарейку в окно, через которое им был сформирован временный портал между миром людей и местом, где птицы и животные находили вечный покой. Туда же он отправил двух строптивых кошек. Трясущегося от холода и страха щенка он осторожно взял на руки, и сказав ему: «Сучёныш, а тебе повезло, чего не скажешь о многих твоих братьях и сёстрах», покинул место, которое в тот же день сровняли с землёй.
Ранним утром, Рома вышла из дома. Вот-вот должны были открыться магазины. Складывалось тревожное ощущение, что отголоски вчерашней нормальной жизни продержатся не дольше одного дня. Каждая минута становилась на вес золота. Любое промедление не сулило ничего хорошего.
После самоубийства матери и до этого дня она не ни разу не ела хлеба. Даже случайно увиденная булка на витрине становилась для неё триггером, что давил на её хрупкую психику, заставляя вспоминать тот день и корить себя за допущенную ошибку. Несмотря на доводы разума, Рома всё ещё полагала, что могла предотвратить беду, не пойди тогда она на поводу у желания откусить свежую хрустящую корочку. В новых реалиях без хлеба было не обойтись, и жизненная потребность теперь давила ту самую свежую фобию, что не успела пустить корни слишком глубоко. Впадать в уныние для Ромы было рискованно – войну она встретила без продовольственных и бытовых запасов.
Жильцы её дома и всех домов в округе, организованными группами столпились у своих подъездов рядом с открытыми подвалами. Как бы безопасно не было там внутри, им хотелось сохранять надежду, оставаясь снаружи. Роме показалось, что все как один они стали серыми и постарели за одну ночь. Вдалеке уже слышались глухие взрывы, от которых серым людям становилось ещё страшнее. Этот страх прогибал даже самых осанистых из них.
Однако не все вливались в общее настроение. Один странный мужчина, встретившийся Роме по пути, отличался кажущейся нездоровой бодростью и вполне свежим внешним видом.
– Что, малышка, не страшно? – игриво спросил он.
Не успела Рома открыть рот, как сильный взрыв на другом берегу Виты буквально пошатнул землю, на которой они стояли. Тем не менее, она вполне уверенно и честно ответила:
– Нет. Я уже ничего не боюсь.
– Правильно. Я тоже. Раньше срока не умрём. – сказал незнакомец, после чего пошёл туда, куда держал свой путь.
У магазинов и аптек уже выстроились огромные очереди. С приходом новых людей, доносящих новости непонятно откуда, на десятки метров вокруг небольшой площади образовался монотонный шум, раздражающий чувствительный слух любого, кому было по умолчанию плохо. Большинство из них не застали прошлую войну, что происходила здесь же и принесла много горя тем, кто её пережил, а другие войны развязывались и проходили так далеко, что никому до это не было никакого дела. Теперь, неопытные и оттого растерянные, они делились друг с другом своими фантастическими догадками и вполне реальными страхами. На их лицах читался общий для каждого вопрос: «Что делать?». К тому времени СМИ освещали шокирующие события, разворачивающиеся едва ли не везде, но молчали о том, что конкретно происходит и к чему всё идёт. При фактическом вторжении чужих войск в страну ребелиусов, война так и не была объявлена.
Те, кто не собирались ждать разъяснений, быстро организовались, судорожно бросая в сумки, рюкзаки и чемоданы то немногое, что можно было взять с собой, и выезжали, как им казалось, в безопасные места. Вереницы автомобилей создавали сумасшедший трафик и многие водители, пытаясь обогнать свои реальные возможности, нарушали правила дорожного движения. Для некоторых из них это была последняя поездка.
В местах скопления людей нередко звучали ссоры и оскорбления, что вырывались из трясущихся уст тех, кто теряли остатки самообладания. Все стояли в очереди за одним и тем же, а магазины и аптеки были опустошены самыми проворными в первые полчаса после открытия. Никто не хотел уступать другому своё место или найденный на секунду раньше последний товар, но находились добродушные простаки, которые были готовы делиться тем, что оказалось у них на руках.
Рома так ничего и не купила. Возвращаясь обратно домой налегке, она не ждала ничего хорошего. К немалому удивлению, чего, казалось, было уже невозможно достичь в тот злополучный день, у себя под дверью она обнаружила спящего щенка, а рядом с ним – конверт. Внутри конверта лежало то самое кольцо, что исполняло желания, и записка. На маленькой квадратной бумажке красивым почерком было написано: «Только не называй его Пиратом».
