Tony Lonk
Pandemonium Трип
Новый Фламен снизошёл с мраморного постамента и медленно пересёк три круга. В своём кулаке он сжимал три перевёрнутые спички.
– Тяните. – приказал он первому из троицы.
Первый правитель сделал выбор. Спичка в его руке была обычной.
– Immunis. – заключил Фламен, после чего попросил следующего правителя сделать выбор.
Второй правитель сделал выбор. Спичка в его руке была обычной.
– Immunis. – повторил Фламен.
Подойдя к представителю кульпов, он протянул спичку с обугленной головкой. Тот был обязан принять павший на него жребий.
– Inaestimabile bonum est suum fieri. – таинственно произнёс представитель кульпов, принимая жребий.
– Не понимаю, о чём вы. – резко ответил Фламен, после чего сразу же покинул круг.
Новый деятель ближайших судьбоносных событий был избран путём честного выбора. Словно мухи, его окружили представители мировой элиты, пытаясь наладить с ним взаимовыгодные контакты. Предуготованный задолго до той знаменательной ночи, исторический персонаж управлял большими массами людей и огромной территорией, богатой ресурсами, в которых нуждались все, кто свободно ходили под Солнцем и пытались мирно спать под Луной. От назойливых людишек его спас Архарон, оказавшийся как нельзя кстати справа от него – в прежнем образе седовласого старца с длинной бородой и тоненькой косичкой, свисающей, как отметил когда-то Лури, «до старой наглой жопы».
Они вели увлечённые беседы о картине мира и решительных деяниях, требующих незамедлительного воплощения в новой реальности. Их взгляды на многие процессы и события сходились, во многом дополняя друг друга. Мысль, начатая одним, развивалась идеями второго. Архарон буквально сиял. Его протеже изобиловал концепциями правильного с их точки зрения развития настоящего для приемлемого перехода в недалёкое будущее и фактами, которыми можно было спекулировать в угоду многообещающему делу.
– Я влюблён в ваши мысли. – сказал Туфон.
В очередной раз, коварный хохотун, внезапно возник позади них, намеренно оскверняя благостную атмосферу. Увидев его, Архарон мгновенно угас. Туфону только это и было нужно.
– А я помню вас. – ответил новоявленный деятель.
– Я тоже не смог вас забыть, многоуважаемый Палумбинус. – ответил Туфон. – Уже предвкушаю, как вы, справедливо избранный творец истории, овладеете настоящим и сформируете то, что уже сейчас желаете иметь в перспективе.
– Не сомневайся, он сделает это. – сказал Архарон.
– Как можно, Архи? – наигранно, перегибая с драмой, начал Туфон. – Как можно так обо мне подумать? Я не имею привычки сомневаться в том, что предначертано.
– Шут! – гневно выпалил Архарон.
– Да, и горжусь этим. А кто ты?
Архарон не стал отвечать. Вместо того, чтобы пойти на поводу у соблазна и начать ожесточённую перепалку со своим вечным антагонистом, он спешно увёл Палумбинуса в тёмный угол зала, где никто не должен был им помешать.
– Жаль, что он не видел, как мы отпиздили его отпрыска. – сказал Лури, подходя к Туфону.
– Жаль. – согласился Туфон. – Жаль, что мы жалеем об этом. Нам нужно отвлечься. Останемся на торжестве по поводу торжества?
Услышав сомнительное предложение, Лури плюнул в сторону элитной публики.
– Ну нахуй! Торчи тут сам. Как раз сейчас на западном мысе выступают культовые парни. Там должен быть просто умопомрачительный слэм. Хочу туда. Мне не мешало бы подзарядиться.
– И никакой жалости?
– Ни толики блять.
Не теряя драгоценного времени, он бросил своего вечного компаньона и переместился на западный мыс, где сразу же оказался в эпицентре умопомрачительного слэма. Разгорячённые фанаты культовых парней изо всех сил подпрыгивали, выпуская из себя и раскачивая по кругу волны адреналина. Оголив торс, Лури ринулся в адреналиновый шторм, нарочно врезаясь в каждого, кто попадался ему на глаза. Соприкасаясь с человеком, он отнимал у того жизненную энергию, иногда не чувствуя меры. Зная, что в моменте можно получить больше, человекоподобный дух сорвался в жёсткий мош, провоцируя внушаемых и без того заряженных людей организоваться в мошпит. Маленькое, искусно завуалированное жертвоприношение состоялось на славу. Многие из тех, кто шли на концерт с ожиданием предстоящего кайфа и парой-тройкой мыслей о завтрашнем дне, не дожили до рассвета. Кто-то умер недалеко от толпы. Кто-то умер в больнице. Кто-то умер у себя дома. Лурифракулус преисполнился кайфом, добытым из доброго десятка отнятых жизней.
