Tony Lonk
Pandemonium Трип
Как только она открыла дверь, выходя на поиски родителей, до этого тихо поджидающий своего выхода Мазафакер попёр на неё, грубо толкая Нону назад. Они оказались в узком коридоре квартиры, где никто не мог её защитить.
– Или ты будешь моей, или я тебя убью. – сказал он.
Судорожно ощупывая полку, Нона нашла старый охотничий нож своего деда, который в последнее время часто брала с собой, выходя на улицу. Тогда активно шли разговоры о том, что кульпы насилуют девушек. По воле судьбы, в то утро она забыла положить нож в свой рюкзак, и эта ошибка помогла ей спастись. Со всей силы, что была при ней в моменте и злости, что копилась внутри неё девять месяцев, она ударила Мазафакера в живот. Ей хотелось ударить его ниже – в то место, которое она ненавидела, но вытащить нож обратно у неё не получилось. Вместо этого, она случайно порезала себе пальцы, и в результате ей стало ещё обиднее, чем прежде.
Ударив её в последний раз, Мазафакер упал перед ней и потерял сознание. Через минуту, под ним начала образовываться кровавая лужа. Получая какое-то странное, но интенсивное удовольствие от процесса, Нона смотрела, как из него вытекает жизнь.
– Ни о чём не жалею. – сухо сказала она. – Хороший кульп – мёртвый кульп.
Эти же слова она методично повторяла по пути к Роме. Другого такого человека, способного ей помочь в самой сложной и неоднозначной ситуации, она не знала.
– Забери свою некогда белокурую подругу, и прогуляйтесь часик-другой. – сказал Лури, когда они втроём вошли в квартиру. – Вам есть, о чём поговорить. Не упустите возможность, которая может быть последней. Пусть этот парень вас не тревожит. Его тут не будет.
С уходом девушек Лурифракулус обрёл свободу действий. Он присел возле коченеющего трупа Мазафакера, и, проведя рукой по застывшим в неестественном положении ступням, человекоподобный дух сковал ноги, которым уже было не суждено ходить, обвив их массивной цепью с пристёгнутым грузом. За короткое мгновение, Мазафакер был сброшен в Виту с моста на плотине – недалеко от того самого места, где кульпы сбросили Адама. Человек, который всю свою жизнь стремился спуститься на самое дно, наконец, его нашёл.
Нона осознанно упустила последнюю возможность поговорить с Ромой по душам. Ей не хотелось откровенничать даже с Богом, а Рома всё так же оставалась олицетворением всего плохого, что было в её жизни. Несмотря на явные внутренние противоречия, девушка понимала, что ей нужно просто потерпеть часик-другой, пока странный, очень красивый молодой человек решает её проблему.
Чтобы не терять и без того слабый контакт между ней и её бывшей подругой, Нона решила затронуть тему, которая, безусловно, связывала их и волновала в равной степени.
– Ты не знаешь, где могила Адама? – спросила она.
– Нет, не знаю.
Рома лукавила. Как только она пришла в себя после потрясений первых дней войны, девушка призвала человекоподобного духа, чтобы узнать у того о судьбе своего друга. Лури сказал, что Адам мёртв. На просьбу отвести её на место, где он похоронен, Лури ответил отказом. На требование отвести её на место, где он похоронен, Лури ответил внезапным исчезновением. Человекоподобный дух не появлялся несколько дней. Внезапно возникнув перед ней, когда она заваривала себе зелёный чай, он взял её за руку и переместил в необыкновенный лес с деревьями, что своими кронами, казалось, уходили в далёкий космос. Купаясь в таинственном тумане, они бродили между громадными стволами, укрытыми древним мхом. Рома слышала приятные звуки, которые были ей неведомы. Казалось, эти звуки не могли существовать в её мире. Вокруг не было ни одной живой души. Только туман, древний мох, и огромные деревья, что своими кронами закрывали небо.
– Где мы? – спросила Рома.
– В месте, где покоится Мария…и Адам.
– Это не наш мир.
– Это мечта Марии. В детстве она часто ломала то руки, то ноги, то всё вместе. Долгие дни ей приходилось лежать неподвижно. Тогда она представляла себя феей, живущей в этом лесу. Я, и ещё один сучёныш, решили похоронить её здесь. Место Адама рядом с ней. Он мечтал об этом большую часть своей короткой жизни.
– Но как вы это провернули?