Рома не знала, как ей прокормить саму себя и забота о ком-то другом не входила в её планы на ближайшее будущее, что весьма справедливо казалось ей сомнительным, но щенок был настолько хорош, что она приняла его и назвала Беатусом. Не успела она с ним раззнакомиться, как кто-то громко и настойчиво постучал в её дверь. Это был сосед, который до этого никогда с ней не здоровался. Слёзно умоляя присмотреть за его бабушкой недельку-другую, он оставил Роме ключи от своей квартиры, пачку денег и ещё одну подопечную. Так, чудом у неё появилась небольшая подработка и жизненно необходимая наличность.
Не теряя времени, Рома поднялась к старушке, чтобы поздороваться, представиться и спросить, чем она может помочь в откровенно трудную минуту.
– Так бахкает сегодня. – сказала старушка вместо приветствия. – Праздник что ли какой?
Обнаружив скрытый соседом нюанс, который заключался в том, что бабушка ничего не понимала и едва ли смогла бы когда-нибудь что-то понять в естественном и неискажённом виде, Рома ответила:
– Наверное, кто-то балуется.
– А ты кто?
– Соседка.
– Ты тоже балуешься?
– Нет.
– Смотри мне. Я не люблю шалунов. Просто терпеть не могу.
Спустя полминуты, над их домом пролетели шесть военных вертолётов. Их путь пролегал на юг. Они летели очень низко и от подобного зрелища у смотрящих вверх буквально перехватывало дыхание. Казалось, громадные лопасти могли зацепить любой из рядом стоящих домов. Шум нагрянувшей авиации звучал так же угрожающе, как и дальние взрывы. В другой части города людей пугали два истребителя-бомбардировщика, рассекающие по небу на немыслимой скорости. Они и были виновниками тех самых взрывов на другом берегу Виты. Рома никогда не видела ничего подобного. Она не знала, что в это же самое время в Фундус вошли войска кульпов. Бесконечно длинная колонна военной техники двигалась дальше по установленному курсу через мост на плотине, проезжая мимо разрушенной башни шлюза.
Когда обстановка в городе стала предельно ясной, преисполненная ненависти и жажды борьбы Нона спешно собралась к Адаму. Уговоры родителей остаться не вызвали отклика в её рьяно бьющемся сердце, а прямой запрет покидать дом не имел над ней силы. Но что-то мистическое имело силу, достаточную для сопротивления её желанию. В самый последний и ключевой момент, замок на их входной двери намертво заклинился и никто не мог его разблокировать. Оказавшись фактически взаперти, Нона не сдавалась, поскольку первой мыслью в её голове был расчет высоты от первого этажа, на котором они жили, до святой земли, которую нужно было отстоять «здесь и сейчас». Соорудив верёвку из имеющихся у неё простыней, она отважно и решительно покинула дом через окно своей комнаты, мягко приземлившись на раскидистый куст обожаемой ею туи.
На ближайшей остановке она встретила новое препятствие. Десятки людей нервно выглядывали транспорт, который, казалось, уже не ходил. За час мучительного ожидания к ним подъехал всего один автобус. Самый старый в автопарке Фундуса, этот автобус ходил по своему маршруту при любых обстоятельствах и даже в самую лютую непогоду. Когда новенькие автобусы выходили из строя, эта старая развалина продолжала радовать глаз каждого, кто стремился как можно быстрее доехать домой и знал, что ему это удастся. Ни у кого из местных не было сомнений, что он подъедет строго по расписанию даже после конца света. Тогда хоть и не было конца света, но в самый стойкий и стабильный автобус мира было не протолкнуться, как бы Нона не пыталась. Даже её решимости было недостаточно, чтобы прорваться сквозь тех, чья решимость была ничуть не меньше.
Выбежав на дорогу, она стала ловить попутку, но даже хорошо знакомые ей люди проезжали мимо, не глядя в её сторону. Проносящиеся на огромной скорости автомобили создавали вихри, один из которых чуть не затянул её под колёса, намекая ей на риск, которому она себя упрямо подвергала, не думая о последствиях. И всё же, это препятствие ей удалось обойти. Когда она достала купюру наивысшего номинала и подняла руку вверх так, чтобы предлагаемую водителю плату было хорошо видно, через некоторое время возле неё остановилась старая непрезентабельная машина.
