Яна Шепот
Сердце ледяного мира
В лесу прятаться было проще, но и наблюдать оказалось тяжелее. Один раз даже показалось, будто он упустил беглеца из виду. Во второй раз Ивор скрылся за холмом, но из-за него не появился. Оратор прищурился. Над холмом поднимался лёгкий белый дымок. Что за магия такая?
Боясь быть замеченным, Оратор, припадая к земле, взобрался на холм и с удивлением обнаружил, что из него торчит труба.
Здесь кто-то живёт? Оратор почувствовал, как вторгся в чужую тайну. Он хищно улыбнулся и распластался по холму, приложив ухо к земле. Внутри холма кто-то ходил и что-то говорил, но звук был таким тихим, что ничего не получалось расслышать. Затем скрипнула дверь.
– Прохоцице.
Оратора как будто окатили холодной водой. Он был прав, когда считал, что Ивор связался с элладами! Но это открытие ещё и пугало до глубины души. Предполагая худшее, Оратор понял, что всё равно не был готов к этому.
Он дождался, пока Ивор зайдёт внутрь холма, сполз с него и со всех ног бросился в деревню.
***
Голубь прилетел на следующий вечер. Оратор сразу обратил внимание на печать на листе – на красном сургуче красовалось Око – и затрепетал, будто это было письмо от любимой женщины, а не из Великого Дома.
«Оратору малого Дома в деревне Лаерд, Дариану Кодду.
Информация, которую мы получили от Вас, носит тревожный характер. Мы со всей внимательностью и серьезностью отнеслись к Вашим письмам, и на Видящем Совете было принято решение отправить в Лаерд Прозревшего из Великого Дома и его помощников для сбора и проверки необходимой информации и вынесения дальнейшего решения. Представители отправятся в Лаерд на шестой день листопада.
С уважением, члены Видящего Совета великого Дома».
Оратор разозлился. Прозревший выедет только на третьи сутки после окончания ярмарки. А почему не через год?! Если бы приехал вчера, то смог бы схватить и допросить Ивора, а так самый главный преступник успел сбежать сегодня рано утром и забрал с собой дочь! У него будет достаточно времени, чтобы спрятаться и уйти от правосудия!
Мысли бурлили, подобно лаве, закипали, Оратор чувствовал, что вот-вот взорвётся. Письмо из великого Дома он разорвал на мелкие клочки.
– Мордофилы! – выкрикнул Оратор и швырнул их в стену.
Голубь испугался и взлетел, затем сделал круг под крышей и снова вернулся на жердь.
«Нужно что-то придумать. Нельзя позволить Ивору ускользнуть! Нужно узнать, куда он поехал, – Оратор мерил шагами комнату и понемногу успокаивался. – Может, Всевидящий знал, что там сидят дураки, поэтому и выбрал меня?»
Почудилось, будто кто-то подслушал эту мысль, на лбу даже выступила мелкая испарина. Оратор оглянулся. Никого! Он закрыл глаза и сделал несколько вдохов и выдохов, а затем нервно усмехнулся. Ну ты себе и придумал!
Оратор сел писать ответ в Великий Дом. Он рассказал про приезд Ивора среди ночи, про его посещение элладки и скоропостижный отъезд вместе с дочерью рано утром. Скрепив письмо печатью, Оратор привязал его к лапке голубя и отправил птицу.
Теперь нужно заняться Ивором. К сожалению, птиц больше не осталось, чтобы отправить письма в ближайшие малые Дома. Значит, стоит нанести дружеские визиты другим Ораторам и предупредить их. Оратор откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Карета Ивора проехала мимо Дома, а значит, он направился в сторону города Ель. По дороге есть пару таверн, нужно заглянуть туда, поинтересоваться, может, кто видел беглеца.
Глава 26: Аргон
Сон, подобно ветерку в тёплый летний день, ласково обдувал сознание, то унося его в призрачные миры, то затихая, позволяя ему вернуться в реальность. Щиколотки холодило. Аргон дёрнул ногой, заворачивая край одеяла под стопу.
Стук дождя по крыше, скрип двери, ведущей в сени, шаги – все эти звуки казались далёкими и ненастоящими. Они тонули в ярких картинах сна, смешивались с его звуками.
– Аргон, Вы спите? – раздался звонкий голос Мириам.
Он проник под пелену и разорвал фантазии в клочья.
– Да нет, – ответил он и приподнялся на локтях.
