Вера Александровна Шахова
Спасти тридевятое и другие приключения Василисы
– Ой, умора, – рассмеялась Василиса, – а я-то думаю, чего это ты от дел ратных отошёл, а тебе не до них, ты в лесорубы заделался!
– Смешно тебе, – фыркнул Никита, сворачивая коврики и занося их в избу, – а мне обидно, что люди добротой и отзывчивостью пользуются в корыстных целях. С ними вся охота добру служить пропадает.
– Да ладно тебе расстраиваться! Иди лучше, киселя поешь, я свежий наварила, ревеневый, – Василиса ловко накрыла на стол, нарезала большими ломтями пирог с капустой и яйцом, разлила кисель по кружкам, самую большую богатырю пододвинула. – Подумаешь, старушка обманула, может, она не со зла?
– А с чего?
– Ну, не знаю. Может, ей некому крышу за пироги с борщами перекрыть, да и грядки за просто так никто не прополет, – и глянув на коврики, сложенные в углу, добавила, – и половички не выбьет.
– Да ладно, если бы она одна такая, – вздохнул Никита. – Вот недавно прискакал ко мне гонец от самого царя, так мол и так, выручай! Украл Кощей зазнобу мою, Машеньку. Верни любушку мою, ничего не пожалею, чего хочешь проси!
– И?
– Что и? Прискакал я к Кощею, отдай, говорю, красна-девицу, что из-под венца украл! Не то биться будем.
– Ох, и храбрый ты, Никитушка!
– Ага, храбрый. Меня Марья сковородкой до самых ворот гнала. Знать, говорит, не знаю никакого царя, а батю обижать не дам! Мол, сватался к ней какой-то плешивый, да она ещё о замужестве не помышляет. Я, конечно, потом с ними помирился. Кощей мне даже меч-кладенец подарил за то, что я первый, кто решил честно за дочь его биться, а не попытался, как все остальные, в мешке умыкнуть. А главный казначей, Митрофан? Ну тот, из три четвёртого царства?
– А ему-то что понадобилось? – удивилась Василиса. – У них же свои богатыри есть.
– Были, да закончились, – махнул рукой Никита, задев и рассыпав по полу яблоки, что лежали в большом блюде. Бросился собирать, да не удержался, чтобы ловкость свою продемонстрировать, начал ими жонглировать и продолжил рассказ. – Так вот, приходит ко мне Митрофан и говорит, так мол и так, всю казну государства нашего обманом выманило чудище лесное. Не знаем, чем теперь дружине за службу платить да как с честными людьми за продовольствие к царскому столу расплачиваться. Всё, что нажито непосильным трудом, всё пропало! Два сундука золота, три серебра да ларец с камнями самоцветными.
А сам в ноги падает, плачет, бороду на себе рвёт, обещает в омут глубокий прыгнуть, лишь бы с позором людям в глаза не смотреть.
– И? Что дальше-то? – не выдержала, отобрала яблоки у богатыря Василиса, усадила его за стол, всучила сапог, чтоб самовар раздул, а сама тесто мять взялась.
– Да что дальше, нашёл я чудо лесное. Маленький такой, а уши большие, на ослика похож, только по деревьям прыгает да по-птичьи щебечет. Я его морковкой приманил и давай лекцию читать, что нехорошо брать чужое, даже если ты маленький и очень симпатичный.
Лешунок лесом поклялся, что ничего ни у кого не брал. А это для них как для нас крест! Вот я и задумался, а не дурит ли меня казначей. Вернулся в три четвёртое, нашёл Митрофана и давай с ним воспитательную беседу проводить. И что ты думаешь?
– Чего?
– Услышал Митрофан, что Лешунок девчатам за песни звонкие да сердца добрые по ожерелью с камнями дивными подарил, позавидовал, решил себе лесные богатства прибрать. И, главное, уверял, что у нечисти забрать – дело богоугодное! Тьфу! Так он по итогу на меня ещё и обиделся, что я ему сундук с добром принести отказался. Пожаловаться обещал.
– И пожалуется?
– Обязательно, – вздохнул богатырь, – похвалы за дело не дождёшься, а жалобы только так пишут. Вот как тут добро творить? Кончится моё терпение, уйду из богатырей. Говорил мне отец: иди, Никита, в повара, и сам сыт будешь, и семью прокормишь. Чего не послушал?
