Вера Александровна Шахова
Спасти тридевятое и другие приключения Василисы
***
– Жаль, не увижу, как вытянется физиономия Мракоуса, при виде пустых вёдер! Конечно, убить меня он не смог, но, когда войско нежити навалилось, не вышло отбиться, порубили на куски, отправили гостинцами своему повелителю. У, попадутся они мне, повеселюсь с ними не хуже, чем они со мной! – Стукнул по столу кулаком Кощей, рассказывая Маре, как он провёл две тысячи лет в подвале замка Мракоуса, не в силах собрать себя воедино, мучаясь жаждой, и неведением. И только мысль о том, что однажды, кто-то найдёт его сердце, и не побоится шагнуть во тьму своих страхов, вернёт повелителя подземного царства к подлунному озеру. Не хорошо, конечно, что он на радостях, что вновь цел, молод, силён, совсем забыл о своей спасительнице Василисе, побежал к жене, но готов искупить вину, всем, чем сможет.
Василиса, потихоньку приходя в себя лёжа на кушетке, желала только одного, получить заветный слиток серебра, разыскать среди всех миров кузнеца и отправиться наконец-то на Буян остров.
– Придётся нам с тобой, – усмехнулся Кощей, – к водяному в гости сходить. Проиграл я ему, этот лунный слиток, в лапту. Не поверил, что водный царь ловчее меня окажется.
– Да где ж его сыскать-то, – приподнялась на локтях Василиса, – кто теперь скажет, где он? Может за столько лет уж и сгинул!
– Этот хитрец наверняка в омуты ушёл. Пока на земле есть реки да озёра, не пропадёт рыбий царь! А так как я у тебя в должниках, да и самого руки чешутся с Мракоусом поквитаться, помогу я тебе и водяного сыскать и на остров попасть и волшебное семечко заполучить.
История сорок седьмая
(невеста водяного)
– Вот раньше, подойдёт девка к омуту какому, я её поманю-поманю жемчугами, да каменьями самоцветными, она и согласная. Вот и новая жена! Или же, если богатством моим не соблазниться, я ей во всей красе предстану, она хлоп, и в обморок! В воду бултых, и опять-таки, я в прикупе! А сейчас что?
– Что? – Хором спросили Василиса и Кощей сидя на берегу живописного озера.
– Что-что, ничего! Насмотрятся своих фильмов про нежить, а меня и не боятся. А то и вовсе, ловить начнут! С этих, лодок своих с моторчиком, притащат сети, штуки всякие, фонари с голову столетнего сома, и давай гонять! А ещё клады мои ищут! Надоело.
– Раньше тебе нравилось головы парням дурить, да девок у них из-под носа уводить! Чего тебе стоит поднять волну, да прибрать к рукам какую красавицу?
Водяной на этих словах Кощея чуть не подавился, плюнул длинной струёй на берег.
– Ты совсем дурной за две тысячи лет стал? Этих современных красавиц видел? Худые, как смерть. Даже ты на их фоне толстый! – Ударил кулаком по водной глади Водяной. От набежавшей волны, качнулись привязанные к берегу лодки, хлебнули воды, да ко дну пошли, а Василису Кощей придержал, а то бы и её в озеро смыло. Водяной, сделал вид, что и не заметил, что гости его с ног до головы вымокли, продолжил, – а губищи их видел? Будто лицо в улей засунули и там побултыхали. Когти, длиннющие, страшнее медвежьих. Такая красота во сне приснится, плавниками не отмахаешься. А возьмёшь эту диву во дворец, так она ни прибраться, ни приготовить ничего не умеет. Я одну такую своровал как-то, ради смеха. Через час вернул туда, где нашёл. Она мне как начала рассказывать про то, что у меня ни посудомойки нет, ни вайфая, ни этого, как его, по которому ролики всякие смотрят? «И вообще, я создана для любви, а не для быта. Хочу развлечений и коктейль как у Громыхало в логове!» – Пропищал водяной, передразнивая украденную красавицу.
– Да ну, брось, есть же ещё нормальные красавицы.
– Есть, конечно. Да ты их поищи, попробуй. В нынешнее время это будет посложнее, чем две тысячи лет назад молодильных яблок найти.
– Что ж, согласен – кивнул головой Кощей и замолчал.