Волосы Мириам были мокрыми. Капельки воды набухали на кончиках кос и капали на юбку, где расползались кляксами. Руки, сцепленные в замок, покоились на уровне низа живота. На фоне тёмной ткани белая кожа казалось призрачной.
Вначале Аргон обрадовался, мелькнула мысль, что она пришла поговорить, но робкую надежду перечеркнул голос разума. Вряд ли бы она пришла в таком виде и в такое время. Может, что случилось? Произошла какая-то беда? Аргон воспрял духом. Он поможет решить проблему. Покажет, что его не стоит бояться. И что бы она себе там не надумала, он не стал её врагом.
– Можете нам помочь? – поинтересовалась Мириам тем же холодным тоном, каким раздавала указания.
Пока я буду готовить ужин, Вы поутюжьте постиранное.
Можете подержать это ведро?
Значит, не светило ему ни примирительных разговоров и объяснений, ни возможности, доказать свою безобидность. Очередная просьба о помощи с домашними делами.
– Да, конечно. А что надо делать? – ответил он, чувствуя, как разочарование выметает из души все чувства, превращая его в заведённую куклу с заранее заданной программой.
– Нужно убрать в погребе. Мы будем ждать Вас … – Мириам мотнула головой в сторону сеней и вышла.
Мы? Аргон прищурился и его охватило тревожное предчувствие. Он поднялся, застелил кровать, натянул штаны и вышел.
Мириам копалась в буфете, что-то искала, а на лавке возле двери сидела Хельга, мокрая, как и дочь. Носы ботинок были перепачканы, комья грязи прилипли к краям подошвы, а по полу растекалась грязно-серая лужа. Капли мороси впитались в плотную ткань юбки, поэтому на ней расплылись мокрые разводы. Рубашка и надетая поверх чёрная безрукавка были сухими. Краем глаза Аргон заметил мокрые коричневые тулупы на печи.
– Вы только оденьтесь потеплее, – Хельга поднялась и протянула ему кожух, который сняла с оленьих рогов у двери.
Он был таким большим, что пришлось закатать рукава.
– Всё, я взяла лучины, – раздался голос Мириам за спиной, Аргон легонько вздрогнул и обернулся.
Тонкий огонёк подрагивал на концах длинных щепок, которые Мириам держала в руках.
В погребе было прохладно и довольно тесно. Два шага в любую сторону – и можно было налететь или на Мириам и Хельгу, или уткнуться в полки, которые опоясывали стену в несколько рядов. На них стояли различные кувшины, корзины – все почти пустые. Только в некоторых можно было найти пару луковиц или высохшую редиску. На нижних полках разместились деревянные ящики, заполненные золой и древесными опилками, в углу примостилось несколько бочек. Пахло в погребе землёй и сыростью. “Как в могиле”– пронеслось в голове у Аргона, и он поёжился от этого сравнения.
От холода заледенели пальцы и нос. Аргон принялся их растирать, чтобы разогнать кровь. Хельга это заметила и улыбнулась:
– Ничего, как только работать начнём, вмиг согреетесь!
Нужно было перебрать все ящинки, корзины и кувшины, поскладывать найденные фрукты и овощи в корзины, а затем поднять их наверх, промыть и просушить.
Аргон действительно согрелся во время работы, а когда таскал тяжёлые ящики, то почувствовал, как капельки пота стекают сзади по шее. Он даже скинул неудобный тулуп.
И вроде всё было нормальным, но внутри Аргона сидело какое-то тревожное чувство. Он улавливал его в длинном взгляде Мириам, когда ей казалось, что он на неё не смотрел. Тревогой сквозило молчание, которое висело между ними, прерываемое редкими фразами. «Я закончила». «Эта коробка пуста». И никаких сплетен, слухов. Благодаря им, Аргон, хотя и не выходил за пределы дома, но знал многое о жильцах деревни и даже то, о чём они сами не догадывались. А сейчас – ничего. Странно это.
Одно тревожное пятнышко накладывалось на другое, и вскоре образовались грозовые тучи. Захотелось остановиться и закричать, потребовать объяснений, но он не мог так поступить. Не поймут.
В избу из погреба перенесли всё: горшки, ящики, полные золы, корзины, десятки кувшинов и бочки. Пока Мириам вытряхивала ящики, они с Хельгой разлили воду из ведра у печи в несколько тазиков, расставили горшки на столе и принялись их мыть.
– Вы тряпку туда засовывайте, потом берите ложку, хорошенько поводите ею внутри, чтобы тряпка пару раз прокрутилась, – посоветовала Хельга, заметив, как он мучается с тонкими горлышками: рука туда целиком не пролезала, а пальцы оказались слишком короткими.
