Яна Шепот
Сердце ледяного мира
– Я вам сейчас чаю заварю, чтобы вы согрелись. Или, может, супа хоцице? – старушка взяла с полки глубокую миску и внимательного посмотрела на Мириам.
– Ой, нет, спасибо. Мы не голодны!
Она поставила корзинку на лавку у двери и стянула с головы платок. Аргон топтался в углу и бросал на элладку подозрительные взгляды, будто она сейчас сойдёт с ума и попытается их убить.
– Да не бойтесь её, она не кусается, – прошептала Мириам в ухо Аргона, помогая ему снять тулуп. – Она же не монстр. Она живая. Элладка. Помните, я рассказывала про них.
Аргон слабо кивнул и зашептал в ответ:
– Всё равно как-то не по себе.
– Тохда чай выпейце, – Вивьен поставила на стол две деревянные кружки, что-то бросила в них и залила кипятком. Дом наполнился тонким древесным ароматом.
– Это слизень? – скривился Аргон, разглядывая в кружке нечто длинное и чёрное.
– Нет, – хихикнула Мириам. – Это чага, берёзовый гриб.
Вивьен взяла за печкой табуретку и села напротив них.
– Точенька, ты говорила, что цебе нужна моя помощь.
– Не совсем мне – ему, – Мириам мотнула головой в сторону Аргона. – Я нашла его в лесу несколько дней назад. Голого и напуганного. Я спасла его от мёрзлых, накормила и обогрела. Ладно, это не важно. Важно другое: Аргон совсем про себя ничего не помнит. Ничегошеньки! Даже свое имя с трудом вспомнил!
– Это правта?
Мириам кивнула, но поняла, что элладка обращается не к ней, поэтому выдохнула и посмотрела на Аргона. Он смущённо кусал губу. В его глазах было столько мольбы о поддержке, что она не удержалась, сжала губы и кивнула, мол "все хорошо, я с тобой".
Аргон почесал шею и выдавил:
– Э-э-э-э, ну…. Да! Я не помню даже, как оказался в том лесу. Вообще, ничего не помню!
– А к вам приходзили какие-нибудзь видзения? Например, во сне?
Элладка, наклонила голову набок, внимательно рассматривая Аргона. Он тяжело вздохнул.
– Да… Приходили… Но по утру я о них забывал.
– Он ещё когда болел, то звал какую-то Юлю и говорил про… это… как его там… фаир, – влезла Мириам. Она боялась, что упустит важные детали и тогда Вивьен не сможет помочь.
– Мг, – задумчиво произнесла элладка. – Вы очень… необычный молотой человек, так не похожи на местных жителей. Видзимо, изталека к нам приехали.
– И я так думаю! – подскочила Мириам.
Вивьен даже взгляд не бросила в её сторону. Мириам села на лавку и приказала себе успокоиться.
– Архон, тайте вашу руку. Только закатайте рукав повыше, – приказала старушка, подходя ближе к гостю.
– Ес, сэр! – хихикнул он.
Его никто не понял, поэтому он махнул рукой, мол, забудьте.
Глаза элладки расширились, когда она заметила тонкие белые шрамы на предплечье. Старушка схватила Аргона за запястье и резко дёрнула к себе.
– Откута у цебя это?
– Я… Я не знаю, – пролепетал Аргон и уставился на Мириам в поисках поддержки.
– Они уже были, когда я нашла Аргона. А что они значат? – Мириам придвинулась поближе и тоже уставилась на узор из шрамов на коже гостя.
– Это не шрамы… Это эллацкие заклинания.
– Заклинания? – хором воскликнули Мириам и Аргон.
– Откуда они у меня? – испуганно спросил гость.
– И я бы хоцела это знать, – строго, будто наставник, произнесла Вивьен.
Мириам почувствовала, как её охватывает страх. Неужели брат был прав насчёт Аргона? Неужели гость на самом деле колдун? Боги, что же теперь делать-то? Перед глазами всё поплыло. Мириам сжала челюсти и медленно, сквозь зубы, выдохнула, чтобы успокоиться.
– А что… означают эти… заклинания? – спросила она, запинаясь.
Закусив нижнюю губу, элладка водила пальцем по тонким белёсым линиям на руке Аргона. Старушка то удивлённо распахивала глаза, то хмурилась, то непонимающе прищуривалась. Мириам от волнения покусывала прядь волос.