– Хаос позволяет провернуть всё что угодно. Нужно только правильно действовать в моменте.
Они подошли к двум небольшим холмикам, один из которых на первый взгляд показался Роме более свежим. Её очаровало место, где нашли свой вечный покой самая добрая женщина из всех, кого она знала и её друг, которому в жизни так редко везло. В глубине души, она испытывала особенную признательность к Лури и второму человекоподобному духу за то, что они столь трепетно отнеслись к простым людям. Лури знал о её благодарности и принимал её, не чувствуя вины за ложь, которую Рома приняла за прекрасную правду. Они были в месте, где свой вечный покой обрела Мария. Чтобы обрести свой вечный покой, Адам должен был ещё немало помучиться.
3
Предел боли – смерть. Каков предел боли того, кто вопреки собственной живой природе никак не мог умереть? Пойманный кульпами в момент наибольшей слабости, и представленный перед теми, кто ими руководил, как концентрированный и по неизвестным причинам неубиваемый ребелиус, Адам оказался в плену, и долгие дни его держали связанным по рукам и ногам, в сарае с дохлыми курицами и рыскающими из угла в угол живыми крысами. Кульпы не знали, что делать с пленником дальше, но один из них – наглый и весьма предприимчивый тип с вечной маниакальной улыбкой на болезненно бледном лице стал незаметно захаживать к Адаму, с целью поговорить о жизни и потренироваться. Разговоры о жизни всегда сводились к тому, что жизнь Адама не стоила даже плевка кульпа-деграданта, а тренировки проходили по одному и тому же экстремальному курсу: обездвиженный Адам подвергался жестокому избиению с применением всего, что могло нанести ему увечия. Не устояв перед соблазном похвастаться своим извращённым хобби перед остальными, этот кульп растрепал среди своих о возможностях Адама и позже, на ежевечерних тренировках к нему начали присоединяться другие – желающие набить руку и отточить мастерство древних, но не забытых пыток.
Через неделю, в сарай, который неожиданно стал закрытым клубом по интересам, уже отточившие своё мастерство живодёры стали приводить тех солдат, которые оказались на войне случайно и не имели внутреннего стержня для борьбы. Они поставили себе цель сделать из овец волков. С помощью Адама, нерешительных парней избавляли от страха убийства, с разной степенью успешности притупляя в каждом из них человечность. По большому счёту, никого не нужно заставлять быть плохим – он пойдёт на это сам, когда поймёт, что ему за это ничего не будет. Как только человек чувствует собственное превосходство, полноту силы и безнаказанность, его поступки ограничиваются лишь широтой его фантазии.
Кульпы обрели уникальный трофей. Над неубиваемым, но ограниченным в действиях врагом можно было измываться как угодно и сколько угодно. Восстанавливаясь, он давал для них шанс начать новый раунд и раскрывал дополнительные грани их возможностей.
Один из тех, в ком пытались убить овцу, упрямо не хотел становиться волком. Вопреки насмешкам и угрозам, он отказывался приступать к тренировкам. Слушая мерзкие и недостойные оскорбления от своих товарищей, хрупкий с виду парень продолжал стоять на своём. Один единственный раз, отважившись взглянуть Адаму в глаза, он смотрел на него с нескрываемым чувством вины и горьким сожалением.
– Ты ссыкло?! – кричал самый жестокий кульп. – Скажи мне, ты ссыкло?! А?!
– Нет. – ответил парень. – Я не могу бить беззащитного человека.
– Ничего ему не будет! Он уже через день встретит тебя как новенький! Я в нём уверен. А вот ты ненадёжный. Может, пидар какой?!
– Я не буду оправдываться! Я не буду тебе подчиняться! Я не буду!
Чувство собственного достоинства стойкого парня оказалось куда сильнее его инстинкта самосохранения. Он совершенно не чувствовал, что демонстрируемая им позиция играет только лишь против него самого.
– Посмотри на его руку! – кричал кульп, который был готов сделать из него мальчика для битья. – Ты, бля, тупой что ли?!
Он резко дёрнул Адама за связанную руку, грубо задрал рукав его потрёпанной куртки и показал место, где была андеровская наколка.
– Видишь?! Он концентрированный! Они любят такую херню!
Стойкий парень продолжал расширять пропасть, что образовалась между ним и остальными.
– У тебя тоже есть татуировка. – спокойно парировал он.
