Tony Lonk
Pandemonium Трип
Она достала подаренный ей флакончик с лаком и протянула его незнакомке, стеснительно произнеся:
– Дарю.
Незнакомка взяла флакончик, и, не успев его рассмотреть, сразу же задала вопрос, который заставил Рому насторожиться:
– Могу ли я попросить тебя об одолжении?
Она смотрела на Рому с нескрываемым восхищением.
–Для меня будет большой честью, если ты превратишь мои страшные когти в прелестные сияющие ноготочки, как у тебя.
Рома никогда и никому не могла отказать в одолжении, но в этот раз она и не хотела отказывать. Её желание услужить первому человеку, который её понимал, было искренним и очень сильным. Незнакомка казалась ей другом, о котором она всегда мечтала.
Кисти её рук выглядели неестественно удлиненными, а пальцы очень тонкими. Она не соврала – действительно, у неё были длинные страшные когти, словно она не человек, а какой-то сказочный персонаж.
– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – спросила она.
Рома удовлетворительно кивнула головой. Она как раз сосредоточенно прокрашивала первый коготь, и хорошая история была как нельзя кстати.
– Хорошо. Тогда слушай.
Голос незнакомки становился приятнее с каждым произнесённым ею словом. Он действовал успокаивающе. Боль, засевшая глубоко внутри груди у Ромы, плавно растворялась, освобождая прежде скованное дыхание.
– Очень давно, в мир людей пришёл свободный дух без имени и формы. Он блуждал по бесконечным пространствам, открывающим конечную жизнь во всех красках. Ему нравился мир, в котором он случайно оказался. И всё было бы хорошо, но свободный дух попался на удочку нового мира, а коварным крючком оказалась его же свобода. Он не смог удержаться от соблазна познать человеческую суть. Так, он начал искать места, где хоронили умерших людей, и, склоняясь над свежей могилой, он впитывал память о том, кто уже отжил своё. Так, в его собственную суть попала отрава, убившая свободу, которая оказалась хрупкой и уязвимой. Дух обрёл форму человека и был за это наказан. Настоящие люди стали его палачами. Они поймали его и начали пытать. Сотни лет, поколение за поколением, они держали его в рабстве, передавая потомкам в наследство. Они мучили его с удовольствием и абсолютной уверенностью в своей правоте. Это могло продолжаться бесконечно, но его нашёл другой дух. Он же вытащил его из рабства и из мира людей. Теперь, они оба приходят сюда, чтобы наказывать род человеческий за его истинную природу. Представители зла, они всё же умеют исполнять заветные мечты, но не каждый человек достоин их признания. Вот у тебя есть заветное желание?
– Да. – ответила Рома, мечтая о том, чтобы по возвращении домой не нарваться на скандал.
Незнакомка сняла со своего пальца драгоценный перстень с гигантским сапфиром в обрамлении сияющих бриллиантов и дала его Роме.
– Это мой ответный подарок. Он волшебный – родом из сказки.
– А в чём его волшебная сила?
– В том, что он твой. Когда у тебя появится желание, и оно будет заветным, возьми этот перстень и прошепчи: «Лури, помоги». Ты сразу же увидишь, на что способен Лури.
Не теряя времени, Рома прошептала: «Лури, помоги», после чего сразу же посмотрела на свои руки. Впервые в жизни она воочию увидела чудо.
– Надеюсь, тебе не надо объяснять, почему ты не должна никому об этом говорить? – спросила незнакомка. – У тебя должен быть хотя бы один секрет. Береги его и никому не доверяй. Спрячь кольцо и пользуйся моим даром с умом. Лури всегда поможет, но Лури – злой. Не испытывай его терпение.
Внезапное чудо увлекло Рому настолько, что она пропустила момент, когда незнакомка исчезла. Потом она долго искала ту, в ком мечтала видеть друга, но обнаружила только Адама и Мазафакера, скрывающихся в очередной засаде.