– Эта очень сложные заклинания. Тревние.
Старушка что-то недоговаривала. Это настораживало.
– Я плохо понимаю магическую вязь, но всё же кое-что знаю, – Вивьен выпрямилась, а затем, собрав пальцы в замок за спиной, прогнулась. – Я нашла языковую связку и начало связки, плокирующей памяць. Если я найту остальные часци, то, возможно, смогу её разрушиць.
– И тогда Аргон вспомнит своё прошлое?
Внутри всё билось от волнения и страха. Хотелось побыстрее узнать, кто же такой Аргон. Убедиться, что он не колдун.
– Толжен. Но я не обешаю. Всё-таки я не заклинацель, та и магия сейчас… – Вивьен запнулась, её губы шевелились, как будто она подбирала слово или пыталась его произнести, но в итоге элладка махнула рукой.
– Разцевайцесь!
– В смысле раздеваться? – от удивления шея Аргона выгнулась, как у гуся.
– Снимайте одзешту. Я толжна видзеть текст целиком! Я триста лет живу на свете и уже столько разных мужских тастоинств видзела, что меня ничем не смутишь.
Аргон посмотрел на Мириам.
– Отвернись, пожалуйста.
– Ой, да ладно. Чего я там не видела? – рассмеялась она, но покраснела и отвернулась.
Мириам слышала, как шелестит одежда, краснела ещё сильнее, вспоминая голого Аргона.
– Поверницесь, – приказала элладка. – Ага. Хорошо. Цепэрь тругим боком. Ноги чистые. Славно. Можете нацевать штаны. А цеперь ложицесь на лавку, а ты, – Вивьен посмотрела на Мириам. – Пересяць на полаци за печкой.
Мириам пересела на длинную лаву, прикреплённую к стене, и оттуда наблюдала, как Вивьен склонилась над Аргоном. Одну руку она положила ему на грудь, а пальцем второй руки, повторяя изгибы заклинаний, водила в районе живота. Неожиданно старушка запела. Мириам впервые услышала элладский язык. Какой же он красивый! Мягкий, тягучий, мелодичный. В нём не было шипящих и рычащих звуков. Слово перетекало в слово, подобно мелодии. Мириам показалось, что воздух загустел и стал тянуться, как сосновая смола. Старушка как будто тоже преобразилась: помолодела, распрямилась, тело снова наполнилась силами, а волосы – красками. По шрамам – там, где их касались пальцы ведьмы, – проскакивали искры, похожие на молнии. Вдруг Аргон побледнел, а кончики пальцев посинели, и через мгновение он начал биться в конвульсиях. Выгнулся, как мост через реку, упираясь пятками и затылком в лавку, а затем с грохотом упал. Да он же так убьётся! Мириам подскочила к ведьме, оттолкнула её. Элладка не удержалась на ногах.
– Что с ним? Аргон? Аргон! Вы слышите меня?! – Мириам рухнула рядом с ним на колени, попыталась нащупать пульс, затем поднесла ладонь к его носу. Дыхание было слабым и прерывистым.
– Что вы наделали?! – накинулась она на старушку. – Он же умирает! Помогите ему! Спасите!
Элладка, держась за край лавки, медленно поднялась и поморщилась от боли, когда хрустнули колени. Постояла немного, словно прислушиваясь к своему телу, а потом строго посмотрела на Мириам
– Не мешайся!
– Не мешайся? Не мешайся?! Да вы его убиваете! – Мириам взвилась ещё больше, но вдруг её охватил ледяной гнев. – Если Аргон умрёт, я Вас застрелю. Клянусь всеми Богами, это будет последний день Вашей жизни! – отчеканили она и посмотрела на лук, который оставила у двери.
Старушка побледнела, положила дрожащую ладонь на лоб Аргона и, водя пальцами по шрамам, вновь начала читать заклинание. Её голос то усиливался, то спускался до шёпота.
Аргон успокаивался. Мириам видела, как розовеет его кожа, как проступает румянец на щеках, как на лбу собираются капельки пота.
Вивьен выкрикнула какие-то непонятные слова и замолчала. Убрала руки. Аргон открыл глаза. Сел. Мириам бросилась к нему. Обняла.