– Это другое! Ты не видишь разницу, пидарок?!
Не выдержав развития беспрецедентной акции неповиновения, самый жестокий кульп подошёл к стойкому парню и принялся бесцеремонно толкать того вперёд – туда, где на коленях сидел Адам.
– Если ты сейчас не ткнёшь в него этим ножом, я сам ткну этот нож в тебя и скажу остальным, что это он! Это же он сделал?! Да, пацаны?!
Все, кто были там, звонко и единодушно крикнули: «Да!».
– Докажи свою преданность, пидарок, или тебе не жить!
Глядя на всё это, Адам не сдержался:
– Бей! – кричал он. – Ничего мне не будет! Не тяни!
Окружённый теми, кто ждал от него решительных действий, стойкий парень разрывался между муками совести и страхом насилия. В нём убили овцу, но и не создали волка. Признав своё моральное поражение, дрожащей рукой он нанёс Адаму первый удар. Под одобрительный хохот остальных, морально поверженный парень бил беззащитного пленника, внутренне извиняясь перед тем за свою слабость и трусость. Ему разрешили остановиться, когда Адам упал в обморок. Глядя на истерзанное им тело, презирающий себя кульп подумал, что убил Адама, от чего ему стало совсем невыносимо. Он чувствовал, что в тот момент зарезал самого себя.
В тот вечер умер простой парень, который родился и рос в благополучной семье, где главным достоинством каждого человека считалась совесть. Своим примером, родные учили его только хорошему, а истории жизненного пути его предков вызывали в нём желание тянуться к тем вершинам, что были достигнуты до него. Добрый парень верил, что сможет подняться ещё выше, но на взлёте он упал и разбился.
К утру, он застрелился так и не узнав, что Адам был жив и начал восстанавливаться. Следующая смена ждала своей очереди испытать на нём свои новые приёмы.
Первый месяц войны, Адам существовал во тьме, грязи, холоде и голоде, прочувствовав на себе едва ли не все разновидности насилия. Иногда ему доставались помои в жестяной миске, которые он доедал после бродячих собак, когда те приходили на кормёжку. К собакам кульпы относились бережно и с любовью, а вот Адам стал испытывать к этим животным особенную неприязнь за то, что прожорливые твари съедали почти всё, лишая его возможности хоть как-то подкрепиться, но самым большим его разочарованием оказалось то равнодушие, с каким никому не нужные животные проходили мимо него. Ни один жалкий пёс не откликнулся на его зов, когда в моменте отчаяния ему хотелось просто прикоснуться к кому-то живому и тёплому.
Но как бы то ни было, среди кульпов находились те, кто по ночам тихо и незаметно стали бросать в сарай свои пайки. Пакеты были либо нераспечатанными, либо располовиненными. Самый смелый из ночных посетителей Адама приносил с собой кипяток, но не с целью устроить очередные пытки, а для того, чтобы заварить кашу или чай. На самом деле оказалось, что тех, кто не ходил в сарай на нашумевшие тренировки, было немало и чем больше кульпов узнавали о необычном узнике, тем реже к Адаму стали заходить те, кто узнали о нём первыми. Со временем, истязания прекратились, но неуязвимый парень продолжал изводиться в сарае, мечтая о свободе.
Первую годовщину начала войны он встретил в стерильной чистоте секретной лаборатории кульпов, куда его доставили сразу же, как только слухи о его феномене поднялись на самый высокий уровень. Он был всё так же изолирован от внешнего мира, заточённый в пределах небольшой светлой комнаты с экраном но всю стену и койкой, к которой его сразу же намертво пристегнули. Когда экран включился, транслируя последние известия с войны, что так и не была названа войной, в мелькании десятков лиц, Адам увидел ту, о ком не переставал мечтать. Это была не Нона, но очень похожая на неё девушка.
Следующую ночь он не мог уснуть, вспоминая их последнюю встречу. Тогда Адам впервые пожалел о том, что отказал Ноне. Ему оставалось только фантазировать на тему, каким мог быть их первый раз.
В это же время, через тысячу километров от него, такие же мысли не давали спать Ноне. Она вырвалась на свободу и уже начала новую жизнь в столице, где у неё с первых дней появилась бессонница. Именно в ту ночь, она внезапно вспомнила об Адаме, которого считала погибшим. Его образ вызывал в ней много боли, но вместе с тем, она не утратила того тепла, что сохранила её чувственная память с далёких, прекрасных и кажущихся нереальными времён, когда жизнь была совсем другой. Ей оставалось только фантазировать на тему, каким мог быть их первый раз, и какой была бы её жизнь после.