Тот день оказался слишком хорош, чтобы омрачать его очередной перепалкой с Мазафакером. Рома равнодушно прошла мимо их засады, делая вид, что не заметила мальчиков. Её распирало от радости – она могла вернуться домой без опаски, а в её кармане лежал бесценный дар. Все её дороги теперь вели к родным дверям. Обида на Адама осталась в прошлом, но в памяти сохранилось осознание, что Адам не умеет дружить.
Адаму был чужд мир, который, в угоду другому другу, ему пришлось ускоренно постигать. Его не интересовали разговоры и уклад существования андеров. Извращённая романтика тьмы, холода и смрада того места, воспеваемые Мазафакером как нечто необыкновенное и крутое, вызывали в Адаме лишь неприятие и брезгливость. Ему всё труднее было прятать «грязную» наколку от матери. Он боялся пацанов и начал бояться Мазафакера. Но каждый раз, ему недоставало смелости отказать другу, и, кажущиеся милыми их родителям, походы мальчиков на прогулку, приводили тех в одно и то же место. Они служили помощниками для различных нужд старших андеров и были весьма полезными исполнителями.
Назревала война между андерами и северными. Ещё до начала схватки, каждая из сторон лишилась своих бойцов. Они нещадно били пойманных ими врагов, прекрасно понимая, что за это неминуемо последует ответ, и с каждым разом будет больше жестокости и меньше шансов всё остановить. Мазафакеру и Адаму поручались разведывательные вылазки по району в поисках залётных бойцов или раненых андеров. Параллельно, их бдительность требовалась для отслеживания перемещений полицейских, чтобы в случае приближения угрозы, старшие получали своевременный сигнал. Так же они должны были подслушивать разговоры сбивающихся в небольшие группки алкоголиков, бомжей и наркоманов. Андеры полагали, что в таких группках можно добыть важную информацию, раскрывающую обстановку на месте, но мальчики слышали исключительно пьяный бред и ругань. Многое оттуда Мазафакер внёс в личный лексикон, и только в этом можно было найти хоть какую-нибудь пользу от выполнения такого задания.
Однажды вечером, во время очередной разведки между мальчиками произошла ссора. Причиной этому послужил отказ Адама продолжать их общее дело. Малый возраст не влиял на широту его мышления. Долгими месяцами, наблюдая за подпольной жизнью андеров и вовлекаясь в то, чего он не мог до конца понять, Адам начал переживать, что же будет с ними дальше, и с каждым днём его страх только нарастал. Как бы он не старался, ему никак не удавалось понять ради чего люди, которые были старше его, так нещадно избивали и калечили друг друга. Между ними не было отличий. Все они одинаково одевались, разбавляли матерный диалог редкими порядочными словами, плевали перед собой при любом удобном случае, пили дешёвое пиво, употребляли наркотики, и что самое неприятное – одинаково воняли. Некоторые из них были друг другу родственниками, и это ни для кого не являлось секретом, но на улице право района считалось сильнее права родной крови.
– Ты предаёшь пацанов и наш район! – кричал Мазафакер.
– Я не предатель! – кричал Адам в ответ.
– Нет! Предатель! Крыса! Сука!
Лексикон Мазафакера застыл на определённом уровне развития, и для продолжения спора у него не оставалось ни дополнительных слов, ни аргументов. Он вырвался вперёд, чтобы не идти рядом с Адамом, и, вместо того, чтобы смотреть по сторонам, выкрикивал ругательства, не отводя взгляда от нужной им «заброшки», находящейся прямиком по курсу. Над ним кружили два ворона, предвещая то, о чём пока было известно лишь им одним.
Потеря бдительности привела к закономерным последствиям. Мазафакер был настигнут двумя северными. Оба, они были «под дозой», а это расширяло для них круг возможностей и развязывало им руки.
С буйным и громко матерящимся мальчиком, повисшим на плече самого неустойчивого из них, северные направились к тёмному тупику, что располагался у подхода к «заброшке». Понимая, что его ждёт, Мазафакер стал звать Адама на помощь. За совсем короткую жизнь, с ним не раз случались истерики, но тогда истерика Мазафакера носила естественный, а не умышленный характер.