– Вы живы! Живы! Как себя чувствуете?
Аргон недоумевающе нахмурился, а затем почесал шею.
– Как будто с бодуна.
Мириам удивленно подняла брови.
– Словно пил, не просыхая, несколько суток, – повторил Аргон и заулыбался. – А что произошло? Я умирал?
– Нет, всё нормально, – замахала руками Мириам и глупо захихикала, а затем резко остановилась и строго посмотрела на гостя: – Вспомнили что-нибудь?
Он закрыл глаза и запрокинул голову.
– Когда я был в… трансе, то вроде бы воспоминания вернулись, я что-то видел, но сейчас… Ничего
Всё внутри оборвалось. Мириам словно застыла посреди бури, так и не поняв, кто такой Аргон. Колдун ли он? Можно ли ему доверять или брат был прав, когда не хотел вести его домой?
– Вы же обещали, что вернёте ему воспоминания, но они не вернулись! Вы меня обманули! – голос Мириам дрожал от возмущения.
Старушка взяла с полки горшочек и доковыляла до лежанки.
– Я не обманула. Я сдзелала всё, что могла, – ответила Вивьен, трогая свою лодыжку. – Честно сказать, я ещё с таким случаем не сталкивалась… Невозможно вернуть воспоминания, которых нет.
– Как нет воспоминаний? – Мириам будто обухом по голове огрели. Такое ощущение, будто её пытаются обмануть. Вот только как и в чём именно? – Аргон говорит, что вспомнил…
Элладка зачерпнула зелёную кашицу с резким запахом чеснока и принялась растирать её по лодыжке.
– В этом целе нет никаких воспоминаний.
– Эм? – это всё, что смогла произнести Мириам. Она окончательно запуталась.
– Аргон живёт на тва цела, – принялась объяснять ей Вивьен, будто неразумному ученику.. – В этом нет воспоминаний. А вот тругое – хранит их. Я попыталась перенесци тушу Аргона во второе цело, но… сама видзишь, что произошло.
Слова элладки не укладывались в голове. В смысле второе тело? Как так?
– Я ничего не понимаю, – честно призналась Мириам.
– Я тоже, – тяжело вздохнула Вивьен. – Вязь на целе Аргона очень слошная и тревняя. Я тавно такую не встречала. А то, что с ним происходзит, я не могу объясниць. Возможно, во всём этом замешан Универсицет. Но врят ли он смог выстояць. Прокляцие бурей прокацилось по южным землям. Магия пришла в неистовство, уничтожая и коверкая всё на своем пуци. Горота, что были расположены ближе к Сангару… – элладка внезапно замолчала и прикрыла ладонью губы.
Мириам видела, как напряглись её мышцы на шее, а в глазах заблестели слёзы. Наверное, Вивьен было очень больно вспоминать события тех дней. Старушка тяжело дышала, пытаясь справиться с эмоциями, а потом продолжила:
– Там… там творился дзикий… ужас. Поэтому, не тумаю, что кто-то выжил. Универсицет находзился почти на самой границе к Призрачным землям. Проклятие, скорее всего, стёрло его с лица земли в мгновение ока.
Вивьен поставила горшочек на пол, вытерла руки об юбку.
– Я больше ничем не могу цебе помочь, точенька. Я рассказала всё, что знаю.
Мириам поднялась, чувствуя, как гудит голова. Здорово, загадок не уменьшилось. Наоборот, теперь их стало ещё больше!
Глава 14: Йорн-Хель
В дни ярмарок дороги, обычно пустые, заполнялись путниками. Обозы из разных сёл и деревень часто встречались, сливались, чтобы дружной толпой продолжить путь. Эйнару это не нравилось. От гула голосов болела голова. Новые люди не вызывали ничего, кроме подозрения. Приходилось внимательнее следить за вещами и карманами. К вечеру он уставал так сильно, что с трудом поднимал ноги, а голова шумела так, словно он целый день крепко пил. Всё, о чем Эйнар мечтал, так это о тишине. Несбыточные мечты! Таверни были забиты до отказа, и в одну комнату, рассчитанную на двух путников, набивалось человек десять.