Тем временем, Туфон с не меньшим удовольствием изучал людей, считающих себя избранными управителями мира, но на самом деле являющихся обычными фигурами в игре, которая никогда не должна была закончиться. При этом за ними всегда сохранялось нерушимое право выбора. Человекоподобные духи и те, кому они подчинялись, следили за определённой группой деятелей. В нужное время они, или их антагонисты переставляли фигуры. Игра продолжалась. Что бы не случилось, и как бы далеко не зашёл процесс, никому и ничему не суждено остановиться. А пока, все они увлечённо смотрели за представлением молодого и безусловно талантливого фокусника, прибывшего в сакральный зал лишь для того, чтобы завоевать расположение тех, среди кого для него пока не было места.
3
Адам не успел заметить, как линия его жизни превратилась в сложный лабиринт. Зависимость от чужих желаний и решений вынуждала его метаться из одного направления к другому – всё всегда зависело от того, куда его толкнут. После похода в 21 барак он явно свернул не туда и оказался в тёмном тупике, откуда не мог или не желал выбраться. Он не видел направления, не слышал подсказки, не чувствовал необходимости что-то менять. Это был выбор человека, который утратил интерес ко всему. Губительное влияние Мазафакера пустило метастазы в его образе мышления и способе жизни. Временно удалённый из их семейного пространства, названый брат уже не мог повлиять на него, но усилия, приложенные Мазафакером до этого, даже с его исчезновением давали свои плоды.
Мазафакер подвергся постыдному разоблачению и сразу же по окончании детоксикации был отправлен в ссылку. Камилла сделала всё, чтобы упрятать его в реабилитационный центр с самой жёсткой и наиболее длительной программой. После инцидента с передозировкой, подозрения членов семьи пали и на самого Адама, но тесты, которые его заставили сдать, как только он переступил порог дома, чудом оказались негативными. Обойдя огромную проблему, сам того не понимая как, Адам не испытывал облегчения. Одна единственная мысль, преисполненная стыда, ненависти к самому себе и покаяния не давала ему покоя.
Нона узнала о том, каким он стал. Тогда, вместе с рыжими, она поспешила к нему на помощь. Войдя в домик, они увидели его в безобразном состоянии и всё поняли. Желая дополнить картину его позора, перед своим уходом, Мазафакер стащил с Адама брюки и трусы. Рем не успел его прикрыть. Рома не смогла отвлечь Нону. Нона ушла, не желая предпринимать никаких мер по спасению того, кто так низко пал в её глазах.
Ему открылась ещё одна безнадёжная правда. Мазафакер числился должником самого опасного человека Фундуса. Главарь преступной группировки, действующей нелегально, но вполне открыто, объявил охоту на «смертника», который попытался его кинуть. Рекс не знал пощады. В качестве расплаты он принимал только откуп в двойном размере либо трупы должников и членов их семей. Реальная угроза нависла над людьми, живущими под одной крышей, но не ощущающими своего родства. Адама не волновало, что жизни Камиллы и Корнелии могут оборваться в любой момент, однако ему не хотелось умирать по чужой вине, а уж тем более из-за очередной тупости Мазафакера. Пользуясь заслуженным уважением в криминальных кругах, он встретился с Рексом и взял на себя обязательство по погашению долга. В качестве откупа он отдавал себя, а вернее свои способности.
Неуязвимый парень принимал участие в боях без правил и каждый раз представители Рекса указывали ему, чего от него ждут – победы в предстоящем бою, либо поражения. В бою, где от него требовалась победа, во время схватки с противником он представлял перед собой тех двух незнакомцев, которые чуть не убили его. Он жаждал реванша. Мысленно добивая тех, с кем ему не удалось справиться, Адам жестоко добивал того, кому было приказано проиграть. В бою, где от него требовалось поражение, он думал о Ноне и представлял то, чего не видел, будучи в бреду. Её шок. Её разочарование. Её презрение. Мучительные мысли помогали ему сдаваться, и он принимал убийственные удары противника с чувством удовлетворения. Так он искупал свою вину.