Отбросив предрассудки, она подсела к милому семейству, состоящему из мужчины средних лет, его жены, что была чуть младше и их маленькой дочери. Девочка беззаботно играла со своей куклой и временами подстраивалась к Ноне под бок. Она ещё не научилась разговаривать, поэтому, как могла, демонстрировала свои розовые ботиночки, которые ей явно очень нравились.
Было видно, что семья небогатая. Интуитивно в них просматривалась склонность к религиозности. При отсутствии явных атрибутов какого-нибудь духовного направления, их манера общения и редкое добродушие говорили сами за себя. К большому удивлению, эти люди согласились подвезти Нону, решительно отказываясь принимать от неё деньги.
– Куда ты едешь в такое время, да ещё и одна? – поинтересовался мужчина.
– К другу.
– Не страшно? – спросила его жена.
– Страшно, но надо же что-то делать.
– Нужно спасаться. – сказал мужчина. – Мы выезжаем к родным на ту сторону.
Нона не сразу поверила в слова, произнесённые более чем серьёзно.
– Вы не в курсе, что на плотине сейчас опасно? – с удивлением спросила она.
– Опасно, но мы попробуем. – ответила женщина. – О том, чтобы оставить здесь ребёнка не может идти и речи. Даст Бог, прорвёмся.
Её мысль продолжил муж:
– Сначала доберёмся на ту сторону, потом поедем дальше. Будем убегать от войны так шустро и так ловко, что она нас ни за что не догонит. Верим в лучшее и не сдаёмся.
Казалось, оба они нуждались в том, чтобы кто-то их выслушал. Война выбила у них почву из-под ног, и теперь они бежали, будучи совершенно не готовыми ни к чему. Подспудно, им было важно услышать слова одобрения от любого человека. Лишь бы кто-то сказал, что они поступают верно, и у них всё получится. Нона была не тем человеком, от которого можно было дождаться слов поддержки, но она пыталась.
Они высадили её в центре, недалеко от дома, где жили Адам и Мария.
– Береги себя. – сказал добрый мужчина на прощание.
– Мы будем за тебя молиться. – сказала добрая женщина.
– И вы берегите себя. У вас всё получится. – сказала Нона.
Когда она шла по тропинке между двумя одинаковыми домами, на полпути, перекрывая ей проход, стоял красивый, пугающе манящий и необычайно хмурый незнакомец. Как только они оказались лицом к лицу, внезапно и в грубом тоне, он сказал ей:
– Не иди туда, куда идёшь. Вернись домой.
Эти слова и интонации, в которых они были произнесены, разозлили Нону. Она крикнула ему в ответ:
– Не твоё дело, куда я иду, урод! Рассосись!
Не сказав ни слова в ответ, незнакомец ушёл. Ей стало немного легче, но она с удивлением задалась вопросом, почему обозвала уродом одного из самых красивых мужчин, что встречались ей в жизни.
Как бы Нона не прорывалась к Адаму, ей так и не удалось его отыскать. Долго и громко она стучала в дверь его квартиры, но с той стороны стояла пустая тишина. Так же долго она ждала его во дворе, но он не появлялся. Они с Марией будто исчезли – «рассосались», хоть Нона их об этом и не просила. О том, что они выехали из города, она и подумать не могла. В её глазах, Адам был не из тех, кто первыми сбегают, если нагрянет беда. Его исчезновение стало загадкой, на разгадку которой у Ноны не было времени. Это препятствие ей оказалось не под силу.
На обратной дороге, она встретила Мазафакера. Незадолго до её появления, он тоже пытался найти Адама. Об этом его попросила Камилла. Мать оставалась матерью только для родного, хоть и предавшего её сына. Неродного и преданного Мазафакера она бездумно ранила своей просьбой, больше походившей на приказ. Каким бы ни было его внутреннее сопротивление, неродной, но преданный сын не мог её ослушаться.