Эйнар проклинал очередной постоялый двор, в котором им пришлось остановиться наночь. В нем хоть и нашлась пара свободных комнат, но людей было очень много: в одно помещение набилось человек пятнадцать. Женщинам уступили место на кроватях, а остальные улеглись, где придется. Кто возле кровати, кто у двери. На столе. Под столом. Эйнар спал на крышке сундука. Пришлось, правда, скрутиться будто псине, но так все же удобнее и теплее, чем спать на полу, да и безопаснее. Никто точно не залезет в сундук и ничего не украдет.
Как же хотелось, чтобы ярморочные дни закончились побыстрее. Как же хотелось вернуться в свое логово. Как же хотелось очуться там, где нет людяй! Как же он устал от толпы, от шума и гама.
В предыдущей таверне в Бруке все было битком забито. Местный войт разрешил всем, кто не нашел крышу над головой, заночевать в поле возле деревни. Многие в ту ночь напились, пели и танцевались, обнимаясь с местными девушками. Тут и там вспыхивали ссоры, драки. Воришки, а Эйнар не сомневался, что их тут тьма тьмущая, только и мечтали, чтобы утащить добро у пьяного путника. Все ночь он не сомкнул глаз, следя за темными фигурами, движущимися в свете многочисленных костров.
Эйнар долго не мог уснуть: то прислушивался к дыханию соседа, то к скрипу половиц за дверями, то к завыванию ветра за окном. А когда засыпал, всё равно продолжал вздрагивать от любого шороха. Проснулся он сразу, как только услышал лёгкие шаги возле себя. Вскочил. Человек, что шёл мимо, вздрогнул, а затем виновато зашептал:
– Извини, не хотел тебя будить.
– Да, ничего, – кивнул Эйнар и перевернулся на другой бок.
Едва ему удалось погрузиться в сон, как остальные начали просыпаться. Звуки шагов, шорох одежды, тихие разговоры вонзались в сознание Эйнара, будто жала пчёл. Пришлось вставать. От недостатка сна и напряжения голову будто стянул стальной обруч. Эйнар проверил замки, умылся остатками воды в кувшине и спустился в таверну. Несмотря на раннее утро, почти все столы были заняты. Воздух звенел от голосов, смеха, покашливаний. Из кухни доносилось шипение жира на сковороде, журчание воды и крики поварихи. Ароматы браги, жареного мяса и кислых супов, казалось, пропитали столы и стены. Эйнар заказал тушёную брюкву со свининой. Вместо алкоголя попросил воды.
– Кто же отказывается от хорошей браги? – попыталась надавить на него хозяйка таверны – дородная женщина с кривыми зубами и маленькими, вдавленными в череп, глазами.
– Я, – ответил Эйнар.
– Эх, жаль, брага нынче – выше всяких похвал.
После завтрака Эйнар запряг коня, занёс сундук на телегу и отъехал от таверны недалеко. От вчерашней ясной погоды не осталось и следа, небо снова затянули серые тучи, а ветер, казалось, прилетел с самого севера. Но это сейчас меньше всего волновало Эйнара. Он поплотнее запахнул тулуп, накинул капюшон и закрыл глаза. Долгожданная тишина вливалась в уши, как хитенский виски в рот пьянчуги, принося с собой расслабление и успокоение. Как же долго он о ней мечтал.
Открываясь и закрываясь, стучали двери таверны, гул голосов выплеснулся на улицу. Вскоре к ним добавились ржание и фырканье лошадей, скрипы колес, цоканье копыт по камням. Обоз выдвинулся в путь. Эйнар подождал, пока с ним поравняются остальные, и тронул поводья.
Погода ухудшалась: ветер стал злее и холоднее, тучи над головой закручивались в водоворот. Многие зажгли небольшие дорожные фонари, которые крепились к дугам. Эйнар замёрз так сильно, что перестал чувствовать пальцы на ногах. Он слез с телеги и пошёл рядом с конём, в надежде хоть немного согреться. Люди вокруг выглядели хмурыми и злыми. Они тихо переговаривались и громко ругались, если застревали колёса или лошади не хотели слушаться, и хлестали животных.
Когда въехали в лес, стало чуть получше: деревья защищали от ледяного ветра. К полудню их тропа слилась с гостинцем – широкой каменной дорогой – который соединял столицу с Хельмом – крупным северным городом княжества, и тянулся дальше, на север, к болотам Хитенского королевства. Идти стало проще, колёса весело стучали по брусчатке, и телеги покатили быстрее.