Адам не сомневался в желании помочь своему другу, но страх сковал его крепко и надолго. Он стоял неподвижно, с ужасом глядя на происходящее. Стоял до тех пор, пока и его не схватили.
В тупике, своих бойцов с добычей встретили другие северные. Всего врагов насчитывалось около десятка. Под оглушительный крик преследовавших Мазафакера воронов, они били мальчиков и перебрасывали тех друг другу, словно игрушки. На первый взгляд трезвые пацаны проявляли особую жестокость. Те, кто пребывали в большом отрыве, посмеивались, как дурачки, рвали одежду своих жертв, но не причиняли тем сильного физического вреда. В целом, картина происходящего выглядела как жестокая забава испорченных детей-садистов. Всё это происходило слишком долго, и закончилось только тогда, когда Мазафакер выложил северным необходимую информацию о планах андеров.
Брошенные в полусознательном состоянии на верхнем этаже «заброшки», Адам и Мазафакер лежали дотемна. Вечерняя прохлада немного взбодрила их, но они не спешили уходить оттуда, глядя на первые звёзды сквозь огромную дыру обугленной крыши. Слева от них, за разбитым окном, на ветке орешника сидели всё те же два ворона, наблюдая и подслушивая за ними даже то, чего они не произносили вслух. Мальчики ничего не замечали. Каждый из них думал про себя, как ему придётся объясняться дома и на улице. Вероятное домашнее наказание казалось подарком, в сравнении с тем, что грозило им при первом же выходе во двор.
– Ну, и кто теперь предатель? – через силу, спросил Адам.
Мазафакеру нечего было ответить, и он выразился так, как привык, но в этот раз его голос был чуть слышен:
– Иди в жопу. – сказал он, пытаясь не заплакать.
В этот раз, Адам ослушался друга. Немного окрепнув, он помог подняться Мазафакеру, которому было больно даже дышать, и вместе они медленно пошли к дому, в котором Мазафакера по обыкновению ждали, но не хотели видеть.
Прощаясь у подъезда, мальчики договорились, что не будут выходить во двор и прекратят общение с андерами. Они составили план: как и где станут прятаться, если андеры начнут их искать. Тот период играл им на руку. Школьные каникулы как раз были в разгаре.
За их тёплым дружественным прощанием наблюдали две тёмные фигуры, стоящие в десятке метров от них. Подводя итог очередного дозора, Лури традиционно констатировал:
– Из всех миссий, порученных мне, эта – самая уёбищная.
– Дурак. – ответил Туфон. – Самое уёбищное всегда впереди. В настоящем – ты уёбище. Это константа.
С его аргументами было сложно поспорить. Лури даже не пытался.
4
Всё то время, пока мальчики вливались в подпольную жизнь Фундуса, Камилла и Корнелия успешно реализовывали составленный ими план сближения с Марией, шаг за шагом приближая себя к заветной цели, для достижения которой все способы были одинаково хороши. Им удалось искусно втереться в доверие к простодушной женщине, чья осторожность была подавляема и в конечном итоге уничтожена десятилетиями отношений с людьми, не заинтересованными в её счастье. Мария нисколько не сопротивлялась натиску благодетельниц и сразу же позволила тем руководить всеми без исключения её решениями и поступками. С ними ей было хорошо, но без них – гораздо лучше. Мария часто ловила себя на мысли, что новые подруги стали основными участницами их с Адамом тихой семейной жизни, и это начинало её тяготить, но установить границы между ними и благодетельницами она не решалась, опираясь на то самое «хорошее», что было в их отношениях.
Лето в Фундусе было адски знойным. Тратить считанные месяцы свободы в городе, среди раскалённого бетона и скучных лиц мучающихся от жары горожан, могли позволить себе лишь страдальцы без возможностей. Возможности Камиллы существенно расширились благодаря новому любовнику, готовому щедро платить за иллюзию отношений между мужчиной и женщиной. Он подарил ей уютный домик за городом, где две семьи должны были хорошо провести время.