4
Путь бегства из оккупации для ребелиусов, не располагающих привилегиями, всегда оказывался очень сложным и в каждом отдельно взятом периоде – уникальным. Волны эвакуаций были разбросаны во времени и поднимались вслед за очередным шокирующим событием.
Во время первой волны, люди мчали, куда придётся, долгими часами стоя в забитых вагонах поездов, движущихся на всех парах без остановок, ровно, как и без гарантий добраться до нужной точки. Взбодрённые ужасом, все они дополнительно подбадривались холодом и кромешной темнотой ночного экспресса, что на короткое время устроил им своего рода экзистенциальное путешествие в прошлое, перебросив их из совершенного цифрового мира современности, в ограниченный аналоговый мир их предков.
Во время второй волны, люди мчали, куда глаза глядят, кто на чём мог. Некоторые отчаянные головы в одиночку добирались до границы между оккупированной территорией и территорией, названной свободной. Там, они бросали велосипеды, на которых рискнули отправиться в путь, и, переступив символическую черту, дальше шли пешком.
Во время третьей волны, люди стали организовываться в группы, что выезжали из ненавистной неволи стройными колоннами из десятков автомобилей, рискуя двигаться по опасному маршруту. На путь, который в мирное время занимал не больше пары-тройки часов, теперь уходило по несколько суток, во время которых беглецы томились под открытыми небом среди заброшенных полей подсолнечника. Тогда стояла адская жара, но все, как один – от младенцев, до немощных стариков, люди терпели последние муки, мечтая добраться туда, где по их горячему убеждению было хорошо, как в раю. Они почти не спали, прислушиваясь к каждому свисту пролетающих над ними снарядов.
В одной из таких колонн из Фундуса сбежала Нона. Как только её родители чудом вышли из подвала, не прошло и суток, как они собрались и бросили свой дом, где больше не видели для себя будущего. Проделывая самый сложный за всю её жизнь путь, что требовал от неё сжечь за собой мосты, она увидела разрушенные деревни, горящие поля, поваленные леса и десятки сожженных машин, напоминающих путникам об опасности, что могла ждать их на каждом повороте. Пройдя ад изнуряющей жары, тревожного ожидания, неопределённости и многочисленных досмотров кульпами, они, наконец, добрались до столицы – единственной точки на бешеном шарике, где находился их рай.
Там их встретила совершенно другая реальность. На самом деле, реальности жителей столицы, жителей свободной территории, жителей территории оккупированной кульпами и ребелиусов, бежавших от войны в другие страны существенно отличались, и ни одна из них не имела ничего общего с действительностью. Эти реальности были плодом умышленного вымысла тех, кто курировал ментальную сферу жизнедеятельности ребелиусов.
Нона увидела ту жизнь, которой была лишена девять невыносимых месяцев под гнётом кульпов. В столицу стали возвращаться коренные жители, а социальную пустоту города ежедневно заполняли новые переселенцы. По чистым и нетронутым войной улицам неспешно гуляли красивые люди, которые наслаждались мирной тишиной и уходящим до следующей весны теплом. Из уютных кафе пахло ароматным кофе. В парках, за своими хозяевами бегали счастливые собаки. Каждая площадь принимала молодые компании, где любой желающий имел шанс презентовать окружающим свой талант: музыку, песню, мастерство голоса, мастерство игры на музыкальных инструментах, мастерство владения телом в сложнейшем танце.
На контрасте мирной жизни выступали разрозненные митинги за войну. Их организовывали концентрированные ребелиусы, которые неустанно несли свою миссию и поднимали народ, когда тот начинал расслабляться, на отчаянную борьбу до победы, в которой никто не сомневался. Помимо основного фронта, где каждый день проливалась кровь бойцов, в стране ребелиусов открылись дополнительные фронты: дипломатический, культурный, просветительский и социально-бытовой. На этих фронтах убивали образ кульпа, как представителя самой гадкой и недостойной нации, деконструируя сформированный под влиянием некогда прославленных кульпов авторитет в мировой истории, культуре и науке. Все, кто желали побеждать кульпов, оставаясь в комфортных условиях, вливались в то течение, где могли хоть как-то отличиться. Оставаться в стороне или занимать пацифистскую позицию в стране ребелиусов, ровно, как и в стране кульпов, считалось предательством, а люди, которые всё-таки шли на риск и не становились мелкими шестерёнками в идеально отлаженном механизме продвигаемой войны, молниеносно обличались зоркими соотечественниками и с позором подвергались остракизму.
