Вера Александровна Шахова
Спасти тридевятое и другие приключения Василисы
История пятьдесят первая
(Путь)
Серебряный вихрь закрутился по кухне, и, рассыпавшись на миллиард звёзд, выплюнул смеющегося мальчишку на засыпанный мукой пол.
– За такое зрелище и ещё раз умереть не страшно, – смеялся юноша, поднимаясь с колен, неуловимо меняя внешность. Черты лица заострились, став жёстче, волосы собрались в хвост, плечи раздались, и вот уже перед Марой, что-то помешивающей в чугунке, вновь стоит Кощей.
– Отличная придумка, отвлечь Мракоуса от наблюдения за мостом, пока Василиса ищет путь на Буян-остров, – Владыка Подлунного царства поцеловал жену в нос и выглянул в окно. Там, за пурпурной бабочкой с сачком наперевес, гонялся Горыныч.
– Не выходит?
– Нет, – пожала плечами Марена, – не знаю, что эта девчонка намешала в зелье, но бедный Змей уже измучился, пытаясь подобрать идеальный оттенок для своей картины. Ещё он перекрасил твой пруд в изумрудный, лягушек в жёлтый, стрекоз в бордовый, водомерок в цвет весенней луны. Теперь вот бабочек отлавливает.
– Ну ничего, – схватил с подноса ещё горячую, без глазури печеньку Кощей, – как только Василиса принесёт жемчужину с живой водой расколдуется.
– Хотелось бы в это верить! – вздохнула Мара, поливая готовой глазурью печеньки.
– Василиса просто хотела поднять всем настроение, – внимательно осмотрел со всех сторон печенье Кощей, прежде чем отправить его в рот, – после возвращения Горыныча и кузнеца, с их рассказом что все пути-дороги или камнями завалены, или так заросли, что пройти нет возможности, и пробиться к Макошь как к единственной, кто может указать дорогу к острову нет… помнишь, как все расстроились. А печенье с глазурью из радуги было прекрасным решением!
– Прекрасно, что ты бессмертный! Вот что бы я делала, если бы ты вновь пропал? – Мара хлопнула в ладоши и полчище щёток, тряпок, губок и совков, принялись наводить порядок на кухне, – если бы Тьма поглотила тебя, отдав всю твою силу этому злыдню?
– Зато как повеселились! – улыбнулся Кощей. – Представь: мрачное
помещение, освещаемое факелами, пропитанное болью и страхом, тысячелетиями оглашаемое криками отчаяния, оплот Тьмы, колодец силы Мракоуса, неожиданно оплетается зеленью, тут и там по стенам ползут юные побеги с крошечными ароматными цветами над которыми порхают бабочки, через трещины в потолке проникает солнечный свет, и, преломляясь в капельках росы, вырастает в радугу! Красота! А как ты прекрасна, моя любовь в образе девочки с косичками! Жаль, что нам больше нельзя возвращаться в город, угощать жителей и стражников печеньками. Мракоус теперь знает кто мы, а значит, моя стена тумана, скрывающая нас от его взора, теперь бесполезна. Что не говори, а чародей он сильный. И ловушки ставить умеет.
– И почему он не любит печенье? Как было бы здорово, накормить его вкусняшкой с радужной глазурью, и за место тёмного лорда, у нас был бы весёлый, толстый канцлер, плетущий веночки из одуванчиков. Глядишь, вернулся бы в Подлунное подземелье, я бы его заморозила в снеговика…
– Ты у меня необыкновенная, знаешь?
– Конечно! Зови Горыныча, будем ужинать. Заодно крутанём яблочко по тарелочке, посмотрим, где там Василиса.
***
– Да, не просто сюда добраться, – пыхтела Василиса, перелезая через
очередной бурелом. «Мост у реки Калина, охраняет Змей огнём пышущий. Кто рискнёт и мимо пройдёт, тот в болото попадёт» гласила надпись на манускрипте. Сколько вас, таких, искавших бессмертие сгинуло здесь. А всё из-за того, что торопились, не размышляли. Все норовили через мост перейти. А вот зачем змею мост, что в болото ведёт, сторожить, не подумали. Вот и лежат кучками косточки смельчаков, украшают концевые опоры.