Долго разгадывать загадку исчезновения Адама и Марии ему не пришлось. Услышав новость о происшествии на башне, Мазафакер понял, что они вероятнее всего находились там и в таком случае совершенно точно погибли. Пытаясь анализировать общую обстановку, он бесцельно бродил по опустевшему району и хладнокровно размышлял о том, что ему делать дальше.
Увидев его, Нона впервые обрадовалась.
– Я ищу Адама. – сказала она. – Ты не знаешь где он?
– Он у нас. – мгновенно и уверенно соврал Мазафакер. – Пойдём?
Упорство, которым Нона всегда гордилась, наконец, нащупало первые результаты. Надежда, словно неуловимая птица, казалось, уже была у неё в руках. Для неё стало неожиданным открытием то, как сильно она желала увидеть Адама. Ей хотелось прикоснуться к нему и как можно скорее спрятаться за его широкой спиной. Теперь он виделся ей совершенным мужчиной, родом из её потаённой и до этого часа неизвестной мечты.
– Зачем тебе Адам? – как будто невзначай спросил Мазафакер, когда они подходили к его дому.
Нона не хотела говорить ему о своих чувствах к Адаму, но открыто выдала первоначальную цель своего решительного поиска.
– Кульпы уже в городе. – сказала она. – Нужно оказывать сопротивление. Местная оборона нуждается в поддержке. Нужно бороться. Иначе кто мы?! Нужно дать им решительный отпор! И мы сделаем это! Я хочу попросить Адама поднять и организовать всех бандитов, преступников и просто опасных людей Фундуса, чтобы они сделали то, что нужно. Мы с тобой могли бы готовить горючие коктейли и помогать им по мере своих сил.
– Наши военные позавчера, как так и надо, свалили отсюда, а мы типа должны вместо них сражаться?
– Если не мы, то кто?! Эти твари убьют нас!
– Ладно. Касаемо этого не буду спорить. Пойдём.
Перешагнув порог квартиры, куда привёл её Мазафакер, Нона не поняла, что происходит. Кроме них двоих там никого не было. Богатый и влиятельный любовник забрал Камиллу и спрятал её у себя в убежище уже через двадцать минут после первых взрывов. Адам там вообще не появлялся с тех пор, как ушёл из семьи. А вот Мазафакера никто никуда не звал, и, по большому счёту, его вообще нигде не ждали. В критический момент, оказавшийся никому не нужным, он решил быть собой и полагался лишь на свою волю. Ничего из этого Ноне не было известно. Против неё сыграло её нежелание знать о жизни друзей больше, чем ей было удобно.
– Где Камилла? – спросила она.
– Прячется где-то. Они мне не сказали, куда едут. Я должен был кое-что сделать, и тогда они, возможно, позвали бы меня к себе. Но я типа этого не сделал. Мне не стоит им звонить. Пока что.
– А где Адам?
– Вообще без понятия. Кажется, сдох. Разлетелся на мелкие кусочки и стал кормом для бродячих собак. Может, какая-то псина его уже высрала. Или срыгнула. Ты же видела, что осталось от башни? Адам с Марией были там. Были да сплыли блять. А мы будем жить и кайфовать, правда?
Впервые, Нона увидела истинного Мазафакера, которого никогда не замечала, и, в силу комфортного для неё равнодушия, имела самое наивное представление о нём. Её своеволие не в первый раз сыграло с ней злую шутку, но теперь ситуация, в которую она попала по своей воле, грозила нешуточной опасностью. Слушая ужасные слова, бесстрастно произнесённые из уст Мазафакера и отмечая переход его улыбки в зловещую гримасу, она пыталась успокоить своё дыхание, что участилось от внезапно охватившей её паники. Повод для волнений был реальный и весомый. Мазафакер стоял между ней и выходом. Стоял так, чтобы она поняла, к чему всё идёт.
Чувствуя своё превосходство и уверенность в безнаказанности, он схватил её за волосы и жёстко нагнул, судорожно сдирая с неё одежду. Нона не могла сдаться без боя и изо всех сил отбивалась от его нападения. Как пойманный зверь, она пиналась, кусалась и царапала его кожу своими длинными заострёнными ногтями. Все слова вылетели из её головы, и она кричала, срываясь на истошное рычание.
Мазафакер не мог потерять первый и последний шанс овладеть несбыточной мечтой. Ему было важно добиться своего и отомстить. Отомстить всем за то, что его так никто и не полюбил, как он того желал. Нона олицетворяла всех его обидчиков.