Тихий загородный уголок с десятками красивых домиков располагался в живописном месте между рекой Вита и сосновым лесом. Там, мальчики, привыкшие к подпольной городской жизни, сразу же принялись искать для себя новые приключения и бегали, подобно следопытам, по неизведанным местам, высматривая то, что могло их заинтересовать. Адам был одет в новую и модную одежду, а Мазафакер продолжал носить старые, рваные футболки и застиранные шорты с пятнами, которые он стыдливо прикрывал на людях. Встретив сына, после потасовки у «заброшки», Мария не стала задавать лишних вопросов. Она успокоила Адама, попросив больше не попадать в такие ситуации, о которых он не хотел бы рассказывать, и уже на следующий день они отправились на рынок, где оставили большую часть скромных семейных накоплений. Встретив сына, после той же потасовки у «заброшки», Камилла рассердилась, но тоже не стала задавать лишних вопросов – ей было хорошо известно, что желание дознаться правды у воспитанного ею ребёнка не имело смысла. В качестве наказания, она заставила Мазафакера носить те вещи, которые у него остались, и делегировала ему весомую часть своих материнских обязанностей. Без права на какую бы то ни было поддержку со стороны, он должен был следить за своим гардеробом самостоятельно.
С наказаниями для Мазафакера сложилась отдельная история. После вскрывшейся правды, отношение Камиллы, к внезапно оказавшемуся неродным сыну, стало стремительно деградировать. В ней зародилось и пустило корни чувство глухой ненависти к нему за то, что он чужой. В её понимании, фактом своего существования Кассий убил все её ожидания. Чем больше времени она думала об этом, тем невыносимее было осознание, что они двое связаны друг с другом навсегда. Также она ненавидела саму себя за ту любовь к нему, что сохранилась в ней и доставляла одну лишь боль. Ситуация усугубилась, когда, сидя перед телевизором, она случайно увидела любимого мужчину – его избрали президентом той страны, в интересах которой он служил агентом чуть больше десяти лет тому назад. Прежний президент скоропостижно скончался от старости, а все те, кого считали его преемниками, незадолго до этого были арестованы по обвинению в измене родине. С выявлением правды об Адаме, Камилла сразу же попыталась воскресить прежде жестоко убитые надежды. Новые обстоятельства внесли окончательную ясность – у неё не было шансов на чудо. Никто не позволил бы ей выйти на связь с президентом государства, в национальный код которого были вписаны жёсткость и относительный имморализм. И вновь, всему виной стал Кассий, невольно оказавшийся лишним элементом её истории. По злому стечению обстоятельств, на следующий день после прогремевшей на весь мир новости, Камиллу вместе с Марией вызвали в школу, где обеих отчитали за андеровские татуировки на руках их сыновей, которые ни одна, ни вторая до этого не замечали. Понимая ничтожную степень своих возможностей в решении этой проблемы, Мария пообещала, что Адам будет приходить на уроки в рубашках, скрывающих его позор, и ни при каких обстоятельствах не обнажит перед одноклассниками свои руки выше кистей. Понимая, что надо действовать жёстко, Камилла пообещала директору то же, что и Мария, но по дороге домой зашла в единственный на весь Фундус секс-шоп, где купила кожаную плеть. Дома, она впервые заставила Мазафакера наказывать себя самоистязанием, и с тех пор, за каждый проступок, он должен был стегать себя плетью до набухающих кровоподтёков на спине или до тех пор, пока мать не велит остановиться. Даже накануне поездки за город, Камилла напомнила ему, что атрибут самонаказания должен находиться в его походном рюкзаке вместе с вещами или вместо них. Мазафакер быстро адаптировался к новому этапу своего становления. Наличие личной плети он воспринимал, как повод для гордости, а не унижения.