В манускрипте же чётко написано «мимо пройдёшь», вот и Василиса, осторожно, на цыпочках, почти не дыша, пробиралась сквозь обуглившиеся остовы деревьев, оплывших от жара остатков щитов, мечей, корон и полуистлевших мантий. По-хорошему, надо бы здесь хорошенько всё исследовать. На этом поле, перед мостом, под слоем пепла наверняка такая куча потерянных амулетов с артефактами погребена, что ей до скончания веков хватит. Но, в начале дело.
Сразу за полем тропа, заросшая крапивой и лебедой. Но и тут всё не так просто. Крапива не простая. Простой обожжёшься силы наберёшься. От этой же уснёшь и вовек не проснёшься. Высока трава, от того и не видно, сколько людей и не только их, сейчас на земле лежат, опутанные корнями да мхами прикрытые.
Василиса огляделась, закрыла глаза, и, расставив руки в стороны, закружилась, шепча заклинание, очищая небольшой клочок земли от копоти, костей, обнуляя память. Нужно передохну́ть, подумать, куда дальше идти. Хорошо, что задумка Кощея и Мары сработала. Некогда Мракоусу за единственной сохранившейся тропой, что к Макошь ведёт присматривать. Да и давно тут, судя по зарослям, никто не ходил, а заклятия остались, обманывают, морочат, смерть пророчат.
Когда-то здесь перекрёсток всех дорог был. Камень стоял указательный: направо пойдёшь себя найдёшь, налево пойдёшь судьбу сплетёшь, прямо
истину познаешь, назад повернёшь сапоги сотрёшь… Теперь ни перекрёстка, ни камня, ни Горыныча. С тех пор, как Яга пути-дороги заговорила, мало кто до сюда добирался, Горыныч всё чаще у Никиты в огороде пропадал. А как Мракоус в силу вошёл, морок на место навёл, пытаясь до Кощеева царства добраться. Сколько славных богатырей, да и просто ребят, под чарами Аксиньи тут полегло. Все они тут тенями бродят, выход ищут. Стонет земля, плачет, только помочь им не может.
Слышит их Василиса, указать направление просит. Шепчет, что ещё не всё потеряно. Впереди последнее испытание. Пройдёт, историю вспять повернёт. Все, кто погибли, к жизни вернутся, годы свои, обманом отнятые, до конца проживут.
Поднялись из земли два факела, огнём вспыхнули, трава к земле прижалась, не хочет гореть. Крутит вокруг себя кольцо огненное Василиса, а ядовитая крапива тянет к ней свои зелёные руки. Хочется ещё одного странника заполучить.
Ночь опустилась, прочертила огнём круг Василиса, сама внутри спряталась, Ядовитая трава снаружи к ней прорваться пытается. Вот только обжигает огонь её щупальца, не даёт добраться до девушки. Шипит крапива, смертью грозится. Как бы не так. И пострашнее видали.
Лишь расцвело, пробралась-таки к заветному болоту. Подивилась. Берег ровный, чистый, чуть-чуть невысокой осокой поросший. Вода прозрачная. Видно, как рыба у самого дна в догонялки играет. Не болото озеро райское. На другом берегу парнишка с удочкой стоит. Интересненько. Или она не туда свернула, или что-то не так как надо прочла.
Сверилась с манускриптом: «Мёртвая вода заживлять раны, живая возвращать к жизни. Только вода та, хранит свойства свои не более часа. Достать её могут вещие птицы: вороны мёртвую, Алконост и Гамаюн живую. Но есть ещё источники заветные, два болотца заповедных. Ели собрать росу с листьев, что поутру в жемчуг обращается, то храниться вода внутри этих жемчужин бесконечно долго».
Вот, написано же болота. А это озеро. Может, в другую сторону идти надо было? Так Василиса оттуда и пришла. Когда ничего не ясно, надо присесть и подумать, а думать лучше всего на сытый желудок.
Разложила платок на пеньке, сыр нарезала, хлеб. Мара ещё сладостей да яблок в котомку положила. Разложила угощение, да одно укатилось, в воду булькнулось, закрутилось, завертелось, и медленно, словно кто его за хвостик потянул, стало погружаться в воду. Ни тебе кругов, не всплесков. На несколько секунд наступила полная тишина. Ни щебета птиц, ни шелеста ветра. Вокруг яблока образовалась ряска, пахнуло тиной, и… словно ничего и не было.