Когда все силы были из неё выбиты, он оттащил её в свою комнату. Снова и снова повторяя вопрос: «Чем я хуже?!», Мазафакер изнасиловал свою мечту грязно и изощрённо. В знак свой победы, припомнив дни далёкого андеровского прошлого, он достал тот самый нож, чтобы вырезать на её груди свою метку. С первым надрезом, стало понятно, что пометить её словами «Собственность Мазафакера» никак не получится, но это его не остановило. Так, чуть ниже её шеи появилась корявая буква «М», как напоминание о том, кто был её первым мужчиной.
При всём том, что ему уже удалось натворить, Мазафакер не ощутил ни толики удовлетворения. Возникший при новых обстоятельствах план повторить начатое им столько раз, насколько должно было хватить его удачи, стал основополагающей и движущей силой его дальнейших действий. Для поддержания энергии, он достал припрятанную к особому случаю дозу порошка и занюхал пару дорожек. Его намерению уйти в полный отрыв ничто не могло помешать. В одурманенных мыслях калейдоскопом возникали картины, изображающие его искажённый внутренний мир с недопустимыми желаниями, подкреплёнными уверенностью в том, что он безоговорочно прав и может действовать так, как велит ему его сердце. Нона ничего не видела. Её сознание не выдержало такой реальности.
Последние добрые люди, которых она видела, обещали ей, но не успели за неё помолиться. В панике, они не выполнили приказ военных остановиться. Набрав скорость, их машина неслась по мосту на плотине до тех пор, пока отчаянный полёт не остановили автоматной очередью на поражение. Это были одни из первых жертв Фундуса во время необъявленной войны.
Как бы то ни было, свой долг перед Ноной Лурифракулус намеревался уплатить, не теряя драгоценного времени. Тщетно испробовав все приемлемые для него методы, способные предотвратить неминуемое насилие, он решил, что настало время привлечь на свою сторону настоящего человека.
Монотонный, но весьма твёрдый стук в дверь заставил Рому нехотя подняться с постели, на которой она хотела отлежаться в обнимку с Беатусом до самого конца войны, спрятавшись под толстыми слоями старых одеял. Без ожиданий чего бы то ни было сверхъестественного, она шла навстречу новому испытанию. Всё походило на то, что к ней опять пришёл кто-то из соседей, с намерением сплавить на неё свою обузу. Не ведая того, открыв тогда входную дверь своей квартиры, она заперла символическую дверь, за которой навсегда была оставлена её жизнь. Перед ней стоял красивый незнакомец с грустными глазами и странной улыбкой. Бросив случайный взгляд на его руки, она увидела его длинные хищнические когти хорошо знакомого ей золотого цвета.
– Если тебе дорога твоя белокурая подруга, иди за мной. – сказал он.
Не задавая вопросов, она послушно последовала за ним. Вне всякого сомнения, это был Лури. Рома узнала его, хотя он ни разу не появлялся перед ней в своём постоянном облике.
Увидев место, куда он привёл её, Рома хотела спросить, что им понадобилось от Мазафакера, но грозный вид её таинственного компаньона отбил её решительность. Не думая о плохом, она предположила, что Мазафакер им нужен для помощи, в которой нуждалась Нона.
Они вежливо нажали на кнопку звонка, но Мазафакер не открывал. Они вежливо постучали в дверь, но Мазафакер всё равно не открывал. Покончив с вежливостью, Лури выбил дверь и направился в нужную комнату. Там, абсолютно голый и одичалый Мазафакер пытался окончательно уничтожить прелесть Ноны, состригая её роскошные волосы. Этот процесс доставлял ему удовольствие. Он смаковал каждую минуту своего варварского действа.
Ударив Мазафакера головой об изголовье кровати, Лури выбил одурманенное наркотиками сознание человека, который думал, что его злу сопутствует редкая удача. Без жалости, насильник был отброшен в сторону, как мусор, от которого стремятся поскорее избавиться.