– Да неужто тебе совсем никто не нравится? – поставила рядом с собой на берег промокшие сапожки Василиса, – мне вот, Кикимора сказывала, что нынешние девушки очень любят необычных мужчин. А разве найдёшь у кого такие усищи? – улыбнулась девушка.
– Эх, вот да, – повёлся на лесть водяной, – усы у меня знатные, и правда твоя, была тут одна, красавица, на загляденье. Да отец у неё шибко вредный! Вот если бы вы подсобили мне в этом вопросе, то и я бы вам серебром заплатил!
– Вот только один вопрос к тебе, а девушке-то ты точно нравился? Я против, чтоб не по своей воле замуж шли! – решила уточнить Василиса. – Да что ты! – заплескал руками по воде водяной, – души во мне не чаяла, да и как можно не полюбить меня! Сама ж говоришь, что такого усача как я, больше не сыскать! Да я тебе сейчас всё расскажу, сама убедись!
Недалеко тут, совсем рядышком, живёт один вдовый с дочкой Любавушкой. Красивая, глаз не отвести! Хозяйственная, послушная, пышнотелая, нечета этим костлявым, что вечно у меня в озере плавки теряют, парни вокруг неё хороводом ходят. Я тоже приглядывался, да нет мне ходу на берег, никак не познакомится. А пару лет назад, решили они через костры на моём бережке попрыгать, почтить древние традиции. И Любушка с ними.
Ох, весело было: поленышки в огне трещат, звёзды блестят, Луна в реке по волнам перекатывается. Девушки венки сплели, спустились к озеру, и красавица моя, свой на воду поставила. А парни за венками ныряют, ловят, если девка признает, что её веночек, парень её целует, за руку берёт и с собой уводит. Понятно всё, дело-то молодое, жизнь требует продолжения человеческого рода! А я придержал венок Любавушки, никого к нему не подпустил, дождался, когда берег опустеет, вынырнул к ней.
Испугалось она, по первости, не признала во мне водяного царя, я ей и так и эдак показываюсь, чую, что бежать собирается и предложил ей сразу замуж за себя идти.
– Да кто ж ты такой? – спрашивает она меня, – человек, или дух какой? А ну, полностью покажись!
Вылез я на камешек, во всей красе пред ней предстал. Усы причесал, кувшинки в букет собрал, чешую начистил так, что не хуже камней драгоценных мерцала. Смотрит Любавушка на меня, любуется, и тихонечко так, почти что про себя приговаривает, что скажи кому не поверит. А я ей цветы протягиваю и вновь замуж зову. А она спрашивает, как зовут меня!
Представился я ей, чин чином, а она мне, «мол не сердись, хозяин реки, не видела я тебя прежде, вот и не признала! Будем знакомы!». И ручку так протягивает, словно погладить хочет, а сама и говорит: – Не знаю, как у вас в водяном царстве, а у нас, у людей, надо всё по правде делать. Пришёл бы со сватами, с подарками для отца и подружек, глядишь, и сговорились бы!
На следующую ночь, ждали меня на берегу и Любушка моя, и отец её и подружки. А какая Луна в небе была, как по заказу, словно блин масличный, круглая, жёлтая, весёлая. По воде дорожка серебром легла, по ней, я со своими русалочками и приплыл. А меня уж встречают, в пояс кланяются, здоровья желают, а сами вопрошают, с чем пожаловал, чем одаривать невесту с подружками буду. А мне русалочки полную корзину жемчуга насобирали, как увидала моя красавица, ручками всплеснула, чуть в тот же момент ко мне в воду не спрыгнула, да отец удержал.
– Хорош, – говорит, – подарок, спасибо! А за что ты меня так полюбил,
что жемчугом одариваешь?
А я ему в ответ, что, мол, не тебя всем сердцем, а дочку твою Любавушку. Вот смотрю на неё, и куда от нежности деться не знаю. Готов за неё все сокровища рек да озёр отдать.
– Замуж ей конечно пора, – отвечает папенька, – вот только жениха достойного я ей пока не сыскал.
– А я, чем плох?