Василиса подобрала камень, бросила в воду, он, с тихим бульком, ушёл в низ и исчез, пройдя сквозь песок на дне. И вновь тишина. Время замерло, воздух покрылся трещинками и осыпался в озеро мерцающей дымкой и словно блюдце из малахита, обрамлённое бархатом мха и камышовых зарослей предстало болото. В зарослях тростника хорохорилась выпь, чьё весёлое настроение и выдернуло Василису из миража.
Вода, по первости, казавшаяся стоячей, на самом деле бурлила, выбрасывая разноцветные фонтанчики из самых недр. Капли болотной воды, попадая на листья кувшинок, застывали жемчужинами.
Жабы, ловко перескакивая с листа на листок, глотали перламутровые кругляши. По легенде, проглоченные квакшами бусины хранили в себе частицы живой и мёртвой воды. Оставалось лишь придумать, как отловить этих жадин, вытрясти из них жемчужины, тем самым получив гарантию исцеления от самых смертельных ран и болезней, даруя обладателю фактически бессмертие. А попавшим под неизвестные чары снятие наваждения. Что было крайне необходимо Горынычу, проглотившему первые печеньки с радужной глазурью, дарующие позитив, творческое раскрытие и бесконечно растущую доброту сердца.
Жабы же, вовсю старались, чтобы эта застывшая жемчугом вода не досталась ни людям, ни эльфам, ни кому-либо ещё. Магией тут не сладишь.
– Что ж, – подумала Василиса, – вспомню, как в детстве сачками ловила бабочек и пытаться вытрясти из квакш бусины. Ещё как-то надо уворачиваться от поцелуев этих зелёных пупырчатых бестий. А то сдаётся мне, что половина этих активных пресноводных бывшие Иванушки с Алёнушками, что повелись на разговоры о любви с первого взгляда. А вон та, лупоглазая, явно была троллем в прошлой жизни.
История пятьдесят вторая
(Сны)
Умаялась Василиса по болоту скакать, жаб ловить да жемчуг из них вытрясать. В сапогах хлюпала вода, коса расплелась, а вредные квакши, то и дело выпрыгивали из воды, надувая перед лицом девушки пузыри отражающие её перепачканное илом лицо. Весело переквакиваясь друг с другом, лягушки забавлялись тем, что заманивали Василису в топи и танцевали на широких листьях, глядя как она бултыхается в коричневой жиже.
Постепенно сгустились сумерки, небо засеребрилось туманом. Выбравшись из болота на твёрдую землю, девушка пересчитала жемчужинки, всего восемь штук удалось за день собрать. Да и то хорошо, хватит чтоб Горыныча расколдовать. Развела огонь, обсохла, пожевала хлеба. Глаза сами собой закрылись. Умаялась.
Над головой, масляным блином висела Луна, словно призрачный фонарь освещающий путь всем потерявшим дорогу. Как маяк посреди мрака, указывающий направление, маня, обещая несбыточное, шепчущий о мечтах, надеждах, страхах и дарящий надежду на лучшее.
В воздухе растекался аромат лаванды, дождя, прелых листьев. Где-то далеко, за синими горами, что ещё предстояло перейти, тихонько пела Гамаюн птица под перезвон колокольчиков:
– Она нити прядёт, в клубок сматывает.
Не простые нити волшебные.
Из тех нитей сплетается наша жизнь
от завязки-рожденья и до конца, до
последней развязки смерти.
Даже боги пред нею склоняются,
как и все они подчиняются тем неведомым
нитям Макоши…
Сплелись под небесным куполом лучи миллиардов звёзд, очерчивая призрачный зал Судеб. Оплели звёздные цветы белокаменные столбы, под которыми дымятся чаши ароматных курилен. Лёгкий дымок сгорающих трав уходит вверх, образуя причудливые тени. На стенах, исписанных вязью странных символов, вспыхивают и гаснут искры. Василиса, поднимаясь по скрытым, клубящимся туманом, ступенькам удивлялась, заглядывая в мраморные купели из которых, тонкими струйками, били фонтанчики. Странное спокойствие, разлилось по всему телу, в эту одну единственную ночь в году, самую короткую, когда душам разрешено прервать свой бесконечный бег. Ночь, когда можно ступить на перекрёсток миров ведущий отовсюду в никуда и обратно. Заглянуть в великое зеркало богов и задать главный вопрос.