Чувство, когда можно говорить и действовать без оглядки, доводило его до головокружительной эйфории. Их с Адамом увезли далеко от опасности улиц, где они успели наследить, но в первый же день, Мазафакеру удалось всё испоганить в лучших традициях его мировоззрения. Активные поиски неприятностей вывели юных следопытов к месту, олицетворяющему маленькую мечту деревенского подпольщика. Вдалеке от красивых домиков, скрытый за высокими лиственными деревьями и дикими кустарниками, стоял давно заброшенный, пугающе мрачного вида хлев. Тёмное, таинственное место манило их куда сильнее, чем телевизор с телеканалами, где постоянно транслировали новые боевики. Они считали своим долгом проникнуть туда, а в случае удачи – создать там свою временную базу.
Ветхое деревянное здание десятки лет было приютом для всех, кто нуждался в уединении. Внизу лежало принесённое неизвестным эстетом сено, мятое не один раз и очевидно совершенно разными людьми. Сена было очень много, и, судя по запаху, оно было испорчено. Поднимавшаяся столбом пыль свидетельствовала о том, что в хлеву давно никто не бывал. Чихая по очереди, Адам и Мазафакер бесстрашно продолжали исследование территории.
Самое укромное место находилось наверху, куда можно было подняться только по прогнившей приставной лестнице, давным-давно сколоченной ценителем особой романтики, который любил там прятаться. Оттуда открывался впечатляющий вид на плавни, что в тех местах звались Блуднищем. Оказаться в том месте считалось большой удачей для любого уважающего себя мужчины, верящего в сказки. С одним из них Адам познакомился, когда впервые вышел на улицу. Любитель сказок успел рассказать много интересного.
Ходили слухи, что когда полнолуние выпадает в ночь с воскресенья на понедельник, по Блуднищу бегают голые ведьмы и купаются в болотце, которое на одну ночь превращается в чистое озеро. И у тех ведьм «сиськи, каких больше нигде и ни у кого не увидишь». Такое полнолуние выпадало как раз на предстоящую ночь. Вместо одного приключения, Адаму и Мазафакеру подвернулся шанс ввязаться сразу в два, а то и больше.
Именно желание поглазеть на голых ведьм и их «впечатляющие сиськи» побудило мальчиков поздним вечером незаметно сбежать из домика, чтобы в нужный час не пропустить самое интересное. Устроившись в укромном месте под крышей хлева, в предвкушении лучшего зрелища их жизни, они терпеливо ждали выхода полной Луны, покуривая добытые Мазафакером сигареты. Время шло – в Блуднище было подозрительно тихо.
– Наверное, не увидим ведьм. – разочарованно сказал Адам.
Мазафакер тоже считал, что их надежда оказалась провальной, однако не спешил об этом говорить. В сложившейся ситуации он увидел возможные варианты развития дальнейших событий.
– Чё это?! – нервно ответил он. – Может быть, нам типа надо идти прямо туда.
– Нет, я не пойду. Мне страшно.
И тут в сознании Мазафакера зажглась интересная идея, воплощение которой не требовало особых усилий. Сменив тон на спокойный, он сказал:
– Ладно, ссыкло. Я пойду. Если там будут ведьмы, я вернусь за тобой. Но это последний раз, когда я типа иду в разведку один. Касаемо этого уяснили?
– Да. Иди давай! – воодушевился Адам.
Спустившись вниз, Мазафакер уверенно направился в сторону Блуднища. Когда стало понятно, что друг потерял его из виду, он так же уверенно вернулся обратно, и, незаметно подкравшись, с грохотом сбросил лестницу, лишая Адама возможности спуститься вниз. Не теряя времени, он достал зажигалку, украденную у одного из северных, поджёг сено и побежал спасаться.