Мириам вернулась и тоже принялась за работу. Она села напротив, у печи, зажав ящик ногами, и тоже начала его мыть.
Вновь Аргон ощутили тяжесть в воздухе и разливающуюся вокруг него тревогу. Хотя женщина молчали, казалось, будто они переговариваются: Мириам бросит на маму быстрый взгляд, а Хельга в ответ моргнёт, слово отвечая.
Аргон ощущал себя мышкой в большом лабиринте. Он чувствовал, что его куда-то ведут, но не мог понять, куда. Это пугало. Кувшин выскользнул из пальцев и чуть не разбился, благо Аргон успел его поймать.
– Как Ваше самочувствие? – поинтересовалась Хельга, набирая воду в кувшин.
Обыкновенный вопрос, даже с нотками сочувствия, но для Аргона он был острее иглы.
– Хорошее.
– Может, Вас слабость какая мучает?
– Нет. Чувствую себя замечательно.
Под заботой ворочалась опасность. Её близость заставляла напрячься и улавливать каждую интонацию в голосе, каждый скрытый смысл. Почему она спрашивает про воспоминания? Может, Мириам ей рассказала то, что произошло у Вивьен? От этих мыслей в груди образовался камень страха, который рос и рос, мешая дышать. Как бы он хотел уметь читать мысли!
И словно его услышали какие-то высшие силы, потому как в тумане тревоги мелькнула та пропасть, к которой вели расспросы Хельги.
– Вы меня выгоняете? – Аргон попытался пошутить, но ужас звенел в голосе.
Ему показалось, что Хельга странно дёрнулась, словно человек, которого раскусили. Она тут же улыбнулась, махнула рукой:
– Нет, мы не выгоняем Вас, – тут же поспешно начала мыть следующую корзину и продолжила милым оправдывающимся голосом: – Мы бы рады, чтобы Вы гостили у нас как можно дольше, но обстоятельства вынуждают, чтобы Вы нас покинули.
Аргон почувствовал, что падает. Мир будто подёрнулся пеленой, а предметы показались такими далёкими и нереальными, будто превратились в воспоминания о настоящих вещах.
– Но почему? Я сделал что-то не так? – не понятно как вырвались эти вопросы.
Даже не вопросы, а крики напуганного мальчика.
Хельга стала рассказывать что-то про религию, Великий Дом, но её голос звучал, будто сквозь толщу воды. Аргон падал в пропасть. Она высасывала его силы и уверенность, сжимала до маленькой беспомощной точки. Он отчаянно искал способы, за что можно было бы зацепиться, остановить падение.
– А если я спрячусь на это время? – Ужас проглатывал его, будто гигантский питон.– Но, как же я…. Как я… что мне, – прошептал Аргон, в надежде найти хоть что-то твёрдое и устойчивое.
– Не переживайте так. Мы дадим Вам в дорогу еду, тёплую одежду, денег немного. Не отпустим же мы Вас в том виде, в котором нашли. Было бы славно, если бы Вы вспомнили хоть что-то из своего прошлого, вспомнили тех, кто Вас может ждать, – голос Хельги становился всё тише и непонятнее, как будто распадался, превращаясь в шум.
Вдруг он умер. По крайне мере, так показалось. На какое-то мгновение Аргон перестал существовать. В небытие не было ни звуков, ни красок, ни запахов. Ничего. Даже его самого.
Но, видимо, рано ему было умирать, потому как Аргон почувствовал какой-то толчок внутри и ничто, будто экран старого телевизора, покрылось рябью, через которую понемногу проступала картинка: деревянный пол, крошки от еды и золы, часть деревянного ящика.
– Всё же Вам лучше идти не в Хидден, а на восток, в Сол, – голос Мириам нарастал, словно кто-то крутил ручку радио, постепенно прибавляя звук. – Там живёт много элладов, скорее всего, они смогут Вам помочь. – Мириам резко осёклась, взглянула на маму и, словно оправдываясь, затараторила: – Ну, я имела в виду, что эллады, возможно, смогут вернуть его воспоминания. Они ж всё-таки занимаются магией! Да и Сол ближе, а у нас в княжестве ему оставаться очень опасно!
– Да, ты права, – ответил низкий грудной голос Хельги.