– И чего застыла? Не наглядишься никак, или чего такого увидела, чего до этого не знала?
– Извините, – очнулась Василиса, до этого зачарованно смотрящая в зеркало, в котором из призрачной купели брала кудель великая Макошь, пальцами левой руки вытягивала и ссучивала волокна. Дочери её Доля и Недоля привязывали пряжу к концу веретена. Вот она человеческая судьба как прядётся. У кого-то толстая, прочная, у другого, тоненькая, словно для золотошвеек, блестит, искрится, а чуть тронь порвётся. Наматываются нити на веретено, у Доли – ровная да плотная, у Недоли узловатая, с мохрами. Так и у людей, кто скользит по жизни, а кто мается.
А вот и её – Василисина ниточка, вроде и лежит ровно, и нитка толстая, а передала великая Макошь веретено дочерям своим, и завязали узелочки Доля с Недолей, события по судьбе назначенные. Доля, сидящая по правую руку от богини-Матери завязала счастливые моменты в жизни, тогда как Недоля, сидящая по левую руку от Макоши, сплела испытания судьбы.
– Да ты смотри, смотри, – каркнул ворон сидящий на раме зеркала, – внимательнее, может что и узнаешь.
– Да мне б туда, за зеркало к Макошь пройти, – растерянно развела руками девушка.
– Вот ведь как бывает попадаешь в ситуацию, что объяснить не можешь. Страшно, аж жуть! А выходишь с достоинством, и даже не загордишься. А бывает и наоборот, чужие заслуги себе припишешь. Знакомая ситуация? Стоит лишь от себя отречься, и всё! Перестанет нить, на веретено ложиться! Или вот, расхулиганится Недоля, да и переплетёт несколько нитей, поди, разбери чья где. Только если резать. Но тогда с чужими нитями и свою оборвёшь.
– Скажи, мудрая птица, вот эта нить, что серебром светится моя? – выдохнула вопрос Василиса.
– Верно, – кивнул ворон.
– А вот этот моток, что и не нить, и не кудель, словно войлок сваленный, через которую моя нить проходит, не Мракоуса ли жизнь?
– Его, девица, верно мыслишь.
– Но почему я? – вглядывалась в перепутанные нити Василиса, в каждой узнавая судьбы своих друзей.
– Не только ты, девонька! Много вас, героев разных перед судьбой вот так стояли. Только одни боясь осуждения и непонимания, сбежали, не приняли доли своей! Спрятались. Ты же вызов приняла, да и к тому же сама просила судьбу себе не в хоромах прожить, на батюшкиных да мужниных лаврах почивать, а себя познать, суть свою испытать! Вот тебе и дали шанс. Только видишь, как оно вышло. Тут тебе решать: оборвать нити и свою и врага своего, или жизнь сохранить, но тогда не победить. На что готова ты девонька?
– Из тех, кто дорог и так бессмертны, хоть и стали сказками да легендами. А моя жизнь ничего не стоит. Лишь одна просьба у меня к тебе будет вещая птица. Возьми серебряное веретено, отнеси великой богине, попроси оборвать нить жизни моей. Вижу же, что она питает чёрный клубок. От того видимо и Мракоус меня по мирам водит, через тысячелетия перебрасывает, знает, что пока я жива, и он не уязвим. А как нить моя на землю упадёт, да рассыплется, доставь этот мешочек с жемчугом, что хранит живую воду в Подлунное царство. Другу моему Горынычу исцеление. А Кощею передай, что не дошла я до острова, другой способ избрала. Пусть встречает меня у Калинова моста. Я ждать его буду! Место моё в его царстве теперь.
Глянула ещё раз в зеркало, на великую Макошь, Василиса, замерла. Тёмная фигура, чьи очертания скрывал туман, шевельнулась. Рука, вычерчивая знак напряглась, сжав пальцы так сильно, что через несколько мгновений из-под ногтей показались капли крови. Тягучая жидкость капнула на нить, скатилась вниз искрящейся змейкой, обернулась паучком, быстро-быстро опутывающего зеркало тончайшей паутинкой. Рама, сдерживающая магическое отражение, переливалась всеми оттенками радуги, создавая тонкую грань, переход по мосту вечности.