– А я и не говорю, что не годишься, но ты в воде живёшь, а мы на земле, вот куда ты невесту приведёшь? В болото? Не привыкла моя дочь к сырости! Я её возле печки растил, на перинах белых, ты посмотри, она вся как из шелков сшита, беленькая, чистенькая! Давай так, построишь ей дворец, из белого камня, со светёлкой и горницей. И утварь всякая, что бы во дворце была из хрусталя, серебром и золотом украшенная, а русалки твои, чтобы ей прислуживали! А как обживётся, привыкнет и к тебе, и к воде, тогда и о свадьбе говорить можно. А ты пока в женихах походишь, докажешь своё серьёзное отношение.
– А долго ходить надо? – спрашиваю.
– А две полных луны, – отвечает, – а дворец, когда построишь?
– Так-то раз плюнуть, ты только скажи где!
Договорились. Дворец я в одну ночь ей выстроил, рядом колодец вырыл, чтоб плавать к моей Любушке сподручнее было. Два месяца к ней гости ходил, отцу, да друзьям подарки дорогие носил, а как про свадьбу заговорил, так они колодец камнями забросали, да досками забили. Осиротили меня, а у меня сердце по Любавушке, красавице моей болит, сил нет.
– А точно, по девушке тоскуешь, а не сокровищам своим, – усмехнулся Кощей, – чай много чего передарил за это время!
– Не мало! – фыркнул Водяной, – и ещё бы подарил! Это всё её подружки тощие позавидовали, что Любушке моей подарки богатые, и дворец и белого мрамора, а им только жемчуга горсть, да лягушек гроздь, вот и лишили нас радости видеться! Вот если бы вы ей весточку снесли, высвободили из заточения! Вовеки не забуду!
– Говори, где дворец красавице своей построил, вызволим твою Любушку! – улыбнулся Кощей, протянув водяному руку, – но и ты не забудь, сыщи
слиток среди своих сокровищ, уважь старого друга.
– И серебра и золота, всего что пожелаешь! – махнул хвостом водяной указывая направление, в котором мраморный дворец искать надобно, и вновь на радостях, что вскоре увидит свою возлюбленную, подняв волну, исчез в глубинах озера, окатив прохладной водой Василису с Кощеем с ног до
головы.
История сорок восьмая
(невеста водяного, расплата)
Кощей, заглядывая в окна белокаменного дворца, только ругался на срамоту современной молодёжи, предлагая сию минуту выжечь всё огнём.
– Нельзя, – пыталась утихомирить его Василиса, – здесь невеста водяного
живёт!
– Да какая невеста! – ударил кулаком по стене Кощей, от чего по камню побежали трещины, – обманула его эта вертихвостка, на подарки раззарилась, на каменья да украшения видно падкая. Давай, я всё это в пепел обращу, а девку за косы к водяному притащим, пусть сам решает, что с ней делать.
– Вот именно, – улыбнулась Василиса, – пусть сам решает, а мы ему в этом
поможем! Я вот тут где-то ведро видела.
– Зачем тебе?
– Воды налью, плакун траву да чаботку в неё кину, водяной через них сам всё увидит и услышит. А пока я в доме буду, вы колодец очистите, чтоб и лично пожаловать смог!
– А ты молодец, – усмехнулся Кощей, – не зря тебя Яга среди всех учеников выделяла. А как в дом попадёшь?
– Скажу, что прибраться пришла. Не сама же она, все три этажа намывает, а вот и ведёрко! – выхватила из садовой тележки ярко-красное ведро Василиса, – ну, я пошла!
– За дело! – усмехнулся Кощей, закатывая рукава. – Прежде чем чистить колодец, его ещё найти надо, – и волшебник скрылся в цветущих зарослях.
***
– Подожди, так и сказала, что не хочешь замуж? Совсем-совсем? И царевной речной быть не желаешь? – поставила на место вазу, под которой протирала пыль Василиса, слушая удивительную историю вальяжно раскинувшейся на кушетке красавицы.
– Не-а, чего я там не видела! Ты меня слушай, а то так и будешь всю жизнь по чужим домам с тряпкой бегать! – оторвала ягоду винограда девица, и, отправив её в рот, скривилась, – фу, кислая. Я тогда сразу поняла, что он из этих…
– Из каких?
– Ну, бегают по полям лесам, переодеваются во всякое странное, да это не важно, пусть играются, главное, чтоб денежки водились.