Новый образ жизни не мог не отразиться на его физическом и моральном состоянии. При способности к нечеловеческой регенерации повреждённых тканей, Адам всё равно не успевал восстанавливаться. Продолжая ходить в школу, он не спал днём, а бои начинались поздней ночью. При максимуме нагрузок и минимуме отдыха Адам начал сдавать. Рядом не было того, кто мог бы его выслушать. Рем начинал новую жизнь в Саксуме. Исповедоваться перед Ромой ему было стыдно. Нона недвусмысленно выразила своё к нему подчёркнуто негативное отношение и исчезла из его жизни, словно мираж. Родные люди не умели слушать. Мазафакер временно оказался в его чёрном списке. Марии уже давно не было рядом – со стороны его взгляда на жизнь, она стояла в одном ряду с любимыми, но умершими людьми. Он видел для себя только один выход и у него был к нему доступ.
За успехи в теневом бизнесе, Рекс предоставил лучшему из своих бойцов максимальную скидку на наркотики при условии, что это не повлияет на качество его вклада на ринге. Не желая больше думать ни о чём, Адам начал колоться. Вопреки своему обещанию сохранять качество игры, едва ли не сразу, он стал терять контроль над ситуацией, но этого пока никто не замечал. Урон, что причиняли ему противники, практически всегда, выводил его из строя. На его удачу, он получал частые запросы на поражение, поскольку только ему было под силу проходить через впечатляющую «мясорубку», оставаясь живым и готовым к новому бою. Такое зрелище бодрит искушённого зрителя.
После одной из таких «мясорубок» он не смог дойти до дома. Свалившись на скамейку, Адам на время отключился. Когда сознание к нему вернулось, он увидел стоящего над ним бродягу в рваной одежде и с сигаретой в зубах. Было раннее утро. Восходящее солнце создавало вокруг чудака подобие красной ауры, на которую Адаму почему-то было больно смотреть.
– А я тебя знаю. – сказал бродяга. – Ты сын Марии.
Услышав имя, которое он усиленно пытался забыть, Адам оцепенел.
– Нет, я не её сын! – грубо ответил он, не сдерживая своей многолетней обиды, к которой этот чужой и малоприятный человек, казалось бы, не имел никакого отношения.
– Ты её сын. Я тебя помню. – настаивал бродяга.
Присев рядом, он принялся отчитывать Адама:
– На что ты размениваешь лучшие годы своей жизни? Как давно ты был счастлив? Нет, нужно спрашивать иначе – ты вообще бываешь хоть чему-то рад?
– Не твоё дело, мразь!
– Ты прав. Я мразь. А кто ты?
– Не твоё дело…
– Да, мразь. – в интонации бродяги звучала омерзительная насмешка. – И всё-таки?
Адам молчал. Ему хотелось хорошенько намять бока назойливому мужику, но как назло, у него совсем не было сил. Бродяга почувствовал его слабость и стал напирать ещё сильнее:
– В то время, когда на этом маленьком бешеном шарике тысячи людей, мучаясь от боли и лишений, продолжают вести отчаянную борьбу за каждый день своей жизни, ты сливаешь свою здоровую и сытую жизнь в «клоаку мира». Возможно, рак был бы для тебя полезен, но такие, как ты раком не болеют. Очнись! Посмотри вокруг себя. Люди учатся жить. Они прилагают усилия. У них есть цели. У них есть желания. У них есть радость. У них есть действие «за», а не «против» себя. А ты – несчастный агонист. Нормальная жизнь конечна. Благополучная картинка окружающей нас действительности имеет свой срок. Пользуйся возможностью, пока она есть. Побывать в аду мы всегда успеем. Не веришь мне – спроси у матери.
Очередное упоминание о Марии довело Адама до слёз.
– Как я могу спросить у неё что-то, если я не виделся с ней пять лет?! – кричал он. – Её нет в моей жизни! Она умерла!
– Она почти умерла. – таинственно ответил бродяга. – То, что ты её не видел, не означает, что она не видела тебя. То, что её нет в твоей жизни, не означает, что тебя нет в её жизни. Мария всегда была рядом, просто ты не замечал её – наблюдающую за каждым твоим шагом со стороны.
– Ты хочешь сказать, что если я сейчас осмотрюсь по сторонам, то увижу её?!
– Сейчас не увидишь. Она лежит в больнице.