Хрустальный звук рассыпающегося зеркала вокруг Млечного Пути, разрушил реальность. Зал Судеб таял на глазах, размываясь ветром, разрываясь
клочьями тумана, превращаясь в мириады светлячков, усеявших траву на берегах заговорённых болот.
История пятьдесят третья
(Загадки)
– То ли приснилось, то ли правда случилась, – оглядывала незнакомую местность Василиса сидя у корней огромного дуба.
– Интересно, – думала про себя девушка, ощупывая руки и ноги, – неужто и правда, с великой Макошь повстречалась? И ворон был? – проверила все карманы Василиса. – А веретено где?
В голове, голосом ворона, звучала загадка: «Он на острове растёт ни наг, ни одет, на одном боку цветы расцветают, на другом листы спадают, на третьем – плоды созревают, на четвертом сучья подсыхают», отгадаешь что это?
– Читала я про такое, в кощеевой книге, – сама себе отвечала Василиса, – сказано было, на острове Буян растёт великое дерево дуб и стороны его есть четыре сезона, и находится он вне времени, являясь осью мира. Охраняет древо змея Гарафена и девицы-пчелицы, белый волк и горностай. А ещё, живёт там красна девица, швея-мастерица, держит иглу буланую, вдевает нитку шелковую, рудо-желтую, зашивает раны кровавые. Вот такой он, остров Буян.
– Правильно говоришь, правильно, – вновь зазвучал голос.
Огляделась ещё раз Василиса, с чего начать, куда пойти? Где семечко жар цвета искать? А ворон ей отвечает: – Иди, для начала прямо и никуда не сворачивай, а как придет пора свернуть, то сама, должна решить в какую сторону! И ничему не удивляйся, не бойся, много всего разного необычного встретишь, и злого, и доброго, и светлого, и темного! Теперь только от тебя зависит, твоя судьба и то, распутают ли Доля с Недолей нить жизни твоей!
– А куда прямо-то идти? – пожала плечами Василиса, – тут, куда не глянь, везде одно. Тропки, тропинки, травы да осинки. Всё сплелось, переплелось. А если не по той пойду, то куда попаду? Как вообще всё тут устроено…
– Вот, правильный вопрос! – послышался тихий голос сверху.
Василиса подняла голову и увидела, как один из сучьев зашевелился, обратившись в огромную змею, что теперь, медленно извиваясь, спускалась с дерева к девушке.
– Я задам тебе три загадки, отгадаешь расскажу и как мир устроен, и где искать пропажу. А нет, не взыщи, отправишься в подлунный мир, вот только в наказание за самоуверенность свою, никого не вспомнишь, не узнаешь.
– Боязно, – ответила змее Василиса, – не вспомнить никого, кто дорог, да выхода другого нет. Загадывай, мудрейшая, – обмерла Василиса, а про себя подумала, что может и впрямь непосильную ношу на себя взяла, понадеявшись на удачу свою да везение.
– Девять сучьев, на каждом сучке сорок веток и сорок одна веточка, а на ветках по девять гнезд, – обвилась вокруг девушки змея Гарафена. Сама кошкой ластится, головой о плечи трётся, а чешуйчатым телом так обнимает, словно канатами связывает.
– Год у нас девять месяцев вот и девять сучьев, по сорок веток в чётных днях месяцах, и по сорок одному в нечётных, а гнёзда это дни в неделе: понедельник, вторник, тритейник, четверг, пятница, шестица, седьмица, осьмица и неделя.
– Молодец, – улыбнулась змея, глядя прямо в глаза Василисе, – это была лёгкая загадка, загадаю тебе вторую, не такую простую. Ежели вспомнишь, как в подземелье попасть, сможешь силу души испытать. – Сказала и исчезла в корнях дерева.
– Подзе-е-еме-елье… – протянула Василиса, – кто ж его знает, что за подземелье и где его искать. В каких только я не побывала, и у злого короля в тричетвёртом, и у Кощея, только вот ни клубочка, ни метлы, ни ступы со мной нет. Подсказать некому. Давай рассуждать логически. Раз подземелье значит под землёй, логично? Логично! Раз под землёй, значит должен быть вход, ну, или, дверь какая, люк секретный, или хотя бы лопата, чтоб подкоп в него сделать. Да и будь у меня лопата, где копать? И что значит вспомни? Я ж впервые здесь. Или нет? Вот опять-таки, если рассуждать логически, то если бы я тут была, то запомнила, так? Так! А раз я не помню… Совсем запуталась… – вела сама с собой разговор Василиса, ходя кругами возле дерева, пытаясь разглядеть на земле хоть какой-то намёк на вход в подземелье. Но под сапожками лежали только опавшие листья, да лепестки цветов.