– А у него, водились?
– А то, смотри, какой дворец мне отгрохал!
– Любил, наверное, сильно! Не жалко?
– А чего их лохов жалеть? Их разводить надо! Чтоб не думали о себе лишнего. Этот тоже вот, придумал, что он речной царь! Наверняка рыбный браконьер, насквозь тиной пропах, а всё туда же! Поцелуй меня, приласкай!
– Так зачем ты подарки брала? – махнула Василиса тряпкой по полке с безделушками.
– За общение! Ох, и тёмная ты, погляжу, совсем жизни не знаешь! Это только в сказках, выйдешь замуж за принца и у тебя бесконечные балы да празднества, а в жизни всё по-другому.
– А как оно, в жизни? – присела на краешек тахты Василиса, – я думала, что замужем не заскучаешь!
– Ещё чего! Ты даже не представляешь, как там скучно! – схватила Василису за руку деваха, – а правил столько, что не перечесть! Туда не ходи, на того не гляди, одевайся скромнее, а если на эту их игру поедешь, то одних рубашек на тебе должно быть не менее трёх, даже если жара плюс сорок. Но это ладно. Пришила по подолу и по воротнику три оборки и никто не догадается… а вот их правила! Я специально, всю сказочную энциклопедию перечитала, на всякий случай, вдруг решусь замуж за этого царя пойти, а что? Дядька богатый, хоть и не красавец, думала, потерплю, а там детки пойдут. Никуда не денется! Сама буду в золоте да в шелках, а он, если ему так хочется, путь рыбачит себе, сутками напролёт!
– И что?
– Да ужас! То карту царства-государства на ковре надо вышить за ночь! То хлеба на весь город напечь! То рубашку на царя сшить… вот скажи, у них слуг не хватает?! Я ж королевна! Царская жена! А они меня к печи приставить хотят, как Золушку какую! Вот у меня мамка с бабкой, даже на кухню не пускали, дверь бревном подопрут, пока готовят, и сами всё, сами, берегли меня, чтоб не обожглась! Как я теперь вот этими ручками тесто месить буду?! А дети?
– Что дети? – не поняла Василиса.
– А то! Тридцать три богатыря, им царица родила! Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку!
– Ой! Это кто ж тебе такое сказал? – ахнула Василиса.
– Википедия!
– Плюнь ты на неё! – повела бровями Василиска, – а к водяному всё же
надо сходить! Хотя бы спасибо сказать!
– Вот ещё! – надула губки красавица, – буду я к каждому ходить, ножки бить! Скоро я эту домину продам, и укачу на юга, с молодым и красивым! А этот бородач, вообще, пусть спасибо скажет, что я ему разок улыбнулась! Подумаешь, водный царь! Тьфу! А вот захочу, он мне ещё денег даст! – рассмеялась девица, представив, как ещё больше вытянется физиономия у этого зелёного ролевика, когда она ему отворот поворот покажет.
***
Всё это время, водяной слушал разговор, вглядываясь в водную гладь ведра, словно в зеркало, и ему очень не нравилось, то, что он слышал.
– Ну, что, дружище, готов в гости зайти? – раздался весёлый голос Кощея за его спиной,
– Ба, да никак колодец расчистили! – хлопнул по лавке хвостом водяной
– Всё видел, всё слышал?
– Ух, как я зол!
– Я предлагаю развеять всё в пепел!
– Спасибо Кощей, но у меня другая задумка есть, а дворец моим русалочкам сгодится! – и водяной, перекувыркнувшись, помчался по туннелю на встречу к коварной красавице.
***
–Ну и дурёха ты, Васька, – пожала плечами девица, – подумаешь, какого-то сморчка пожалела! Ну и бегай с тряпкой, прибирай за другими! А я…
– А ты тысячу лет мне чешую до блеска натирать будешь! – раздался за окном зычный голос, и огромная волна накрыла и дом белокаменный, и сад, всё, что было рядом. Через минуту, на месте цветущей земли плескалось ещё одно озеро, скрывшее в своих водах обманщицу и её подруг.
Насквозь промокшие Василиса и Кощей сидели на берегу, и смотрели, как одна за другой раскрываются жёлтые головки кувшинок, стрекозы обустраивают новые жилища у воды, юркие водомерки, шныряют по поверхности, распугивая любопытных мальков.