Похлопав Адама по плечу, бродяга принялся рассказывать историю, что должна была отрезвить парня, всеми силами пытавшегося убежать от ясности.
– Марию сбил пёс. Точно такой же, каким был твой Пират. Ты можешь найти её в отделении травматологии. Она там надолго. Сломаны обе ноги. Да, мальчик, сразу обе. Ситуация тяжёлая. У неё никого нет. Уход кошмарный. Перспективы неутешительные. Она мечтает о смерти так же сильно, как и о встрече с сыном, которого у неё отняли и загубили. Выбор за тобой.
На этом, не прощаясь, бродяга его оставил. Спустя пару часов после их разговора, Адам собрал все оставшиеся при нём силы, привёл себя в порядок, пытаясь иллюстрировать хотя бы своим внешним видом подобие благополучного подростка, и, словно птица, одержавшая желанную свободу, полетел на встречу, о которой так давно мечтал. Он нашёл ту, кого потерял, казалось бы, навсегда. Он нашёл свою настоящую мать.
От прежней Марии остались только прекрасные глаза, что являлись Адаму во снах и минутных грёзах. Маленькая измученная женщина лежала на старой койке и смотрела в окно. Из одной её ноги, через конструкцию из скоб и проведённой прямо в кость спицы, свисали две маленькие гири. Вторая нога находилась в гипсе полностью. Для неподготовленного человека, каким был Адам, её положение напоминало положение человека, находящегося внутри орудия пыток. Она не обращала внимания на то, кто вошёл в палату, поскольку, к своему несчастью, понимала, что ей не стоило ждать посетителей. Подкрадываясь между коек, Адам отметил контраст между тумбочками, что отводились каждому пациенту. Он видел букеты цветов и разные гостинцы – всё это приносили людям, которых любили. У Марии ничего такого не было.
Подойдя к ней, не отводящей взгляда от чистого синего неба, Адам тихо произнёс: «мам». Голос всё того же ребёнка дрожал. От накала эмоций и начинающейся ломки, его бросало то в жар, то в холод, но он старался держаться.
Увидев сына, Мария сначала не поверила своим глазам. Она смотрела на него с серьёзным видом, даже несколько сурово, но когда до неё дошло, что рядом с ней и правда стоял Адам, на её лице засияла улыбка.
– Солнц, – прошептала она, – как ты меня нашёл?
– Прости, что не сделал этого раньше.
Упав рядом с койкой на колени, Адам взял руку своей настоящей матери и пообещал, что теперь он всегда будет рядом с ней и вместе они справятся с бедой. Он умолчал о своей беде, наивно полагая, что сможет разобраться с тем, что натворил без чужой помощи. Скажи он тогда правду, ничего не изменилось бы раньше положенного срока.
С того дня, график его жизни пополнился новыми пунктами. Он пошёл на изнурительную гонку. Первая половина дня отводилась на учёбу в школе, где с уроками и домашними заданиями ему помогала Рома. После школы, вдвоём они отправлялись в больницу, где ухаживали за Марией, делая больше, чем от них ожидалось. Стараниями доброй и сострадательной девушки, на некогда пустующей тумбочке появлялись свежие букеты цветов. Рома охотно и чрезмерно увлечённо помогала другу, хотя при этом и сама она отчаянно нуждалась в помощи. Здоровье её матери резко ухудшилось, но об этом не знал даже Рем. Тем не менее, каждый раз, она с радостью вызывалась ехать к Марии. Чужая мать её слушала, слышала, принимала заботу с благодарностью, а взамен дарила тепло и то, что можно было бы назвать любовью. Дома, Рому ждала либо стандартная истерика, либо приступ психической эпилепсии – всё зависело от того, в каком состоянии находилась её мать. Руфина требовала от дочери понимания и страха. Сама она боялась конца света, что вот-вот должен был настигнуть их прогнивший до основания мир. В часы бодрствования, внутренний голос беспрерывно вещал ей о предстоящей угрозе всему живому. В часы сна ей снился один и тот же кошмар – кошмар неотвратимого конца. Рома не видела тех ужасающих картин, что мучили её мать, как и не отмечала ни единого признака перемен к худшему в окружающей их действительности. Всё, что ей оставалось – терпеть свой личный конец света и ждать, чем всё закончится.
