Вера Александровна Шахова
Спасти тридевятое и другие приключения Василисы
История пятьдесят пятая
(Переплетения судьбы)
В миг зарождения мира звучала музыка. Впрочем, и сейчас в каждой живой душе можно услышать отголоски той, первой мелодии, сплетающейся с мелодиями тех, кто жил до них в этом мире.
Василиса стояла посреди опустевшего храма, зябко поёживаясь, оглушённая резко наступившей тишиной. Только шар по-прежнему продолжал светить в своей чаше, проецируя бескрайнее небо.
Кто она, эта девушка, всматривающаяся в неё из отражения в зеркале? Почему она кажется себе такой чужой, незнакомой, словно отражается кто-то другой. Василиса заглядывала двойнику в глаза, пытаясь вспомнить как её зовут. Почему-то это казалось таким важным, словно от этого зависела её жизнь. А какая она, жизнь? Словно не было ничего: ни прошлого, ни настоящего, тишина и покой. Но именно это и не устраивало девушку, скреблось изнутри зверем, требуя выпустить звук. Но какой? Она должна вспомнить имя. Своё
имя.
***
В это время, в зеркале, точнее за зеркалом, всходило солнышко, радостно кукарекали петухи, приветствуя новый день, и разбегались в разные стороны, прячась от хворостины, поросята.
– Ах, ты паршивец такой! Ишь, чего удумал! Посевная на носу, а он вона, за тридевять земель собрался! – кричала Матрёна, гоняя по двору своего среднего сына Алёшку, периодически попадая веником по его тощей заднице. Не пущу! – Загнала таки неслуха в баню, и, подперев дверь поленом, чтобы не убёг, выдохнула запыхавшаяся баба и присев на порожек, обтёрла красное лицо подолом цветастого платья.
– Мама, ну чего ты, – попробовал просунуть голову в маленькое окошечко сын, – я же не просто так! Вон, Никита ходил, перо жар птицы добыл. Если бы загадку, что царевна загадала, отгадал, сейчас бы во дворце жили. На золоте ели, на серебре спали. И то, правду сказать, не обидели, корову дали, да грядку с горохом.
– Грядку с горохом… уууу… – замахнулась веником в окно Матрёна, три года неведомо где ходил, исхудал, с лица совсем спал. А вернулся, так всё ему не так да не этак. Всё надобно по-тамошнему, заграничному. А эта, лягушка Никиткина царевна, якобы заколдованная… тьфу… шагу, не ступит, с ней не посоветовавшись. Цалует её, в морду пупырчатую, спать с собой кладёт. А она? Квакает только, да мух с комарами ловит. И то хорошо, что хлеба не просит.
– Так маменька, сами же говорили, не удачный он, – высунул нос из окошка Алёшка, – когда рожали его, то головкой вниз уронили. А я-то, в поле
родился! Силой матушки земли напитался! Уж смогу и задание выполнить, и загадку царскую разгадать и на царевне жениться. И тогда у нас не одна корова с грядкой будет, а поле с горохом, и стадо бурёнок. Ух, заживём.
– Заживём, – вздохнула Матрёна, и пошла к дому местной ведуньи, за отваром особенным. Сыновей своих попоить. Может ума хоть прибавится, да и организм от шлаков почистится.
***
Тем временем, во дворце, прекрасная царевна воткнула перо жар птицы, добытое старшим сыном вдовы сапожника, в канделябр.
– Ух, красота! – радовалась Василиса, вычёркивая из платёжки графу за свет, экономия-то какая. Что у нас там дальше? Вода, отопление, оповещение. Афоня! Подь сюды!
– Давно уж тута, дожидаюсь, – раздался из-за спины вкрадчивый голос
дьячка.
– Ты указ сочинил?
– Сочинил!
– На площади зачитал?
– A то, как же, не извольте беспокоиться! С утра на главной площади глашатай огласил. В каждый двор скороходы заглянули, всё объяснили. Полцарства, да руку вашу посулили. Ужо, как часа два летописец добровольцев в поход записывает.
– Хорошо, – откинулась на спинку трона Василиса, – мне этот кувшин, из которого реки текут, вот как нужен, – провела ребром ладони под подбородком царевна. – А то водяной совсем страх потерял. Что б в бане помыться две кадки воды нужно, он за каждую, по два золотых просит. Как кувшин принесут, ты его под водопровод вкопай, чтобы в каждый дом, вода сама текла. А после, новый указ издай, что выйду замуж за того, кто мне блюдечко с наливным яблочком принесёт. А то живём, как в каменном веке за тремя заборами, никаких новостей не знаем. И опять-таки, экономия в статью расходов пойдёт.