– Не люблю я эту сырость! – проворчал Кощей, снимая сапоги, и выливая из них воду вместе с мелкими рыбёшками. – Вечно у водяного так, как не крутись, а сухим не уйдёшь.
– Угу, – согласилась Василиса, шепча какое-то заклинание, держась двумя пальцами за подол. Серебристая искорка побежала по ткани вверх, моментально просушивая одежду. И только волосы от влаги завились мелким бесом, что сильно расстроило девушку.
– Ой, – не успела отвернуться от очередной, накрывшей её с головой, волны девушка, – опять сушиться надо!
– Не ворчи, это водяной серебро вернул, – улыбнулся Кощей, заглянув под крышку вынесенного волной сундука.
– Серебро это хорошо, а вот где теперь кузнеца искать? – вздохнула Василиса, две тысячи лет прошло…
История сорок девятая
(Кузня)
– Где ж нам кузнеца сыскать? – вновь вздохнула Василиса, сидя в замке Подлунного царства, – кто выкует подарок для великой Макошь?
– А я что, по-твоему, только мечом махать, да блинчики печь могу? – усмехнулся Кощей, – не зря моим тестем сам Сварог был, научился я у него кое-чему. Да и друг твой, кузнец из тричетвёртого, тоже здесь! Мара, лично его встретила, когда он мост перешёл.
– Ой, и повидаться с ним можно! – подскочила к правителю Василиса.
– Сейчас не получится, – развёл руками Кощей, – он с Горынычем улетел, дорогу разведать. Столько лет прошло, кто знает, где теперь тропу к терему Макошь искать.
– Так у меня клубочек есть, – начала вытряхивать из сумки всякие разности Василиса, – он куда хочешь доведёт!
– Подожди ты, – немного опешил Кощей, глядя, как на полу растёт гора из книг, склянок, пучков трав, юбок, карандашей, камешков, чугунков и прочих полезных вещей, что нескончаемым потоком выпадали из перевёрнутой вверх тормашками сумки, – столько лет прошло, многое могло измениться.
– И то верно, – укусила себя за губу Василиса, глядя на кучу всего, что успело из сумки вывалится, это же теперь надо всё обратно запихнуть.
– Оставь, – махнул рукой Кощей, – слуги приберут. Пойдём лучше со
мной. Мара в новый мир унеслась, зима позвала, помощь понадобилась, порядок навести. А ты рядом посидишь, пока я веретено ковать буду, сказки порассказываешь, чему научилась по книге моей похвастаешься. А может и я тебе, чего скажу, о том, что за долго до тебя было.
Василиса быстро поднялась на ноги, и побежала следом за повелителем Подлунного царства, в подземную кузню. Здесь, сидя на низкой табуреточке, глядя как Кощей раздувает меха, разжигает горн, плавит серебро, слушала, как великий Сварог учил людей приручать огонь и ковать железо.
В последний месяц лета, десятого числа славили на Руси кузнецов. Разное про них говорили, и что они дети божьи, и что с демонами дружбу водят, но всегда сходились в одном – обладают они особой волшебной силой, и любое зло могут расплющить молотом, и одним ударом в землю вогнать.
Давно, когда Земля была совсем молодой, пышущая вулканами, кипящими водами, и туманными рассветами, пролетал мимо неё Сварог. Полюбилась ему эта планета, остудил он её пыл огненными клещами, установил Бел-горюч камень Алатырь, что б смогла стать она Матерью-Землёю и порождать жизнь. Смягчил бурю страстей, установив священные брачные узы.
Идем кузнец из кузницы, слава!
Несет кузнец три молота.
«Кузнец, кузнец! Ты скуй мне венец,
Ты скуй мне венец и золот и нов,
Из остаточков золот перстень,
Из обрезочков булавочку,
Мне в том венце венчатися,
Мне тем перстнем обручатися,
Мне тою булавкою притыкать».
Напевал Кощей, вытягивая серебро в форму веретена. Кузнец браки заключает, кольца куёт, обряды проводит, переплетает души влюбленных, создавая нерушимые узы.