– Ишь, чего удумал! – шлёпнула об стол тесто Василиса. – Это что теперь, из-за нескольких дураков другие люди без защиты от нечисти оставаться должны? Так и быть, перед бабушкой слово замолвлю, тем более, что и ты меня не раз выручал, но из богатырей уходить не смей!
Богатырь покраснел и удивлённо хлопал глазами.
– Всегда будет кто-то, кто попытается свою выгоду извлечь, – продолжая отбивать тесто, ворчала девушка. – Подумаешь, не ты первый, не ты последний. Из богатырей уходить! Пирогов я тебе и сама напеку, а ты давай, одна нога здесь, другая там!
– Чего? – не понял Никита.
– Да чего непонятного, сейчас заставы обходи дозором, а к вечеру возвращайся. Яга как раз из лесу придёт, грибов принесёт, я картошки отварю, молочка свежего надою, ужинать будем. А дальше посмотрим, что утро скажет. Понял?
– Понял, – кивнул богатырь, поднимаясь с лавки, – ты мне своими словами веру в себя вернула, честное слово! Даже и не знаю, как тебя благодарить.
– Не надо меня благодарить, – отмахнулась Василиса, поморщившись, – иди делом займись, нечисть погоняй. А мне ещё дождь вызвать надо, огород полить. Картошка сама себя не вырастит, её поливать да полоть надо, а то бабушка зачёт не примет. Она, когда голодная, и на лопату посадить может.
История десятая
(новое зелье)
– Точно тебе говорю, завелось там чудище! А ещё мне кикимора сказывала: ползут оттуда туманы неведомые, из которых голоса слышатся, да лягушки разноцветные выпрыгивают, и все утверждают, что они принцессы заколдованные.
– Разберёмся, – перекинул с ладони на ладонь меч богатырский Никита, – посмотрим, кто тут лесных жителей в морок вводит.
– Ты только осторожнее, Никитушка, – тёрся о сапоги богатыря Горыныч, – ты у меня друг единственный, на вес золота! А вдруг там колдун какой заморский? Может, к Яге вначале зайдёшь? Она в котёл свой заглянет, поворожит. Глядишь, что и присоветует по своему колдовскому делу?
– Не пристало богатырю русскому от опасности за юбкой прятаться, – ответил, нахмурившись, Никита. – А к Яге обязательно зайду, но после, на пироги, заодно и Василису проведаем.
– Эх, друг ты мой любезный, защитник стороны русской, – вздохнул Горыныч и остановился, – я тебя здесь подожду, на опушке. А то вдруг помощь понадобится? А тут до деревни рукой подать, так я сбегаю, приведу.
– Ну-ну, приведи! – усмехнулся Никита и пошёл по лесной тропинке один, не оглядываясь. Горыныч же лишь слезу промокнул платочком и высморкался, глядя вслед удаляющемуся богатырю.
Тёмен лес, страшен. Редко кто в эту сторону ходит. Ни грибов здесь нет, ни ягод, одно болото да филины. Но есть посредине топи полянка заветная. Поговаривали, что когда-то там беглая ведьма скрывалась. И такую силу земле подарила, что любой смертный мог силу в себе колдовскую разбудить, если обряд провести. Вот туда-то и направился Никита проверить свои подозрения.
Тёмная фигура в длинном плаще склонилась рядом с котелком, что кипел над костерком, выпуская вверх разноцветные пузыри, которые лопались и расползались сиреневым туманом. Рядом, на пенёчке, сидели две лохматые лягушки в золотистых коронах и пряли из тумана шали. Фигура поводила над котелком руками, бросила в него корешок и отступила.
– За такие вот штуки тебя Яга сюда и сослала, – Никита вышел из-за дерева и приблизился к закутанной в плащ фигуре. – Что, не выходит?
– Нет, – шмыгнула носом Василиса, – я и так, и эдак, одни лягушки выпрыгивают.
Над котлом поднялся пузырь, надулся и лопнул. Из разбежавшихся в разные стороны капель повыскакивали несколько лягушек, вскочили на пенёк рядом с подружками и принялись прясть.
– Забавно, – Никита достал из туеска два сухарика, один Василисе протянул, второй сам надкусил. – А что должно было получиться?