Картинка перед глазами то сужалась, то растягивалась, то плыла, подобно ткани на волнах. Аргон дёрнул головой, чтобы собраться, а затем протёр глаза и посмотрел на женщин. Они находились как будто за толстым стеклом. Казалось, словно он всё ещё остался в этом ничто, но мог видеть реальную жизнь через окно. Он мог бы испугаться, но в ничто не было эмоций. Самое главное, что там не было ни тревоги, ни страха.
– А когда мне уходить? Завтра? – спросил Аргон и отметил, как сухо звучит его голос.
– Нет, – ответила Хельга, выливая воду из кувшина. Это был другой кувшин: пузатее, с узором и с тонкой ручкой. – Я думаю, что лучше во время Осенина. Пока все будут праздновать, Вы сможете уйти незамеченным.
– Это праздник, когда мы прощаемся с летом и встречаем осень. Утром все будут праздновать за столами, а вечером пойдут на холмы, чтобы там с песнями и танцами проводить уходящее лето. Все будут заняты праздником, и вряд ли кто-то обратит внимание на Вас, – пояснила Мириам, отжимая тряпку.
Грязная вода закапала в таз.
– А когда этот… Осенин?
– Пятого дня листопада, – ответила Хельга и поставила кувшин на стол к остальным чистым.
– Через день после окончания ярмарки, – добавила Мириам.
– А до этого времени Вам, Аргон, нужно быть ещё осторожнее, чем раньше…– голос хозяйки дома становился всё тише.
Аргон опять погрузился в ничто. Он хотел бы поразмышлять о будущем, о том, куда он потом пойдёт, что будет делать, но всё это казалось таким нереальным, будто Хельга пошутила. Появилась странная уверенность, что разговор раствориться во времени и забудется.
Глава 27: Эйнар
Он предатель! Это чувство пронзило, будто стрела, и от боли напрягался каждый мускул. Эйнар подскочил со своей лежанки, сделанной из сосновых лап, навернул несколько кругов по убежищу, а затем, как подстреленный, рухнул на пенёк и уставился на огонь. Родные ненавидят его.
Он до сих пор помнил лицо матери, когда сообщил ей о том, что уходит в рекруты. Они в погребе раскладывали по ящикам купленные овощи. Эйнар долго мялся, не знал, как рассказать, и в итоге решил выпалить всё, как есть. От этой новости мама побледнела и стала оседать на пол. Благо, они с сестрой успели подхватить её.
– Ну ты и долбень! – прошипела Мириам и злобно уставилась на него. – Смотри, что ты наделал! Доволен?!
Эйнар ничего не ответил. Ужас свернулся в груди, мешая дышать. Неужели у мамы сердце прихватило? А если она умрет от этой новости? Он будет в этом виноват?!
– Я сбегаю за водой, – бросила Мириам, как только они усадили маму на сундук.
Сестра в два прыжка, будто кошка, взобралась по лестнице, а затем раздался скрип двери в избу. Эйнар присел напротив мамы. Щёки у неё были бледными, глаза широко распахнуты, а рот беззвучно открывался и закрывался.
– Мама, Вы как? – он легонько похлопал её по щекам. – Вы меня слышите?
Она посмотрела на него, и от её безумного взгляда, в котором читалась борьба между чувствами и разумом, у Эйнара всё внутри сжалось, но затем её морщинистая рука накрыла его руку и легонько сжала. Мол, всё хорошо, сынок, я в порядке. Но он видел, что это не так, и мысленно просил прощения за сказанное. За то, что вообще решил пойти в рекруты и не смог догадаться, сколько боли это принесёт.
Появилась Мириам с кружкой воды.
– Вот, попейте.
Мама машинально взяла стакан и сделала глоток. Затем закрыла глаза, запрокинула голову, глубоко вдохнула и замерла. Дети всматривались в её лицо, пытаясь разгадать, какие мысли и чувства бродят внутри. Сестра бросала на Эйнара злобные взгляды. Он чувствовал, как её злость что-то выжигает в душе, и от этого становилось больно. Защипало глаза, и Эйнар, в попытке не расклеиться, нахохлился и крепко сжал губы, мечтая о том, чтобы кожа превратилась в крепкую броню, способную отразить упрекающий взгляд.
Наконец-то мама открыла глаза и посмотрела на детей. Её взгляд потеплел, а тело словно заново наполнилось силами: оно подобралось, щёки порозовели. Видимо, за то мгновение, которое она провела внутри себя, мама смогла разрешить спор между разумом и чувствами.
– Так, сначала нужно доделать работу, а потом уже всё остальное, – произнесла она, допила остатки воды и поднялась.