Как к Яге, приходили за помощью, так и к кузнецам, чтоб здоровье сковал да хворь прогнал. Приносили в кузни новорожденных младенцев, которых обмывали водой из чанов, в которых металл остужали. Если у женщины часто умирали дети, то её беременной приводили к кузнецу и обливали использованной для закалки железа водой, смешанной с углем, читали заговоры, просили защиты у богов.
Выковывал кузнец надочажную цепь для очага, к которой котёл подвешивали, и передавалась она из поколения в поколение, как вместилище родового духа. Пока цепь цела, и род не иссякнет. А если случится засуха, брось её в корыто и дождь пойдёт.
В душе кузнеца отзываются древние звуки и тайные эхо, ибо его ремесло несет в себе сверхъестественное знание и колдовство, подаренное Сварогом. Кто прилежно учится, да знания впитывает, не просто железо куёт, меняет не только форму металла, но и природы. Кто не ленится, и голос перековать может, из грубого звука переведёт в мелодичную гармонию. И старое в новое обратит, подарив вещам новую жизнь и смысл. Это искусство кузнеца вмешательство в природу мироздания, проникновение в самые глубины сущего.
В песнях кузнецов присутствует магическая гармония, мост между мирами. – Умыл лицо ключевой водой Кощей, рассказывая Василисе про дела давно минувших дней. – Так и я, когда женился на Маре, учился ремеслу Сварога. А что, думаешь раз правитель, царь, чародей, то всё остальное чуждо? Понимаешь, ко всему привыкаешь, и когда-то любимые занятия становятся рутиной.
Вот я, великий дух, принявший человеческий облик, дабы не пугать смертных, когда встречаю их души по ту сторону моста, чтоб провести через черту, тоже заскучал. Конечно, не всем выпадает такая честь, чтоб сам Кощей за ними пришёл, но согласись, что приятнее идти в компании знакомца через вязовые аллеи, чем плыть в лодке с хмурым хранителем.
Я пел с воинами, с юными девушками, с пастухами и ремесленниками, души умерших подхватывали знакомые мотивы и к концу пути затмевали своим пением даже птицу Сирин, что, как известно, простому смертному не под силу.
Переходя мост над рекой Смородиной, смертные оставляли свои воспоминания там, и чистые, обновленные ступали на берег подлунного царства. Представляешь, как я был опечален, что не смог встретить твоего кузнеца?
Мне нравилось с ним общаться. Помог ему поставить новую кузню, иногда и сам там бил молотом по наковальне, если нужна была моя помощь во врачевании. Надо сказать, что друг твой был искусным мастером, не останавливался, всегда чему-то учился, искал истину, мечтал найти способ ковать серпы, что не тупятся, да кольца, не дающие покинуть любви сердца людей.
Сдружились мы крепко, и от мысли, что когда-то, такого как он, придется переводить через реку, становилось грустно. А видишь, как получилось, сам в полон попал, не проводил друга, когда его час пробил. Зато теперь будет время посоревноваться, кто кого перекуёт. Мара ему позволила моей кузней распоряжаться, до моего возвращения.
Как за разговором время быстро проходит, посмотри, какая красота! – Вынул Кощей из бочки с холодной водой серебряное веретено. Изящная вещица была покрыта узором из переплетённых роз, что казалось, светятся из самой глубины лунным светом.
– Какая красота, – выдохнула Василиса, не в силах оторвать взгляда от
искусной работы Кощея.
– А вот и мы, – просунул голову в дверь Горыныч, – заждались?
История пятидесятая
(печеньки захватывают город)
– О, всемилостивейший, Темный Господин! – неуверенно заглянул в залу один из главных смотрящих за городом, – у нас вновь потери… – произнеся
последнее слово, великий воин втянул бычью шею в широкие плечи, надеясь стать совершенно не заметным.
Мракоус, развалившийся на широкой кушетке побледнел, затем покраснел, тяжело сел, вперив недобрый взгляд в гонца плохих вестей.
–Кто?.. – чуть слышно прошептал он.
– Двое из дружины, лавочник, пекарь и палач. – загибал пальцы смотрящий за городом, одновременно сжимаясь ещё сильнее, справедливо ожидая превращения в кучку пепла.
Тёмный властелин тяжко вздохнул, упёрся руками в подушки, встал, устало тряхнул головой, словно прогоняя наваждение, и махнул массивной тростью в
сторону выхода. – Показывай… – прошипел он, и его змеиного цвета глаза, превратились узкие щёлочки.