Будучи концентрированной задолго до того, как это стало модным и обязательным пунктом личной биографии каждого ребелиуса, Нона и сама балансировала на грани двух радикально противоположных статусов: «героя» и «предателя». Пока их страну терзали кульпы, незаметно, в обществе ребелиусов зародилась неприязнь к тем людям, которые не покинули оккупированные территории. Сначала она носила едва уловимый характер и проявлялась в случайных беседах между своими. Со временем, градус ненависти в обществе накалился до предела, требуя немедленного выплеска. Люди, которые согласились жить при кульпах, вне зависимости от причин, подводящих их к такому решению, идеально подходили для роли тех, на кого можно было возложить вину за то, что обязательная победа, в которой никто не сомневается, раз за разом откладывалась. Тех, кто приезжали на территорию свободы после долгих месяцев жизни в оккупации, коренные жители встречали с подозрением и неприкрыто предвзятым отношением. На бешеном шарике не существует места, где чужак рад чужаку.
Впервые встретив единомышленников, в которых она желала видеть своих настоящих друзей, Нона рассказала тем о своей жизни в Фундусе до побега и об изнасиловании. Как только новые друзья услышали о случившемся с нею в первый день войны, Ноне предложили рассказать об этом всему миру, и своим насильником назвать не Мазафакера, а солдата. В конечном итоге, виноватым был кульп и её правда имела право на коррективы. Она могла стать голосом тех девушек, которые не рассказали о том, как их насиловали солдаты и выступить бойцом информационного фронта, что своим словом нанесёт критический удар моральному образу кульпа.
Вдохновлённая праведной идеей и всеобъемлющей поддержкой своих новых друзей, Нона вошла в виртуальный мир, делясь с многотысячным сообществом своей историей. Её историю подхватили другие, и тема насилия кульпов поднялась на вершину обсуждений. То, с каким увлечением общество восприняло и распространило её рассказ, создавало предательское впечатление, будто боль несчастной девушки смаковали, добираясь до малейших деталей. Её негативный опыт стал орудием для добычи сиюминутной выгоды тех, кого не волновало ничего, кроме сенсации. Более того, она видела нездоровое удовольствие, завуалированное правильными и актуальными тезисами, в реакциях случайных людей, которые знали о ней больше, чем она о них. Люди всегда искали грязь, а в правильные времена им требовалась правильная грязь, в коей не было недостатка. Так, мечтающая обрести признание за свою любовь к родине, Нона стала известной всему миру как девушка, которую изнасиловал кульп.
Жить с этим было несложно, но в глубине души Нона испытывала гаденькое послевкусие того, чего нечаянно достигла. После увиденного в дни побега, беззаботная жизнь столицы стала вызывать в ней что-то вроде отвращения. Сердце её страны оказалось красивой сказкой, а этот город теперь казался ей бездушным и совершенно пустым. Люди, с которыми она сблизилась, на деле не были не то что её друзьями, но и не стали её единомышленниками. Вместо обретения славы она прославилась со своей полуправдой-полуложью, от которой её стало тошнить. Бессонница, что мучила её с первых дней на свободе, от интенсивности переживаний усугубилась и теперь Нона могла не спать сутками, чувствуя себя полуживым-полумёртвым ничтожеством.
В одну из таких ночей, она внезапно вспомнила об Адаме, которого считала погибшим. Его образ вызывал в ней много боли, но вместе с тем, она не утратила того тепла, что сохранила её чувственная память с далёких, прекрасных и кажущихся нереальными времён, когда жизнь была совсем другой. Ей оставалось только фантазировать на тему, каким мог быть их первый раз, и какой была бы её жизнь после. Её фантазия оборвалась на самом интересном месте. Оборвалась навсегда.
В ту ночь кульпы запустили сотни ракет по всем городам страны ребелиусов. Одна из этих ракет попала в дом, где Нона и её семья обрели убежище, пытаясь скрыться от ужасов той проклятой войны. Тогда закончилась мирная жизнь городов, не тронутых кульпами до этого рокового часа.