– Зелье жизни, – девушка заглянула в толстую книгу, что тут же на рогатине закреплена была. – Ничего не понимаю. Всё же делала, как написано.
Никита подошёл к котлу, наклонился, принюхался, провёл пальцем по стенке:
– Так, а почему зефирками пахнет?
– Сладкого захотелось, – надула губы Василиса, – а что, я уже неделю на этом болоте торчу! Яга сказала без зелья не возвращаться. А я есть хочу! Вот и приходится в одном котелке и рагу из крольчатины готовить, и зелья варить.
– Понятно, – развёл руками богатырь, – тщательнее мыть оборудование надо.
Схватил котелок и окунул со всем содержимым в болото. Вода зашипела, забурлила, всё пространство заволокло паром. В разлившейся тишине было слышно, как, последний раз щёлкнув спицами, лопаются фиолетовые лягушки, оставляя после себя воздушные шали.
– Держи, – протянул отмытый котелок Василисе богатырь. – Ты вообще зачем к Яге-то в ученицы набилась? Что, замуж не хочется?
– Хочется, – вытерла нос рукавом девушка, – только ещё больше хочется доказать всем, что я не просто красивая дурочка. Я ж не просто так, а чтобы помогать всем!
– Ясно, – кивнул Никита, – ну, давай заново.
Василиса налила в котелок воды, подкинула в огонь хворост и ткнула пальчиком в книгу:
– Так: веточка удачи, пригоршня покоя, капля тумана, находчивость лягушки, от раны сердечной зелёная сныть, корешок мандрагоры – всю горечь забыть, для новой надежды – вереск и рута, сок алого мака для спокойного сна и незабудка с утренней звездой, чтоб всегда находился путь домой, – приговаривала Василиса, помешивая закипающее зелье.
Над котелком поднялся пар, и стала вырисовываться фигура девушки.
– Ква, – сказала фигура, кокетливо подмигнув богатырю лягушачьим глазом, одновременно вильнув круглым бедром, покрытым чешуёй.
– Брысь, – махнула метлой Василиса, разметав видение. – Может, это из-за того, что вода болотная? – предположила девушка.
– Или в рецепте что-то не так, – листал книгу Никита. – У меня предложение, давай свой рецепт забабахаем? А то что тут всё привороты-отвороты, принцы-царевичи? Словно наши девки это и без зелий не умеют.
– Умеют, – вздохнула Василиса, – вот только другой книги нет.
– Я ж говорю, своё! – вылил очередное варево в болото богатырь.
Василиса хитро прищурилась, радостно взвизгнула и кинулась мыть котелок. Потом вновь налила в него воду и поставила на огонь.
– Чуток чабреца, чернослива, чаги, черешни, черники, чары чуткости, чувственности, чарочку чутья, честь чарующих, черпачок чуда, чаёвники-чудотворцы чуют чаёк. Часы чаевания – чередой чародейных частей, чашка чая – и я чудеснейший чародей!
– Чародейка! – присвистнул Никита, улавливая волшебный аромат, идущий из котелка. – И что это, новое приворотное зелье?
– Не, просто чай, – ответила Василиса, не замечая, что уже с полчаса левитирует над котелком. – Понимаешь, чай – это зелье на все случаи жизни: от плохого сна, от грустных новостей, для храбрости, для нежности. Вкупе с шалями, уверена, Яга в восторге будет!
– А шали-то для чего? – не понял Никита
– Они сказки шепчут, – улыбнулась девушка, – закутаешься в такую шаль, возьмёшь кружечку чая в руки, и никакие метели не страшны.
– То, что не страшны, это хорошо, – опустил Никита в котелок кружку, что всегда с собой в рюкзаке носил, – может, ну её, эту книгу с заклинаниями? Какая-то она бракованная. Не просто так её спящий отдал, ничего взамен не попросив. Может, стоит свои заклинания придумать? Видишь, как вкусно получается!
История одиннадцатая
(как Горыныч с Никитой подружились)
– Горыныч, выручай! – прервал утреннюю зарядку друга Никита. – Без тебя не справимся!
– Нет! – буркнул змей, переходя с приседаний на упражнения со скакалкой.
– Да ты пойми, – не сдавался богатырь, – у Яги зеркальце пропало. Ну, то самое, в которое стоит лишь вдвоём посмотреться, то мать родная не отличит. Василиса в столицу собралась на поиски. Нельзя её одну отпускать, сам понимаешь!