– Так и сделаю, – прижал холёные пальцы к груди Афоня, – когда прикажете лягушек на смотр привести?
– А давай сейчас. Дураков-то много, вдруг кому и сразу повезёт. Не замуж же мне за него, хоть и удачливого, но дурня, идти? Пускай угадывает, какая из этих лягушек я. А как не угадает, всю жизнь расколдовывает. И козу подбери, порогастее, и грядку с горохом покудрявее. Нельзя же героя совсем без приза
оставлять…
***
– Ox, – всплеснула руками Василиса, вглядываясь в зеркало, – это ж я! Только другая. Так вот как бы я жила, если б к Яге в ученицы не напросилась! Вроде бы и для всех стараюсь, жизнь людям улучшаю, а всё ж обман! Не хорошо-то как!
***
И вновь по ту сторону зеркала растеклось прекрасное солнечное утро. По лесной тропинке шёл Иван-царевич, и ругал себя разными нехорошими словами.
– Вот правильно говорят, что я дурак. Ведь что угодно мог попросить у золотой рыбки: и полцарства и жену красавицу. Даже прибавку ума попросить мог. Мне бы тогда сразу грамоту дали, как самому умному. И целое царство в придачу.
А сейчас что? Третий сын, славного царя. За душой нет ни злата-серебра, ни коня, ни воза. А мне, дураку, попутешествовать захотелось. Мир посмотреть.
Шёл-шёл на расписной терем набрёл. Стоит в поле теремок, что не низок не высок. Над крылечком вывеска «Забудь грусть, всяк сюда входящий. Психологическая помощь, духовные практики и немного магии. Пострадавшим от выкрутасов золотой рыбки скидка».
Дёрнул Иван царевич за верёвочку, дверь отворилась. Зашёл внутрь, огляделся, ни свечей чёрных, ни черепов не увидел. Зато стол полный яств да вин стоит посредине горницы. Сидит во главе его девица красавица, пасьянс раскладывает.
– Проходи мил человек. Будь как дома. Вижу, что свадьба у тебя должна была быть, да невеста в лес с серым волком сбежала.
– А откуда вы уважаемая знаете? – удивился Иван, однако за стол сел, облизнулся, да несколько растерялся от обилия угощений.
– А мне карты сказали. Да не всё указали. Ты не стесняйся, покушай с дороги. Вот картошечка с салом, вот репка в сметане. Репку, правда, впятером тянуть приходится. Девиз у неё такой «Кто не тянет, тот не ест». А после расскажешь, как ты с золотой рыбкой повстречался.
– Да что тут рассказывать, – подвинул табурет ближе к столу царевич, опрокинул чарку зелена вина и закусил мочёным яблоком, – батя мой, царь, решил, что нас женить пора. Нас это я и два моих старших брата. Братья-то у меня умные, предупредили любимок своих, куда стрелы пускать будут, девки их там и ждали. Стрелы поймали, ко двору принесли, царю деваться некуда, дал согласие на свадьбу. А я свою стрелу пустил, в сине море угодил. Чуть старуху не убил, она там бельишко в старом корыте полоскала.
А рыба на волнах качается, стрелу мою поймала, улыбается. Говорит: «Замуж за тебя не пойду, не моя это сказка. А помочь помогу, загадывай, чего сердцу больше хочется, всё исполню». Вот я и попросил, мир посмотреть, себя показать. Выдала мне золотая рыбка сапоги скороходы, а как пользоваться ими не сказала. Один сапог велик оказался, я его сразу потерял, а другой мал, до сих пор снять не могу. Вот и хромаю по белу свету. Уж вроде всё посмотрел, везде побывал, а как домой вернуться не ведаю.
– Эх Иван, обманула тебя золотая рыбка. Тебе ж по сказке Василиса прекрасная в жёны полагалась. Да волка полюбила. Да разве ж можно девку винить? Он парень видный, надёжный. Дом, опять-таки, у него крепкий. Где какие клады в лесу запрятаны знает.