5
Для человека научного склада ума, всё уникальное и непознанное провоцирует агрессивное желание изучить это, дабы утвердить свою власть над тем, что неведомо простому обывателю. Достанься такому человеку в распоряжение подопытный, что отличается неуязвимостью и бессмертием, которое следовало доказать, он положит свою жизнь, чтобы найти у подопытного уязвимость и учинить тому смерть.
В лаборатории кульпов, представители науки проводили над Адамом серию различных тестов на выносливость. В их погоне за результатом, просматривалась некая маниакальность, но никто из них и не скрывал извращенной сути своих ожиданий.
Два месяца Адаму не давали пищи. Половину этого времени, ему позволяли выпить суточную дозу воды, но затем, с целью развития исследования, лишили его и этого. Чтобы голод и жажда не казались ему слишком мучительными, в его комнате не выключали экран, где транслировались сводки с войны, что так и не была названа войной. Он смотрел репортажи о достижениях кульпов и варварстве ребелиусов. Согласно теории, выдвинутой в стране кульпов умами новой формации, социальный генетический код ребелиусов претерпел сбой. По их неоспоримому утверждению, ребелиусы были не теми, кем их считал весь цивилизованный мир. Каждый ребелиус нёс в себе зачатки жестокого убийцы, а концентрированный ребелиус – становился жестоким убийцей и героем своей нации, где культивировалось массовое надругательство над человечностью. Война против ребелиусов – ничто иное, как необходимая мера и дело чести кульпов. Адам впервые увидел уничтоженные города, выжженную землю и людей, заряженных на ненависть. Виновными в уничтожении городов и выжигании земель каждый раз представляли ребелиусов. Не веря своим глазам, он подумал, что словил тяжёлый приход и впал в кому, в ловушке которой его мучают несовместимые с реальностью кошмары. Адам находился в кошмаре той реальности, которая его породила, и не мог из него выйти, пока билось его сердце.
Как и он, его родина медленно умирала без ресурсов, поддерживающих жизнедеятельность некогда процветающего общества, исчисляющегося десятками миллионов отдельно взятых судеб. Жизненно важные ресурсы были недоступны намеренно – в этом заключалась цель выработать у ребелиусов зависимость от тех, кто будет их «кормить» и «поить». В качестве отплаты принималась дешёвая рабочая сила.
После выживания в условиях голода и обезвоживания, Адама переместили в комнату, где были воссозданы условия с экстремально низкими температурами. Измождённый и абсолютно голый, он застывал, продолжая думать о том, что день за днём видел на экране.
Как и он, его родина замораживалась в развитии. Критическую инфраструктуру страны ребелиусов методично уничтожали запущенные кульпами ракеты. Так, вырабатываемая зависимость от внешних подаяний усиливалась и теперь требовала новой отплаты тем, кто «грел» и «освещал» ребелиусов. Взамен на это принималась благодатная земля, которую ребелиусы должны были передать благодетелям в неограниченное пользование.
После испытаний голодом и холодом, Адама стали проверять на прочность, причиняя ему различные по характеру и степени тяжести ожоги. Отмечая скорость восстановления его кожи, они поражались увиденному и предпринимали новые попытки ему навредить. В ход пошли все колюще-режущие предметы, огнестрельное оружие разного калибра, удавки, электрошокеры – любая мелочь, доставляющая увечия и предполагающая возможное убийство. В периоды восстановления, ему давали возможность отдохнуть под непрерывное вещание последних известий с войны, что так и не была названа войной.
Его родину так же безжалостно терзали различными типами вооружения, проводя на райском поле испытания современных тактик и снарядов, которые никто из продвинутых игроков вечной игры не хотел видеть и испытывать на своих землях. Райское поле, которое принадлежало всем ребелиусам, отдельные элиты ребелиусов передали элитам высшего порядка во временное пользование, в качестве дешёвого полигона.
Отложив радикальные исследования на последнюю очередь, учёные принялись поить Адама всеми известными к тому моменту ядами. Пройдя и это испытание, он вновь ощутил забытое им тягучее и головокружительное ощущение присутствия наркотика в его организме. Тесты с наркотиками показали, что выносливый и бессмертный парень склонен к зависимостям. При этом по результатам анализов его организм оставался чистым. Разгадать эту загадку никто так и не смог, а стараниями неутомимых исследователей, Адаму опять пришлось вспомнить, что такое ломка.