После прощания с Ромой и светлой частью дня, Адам спешил в загородный домик, чтобы вколоть себе свежую дозу героина и потеряться в очередном липком бреду, растрачивая ненужное ему время до позднего вечера. Если в расписании на грядущую ночь стоял бой, он нехотя направлялся в нужное место. Если выпадала свобода, он ехал домой, где от него так же требовалась определённая самоотдача.
Дома, он играл роль любящего и послушного мальчика. Мазафакер многому его научил. Доступ к неограниченным выделениям карманных денег открывался через нужное расположение Камиллы. Нужное расположение Камиллы влияло на решение её богатого любовника. Однако всё было не так уж и просто. Посторонний мужчина требовал к себе особого обращения. Он желал, чтобы сыновья Камиллы называли его папой. Мазафакер без раздумий пошёл у него наповоду, прекрасно понимая, что именно и в каком размере он получит от «папочки» в настоящем и будущем, а вот Адам долгое время упрямо сопротивлялся. При новых жизненных обстоятельствах, его деньги уходили на лекарства и гостинцы для Марии. Ради этого, он был готов пойти на многое и даже на то, чтобы называть случайного человека папой.
Три месяца натужной деятельности и лицемерной игры в театре семейной драмы довели Адама до окончательного истощения. Избрав теневую сторону существования, он отдалялся от реальной жизни, медленно сливаясь с антижизнью. Мир всегда оставлял за ним шанс вернуться, открывая ему новые пути, однако ничто новое его уже не интересовало. Мария была его спасением и своеобразным якорем, не дающим ему окончательно затеряться в тенях. Ради неё и за неё он продолжал бороться.
Они вернулись туда, куда Адам безуспешно рвался, будучи испуганным и заплаканным мальчиком. Складывалось ощущение, будто и не было тех мучительных пяти лет. Вернувшийся в свой дом после долгого отсутствия, он не мог насмотреться, натрогаться и надышаться всем, что окружало его в далёкой и счастливой жизни. Все препятствия были уничтожены самой судьбой: его мама нашлась, злобная соседка умерла, а сам он стал опасным и больше никто не мог стоять у него на пути. Теперь он жил на два дома, рассчитывая в скором времени вернуться туда, откуда его вырвали, словно росток из земли. День за днём, в моменты болезненной трезвости, он отмечал каждый успех Марии. Ему и в голову не могло прийти, что настанет и его черёд радоваться первым шагам матери, как когда-то это делала она, держа его маленькие, но цепкие ручонки. Но, как и говорил тот бродяга, нормальная жизнь конечна, что уж говорить, если жизнь псевдонормальна. Вечная спутница зависимости – агония стала хозяйкой положения. Адам переступил черту. Его убивали на ринге. Его намеревались убить за рингом. Он сам себя убивал. Смерть будто не замечала его, каждый раз проходя мимо. Не найдя в себе больше сил терпеть муку и стыд, однажды вечером, он пришёл к Марии в состоянии жесточайшей ломки и с порога признался:
– Мам, я наркоман. У меня больше нет сил. Помоги.
Мария приняла его и пыталась бороться с тем, что он принёс с собой, полагаясь на всепобеждающую силу любви. Казалось, столь огромная сила могла спасти весь мир от неизбежного конца света, но у них двоих ничего не получалось. Адам срывался и убегал, потом опять возвращался и молил о прощении. Получая очередное прощение, он мучился, кричал и плакал. Ему казалось, что без поддержки героина в нём останавливалась жизнь, при этом он испытывал острую тягу покончить с собой, и в то же время так же сильно желал выжить. Всё повторялось снова и снова до тех пор, пока Мария не открыла дверь странному незнакомцу, который представился ей другом семьи и просил называть его Доктором.
У Доктора была странная улыбка и характерная щель между верхними передними зубами. От него сильно разило табаком и каким-то странным одеколоном. Его внешность, как и манера общения, выглядели подозрительно, но Мария, сама не зная почему, безоговорочно ему доверяла. В отчаянном положении даже самый странный выбор может послужить спасением.
Погрузив руки в свой причудливый, кажущийся бездонным, чёрный саквояж, Доктор достал разделённый им на дозы в ампулах Бупренорфин и десятки запакованных шприцев. Со знанием дела, он объяснил Марии, как ей следует распорядиться всем этим, и пообещал свою помощь в будущем.
Следующие девять месяцев, настоящая мать спасала сына от зависимости, вкалывая ему заместительное вещество. Доктор следил за процессом со стороны, время от времени, принося очередные дозы. Общими усилиями, они вытащили Адама из наркотического ада, но мирской ад не спешил отпускать того, у кого были сложные отношения не только со смертью, но и со свободой.