Погода улучшилась. Водоворот из туч понёсся куда-то на восток, небо просветлело. Люди погасили свечи в дорожных фонарях. Через несколько часов пути сделали привал. Развели большой костёр и принялись поедать запасы, которые им насобирали в дорогу родные. Эйнар съел яйца с хлебом, а затем пододвинулся к огню. Снял ботинки и вытянул ноги, в надежде отогреть пальцы.
После привала люди повеселели и подобрели. Снова зазвучала свирель.
Земля, что раньше стелилась ровно, будто блин на сковородке, пошла волнами. Дорога то забиралась на них, то петляла между крутыми каменными склонами. Лес мельчал и редел. Многовековые сосны и ели сменили хилые берёзки и кустарник. На горизонте вырисовывались горы. Растворяясь в синеве, они казались призрачными. Снег сверкал на пиках и лежал в расщелинах, напоминая застывшие реки. Эйнар ненавидел горы. Он чувствовал себя маленьким и слабым рядом с ними.
Вскоре лес закончился, и впереди растянулись поля, покрытые желтой сухой травой, которая напоминала спутанные, давно не чесаные волосы. Слева возвышались четыре кургана. Таких высоких, что шапка падала с головы, когда человек смотрел на вершину. В них покоились великие воины древности. Легенды гласят, что они были не люди, а волоты. Ростом в три маховых, да и силу имели такую, что могли голыми руками дуб из земли достать и швырнуть его чуть ли не до самого Сангара. Каждый курган венчали гигантский меч. На их крестовинах выгравировали имя война, который покоился в земле, а дол мечей украсили поминальными песнями.
Глядя на древние могилы, Эйнар ощущал их величие и мощь. Как бы он хотел увидеть живого волота. Как бы он хотел сам быть волотом. Сильным. Храбрым. Стойким.
У подножья гор расположился Йорн-Хель. Дома, подобно опятам, выросли на холмах и скалах, а на узком выступе возвышался замок. Поговаривали, что в его строительстве принимали участие чуди. Ведь только они могли превратить горный камень в оборонительные башни и крепостную стену.
Сегодня город постарался выглядеть приветливо: стены украсили белыми полотнищами с изображением коронованной медвежьей головы, и над всеми башнями развивались бело-черные стяги.
Со всех сторон к городу стекались люди из разных деревень и городов. Обоз замедлил движение, наткнувшись на другой обоз, и вскоре остановился. Эйнар залез на сундук. Осмотрелся. Очередь растянулась на несколько вёрст. До чего разношерстный люд спешил на ярмарку! Были здесь и крестьяне: кто-то запрягал в повозку лошадей, а те, что победнее, запрягались сами. И купцы в длинных шубах и высоких цветастых шапках, украшенных камнями, перьями и даже лисьими хвостами.
Эйнар разглядел обозы виверов – болотных людей. Сколько же слухов про них ходило: что промышляли заказными убийствами и торговали ядами да отварами, которые способны превратить разумного человека в несмышлёное дитя. Один из виверов, видимо, почувствовав взгляд, повернулся и уставился на него своими жёлтыми глазами с вертикальным зрачком. Эйнар испугался и отвёл взгляд. Сделал вид, будто наблюдает за орлами, что кружили над скалами.
Погода снова ухудшилась. За один миг небо покрылось тёмно-фиолетовыми тучами, словно огромными синяками. Ветер, резкий и холодный, принёс с гор ворох снежинок. Побыстрее бы добраться до постоялого двора, залить в желудок горячий суп, а потом вытянуть ноги на кровати!
Наконец-то обоз подошёл к воротам. Эйнар видел, как Ивор достал из-за пазухи какой-то лист и передал старику, что стоял рядом со стражниками. Он был в коричневом платье, подпоясанным широким зелёным кушаком, а к груди крепилась брошь в виде пера. Привратник развернул бумагу, прочитал и махнул рукой. После этого обоз прошёл через ворота.
Город встретил Эйнара обилием запахов. Вонь помоев, гнили и пота смешивалась с ароматами кислого хлеба, печёного картофеля, жареного мяса и свежесваренного сбитня. Улицы паутинками разбегались во все стороны. Дома плавно перетекали друг в друга, иногда забираясь на выступ, будто на волны, а потом резко обрывались, и люди шли мимо серого камня, плотно увитого мёртвым плющом. Улица была такой узкой, что Эйнар постоянно задевал плечом прохожих.