– Подожди, – перебил гадалку царевич, – а Василиса, это та, что днём по балам пляшет, а ночью в жабу превращается? Тьфу ты господи, прости. А я-то думаю, что мне каждое утро под окнами лягушки дифирамбы пели, а потом пропали.
– Дурак ты Иванушка, теперь волк на царство сядет. Так полагается. Всем, кто на Василисах женится.
– Да не хочу я на лягушке жениться, мне дочка мясника нравиться – Марфа. Только вот папенька её крут больно. Считает, что дочке его только
королевичи в женихи годятся. А меня со двора гонит. А крапивой по пяткам, знаешь, как больно?
– А ты чего?
– А я голубя научил почту носить. Вот, год уж как переписываемся.
– А бате её, мяснику, сказал, что ты царевич? Или так и пришёл к крыльцу в лаптях, да в заплатанной рубахе.
– А надо было? У меня ж корона есть.
– Эх, Ваня, Ваня. Корону сейчас любой дурак купить может.
– Так и в царевичи записаться тоже. Очередь правда большая, но если у тебя есть крёстная фея, то за хрустальный башмачок, через чёрный вход вперёд пропустят.
– Эх, что делать то с тобой. Подожди, картишки кину. Фигли-мигли ворожу, я всю правду знать хочу. Вот что Иван царевич, бери горбунка и скачи в тридевятое царство. Там живёт колобок, мастер ухода от неприятных ситуаций. Он тебе поможет. Проводит к сватье бабе Бабарихе. Эта, кого хочешь сосватает.
***
– Ой, – вновь всплеснула руками Василиса, – а так бы я жила, если б судьбу свою не приняла. Так вот как меня зовут Василиса! А царства-государства наши все перемешались, в одно слились. Путаница какая случилась!
А зеркало вновь рябью пошло, третью картинку показывает…
***
– Подожди, то есть, вот я тебя победил, и ты готова выполнить три моих желания, что б жизнь себе сохранить?! – просветлел лицом Никита-богатырь, помогая подняться с земли самой злой волшебнице в мире. – Вот прямо таки всё, что захочу?
– Неужто думаешь обману? – фыркнула Василиса, отряхивая платье, – победил честно, я готова свою жизнь выкупить. Так что, будешь загадывать, или я домой пойду?
Богатырь потёр затылок, засопел, потоптался на месте и, наконец, решился, – просто так неожиданно, три желания, я вот так сразу и не знаю, что сказать. Может коня? Как у Святозара? Можно?
– Ого, это ты меня спрашиваешь, да? Откуда я знаю, чего тебе можно, а чего нельзя! Я вот себе ни в чём не отказываю! – усмехнулась Василиса.
– Тогда точно коня! И что б породистый, поджарый, с изюминкой в характере, – начал загибать пальцы Никита, перечисляя достоинства коня.
– То есть, конь в пироге с поджаристой корочкой и изюмом. Это ж кекс получается. Ты точно хочешь такого коня? – приготовилась щёлкнуть пальцами злая волшебница.
– Стой! – схватил её за руку богатырь. – Зачем мне конь в изюме?
– Сам захотел, поджаристого и с изюминкой! – пожала плечами Василиса.
– А как я на поджаристом верхом ехать буду?
– Это уже второе желание! Хочешь эксперимент?
– Нет! Да пойми ты уже наконец!
– Да как же тебя понять, если ты всё отрицаешь? Желания загадывать будешь?
– Буду! Главное, чтоб меня правильно поняли!
– А что, ты их будешь загадывать на другом языке? Как не стыдно! И это русский богатырь называется! А на русском языке изъясниться не может! Всё ему толмач нужен!
– Да не нужен мне толмач, мне конь нужен! Как у Святозара, понимаешь? Что б подвиги верхом совершать! А кекс мне не нужен! И изюм я не люблю! Он на таракана похож!
– Ну, так бы и сказал, что хочешь коня, как у Святазара, только без изюма! – надула губки Василиса. – Чего сразу орать-то? Может тебе отварчику успокоительного, а? Вот смотри, есть с еловым вкусом, морковным, вкус редьки с мёдом. А вот этот с брюквой. Я, правда, его ещё ни на ком не опробовала, ты первым будешь!
– Да не надо мне успокоительное, не с брюквой, не с редькой! Ты мне коня обещала! – топнул ногой Никита.