И за целый день никто не вернулся к разговору о том, что Эйнар станет рекрутом в Видящей страже. А ему так хотелось всё объяснить, успокоить маму. Хотя, на самом деле, он сильнее нуждался в этом, чем она. Ему нужно было получить прощение, услышать от мамы, что она понимает его и отпускает, но Эйнар боялся, как бы опять не случился приступ, поэтому молчал и делал вид, будто всё в порядке. Хотя в леднике, когда он перекладывал мясо, не сдержался и со всего размаху ударил тушкой о стену.
Ночью ему не спалось. Эйнар лежал на кровати, в голове не было ни одной мысли. В ночной темноте еле-еле вырисовывались потолочные балки, за окном свистел ветер. В избе раздался негромкий шум, чьи-то шаги. Эйнар приподнялся на локтях. Действительно кто-то ходил, шморгнула заслонка в печи. По телу прокатилась волна напряжения – вдруг кто залез – но мысль, попав на свет разума, тут же растворилась. Да нет, это не воры. Видимо, маме тоже не спится.
Эйнар вышел в избу. На столе в невысоком светце горела лучина. В тусклом жёлто-оранжевом пламени край столешницы, кружка, а, главное, мама – всё казалось такими тёплым и манящим! И Эйнар полетел к этому теплу, подобно мошке. Сел на скамейку рядом.
– Мама, я не хотел Вас ранить, – он опустил голову, как маленький провинившейся ребенок. – Простите меня.
– Всё хорошо, сынок. Всё хорошо. Ты взрослый мужчина и можешь принимать решения.
Она слабо улыбнулась ему.
– Но я не думала, что ты покинешь меня. Надеялась, что приведёшь в дом невестку, которая будет мне помогать. Боги дадут вам детишек, и дом снова наполнится смехом, разговорами, запахами сахарных булок, – мама улыбнулась своим мечтам. – Но, видимо, этому не суждено сбыться. Боги распорядились так, чтобы дом пустел… Вот Мириам замуж выйдет, уедет, и я останусь совсем одна-одинешенька.
Крупная слеза покатилась по щеке.
– Ну, мама, что Вы, – он взял её руку и сжал в своих. Только сейчас он заметил, насколько мама постарела. Днём за работой она казалась такой молодой и сильной, а сейчас будто спала пелена, и Эйнар увидел правду. Морщины располосовали лоб, залегли под глазами, а вены на руках напоминали корни деревьев, которые ищут влагу в высыхающей земле.
– Мама, Вы не останетесь одна. Я попросил Оратора присмотреть за Вами и, если понадобится помощь, он поможет. Да и я буду наведывать Вас. Буду высылать Вам деньги.
Но все эти слова, все обещания казались какими-то неправильными. Эйнар почувствовал, что должен остаться здесь, с ней. Помогать ей. Привести в дом жену, завести детей, и только тогда всё встанет на свои места. Тогда мама будет улыбаться, тогда она будет счастлива. Ей и так не повезло в жизни: муж покинул её, дети получились не такими, как все: дочь не стремилась замуж, а предпочитала фантазии, сына же все считали странным и нелюдимым. Да, Эйнар не глухой, он слышал, о чём шептались за его спиной люди. «Леший бы их побрал», – так он всегда мысленно отвечал, и ни разу не задумывался о том, сколько боли маме причиняли эти сплетни. У всех сыновья как сыновья: пьют в трактирах, гуляют на праздниках, щупают девок, обзаводятся семьями, детьми. И он должен быть нормальным. Но сможет ли?
– Мама, всё будет хорошо, – прошептал он и легонько похлопал её по руке.
Как же захотелось застыть во времени. Только не в этом мгновении, а намного раньше. В один из летних или весенних дней, когда все мечты были лишь мечтами, и чтобы этот день шёл по кругу, и в нём ничего не менялось.
– Детки – это славно, но ты – парень молодой, у тебя ещё всё успеется. Ты поступай в рекруты… А я разберусь, не пропаду, – мама улыбнулась, но Эйнар понял, что она бодрится. – Вдруг тебе эта служба принесёт счастье и богатство. Дослужишься до хорошего звания, будешь в замке жить, хорошо питаться, деньги получать. Купишь потом землю получше, построишь дом побольше. Главное, маму свою старую не забывай.
– Не забуду, – прошептал Эйнар, чувствуя, как сдавливает от слёз горло, и тут же притянул маму к себе, крепко обнял. – Возьму Вас в свой новый большой дом и буду кормить чужеземными блюдами.