Вдруг раздался звук трубы, и пришлось срочно уводить лошадь с телегой на боковую улицу. Там уже стояло несколько крестьян, которые так же, как и он, поспешили убраться с дороги.
– Поаккуратнее! – процедил сквозь зубы дед в меховой шапке, которой, с виду, шёл не один десяток. – Ты разве не видишь, что чуть не наехал мне на ноги.
– Что я могу сделать, – огрызнулся Эйнар. – Здесь тесно!
Мимо пронёсся экипаж знатного человека. Лошади были покрыты жёлто-коричневыми помпонами. На жёлтом знамени, которые несли хорунжие, красовался вепрь с кинжалами вместо клыков. Когда карета скрылась за углом, люди снова заполонили улицу. Какая-то женщина плюнула вслед экипажу.
– Чтобы ты подавился за обедом, свинья в золоте!
Девчушка рядом с ней хихикнула.
– Осторожно, выливаю! – раздался сверху женский голос, и Эйнар дёрнул коня со всей силы.
За спиной раздался шум воды и мягкие шлепки. Резкий запах помоев ударил в нос так сильно, что слёзы выступили на глазах. Пришлось задержать дыхание и дёргать поводья, надеясь отъехать подальше.
– Ты что делаешь, карга старая?! – кто-то возмущенно закричал.
Эйнар повернулся и увидел деда, с которым столкнулся в переулке. На его шляпе и рубахе расползались грязно-коричневые пятна.
– Ты разве не знаешь, что запрещено по праздникам и в ярмарку выливать дерьмо на голову прохожим? Я пожалуюсь князю! – продолжал злиться дед.
Женщина в окне закричала в ответ:
– Сами виноваты! Я предупредила, что буду выливать! Могли бы и убраться!
Улица понемногу расширялась, между домами появились растяжки цветных флажков, а на стенах – вымпела. Звуки рынка приближались стремительно, словно лавина.
Вскоре обоз выехал на главную площадь. Её заполнили палатки различных форм, размеров и расцветок. Под низкими, серыми навесами крестьяне продавали скот. Здесь пахло навозом и прелой соломой. Животные блеяли, мычали, кудахтали, поэтому продавцам приходилось кричать во всю мощь своих голосов:
– Коза. Коза! Покупайте козу!
– Курицы! Даёт столько яиц, что вы не будете успевать их съедать!
В круглых зелёных и жёлтых палатках продавали овощи, фрукты и зерно. В полосатых – домашнюю утварь, ткань и женские украшения. А под небольшими ярко-оранжевыми и красными навесами лежали сдобные булки и сахарные конфеты для детей. Между большими палатками втиснулись батлейки, где тряпичные куклы рассказывали ребятишкам поучительные истории. Разные затейники предлагали попасть дротиком в деревянных уточек и получить приз или попасть мячом в крестик и хохотать от того, что шут, сидящий на деревянном настиле, провалился в бочку с водой. Возле башни с часами, у которых была всего одна стрелка, возвели сцену. На ней акробаты сгибались под такими невиданными углами, что казалось, будто у артистов нет костей. Люди ахали, закрывали глаза. Одной женщине стало плохо. Её положили на лавку у сцены и обмахивали платком.
Над пёстрой площадью, подобно гигантскому стражу, возвышался треугольный Дом из серого камня. Он словно наблюдал за весельем множеством глаз, которые были нарисованы на его стенах, и не одобрял всю эту радость и цветастость. Ярмарка, словно чувствуя это, постаралась отодвинуться от него подальше: рядом не было ни палаток, ни батлеек.
В гостинице рядом с площадью не оказалось свободных мест. Пришлось заселяться в постоялый двор у восточных стен. В этой части города было не так многолюдно, чему Эйнар несомненно порадовался, но по соседству располагался бордель, поэтому в трактире разгуливали девицы в платьях, в разрезе юбок которых сверкали ляжки.
Комната находилась на втором этаже и была очень маленькой: если вытянуть руки в стороны, то кончики пальцев почти дотрагивались до стен. У стены напротив двери стояла узкая кровать. На ней лежало стопкой несколько шерстяных одеял. У изголовья примостилась каменная жаровня. Небольшой столик расположился возле небольшого окна.