– А хочешь, я тебе табун подарю? Будешь каждый день их менять! В понедельник рыжий, во вторник серый, в тритейник буланной масти…
– Мне на них седалища не хватит, – перебил злодейку Никита, – на всех сразу-то не усидишь!
– А для этого есть настойка из лопуха, – хихикнула Василиса, – могу с этим помочь. Правда, в него, случайно, мышиный хвостик попал, но это только в плюс! Отличительная черта проявится! Да и девушкам нравится!
Никита сел на землю, обхватив голову руками, и слегка раскачиваясь из стороны в сторону, застонал, – не понимаю! Не понимаю! Ты же сама мне предложила три желания, а теперь отказываешься!
– Да боже упаси! – воскликнула Василиса, – и кто только тебе такое сказал? Укажи мне на него, и я превращу его в жабу! Пущай на болоте сидит и квакает! А самая злодейская злодейка всех времён и народов всегда держит своё слово! Или ты сомневаешься в моих способностях?
– Знаешь, Василиса, я лучше потом зайду. Высплюсь, подумаю, схожу за тридевять земель за мечом кладенцом, может, и надумаю чего.
– Подожди, – положила злодейка руку на плечо богатыря, не давая ему подняться, – условие есть условие! Пока я не исполню три твоих
желания…
– А если я ничего не хочу?
– Так не бывает! Чтоб человек совсем ничего не хотел! Загадывай!
– Не буду!
– Ах ты, подлый богатырь! И как это я сразу не догадалась?! Ты смерти моей хочешь, да? Чтоб меня совесть загрызла?
– Да не хочу я, чтоб тебя грызли! Живи себе, сколько хочешь!
– А ты чего хочешь? Конь тебе не нужен, табун тоже, от хвоста отказался. Зря кстати, хороший хвост, ещё никем не ношенный! Так что загадывать будем?
– Ничего! – вскричал богатырь, и, пока Василиса не успела его вновь остановить, сбежал в ближайший лесок через кусты.
***
– Не, это ж не злодейка, это тролль какой-то, – выдохнула девушка, глядя на
третий вариант своей судьбы. – Подождите-ка, я же не обязана принимать то, что в других воплощениях могло бы быть, верно? Вещи непостоянны, и надо учиться принимать, что присутствие близких людей рядом, тёплая дружба, любовь всё однажды проходит, и мир, наверное, прав, заставляя своих детей забывать о прошлых жизнях и бедах, и дружбе, и любви иначе недолго и сойти с ума, осознав, сколь многое уже потерял безвозвратно. А сейчас, самое главное воспоминание, это светлая печаль о потерянных друзьях и мире, ради которого я пошла на все эти испытания.
Василиса смотрела в зеркало, и понимала, что в душе по-прежнему горит огонь, и он уже не тот, что жил в ней прежде, в позабытые времена, когда она не умела и не желала смиряться с тем, что казалось несправедливым. Но если верить, то однажды вновь зазвучит позабытая мелодия, и повстречаешь на одной из дорог тех, кого называла друзьями много веков назад, невозможно будет мимо пройти.
Звякнули невидимые колокольчики под куполом храма, и рассыпались видения миллиардами звёзд к ногам девушки.
История пятьдесят шестая
(Морок)
– Хорошо-то как! – Василиса упала на траву и довольно зажмурилась. – Наконец-то дома!
– А аромат какой, – согласился Никита, собирая душицу на чай. – Настоящий! Не то, что в этих заграницах.
– Смотрите, – крикнул Горыныч, – там люди! Они зажгли костры в нашу честь! Нас встречают как победителей! Эх, доберёмся до Яги, прорастим зёрнышко, и всё, заживём как в сказке! Я вот, например, загадаю, чтобы у меня было семь голов! Одна умная, другая красивая, третья будущее прорицала, четвёртая всё что угодно съесть могла, пятая сказки сказывала, у шестой идеальный слух и голос, всегда мечтал петь в хоре, а седьмая, седьмая будет отвечать за… за… в общем, я ещё не придумал! И лапы дополнительные две! Нет, лучше четыре! Так удобнее вкусняхи загребать и шипов на хвост побольше, и крылья пошире! И чтоб узорами разными чешуйки выложены! Вот! Никита, а ты чего попросишь? Терем, полцарства, жену красавицу? Или палицу, что сама за тебя сражаться будет?
– Поле попрошу, плуг и пару бычков, покрепче. Соскучился я по земле. Засею травами цветущими да злаками, ульи поставлю, буду пчёл разводить да мёд собирать. Злодеев не останется, уйду из богатырей мирную жизнь жить.