4
Нет ничего желаннее свободы. Всё труднодостижимое, или, если говорить честно – недостижимое, предстаёт перед нами в свете особой привлекательности. Чем усиленнее мы к этому тянемся, тем отдалённее видим нашу конечную цель. Как жизнь и антижизнь, свобода существует, однако ни один человек не в силах её осмыслить в той мере, что нужна для понятной простому обывателю конкретики. Нечто великое бездарно упрощается и опускается до уровня элементарных хотелок. Свобода от жизни. Свобода от смерти. Свобода от скуки. Свобода от выбора. Свобода от нужды. Свобода от ответственности. Свобода от страданий. Свобода от зависимости. Свобода от конкретного человека или группы людей. Свобода от мамы. Свобода от папы. Свобода от родственников. Свобода от друзей. Свобода от государства. Свобода от религии. Свобода от чужих идей. Свобода от несвободы. Получи человек всё это разом, что будет дальше?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от жизни, если желая этого, он признаёт свою несостоятельность и неумение распоряжаться тем, что ему дано?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от смерти, если при жизни он так ничего и не успел?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от скуки, если он не видит дальше своего носа?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от выбора, если при переходе на новую точку отсчёта придётся мириться с тем, что ему случайно попадётся?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от нужды, если он не знает цену того, чего так страстно желает?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от страданий, если он не научился извлекать из них уроки?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от зависимости, если до этого он по своей доброй воле попался на её крючок и ничто не помешает ему сделать это же в будущем?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от конкретного человека или группы людей, если в других он видит то, чего не хочет замечать в самом себе?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от мамы, папы, родственников, если до этого он не научился думать и принимать решения самостоятельно?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от друзей, если до этого, сближаясь с человеком, он получал то, в чём нуждался?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от государства, если он не прижился даже там, где родился?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от религии, если он продолжает надеяться?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от чужих идей, если он не способен давать жизнь своим собственным идеям?
Что будет с человеком, одержавшим свободу от несвободы, если несвобода была только в его мыслях?
Не принимая этого, кто-то может самозабвенно броситься в горячий спор, отстаивая своё понимание свободы, но для начала ему нужно расписать картину «постнесвободного» существования и честно оценить её жизнеспособность. Теоретики свободы не переводились с тех времён, когда человек научился выражать свою мысль и не переведутся в будущем, когда вместо них новые, концептуально иные мысли будет выражать что-то другое. Расстояние между человеком и истиной в данном вопросе останется неизменным.
Свободен ли человек, что служит ради всеобщего блага? Все ли люди на самом деле равны или всё-таки есть те, кто служат и те – кому служат?
Свободен ли человек, достигший счастья благодаря возможности руководствоваться собственными желаниями и волей? Не обретает ли он несвободу от собственных желаний? Достигает ли он реального счастья, если на смену одним желаниям приходят другие, а прежние теряют свою ценность?
Свободен ли человек, что своим разумом и волей противостоит самой судьбе? Свободен ли он от страха жизни?
Свободен ли человек, у которого всё происходит по собственным решениям? Свободно ли его мировоззрение, от которого зависят его взгляды и решения? При этом, данная концепция указывает на необходимость следовать Божьей воле, а значит человеку следует считаться с кем-то ещё.
Свободен ли человек, который, следуя своей воле, может быть «ангелом» либо «зверем», если на принятие его решения влияет совокупность тех факторов, что понятны ему и могут быть приняты им за истину?
Свободен ли человек, который в течение своей жизни руководствуется той или иной точкой зрения? Свободен ли он от влияния извне?
Свободен ли человек, усматривающий личную свободу в способности действовать по собственному усмотрению? Избирая из тысячи вариантов что-то одно, он закрывается от других возможностей, в конечном итоге нередко думая, что иной выбор мог оказаться лучше. Свободен ли он от своих ожиданий и тревог?
Свободен ли человек, признанный амбициозным – стремящимся улучшить свою жизнь и готовым действовать решительно, даже грубо? Не являются ли амбиции бичом, выбивающим из несвободного человека то, что от него требуется?
Свобода стала отличным подспорьем для манипуляций и торга. Её предлагают, её рекламируют, за неё ведут борьбу, но в итоге каждый получает что-то другое. Довольствуясь той свободой, которую определили всем миром, люди пытаются сосуществовать друг с другом как придётся. Тот, кто обладает большей силой и волей, реализует свою свободу, попирая свободу слабейшего. На этом правиле держится мир людей.