Его родину втянули в зависимость, которая за год избавила развивающуюся страну государственности. Выйти из этой зависимости уже было невозможно. Цена зависимости становилась выше. Теперь, в качестве отплаты благодетели принимали исключительно сокровища, скрытые в недрах благодатной земли за которую шли не по-современному жестокие бои.
Не отходя от наркотической темы, один учёный решил ввести Адаму вирусы иммунодефицита человека и гепатита С. Следующие после этого анализы, снова и снова, показывали, негативные результаты.
Его родина была поражена вирусами коррупции и зомбирующего популизма, что для общества ребелиусов оказалось смертельным. В мире не существовало антидота, способного остановить стремительное и масштабное по охвату распространение этих форм заразы.
Доказав неуязвимость подопытного, исследователи решили поиметь уникальную пользу. Их светлые умы озарила идея создать банк спермы Адама. Кульпы приняли войну, как единственный метод воздействия, приносящий необходимые результаты. Победоносная война требует воинов. Качественная война требует уникальных воинов. Адам был уникальным экземпляром, и, разумеется, необходимым им уже в этой войне, но он не подходил. Кульпы не могли оказать на него того влияния, что побудило бы его действовать в их интересах. Новые люди, носители его мощной генетики – столь же стойкие, неуязвимые и ведомые, стали бы отличными воинами в будущем.
Отличное подспорье для будущих войн оказалось иллюзорным. Адам был стерильным.
Игроки, устроившие войну на территории его родины, так увлеклись процессом, что не заметили, как численность населения ребелиусов сократилась до критически низкой отметки. За страну ребелиусов почти не осталось, кому умирать. В стране ребелиусов почти не осталось, кому жить.
Адам больше не был полезен. Не имея дополнительных запросов, учёные отважились на радикальное исследование. В один день, они ампутировали ему конечности.
Как и ему, его родине ампутировали огромные части территории. После такого, ни Адам, ни его родина не смогли восстановиться.
Мясники, называющие себя учёными, уже не могли остановиться. Напоследок Адаму провели лоботомию.
Как раз в этот период по странному стечению обстоятельств один из лаборантов выявил родство между Адамом и Палумбинусом. Об этом узнали те, кто должен, и как только информация дошла до самого Палумбинуса, тот, не теряя времени, отправился в лабораторию.
Всю свою жизнь Палумбинус мечтал о сыне. Узнав всю имеющуюся информацию об исследованиях Адама, он ехал преисполненный гордостью за то, каким был его отпрыск. Наличие непобедимого наследника вселяло в него надежду. Как только он увидел Адама, его надежда и ожидания рухнули.
– Что с ним? – не решаясь осознать увиденное, спросил он.
– Последствия проведённой нами лоботомии. – ответил учёный, которому выпала честь представиться самому Палумбинусу. – Негативные последствия.
– То есть, он теперь овощ?
– Простыми словами, да. Если говорить научным языком, он пребывает в вегетативном состоянии.
Сбросив простыню, укрывающую Адама, Палумбинус пошатнулся.
– Где его конечности?!
– Мы их ампутировали.
– Ну, и нахера вы это сделали?!
Учёный, которому выпала честь представиться самому Палумбинусу, как никогда жалел о том, что ему вроде как в тот день повезло.
– У нас не было приказа этого не делать. – дрожащим голосом ответил он. – Что прикажете делать сейчас?
– Усыпите его. Пусть не мучается.
– На него не действуют известные нам методы, что могли бы помочь нам добиться запрашиваемого вами результата.
– Так быть может, у него есть шанс восстановиться?
– Всё возможно. Но обычно мы отмечаем позитивную динамику довольно таки быстро. На текущий момент, он долгое время находится в стабильно тяжёлом состоянии.
– Тогда организуйте ему уход и спрячьте его так, чтобы мир о нём не узнал. Отвечаете головой. Тому, кто разболтает, я лично сделаю лоботомию.
Приказ Палумбинуса исполнили под страхом смерти. Адама спрятали в закрытой частной клинике, где к нему приставили парочку странных надсмотрщиков: медбрата и санитара, которые скорее походили на персонажей глупого скетч-шоу. Несмотря на причудливый внешний вид и подчас неуместное поведение, они неусыпно следили за каждым его вздохом и ждали, когда пробудится его разум.