– Василиса, а ты? – Горыныч склонился над девушкой.
– Я ничего. Просто отдам зёрнышко Яге, дождёмся, когда жар цвет распустится и пусть делает так, как надо! А то я что-то загадаю, а оно возьмёт и по-другому вывернется! Сам знаешь, думаешь про одно, а получаешь другое! Вот ты семь голов хочешь, и шесть лап, а как с ними управляться ты уже решил?
– Что значит управлять? – не понял Горыныч.
– А то, вот у тебя недавно две головы поссорились, пришлось третьей мирить. А если все семь поссорятся, представляешь, что будет? Одна хочет петь, другая спать, третья огнём плеваться, а четвёртая и вовсе влюбится…
– В кого влюбится?
– Да кто ж его знает, – сорвала ромашку Василиса, – мало ли красавиц на
свете.
– Да, что-то с головами я переборщил! Но дополнительные шипы на хвосте и крылья побольше обязательно попрошу!
– Тихо, – припал к земле Никита, прислушиваясь, – топот и гул слышу!
– Так это селяне! – расплылся в улыбке Горыныч, – прознали, что мы
возвращаемся! Не стали нас в низовье ждать, сами на встречу бегут! Ух, сейчас праздновать будем! Наверняка уже поросят зажарили, мёду наварили, песен в нашу честь понаписали!
– Что-то не похоже! – нахмурился Никита, – уж больно нерадостно бегут! Спрячтесь-ка пока вон за теми кустами! Я сам, вначале, с ними поговорю!
Василиса с Горынычем переглянулись, и, не сговариваясь, скрылись в кустах, ровно за секунду до того, как селяне с вилами на поляну вступили.
– Именем великодушнейшего царя! – завопил один из них. – Немедленно
брось меч, разуйся и назовись! Кто был с тобой?
– Простите, вы сказали царя? – высунул голову из кустов Горыныч, – А случайно не Гороха четвёртого наивеликолейпнейшего? Так мы друзья его! И с нами дочь его царевна Василиса! – вышел полностью из кустов Змей, и вытащив девушку, поставив её перед собой. – Вот, собственной персоной!
– Чудовище! – выставили вперёд вилы селяне. – Бей его! Лови! Хватай!
Вяжи! Спасайся! Тащи к царю!
Горыныч, отставив Василису в сторону, начал крутиться, стараясь увидеть, кого так испугались эти странные, совсем не радостные их приходу, жители. Но вокруг были только деревья, кусты и сельские жители, обходящие его по кругу.
– И где это ваше чудище? Подать его сюда! – гаркнул во все три глотки Горыныч и для пущего эффекта пыхнул огнём.
– Аааа… – закричали все те смельчаки, что только что собирались ловить чудовище, бросившись в рассыпную.
– Горыныч, – похлопал по крылу друга Никита, – сдаётся мне, что чудовище это ты!
– Правда, что ли? – обернулся Змей к оставшемуся смельчаку, которому он случайно наступил на кончик сапога, и тот не смог убежать.
– Угу! – сглотнул мужичок, глядя в шесть глаз Змея, и благоразумно решил прикинуться опоссумом.
– Эй, мужик, ты чего? – перепугался Горыныч, тряся потерявшего сознание
человека, – я если чего, селян не ем!
– Точно не ешь? – приоткрыл один глаз мужичок.
– Точно! – подтвердил Змей, ставя ожившего на землю.
– Тогда сдавайся! – подхватил с земли вилы селянин.
– Опять за своё! – вздохнули Никита с Василисой.
– Не опять, а снова! Именем наимудрейшего и наисветлейшего…
– Это мы уже слышали, – прикрыл селянину рот лапой Горыныч, – Ты по существу говори, что такое приключилось, что нас не как героев, а как чудищ встречают! Мы ж мир принесли!
– Грмсв… – замычал мужичок.
– Горыныч, так ты рот ему открой! – рассмеялся Никита, – он как говорить-то будет?
– А ну да, – убрал лапу с лица селянина Змей, но продолжал держать его за шкирку.
– Это всё предсказание! – попытался выскользнуть из рубашки мужичок, но ловко перехвачен Змеем и связан своими же рукавами.
– Извините, – встала перед селянином Василиса, – а вы не могли бы уточнить, что за предсказание?