– Угу, – согласился Горыныч, продолжив зарядку отжиманиями, – сами виноваты! Нечего брать, что плохо лежит. Васька им быстро растолкует, почему!
– А если она их в тушканчиков превратит? – Никита упал на землю рядом с другом и, отжимаясь за компанию, продолжил. – Представляешь, целая столица грызунов? А некоторые ещё и в мантии, при короне!
– Она может, – согласился змей, – но я не пойду. Мне блох хватило. Я только-только хвост отполировал!
– А давай так, – предложил богатырь, – если ты больше меня от земли отожмёшься, я тебе блинчики на завтрак всю неделю пеку. А если я больше тебя, то ты план мой выслушаешь и поможешь.
– Идёт! – согласился Горыныч и что есть силы запыхтел, отжимаясь.
Какие бы слухи про Горыныча не ходили, а никто кроме Никиты не докумекал, что хоть змей с виду большой и страшный, да и когти на лапах острые, и шип на хвосте как двойная палица, а в душе он большой добряк. Каждое утро начинает с зарядки. А что вы думали? Попробуйте-ка, полетайте выше облаков с нетренированными крыльями или по горам побегайте. Для этого сила и выносливость нужна.
Потом обязательные водные процедуры на озере и завтрак. Это менестрели придумали, что змей на завтрак девиц всяких красивых и не очень ест и принцами закусывает! Если честно, Горыныч их сам об этом попросил, чтоб туристы не донимали, а любил он молоко и печенье.
Так вот, когда Горыныч с Никитой только познакомился, у них страшный бой вышел. Царевна одна на девичник к подружке в другое царство укатила, а папеньку не предупредила. Тот и решил: раз дочка к ужину не вышла, значит, похитили её. А кто мог такое зло совершить? Конечно, Горыныч! Вот и попросил богатыря вызволить дочурку из лап злого чудовища. А змей и не в курсе был, что произошло. Спал себе спокойно, а тут – богатырь ломится, чуть дверь не снёс.
– Отдавай, – кричит, – красну девицу!
Слово за слово, и сцепились. Земля дрожала, камни, деревья во все стороны летели, крики, огонь повсюду. Вырвал из рук Никиты змей палицу, в землю втоптал, меч погнул, стрелы поломал. И когда уже нечем было богатырю защищаться, метнул он оладушки, что до этого на костре испёк, прямо в морду Горыныча. Унюхал тот запах ванили да варенья, которым оладушки обмазаны были, и заурчал от удовольствия. Вся злость на нет сошла.
Так и сдружились. А царевна через пару дней сама домой вернулась.
С тех пор стали Горыныч с Никитой большими друзьями.
– Всё, сдаюсь, – упал на землю Горыныч, тяжело дыша, – а оладушки ты мне всё же испеки! Мне лесовик как раз свежего медку принёс от диких пчёл. Вкусно!
Никита ещё несколько раз отжался, чтоб наверняка победу свою закрепить, и сел на землю, ладонью пот со лба вытирая.
– Конечно, испеку, тем более, что и сам проголодался. А заодно и план тебе расскажу! Но вначале на озеро, искупнуться.
И друзья наперегонки побежали к воде, что блестела в лучах утреннего солнца.
История двенадцатая
(кто самая красивая)
Когда к пещере вернулись, их уже завтрак ждал. Василиса-то не утерпела, за Никитой увязалась. За кустиками да деревьями пряталась, чтоб её не увидали. Строго-настрого запретил ей богатырь за собой идти. Побоялся, что если Горыныч увидит друга с юной ученицей Яги, то так спрячется, что в жизни не найдёшь. Вот и простояла она за большим валуном, разговор подслушивая, а как друзья в озеро плюхнулись, развела в пещере Горыныча огонь в очаге да давай стряпать.
Змей как Василису увидал – попытался за Никиту спрятаться. Но увидел гору горячих блинов с подтаявшим маслом на верхушке да унюхал запах свежего чая со смородиновым листом, смягчился. Однако всё равно попросил Василису первой еду попробовать, чтобы убедиться, что превращение в синего кота ему не грозит.