Мама его простила. Эйнар понимал, сколько усилий для этого ей пришлось приложить.
Сестра же, когда узнала, что приедут сваты, разозлилась. Она швырнула шкатулку от Олеха, украшения высыпались и покатились по полу
– Я не выйду замуж! Как ты вообще посмел так со мной поступить?
– Как «так»? – Эйнар и сам закипал. – Я твой старший брат, и забота о твоём счастье лежит на моих плечах!
– Счастье?! – Мириам аж покраснела от злости. – Ты считаешь, что я буду счастлива, если выйду за непонятно кого?
– Почему не понятно кого? Олех состоятельный торговец. Всё его состояние унаследует сын, твой жених. Будешь жить в богатстве, кататься как сыр в масле. Или было бы лучше, чтобы ты превратилась в старую деву?
– С чего это ты взял, что я стану старой девой? – Мириам упёрла руки в бока и сощурила глаза.
– Да с того! – выкрикнул Эйнар, поражаясь тупости сестры. Неужели она не понимает очевидных вещей?! – Все предложения о замужестве ты отвергла! А тебе уже шестнадцать лет. Шестнадцать! Ещё пару годков и всё, никому ты не будешь нужна. Я не знаю, что ты там себе придумала, но у тебя в голове сплошные облака. Вернись с них на землю и посмотри правде в глаза! Я забочусь о тебе и твоём будущем! Ты мне потом ещё спасибо скажешь!
– Да пошёл ты, заботливый мой! – выплюнула сестра, а затем прошипела: – Я ненавижу тебя, Эйнар!
Мириам убежала в комнату, громко хлопнув дверью. Эйнар опустился на стул и закрыл лицо руками. Голова гудела от ссоры. Почему всё так сложно?! Почему нельзя по-простому, по-нормальному? Без ссор, скандалов, чувства вины? Как же он устал от этого всего!
Эйнар сбежал в своё убежище. Ему нужно было побыть одному. Восстановиться. Привести мысли в порядок, но и там чувства настигали его, вина мешала дышать. Внезапно его накрыло ощущение, будто что-то сломалось, разошлось, и из этой раны выплескивался яд. «Прредатель ты, – шипел он и пузырился. – Прредатель. Ты предал маму. Сестру».
Этот яд расплавлял всё внутри. Эйнар вскочил, схватил меч – не тот, что он купил у Олеха, тот остался лежать дома, в его комнате, в глубине сундука, а меч из обыкновенного железа, выкованного у кузнеца за каких-то пятнадцать Сольт, – и вышел наружу. Иллида он нашёл быстро и сразу бросился в атаку. Монстр, что раньше был молодым парнем, стоял к нему спиной. Эйнар всадил клинок ему между ребер. Иллид странно квакнул и осел.
Вскоре он наткнулся ещё на группку мёрзлых. Эйнар рубил руки, ноги, головы и чувствовал, как яд высыхает, а рана затягивается. Он ускользал от нападений монстров, уворачивался от их пальцев и ощущал, как чувство вины становилось всё тише и тише.
Эйнар со всей силы ударил ногой по коленям иллида. Хрустнуло так сильно, будто не суставы треснули, а весь мир. Монстр упал как-то неуклюже, завалился на бок и по-червячьи попытался отползти. Эйнар поднял меч и со всей силы опустил его в грудь противника. Иллид задёргался, по коже прокатилась волна, ещё одна, а за ними шла ледяная смерть. Эйнар нашёл крупный камень, поднял его и с силой опустил на ледяную статую. Она разлетелась, словно хрупкое стекло.
Небесные линии, протянутые через чёрную ткань неба, напоминали нити клубков, которые прокатились здесь так давно, что уже никто не помнил тех времён. Эйнар спрятал меч в ножны, прислонился к стволу и закрыл глаза. Шумели деревья, где-то вдалеке щёлкала клювом неясыть. Тишина и спокойствие. Внутри и снаружи. Больше не было ни яда, ни чувства вины, ни тяжести. Ничего. Только лёгкость и свобода.
Может, к лешему всё? Глупую сестру. Ссоры. Ярмарки. Людей. К лешему возложенные на него ожидания про семью, жену и детей. К лешему и Видящую стражу. Там тоже нужно притворяться, чтобы никто не узнал про укус. Пускай всё катится в далёкие дали! А он останется здесь, в лесу. Будет жить в землянке, охотиться на дичь, рубиться с иллидами. Тогда закончатся волнения и переживания. Тогда всё станет тихо, спокойно и хорошо.