Отдалившись на удобное расстояние, он оглянулся. Ему хотелось всего лишь посмотреть, что же будет дальше, но что-то внутри него начало оказывать насилие над ним же самим. Не желая того, он повернул назад. Мазафакер физически ощущал, как его гонят вперёд невидимым кнутом – он слышал свист и хруст от ударов об его спину. Насилие над ним продолжалось, пока он не остановился прямо перед полыхающим хлевом, едва не касаясь пламени. Всё та же неведомая сила овладела его телом полностью, не позволяя ему сойти с опасного места ни на шаг в сторону.
Непосредственная близость опасности гиперболизировала впечатления от происходящего и выдавала впечатляющую картину самого события. Мазафакеру казалось, что по его вине, в огне полыхнёт весь мир, но каково же было его удивление, когда он увидел, как уничтожающее всё на своём пути пламя вышло за пределы хлева, направилось в сторону и остановилось перед внезапно оказавшимся там незнакомцем – странным и страшным одновременно. Огонь не касался незнакомца, окружив его в кольце. Странный и страшный человек хохотал, как сумасшедший. Он смотрел на Мазафакера с таким выражением лица, словно знал все его секреты.
– Дашь прикурить? – спросил он как ни в чём ни бывало.
– У меня нет. – заикаясь, ответил Мазафакер. – Я не курю.
Незнакомец не растерялся и подкурил свою сигарету, склонившись над пламенем, щекочущим его колени. Выйдя из огня, словно из голограммы, он медленно направился к Мазафакеру. С его лица не сходила сумасшедшая улыбка. Сигарета, которую он не вынимал изо рта, перемещалась из стороны в сторону, а затем оказалась в огромной щели между его верхними передними зубами. Мазафакера впечатлил такой фокус, и, в ту минуту, он захотел научиться вытворять подобное, чтобы круто выглядеть перед пацанами помладше. К его сожалению, такую щель он мог заполучить только лишившись передних зубов.
– Как же от тебя воняет. – сказал незнакомец презрительно, но всё с той же улыбкой. – Ты такой маленький, а сущность твоя уже гниёт.
Мазафакер попытался ответить ему, прибегая к андеровским речевым оборотам, но внезапно им овладела ещё и немота.
– Покажи мне язык. – приказал незнакомец.
Мазафакер не хотел унижаться. При этом у него недоставало сил на сопротивление. Стараясь бороться, он представлял, как крепко сжимает свои зубы, но на деле отчаянные потуги были только в его мыслях. Он мог лишь стонать и плакать. Под слабый стон и плач, пожелание незнакомца было выполнено.
Смачно затянувшись, незнакомец взял сигарету, что уже почти догорела, и начал тушить её, прикладывая к языку Мазафакера.
– Я славлюсь тем, что умею настраивать инструменты, которые начинают привирать. – сказал он. – Едва ли твой язык годится на что-то большее, чем гаденькое выплёвывание лжи. Это может быть только началом, гадёныш. Если я ещё хоть раз увижу или узнаю, что ты вредишь этому мальчику, тебя будет ждать неминуемая и очень скорая встреча со мной. Я причиню тебе много боли, буду делать это медленно, а после – поддам тебя такому унижению, что ни один пацан из вашей помойной ямы не подаст тебе руки. На крайний случай, я просто убью тебя. Мне всё равно, как над тобой издеваться.
Покончив с угрозами, незнакомец развернул Мазафакера по направлению к домикам. Складывалось устойчивое ощущение, что близился бесславный конец одного из самых дерзких андеров, чья история успеха была на самом взлёте. Последней мыслью провинившегося мальчика было сожаление – сожаление о том, что он попался.
На прощание, Мазафакер получил мощный пинок под зад, задавший неимоверную скорость его телу, внезапно обретшему свободу от паралича. Обретённая свобода пугала его куда сильнее, чем угрожающая неволя. Теперь он был сам за себя, и, в ту конкретную минуту, его жизнь зависела от того, как быстро он мог бегать и как далеко мог убежать.