Эйнар занёс сундук, закрыл дверь на ключ и внимательно осмотрел стены. Такие постоялые дворы – просто кладезь для сбора информации. Он нашёл несколько отверстий, очень хорошо спрятанных и замаскированных, заткнул их тряпками, в которые заворачивал мясо, и довольный упал на кровать. Если кто и думал за ним подсмотреть, то теперь всё, лавочка закрыта!
Желудок стягивало от голода, но Эйнар решил не ужинать в гостинице. Только не среди этих полуголых девиц! Они норовили дотронуться, прижаться или сесть на колени, в надежде получить клиента или обворовать, а если ими не интересовались, то становились бешеными, будто индюки.
Он вышел на улицу. Люди спешили на площадь, чтобы развлечься, поглазеть на танцующих медведей или выиграть безделушку. Эйнар же решил навестить старого знакомого. Мысль о том, что снова нужно пробираться сквозь толпу, вызвала отвращение, и Эйнар свернул на тихую улочку, что вилась у городской стены. Домики здесь были низкими, с небольшими окошками. За закрытыми дверями ссорились, плакали, пели пропитым фальшивым голосом. Посреди дороги валялись пьяные вусмерть мужчины, напоминая гигантских жирных червей. Некоторые умудрялись доползти до крыльца – и даже заползти на него.
Эйнар понимал, что опасность окружает его со всех сторон, но здесь, на тёмных, пустынных улицах, он чувствовал себя более расслабленным, чем в весёлой толпе на площади. Он знал, чего ожидать от любого встречного, а на празднике потеряешь бдительность – и вмиг останешься с разрезанными карманами.
Улица разветвлялась: одна уходила наверх, а другая убегала вниз, сужалась и ещё теснее прижималась к городской стене. Эйнар выбрал первую. Горожане там не валялись пьяные на дороге, а стояли на своих двоих, хохотали, пели во всё горло. Дома были повыше, с резными наличниками и выпуклыми балкончиками. Они нависали так низко, что Эйнар едва не ударился головой об один из них, когда засмотрелся на объявления на афишной тумбе.
Вскоре между домами появились растяжки из разноцветных флажков, на длинных шестах красовались знамёна, в основном белые, с изображением медведя, но встречались и символы виверов – зелёные полотна с изображением ящериц – и жёлто-красные лучи княжества Сол, и синие танцующие окуни Лимии. Эйнар остановился возле серого полотнища с изображением какого-то гигантского безглазого существа, с длинными когтями и зубами. Поговаривали, что это чудские кроты, с помощью которых горный народец роет в скалах туннели. Но никто на самом деле не видел этих загадочных животных, поэтому они обросли многочисленными слухами, домыслами и страхами. Многие люди утверждали, что их уже давно не существует, а другие склонялись к тому, будто их вообще выдумали для запугивания врагов.
Вот и нужная лавка, или «лавка чудес», как её называл Эйнар. Рядом с дверью висела вывеска с изображением трискелиона – трёх изогнутых лучей – символа искателя приключений или смертника. Так называли тех, кто охотился за редкими сокровищами. Многие люди бесследно пропадали. Кто-то даже умудрился пробраться в земли элладов и даже вернуться с карманами, полными магического стекла. Если бы несчастный сохранил рассудок, то стал бы одним из богатых людей княжества.
Эйнар толкнул дверь, и внутри зазвенел колокольчик. В лавке горел камин и пахло чем-то сладким.
Небольшое помещение было заставлено шкафами. Столько удивительных вещей лежало за стеклянными дверцами! Черепа с выгравированными узорами, украшения из голубого жемчуга, кольца, выкованные в недрах чудского королевства. Они отличались чёрным цветом и крупными блестящими камнями. Рядом со шкафом стояла напольная ваза, только в ней торчали не цветы, а диковинные перья, что переливались при свете дня. Отражение в вазе привлекло внимание. Эйнар обернулся и замер, открыв рот от удивления. На стене висели зелёные и серебристые чешуйчатые шкуры с плавниками и лапами одновременно. С каких же существ их сняли? В дальнем конце комнаты, на прилавке, стоял канделябр, и в каждом рожке горела свеча. Лавочника нигде не было видно.