Смотрящий за городом низко склонился, и, отступая, задом толкнул дверь, пропуская вперёд повелителя, тенью последовал за ним.
Мракоус, широко ступая по мощённой белым камнем улице, думал, о странных детях появившихся недавно на улицах его города. Внешне новенькие мало отличались от остальных, если не считать того, что постоянно всем улыбались. Но именно они, стали его врагами номер один. Теми, из-за кого великий тёмный властелин не спит уже второй месяц, неуловимое хулиганьё, превращающее его славных воинов, и жителей города в слабоумных идиотов, раскрашивающих дома в яркие цвета и распевающих развесёлые песни, никак не сочетающиеся с политикой Мракоуса.
Он, великий чародей, принёсший кровавые жертвы властительнице Тьме, пробудивший чёрные души, победивший десять королевств, положивший на алтарь любовь ради получения всемогущества. Чёрный маг, не знающий себе равных, владеющий мирами и диктующий каждому живому существу как жить, не может словить двух подростков!
Гулко стучит трость по мостовой, выскакивают из-под подбитых металлом каблуков искры. Мракоус мрачнее тучи размышляет как так вышло, что он упустил? За две тысячи лет ни одного мятежника, ни слова против его власти, тотальная покорность и обожествление, откуда взялись эти двое, посмевшие бросить вызов Тёмному господину?
Солдаты Мракоуса, не знающие страха, не чувствительные к боли не ведающие сострадания и жалости, один за другим превращаются в нечто рыскающее по городу в поисках рифм, восхищающиеся бутонами цветов, помогающие
старикам переходить дорогу и, что самое главное, отказывающиеся служить ему своему господину! Их не пугает палач, они не боятся смерти и распевают частушки стоя на плахе. И никто, никто не знает, когда и в какой части столицы появятся новые жертвы странного заклятия. Всматриваясь в черноту зеркал, Мракоус видит лишь клубящийся туман. Ни огонь, ни вода, ни один проводимый ритуал не даёт ответа, кто эти возмутители покоя.
Тёмный властелин устроил ловушку. Его лучшие воины окружили город. На каждой стене, на каждой крыше сидело по лучнику. Дозорные, переодетые простыми горожанами, шныряли по улицам, выглядывая нарушителей. Ни человек, ни зверь, ни дух, не смог бы проскочить незамеченным. И вот, когда в ожидании добрых вестей Мракоус расхаживал по кабинету, вернулся гонец. Один.
– О, Великий! – кинулся под ноги Мракоусу очередной соглядатай, тюкаясь лбом об камни, – страшная участь постигла твоих воинов! Я единственный кто выжил! О, Темнейший господин, мои глаза никогда не забудут то, что увидели! Это было страшное! А теперь, теперь… – и воин окончательно распластался по камням мостовой, зашедшись в рыданиях.
Лишь великая Тьма знает, на какие ухищрения пошёл Мракоус, чтоб познать правду. Огонь под жертвенным алтарём разгорался всё ярче, а страх всё сильнее сжимал сердце. Давно забытое и оттого ещё более пугающее ощущение неведомого, что не давало спать, давило камнем на грудь, распространяя могильный запах. Но ведь он не мог умереть! Он уже мёртв! Вступив на площадь, Мракоус остановился. Обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом покрасневших глаз. Но, никто даже не обратил на него внимания. Суровые, двухметровые стражники, стараясь мило улыбаться (что, впрочем, не очень получалось из-за обилия боевых шрамов на лицах) сидели за низенькими столиками и делали вид, что пьют чай из крохотных, розового цвета, кукольных чашечек. Вокруг них крутились счастливая ребятня, пересыпанная крошками имбирного печенья.
– Увалаемый самый стлашный Гломышимус, – смешно коверкала слова малышка, – полить вам добавки? – и протянула к гиганту, которому едва доставала до колен игрушечный чайничек в горошек. Стражник расплылся в улыбке ещё сильнее и усиленно закивал, подставляя чашку.
– И мне! И мне! И мне!.. – понеслось со всех сторон. Суровые воины отложив в сторону оружие запели что-то о маленьких звёздочках, кружащихся над радугой, где шустрые стрекозы построили дом.