– Ну так вот, – уминая вторую стопку блинов, продолжил излагать план Никита, – вы измажетесь в глине, а я вас отвезу на главную площадь как подарок городу. Этакая скульптурная композиция – Горыныч и красавица. Вечером праздник большой будет, салюты там всякие, конкурсы. Будут выбирать самую-самую красивую девушку города! Наверняка и та, что зеркальце стащила, тоже там будет!
– А чего выбирать? – вспыхнула Василиса. – Я же самая красивая! И рукодельная, и песен много знаю, и готовлю вкусно, и…
– Да никто не спорит, что ты самая-самая! – перебил девушку богатырь. – Но в этом и секрет! Ты будешь стоять на главной площади, как идеал, и та, у которой зеркальце, захочет такой же красавицей быть.
– А когда она ко мне подойдёт, чтобы стать моей точной копией… – продолжила Василиса.
– …мы её и сцапаем, – закончил фразу Горыныч, довольно вытирая лапой промасленный рот. – Вот визгу-то будет!
– Ты только, Горыныч, – внимательно глянул на чешуйчатого друга Никита, – смотри, сам в зеркальце не отразись! А то два змея – это перебор. И кто знает, вдруг эта похитительница злыдней окажется, примет твой образ и пойдёт жрать всех подряд?
– А мы ей Василисин отвар плеснём, она котиком станет. Может, даже симпатичным, – рассмеялся Горыныч, довольно поглаживая сытое пузо. – И вообще, ты представляешь, что это такое – рыцаря сожрать? Да у него доспехов только железных килограмм на сто, из зубов все эти заклёпки выковыривать – никакого мяса потом не захочешь. А барышни с их юбками, оборками, корсетами? Всё поперёк горла встаёт, не протолкнёшь. А от принцесс и вовсе изжога, у них характеры ядовитые или слишком приторные, да и с жирностью не угадаешь, а у меня печень! И сердце, и…
– Горыныч, мы поняли! – хохоча, перебил друга Никита. – Тем более, что именно изучение твоих внутренних органов меня с Василисой и познакомило.
– Уф, не напоминай! Мне тогда реально страшно было, – выпустил струйку дыма из ноздрей Горыныч.
– А нельзя без грязи обойтись? – поджала пухлые губки Василиса. – Не хочется потом сарафан отстирывать, да и кокошник жалко.
– А ты предлагаешь у каждой девицы спрашивать, не хочет ли она с тобой в одно зеркальце посмотреться, чтобы прекрасной стать?
– А я вам зачем? – потянулся, словно сытый кот, Горыныч. – Бабушка, конечно, говорила, что я самый красивый из её внуков, так это по нашей, драконьей версии. А люди-человеки, как правило, пугаются, чудовищем зовут. А нам, между прочим, обидно! Ну какое я чудовище, особенно когда сытое и за ушком поглаженное?
– Ты, Горыныч, наши глаза и уши, а ещё крылья и лапы! Если злодейка побежит, ты её в два счёта догонишь и к Яге доставишь. А уж бабушка без награды тебя не оставит, – усмехнулся Никита. – Ну всё, пора! Пора из вас двоих красивую статую делать. Пошли на озеро, глиной мазаться!
Ближе к вечеру через городские ворота на большой скрипящей телеге в сторону главной дворцовой площади ввезли удивительно реалистичную и очень красивую скульптуру. Змей Горыныч распростёр свои крылья над красавицей, а та, словно ничего не подозревая, сидела на пенёчке и плела венок.
Скульптуру установили рядом с открытой площадкой, где через час должен был состояться конкурс на самую красивую девушку королевства. Многие конкурсантки подходили к глиняной девушке и лишь грустно вздыхали, насколько та была хороша. Без слов было понятно, почему крылатый змей решил похитить именно эту красавицу, которой ни одна из претенденток и в подмётки не годилась.
– Фи, – сморщила носик вторая дочь короля соседнего королевства, – какое убожество. Понятное дело, ваял ученик местного гончара, возомнившего себя великим скульптором. Ну разве это дракон? Больше похоже на ящерицу с крыльями от летучей мыши. А эта, – королевна ткнула пальчиком в сторону Василисы, – и вовсе сказочный персонаж. Где вы видели такие толстые косы? От них уже давно должна была голова отвалиться. Вот у меня кудри, так кудри – кудряшистее некуда и лёгкие, как пушинки!