– Это же жизни не хватит, найти тут подземелье! – топнула ногой Василиса, и тут же получила по носу жёлудем. – Эй! Кто там ещё дерётся?!
– Хи-хи-хи… – раздалось сверху, и на девушку посыпались скорлупки от
орехов.
– Кончай безобразничать! – рассердилась Василиса.
– Не могу, – махнула хвостом белка, запустив вниз очередной снаряд, – должность у меня такая, наводить суету. Скучно здесь. Птицы и те разлетелись.
– Скажи, – крикнула в раскидистую крону Василиса, – а ты, случайно, не
знаешь, где тут подземелье?
– Знаю!
– А мне скажешь?
– He-a!
– А почему?
– А потому! Ты смотришь, а не видишь! Может тебе живой водой глаза промыть?
– Да у меня только болотная! Болотная, точно! – стукнула себя по лбу Василиса. – Мы ж с клубочком, когда к прекрасному принцу за слезами ходили, в болото провалились. Эй, белка, а у тебя, случайно, там, на верху, дупла нет?
– Ишь ты, сообразила! – переместилась вниз рыжая хулиганка.
– А поможешь мне в него три орешка закинуть?
– Размечталась! Нашла дурочку за просто так помогать!
– А если не за просто так? За землянику?
– Земляника? – белка задумалась, припоминая что-то давно забытое, – такое маленькое, красненькое, сладенькое?
– Ага!
– А много?
– Да сколько хочешь, – улыбнулась Василиса, решив подарить белке скатерть самобранку, – будешь устраивать застолье для всех, кто захочет. Вот смотри, —достала девушка скатерть из котомки, – три раза стукнешь, скажешь, чего желаешь и тут же появится. Только не забывай спасибо говорить, и крошки смахивать. Ну, пробуй!
Белка спустилась с дерева, обежала вокруг расстеленной на траве скатерки, остановилась на уголке, прижала лапами к носу хвост зажмурилась, загадала… а когда чуть приоткрыла один глаз, ахнула и нырнула в гору орехов и ягод.
– Извини, – выловила из груды хурмы ошалевшую от счастья белку, – подскажи, пожалуйста, где подземелье!
– Ик… – расплылась в улыбке белка, минуточку! – Спрыгнув с рук Василисы, рыжая, чуть покачиваясь, схватив скатерть, оттащила её на несколько шагов от дерева. После чего, набрав в рот фиников, ловко выпулила их в крону дерева, точно попав в дупло. Земля под Василисой осыпалась, и девушка полетела вниз.
Подземелье осталось почти таким же, как она его и помнила, когда гостила в замке у прекрасного, хотя, может все они просто похожи друг на друга? Пустые и темные коридоры, где за каждым новым поворотом могла притаиться опасность. Мягкий мох под ногами, приглушающий шаги. Склизкие стены. Из всех звуков только стук собственного сердца и далекий звук капающей где-то воды. И темнота.
Василиса, привыкшая, что рядом всегда кто-то есть, с кем можно поговорить, помолчать, просто посидеть рядом, ощутила невероятно сильную тоску по всем своим друзьям: по Яге, Никите, Горынычу, Кощею с Марой, по лягушке с Кикиморой и Лешим, даже по своим дворцовым нянькам, что пытались ей привить правила хорошего этикета и от которых она сбегала играть с сельскими девчонками и мальчишками. Как было весело вместе прыгать через костры, заплетать венки, петь песни на утренней зорьке.
Сейчас же, казалось, что это были только сны. Не было заветного леса и поляны с костерком, над которым весел чугунок, в котором Василиса варила свои первые снадобья. И захватывающе-пугающих полётов на Горыныче, и шуточных перепалок с Никитой. Да она бы всё на свете отдала, чтоб Яга вновь её отругала за мухоморы с глазами. Ведь каждому известно, что на отвар берут молоденькие грибочки, с упругими шляпками, а те, что моргают, их только если солить, и то, не вкусно без хренового листа.