– Ведьма! – забился в лапах Горыныча мужичок, – только не превращай меня ни в кого!
– И не думала! – пожала плечами девушка, – ты про предсказание расскажи!
– Не буду!
– Тогда я тебя сейчас сожру! – тряхнул мужичка Горыныч, и, оторвав от земли, поднёс к средней голове. Минуту они смотрели друг на друга, после чего, Змей опустил селянина на землю, вздохнул, скорчил морду и пробубнил, поглаживая живот, – твоё счастье, что я не голоден! Иначе, точно пошёл бы на жаркое! Пусть тебя Никита пытает!
– Я не могу! – отозвался богатырь. – Я на защиту земли русской поставлен, клятву давал!
– Тогда ты, Василиса, преврати его в лягушку! – повернул все три головы к девушке Змей,
– И я не могу! – вздохнула Василиса, где ж это видано, чтоб добрых людей, пусть и не гостеприимно встречающих, в квакш обращали? Он для этого гадость сделать должен!
– А с вилами на героев бросаться это не подлость? А меня называть чудовищем? – насупился Змей
– Может это комплимент такой, – пожала плечами Василиса, – и вообще, может это хорошее предсказание?
– Если бы оно было хорошим, нас бы встречали иначе, – не сдавался Горыныч, – с песнями и едой!
– Логично, согласилась Василиса, – значит, плохое. А говорить про него, – повернулась девушка к селянину, – нам не хотят. Не хочешь же, да?
Тот отрицательно помотал головой.
– Я придумал! – развернул селянина к себе лицом Горыныч, – мы с тобой всё-таки сразимся! Если ты меня победишь станешь героем, а если я тебя, то
извини, придётся тебе открыть тайну предсказания!
– Идёт! – согласился мужичок, – развяжи меня!
– Ты только не переживай, – вздохнул Горыныч, глядя на вилы в руках – я постараюсь не больно толкать, и дышать в другую сторону.
– А это зачем? – не понял мужичок, поднимая вилы.
– Как зачем? Чтоб случайно не поджарить! – пожал плечами Горыныч,
выпустив дым из ноздрей.
– Ой, – уронил вилы селянин.
– Нервничаешь?
– Заметно, да? – подтянул штаны будущий герой.
– Очень, – кивнул Змей, – нападай!
Мужик поднял вилы с земли, глубоко вдохнул, зажмурился, раскрутил орудие над головой и, издавая громкий клич, побежал на Горыныча.
– Глаза открой, – хихикнул Змей в сторону, – мимо проскочил, а там овраг, глубокий, между прочим!
– Я это специально, – почесал шею селянин, – хитрость такая тактическая!
Внимание отвлекаю!
– А, понятно. Ты только осторожнее отвлекай, – хмыкнул Змей, а то ведь и
покалечится не долго. Мне тогда победу не засчитают! А я за честность!
– Стоп! – встала между ними Василиса. – Хватит уже! Довольно! Сколько Можно колошматить друг друга! Мы не для этого жар цвет добывали! Вот представь, – повернулась она к мужичку, – у тебя в руках есть нечто, что способно преобразить весь мир! Что ты загадаешь, чтоб для всех хорошо было?
– Да как же это всем хорошо сделать можно? – развёл руками мужичок и случайно уронил вилы на лапу Горынычу, те отскочили и попали прямо в лоб мужику.
– А это можно считать за мою победу? – хмыкнул Змей, глядя, как над головой селянина заплясали звёздочки.
– Можешь! – вздохнула Василиса. – Знаете, что? Хватит отдыхать! Берите
этого бедолагу и пошли к Яге.
– А его-то зачем? – Удивился Никита, забрасывая мужичка к себе на плечо.
– Шишку лечить! – Прилепила на лоб пострадавшего подорожник Василиса. – А по пути думать будем, как правильно желать, чтоб всем хорошо было, и нам за это плохо не было!
– Молодец Василиса! – подёрнулись дымкой фигуры Горыныча и Никиты, превращаясь в царевну Зарю да змею Гарафену. – Прошла ты наши испытания, видим, что не для себя стараешься, не для своей выгоды хлопочешь, будет тебе зёрнышко жар цвета. Отпусти её Морок.