Красавица тряхнула головой, желая продемонстрировать, насколько красиво развеваются на ветру локоны. Тут Василиса, едва заметно шевеля губами, произнесла заклинание дождя, что выучила буквально накануне и ещё не успела ни на ком использовать.
Маленькая чёрная тучка в течении нескольких секунд сформировалась прямо над головой заморской зазнайки и в минуту вымочила дождём, напоследок тюкнув крохотной молнией прямо в темечко. Отчего золотистые локоны королевны завились так, что стали похожи на старую, потрёпанную металлическую губку для мойки королевских котлов.
Горыныч хмыкнул, стараясь сдержать смех, от чего из ноздрей пошёл пар, и получил за это удар венком в лапу от Василисы, напомнивший держать себя в руках. Благо фрейлины, что столпились у бившейся в истерике госпожи, это не заметили. Как, впрочем, и лучники, и рыцари, и остальная охрана, что стояла в дозоре вокруг площади, охраняя порядок.
Заламывающую в отчаянии руки королевну увели к лучшему куафюру города, пообещав два новых наряда и приз «хрустальную туфельку» как обладательнице самой маленькой ножки, пусть и сорок третьего размера, лишь бы претендентка не нажаловалась папе королю на погодную дискриминацию.
После королевны пришла купеческая дочка, разодетая в розовые шелка с кокетливыми оборками по подолу. Правда, это ей не шло, девушка походила на очень хорошо откормленного поросёнка, зато ей очень понравился Горыныч, которому она принялась строить глазки. А Горынычу хотелось расправить крылья и взмыть в небо, к тому же, ужасно чесалась левая пятка, но стоять нужно неподвижно, и даже чихнуть нельзя. Но, самым ужасным было то, что озёрная глина слишком сильно сушила непробиваемую никаким оружием чешую, и змей переживал, что его чешуйки, которыми он так гордился, после этого потускнеют.
Купчиха тем временем томно вздыхала и прикидывала, как было бы здорово поставить такую статую у себя на купеческом дворе и мечтать, что однажды, польстившись на её красоту, прилетит настоящий Горыныч и унесёт в свою пещеру, полную несметных сокровищ. Горыныч, слыша такие рассуждения, чуть не прикрыл глаза лапой. Не потому, что купеческая дочь ему не понравилась. Но хоть он и был очень сильным, столько живого веса за раз не утащил бы даже на спине.
Потом были и другие девушки, мечтавшие, чтобы их украл дракон, а славные рыцари за них сражались, и ни одна из них не имела при себе украденного у Яги зеркальца. Все они были по-своему прекрасны, но обмазанная глиной Василиса единогласно признавалась самой красивой, несмотря на то, что скульптор и нос ей сделал слишком длинный, и глаза кривые, и рот большой, и уши торчат, и вообще таких фигур не бывает.
За несколько часов стояния на главной площади Горыныч с Василисой так устали, глядя на постоянно мельтешащих вокруг нянек, фрейлин, принцев, графов и прочих жителей, считающих своим долгом тыкнуть в скульптуру зонтиком или дёрнуть девушку за глиняную косу, что друзья были готовы нырнуть в фонтан, лишь бы смыть с себя всю придуманную Никитой авантюру, как мимо них пронеслась маленькая собачка, и в зубах она держала украденное зеркало!
Ох, какой случился переполох на главной дворцовой площади, когда глиняная статуя ожила, и Горыныч расправил затёкшие в одном положении крылья. Впрочем, дамы подняли такой визг, что змею заложило уши, и он, зажмурившись и прижав к себе Василису, взлетел вверх. Никита побежал за ними по земле, стараясь не упускать друга из виду.
История тринадцатая
(в которой никто ничего не помнит)
– Уф, и приснится же такое, – ворчал Никита, потирая шишку на лбу, – с младенчества с кровати не падал, а тут на тебе. И сон-то какой яркий, каждую деталь рассмотрел, вот только чем закончился, жаль, не понятно.
Богатырь поднялся с пола, потянулся, пару раз присел, налил молока в блюдце котёнку и вышел во двор, водные процедуры в бочке принять. А тут уже Горыныч за воротами топчется, с ноги на ногу переминается.
– Я тут вот что подумал, Никитушка, давно мы с тобой вместе не сидели, по душам не говорили, кваску да киселя не пили. Соскучился я!