– Вечер добрый! – крикнул Эйнар, оглядываясь.
Из-под прилавка вылез мужчина, невысокий, полноватый. Он напоминал хомяка: большие плоские передние зубы и отвислые щёки. Одет он был в тёмно-синий кафтан с широкой оранжевой полосой на подоле, из-под которого виднелись ярко-зелёные сапоги. Пальцы лавочника украшали кольца, совершенно не подходящие друг дружке: одни были изящными и выкованными в виде змеи или птичьей лапки, другие же украшали нелепые массивные камни размером с фалангу.
Увидев Эйнара, лавочник широко улыбнулся, обнял его.
– О, какие люди! Давно тебя не видел!
Эйнар чувствовал себя неловко и, когда его отпустили, глубоко вдохнул.
– Вечер добрый, Олех!
– Как твои дела? Как мама? Как сестра?
Эйнар отвёл глаза и выдавил, мол, всё по-старому, живём, не болеем. Продолжать разговор не хотелось, поэтому он подошёл к шкурам.
– Чьи они?
– О-о-о, это ящурорыбы, что обитают на дне озера Оре. Несколько таких тварей выкинуло на берег. Один знакомый искатель сразу понял, что я заинтересуюсь этим товаром – и доставил мне аж два экземпляра!
– Я слышал про ящурорыб, но думал, это легенды, но вот оно как оказалось! Кстати, как там мой заказ?
Олех расплылся в улыбке. Кивнул. Подошёл к двери и провернул ключ в замке.
– У меня для тебя есть кое-что получше.
Эйнар напрягся.
– Так, не надо мне ничего получше! Давай, как договаривались в прошлый раз. Без всяких сюрпризов!
– Да не волнуйся ты, – Олех приобнял Эйнар за плечи и легонько сжал.
С трудом удалось сдержать порыв, чтобы не врезать наглому лавочку между глаз. Попробует обмануть – тогда мало не покажется!
Олех залез под прилавок. Щёлкнул замок и зашуршала ткань. Поднимаясь, лавочник ударился о край столешницы, выругался, но затем посмотрел на Эйнара и поманил его к себе.
– Смотри.
На прилавке лежало что-то длинное, завёрнутое в сермягу. Эйнар нахмурился и приподнял край ткани. Дыхание перехватило, а сердце забилось быстрее. Неужели? Неужели это?…
Резким движением Эйнар откинул ткань. Перед ним лежал меч невиданной красоты и невообразимо редкий, ведь он полностью был сделан из магического элладского стекла – самого прочного материала в мире. Свет играл на тёмных гранях, будто в толще воды. Где-то он тонул в тёмно-синих, почти чёрных, водах, где-то сверкал на голубоватой поверхности, как у лёгкой прибрежной волны.
Дрожащими пальцами Эйнар провёл по клинку. Стекло было гладким и прохладным.
– Как… как вы его достали?
Олех усмехнулся.
– Неважно. Знаешь, есть люди и очень влиятельные люди, которые готовы купить его за баснословные деньги, но… – лавочник накрыл меч тканью. – Он может стать твоим.
– Как? – прошептал Эйнар.
Олех внимательно посмотрел на него, снял кольцо с пальца и принялся катать его по столешнице. На щеках расцвёл румянец, глаза нервно забегали, а на губах расплылась улыбка.
– Ну-у-у, у меня есть одно предложение… точнее, просьба… Точнее, не от меня, а от моего сына. Ему очень уж приглянулась твоя сестра…
– А когда они виделись? – Эйнар нахмурился, вспоминая. – Так это же было два года назад!
– Ну да, ну да, но с тех пор мой Томас бредит Мириам: до сих пор вспоминает её волосы, глаза, улыбку. Влюбился сынок и он….
– Он хочет на ней жениться?
– Ну да! – воскликнул Олех. – Ему уже семнадцать, пора и невесту выбирать!
Над мужчинами повисла тишина. Эйнара разрывали эмоции. С одной стороны, страстно хотелось получить этот меч. Тело дрожало от мысли прикоснуться ещё раз к стеклянному клинку, почувствовать его вес в руке, услышать песню, когда он рассекает воздух. С другой – это означало продать родную сестру против её воли. Как же поступить?