Рассыпался туман мелкими звёздами, глядит Василиса, вновь она у Калинова моста, по листам кувшинок лягушки скачут, комариков ловят. А одна, особо пупырчатая да лупоглазая, на тролля похожая, сидит на цветке, на девушку смотрит, язык высунула, дразнится. Квакнула, да и выплюнула семечко жар цвета, едва Василиса его в ладонь поймать успела.
История пятьдесят седьмая
(В то же время, в реальном мире)
– Яга, спасай! – Горыныч приземлился на крышу избушки, и просунул все три головы в оконце, от чего и сама изба и хозяйка сели от неожиданности. Только избушка протянула ножки на мшистом пригорке, а старушка мимо стула, хорошо хоть котелок с отваром на себя не опрокинула.
– Ах ты, птеродактиль плюшевый, опилками набитый, чего пугаешь? Чуть не померла! Чай не девочка такие стрессы переживать! – Яга, скрипя коленками, кое-как поднялась, отряхнулась, перемешала большой ложкой варево, хотела было этой же ложкой тюкнуть по лбу любопытствующего змея, да передумала, – говори, чего пожаловал? И слезь с избушки, тоже мне аэродром нашёл.
– Не ругайся, – Горыныч спрыгнул с крыши, ударился о землю, уменьшился в размерах и зашёл в горницу, – беда у нас! Давай, доставай своё блюдечко, запускай яблочко, сама всё увидишь!
– Ну, если опять по какой ерунде, побеспокоил, то держись! Не посмотрю, что ты друг мне старинный, что лично тебя вырастила, птичьим молоком вскормила, съем! Вот как пить дать, закатаю в пирог и сожру!
Покатилось по тарелочке наливное яблочко, города да страны показывая, о том, что есть да было рассказывая, лишь будущее дымкой затянуто, да Яге с Горынычем это не интересно.
– Ты давай не шустри! – развернула яблочко в другую сторону Яга, – ишь по каналам прыгает, – ты тридевятое яви, что там делается! И подробнее, покрупнее с деталями разными!
Закрутилось яблочко, завертелось, словно круги по воде разошлась рябь по донышку, открылось площадь полная людей. Идут, кричат, руками машут:
– Сжечь нечестивца! – плюются слюной одни.
– Долой безбожника! – тут же подхватывают другие.
– Да он просто болен! – прорывается сквозь толпу человек в белом халате и шапочке, – отдайте его мне, я вылечу! У меня передовые технологии! Сто процентное улучшения состояния больных – они самостоятельно протягивают ноги!
– У кого есть зарядка? У меня меньше десяти процентов, я пропущу всё веселье! – бьётся в истерике блондиночка.
– Что это, Горыныч? – прошептала Яга.
– Новые реалии! – ответил змей, – видишь, они все в маленькие прямоугольники смотрят?
– Угу.
– Телефон называется. Это религия такая – смартфоновская, кто не соблюдает, того на принудительное лечение отправляют, а если не помогает, то жгут на костре!
– Это как ведьму что ли?
– Вот-вот! Только сильные духом могут противостоять тик-току, да сетям разным, а это грех, сильным-то быть. Это Мракоус придумал, чтоб окончательно поработить человечество! Только Ванька-то наш дурак обыкновенный! Решил эксперимент поставить, месяц уж как грешит, без телефона и интернета обходится! Сам в магазин ходит, продукты выбирает, готовит!
– А как по другому-то? – удивилась Яга.
– Как-как, вот так! На кнопочку нажимаешь, тебе в готовом виде всё домой привозят! Совсем ты Яга, в лесу своём от жизни отбилась! Смотри, доберутся до тебя свидетели одноклассников!
– Пущай, и не таких в печь сажала! – усмехнулась Яга. – Значит, говоришь, уже месяц как Иван сам справляется?
– Ага! Книжки читать начал! Бумажные! А на прошлой неделе в музей пошёл! В настоящий, не оцифрованный, пешком! Где это видано, чтобы современные человеки пешком ходили? Они в соседний дом на такси путешествуют!
– Что ж, затянула я с экспериментом-то, надо чаще и больше отлавливать людишек, – забурчала под нос Яга.
– Чего? – не понял Горыныч.
– Того! – недовольно хмыкнула Яга, – я уж лет пятьдесят как за этим слежу, вот только не думала, что моих подопечных за ведьм с колдунами принимать будут.
– Как это? – облокотился на хвост Змей, выпуская струйки дыма из ноздрей.
– Пойдём, покажу!