Когда свобода становится национальной идеей, носители данной идеи планомерно и неотвратимо втягиваются в капкан тотальной несвободы. Если общество отдельно взятого государства берёт курс на освобождение, значит, именно в несвободе отдельно взятого государства заинтересованы стороны извне и пассионарии внутри взволнованного общества.
Так случилось с ребелиусами. К их счастью и большому горю, они жили на территории с богатейшими и по большей мере нетронутыми ресурсами, в которых нуждался весь мир. Согласно неписанному правилу, такое государство не может просто существовать, развиваясь и гарантируя обществу благоденствие по праву рождения, а его население не имеет права на владение и распоряжение богатствами, в которых так остро нуждается остальной мир. Провозглашённые и признанные независимыми, ребелиусы оказались в положении заложников, пока другие государства пытались решить между собой, кому достанется господство над пока ещё нетронутым сокровищем. Долгое время, они находились под влиянием кульпов, предпочитающих добиваться поставленных целей путём различных форм давления и принуждения. Затем, личную заинтересованность в будущем ребелиусов объявили фалсусы, что предпочитали добиваться поставленных целей путём искусных манипуляций.
Кульпы рассматривали принцип свободы, как то, чего нет и не должно быть. Фалсусы рассматривали принцип свободы, как то, чего нет и не должно быть, но что можно пообещать, придав ему выгодную форму и вложив необходимое содержание. Они пообещали ребелиусам свободу, справедливо указывая тем на позицию кульпов, обещания которых не выглядели столь привлекательно. Борьба за лояльность ребелиусов из вялого и долгоиграющего процесса, внезапно переросла в ожесточённую схватку. Кульпы и фалсусы делали ставки на поддерживаемых ими пассионариев. Пассионарии действовали горячо, честно отрабатывая каждую выделенную им копейку. Искусная манипуляция победила грубую силу.
Красивые и многообещающие представления о другой, обязательно свободной, жизни до которой осталось каких-нибудь пара-тройка решительных шагов, оказали на ребелиусов необходимое воздействие, но путь, на который они становились, оказался скользким. Кульпы не собирались их отпускать. В ответ на их упрямство, ретроспективно стали проявляться многовековые обиды ребелиусов – не забытые и не прощённые. Большая обида образовалась в ещё одну национальную идею, движущую ребелиусами в направлении от кульпов к фалсусам.
Так случилась революция, целью которой было уничтожение многолетнего правления представителей интересов кульпов в стране ребелиусов. Воодушевлённые новой концепцией комфортной несвободы, признанной истинной свободой, ребелиусы были готовы пойти на жертвы, что в свою очередь воодушевляли всех сомневающихся присоединиться к борьбе, а не сомневающихся – идти до конца. Среди них были родители Ноны. Дни и ночи, они отстаивали своё право на мечту, будучи в центре главного митинга, ход которого транслировался по всему миру, затмевая самые рейтинговые шоу.
Обстановка в Фундусе была нестабильной, но более спокойной. Не желая перемен, организация, управляемая Рексом, взяла на себя ответственность за чистку города от активистов, несущих угрозу их интересам. Роль одного из чистильщиков негласно отводилась Адаму, который уже давно уплатил долг Мазафакера, но не был отпущен. Чтобы удержать отличного бойца, Рекс шёл на любые уловки: торг, угрозы, бесплатные наркотики. Адам был чист и непреклонен. Когда фокус угрозы сошёл с его жизни и сместился в направлении к жизни Марии, он сдался.
Ему дали список тех, кого следовало убрать. Среди обозначенных жертв, Адам увидел родителей Ноны. Он знал, что они не в Фундусе, но их возвращение было вопросом времени. Избранный человек оказался в очередной ловушке, из которой не было выхода.
Вместе с напарником по кличке «Пальчик», они выследили первого человека из чёрного списка. На закате дня, когда солнечный свет едва выдавливался из-за горизонта, а уличные фонари ещё не загорелись, активный гражданин Фундуса был тихо схвачен в безлюдном месте между двумя пятиэтажками. Огромный даже для здоровяка, Пальчик действовал мастерски: прикрывая жертве рот своей широкой мясистой ладонью, он на нужное время лишал того голоса и сознания.