С отвращением, переступив через него, Рома подбежала к Ноне. Пытаясь привести её в сознание, она смотрела на то, что натворил человек, которого все они считали своим другом. Эта картина перечёркивала прошлое, что было для неё настоящим, но оказалось иллюзией. Сама она не могла ничего сделать. Нона лежала без сознания, и любые усилия, направленные на то, чтобы она очнулась, были недостаточными. Рома вызвала скорую и мысленно обратилась к Лури, который незаметно исчез. Она просила, чтобы на её вызов хоть кто-то откликнулся. В тот день, дождаться скорой помощи было большой удачей.
Нона пришла в себя уже в больнице, где её сразу же спустили в подвал, куда сносили всех лежачих больных и тех, кто были в коматозном состоянии. Поставленные перед сложным выбором, врачи требовали, чтобы за пациентами, способными хоть как-то о себе позаботиться приезжали их родственники. Никто не знал, что будет через час или два. Полагаться на надежду было глупо. Пытаясь сохранить внутренний баланс среди сумасшедшей суеты, принявший Нону доктор сделал всё, как нужно.
– Ты знаешь, кто сделал с тобой это? – спросил он.
– Знаю.
– Мне жаль, но полиции в городе нет. Я выпишу необходимую справку с подробным описанием твоего состояния на текущий момент. А сейчас мы сделаем фотографии. Нужно зафиксировать все повреждения. Сохрани. Вдруг, это пригодится тебе в будущем.
Физические и психологические травмы, которые она получила за один час, требовали длительного ухода и особенного внимания. Единственным местом, где она могла обрести укрытие и покой, был дом, откуда она так отчаянно рвалась навстречу беде. Родители уже ждали наверху, пытаясь держаться и не выдавать свои психологические травмы, полученные в тот же день деяниями того же человека, что покалечил её и остался безнаказанным.
Выходя из больницы, они наткнулись на санитаров, несущих друг за другом три трупа в сторону морга. На одних носилках было тело ребёнка. Резкое дуновение ветра задрало белую простынь, открыв маленькие ножки в характерных розовых ботиночках. Такими же любовалась та девочка, рядом с которой Нона проехала короткий путь к месту, где были поруганы её надежды.
Увидев Рому, идущую им навстречу, Нона рассвирепела.
– Не подходи! – проревела она. – Не подходи ко мне! Это всё из-за вас! Вы – мерзкое, проклятое племя, что не должно существовать в принципе! Вы пригласили войну! Вы ждали насильников! Вы и есть насильники потому, что в вас течёт гнилая кровь! Я проклинаю каждого из вас! Проклинаю ту дружбу, которой вы, твари, были недостойны! Ненавижу!
– В чём моя вина? – сквозь слёзы, спросила Рома. – Я же просто жила, и всё.
– Твоя вина в том, что ты – кульповское отродье! Тварь!
Такие слова мог бы выдержать стойкий человек, а Рома была сломлена с момента её первой провинности. Ей хотелось доказать свою правду в ответ на чудовищную несправедливость, которой её наказывала подруга.
– Я человек! – уже плача, произнесла она.
Больше ей нечего было сказать. Её никто и не слушал.
Не имея сил для удара, Нона просто толкнула её, словно барьер, не к месту стоящий на пути. Идущие за ней родители окинули Рому презрительным взглядом, обозначая свою непримиримую позицию, из которой следовало, что их общение в будущем недопустимо. Так, совершенно случайно, девушка, которая пыталась просто жить, стала олицетворением врага для тех, кого жизнь больно ранила.
Ощущение колючего комка в горле сопровождало Рому всю дорогу по пути домой. Она шла с мыслью, что этот день не может быть реальным, и убеждала себя, что так с ней играет её безумие, которое дало о себе знать, но настанет момент, когда этот кошмар на время рассеется и у неё появится возможность выдохнуть.
У её дверей стоял Лури, подтверждая нереальность происходящего.
– Впусти меня. – попросил он.
Рома молча прошла мимо него. Трясущимися руками она открыла дверь и неуверенно вошла, оставив дверь открытой. Переступив порог её дома, Лурифракулус отметил начало задуманного им процесса. Он подошёл к ней, задумчиво выглядывающей в окно, и сказал.
– Ты не сошла с ума. Реальность ничем не обязана человеку. Реальность не обязана быть нормальной. Мир постоянно жесток.
– Не хочу жить в этом мире. – почти шёпотом ответила Рома. – Не хочу. Но не могу сама уйти, как мама.