Мракоус схватив девчушку за шиворот, передал её в руки главному смотрящему, и заглянул в блаженно улыбающееся лицо Грромошимусу, одному из самых преданных и жутких своих солдат.
– Пароль «Спасибо и Пожалуйста», – икнул тот в лицо Тёмного властелина,
– а мы тут вот, печеньками балуемся! – и протянул на огромной ладони
имбирное лакомство, – чаю?
Мракоус со всей силы ударил кулаком по столику и перевернул соседний. Ярость, что он сдерживал, наконец-то нашла выход. Пламя вырвалось из набалдашника чёрной трости, испепеляя всё и всех, кто находился на площади. Кто, кто всё это делает? Что за заклинание? Почему он их не видит и не может найти?
– Привет, Темный господин, – услышал он тонкий голосок за спиной, – хочешь печеньку?
Что-то неуловимо знакомое было в этом тощем парнишке, с растрёпанными, смоляного цвета, волосами до плеч, острыми коленками и наглым взглядом, который он, впрочем, пытался скрыть за длинными ресницами.
– Печеньку? – повторил парнишка.
Мракоус на секунду задохнулся от злости, но моментально придя в себя, схватил наглеца за шиворот, и так тряхнул, что из всех карманов мальчишки посыпалось печенье. Оно пахло миндалём, имбирём, корицей, и кто знает, чем ещё, что тревожило память, требуя попробовать, вспомнить давно забытые вкусы. Любопытные жители, не в силах устоять, хватали печеньки и по нескольку штук засовывали их в рот.
Тёмный властелин застонал. По покрытой пеплом площади скакали с мётлами и тряпками, распевающие песни, жители ближе стоящих домов. Они отмывали мостовую, и раскрашивали каждый камешек в свой цвет. И сколько это будет продолжаться, Тёмный властелин не представлял. Первые из его воинов, что попробовали печеньки до сих пор плетут венки, поют детям колыбельные и даже научились доить коз! Этих огромных, покрытых шрамами заклятий и ран стражников, даже дети воспринимали как плюшевых мишек, приглашая поиграть.
Но ничего! На алтаре меняются все. Никто не может устоять перед самой Тьмой. Она в душе каждого. И этот мальчишка, глядя в глаза смерти, расскажет Тёмному властелину, всё! Пацан же, совершенно не боясь, и даже слегка присвистывая, нагло потребовал поставить его на землю, иначе рубашка порвётся. От злости, Мракоус швырнул его так, что пролетев несколько метров, мальчишка, прежде чем остановиться, несколько раз подпрыгнул на попе, пересчитав ею разноцветные камни мостовой.
– Полегчало? – ехидно уточнил пацан, потирая пятую точку, – а мог бы просто съесть печеньку, глядишь, не напоминал бы сейчас помидор!
Мракоус подавил ехидную улыбку, представив, как буквально через час, парнишка будет умалять о пощаде, или смерти, быстрой и безболезненной, пока великая Тьма, отрывая по кусочку от его плоти, будет насыщать свой
голод.
Алтарь, скрытый за каменными дверьми, казалось, парил в воздухе в красном свете горящих факелов. Огромная чёрная плита выступала из серых клубней тумана. Пахло хвоей, смолой, тмином и сыростью.
– Скажите, а вы проветривать не пробовали? – с разбегу заскочил на плиту мальчишка, и, проведя пальцем по камню, скривился, – и прибраться тоже бы не мешало! Такое удивительное место! Я прямо таки чувствую, сколько тут силы! Эй, погодите, вы что, собираетесь меня здесь закрыть?
Мракоус захлопнул за собой тяжёлые двери. Пусть его мать Тьма, вдоволь наиграется с мальчишкой, а после, когда у него уже не останется сил кричать, и хамоватая усмешка исчезнет с губ, Тёмный властелин поговорит с наглецом и тот ему расскажет всё. Но где же он его видел?
Мракоус кругами ходил вокруг храма, вызывая в памяти давно забытые образы, пока… – Кощей! – выдохнул он на одном дыхании, развернулся и помчался к башне, срывая с цепочки, что обвивала шею, ключи от замков, за которыми в ледяных бочках, должны были храниться части тела правителя Подлунного царства.