– И я рад тебя видеть, друг мой. Проходи в дом, я мигом. Только в порядок себя приведу, и завтракать сядем.
Горыныч дым из ноздрей выпустил, крякнул и уменьшился. Стал ростом с человека, только рослого. Наклонил все три головы, чтоб об перекладину дверную не удариться, и в дом вошёл. Тут ему под ноги рыжий котёнок бросился и давай ластиться, урчать, лапками перебирать, словно старинного товарища встретил.
– Ути, какой хорошенький, – совсем растаял змей, – может, мне тоже такого завести? Домой приходишь, он тебе радуется, песни поёт. Ляпота!
– А что, и заведи, – поддержал вернувшийся в дом друг. – Ты чего на завтрак будешь? Яичницу из девяти яиц или двенадцати?
– Эх, была бы тут сейчас Василиса, оладушков бы напекла! – вздохнул Горыныч, мечтательно взглянув на потолок.
– Это да, и пироги у неё вкусные, особенно с мясом, – подхватил мысль богатырь, – мне сегодня снилось, что она нас всякой выпечкой баловала.
– О, и у меня сон про неё был и про тебя тоже! – намазал булку маслом Горыныч и положил сверху клубничное варенье. – Мы это, с ней на площади в городе стояли, глиной обмазанные, как статуи иноземные, а вокруг нас разные девицы ходили.
– А одной особо вредной королевне Василиса причёску подпалила…
– А потом мы за мелкой собачкой летели, что зеркальце в зубах несла…
– А я лбом о сук ударился и на этом месте проснулся…
– А я Василису уронил, прямо в трубу…
– Так нам что, один и тот же сон снился?
– А может и не сон вовсе!
– Вот и я сейчас думаю: может, кто морок на нас навёл, что мы про такое приключение забыли?
– Да, а кто? – Горыныч долил в чашку из самовара кипятка и осмотрелся, не осталось ли варенья.
– А ты Василису давно видел? – потёр шишку на лбу Никита.
– Да вот вчера заходила, пирог принесла с луком и яйцами. Только меня дома не было. Оставила на пороге вместе с запиской, мол: люблю, целую, угощайся. Только я тот пирог так и не попробовал, птицы растащили. А где, говоришь, у тебя варенье хранится?
– Да там, в подполе, клубничное на второй полке слева, – махнул рукой в сторону сеней богатырь. – Надо же, какое совпадение, и мне Василиса каждый день по пирогу присылает. А вчерашний я тоже не съел, рыжий не дал, опрокинул на него горящие свечи, перемазал воском, пришлось ежам в огород вынести. А после нам и сон этот странный приснился. А не помнишь, мы зеркальце Яге вернули?
– Не, не помню. Вот щенка помню. Как с Василисой над крышами домов летел, помню, как в трубу её уронил, помню, а про зеркальце нет! Никита, я ещё яблочное возьму и сливовое, а то головы у меня три, и у каждой свой вкус имеется.
– Да бери, пожалуйста! Я вот что думаю, – продолжил богатырь, когда Горыныч вернулся, держа в лапах три банки варенья, – надо к бабке идти, чует моё сердце неладное!
– Если надо, то пойдём, – согласился Горыныч, вытирая лапой, перепачканной в черничном варенье, рот средней головы, – только вот поедим сначала. А то в путь пускаться на голодный желудок – примета плохая!
– О, внучки́ пожаловали! – обрадовалась Яга, выскочив на крыльцо и завидя Никиту с Горынычем. – По баньке моей соскучились или по сказкам?
– Да мы, бабушка, просто в гости решили зайти, проведать, – обнял Ягу Никита. – Мало ли, помощь какая требуется, дров нарубить, воды натаскать. Сложно, чай, двум женщинам в лесу без мужской силы.
– Да мне Василиса вон и новую дровницу соорудила, и крышу подлатала, и печь побелила, нарадоваться не могу! Я-то думала, никакого толку от девки не будет, так, пожалела сироту. А она вона за книжки засела, зубрит, по три раза всё переспрашивает, и пироги каждый день! То с щавелем, то с капустой, то с солёными огурцами. Ой, чегой-то я вас на пороге-то держу, в избу проходите, чаем напою!