Теряя остатки своей отваги, Мазафакер побежал к домику. Там, скрывшись в своей комнате, он достал из рюкзака плеть и начал беспощадно себя истязать. Предав Адама, он получил то, чего хотел, но злой незнакомец лишил его возможности насладиться триумфом, о котором мечтал ещё Кассий из прошлой, почти забытой жизни. Он не знал, что нежеланный свидетель его злодеяния не сделал ничего, чтобы предотвратить неизбежную трагедию. Незнакомец, чьё лицо Мазафакер запомнил навсегда, исчез так же внезапно, как и появился.
Пожар не оставлял жизни никаких шансов. Пламя распространялось стихийно, поглощая хлев и окружающую его растительность метр за метром в считанные мгновения. Надёжное убежище тех, у кого были секреты, исчезало навсегда и забирало с собой последний – самый сокровенный секрет того, кто не научился быть человеком. Адам не видел, кто так жестоко с ним обошёлся. Как только Мазафакер ушёл, его сразу же склонило в сон.
Он проснулся от болезненного ощущения, которое ему уже приходилось когда-то испытывать. Это было похоже на сильный пинок по рёбрам. Его пнул кто-то невидимый и не контролирующий свою огромную силу. Первая минута после жёсткого пробуждения сопровождалась оцепенением от кажущейся нереальности происходящего.
Имея развёрнутое понимание о том, что такое пожар, Адам смотрел по сторонам с единственной мыслью – он думал, что умрёт. В страхе и отчаянии, мальчик забился в угол. Ему не удавалось собраться с мыслями, необходимыми для решительных действий – замешательство уводило его сознание в хаос. Огонь подбирался всё ближе и ближе. Ясное сознание уходило всё дальше и дальше. Дышать становилось труднее. Настигающее удушье разбудило инстинкт выживания. Подбежав к краю чердака – туда, где был единственный путь отхода, он увидел, что лестницы на месте не оказалось. Деваться было некуда.
В силу паники, либо под влиянием сверхъестественного провидения, Адам бесстрашно спрыгнул вниз, и, не глядя, сквозь огонь, побежал искать выход. Как и все люди, он испытывал боль. Тогда, препятствием на пути к его спасению стала невыносимая, убийственная, бесконечно нарастающая боль, но стремление выбраться наружу помогало ему выдержать любое напряжение. Во что бы то ни стало, он должен был сбежать от кошмара наяву, который был первым, но не последним в его жизни.
Выборов своё спасение, он мчался вглубь Блуднища, в надежде найти друга. Куда бы не вели его тропинки – везде была застывшая пустота и мёртвая тишина. Когда стало понятно, что Мазафакера нигде нет, Адам свалился на землю и впервые посмотрел на свои руки. Яркое сияние полной Луны осветило ужасные ожоги, пугающие его ещё сильнее, чем то, чего он чудом сумел избежать. Вся его одежда обгорела. От пышной копны тёмно-каштановых волос почти ничего не осталось, как и от бровей, и даже ресниц, которыми так любовались сентиментальные женщины. Он понял, что попал в дурную историю и больше всего переживал, что нарушил данное матери обещание.
Немного подумав, он решил остаться в Блуднище до рассвета. От адской боли хотелось выть, но он почему-то стеснялся подобного проявления своих чувств. Как бы то ни было, его терпение оказалось сильнее. Этот мальчик мог вынести многое, если не всё. Он нуждался в отдыхе и надёжном плане действий, как увернуться от ещё больших неприятностей, чем те, с которыми он уже справился.
Спрятаться от обличающего сияния Луны. Во тьме. Среди густых кустарников. Подумать ещё немного. Вернуться домой подготовленным. Сделать всё, чтобы мама ничего не заподозрила.
Его план был не по-детски основательным, но по-детски наивным. Уже в Блуднище кое-кто его заметил.