Василиса брела в вечной тьме бесконечных каменных коридоров, в полном, сводящем с ума одиночестве. Порой ей начинало казаться, что она слышит собственные мысли столь же ясно, как и звук собственных шагов. Но девушка не сдавалась, лишь упрямо сжимала зубы, продолжая идти вперед.
Как непросто порой бывает сделать выбор! И еще труднее придерживаться выбранного пути, несмотря ни на что. А свою судьбу Василиса сама решила. И даже, если и оборвётся нить её жизни, из-за излишнего самомнения о своих талантах, Василиса не отступит. Слишком много на кону стоит. Не только её жизнь, но и память о всех тех, кого знала и любила.
История пятьдесят четвёртая
(Заря)
Мрак подземелья растянулся в бесконечную ночь, ночь без единой надежды
на рассвет. Василиса с трудом различала что-либо в темноте огромных каменных коридоров, и только страх навсегда остаться здесь, не позволял ей сдаться.
Чтоб как-то справится с сомнениями, Василиса старалась припомнить всё, что когда-либо читала, или слышала, про остров Буян, про его удивительных жителей и испытания, что он даёт каждому, кто вступает на его берег.
«На Синем Море-Окияне, на Острове Буяне
Стоит дуб кверху корнями, да ко низу ветвями.
На том дубу сидит Красна девица. То не Красна девица,
То сама Макошь-Матушка Велесова супружница
Она шьёт-расшивает больны раны зашивает,
Тянет нитку от восхода до захода,
та нитка обрывается кровь-руда унимается!».. – подбадривала себя Василиса старыми заговорами.
– А ещё, говорят, что на острове этом чудо камень храниться, – вспомнила
Василиса разговор с Лешим, я тут много чего слышал, от путников, что заночевать решили, да у костерка разговорились. Спрятан тот камень от чёрных да завистливых людей в утробе земли матушки. Сила у него немыслимая! Кто тот камень найдёт бессмертие обретёт, а кто постоит на месте, где он зарыт получит запас жизненных сил. Ещё, сказывают, что возвращает души из Подлунного царства и тело им даёт сильное, исцеляет от многих недугов и выполняет различные пожелания того, кто отыщет его, но кто завладеет камнем обманным путём, он попросту сжигает. Вот так вот, девонька.
– Эх, сыскать бы этот камешек, – вздыхала Василиса, – глядишь, и жар цвет бы не потребовался. Враз бы мы Мракоуса победили! Да кто знает, где зарыта такая силища.
– Где спрятано не ведаю, а без помощи не оставлю! – усмехнулся Леший. Вот, возьми это цветок сабельника, ежели будешь блуждать во тьме, да не знать, как выбраться, али стена встанет выше тебя, иль туман накроет непроглядный, брось в него соцветия и тут же наваждения рассыплются, стены расступятся, мрак развеется…
– Да как же это я забыла про прощальный подарок Лешего? – на ощупь рылась в котомке девушка, пытаясь нащупать заветный мешочек с цветами. Вот он, родимый, наконец, вытащила и поцеловала привет от Лешего Василиса, ну, помогай дорогой.
Высыпала девушка цветки на ладонь, закрыла глаза, закружилась шепча заговорные слова: – где была стена открылись ворота, мрак сменил свет, а мне дан ответ, – и, не открывая глаз, раскрыла кулак с зажатыми лепестками и дунула.
Скрипнула засовом дверь, отворилась, явилась винтовая лестница, ведущая вниз, а с подпола свет струится, словно солнышко светит. Спустилась Василиса. Видит перед собой зал большой, стены колонны подпирают, из-под каждой ручей вытекает, у воды птицы сидят, на девушку глядят. Сами небольшие, а клювы железные.
Опоясывают ручьи небольшой пригорок, на котором стоит стол резной, на столе чаша, а в чаше шар. Идёт от него свет дивный, тёплый, словно солнышко ласкает. Переступила через ручьи Василиса, обошла вокруг стола, любуется на шар, только дивится чуду такому. Весь мир на нём, как на ладони, виден. Вот заря занимается, пахарь коня под узды ведёт, вот девица поёт да венок плетёт, косы расплетает, судьбу пытает. С другой стороны, ночь спускается, небо проявляется, звёзд разных да вселенных и не счесть, сколько по камню плывут. А поверхность вся диковинными письменами испещрена, Василиса таких и не видывала. Чудеса, да и только.