Яга с Горынычем вышли из избы, погрозившей гостю костлявым пальцем, чтоб больше не пугал, и отправились по деревянному мостику, перекинутому через ручей в лес. Тут и там, на небольших полянках стояли терема с резными крышами, весёлые, румяные люди махали Яге руками и кланялись. Девки ягоды да грибы собирали, песни пели, хороводы водили, мужики рыбу ловили, сапоги тачали да в поле, что сразу за пролеском, рожь жали.
– Яга, что это? – протёр лапами глаза Горыныч.
– Перевоспитательный процесс. Некоторое время назад, стали ко мне старики приходить, говорить о странной болезни на внуков напавшей, мол делать ничего не хотят, только селфятся, да смайлики друг дружке отправляют. Про традиции наши не помнят, шнурки самостоятельно завязать не могут. Вот я и стала похищать ребят, привожу сюда, отбираю всю эту технику и приучаю к работе на земле. Сказки наши, заветные сказываю. А как вижу, что всё, иммунитет у них вырабатывается, к этим новым религиям, обратно в мир выпускаю.
– Так это ты Ваньку так? – ахнул Горыныч, – что ж получается, из-за тебя, наш дурак в тридцать четвёртом поколении помереть должен?
– Ничего, он, как и прадед его ‒ непотопляемый! – ответила Яга, глядя в небо, – тут задачка посложнее нарисовалась, как человечество лечить? Уж больно ломаются часто, когда телефоны отбираешь.
– Яга, ты, давай Ваньку спасай! Про всех остальных после подумаешь! – нахмурился Горыныч, – я, как ни как крёстный ему, обещал присматривать за мальцом, ежели что.
Огромная площадь была забита людьми и «умными» такси. Молодёжь, дети, старики, натыкаясь друг на друга, бродили словно шальная волна по морю, не видя ничего вокруг, уставясь в экраны телефонов. Если бы хоть кто-то поднял глаза, то увидел огромную, грубо сколоченную сцену с торчащими в разные стороны гвоздями, и едва передвигающего по ней ноги оборванного старикашку, уткнувшегося в видео трансляцию предстоящего действа.
Но, в экранах телефонов всё выглядело по другому. На центральной площади перед замком, стоял изящный постамент, изготовленный лучшими мастерами королевства, украшенный геральдическими лилиями, увенчанный огромным дисплеем, по которому демонстрировалась эпическая погоня за отступником, не признававшим веры в достижения человеческие, отрекшегося от поклонения Тёмному телефонному богу.
Вот Ивана, прозванного бесконтактным, ведут по красной бархатной дорожке к постаменту, на котором его встречает седовласый поджарый старец в чёрной бархатной мантии, и задаёт отступнику вопросы покаяния, давая шанс сохранить жизнь. А юноша, жалобно корчась, падает на колени, молит о пощаде, а заодно просит выдать самый большой телефон, с без лимитным интернетом. И радостные жители тридесятого обнимают друг друга, в бесконечном экстазе обретения нового адепта.
Никто из них и не замечает, как рядом с ними возникла ступа с Ягой, собирающая людей. Как они озираются и кричат, закрывая лица ладонями, не понимая почему, то, на что они только что смотрели на экранах так сильно отличается от того, что они видят своими глазами.
Грязная, заплёванная площадь, заполненная серыми, давно не мытыми жителями города, что безумными глазами следят в эфире за красивыми мальчиками, уводящими сломленного Ивана в арку-радугу. А в реальности, Иван сидит на спине огромного, трёхголового чудища, поджигающего старый помост, с не замечающим ничего старым оборванцем, видящим себя на экране благородным, юморным, обаятельным, подтянутым мужчиной.
– Выпустите меня, – кричит блондинка, пытаясь выскочить из ступы.
– Сиди, поганка бледная, – хлопает метлой ей по голове Яга.
– А-а-а-а-а, я говорил, говорил, что конец света близок! – вопит и дерёт на себе волосы рыжий мужичок.
– Ага, фонарик телефона больше не подсвечивает! – усмехается Яга.
– Так, это глюк, мне всё кажется, это не по-настоящему – пытается держать себя в руках господин в белом халате и шапочке, – необходимо погуглить симптомы и подобрать лечение. Извините, вы не могли бы одолжить мне телефон? – обращается он к пареньку опутанному проводами от висящих на нём с десяток телефонов, и батареек.