Недалеко, у того самого болотца, что должно было превратиться в чистое озеро, послышался странный шорох. С первых секунд, Адам подумал, что это Мазафакер. Когда подозрительный звук повторился спустя пару минут, мысль о Мазафакере ушла сама по себе. Будь там Мазафакер, вместо шороха звучал бы отборный мат. Следующим было предположение о диком звере, опасность которого не удавалось определить на слух. Боль оказалась сильнее страха столкнуться с любым диким животным. Страх за последствия собственного поступка был сильнее боли. Круг замкнулся.
Шорох стал слышаться чаще, и, с каждым разом, всё ближе и ближе. Затем, внезапно воцарилась тишина. Это вселяло надежду.
Как только Адам расслабился, к кустарникам, в которых он прятался, подбежала голая женщина.
– Ведьма! – не сдержавшись, крикнул до смерти испуганный мальчик.
Столкнувшись лицом к лицу с непосредственной реализацией их с Мазафакером ожиданий, он рванулся бежать, но ноги его не слушались.
– Далеко собрался, на своих кривых лапках? – спросила ведьма.
Она смеялась над ним так, как не должны смеяться над детьми взрослые люди, особенно – женщины.
Оскорбительные слова в адрес Адама являлись правдой – его ноги были опухшими и действительно кривыми. Это оказалось страшнее боли и его прежних страхов. Тогда он пережил один из ценнейших жизненных уроков, показывающих, что страх не имеет пределов и в один день можно познать множество граней этого коварного чувства.
Грозно приказав: «Терпи!», ведьма схватила его правую ногу. Без предупреждений, она резко вправила кости и суставы, сместившиеся после падения с высоты, достаточной для того, чтобы кто-то другой, будучи на его месте, убился. Адам терпел. Когда она принялась за левую ногу, его терпение закончилось. Он истошно кричал, тем самым попутно освобождая себя от страха, который уже не мог в себе уместить.
– Молодец. – тихо произнесла ведьма, когда всё закончилось.
Она дала ему немного времени на отдых, после чего снова начала щупать его колени. На удивление, её прикосновения были нежными и приятными. Прикладывая горячие руки к больным местам, она словно застывала на некоторое время, и в те минуты Адаму удалось её рассмотреть.
Ведьма не казалась старой, но и не была молодой. Всё его внимание привлекала её некрасивая фигура: безобразные складки на боках, круглый живот с глубоким пупком и просто ужасающие груди, свисающие практически до того-самого глубокого, как бездонная яма, пупка. Такие же тёмные и глубокие, две бездонные ямы на её лице, пугали и одновременно завораживали – за ними прятались глаза, блеск которых не удавалось уловить даже при сиянии полной Луны. На длинный, кривой нос было невозможно долго смотреть, а её губы оказались точно такими же, как у злой соседки, поселившейся в квартире Воваджи – старухи, которая терпеть не могла детей, в особенности Адама. Ведьма выглядела, как каноническое воплощение зла, но в ту ночь мальчику не от кого было ждать помощи.
Наспех осмысливая шокирующее зрелище, Адам успел испытать первое в его жизни серьёзное разочарование. Их с Мазафакером ожидания были поруганы жестокой реальностью. Ведьма уловила его настроение.
– Не нравится – не смотри! – рассерженно крикнула она.
Идти наперекор её словам было опасно. Адам сразу же метнул свой взор на чистое звёздное небо, действительно красивое и впечатляющее, в отличие от зрелищ Блуднища.
– Поверь, это не самое страшное из того, что тебе придётся повидать. – предупредила ведьма. – Обо мне забудешь уже завтра. Об этом, – она нервно обозначила своё тело, – тоже забудешь. Ты ещё увидишь много голых красавиц, которые будут жить одной мечтой, чтобы тебе понравиться, но их прекрасные обнажённые тела не доставят тебе ни радости, ни подлинного удовольствия. И никто не будет в этом виноват. А уж это, будь добр, запомни.
Адам молчал. Он ничего не понимал, но слышать о множестве голых красавиц, мечтающих о нём, ему было приятно. Только это он и хотел запомнить, чтобы потом рассказать всё до мельчайших подробностей Мазафакеру, и, возможно, Рему.