А тут одна из птичек и говорит: – возьми себе, не бойся! Великая сила в камне скрыта, сама над миром царствовать будешь, и все боги тебе служить будут. Захочешь своё царство создашь, а нет, так разом и разрушишь. Спрятала руки за спину Василиса, качает головой, – не надо мне ни власти, ни жизни вечной, подскажите лучше, где мне зёрнышко жар цвета сыскать, да как отсюда выбраться. Друзья мои в беде, помочь им надо. За царствами-государствами, пусть другие охотятся. А я вас, за помощь, хлебушком угощу! Вот, мягкий, круглый, у вас тут такого нет.
– Молодец, Василиса, – услышала голос за спиной девушка, обернулась и видит, стоит позади неё высокое кресло, и в нем сидит девица красоты неописуемой. На голове корона разными камнями переливается, на самой сарафан красный, узорами дивными вышитый, в руках камень держит, что только что в чаше лежал, – не поддалась на уговоры. Камень мой не простой, кто для себя возьмёт, страшную жизнь проживёт да вскоре умрёт, а кто ради других старается, многие истины познает. Так зачем ты пожаловала на остров Буян? Чего ты здесь ищешь?
– Да мне б зёрнышко жар цвета сыскать, что где-то здесь Кощей припрятал. Беда у нас большая, без помощи не справимся, – поклонилась в пояс хозяйке камня Василиса.
– Слышала я уже речи такие, – встала с кресла красавица, когда мимо Василисы прошла, та ей едва до бедра макушкой достала, – была у меня не так давно одна девица. Опустила владычица шар в чашу, провела над ним рукой, и видит Василиса, стоит перед ней Аксинья, слезами умывается, за любимого просит.
– Так вот как Мракоус из Кощеева подземелья выбрался! Аксинья с помощью бела камня его вызволила! – всплеснула руками Василиса.
– Взамен душу свою оставила, – усмехнулась великанша.
– Да как же так? – прижала к груди ладошки Василиса.
– А вот так, – вновь провела рукой над шаром красавица, и поплыли над ним красоты русские, деревушки, поля, леса, царства да озёра, и везде видела Василиса лица своих друзей, знакомцев и просто тех, кто в пути помогал. И каждый ей улыбался. – Что есть душа человеческая? Любовь! Потеряешь её, отдашь, обманешь, откажешься, и уйдёт от тебя душа. Тело оно и без души существовать может, вот только всю жизнь маяться будет. Вином пустоту заливать, али чем другим, пока не сгниёт окончательно. А что ты готова отдать за то, чтоб друзей вернуть своих? Время вспять поворотить? Врага с трона скинуть да ногами попрать?
– Да что у меня есть? – пожала плечами Василиса, – только я сама если. Прости меня, великая Заря, что сразу не признала, а имя спросить постеснялась, – вновь поклонилась богине девушка, – но не хочу я жить без памяти о друзьях своих, и без души не смогу. Любовь же она надо всем длань свою расстилает: и над людьми, и над животными, над травой, водой и небом великим. Я ж, когда к Яге в ученицы просилась именно её, истинную, познать хотела, чтоб мир мой в любви купался да в нежной заботе рук моих. А как помогать без любви? Не хочу жизнь как Аксинья прожить, в пустоте. Знаю я, что не вернуться мне отсюда, в пророчестве так сказано. Смирилась. Готова уйти. Но хотелось бы, чтоб не зря путь мой здесь закончился. Верни людям счастье, разгони тьму! Хочешь, буду служить тебе, сколько потребуется за это. Я ведь много чему у Яги научилась.
– Что ж, не зря тебя бабка моя выбрала, – тихо проговорила Заря,
внимательно глядя на Василису, – сколько раз повторялась история, а никто жизнью своей платить не хотел, не смотря на предсказание свитка. Что ж, видимо и в самом деле пришло время разогнать тьму. Позвать солнце обратно. Заканчивается время ночи. Самого черного сна мира. Но небесный огонь не зажжется, если не вспыхнет огонь земной. Всё в твоих руках Василиса. Пройдёшь третье испытание, отгадаешь загадку, будет тебе семечко жар цвета и ответ на все вопросы…