Никита с Горынычем через порог переступили – ахнули. На полу циновки, шёлком плетёные, на окне занавески, на подоконнике герань цветёт, чистота везде. Раньше-то у Яги в каждом углу с десяток разных трав развешано было, над печью грибы с ягодами на нитке сушились, в углу метла со ступой стояли. А теперь словно в горницу к горожанке какой попали.
– А это что? – не удержался Горыныч. – Ограбили тебя, Яга? Все мухоморы вынесли, взамен герань оставили?
– Ну тебя, – рассмеялась Яга, – выдумщик! Какие мухоморы? Отродясь их в нашем лесу не водилось. Вот, садись, чайку попей.
Только бабка разлила кипяток по чашкам да к заварнику потянулась, как выскочил из-за пазухи Никиты котёнок и перевернул всё, что на столе было. Все чашки перебил, пироги лапами изодрал. Попытался его богатырь словить, так рыжий его за палец тяпнул. Распушился котёнок, спинку дугой выгнул, шипит, не даёт ничего со стола взять.
– Кого-то он мне напоминает, – прищурилась Яга, – вот только вспомнить не могу.
– Какой леший тебя покусал? – бурчал Никита, дуя на укушенный палец.
– Значит, чая с пирогами не будет, – разочарованно подытожил Горыныч.
– А чего хоть приходили-то? – разглядывала котёнка Яга. – Жаль, мне мясо нельзя, я бы за эти фокусы зажарила бы паршивца.
– Это когда это ты в вегетарианки заделалась? – удивился богатырь, оглядывая кухню в поисках ведра или сита какого, чем можно было бы накрыть взбесившегося любимца.
– Так почитай уже лет сто, – махнула веником бабка, собирая с пола осколки посуды, – холестерин у меня, слыхал о таком? Хорошо хоть, Васька обо мне заботится, а то совсем бы пропала. Вам, богатырям, одни забавы, а я дама в возрасте, мне покой нужен.
– Ну-ну, – потёр зачесавшуюся шишку Никита, вспоминая, как отплясывала Яга на дне рождении водяного буквально неделю назад, да и от жаркого не отказывалась.
– Яга, а ты зеркальце своё нашла? – осторожно поинтересовался богатырь.
– А чего его искать-то, – буркнула бабка, кидая остатки пирогов в подтопок, – не терялось вроде. Я его Василисе подарила, пусть тренируется. Хотела ещё книгу кощееву подарить, да запамятовала, куда припрятала. Совсем плохая стала. И что бы я без девки своей делала? Совсем пропала. А вы давайте, выметайтесь из избы, а то обоих на лопату посажу!
– Так тебе же мясо нельзя? – попятился к выходу Горыныч.
– А я вас есть не буду, для аромата зажарю. И блохоносца с собой заберите! – махнула веником Яга, да промахнулась.
Котёнок спрыгнул со стола и, быстро взобравшись по штанам богатыря, нырнул под рубашку.
История четырнадцатая
(кощеева книга)
– Ох, беда… беда-бедовая… – почёсывал шишку и вздыхал, сидя на пенёчке в лесу недалеко от избушки Яги, Никита.
– Без угощения остались, – синхронно с другом вздыхал Горыныч, вспоминая, какие пироги печёт Василиса. – Заметил, у бабки теперь даже сушёной ящерицы не найдёшь, а про мухоморы и вовсе не помнит?
– И мясо не ест, холестерин какой-то завела.
– А может её тоже, того, околдовали?
– Да тут и думать нечего, ясно, что морок на Ягу навели. Вот только кто? Конечно, Василиса могла намудрить с каким-то заклинанием, оттого и сидит за учебниками, противоядие ищет. Ай!
Котёнок, что до этого смирно сидел рядышком, с интересом слушая разговор друзей, неожиданно рассердился, выпустил когти и дал лапой по ноге Никиты.
– Да какого лешего? – подняв за шкирку рыжую крошку, богатырь поднёс его поближе к глазам. – Что сегодня с тобой такое?
– Мя-у-у-у… – завыл котёнок, смешно барахтая лапами в воздухе.
– Придём домой, от блох намою. Может, это у тебя от них такая агрессивность, – котёнок только фыркнул и презрительно глянул на хозяина.
– Так, а что Яга говорила про кощееву книгу? – поставил на землю обиженного котёнка Никита.