– Я могу забрать тебя в свой мир.
– Но ведь ты злой. Я не злая и не хочу впускать в себя зло.
– Всё зависит от того, как ты трактуешь понятие зла.
Он подвёл её к выкрашенной белой краской стене, где отражалась только одна тень.
– Это твоя часть. Всегда тёмная. Не замечаемая тобою. Живущая с тобой и живущая после тебя, пока твоё тело не спрячут в огненной печи, либо глубоко под землёй. Свидетель всех твоих дел. Свидетель всего, что связано с тобой. Свидетель, который никогда тебя не сдаст. Она служит одним из первых доказательств того, что ты есть в этом мире. Твой вечный компаньон.
– Что я должна понять? Ты говоришь красиво, но в этом нет ясности.
– В отличие от тебя, твоя тень не испытывает боли. Я предлагаю тебе слиться с тьмой, где всему есть начало и всему есть конец. Где скрыты все мыслимые и немыслимые знания. Где возможно всё. Где нет боли и страданий. Где есть только то, кем ты станешь.
Рома внимательно всматривалась в свою тень, желая рассмотреть там чудо, описанное Лури. Наделяемое особым смыслом препятствие на пути света казалась обычным тёмным пятном, прилипшим к ней и движущимся следом, куда бы она не пошла. Не было в этом ничего особенного. Того, ради чего следовало отказаться от своей сути. Рома хотела сказать об этом Лури, чтобы тот от неё отстал, но, повернувшись туда, где он прежде стоял, она обнаружила, что находилась в комнате одна.
Тень Мазафакера металась по его комнате из угла в угол. Очнувшись, он вспомнил всё содеянное им до мельчайших подробностей. Вместо экстатического чувства удовлетворения им овладел страх за собственную шкуру, которую вполне справедливо могли разодрать те, над честью которых он надругался. Его плётка несколько лет лежала без дела. Теперь настал её час. Он стегал себя до крови, изгоняя чувства, с которыми ему не получилось примириться. Перебить эффект учинённого им злодеяния не удалось даже специально созданным для этого орудием пыток – в процессе, когда его самоистязание доходило до кульминации, плётка разлетелась, обломав ему сомнительный кайф.
Тень Ноны слилась с темнотой, царившей в её комнате. Она не хотела света, что обличал следы пережитого ею кошмара. Когда её рука прикоснулась к повязке, наложенной на шов, что находился чуть ниже её шеи, она попросила у Бога, чтобы тот избавил её от страха, любви и доброты. Она вымаливала для себя, как ей казалось, спасительное чувство тотального внутреннего опустошения. Её единственным желанием было то, чтобы в ту ночь умерла её личность, что стала жертвой, а вместо неё родилась та, кто будет воплощением жестокого наказания для каждого, кто этого достоин.
Присутствие Лурифракулуса требовалось в месте, где имела своё продолжение их первоначальная миссия. Вдвоём с Туфоном, они молча разбирали завалы разрушенной башни. Добраться до места, где был заживо погребён Адам, оказалось не просто. Когда им удалось его отыскать, рядом началась оглушительная пальба.
Солнце подходило к горизонту, словно трусливо сбегало с того края. Освободив Адама, Туфон произнёс:
– Началось. Признаюсь, я был готов к этому восемнадцать лет назад, но не сейчас.
– Та же херня. – ответил Лури.
Отойдя от Адама на пару метров в сторону, он убрал массивную плиту, прикрывающую собой тёмную пустоту.
– Теперь всё.
Ранним утром, когда Адам очнулся и издал первый стон, над ним кружило два ворона, словно два стража и два свидетеля навалившейся на него беды. Его тело было разбито и истерзано, но он выжил и теперь пытался найти путь к своему спасению. Какое-то особое внутреннее чутьё подсказывало ему двигаться в сторону, где до этого Лури убрал завал. Адам подполз туда и заглянул внутрь. Там он увидел обезображенное лицо матери. Её некогда чарующие своей необыкновенной красотой глаза были открыты, но теперь в них не было ничего прекрасного. Вместо чистой синевы склер виднелась грязная краснота. Необыкновенная глубина взгляда исчезла вместе с её жизнью, оставив отпечаток встреченного ею последнего ужаса. Он снова её потерял, но теперь уже навсегда.
